Текст книги "Оборотни"

– Я чувствую себя хорошо. Не знаю, что это на меня нашло.

– Казалось, что ты под гипнозом, – сказал он.

И вновь в ней зазвучали эти дикие, чудовищные, похожие на рычание звуки. Она исходила потом. Затем по спине пробежала холодная дрожь; Бекки вновь и вновь видела, как поднимается по ступеням, всем существом воспринимая жуткую угрозу, нависшую над ней; перед ней вновь промелькнули образы изувеченных, обескровленных тел, раздробленные кости и черепа.

Она зажала рот рукой, отчаянно пытаясь не закричать, не дать захлестнуть себя ужасу.

Уилсон придвинулся к ней, обнял, ее голова прижалась к его широкой груди, она спрятала лицо в душистую теплоту его старой, не очень ухоженной белой сорочки; Бекки смутно чувствовала, что он целует ее волосы, ухо, шею, и поднявшаяся в ней волна спокойствия погребла под собой разразившуюся панику.

– Что это со мной? – недоуменно спросила она. От нахлынувших эмоций ее голос стал неузнаваем. – Чего мы там избежали?

– Понятия не имею, Бекки, но, думаю, что в наших интересах выяснить это. Давай поменяемся местами. Машину поведу я.

Она сумела скрыть свое удивление. За все годы, что они работали вместе, это случилось впервые.

– Я, видимо, потеряла голову, – сказала она, пересаживаясь на место, где обычно сидел Уилсон. – Это было выше моих сил.

– Нет, дело не в этом. Ты просто переволновалась, вот и все. Но знаешь, тебе не следовало бы так нервничать. Опасность угрожала мне, а не тебе.

– Тебе? Но ведь это меня завлекали наверх.

– Для того, чтобы отделить от меня.

– Чего ты мелешь? Ты мужчина, гораздо сильнее меня. Ты не очень-то легкая для них добыча.

– Я слышал шорохи на лестнице, в другом конце коридора. Так дышат, истекая слюной, собаки, которым невтерпеж утолить голод.

Ее напугал тон его голоса. Она не могла удержаться от нервного смешка, и Уилсон от неожиданности даже вздрогнул. Он краем глаза взглянул на нее и тронулся в путь.

– Ты меня извини, но я считаю, что как добычу тебя они восприняли бы в самую ПОСЛЕДНЮЮ очередь.

– Почему?

– Видишь ли, они пожирают свои жертвы, так ведь? Только ради этого они их и убивают. Они сожрали всех, кого им удалось подловить. Пожилых, наркоманов, двух копов в грязном, совершенно изолированном от мира уголке. Слабых и бедолаг. А я наилучшим образом отвечаю их критериям: я старше возрастом, если бы им удалось удалить тебя, я бы остался один. И они почти сумели завлечь тебя наверх. Тебе когда-нибудь приходилось охотиться?

– Нет, ни разу в жизни. Я не люблю это занятие.

– Так вот, когда я был молодым, то вместе с отцом ходил на сохатого. Дело было на Севере. Иногда приходилось идти по следу несколько дней кряду. Как-то летом мы шли за одним целую неделю. Наконец настигли: старый огромный лось, который был ранен и шел, спотыкаясь. В самый раз для пули. Никогда не забуду того, что случилось. Мы уже приготовились к стрельбе, как неожиданно из окружавшей нас чащи высыпала стая волков. Не обращая на нас никакого внимания, они подтянулись к середине поляны, где стоял старый сохатый. Отец выругался сквозь зубы: эти волки сейчас спугнут нашу добычу. Ничего подобного. Громадина лось просто наклонил им навстречу рогатую голову и ограничился тем, что шумно задышал. Они сблизились. Лось перестал щипать траву и пристально смотрел на них. Это казалось невероятным. Эти мерзавцы-волки виляли хвостами! И тогда старикан лось взревел, а они набросились на него. Они перегрызли ему горло и добили его. Мы как завороженные стояли на месте. Все происходило так, как если бы обе стороны соглашались на эту резню. Между ними – волками и сохатым – было полное согласие. Он выбился из сил, а им было нужно мясо. И поэтому он не сопротивлялся. А ведь лесные волки – это тощие и некрупные звери. Они похожи на немецких овчарок. С виду они не способны загрызть взрослого сохатого. И они действительно не в состоянии справиться со взрослым самцом-сохатым, за исключением того случая, когда тот согласен на это.

