Текст книги "За чертой"

Уильям Тревор
За чертой

Действующие лица:

Милли

Синтия

Стрейф

Декко

Мистер Молсид

Миссис Молсид

Китти

Официантка (голос на берегу)

Мужской голос

Мальчик

Девочка

Слышен гул моря: это не ласковый плеск волн и не яростное неистовство шторма. Монотонный шум прибоя в погожий день. Издалека доносятся крики чаек. На этом фоне Милли начинает свой рассказ.

Шум моря становится все глуше и постепенно совсем затихает.

Милли (от автора). На отдыхе я всегда вела дневник, писала на левой стороне тетради, а на правую наклеивала фотографии. Так дольше живут воспоминания, и хотя я не сентиментальна, приятно бывает порой перелистать страницы прошлого. К тому же мой принцип – всегда говорить правду, ни о чем не сожалея и ничего не утаивая.

Что было, то было. Я часто повторяю это, поэтому записываю все. Но в то лето я изменила своей привычке, и сегодня, вспоминая о тех днях, могу сказать, что виной всему вихрь событий, ошеломивший нас. Только впоследствии я обнаружила, что не записала тогда ни слова. И ничего не фотографировала.

Долгая пауза.

Мы всегда ездили в Ирландию в июне. Впервые мы отправились туда вчетвером, если не ошибаюсь, в 1965 году, и с тех пор каждый год проводили две недели в Гленкорн-Лодже, в графстве Антрим. «Рай земной», сказал однажды Декко, и с ним нельзя было не согласиться. Недалеко от городка Ардбиг, почти у самого моря, стоит усадьба времен Георгов. При всей величественности архитектуры здание не кажется тяжеловесным, к прибрежным скалам спускается парк, через заросли рододендронов ведет к усадьбе подъездная дорога – в Ирландии их называют аллеями. В начале шестидесятых Гленкорн-Лодж приобрела английская чета, супруги Молсиды. Они много перестраивали и достраивали, но бережно сохранили георгианский стиль усадьбы. В саду растет инжир, а в оранжереях под заботливым присмотром отца миссис Молсид, старого мистера Секстона, зреют абрикосы и персики. Молсиды привезли старика из Суррея [1]1
  Суррей – графство на юго-западе Великобритании.


[Закрыть], как и далматских догов, Чарджера и Снуза.

Это Стрейф раскопал для нас Гленкорн, наткнувшись на объявление в журнале «Леди»; в ту пору Молсиды еще нуждались в рекламе. «Что вы на это скажете?» – спросил Стрейф как-то вечером после второго роббера и прочитал объявление вслух. Мы уже съездили летом на Коста дель Соль, доверившись рекламе, и ничего хорошего из этого не вышло, кормили там просто отвратительно. «Давайте попробуем ирландский вариант», – осторожно предложил Декко. И мы решили попробовать.

Мы – это Декко, Стрейф, Синтия и я, старые партнеры по бриджу. Друзья зовут меня Милли, хотя мое настоящее имя Дороти Милсон. Декко получил свое прозвище в школе, и, пожалуй, Декко Дикин звучит недурно. Он долговязый и нескладный, но всегда безукоризненно одет. У него крючковатый длинный нос и мышиного цвета волосы, облагороженные сединой. Декко – человек состоятельный, и, постоянно встречаясь с девушками вдвое его моложе, он умудряется оставаться холостяком. Недоброжелатель сказал бы, что у Декко глуповатый смех, – может быть, но сердце у него доброе. Декко и Стрейф вместе учились, и поэтому мы зовем Стрейфа по фамилии: он майор Р. Б. Стрейф, а его полное имя – Роберт Бьюченен Стрейф. За исключением Синтии, все мы почти ровесники, нам не так давно перевалило за пятьдесят – лучшая пора жизни, как уверяет Декко. Живем мы в окрестностях Летерхеда, где жили Молсиды до того, как уехали из Суррея в Антрим. Удивительные бывают в жизни совпадения. Молсиды в Гленкорн-Лодже тоже переживают пору расцвета. Миссис Молсид со вкусом одевается, каждый день в новом, и обязательно меняет туалет к обеду. У нее гладкие седые волосы; по ее словам, она сама следит за ними; в волосах неизменная ленточка из черного бархата. Лицо умело подкрашено, руки на удивление ухожены, особенно для женщины, которой приходится возиться с цветами, составлять букеты и вообще много чего делать самой. На ногтях бледно-розовый лак, а правое запястье украшает узкий золотой браслет – свадебный подарок мужа. Мистер Молсид ростом заметно ниже супруги. Он загорелый, прямо-таки коричневый, и носит костюмы из донегольского твида.

