Текст книги "Оборотни"

Уитли Стрибер
Оборотни

Верховный судья:

Раз уж все улажено, то впредь

ведите себя смирно —

не будите спящего волка.

В. Шекспир. «Генрих IV», часть II, акт I

Глава 1

Брошенные автомобили в Бруклине свозят на специальный пункт сбора на Фаутин-авеню, рядом с городской свалкой. Оба этих примечательных места фигурируют на карте города как якобы расположенные в «парке весеннего ручья» – в Спринг Крик Парк. Впрочем, на самом деле нет там никакой весны, ни ручья да и парка тоже.

Как правило, в этом отстойнике для автомобилей царит безмолвие. Его лишь изредка нарушают псы, рыскающие там и сям и порой схлестывающиеся между собой, да чайки, крикливо суетящиеся над зловонными кучами мусора.

Полицейские из бригады, занимающиеся автомобилями, наведываются сюда, чтобы пометить те из них, которые намечается пустить под пресс, и не считают этот уголок опасным.

Вся их работа состоит в том, чтобы поставить жирный белый знак "X" на самых убогих развалюхах и снять их «Поляроидом» на тот случай, если вдруг объявятся владельцы и им потребуется доказывать полную непригодность этих машин.

Никому из бригады и в голову не пришло бы, что можно себя угробить, занимаясь подобным делом. Посему Хьюго Ди Фалько и Денни Хоулиген рассмеялись бы в лицо любому, кто сказал бы, что им осталось жить всего три минуты после того, как они в первый раз услышали позади себя неясный шум.

– Что это? – спросил Хоулиген.

Он явно скучал и был бы не прочь всадить пулю в какую-нибудь крысу.

– Какой-то звук.

– Браво. Полный блеск. Именно так я бы и ответил.

Оба рассмеялись. Но звук повторился: отрывистое ворчание, завершившееся на довольно высокой дрожащей ноте. Копы переглянулись.

– Похоже на то, как голосит мой брат, стоя под душем, – пошутил Ди Фалько.

Внезапно еле слышный шепот обступил их со всех сторон. Поняв, что окружены, полицейские забеспокоились.

Нечто медленно пробралось между двумя каркасами машин и очутилось прямо перед ними. Они не испугались, но почувствовали опасность. Ди Фалько, как это и раньше бывало в подобные минуты, вспомнил любимую присказку жены: «Вдвоем оно сильнее».

Хоулиген весь взъерошился, по спине пробежала дрожь.

– Не двигайся, приятель, – шепнул Ди Фалько.

– Сзади подступили другие, старина.

Они переговаривались тихо, спокойно, как пристало профессионалам, приступившим к действиям. Они медленно сблизились, коснувшись друг друга плечами. Копы знали, что сейчас один из них должен будет обернуться, а другой продолжит наблюдение, подстраховывая и его сторону. Договариваться на этот счет нужды не было: за время совместной работы они хорошо отработали эту тактику.

Ди Фалько стал поворачиваться, потянувшись к револьверу. В этом и была его ошибка.

Полицейские не успели даже вскрикнуть. Хоулиген отчетливо видел, как сузились зрачки у его напарника, но повернуться не сумел, так как дикая боль обожгла ему горло. Он судорожно втягивал в себя воздух, захлебываясь собственной булькающей кровью.

Руку Ди Фалько, едва успевшую коснуться столь знакомой ему деревянной насечки на рукоятке служебного револьвера, яростно рвануло назад. Затуманенное сознание еще отреагировало на какие-то молниеносно перемещавшиеся тени, затем что-то взорвалось в его груди, выплеснувшись кровавым фонтаном. Он все еще думал, что защищает горло, а тело уже, надломившись, осело на землю. Затем его поглотил мрак.

Напавшие действовали стремительно; молодость жертв их нервировала. Мгновенно разорвав в клочья одежду, они взломали обнажившиеся грудные клетки, вырвали внутренности и выели все нежные части тела. Все остальное бросили.

Не прошло и пяти минут, как все было кончено. Вдавленные в грязь, лежали два опустошенных и истерзанных тела, годных лишь на потребу местным стервятникам.

До самой зари трупы осаждали крысы.