– Ну и что ты хочешь сказать этой своей историей?

– А вот что: тот сохатый – это я. Я не боялся, хотя и знал, что они спускались с лестницы. Если бы они подошли поближе, думаю, что с моим видавшим виды бренным телом было бы все кончено.

– Но ты же не хотел, чтобы они тебя убили! Мы же не животные, у нас силен инстинкт самосохранения.

– Я не знаю, что в тот момент происходило с моей головой.

По тому, как он произнес эти слова, по его громкому, срывающемуся голосу она поняла, что другой на его месте расплакался бы.

– Я знаю только одно, – добавил он, – что если бы они подобрались еще ближе, я не уверен, что попытался бы их остановить.

Глава 4

Бекки внезапно очнулась от беспокойного сна. Она интуитивно уловила какой-то посторонний звук, хотя слышалось лишь завывание ветра да легкий шорох стучавшихся в окно снежинок. На потолке отсвечивали уличные фонари. Вдали с грохотом спускался по Второй авеню грузовик.

Стрелки показывали 3 часа 15 минут. Она проспала четыре часа. Смутно припомнился сон – фонтан крови, ощущение нависшей угрозы. Возможно, именно это ее и разбудило. Размеренное дыхание спавшего рядом Дика успокоило. Если бы и на самом деле раздался какой-нибудь непривычный шум, он разбудил бы и его.

– Дик, – шепнула она.

Он не отозвался. Видно, позвала слишком тихо. Но повторять не хотелось. Она приподнялась на локте, чтобы взять пачку сигарет на ночном столике, и кровь застыла в ее жилах. На потолке явственно проступала чья-то тень. Она видела, как та медленно перемещалась. Казалось, кто-то неуклюже ползет по балкону. Она подумала, закрыта ли раздвижная стеклянная дверь? Этого она не знала.

* * *

Неожиданно в памяти возникли обезображенные лица Ди Фалько и Хоулигена. Она вновь увидела, как они лежат в грязи, устремив в небо остекленевшие глаза. Бекки подумала и о Майке О’Доннелле, слепом старике, нелепо погибшем в ночи.

Интересно, на что похожи их убийцы? Ей пришли на ум волки, но, возможно, она ошибалась. Бекки знала, что волки никогда не нападают на человека. Они не более опасны, чем собаки. Их интересуют лишь сохатые да олени. А людей они боятся даже больше, чем те их.

Кто-то коротко всхрапнул на балконе, и это отвлекло ее от собственных мыслей. Она вздрогнула. То было рычание, еле слышное и неразборчивое. Они были там! Они добились невозможного – обнаружили ее. Освоив ее запах в Бронксе, они пошли по следу. Теперь охота шла на нее!

Бекки оцепенела, не в силах вымолвить ни слова. Ее охватил ужас, тот самый, когда разум покидает тело и бродит в каком-то вполне определенном, но чужом мире. Она осознавала это. С трудом придя в себя, она лихорадочно затрясла мужа за плечо, настойчиво повторяя шепотом его имя.

– Что такое…

– Тихо. Кто-то там прячется снаружи.

Он бесшумно вытащил из ночного столика револьвер. И только тогда она догадалась сделать то же самое. Оружие в руке придало ей уверенности.

– На балконе, – выдохнула она.

Дик рывком поднялся и подскочил к двери. Он действовал быстро – отдернул шторы и вышел на балкон. Никого не было. Он повернулся в ее сторону, и по его тени она видела, как он недоуменно пожал плечами.

– Ничего нет.

– Но там что-то было.

Дик вернулся и прилег рядом.

– Дорогая, ты никак не можешь выбросить из головы эти убийства, не правда ли?