Шум в холле Гленкорн-Лоджа. Миссис Молсид встречает прибывших гостей.

Молсид. Наконец-то, наконец-то. Тысячу раз добро пожаловать.

Миссис Молсид. Рада вновь приветствовать вас в Гленкорн-Лодже.

Милли. Как чудесно, что мы снова здесь. Какой изумительный душистый горошек! Какой аромат! Оторваться невозможно.

Молсид. Как доехали, майор?

Стрейф. Без происшествий.

Декко. Штиль. Не море, а лужа.

Миссис Молсид. На прошлой неделе эта проклятая посудина отплыла на час раньше. Несколько человек застряли на берегу в Странраре.

Стрейф (смеется). Пришлось сидеть до прилива?

Миссис Молсид. Они заработали от меня жалобу. Во вторник мы ждали двух милых старичков, а беднягам пришлось маяться в какой-то ужасной шотландской ночлежке. Чуть на тот свет не отправились.

Смеются.

Молсид (повысив голос). Артур!

Артур. Да, сэр.

Молсид, Посмотрим, какие комнаты приготовлены для вас.

Миссис Молсид. «Роза», «Герань», «Гортензия», «Фуксия».

Молсид. Артур, возьми из машины багаж и разнеси по комнатам

«Роза», «Герань», «Гортензия», «Фуксия». Артур. Слушаюсь, сэр.

Миссис Молсид (зовет). Китти! Она как раз в столовой, я знаю, она вам обрадуется. (Повысив голос.) Китти!

Декко (вслед Артуру). Я помогу тебе, Артур.

Артур. Не стоит беспокоиться, сэр, не стоит беспокоиться. Я мигом доставлю, а потом разнесу по комнатам.

Стрейф. Все в багажнике, Артур.

Артур. Понятно, сэр, понятно.

Милли (с подчеркнутой сердечностью). Здравствуй, Китти.

Китти. Добро пожаловать, мадам. Добро пожаловать, майор Стрейф, мистер Дикин. Миссис Стрейф. Вы все как будто помолодели лет на десять.

Все смеются. Когда смех смолкает, Милли говорит с глубокой искренностью.

Милли. Мы так рады, что приехали, Китти. Право же, так рады. Китти. Хорошо, что вы снова с нами, мадам.

Все затихает. Слышен шум моря.

Милли (от автора). Здесь все по-прежнему. И старушка Китти совсем не изменилась. Она служит у Молсидов давным-давно, с тех пор, когда они только начинали дело. Артур, носильщик и посыльный, в два счета разнес наш багаж по комнатам. Он уже в преклонных летах, у него обветренное лицо моряка, седые волосы коротко подстрижены. На нем всегда передник из грубого зеленого сукна и белая рубашка, под ворот которой заправлен шарф из зеленого искусственного шелка [2]2
  Зеленый, как и коричневый, – национальные цвета Ирландии.


[Закрыть]. Эту деталь придумала миссис Молсид, и надо отдать должное ее выдумке.

По-прежнему шумит море, но в комнату Милли его гул доносится приглушенно. Стук в дверь.

Милли. Войдите.

Артур. Я подумал, что это ваш кардиган, миссис Милсон. Вы забыли его на конторке в холле.

Милли. Ах, Артур, какой ты молодец. Вот спасибо. Артур. Не стоит благодарности, мадам. Милли. Сейчас поищу сумочку. Подожди минутку, Артур. У вас тут

был неспокойный год, правда? Не так ли… а?…

Слышно, как она роется в сумочке в поисках монеты.

Артур. Ничего подобного, миссис Милсон. У нас в Ардбиге всегда тихо. Вот только много хлопот было с новой пристройкой. Восемь хороших комнат, на двоих или одного, как угодно. Весь февраль и март я их красил, все в разные цвета – лиловый, сиреневый, светло-зеленый, бледно-оранжевый, светло-серый, бежевый… Премного благодарен, миссис Милсон.

Милли. Я, пожалуй, прогуляюсь перед обедом и взгляну на новую пристройку.

Артур. Я показал бы вам комнаты, когда там не будет постояльцев.

