Текст книги "Высотный шторм"

Глава III
Южный Иныльчек, пик Хан-Тенгри

Начальник лагеря Чааркудук проводил меня, и через сорок пять минут вертолет приземлился в прекрасном уголке Кыргызстана – Южном Иныльчеке (Южный Лишайник) – самом крупном леднике на Тянь-Шане.

За бортом винтокрылой машины во время полета виднеются вершины, на которые не ступала нога человека, редкая из них без снежной шапки. Они далеко в стороне от троп путешественников и бродяг, крутые склоны заканчивают свой путь в глубоких ущельях, ни деревца, ни кустарника. Все притихло, все молчит, объятое кажущимся покоем, мы живем в разных измерениях. Шум винтов геликоптера заглушает разговоры альпинистов, взоры их устремлены в иллюминаторы, порывы ветра срывают очередную снеговую шапку. Быстрые облака скользят мимо вершин, а иные, зацепившись, рвутся в клочья. Куда же мчатся так быстро облака и ветер? Подобно злым духам, они отправляются на сборище темных сил, но среди каких высот держат совет стихии и куда устремляются в своем страшном веселье? Всякий раз, любуясь скальными пейзажами из вертолета, я понимаю, что все наши проблемы, мнения, политика и т. д., по большому счету, не имеют никакого значения. Природа, с нами или без нас, будет жить вечно. В картине гор есть что-то особое, создающее томящее волнение. Мне кажется, это напряженное чувство, возникшее в угрюмых стенах Тянь-Шаня, вызывалось острым, почти зримым ощущением четвертой координаты, которую физики и философы вводят в формулу мира, – координаты времени.

Здесь протяженность мира во времени была ощутима, как протяженность его в пространстве. Миллионы веков обнажились в пластах и массивах гор, страницах мирового календаря. Сумрак и холод, суровость ветра поднялись из раскрывшейся бездны времени. Горы и пропасти то появляются, то исчезают, и там, где сейчас была гора, разверзлась пропасть, и вдруг широченный ледник. Вертолет делает разворот, «колдун» указывает направление ветра, и геликоптер против ветра идет на посадку. Как правило, сильные ветра в базовом лагере отсутствуют, они свирепствуют на высоте шести тысяч метров. Прибывшие туристы, низко пригибаясь, спешно покидают машину, груз в беспорядке брошен в стороне. Погрузка проходит столь же стремительно: отбывающие экстремалы занимают боковые места борта, груз размещается между пассажирами, стремянка еще не убрана, а лопасти винтов набирают обороты, и винтокрылая машина взмывает вверх и вскоре скрывается из глаз. Четверть века начальник лагеря Дмитрий Греков встречает и провожает путешественников, он создал безупречную инфраструктуру для альпинистов. Служба спасения, медицинское обеспечение, питание, баня, провешивание перил для восходителей… Некоторые энтузиасты не один десяток лет являются его верными помощниками.

«У нас все взаимосвязано, – говорит Дима. – Мы сами для себя кадры готовим. Вот приедут новички, я их обучаю, потом, когда уже четверки ходят, я к ним начинаю присматриваться, кто потолковее – приглашаю помощниками гида, с ростом до гида в будущем. Я для себя готовлю людей, которые потом приедут в большие горы. За них у меня голова не болит, я же сам их научил. И они потом от новичка до семитысячника года за два-три доходят».

От проставленных вешек, указателей верного направления движения, особенно в условиях тумана и снежной пурги, порой зависит жизнь высотников. У Грекова особое чутье при подборе единомышленников, врач Аваз Матхаликов, профессиональный альпинист, способен оказать помощь пострадавшему в заоблачных вершинах. Перед началом сезона, когда лагерь уже готов к приему романтиков, всегда возникал миг свободного времени, и Аваз использовал его, чтобы сбегать на Хан. Он член престижного клуба «Семь вершин». Ему на практике известны процессы, происходящие в организме на высоте, исходя из этого он рекомендует применять лекарственные препараты. В обращении внимателен и предупредителен, удачное сочетание профессии с национальной чертой восточного человека. Его палатка больше похожа на аптеку и размещается рядом со столовой.