Нежность, прозвучавшая в его голосе, глубоко отозвалась в ней, но лишь усилила чувство одиночества. Ей так захотелось прижаться к нему, но она подавила это желание.

– Дик, это странная история.

– Не бери в голову, дорогая. Всего лишь одна из многих.

Его замечание разозлило Бекки.

– Ты меня не критикуй. Если бы ты занимался подобными преступлениями, ты почувствовал бы то же самое… при условии оставаться честным с самим собой.

– Ну положим, я бы головы от этого не потерял.

– А я и не теряю!

Он снисходительно рассмеялся. Солидный, твердокаменный полицейский и его нежная супруга!

– Реагируй на все поспокойнее, малышка, – сказал он, натягивая одеяло на голову. – Если что не так, выпей валиум.

Она заснула, все еще в гневе.

* * *

– А я тебе повторяю, Джордж, уж я-то знаю, черт побери, что видела его.

Уилсон взглянул в окошко из матового стекла. Им выделили кабинет, находившийся в ведении южного дивизиона уголовного розыска Манхэттена, но никаких заданий за ними не закрепили.

– Все же это трудно принять за чистую монету. Шестнадцать этажей – это тебе не шутка.

Он умоляюще взглянул на нее – нужно было, чтобы она ошибалась, в противном случае, это означало, что они натолкнулись на силу с совершенно непредсказуемой реакцией.

– Я видела его и ничего другого сказать не могу. И даже если ты мне не веришь, это не мешает нам принять меры предосторожности.

– Может, да, а может, нет. Мы несколько больше будем знать о том, с чем имеем дело, если поговорим с этим типом.

– Что за тип?

– Тот, кому Том Рилкер отдал слепки. Ты помнишь, кто такой Том Рилкер?

– Конечно, это неотесанный собачник.

– Так вот, те слепки со следов, что мы оставили у него в кабинете, он передал другому мужлану и тот хочет с нами встретиться. Возможно, от него мы и узнаем, что ты видела.

– Довольно необычный способ сообщать мне новости.

И когда же мы увидимся с этим гением?

– В 10 часов 30 минут в Музее естественной истории. Это чучельник или что-то в этом роде.

Они ехали молча. Тот простой факт, что они продолжали расследование именно в этом направлении, свидетельствовал об их бессилии. Но они, по крайней мере, хоть что-то делали. Это все же лучше, чем просто убивать время, сидя в кабинете. А оно в этой истории, видимо, играло крайне важную роль.

Рабочие залы музея их поразили. Они очутились среди множества стеллажей, на которых были навалены кости, коробки, доверху заполненные перьями, клювами птиц, черепами; на столах и в ящиках сгрудились различные животные, в разной стадии воссоздания. Здесь царил полнейший беспорядок: куча банок с клеем и краской, множество различных инструментов. Внезапно, откуда-то из-за ящика, набитого чучелами сов, вынырнул молодой, высокого роста мужчина в рабочей блузе.

– Это я. Карл Фергюсон, – зычно заявил он бодрым тоном. – Мы готовим выставку о птицах Северной Америки. Но, само собой разумеется, я пригласил вас не ради нее.

Его лицо на какой-то миг застыло, но тут же расплылось в новой улыбке.

– Пройдемте в мой кабинет, мне надо вам кое-что показать.

Это стояло на куске пластика на его рабочем столе.

– Вы видели что-нибудь подобное?

– Это что за штуковина?

– Эту модель я создал на основе слепков, переданных мне Томом Рилкером. Те следы оставили лапы, очень похожие на эти.

– Господи! У них такой…

– Смертоносный вид. Это точно сказано. Опасное оружие. В сущности, один из самых эффективных естественных видов оружия, которые мне когда-либо доводилось видеть. – Он поднял макет. – Эти пальцы ног со столь длинными сочленениями способны захватывать предметы… и думаю, что очень ловко. Когти втягиваются вовнутрь. Это просто замечательно, совершенно необычно. – Он покачал головой. – Всего лишь один недостаток.

– Какой?