Милли. Нет, не стоит…

Артур. Мне это не трудно, миссис Милсон. Всего хорошего.

Милли. Всего хорошего.

Артур уходит. Слышно, как за ним закрывается дверь. Милли подходит к окну, смотрит на открывающийся из него вид.

Я обрадовалась, что волнения не коснулись этих мест; никогда не знаешь заранее, что тебя ждет. Мы полюбили Антрим, его долины и побережье, остров Ратлин и Тивбуллиах. В первый же наш приезд сюда нас покорила неповторимая красота этого края. Разумеется, в Англии нас считали ненормальными: по телевизору то и дело показывали беспорядки, и кто бы мог подумать, что на острове почти везде царит покой. Когда мы приезжаем сюда, гуляем по побережью или бродим по Баллиголи, мы и представить себе не можем, что где-то не утихают распри. Мы ходим на прогулки, объезжаем окрестности, покупаем твид в Кашендолле, Стрейф и Декко обязательно посвятят денек рыбной ловле, а мы с Синтией в это время бездельничаем на берегу. Разок съездим на Тропу Гигантов или в Донегол, хотя в этот день приходится встать пораньше и обедать где-нибудь по пути. Здесь мы ни разу не видели никаких стычек и не слышали рассказов о них. Правда, несколько лет назад, когда зимой атмосфера особенно накалилась, мы задумались, не подыскать ли нам что-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Но Стрейф, выразив наши общие чувства, сказал, что это было бы предательством по отношению к Молсидам и всем нашим здешним друзьям, ведь они так сердечно встречали нас столько лет. Мы решили не поддаваться панике, летом, как обычно, отправились в Антрим – и не пожалели об этом.

Шум моря, поначалу тихий, нарастает. Слышно, как волны бьются о скалы. Поднимается ветер. Когда в рокоте моря начинает слышаться что-то зловещее, все резко смолкает. Гостиная. Милли, Стрейф, Синтия и Декко играют в бридж.

Стрейф. Это же пики, Синтия.

Синтия. Что?

Стрейф. Ты пошла с пик, дорогая. У нас козыри бубны. Синтия. О господи, я не нарочно.

Декко громко смеется.

Декко. Мы не в претензии, да, Милли?

Милли. Синтия просто устала.

Синтия. Нет-нет, вовсе нет. Сыграем еще…

Стрейф. По-моему, нам пора кончать.

Декко (снова смеется). Про меня тоже не скажешь, что я свеж как огурчик.

Синтия. Мне очень жаль…

Стрейф. Не беда, дорогая, все в порядке. Выпьем на сон грядущий? Не возражаете? Синтия? Милли?

Синтия. Нет, спасибо, я не хочу.

Милли. Я бы не отказалась от шартреза. Если можно, Стрейф.

Стрейф (зовет). Артур!

Синтия. Я совсем засыпаю. Пойду лягу.

Артур. Слушаю, сэр?

Стрейф. Виски с содовой для моей персоны. Один желтый шартрез для миссис Милсон. Куантро для мистера Дикина. Так, Декко?

Декко. Совершенно верно.

Артур. Сию минуту, сэр.

Милли. Ты так и не заснула на пароходе, дорогая?

Синтия. Увы, нет. Милли. А я сразу проваливаюсь в сон. Наверное, морской воздух на меня так действует.

Стрейф. Иди отдыхать, старушка.

Синтия. Пойду, пожалуй. Спокойной ночи.

Стрейф. Спокойной ночи, старушка.

Милли. Спокойной ночи, дорогая.

Декко. Подъем в девять, Синтия. (Смеется.)

Гул голосов в гостиной стихает по мере того, как Милли, продолжает рассказ.