В течение четырнадцати часов обоих копов считали «отсутствующими». Факт вызывал скорее удивление – настолько это было не похоже на ребят. Но, с другой стороны, что могло приключиться с двумя классными полицейскими на пункте сбора невостребованных машин? Ответить на этот вопрос не представлялось возможным до завершения начавшегося розыска. Все, занимавшиеся этим вопросом, еще не подозревали, что в мире только что стало на одну угрозу больше и для осознания этого им потребуется немало времени. А пока четверо копов тщательно прочесывали отстойник в поисках каких-либо следов.

«Самое худшее, если они просто заснули в одной из этих треклятых тачек». Каждый про себя надеялся, что отсутствующие где-то загуляли или затеяли что-то в этом духе. Уж лучше исходить из подобной перспективы, чем предполагать наихудшее.

Внезапно один из поисковиков закричал так странно, что трое остальных окаменели.

– Сюда, – позвал молодой коллега голосом человека, находившегося в шоке.

– Держись, парень.

Они все вместе пошли к тому месту, откуда доносились крики. Первый из подошедших увидел, что тот буквально рухнул на одну из машин.

Трое полицейских постарше выругались.

– Надо срочно сообщить в Центр! Позвоните в криминалку! Оцепить место! О, Боже!

Вся система полицейской связи заработала на полную катушку. Через десять минут после поступления тревожного сигнала в наполовину пустом зале криминальной бригады Бруклина зазвонил телефон. Трубку сняла детектив Бекки Нефф.

– Нефф, – звучно пророкотал старший детектив. – Вы вместе с Уилсоном прикомандировываетесь к расследованию происшествия в 75-м округе.

– Это где?

– На свалке, что на Фаунтин-авеню. Убиты двое полицейских; нанесение увечий, наверняка сексуальное насилие и каннибализм. Поживей отправляйтесь на место.

Трубку повесили.

– Эй, Джордж, просыпайся. Нас посылают на дело, – процедила Нефф. – Скверная история. Двух копов убили и съели.

Она еще не пришла в себя от услышанного: нанесение увечий, каннибализм? Черт возьми, что произошло?

Уилсон, который провел два изнурительных часа за бумажками, отвалившись с креслом к стене, качнулся вперед и поднялся на ноги.

– Поехали. Где это?

– Свалка на Фаунтин-авеню 75-го округа.

– Довольно пустынный уголок. – Он покачал головой. – На ребят, должно быть, напали внезапно.

Они спустились и пошли к голубому «Понтиаку» Бекки Нефф. Та пристроила сбоку съемную «мигалку», села за руль, выехала со стоянки и вклинилась в плотный поток движущихся по Бруклину автомашин. Уилсон включил радио, потом посмотрел на бортовой щиток.

– Давай с сиреной! – сказал он, нажимая на включавшую ее клавишу.

Стрелка бортовых часов пробежала почти полный круг, прежде чем они приблизились к месту назначения. Это был типичный для Нью-Йорка округ. Здесь проживало около сотни тысяч горожан, которые считались ни особо богатыми, ни особо бедными, а соотношение белых, негров и пуэрториканцев было довольно сбалансированным.

О такого типа кварталах никогда не писали газеты; полицейские в этих местах делали прочную и продолжительную карьеру, умудряясь за время оной ни разу не выстрелить в какого-нибудь типа. Это был не тот район, где их могли пристукнуть, тем более изувечить и сожрать.

Они свернули на Фаунтин-авеню. Вдали в мрачном свете осеннего дня прерывисто прорезался свет – должно быть, от фар официальных автомобилей, припаркованных при въезде в отстойник. Место преступления. И учитывая количество стоявших вдоль улицы машин, можно было наверняка утверждать, что 75-й скоро обретет известность.

– У меня впечатление, что этот случай выведет на психопата, – сказала Нефф.

Излагая какую-нибудь свою версию перед Уилсоном, она всегда очень тщательно подбирала слова. Дурацкие идеи обладали способностью делать его желчным, он не терпел людей менее компетентных, чем он сам. Иными словами, он не выносил почти никого из полицейских. Сам он, несомненно, был лучшим детективом уголовной полиции. Может быть, даже наилучшим во всем Нью-Йорке. Но одновременно был ленив и обладал массой недостатков.