– Этого не существует в природе. Подобная мутация слишком безукоризненна. Безупречна. Если бы речь шла о единичном случае мутации, можно было бы принять это как исключение, но на слепках отпечатки пяти или шести животных. Несомненно существует целая стая. – Он повертел в руках гипсовый муляж. – Против подобного предположения можно делать ставки один к миллионам… даже к триллионам.

– И все же это не невозможно?

Фергюсон протянул модель Уилсону. Тот, однако, ограничился тем, что осмотрел ее, не дотрагиваясь.

– Доказательство перед вами. И я хочу знать больше о существах, оставивших эти следы. Негодник Рилкер так ничего мне и не рассказал. Поэтому я и попросил вас прийти. Не хочу быть замешанным в ваши дела, но говорю откровенно, что это меня интригует.

Уилсон с издевкой улыбнулся.

– Интригует! – воскликнул он. – До чего очаровательно. Мы все «заинтригованы». Но помочь вам не в силах. Вы нам сообщили намного больше того, что мы знали до сих пор. Вы единственный, кто в состоянии ответить на вопросы, которые мы сами себе задаем.

Вид у ученого был удивленный и даже немного грустный. Он снял очки, плюхнулся в кресло и поставил гипсовую модель на письменный стол.

– Вы меня глубоко разочаровываете. Я надеялся, что вы знаете больше. Но мне кажется, что вы не отдаете себе отчета в том, что я абсолютно не в курсе дела. Где обнаружены эти отпечатки?

– В одном месте.

– Послушай, Джордж. Не стоит темнить. Слепки сделаны с отпечатков следов, оставленных на месте убийства Ди Фалько и Хоулигена в Бруклине.

– Вы говорите о двух полицейских?

– Именно. Следы окружали тела убитых.

– И что было предпринято?

– Ровным счетом ничего, – рявкнул Уилсон. – В настоящее время дело официально закрыто.

– Вы представляете себе, что такое когти грозного убийцы?

Он произнес эти слова так, как будто изрекал великую истину.

– Мы знаем, что это такое, – терпеливо ответила Бекки. В памяти вновь промелькнули лица погибших.

Доктор ушел в себя. Его руки повисли как плети вдоль туловища, голова упала. Бекки уже имела дела с таким типом стрессовой реакции. Обычно она наступала у тех, кто только что побывал на грани смерти.

– Сколько человек погибло? – спросил он.

– Насколько нам известно, пятеро, – ответил Уилсон.

– Вероятно, их было больше, – глухо добавил Фергюсон. – И даже наверняка намного больше, если верно то, что я предполагаю.

– То есть?

Он насупился.

– Послушайте, если все это – розыгрыш и вся эта история с отпечатками чей-то трюк, я останусь с носом. Это подорвет мою репутацию. И неизвестно, что в таком случае будет со мной. Точнее, я догадываюсь: быть мне преподавателем в лицее где-нибудь у черта на куличках и без какого-либо ученого звания. – Он покачал головой. – Отнюдь не блестящая для меня перспектива.

– Но вы же не диссертацию защищаете, а разговариваете в доверительном порядке с двумя детективами полиции города Нью-Йорка. Это далеко не одно и то же.

– В общем-то верно. Может, я и преувеличиваю.

– Тогда изложите нам свою теорию. Ради Бога, ПОМОГИТЕ нам.

Уилсон так взвинтил голос, что шум в соседнем рабочем зале внезапно стих.

– Извините, – сказал он тише. – Кажется, я немного нервничаю. Но коллега и я, только мы подозреваем, с чем столкнулись. И нам пришлось перенести тяжелые минуты.

Вмешалась Бекки.

– Эти существа не довольствуются тем, что убивают. Они охотятся. Несколько дней тому назад они чуть не накрыли нас в одном из зданий Бронкса. Они спрятались на верхних этажах. Кто-то из них попытался заманить меня в ловушку, сымитировав плач ребенка, в то время, как остальные…

– …остальные устроили облаву на меня. Они пытались нас разобщить.

– И я думаю, что это опять они проникли прошлой ночью на балкон моей квартиры.

Полицейские выпалили это на одном дыхании, движимые желанием не чувствовать себя больше в таком одиночестве. Фергюсон смотрел на них, содрогаясь от ужаса, как будто видел на них клеймо отверженных.