Милли (от автора). Кроме нас в вечерней гостиной, как ее называют Молсиды, сидела французская семья: муж, жена и две девочки; одна молодая пара, судя по всему молодожены, они явно проводили здесь медовый месяц, и Апричарды, наши соседи по столику в столовой, пожилые супруги из Гилфорда, на вид очень милые. Здесь же было еще несколько человек – приятные американцы и какой-то одинокий мужчина. Разумеется, в столовой мы видели и других отдыхающих, в июне Гленкорн-Лодж всегда полон. Мы сидели у большого окна в гостиной и смотрели на парк, где в сгущающихся сумерках скользили темные силуэты: кто-то спускался по тропинке к морю. Мы молчали, никто не промолвил ни слова по поводу усталого вида Синтии. Такое у нас неписаное правило – никогда не обсуждать друг друга. Мы – четыре игрока в бридж, и только. Наши дружеские отношения, поездки на отдых – все это продолжение нашей игры. Мы делим на четверых все: расходы на бензин, кофе и спиртное; мы даже делаем взносы за пользование машиной Стрейфа, поскольку ездим отдыхать всегда на его машине. На сей раз у него был «роувер». Стрейф, честно говоря, немного грузноват, у него рыжеватые усы и такие же волосы, в них почти не заметна седина. Он давно вышел в отставку, думаю, отчасти из-за меня, не хотел, чтобы его снова отправили за границу. Теперь он служит в министерстве обороны. Я еще не утратила привлекательности, хотя и не столь яркая женщина, как миссис Молсид; мы с ней вообще совсем разного типа. Я ни за что не позволила бы себе располнеть, если бы Стрейф не твердил, что терпеть не может худышек, похожих на мешок с костями. Я слежу за волосами и, в отличие от миссис Молсид, регулярно их крашу, иначе у них становится омерзительно пегий вид.

Мой муж Ральф умер молодым от пищевого отравления. Он предсказывал, что и в зрелом возрасте я сохраню привлекательность. В известной мере его слова оправдались. Мы с Ральфом не спешили обзаводиться детьми, я осталась бездетной. Потом встретила Стрейфа и уже не вышла замуж. Стрейф, разумеется, женат на Синтии. Я бы сказала, не боясь покривить душой или показаться злой, что Синтия на редкость невзрачная пигалица. Это не значит, что мы с Синтией не ладим или сводим счеты, – напротив, у нас прекрасные отношения. Не ладят Стрейф и Синтия, и я часто думаю, что все мы были бы гораздо счастливее, если бы Синтия вышла замуж за кого-нибудь другого, хотя бы за Декко, если допустить невозможное.

У Стрейфов двое сыновей, оба пошли в отца, и оба служат в армии. Как это ни печально, но сыновья Синтии не испытывают к бедняжке никаких чувств.

Снова слышен гул голосов в вечерней гостиной.

Артур. Прошу вас, майор.

Стрейф. Благодарю, Артур.

Поставив стаканы на стол, Артур уходит.

Декко. С добрым утречком, как говорят ирландцы.

Стрейф. Выпьем за Ирландию.

Милли. За ваше здоровье.

Стрейф. Странное ощущение должен испытывать человек, когда он здесь в одиночестве.

Пауза. Его друзья не понимают, что он хочет сказать.

Декко. Ну, тебе это не угрожает.

Стрейф. Мы же здесь всегда вместе.

Стрейф. Я говорю вон про того человека.

Декко. А-а, понятно. По-моему, он коммивояжер.

Стрейф. Упаси бог.

Декко. Скорей всего, торгует удобрениями.

Стрейф. В подобных заведениях не бывает людей такого сорта. Даже в Ирландии.

Декко. Теперь на них можно нарваться где угодно.

Стрейф. Он больше похож на строителя. Подрядчик, подыскивает земельные участки.

Их голоса смолкают.

Милли (от автора). Я не принимала участия в споре. Тот одинокий человек не показался мне интересным. Рыжеволосый, лет тридцати, в синем саржевом костюме, без галстука, воротничок рубашки расстегнут и выпущен поверх пиджака. Выглядел он, пожалуй, простовато и заметно отличался от обычной публики Гленкорн-Лоджа. В гостиной, как и в столовой, человек сидел в глубокой задумчивости, словно был поглощен сложными расчетами. В столовой перед ним лежала газета, и теперь, так и не развернутая, она покоилась на подлокотнике кресла.

Декко. Странно, он улыбнулся Синтии.

Стрейф. Синтии? Не понимаю.

Декко (громко смеется). Он вдруг поднял голову и улыбнулся, когда она проходила мимо. Сидел с таким видом, будто вообще не умеет улыбаться, и надо же, когда она проходила мимо…

Милли. Должно быть, Синтия пожелала ему доброй ночи.

Декко. Да, наверное.

К ним быстро подходит мистер Молсид.

Mолсид. Все в порядке, майор? Как устроились?

Стрейф. Превосходно, благодарю вас.

Декко. Отлично.

Милли. Куриные котлеты были бесподобны, мистер Молсид.

Молсид. В этом сезоне Макбрайд постарался разнообразить меню. Надеюсь, вам понравится, как он готовит устрицы в коньячном соусе.