Было бы большим упрощением сказать, что они испытывали взаимную неприязнь: нет, они просто-напросто ненавидели друг друга, а если и проявляли взаимное уважение, то только скрепя сердце. Нефф считала Уилсона пещерным шовинистом и возмущалась тем, что он заставлял ее заниматься канцелярской работой. Уилсон же, со своей стороны, рассматривал Нефф как женщину-выскочку, приблудившуюся к его профессии, где наличие особ женского пола являлось по меньшей мере ошибкой.

Оба отличные сыскари, они продолжали держаться друг друга. Нефф не могла не восхищаться работой своего партнера, а он был вынужден согласиться с тем, что она являлась одним из немногих полицейских, способных с ним соперничать.

Нельзя было сбрасывать со счетов того обстоятельства, что Нефф было всего тридцать четыре года, и она совсем недурно выглядела. Уилсон же был закоренелым холостяком далеко за пятьдесят и по мужской привлекательности не превосходил холодильник (имея к тому же размеры и форму оного). С самого начала Бекки подметила, что нравилась ему, и немного на этом играла, будучи убеждена, что продвижение по службе важнее, чем флирт – или отсутствие такового – со своим начальником. Но тот не предпринимал в этом направлении никаких усилий. Дик, муж Бекки, тоже служил в полиции, был капитаном бригады по борьбе с наркотиками, а Уилсон никогда не позволил бы себе заводить шашни с женой коллеги.

– Давай-ка, лапочка, сначала взглянем на то, что там, – пробурчал Уилсон. – О том, что здесь произошло, никому ничего не известно.

Бекки остановила свой «Понтиак» в ряду официальных машин и вытащила из сумочки складной зонтик. Она открыла его, фыркнув вслед Уилсону, заковылявшему прямо по грязи, упорно игнорируя житейские удобства.

Делая вид, что она вообще с ним не знакома, Бекки прошла к прожекторам, освещавшим место преступления.

Как только она увидела эту бойню, то сразу же решила, что тут случай особый. От ужаса она вся покрылась испариной. Взглянув на Уилсона, Бекки отметила, что даже у этого непробиваемого профессионала расширились глаза.

– Боже мой, – сказал он. – Кто же это так?

– Неизвестно, господин детектив.

Капитан округа сам подошел к Уилсону, признав тем самым его авторитет в силу возраста и известности. Он бросил взгляд и на Бекки, считавшуюся одним из самых стоящих полицейских в Нью-Йорке.

Набрав побольше воздуха, она присела рядом с трупами, в то время как Уилсон все еще не мог оправиться от шока. Каждая частичка тела заклинала Бекки немедленно бежать и как можно дальше от этого невыразимого ужаса. И все же, несмотря ни на что, она осталась: осмотрела раны, внимательно изучила переломанные кости, темные ошметки кожи, которые, казалось, отсвечивали в лучах прожекторов, установленных сотрудниками криминалки.

– Где судебно-медицинский эксперт? – спросил Уилсон у нее за спиной.

Кто-то ему ответил. Уилсон так и не подошел; она знала, что он не сделает этого, поскольку его желудок не вынесет подобного зрелища. Сжав зубы, чтобы не стошнило, она продолжала осмотр, мысленно отмечая любую деталь необычного характера: длинные царапины и отметки на костях со всей очевидностью показывали, что их глодали.

– Ясно, что их обглодали крысы, – сказала она, стараясь говорить предельно спокойно. – Однако вот эти отметины явно глубже других, и, значит, здесь было и что-то другое. Может быть, собаки?

– Болтающиеся здесь одичавшие псы – мелкая дохлятина, – ответил ей капитан.

– Сколько времени прошло с момента исчезновения этих людей и до того, как вы приступили к поискам? – спросил его Уилсон.

Такой вопрос ставили в случае небрежного отношения к своим обязанностям, а не на месте преступления.

– Нам это нужно для дела, – пояснил Уилсон, чуть сбавив тон.

– В таком случае спросите у судебно-медицинского эксперта, когда наступила смерть. Мы обнаружили их тела два часа назад. А сосчитать вы сумеете сами.