– Вы, безусловно, ошибаетесь. Эти существа не могут быть настолько проницательны.

Бекки от удивления даже зажмурилась – только сейчас до нее дошло: они были не просто убийцами, но обладали еще и разумом! Да еще каким, раз уж они устроили засаду на лестнице и выследили ее квартиру! Для этого им нужно было разобраться в том, кто их враг, и осознать необходимость его уничтожения до того, как тот раскроет факт их существования другим.

Уилсон, словно лунатик, поднял руку, потрогал щеку.

– Я тоже, доктор Фергюсон, начинаю приходить к выводу, что они наделены разумом. И не так уж важно, что вы думаете на этот счет, факты есть факты. Знаете что… Я готов поспорить, что вчера они даже не смылись оттуда. Если они действительно соображают, то умеют и прятаться. Они знают также, что для них это жизненно важно.

– Ну что ж, это в общих чертах и есть та теория, которую я не хотел излагать по известным вам мотивам. Совершенно необходимо, чтобы вы достали мне череп или голову. Тогда я смогу оценить их умственный потенциал. Но не беспокойтесь, я уверен, что мы все равно более развиты в интеллектуальном отношении, чем они.

– Доктор, на что была бы способна шимпанзе, если бы обладала собачьими органами чувств?

– На убийство… О Боже, я понял, к чему вы клоните. Если у них очень развиты органы чувств, то им нет необходимости иметь наш уровень интеллекта, чтобы превзойти нас. Это, без сомнения, правильно! Такое сочетание органов чувств собаки с мозгом примата очень смущает…

– Больше того!

– Что вы имеете в виду?

– Черт подери, я думал, что она вам все объяснила, ведь они устроили охоту на нее!

– Но я по-прежнему ничем не могу вам помочь, пока не получу больше информации. Не буду же я продолжать нагромождать гипотезы, рискуя попасть в печать. И к тому же защита общества – это ваша работа. Так оберегайте его! Я интересуюсь сугубо научными проблемами. Вам надо всего лишь достать мне голову. Если хотите, чтобы я нашел решение проблемы, приволоките мне ее.

Уилсон смотрел исподлобья, опустив плечи.

– Ха, это на нас-то рассчитывать! Принести ему голову… Вы не хуже нас знаете, что это невозможно. Никому еще не удавалось поймать ни одной этой твари. Скажите, если исходить из максимального темпа их эволюции, как долго они существуют?

– Самое большее – и это почти невозможно – порядка 10 000 лет.

– Значит, с конца предыстории, и после этого вы хотите, чтобы мы отловили одного из них! Пойдемте отсюда, детектив Нефф, нам есть чем заняться.

Он поднялся и пошел к выходу.

– Я бы хотела кое-что добавить, – сказала Бекки с порога, – всего один момент, над которым советую вам задуматься. Если они следят за нами, то теперь, вероятно, знают и о нашей с вами встрече.

И она в свою очередь вышла, оставив остолбеневшего от ее слов ученого.

Они пересекли почти безлюдный музей и добрались до машины. Уилсон не проронил ни слова.

– До чего глупо было разболтать обо всем этому кретину! Все равно он нам не поверит, с какого бы боку мы к нему ни подступались, – сказал он уже в машине.

– Не уверена. Все же было бы совсем неплохо заполучить в союзники доктора физиологии. Вообрази, что будет, если этот тип запросится к Андервуду, чтобы сообщить ему, что у нас немного поехала крыша.

– Ну уж нет, Бекки. На это он не пойдет. – Он немного помолчал. – А потом, может, у нас с тобой галлюцинации. Вдруг все, что было прошлой ночью, мы выдумали?

– Мы?

– Я тоже одного видел. – Бекки показалось, что он признался в этом через силу. – За мной наблюдали, что-то пряталось на запасной лестнице, когда я возвращался в мои обширные апартаменты. Оказалось, пес с дьявольски странным взглядом. Я видел его лишь мельком. Он мгновенно исчез. Я никогда не встречал животного с таким свирепым выражением морды. И вообще, никто в жизни на меня так не смотрел, за исключением одного маньяка, которого я застукал. Тот же взгляд. Ублюдок пытался полоснуть меня бритвой.