Милли. Обожаю устрицы.

Стрейф. А кто это сидит вон там? Тот рыжий малый?

Молсид. Приношу свои извинения, мистер Стрейф. Виноват, он заказал номер по телефону.

Стрейф. Боже мой, вы меня не так поняли. Потрясающий парень. Мы просто полюбопытствовали.

Декко. Я предположил, что он коммивояжер, но меня подняли на смех. (Смеется.)

Молсид (запинаясь). Трудно судить о человеке, когда говоришь с ним по телефону, а тут как раз отказались от номера в пристройке. Завтра утром он уедет, но (со смешком), знаете, я кормил собак, когда он вошел в холл. При нем была одна матерчатая сумка со сломанной молнией, его подвезли наши французские друзья. Вам он, конечно, кажется странным типом?

Стрейф. Нет-нет, ничего подобного. Мы не хотели сказать ничего плохого…

Декко. Все люди разные, мистер Молсид, и будь иначе, каким скучным был бы наш старый мир. (Снова смеется.) Так говаривал мой старик. Когда в его присутствии высказывались в чей-нибудь адрес, он только покачивал головой и повторял, что все люди разные. Это-то и замечательно.

Молсид. Да, да, вы правы. Что ж, желаю вам доброй ночи. Миссис Стрейф уже поднялась к себе?

Стрейф. Да, Синтия отправилась спать.

Милли. Доброй ночи, мистер Молсид.

Декко. Доброй ночи.

Стрейф. Доброй ночи.

Все стихает, звучит голос Милли.

Милли (от автора). Вскоре и я отправилась к себе, а мужчины остались пропустить еще по одной. На отдыхе Стрейфы всегда занимают отдельные комнаты, как, впрочем, и дома. На сей раз ему отвели «Герань», ей – «Фуксию», а мне – «Розу». Скоро Стрейф заглянет ко мне. Он не бросает жену из жалости: боится, что она не сможет одна. Стрейф добрый и сентиментальный, его ничего не стоит растрогать до слез: он и представить не может, как Синтия, такая беспомощная, останется в одиночестве и ей не с кем будет словом перемолвиться. «А кроме того, – повторяет он, дурачась, – это расстроило бы нашу карточную компанию». Разумеется, я со Стрейфом никогда не говорю о Синтии и вообще об их семейной жизни, соблюдая и в этом неписаное правило нашей компании. Покончив с выпивкой и расставшись с Декко, Стрейф проскользнул ко мне в комнату. Я ждала его в постели, но, как он любит, не разделась, а только сняла платье. Он никогда не признавался в этом, но я знаю, что Синтия не поняла бы его и не стала бы ему потакать. Мой покойный муж тоже осудил бы меня. Бедный Ральф был бы просто шокирован.

В комнату доносится негромкий шум моря.

Окно было распахнуто, мы лежали рядом, в блаженной неге.

Шум моря; волны, поначалу слабые, бьют все сильнее, и вот уже все сливается в один нескончаемый рев. В рокоте моря и завывании ветра все более отчетливо выделяется то, что придает им такое зловещее звучание: это вопль человеческой боли. Мужчина кричит и стонет. Он захлебывается, словно идет ко дну. Женский голос, полный ужаса, несколько раз кричит: «Нет!» Все внезапно стихает.

Утро. Поют птицы. Слышно звяканье посуды. Завтрак на террасе Гленкорн-Лоджа. Декко рассказывает ирландский анекдот.

Декко. Дело было… поздним вечером, и, само собой, он порядком набрался. Ну вот, позвонил он жене предупредить, что задерживается, и узнал про себя немало интересного.

Милли. Налить кофе?

Стрейф. Спасибо, Милли.

Декко (заплетающимся языком, с грубым ирландским выговором). «Господи, да как же отсюда выбраться? Кругом одно стекло». Постоял минутку, размышляя о такой незадаче, а потом снял трубку и набрал 999. «Чем можем быть полезны?» – спрашивают его. «Ей-богу, не знаю, – говорит он. – Я застрял в телефонной будке. Не могли бы вы мне подсказать, где здесь выход?» «Чем можем быть полезны, сэр?» – повторяет телефонистка. «Да я же тебе толкую, дорогуша. Я зашел в телефонную будку позвонить жене, а теперь не могу отсюда выбраться». – «Куда вы стоите лицом, сэр? Повернитесь к, аппарату, и дверь будет у вас за спиной».