Капитан отвернулся, и Бекки проследила за его взглядом: он наблюдал за вертолетом, летевшим над Атлантикой и быстро увеличивавшимся в размерах. Вертолет, принадлежавший полиции, вскоре оказался над ними и, оглушая шумом ротора, сделал несколько кругов, выбирая место для посадки.

– Это комиссар вместе с шефом, – сказал Уилсон. – Они, видимо, договорились с прессой.

В то время как главный детектив и комиссар выходили из вертолета, судебно-медицинский эксперт, прикрыв голову от дождя газетой, направился в сторону полицейских, шлепая прямо по грязи.

– Смотри-ка, сам Эванс, – отметил Уилсон. – За двадцать лет службы ни разу не видел, чтобы он высунул нос наружу. Рад, что он здесь.

Эванс был старшим судебно-медицинским экспертом Нью-Йорка.

– Что вы думаете об этом? – спросил он их, даже не приступив еще к осмотру трупов.

– Учитывая состояние, в котором они находятся, будет нелегко установить причину смерти, – ответил Уилсон.

Эванс согласно кивнул головой.

– Ребята из криминалки закончили свои дела?

Да, те уже сделали все необходимое, а это означало, что теперь можно дотрагиваться до тел. Медик натянул черные резиновые перчатки и наклонился. Он настолько углубился в свою работу, что даже не заметил, как подошли крупные полицейские шишки.

Когда Эванс поднялся, на его лице читалось большое смятение.

– Ничего, совершенно ничего не понимаю, – медленно произнес он. – Смерть наступила… от когтей и клыков, присущих животным. Но остается необъяснимым вопрос: почему парни не оказали сопротивления?

– Они даже не выхватили револьверы, – сказала сквозь пересохшие губы Бекки.

Этот факт был одним из первых, который она отметила по прибытии.

– Возможно, причина смерти в чем-то другом, доктор, – вступил в разговор Уилсон. – Я хочу сказать, что, может быть, их сначала убили и только потом настал черед животных. Местные полицейские говорят, что здесь водятся крысы, чайки и даже несколько бездомных собак.

Медик скривился.

– Посмотрим, что даст вскрытие. Не исключено, что вы и правы. Но, судя по первому впечатлению, смерть произошла именно от этих ран.

Сотрудники из криминальной бригады делали фотографии, снимали отпечатки пальцев и лазали по окрестностям в поисках малейших следов. Они изготовили слепки с многочисленных отпечатков лап, сохранившихся в грязи.

Молчание прервал капитан округа.

– Вы утверждаете, что ребят загрызли одичавшие собаки, а они даже не выхватили револьвера! Но это же невозможно! Это же совсем мелкие твари. Они не представляют никакой опасности. – Он обвел присутствовавших взглядом. – Разве кто-нибудь из вас слышал о собаках, которые кого-нибудь лишили жизни в этом городе, хотя бы раз?

Старший детектив и комиссар, кутавшиеся под зонтиками в мешковатые плащи, подошли поближе. Все хранили молчание, никто не пожал им руки.

– Располагайте всем, что потребуется, для раскрытия этого дела, – оповестил комиссар, ни к кому прямо не обращаясь.

– Обнаружили ли какой-нибудь след? – спросил он, обернувшись к Уилсону.

– Ничего.

– Пока создается впечатление, что им перегрызли горло, – сказал медэксперт. – Однако до вскрытия утверждать что-либо наверняка мы не можем.

– Гипотеза о собаках несостоятельна, – пробормотал Уилсон.

– Я никогда этого не утверждал, – вспылил Эванс. – Все, что я сказал, так это то, что смерть, вероятно, наступила от ранений на горле, вызванных клыками и когтями. Я совершенно не разбираюсь в собаках и не собираюсь развлекаться предположениями на их счет.

– Спасибо, доктор Эванс, – ответил уязвленный Уилсон, так как, хотя он и уважал его, тот, тем не менее, не входил в число его немногочисленных друзей.

Комиссар долго рассматривал трупы полицейских.

– Прикройте их, – приказал он наконец. – Унесите. Пойдемте, Герб. Пусть люди работают.