Столовая – любимое место альпинистов, здесь происходят все важные встречи, переговоры, обмен новостями, поздравления с праздниками и днями рождения. Приготовленные блюда отвечают самым изысканным вкусам: «Девчата, ваши яства украсят любой ресторан!»

Они мне в ответ: «Вы обратите внимание на исходные продукты, все они иссык-кульского качества! Картофель, мясо, овощи, фрукты, выращенные без применения минеральных удобрений. Знаменитые абрикосы, смородина, им аналогов нет, пожалуй, в мире, по вкусовым и питательным свойствам».

С обратной стороны трапезной перед моим взором предстает картина: ясный день, на стульях и камнях устроились свободные от восхождений гиды и перебирают смородину. Тепло, задушевный разговор и полезное занятие.

Нелегкое дело – организовать питание для выполняющих тяжелый ежедневный труд альпинистов из десятков стран. Не было случая, чтобы девчата-кулинары, жительницы города Каракола, подвели своего начальника. Дима – легенда советского и кыргызского альпинизма, мастер, воспитавший не одно поколение альпинистов стран ближнего и дальнего зарубежья. Четверть века назад Дима первым из кыргызстанцев побывал на Эвересте, на Ама-Даблам, участвовал в экспедициях на Жанну, Лхоцзе, Нанга-Парбат, он обладатель награды «Хрустальный пик» в номинации «Человек риска».

Чуть ли не ежедневно к нему прилетает «Прекрасная Елена» – такое романтичное имя хозяин сурового края дал воздушному аппарату. Он недалек от истины, его Елена Калашникова, спутница по жизни, возглавляет туристическую компанию более двадцати лет. Они дополняют друг друга: Дима немногословен, Лена – хохотушка и блестящий организатор, пальма первенства семейного бизнеса в ее руках. Мне показалось, что отважный восходитель, сдержанный на эмоции, внутренне гордится своей женой, ее умением выстраивать отношения в коллективе и с партнерами по бизнесу. Это наблюдение подтвердилось во время наших совместных экспедиций в окрестностях природного парка Ала-Арча.

– Когда мы были молоды и еще не женаты, – вспоминает Лена за вечерним чаепитием в домике Димы Грекова (в ту бытность его не было, была хижина Рацека[10]10
  Владимир Иосифович Рацек (1918–1980) – советский альпинист, заслуженный мастер спорта СССР. За исследование, уточнение высоты и местоположения пика Победы в 1947 году награжден золотой медалью им. П.П. Семенова-Тянь-Шанского. Руководитель клуба альпинизма Кыргызстана в 30-х годах, в ущелье Ак-Сай проводил армейские альпинистские сборы, с тех времен хижина носит его имя.


[Закрыть], она и сейчас есть). – Я работала в альплагере и на пересменке успевала бегать на свидание к Диме и своевременно возвращаться обратно. Мне не составляло труда бегать по крутым горным тропам.

Мысленно я прикинул: за несколько часов набрать высоту около полутора тысяч метров, пообщаться и вернуться к сроку.

– Лена, ты и сейчас в хорошей форме, – и я напомнил ей наш недавний поход в ущелье Чункурчак. Много раз они приглашали меня в Гималаи, осенью всегда посещали местность между Тибетским нагорьем и Индо-Гангской равниной. Дима шел на восьмитысячники, а Лена с подругами осваивала маршруты средней возвышенности. Желание у меня было большое, однако служба ограничивала мои возможности, неслучайно остряки придумали выражение: «Если работа мешает увлечению, уйди с работы!». Пандемия и вовсе перевела хобби в режим дистанционного общения.

Если вы любите суровые горные пейзажи, то в базовом лагере Южный Иныльчек будете находиться буквально в сердце Тянь-Шаньских гор, в окружении шеститысячников и двух семитысячников. Десять великанов стоят в шеренгу, как на построении. Хан-Тенгри – остроугольная пирамида на востоке, рядом с ней расположены еще две вершины, чуть уступающие ей по высоте. Весь северный фланг до самого озера Мерцбахера[11]11
  Озеро названо в честь немецкого географа Готфрида Мерцбахера (1843–1926), экспедиция под руководством которого открыла озеро в 1903 году. Имеет два бассейна: Верхнее и Нижнее озеро Мерцбахера, разделенные высотой 400 м, и 3–4 км ледовой реки, которая также носит имя Мерцбахера.