Декко громко смеется. Стрейф шуршит газетой.

Милли. Еще кофе, Синтия? Синтия. Да, спасибо.

Стрейф снова шуршит газетой. Читает вслух.

Стрейф. «Ожидается солнечная, сухая погода». Что ж, прекрасно.

Милли. Это обнадеживает, не то что в прошлом году.

Декко. Короче, пришлось выслать полицейский наряд. «Меня, верно, снаружи заперли, – заявил наш герой. – Извините, что побеспокоил, шеф».

Декко смеется. Женщины вежливо присоединяются к нему, но без большого энтузиазма.

Стрейф. Мы собирались с утра прогуляться в Ардбиг, дорогая. Нам нужно договориться с Генри О'Райлли о рыбалке.

Синтия. Я посижу в саду.

Милли. Бедняжка, ты еще не отошла после дороги.

Синтия. Нет, я чудесно выспалась. Просто я с удовольствием побуду в саду, посмотрю, какой он в этом году. Почитаю вон в том уголке, где магнолии.

Декко. Бедная ты наша глупышка.

Синтия. Я прекрасно проведу время.

Стрейф. Вы же знаете, Синтия любит побездельничать.

Все стихает.

Милли (от автора). Я всегда считала, что Синтия чересчур много читает. Порой она откладывала книгу и застывала с такой меланхолией во взоре, что всякому понятно – от чтения ей один вред. Ничего страшного, скажете вы, просто у Синтии богатое воображение. Не скрою, ее начитанность нередко помогала нам в наших путешествиях: за многие годы Синтия проштудировала десятки путеводителей по Ирландии. «Вот с этих скал гарнизон сбросил ирландцев в море», – сообщила она нам, когда мы проезжали мимо на машине. «Эти скалы называются Девами», – просветила она нас в другой раз. Благодаря Синтии мы побывали в таких местах, о существовании которых и не подозревали: в башне Гаррон на мысе Гаррон, в мавзолее в Бонамарги, на скале Дьявола. Синтия просто переполнена сведениями по истории Ирландии. Она читает все подряд: биографии и автобиографии, пухлые труды о долгих веках кровопролитных сражений и политической борьбы. Какой бы городок или деревушку мы ни проезжали, Синтия обязательно что-нибудь рассказывала. Что греха таить, мы не всегда воздавали должное ее эрудиции, но Синтия не обижалась, похоже, ей было безразлично, слушаем мы ее или нет. Кстати говоря, не будь она такой тряпкой, ее супружеская жизнь сложилась бы куда благополучнее и сыновья уважали бы ее.

С этого момента рассказ Милли сопровождается шумом моря.

Покончив с завтраком, мы оставили Синтию в саду, а сами спустились к берегу, усыпанному галькой. Я была в брюках и блузке, на спину накинула кардиган, завязав спереди рукава, – на случай, если похолодает. Все обновки я купила, собираясь в поездку, и подобрала все в оранжевой гамме.

Стрейф одевается во что попало, Синтия совсем не следит за ним. Помню, в то утро на нем были бесформенные вельветовые брюки – в таких мужчины обычно возятся в саду – и темно-синий трикотажный свитер. Декко вырядился как на модной картинке: светло-зеленый льняной костюм с модной отделкой на карманах, ворот темно-бордовой рубашки распахнут, и виден медальон на тонкой золотой цепочке. Идти по гальке было довольно трудно, и мы шагали молча, но когда начался песок, Декко рассказал очередной ирландский анекдот, а потом заговорил о девице по имени Джульетта, которая перед самым нашим отъездом из Суррея без обиняков предложила ему жениться на ней.

Слышен шум прибоя и шарканье ног. С первыми словами Декко звуки становятся глуше.

Декко. Я обещал на досуге обдумать ее предложение.

Стрейф. Отправь ей телеграмму из Ардбига. Скажем, такую: «Все еще думаю».

Декко смеется.

Милли. Тебе давно пора жениться, Декко.

Стрейф. Посылай ей такую телеграмму через каждые два дня.

Декко и Стрейф весело смеются, точно школьники.

Декко. А помнишь, какую телеграмму Трайв Мейджор послал Каусу?

Стрейф. Еще бы мне не помнить, черт побери.