Судебно-медицинский эксперт все еще не мог успокоиться после перепалки с Уилсоном.

– Если это были собаки, – осторожно сказал он, – то они должны были бы весить по 30 – 40 килограммов, а возможно, и больше. Кроме того, важен и фактор быстроты. Они должны были бы обладать молниеносной реакцией.

– А при чем тут быстрота? – спросила Бекки.

– Посмотрите на правое запястье Ди Фалько. Оно разорвано. Он явно вынимал револьвер как раз в тот момент, когда ему вцепились в руку. Это доказывает, что агрессор был чертовски проворен, независимо от того, кем он является.

Бекки сразу же вспомнила о собаках, с которыми иногда работал ее муж в бригаде по борьбе с наркотиками.

– Это полицейские собаки, – сказала она. – Вы только что описали манеру поведения полицейских собак.

Медик передернул плечами.

– Я описываю состояние этих парней. А найти тех, кто все это учинил в таком виде, – это уж ваша забота. Ваша и Его Превосходительства.

– Помолчите, Эванс, – сказал Уилсон.

Бекки сделала вид, что не обращает внимания на своего коллегу, – она привыкла к его причудам.

– Если бы удалось установить, что эту резню устроили полицейские собаки, – сказала она, – это значительно сузило бы круг поисков. Большинство из них не убивают людей.

– Если славный доктор говорит, что они способны на… это, то вы влепите прямо в десятку. Давай-ка наведаемся к Тому Рилкеру. Пусть он просветит нас по этому вопросу.

Рилкер занимался в департаменте подготовкой служебных собак.

Вернувшись в машину, Уилсон начал припоминать случаи с собаками-убийцами.

– В октябре 1961 года в Квинсе овчарка загрызла прохожего. Животное не проходило дрессировки. Похоже, это была случайность. Я как раз занимался этим делом. Всегда думал, что там что-то нечисто, но так и не смог выйти хотя бы на малейший след. В июле 1970 года со складов Виллертон Драг Компани в Лонг-Айленд-Сити сбегает немецкая овчарка и убивает семнадцатилетнего юношу. Еще один несчастный случай. Единственное убийство, в отношении которого было показано, что оно произошло с использованием собаки, имело место в апреле 1975 года, когда три немецких овчарки разорвали бродягу по имени Биг Рой Гернер. Вот и весь мой список инцидентов с песиками. А нет ли чего-либо у тебя?

– С тех пор как я работаю в полиции, ни о чем подобном не припоминаю. Конечно, я слышала об этой истории с Гернером. Мой муж постоянно работает с псами, – сказала она. – Иногда он имеет дело с полицейскими собаками, но чаще всего с ищейками. Он утверждает, что они – его самое лучшее оружие.

– Да, я слышал об этих животных. Обычно, помимо обучения на выявление всякой дряни, их всех тренируют также и на убийство. Мне кое-что рассказывали в этой связи.

– Что именно?

Она нахмурилась.

– Да ничего конкретного. Лишь то, что эти твари порой так возбуждаются, что практически готовы растерзать типа, у которого они унюхали немного наркотика… иногда. Но думаю, что твой муж все это тебе уже разъяснил.

– Прекрати, Уилсон. Так и будем продолжать в этом духе? Мой муж мне никогда не говорил о собаках, которые убивают перевозчиков наркотиков. И если тебе угодно знать, все, что ты тут нагородил, звучит на редкость фальшиво. Давай оставим в покое все эти истории. Я много слышала о Томе Рилкере. Дик его очень уважает. Он считает, что тот способен научить собаку ходить по проволоке.

Томас Д. Рилкер был лицом гражданским и работал одновременно с нью-йоркской полицией, ФБР и таможней. Заключал он контракты и в частном порядке. Он был очень компетентным человеком в своей области. Пожалуй, самым компетентным в Нью-Йорке. Может быть, даже во всем мире. Его специальностью было развитие у собак чутья. Он натаскивал их на поиск наркотиков, оружия, табака, алкоголя и вообще всего, что потребуется. Чаще всего его питомцев использовали бригада по борьбе с наркотиками и таможня. С их появлением в технике поиска в этих службах произошел настоящий переворот, и количество наркотиков, проходивших транзитом через нью-йоркский порт, намного уменьшилось.