– Почему ты раньше не сказал мне об этом?

– Я все надеялся, что это плод моего воображения. Мне думается, Бекки, что нам обоим немного не по себе.

– Джордж, так трудно поверить в происходящее. Такое впечатление, что я в глубоком сне. Все это слишком нереально.

– Такое бывало и раньше. Даже легенды сложены на этот счет.

Она с нетерпением ждала, что он разовьет эту тему, но он, вероятно, не видел в этом необходимости. До чего похоже на него!

– Ну и что? Что ты затеваешь?

– Я все думал… Помнишь, что ты сказала Рилкеру об оборотнях? Ты была недалека от истины.

– Это же смехотворно.

– Не совсем. Утверждают, что они существуют с древнейших времен. Если они действительно настолько умны, как мы думаем, то люди раньше, несомненно, принимали оборотня за человека, маскировавшегося под волка.

– Но тогда что же случилось потом? Почему угасли легенды?

Он уперся коленями в перчаточник и откинулся на сиденье.

– Понимаешь, раньше их хищнические действия бросались в глаза, потому что людей было мало. Когда же население возросло, они переключились на одиночек, всеми забытых и на обломки общества, то есть на тех, чье исчезновение проходило незамеченным. В этом смысле они типичные хищники – нападают только на слабых.

Продолжая вести машину, она искоса взглянула на него.

– Я считаю, это чертовски интересная мысль, – сказала Бекки. – Но отнюдь не доброе известие ни для тебя, ни для меня.

– Ну разве не возмутительно! Никто нам не верит! – продолжил Уилсон. – Эти существа живут охотой на нас, а мы даже при всем желании не можем оповестить об этом. – Он вытер вспотевшее лицо. – За исключением, может быть, Рилкера и Эванса. А также Фергюсона, если он перестанет чрезмерно заботиться о том, что пишут в «Новостях науки». Нужно обязательно убедить Рилкера и Эванса… Боже мой, чихал я на их решения; я просто хочу, чтобы они знали, в какой мы очутились опасности и чтобы они нам помогли!

* * *

Нелегко было отыскать этих двух человек, которых они решили устранить. Они хорошо прочувствовали их запах, когда те вошли в здание, где стая устроила себе кормежку. Они заметили их машину, когда она отъезжала, и вновь их увидели несколькими днями позже, на сей раз очень далеко от Манхэттена, по направлению к океану. Они были вынуждены проявлять терпение. Они шли за самцом по улицам, и в конце концов вышли на его берлогу. Они установили и женщину, уловив ее запах в доме, где много чего происходило. Они следили за ней до тех пор, пока не выявили ее квартиру с балконом.

Это не было праведной охотой, но убить обоих было совершенно необходимо. Если известие об их существовании широко распространится, то от этого пострадает весь их биологический вид. Сначала начнут травить многочисленные стаи, разбросанные по городам, затем возьмутся за окраины и, наконец, покончат со всеми остальными. Пусть уж лучше человек ничего не знает о них. Если эти бесчисленные орды людей узнают, сколько стай кормится за их счет, их реакция будет беспощадной. Человек должен остаться в неведении.

Во всех случаях, когда кто-нибудь из людей проникал в их тайну, его было необходимо уничтожить. Так было всегда: то был первый закон проявления осторожности ради выживания. Уже давно они совершенно беспрепятственно рыскали по всему свету и процветали. Человечество так расплодилось, что количество их кланов увеличилось. Их было по нескольку в каждом городе. Когда кто-нибудь случайно на них натыкался, их принимали за стаю одичавших собак. Охотились они обычно ночью. Днем спали в столь тщательно скрытых от постороннего глаза местах – в подвалах, в покинутых зданиях, – что обнаружить их было невозможно. Проблем с собаками тоже не было. Те воспринимали их запах как элемент близкой им городской жизни, и их не трогали.