[Закрыть] занимают еще пять вершин, купол пика Чапаева, гребень пика Горького, западней его поднимается вершина Советская Киргизия. Резкое понижение хребта между ними – результат роста каров ледника Створ и Суходольского, он сползает на восток вдоль массива Советская Киргизия, затем резко поворачивает на север. Даже эта наиболее низкая седловина Тенгри-Таг (около 5000 м) не может служить перевалом, она обрывается на обе стороны отвесными стенами мраморизованных известняков. Эта цепь, мягко спускающаяся с востока на запад, где она резко обрывается, упираясь отвесными склонами в каменное плато, представляет собой скальное образование, по гребню которого проходит его продольная ось. Особого драматизма исполнен вид, открывающийся на треугольник горы с западной стороны, поскольку этот вид словно бы дает срез всего массива, обнажая его складки и слои, так что даже тот, кто ничего не знает о горе, может получить общее представление о ее происхождении и проникается ощущением, что видит перед собой нечто особенное.

Мне было известно высказывание знаменитого Петра Петровича Семенова, проникшего в глубь Тянь-Шаня, к его центральной части – массиву Тенгри-Таг, в 1856–1857 годах: «Когда добрались около часа пополудни к вершине горного прохода, то были ослеплены неожиданным зрелищем. Прямо на юге от нас возвышался самый величественный из когда-либо виденных мною горных хребтов. Он весь, сверху донизу, состоял из снежных исполинов, которых, направо и налево от себя, я мог насчитать не менее тридцати. Весь этот хребет, вместе с промежутками между горными вершинами, был покрыт нигде не прерывающейся пеленой вечного снега. Посредине этих исполинов была одна, резко между ними выделяющаяся по своей высоте, белоснежная остроконечная пирамида, которая казалась с высоты перевала превосходящей высоту остальных вершин вдвое… Это был Хан-Тенгри».

Царство снежных вершин завораживает не только всемирно известного исследователя, но и любого путника, волей судьбы оказавшегося в этих местах. Он видит, как облака пробегают между скалами и то заволакивают, то обнажают дымчатые пики, кое-где такие воздушные, как тучки, пышные хлопья которых рвутся об их уступы. То и дело менялись виды, менялось освещение; горы меняли цвет, склоны – оттенки, глетчеры – очертания, и всякий неожиданный штрих придавал веренице этих картин особую прелесть. Мягкие тени легли от гор на ледник. Солнце золотило верхушки гребней.

От края и до края, вдоль всего горизонта, в ледниках и снегах стояла великая Тянь-Шаньская стена. Вся она горела золотисто-оранжевыми и красными цветами заката, а Хан-Тенгри плавал сверху, как гигантский граненый рубин, вправленный в темное бирюзовое небо. Но вот солнце погрузилось за горизонт, небо потемнело, краски стали тускнеть, оранжевые тона сменились розовыми, розовые – фиолетовыми, затем пепельными, и только Повелитель неба горел кроваво-красным огнем расплавленного металла в ночной тьме. Постепенно гора погрузилась во мрак и наконец вовсе растворилась в сгустившихся сумерках, так медленно погас Хан-Тенгри.

Глава IV
Восхождение на Хан-Тенгри

Когда я шел тем июльским днем по леднику в первый лагерь, двигаясь на восток, в моей голове начали складываться, едва я только вышел из базового лагеря, разнообразные фантазии, и я стал представлять себе, какие советы мог бы дать путешествующим здесь. Смерзаясь, фирновые зерна образуют пузырчатый лед. Такой лед содержит много пузырьков воздуха, застрявших между кристаллами. Наконец лед превращается в голубой, глетчерный, состоящий из крупных зернистых кристаллов размером с голубиное яйцо. Благодаря пластичности льда глетчер обладает способностью течь, они текут как обычные реки, только в десять тысяч раз медленнее. Во время моего путешествия поверхность его была изрезана ручьями студеной воды, отдельные из них, полноводные, стремительные, зажатые с двух сторон ледяными берегами, образуя воронку, впадали в глубину глетчера, в подледные каналы. Берега отполированы в светло-голубой глянец млечно-зеленоватым цветом воды, путники стороной обходят грозное течение, стоит оступиться, и… В других местах вода покрыта ледяной шугой, опытный гид по известным ему приметам находит безопасные переходы, из-за этого приходится постоянно петлять, удлиняя и без того неблизкий путь.