Глава 2

Том Рилкер внимательно вглядывался в полученные от детективов фото. Бекки Нефф читала на его лице удивление, даже страх. Она впервые видела Рилкера и поразилась, что он такой пожилой – что-то около семидесяти пяти лет. По рассказам мужа, она представляла его молодым. А тут – венчик седых, слегка свалявшихся как шерсть волос, слегка подрагивавшая правая рука, державшая фото, внезапно насупившиеся седые брови, которые подчеркивали его замешательство.

– Но это же невозможно, – наконец выдавил он из себя.

Услышав голос Рилкера, никак не соответствовавший его возрасту, Бекки мгновенно поняла, почему ее муж изображал собаковода моложе его лет.

– В это невозможно поверить.

– Почему? – спросил Уилсон.

– Видите ли, подобное могла сделать только дрессированная собака. Господи! Да ведь им же все кишки выпотрошили! Собаку можно научить убивать, но чтобы сделать такое, понадобилось бы очень, очень усердно ее натаскивать.

– И все же это возможно?

– Не исключено, если удастся одновременно подобрать и добротную породу, и ее безупречного представителя. Но трудно. Кроме того, собаке понадобился бы объект… кто-то из людей, чтобы убедиться, что она правильно усвоила поставленную задачу.

– А если ее просто держать впроголодь?

– Тогда она стала бы терзать тело… извините, миссис, может быть, вам неприятно все это слышать…

– Ничего, – успокоила его Бекки. – Вы сказали, что в этом случае собака стала бы терзать тело?

– Вот именно, и ни в коем случае не выгрызать человеческие внутренности. Они не едят их даже в диком состоянии. – Покачав головой, он показал на слепки следов лап. – А других нет?

– Какого размера животному соответствуют эти следы? – задал вопрос Уилсон.

Бекки отметила, что вопросы ее шефа становились все более настырными; он, видимо, почувствовал, что фото жертв ввергли Рилкера в громадное напряжение. Его лицо побагровело, по лбу пробежала струйка пота. Он продолжал дергать головой, словно пытаясь откинуть назад непокорную прядь волос. Дрожание рук заметно усилилось.

– Это должен быть настоящий монстр. Громадный, стремительный и достаточно сообразительный, чтобы пройти такого рода обучение. Тут не всякая порода подойдет.

– А какая все же может сгодиться?

– Что-то близкое к дикому состоянию – эскимосские собаки или немецкие овчарки. Выбор невелик. Должен признаться вам, что за всю свою жизнь не встречал собак, способных натворить подобное. Думаю, что…

Он подхватил один из слепков и стал внимательно его рассматривать, затем, повернув настольную лампу, вгляделся в него при ярком освещении.

– Вы знаете, это не собачьи следы.

– А чьи же?

– Понятия не имею. Все это весьма странно.

– Почему?

Том Рилкер, чуть помолчав, продолжил с явно деланным спокойствием:

– Рисунок на следах схож с тем, что оставили бы руки и ноги человека. И в то же время это, несомненно, отпечатки лап.

– То есть вы хотите сказать, другого вида животных?

– Сожалею, но они не соответствуют следам ни одного из известных животных. В сущности, они не соотносятся ни с чем. Да, ни с чем, о чем бы я слышал за пятьдесят лет работы по этой тематике.

Бекки мысленно смирилась с тем, что станет потом объектом насмешек со стороны Уилсона, но произнести это слово было просто необходимо.

– А оборотни?

К ее великому изумлению, Рилкер ответил не сразу.

– Не думаю, что эти твари существуют, – осторожно заметил он.

– И все же…

Рилкер натянуто улыбнулся. Бекки понимала, что он ведет себя предельно честно. Она не могла также не видеть, что Уилсон ликовал и еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Господин Рилкер, я совершенно не верю в оборотней, – заявила Бекки. – И совершенно искренне хотела бы выяснить, верите ли в них вы?

– С какой стати?

– А потому что в этом случае мы не сможем относиться серьезно к вашим словам. Вы слывете видным экспертом, но ставите перед нами очень щекотливую проблему.