Декко. Понимаешь, о чем мы, Милли? Помнишь старого А. Д. Каули-Стаббса, язву и женоненавистника? Трайв Мейджор – вот кто любил всех разыгрывать – отправил ему такую телеграмму: «Милый сожалею три месяца прошли Ровена». По четвергам Каус собирал у себя вечером любимчиков на чашку кофе. Сидят они кружком, рассуждают о Софокле, и вдруг стук в дверь. «Входите!» – заорал, как обычно, Каус. «Вам телеграмма, сэр», – объявил Трайв, ухитрившись перехватить ее у посыльного. Каус прочитал и побелел как полотно.

Стрейф. Я был там в тот вечер. Старый бродяга так и рухнул в кресло. Помню, Уоррингтон П. Дж. взял телеграмму и пробежал ее глазами. Потом он оправдывался: подумал, мол, что кто-то умер, хотя, честно говоря, я не вижу логики. А Трайв Мейджор стоял себе как ни в чем не бывало.

Декко. Уоррингтон П. Дж…

Стрейф. Уоррингтон не удержался и расхохотался. Потом он получил за это нагоняй и рассыпался перед Каусом в извинениях. Как нарочно, остальные тоже захихикали, так как телеграмма пошла по кругу.

Декко. Знаешь, Милли, Ровена, по прозвищу Велосипед, служила у Кауса, и два семестра назад он ее рассчитал.

Стрейф. Все и вправду поверили, будто Каули-Стаббс завел шашни с Ровеной Велосипедом. Через несколько лет даже поговаривали, что ребенок, которого усыновила жена нашего тренера по боксу, на самом деле дитя их загадочной любви. Ты слышал об этом, Декко?

Декко. Конечно, слышал. Мне рассказал Трайв Мейджор и еще уверял, будто он сам пустил слух через своего младшего брата.

Стрейф. Трайв мстил бедному Каусу из-за настольной лампы, Милли. Каус столкнул ее, когда лупил Трайва, а счет послал его отцу.

Декко. Под тем предлогом, что если бы Трайв не отстранился, чтобы избежать тумаков, то ничего бы не случилось.

Оба смеются, и Милли присоединяется к их веселью, хотя и довольно сдержанно. В то же время возникает сначала едва различимый шум моря. Снова доносятся чьи-то отчаянные стоны. Женщина несколько раз в ужасе кричит: «Нет!» Раздаются четыре револьверных выстрела. Медленно стихает разбушевавшееся море. Теперь слышится только ласковый плеск волн. Вдалеке звучат голоса детей, их едва слышно за шумом прибоя.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)

Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.

Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.

Девочка (умоляюще). Отзовись. Прошу тебя, отзовись.

Мальчик. Я же тут, совсем рядом.

Возникает шум моря. Слышно, как утопающий стонет и захлебывается. Эти звуки стихают по мере того, как говорит Милли.

Милли (от автора). Мне никогда не надоедает слушать, как Декко и Стрейф вспоминают школьные годы и своего воспитателя, старину Кауса. Правда, их юмор грубоват. До самого Ардбига Стрейф уговаривал Декко регулярно отправлять телеграммы той девушке по имени Джульетта, причем одного и того же содержания: мол, он все еще размышляет, жениться ли на ней. Иногда Декко смеется, запрокинув голову, и в такие моменты он напоминает мне одну австралийскую птицу, я видела ее по телевизору в фильме о животных. Но он старый верный друг Стрейфа, и за это ему можно многое простить. Странная вещь человеческая память. Мне никогда не забыть, как в то утро мы шли по берегу моря в Ардбиг. Мы так хорошо понимали друг друга, так от души смеялись, шутили, вспоминая школьные годы и телеграммы, и все трое были счастливы. В Ардбиге мы выпили кофе, потом мужчины отправились навестить своего дружка Генри О'Райлли и договориться с ним о рыбалке. Мы и думать забыли про Синтию, в этом у меня не было сомнений. Она осталась в укромном уголке среди магнолий, там, где ей нравилось сидеть и читать, она сама нам так сказала. Но теперь я понимаю, что мы поступили неосторожно: как всегда, углубившись в книгу, она дала волю своему дурацкому воображению.

Вновь плещутся волны. И вновь слышны голоса детей.

Мальчик. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.

Девочка. Так в кино говорят.

Мальчик. В кино целуются.

Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».

Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся.

Девочка. Ия люблю тебя.

Гул прибоя становится громче, и голоса тонут в нем. Все постепенно стихает, когда начинает звучать голос Милли.