К закату дня стали обустраиваться в первом лагере, расчистили площадку от камней, установили палатку, их здесь было несколько, и все они к трем часам утра были свернуты, чтобы стать пристанищем в очередном лагере. Мерцающие налобные фонари впереди идущих то появляются, то исчезают, кошки терзают снежный наст, морозно и зябко. Рассвет едва полощется и нехотя открывает панораму вершин, слева по ходу – гроза восходителей, вершина Василий Чапаев, справа – грань пирамиды Хан. Впереди – сверкающее белизной поле, кажется, нет ничего проще преодолеть его, и ты достигнешь места стоянки второго лагеря. Остановись, путник, оглядись и прислушайся, ты услышишь трескучее дыхание ледника, он живет в другом измерении, ему нет дела до тех, кто копошится на его теле и самонадеянно считает себя венцом природы. Ледники – это чудо природы, структура и история с их движением, мощь, исходящая от этих тонн льда и камней, завораживает.

Отрезвление приходит вместе со встречей бездонных непреодолимых трещин, ежегодно профиль их меняется, жмется искатель приключений к основанию исполина. И спешит до восхода Отца жизни миновать лавиноопасный участок, только шаг не ускоряется, а вязнет в снежных и высотных широтах. Как неожиданно все происходит: мгновенно утрачивается способность к сопротивлению, наступает апатия и безразличие даже к собственной жизни.

– Здесь сидеть нельзя, надо как можно скорее покинуть это место, – в голосе Андрея Федорова, моего друга и гида, проскальзывают тревожные и требовательные интонации. Я и сам понимаю это, но сдвинуться с места выше моих сил. Позади меня стена из камня и льда, вокруг – комки бесформенного смерзшегося снега, следы сошедшей лавины.

Я достаю сухофрукты, надкусываю батончик шоколада, делаю усилие над собой, глотая калорийный продукт, запиваю водой – организм обезвожен. Неожиданно происходит возврат жизненных сил, сознание проясняется, ноги и руки приобретают подвижность, остается настороженность, как бы не спугнуть тех, кто пришел мне на выручку. Разбежка между вторым и третьим лагерем – 600 метров, две ночевки, непременный этап акклиматизации и возврат в базовый лагерь. После отдыха на смену усталости приходит новое качественное состояние, но это происходит после двух-трех дней, и повторяется путь, уже пройденный мной, дополнением является ночевка в третьем лагере. Над ним нависает гигантская ледяная глыба, крохотный участок высотники стремятся покинуть как можно скорее, кому-то вниз, а нам наверх.

Следующее утро начинается с первых перил на высоте 5900 метров, ребро перемычки, место, где пересекаются маршруты альпинистов южного (территория Кыргызстана) и северного Иныльчека (территория Казахстана). Пограничных конфликтов здесь не бывает, здесь место дружбы, уважения и взаимовыручки. Чтобы преодолеть 500 метров, до предстоящей ночевки потребовалось затратить световой день и перепробовать с десяток перил на прочность.

Мраморное ребро Хан-Тенгри, вид с юго-запада. Автор фотографии Альберт Дрос – мастер, владеющий съемкой пейзажей на высочайшем уровне. Он родился в Амерсфорте, маленьком старом голландском городке

Мысль о том, чтобы увидеть эту гору собственными глазами, оставалась долгое время просто игрой моей фантазии. Но когда эта мысль в один прекрасный день утвердилась в моем воображении, пришло окончательное решение (а вместе с ним и чувство удовлетворения): я все-таки увидел Хан-Тенгри вблизи! И даже провел две ночи на крошечном уступе, вблизи от вершины, рядом с тяжелыми снежными карнизами, которые свисали над гребнем и не позволяли подойти к краю. Когда я подполз и заглянул вниз, на дне ущелья увидел извилистую серебристую ниточку реки и крошечные палатки базового лагеря Северный Иныльчек. Обрыв в две тысячи метров со следами лавин производил сверху внушительное впечатление, и невольно захотелось отойти подальше от края: здесь сорвешься – костей не соберешь! На фотографии заметен легкий прогиб – ступень. Кажется, до вершины рукой подать, в действительности это далеко не так.