– Щекотливую? В каком смысле?

Вмешался Уилсон, насмешливо обращаясь… но не к ней, а к Рилкеру:

– А в таком. С одной стороны, нам следует исходить из посылки, что двух вооруженных полицейских загрызли какие-то животные. Так. Ситуация сама по себе уже не простая. С другой стороны, мы равным образом вынуждены предположить, что это – животные неизвестного вида. Дело осложняется еще больше. А сейчас в довершение всего мы должны признать, что эти неведомые животные-людоеды спокойно расхаживают по Бруклину и никто даже не подозревает об их существовании. Вот в ЭТО я поверить не могу.

Бекки лихорадочно размышляла: такое новое видение вопроса в чем-то затемняло расследование, но в каких-то, и не в самых несущественных, моментах проясняло его.

– Если это так, то медлить нельзя. Ведь в Бруклине многолюдно!

– Довольно, Бекки! Пошли отсюда! Мы теряем время.

– Минуточку, детектив. Мне не нравится ваш тон. – Рилкер, поднявшись, размахивал под носом у Уилсона одним из слепков. – Я никогда не слышал о подобных отпечатках. Ни у одного животного, даже у обезьян, нет таких лап. Я вот о чем подумал… – Он нервно схватился за телефон. – Я позвоню своему другу из Музея естественной истории. Он вам подтвердит, что эти следы не принадлежат ни одному из известных представителей животного мира. Вы столкнулись с чем-то абсолютно неведомым, я уверен в этом.

У Бекки сжалось сердце. Уилсон взвинтил Рилкера: тот, неловко набирая номер, перешел на крик.

– Возможно, для подобных вам копов-шустриков мое мнение ничего не значит, но этот парень из музея – эксперт экстракласса. И он разъяснит таким болванам, как вы, что я прав!

Уилсон решительно двинулся к двери.

– Нам эти музеи ни к чему, – проворчал он.

Бекки последовала за ним, захватив фото, но оставив слепки, поскольку Рилкер, казалось, никак не желал с ними расставаться. Дверь с грохотом захлопнулась за полицейскими. Было слышно, как Рилкер что-то пронзительно кричал, а затем вдруг умолк.

– Надеюсь, что его не хватит инфаркт из-за нас, – насмешливо заметила Бекки, очутившись на улице.

– Ты правильно поступила, девочка. Если бы ты не заговорила об оборотнях, он ничего бы не выложил нам.

* * *

Служба главного судебно-медицинского эксперта находилась в сверкающем стеклянными стенами высотном здании напротив госпиталя Бельвю. В сущности, это был целый завод судебной медицины, прекрасно оборудованный и обеспеченный самыми немыслимыми химическими препаратами, необходимыми для вскрытия. В какой-то мере здесь «озвучивали» трупы… и они действительно выкладывали все, что могли. Большой мастер своего дела, шеф службы, используя имевшиеся средства, раскрыл здесь не одно убийство. В суде на первом плане фигурировали кончики волос, капельки слюны и частицы лака, обнаруженного под ногтями. Однажды сумели представить в качестве доказательства даже следы ваксы, найденной на теле женщины, забитой ногами.

Главный судмедэксперт блистал в такого рода делах. Если в принципе хоть какой-то след можно было обнаружить, он непременно его находил. Сейчас он вместе с ассистентами готовился осмотреть тела, сантиметр за сантиметром, ничего не оставляя на волю случая. Но почему-то опять возник этот страх…

Вдруг дежурная громко выкликнула фамилию Уилсона.

– В чем дело?

– Тут есть кое-что для вас, – загремел ее голос. – Позвоните Андервуду.

Он сделал это из кабинета Эванса и переговорил со старшим детективом. Разговор длился с минуту и со стороны Уилсона свелся к серии реплик типа: «да – согласен, да – договорились, да – конечно».

– Он просто хотел сообщить, что отныне мы с тобой преобразованы в спецгруппу, работающую под его непосредственным началом, и что все силы и средства департамента – в нашем распоряжении. Мы также переселяемся в кабинет в центральное здание полиции в Манхэттене.

– Вот это мило! У нас будет полный карт-бланш, пока сохраняется его влияние, а комиссар будет торчать в своей башне из слоновой кости.