Но этих двух людей требовалось устранить обязательно: иначе они всем расскажут, что в самом чреве городов притаилась смерть.

Они преследовали их вплоть до серого высотного здания в нижней части Манхэттена. Когда те вышли из него и расстались, стая разбилась на две группы.

Обнаружить берлогу мужчины труда не составило. Она находилась на первом этаже в помещении с не очень крепкими внешними дверями и с подвалом, куда можно было легко проникнуть. Но комната, где он проживал, была закрыта на ключ и забаррикадирована изнутри. Окна были забраны решетками. То была настоящая крепость, исходившая страхом. Даже дымоход был давно перекрыт. Какую жалость вызывал человек, живущий в состоянии постоянного ужаса, проводивший ночи напролет, сидя в кресле и притушив свет! Подобное существо само притягивало к себе смерть, и стая сгорала от желания убить его не только потому, что он был опасен, но и потому, что уже вполне созрел как добыча.

Они нашли способ застать его врасплох.

Женщина, однако, жила в высотном здании на самом верху. Как правило, они не были сильны в лазании по стенам, но некоторые из них довольно ловко справлялись с этим. Один из таких верхолазов начал восхождение – с этажа на этаж, с балкона на балкон, – помогая себе передними лапами. Остальные, спрятавшись в полутемном проходе, дожидались его возвращения. Им не терпелось излить в звучном вопле свою радость по поводу проявления такого героизма и преданности своему виду. Но они молчали. Впрочем, столь громко выражать свои чувства не было никакого резона: тот, кто одолевал сейчас фасад, вдыхал ароматное благоухание уважения и ликования, исходившее на расстоянии от тех, кто остался далеко внизу.

Влекомый запахом женщины, он поднимался все выше и выше. Им двигало страстное желание добраться до нее, почувствовать, как ее кровь вливается в его глотку, отведать ее тела, жить ее смертью и убедиться наконец в том, что его близкие теперь вне опасности. Стая гордилась его ловкостью, и он был счастлив доказать свое мастерство.

Добравшись до ее балкона, он стал двигаться максимально осторожно. Но у него не получилось. Одним из когтей он царапнул по стеклянной двери, когда пытался открыть ее замок. Для него этот звук был словно набат колокола. Но уловила ли она его?

Его органы чувств подсказали ему, что женщина уже не спала, а испытывала жуткий испуг. Проклятая самка, значит, она услышала! Он медленно отошел от двери. Она знала, что он здесь, снаружи. Ее дыхание участилось. Она была объята таким ужасом, что ему захотелось убить ее, лишь бы помочь ей от него избавиться, хотя, по их критериям, она не была еще настолько слабой, чтобы умереть. Но слишком велик был риск. Если они отдернут шторы, то немедленно обнаружат его. А те, кто остается в живых, не должны видеть никого из них. Чтобы не допустить этого, он уже собирался броситься вниз с балкона. Но готов ли он был сделать это на самом деле? Его сердце бешено заколотилось. Она слегка вскрикнула, заметив его тень. Его инстинкты бунтовали, требуя взреветь, прыгнуть, убить; но он издал лишь слабое ворчание.

И она опять его засекла.

Теперь уже было поздно! Люди поднялись. Он посмотрел на подвешенную к потолку лампу. Если они зажгут свет, то увидят его! В отчаянии он подтянулся на верхний этаж – вовремя же успел он это сделать! Тут же заскрипела выводившая на балкон раздвижная дверь, раздался шум шагов. Ее спутник-самец выглянул наружу, пахнув теплым, густым запахом своего тела. К счастью, благословенная слепота, присущая их виду, не позволила ему ничего толком увидеть. Эти бедные создания для восприятия пользовались только глазами: их нос, уши, кожа практически ничего не улавливали. Да, они действительно были самой легкой из всех добыч.

Когда мужчина вернулся в комнату и все опять погрузилось в темноту, он спустился в проход. Он встретился со своими сородичами с грустью в сердце: ведь он не выполнил задания, и она осталась жива. Но они знали, каким образом и ее можно было застигнуть врасплох.

Они были готовы к этому.