Вдруг мое внимание привлекло облачко снежной пыли, закатившееся с северного плеча вершины. Постепенно разрастаясь, белая масса сухого снега заполнила верхнее поле, затем скатилась по отвесу на ледник и выросла в огромные клубы облаков. Лавина перемахнула через скальную гряду, прошла стороной, устремилась по черным скалам вниз, к языку следующего ледника, и покатилась по его старому руслу.

Нам с Андреем до вершины оставалось не более двухсот метров. Шквальный ветер при минус семнадцати, снег, секущий лицо и забивающий очки, мешали обзору опасного маршрута. Это стало причиной прекращения подъема и возврата в палатку, установленную на крохотном выступе (6400 м). Мрачное место, скальная глыба прикрывала одну из сторон палатки от дикой пляски ветра и снега, одновременно напоминая мемориальными надписями о трагических событиях, другая грань площадки – край бездонной пропасти. Крохотная оранжевая палатка, издавая хлопки, вся трясется и качается, застежка-молния с трудом расчехляет вход в берлогу, в тамбуре место для ботинок и кошек. Дополнительная защита, «юбка», предохраняет от ветра и снега. Распаковались, сняли кошки, ботинки, Андрей растопил лед на газовой горелке, разогрел кашу, приготовил чай с лимоном и медом. Стали устраиваться на ночлег в спальниках, не снимая пуховиков.

– Вы не спите? – подал голос Андрей.

Он знал, что высоко в горах у меня пропадают сон и аппетит. Какими бы деликатесами я ни запасался, организм их отвергал. Предпочтение отдавалось чаю или воде.

– Вы ничего не заметили ниже той тропы, с которой мы стали возвращаться? – продолжал он.

– Разве это тропа, – подал голос я, мои кошки грызли мерзлый камень вперемешку со снегом, я следил за перильными веревками, которые удерживали меня, чтобы не сползти в пропасть.

– Год назад здесь произошла трагедия, – стал вспоминать подробности мой друг. – Альпинист из Польши достиг вершины, по неизвестной причине снял обувь, и один ботинок скользнул в пропасть. Вообще, это не укладывается в голове. Возможно, он отморозил пальцы ног и пытался их отогреть, но такие манипуляции с обувью допустимы только в палатке. На высоте много странностей происходит с альпинистами, вот и с поляком: он просидел всю ночь на вершине, получил обморожение и, скорее всего, отек мозга.

– Разве он не подавал сигнал бедствия? – уточняю я. – Наверняка у него была связь с базовым лагерем.

– В том-то и дело, его призыв о помощи был услышан, и мы с Авазом, прихватив айкью (волокушу), приступили к спасательной операции, – воссоздает хронику трагедии Андрей. – Ему нельзя было сидеть, надо было самому, шаг за шагом, по перилам спускаться. Мало того, мы подняли Андрея Пучинина с перемычки, у него было не менее пяти-семи часов временного преимущества, он опередил нас и достиг вершины, но поляк уже был в плохом состоянии.

Повествование угнетает Андрея, и, чтобы отвлечь его от мрачных раздумий, напоминаю ему историю с китайцем. В тот год мы пришли на этот крошечный уступчик, погода была едва ли лучше, к тому же кто-то из наших предшественников оставил рваную палатку, фрагменты ее намертво вмерзли во льдину. Крепко пришлось потрудиться, чтобы установить палатку. Только подготовились к ночлегу, откуда ни возьмись появляется китаец. Он нам встречался в нижестоящих лагерях, но там было проще, вакантные места в палатках всегда имеются, а здесь его расчет был на наше милосердие. И не прогадал: оставить его за бортом палатки – значило обречь на верную смерть, потеснились. Мучились, я глаз не сомкнул, вокруг разъяренная стихия, снег, у ног устроился китаец, пописать выйти не можешь, хоть памперс надевай. Ветер, снег такой колючий, как мелкое стекло, которое впивается во все, что можно. И он так ревет и завывает страшно… Позже опытные альпинисты поделились со мной, как поступают в схожих ситуациях, – припасают специальные емкости.