Милли (от автора). Я купила открытки с видами залива в Ардбиге, скалистых утесов у Глеякорна, маяка на побережье и Скалы Воина. Еще я купила дешевенькие брелоки из болотного дуба и миленькую фаянсовую масленку, а может, это была пепельница. Такие безделушки я привожу миссис Суон, моей приходящей прислуге, и дарю разные мелочи ее внукам. Я поболтала с мистером Хэмиллом, мы с ним уже не первый год знакомы. Он рассказал мне все местные новости, рассказал о том, что его двоюродный брат, хозяин гаража, разорился и теперь занялся грибами, а другой брат собирается купить молочную ферму. Я спустилась к заливу, где рыбаки выгружали улов. Подошли Стрейф и Декко после встречи с Генри О'Райлли; тот, само собой разумеется, захотел непременно распить с ними по стаканчику виски. Несколько лет назад акула откусила Генри О'Райлли правую руку, но он поразительно ловко управляется с помощью крючка. Как и большинство местных жителей, он страдает, на мой взгляд, чрезмерным пристрастием к виски. Стрейф и Декко уже побывали на почте и отправили телеграмму. На обратном пути, когда мы брели по песчаному берегу, разговор опять зашел о телеграммах и, конечно, о том, как Трайв Мейджор подшутил над А. Д. Каули-Стаббсом. Я была не против, пусть себе веселятся. Стрейф вспомнил, что Ровена, которую ославил их школьный дружок, действительно оказалась в интересном положении после того, как ей оказал внимание хозяин местного бара. Шутник на удивление ловко связал случайные факты: беременность прислуги, усыновление ребенка женой тренера, женоненавистничество Каули-Стаббса – и использовал в своих целях, не беспокоясь об истине. Когда я сказала об этом, мне объяснили, что Трайв Мейджор был феноменальный плут, и я вполне могу в это поверить. Ходили слухи, что он в конце концов осел где-то в Африке управляющим сомнительной фирмы почтовых заказов. Мы долго веселились по этому поводу и по поводу телеграммы, которую вскоре получит девушка по имени Джульетта. В прекрасном настроении мы поднимались по скалистым тропинкам к лужайкам перед отелем.

Слышны шаги людей, медленно поднимающихся в гору. Издали доносится крик Китти. Она бежит навстречу.

Китти. Майор Стрейф! Майор Стрейф!

Трое, уже на лужайке, останавливаются.

Стрейф. Что там стряслось?

Китти (еще издали). Майор! Миссис Милсон!

Задыхаясь, подбегает Китти. Ей трудно говорить.

Милли. Отдышись, Китти. И успокойся.

Китти. Там миссис Стрейф. (У нее снова перехватывает дыхание.) Ей плохо, майор.

Милли (от автора). В отеле был страшный переполох. Синтия сидела на стуле в холле. У мистера Молсида было мертвенно-серое лицо, его жена в небесно-голубом платье как-то вся сникла. Она ушла, оставив нас в холле, и мистер Молсид не успел объяснить нам, что же произошло, – его срочно позвали к телефону. Через приоткрытую дверь их конторы я увидела на письменном столе стакан виски или бренди, к нему потянулась рука в золотом браслете. Нам и в голову не могло прийти, что всему виной тот мужчина, на которого мы обратили внимание накануне вечером.

Синтия. Он хотел поговорить со мной, и больше ничего. Мы сидели у магнолий.

Милли. Дорогая, тебе надо пойти к себе и лечь.

Стрейф. Да-да, пойдем, дорогая.

Стрейф берет жену за руку. Все четверо идут через холл к лестнице. Слышно, как в конторе мистер Молсид говорит по телефону.

Молсид. Алло, да-да, Молсид слушает…

Синтия. Я не могла его остановить. Он все говорил и говорил, с половины одиннадцатого до начала первого. Ему нужно было излить душу.

Они поднимаются по лестнице. Все стихает.

Милли (от автора). Мне показалось, что Стрейф и Декко думают то же, что и я: этот рыжий тип пристал к Синтии со своими откровениями и как бы невзначай положил ей руку на колено. Вместо того чтобы встать и уйти, Синтия продолжала сидеть, не то в смущении, не то лишившись дара речи; как бы там ни было, она растерялась. Все кончилось истерикой. Воображаю, как она с воплями бежала по лужайке к отелю, а потом подняла шум в холле. Мне казалось, что Стрейф и Декко думают то же самое.