Уилсон хмыкнул.

– Послушай, пока это дело остается выигрышным, все паразиты – от нашей полиции до болгарских спецслужб – попытаются наложить на него лапу. Но будь спокойна. Если мы ничего не обнаружим, то быстренько окажемся предоставленными самим себе.

– Пора идти на вскрытие. Нет сил больше ждать.

В ее голосе чувствовалась горечь: реплика Уилсона слишком точно отражала ситуацию.

– Ладно, вампир, идем.

Они пошли в прозекторскую.

– А я-то думал, что посторонние приходят сюда только по приглашению, – проворчал Эванс. От него пахло химическим мылом, с перчаток что-то капало. Он шел в операционный блок. – А может, специально для вас двоих в правилах сделали исключение?

– А ведь это он нас так приглашает! Ну до чего же любезен!

– Обычно вы присутствуете на банальных вскрытиях, которыми я не занимаюсь, чтобы не терять времени. Сегодня вы можете пройти, если желаете, но предупреждаю, что зрелище будет не из приятных. Да и запашок в зале тот еще.

О Боже! Тела обоих копов лежали на белоснежных столах под беспощадным светом неоновых ламп. Ничто не напоминало бестолковой суеты отстойника на Фаунтин-авеню, здесь все блестело и царил образцовый порядок. Его нарушали лишь трупы с откровенными следами насилия и всем ужасом совершенного преступления.

Особенно потрясла Бекки степень изувеченности. Все говорило о немыслимо зверском нападении. Но было в этом и нечто успокаивающее: на такое животные не были способны. Слишком чудовищно, чтобы не быть делом рук человеческих.

– Лаборатория не обнаружила ровным счетом ничего, кроме шерстинок собак и крыс, а также птичьих перьев, – тихо произнес Эванс. Он напоминал результаты обследования, проведенного на месте происшествия. – Не выявлено также никаких, не принадлежавших жертвам, предметов.

– Хорошо, – прокомментировал Уилсон.

Но вступление Эванса произвело на него громадное впечатление. Новости были не из добрых.

Эванс повернулся к Бекки.

– Сейчас приступим к вскрытию. Не считаете ли вы, что было бы лучше вывести отсюда Уилсона?

– Этого делать нельзя. Наверняка найдем что-нибудь интересное, – ответила она.

– Детектив Уилсон, я не желаю повторения того свинства, что имело место в деле Кюстен.

– Я уйду, если почувствую себя неважно, – сказал он. – Но не раньше. Вы же знаете, что мы обязаны присутствовать при вскрытии.

– Я пытался помочь вам, сделать как лучше.

Эванс начал срезать скальпелем образцы тканей. Его ассистент отделял от них на соседнем столе небольшие участки и относил в лабораторию. Вскрытие продвигалось быстро: к сожалению, материала для работы было не так уж много.

– В первую очередь мы стремимся обнаружить следы отравления, удушения или любой другой признак более правдоподобной смерти, – пояснял по ходу Эванс. – Вас это устраивает?

– Вполне.

– Отлично, об этом нам расскажут анализы. Смотрите! – Он показал заостренный белый зуб. – Он застрял в разорванном запястье жертвы. Вы понимаете, что это значит… куда это ведет?

– Конечно, получается, что парень был еще жив, когда ему впились в руку. Иначе клык не сломался бы в его теле.

– Вот именно! И это подтверждает, что в момент нападения собак он находился в полном здравии.

Воцарилось долгое молчание. Уилсон весь как-то съежился. Он казался еще меньше ростом, еще более квадратным, чем раньше. Бекки чувствовала, как в ней нарастает ощущение бессилия. По мере того, как из отдельных поначалу не очень ясных элементов постепенно выстраивалась общая картина, возникали всякого рода осложнения, и не самым меньшим из них была реакция людской толпы. Как поступают люди, когда они сталкиваются с подобными вещами? В их повседневные будни вдруг вторгается самый опасный из всех видов страха – ужас неизвестности. И если это неизвестное доказало свою способность убить двух ловких и хорошо вооруженных полицейских, то простой смертный не успеет и молитву сотворить.