Глава V
Возвращение в базовый лагерь Южный Иныльчек

Утром снегопад продолжался, ветер не утратил энергию. Скорый на сборы и ловкий на приготовление съестного Андрей вскипятил бульон. Колбаса, сыр, орехи, курага, батончик шоколада, и вперед. Предстоял спуск по перилам, их было множество, и порой, взявшись за одну из них, берет сомнение, та ли это веревка, которую повесили в этом году. Достигли перемычки, профиль ее почти горизонтальный, встретилась пустующая, полузасыпанная палатка. Чуть левее, в отдалении, на пути нашего спуска к третьему лагерю, развевалось полотнище на металлическом шесте, позже мы поняли, что это был указатель снежной пещеры. Вход в нее располагался ниже уровня пола, препятствуя утечке теплого воздуха. В тамбуре – площадка с двумя выступами для складирования снаряжения. Выше выступов – просторная лежанка, предназначенная для шестерых альпинистов из Караганды, среди них две девушки. Они вторые сутки пережидали непогоду на пути к вершине Хана. Надо сказать, что обустроили они свою берлогу мастерски, место выбрано на едва заметном склоне. Наст слежавшийся, твердый, им пришлось изрядно потрудиться. Температура воздуха не более шести градусов мороза, нас они встретили радушно, угостили горячим кофе и шоколадом. Задерживаться мы не стали, нам предстояло, минуя третий лагерь, остановиться во втором. Он ближе к месту, где часто происходят оползни, и у нас есть надежда проскочить его пораньше, место это называется бутылкой. Снег, главная угроза в горах, заставляющая всегда быть настороже, валил, не переставая, уже которые сутки, затемно не выйдешь, есть риск угодить в трещину. Трещина – западня, поставленная природой для путешественников, никакой охотник не сможет так искусно спрятать свою ловушку! Мост над ней из легкого, слегка волнистого снега ничем не указывает на скрытую опасность. Об этом можно догадаться лишь тогда, когда человек или животное проваливается и, барахтаясь руками и ногами, карабкается, цепляясь за края…

Сход лавины был предсказуем при таком снегопаде, надеялись проскочить на авось, все бы ничего, но тропа потерялась, снег сыпучий выше колен. Это серьезно снизило темп движения, нас накрыло облако из снежной пыли, дыхание забило, но не настолько, чтобы задохнуться. Лишь бы снежное облако не стало спусковым крючком лавины. Через два года здесь сошел ледовый обвал с Хан-Тенгри и накрыл альпинистов: итальянец Лука и девушка из Польши Огнежа погибли, ее парень остался жив.

Путь до базового лагеря значительно легче, сброс высоты, редкие каньоны, которых можно избежать, преодолев лишнюю сотню метров. Скоро можно сбросить кошки, они доставляют затруднения во время ходьбы по рыхлому мокрому снегу, затаенный снег налипает к низу кошек, образуя порой целые сугробы. Тем самым кошки перестают выполнять возложенную на них роль, налипание сбивает темп движения и увеличивает вес, когда каждый грамм на счету. Ударом треккинговой палки сбиваешь комья снега, динамические удары не идут на пользу дорогостоящему снаряжению, и так повторяется через каждые десять-пятнадцать метров. Нашлась умная голова, которая приспособила антиподлипы из прочной синтетики на плоскость металла, простым решением была устранена помеха.

Водные артерии гигантского ледника обмелели и дают возможность спрямить маршрут, но никак не сократить десятикилометровое расстояние. Андрей устали не знает, его шаг сантиметров на двадцать превосходит мой, и, как бы я ни старался, он опережал меня. Внеурочные передышки приносят облегчение только во время остановки, стоит сделать десяток шагов, и усталость сковывает шаг, ограничивает дыхание. В голосе моего напарника появляются нервные нотки:

– Надо прибавить темп движения, – он указывает треккинговой палкой на запад, откуда приближается черная туча, – она нам преподнесет большие неприятности.

Я и сам понимаю, что надо ускорить продвижение, но откуда взять силы, которые растрачены? Мой оптимизм поддерживает только предстоящая встреча с Авазом, он всегда на подходе к базовому лагерю радовал нас арбузом. Вкуснее тех арбузов, которыми угощал доктор, я никогда не пробовал. Спальная палатка с воздушной прослойкой и тамбуром в базовом лагере больше похожа на гостиничный номер отеля «Шератон»: просторная, деревянный настил укрыт матрасом, заправленным в веселую простыню.

Экспедиция завершилась, сон сморил уставших путников, утро было солнечным, но надолго ли тучки, вечные странники, покинули небосклон? Первым делом надо просушить спальники, пуховики, одежду, прополоскать носки, сделать много мелких, но неотложных дел, прежде чем пообщаться с начальником лагеря. Штабная палатка Димы оборудована спутниковой связью, громкая связь включается каждые два часа, по рации идут переговоры с восходителями. У выхода из палатки установлен оптический прибор, настраиваю на зоркость, в объективе обозначается фигура, устремленная к Хану. Разворот в сторону Победы, обзор результативный, но есть одно непременное условие: ясная погода.

Случайных людей в сообществе альпинистов не бывает, они разные по возрасту, полу, национальной принадлежности, физическим и интеллектуальным возможностям, но едины в стремлении познать прелести окружающего ландшафта, себя в условиях дикой природы. Каждый из нас трудился по мере своих возможностей, кто-то достигал своих целей, кто-то предполагал достичь их в другой раз. Мои старания Дима, Андрей, Аваз приметили и рекомендовали: акклиматизацию, достигнутую с таким трудом на Хане, использовать при восхождении на пик Ленина, южную семитысячную вершину Кыргызстана.

Своими наблюдениями во время экспедиций я делился с друзьями в соцсетях. Мой великодушный читатель, профессор Улан Бримкулов[12]12
  Улан Нургазиевич Бримкулов – доктор технических наук, профессор, член-корреспондент Национальной академии наук Кыргызстана, академик Международной академии информатизации, Академии педагогических и социальных наук РФ, Международной инженерной академии, Российской академии естествознания.


[Закрыть], мнением которого я дорожу, пишет: «По моим наблюдениям, сейчас в русскоязычном сегменте соцсетей есть несколько авторов-кыргызов, которые описывают реальные истории из собственной жизни на очень высоком литературном уровне и, самое главное, на грамотном русском языке, что сейчас большая редкость. Я бы сравнил их с такими авторами, как американец О. Генри, русский Антон Чехов, англичанин Джером К.С. Джером, немец Эрих Мария Ремарк и др. К ним я отношу и вас, Улукбек Кожомжарович. Надеюсь, что вы будете и дальше радовать нас своими великолепными непридуманными историями! К сожалению, на клавиатуре смартфона писать очень тяжело, поэтому много писать не могу. Но остаюсь вашим поклонником и читателем! Спасибо!»

Профессор Анэс Зарифьян[13]13
  Анэс Гургенович Зарифьян – советский и киргизский ученый-медик, поэт и автор-исполнитель.


[Закрыть]: «Для меня ваша причастность к альпинизму – еще бо́льшее открытие, нежели столь явный литературный дар! И то и другое заслуживает огромного уважения, и, я надеюсь, мы еще не раз станем признательными читателями подобных воспоминаний!..»

После таких искренних пожеланий профессоров Улана Бримкулова и Анэса Зарифьяна, уважаемых не только мной, но и огромной аудиторией почитателей, мне остается пожелать им творческого долголетия. Ибо они по жизни беспрестанно творят, в разных ипостасях, но едины в одном – передают свой жизненный опыт молодому поколению. Им присущи такие ценные человеческие качества, как трудолюбие и душевная щедрость! Мною движет стремление максимально подробно описать реальные истории, участником или свидетелем которых я стал. Я буду повествовать о простых людях, хотя, пожалуй, простых людей не бывает, каждый человек уникален, и многие не подозревают, что подчас их поступки достойны летописи.