Текст книги "Высотный шторм"

Улукбек Чиналиев
Высотный шторм

Глава I
Урочище Каркыра

Урочище Каркыра издавна привлекало меня своим необычным названием, легендами и сюжетами эпоса «Манас». Эта местность богата целебными травами – душицей, морковником, осотом, чабрецом и джийде. Мед благодаря такому травяному составу обладает тонким вкусом и редким ароматом. В любое время года, за исключением зимнего, земля здесь напоминает удивительный ковер сочной, пленяющей взгляд зелени, вспоенной ручьями. Нигде не встретишь такого разнообразия ландшафта, такой игры света и тени, как в этом краю. Путешественники со всего мира сравнивают красоту этой долины с райскими садами Эдема.

Зеленые арчовые леса поднимаются по горным склонам. Постепенно, с набором высоты, ели превращаются в низкорослый стланец, потом заметно редеют и исчезают совсем. Только нагие мглистые скалы. В иных местах холмы по прихоти природы сошлись так близко, что между ними не поместиться ни пашне, ни хижине, только раздолье для выпаса скота. То вдруг долина расширяется, и жилые постройки, разбросанные там и сям, наводят на мысль о трудолюбивой бедности.

Сверху долина кажется бесконечной равниной, но, пересекая ее, видишь, как сильно она изрезана и рассечена. Причиной тому – многочисленные ручьи и речушки, которые, размывая свои русла, образуют ущелья и овраги. Река Каркыра, берущая начало в ледниках Кюнгей-Ала-Тоо, в среднем течении служит кыргызско-казахской государственной границей, а в нижнем – впадает в реку Кеген. Почти все летние пастбища находятся наверху урочища и покрыты зеленой травой. Вблизи высятся арчовые деревья, мощные корни удерживают их на крутых склонах, создавая впечатление волшебного леса.

Свое название это место получило благодаря серым журавлям, которые, как и путники Великого Шелкового пути, останавливаются здесь, чтобы передохнуть весной во время сезонных перелетов в Пакистан и Индию. В течение 10–15 дней, в зависимости от погоды, на относительно небольшом участке птицы, гнездящиеся в России и Казахстане, объединяются в многочисленные стаи и обучают молодняк, готовя их к большому перелету на зимовку.

Наука не дает исчерпывающего объяснения тому, как птицы находят дорогу во время перелетов и как разыскивают свои родные места.

С перелетами птиц связан любопытный исторический факт. Когда Колумб приближался к американскому континенту, он увидел большие стаи птиц, направляющиеся на юго-запад. Это означало, что земля где-то поблизости, и Колумб изменил курс и направился в юго-западном направлении. Поэтому он высадился на Багамских островах, вместо того чтобы оказаться на берегу Флориды.

У кого не отзовутся в сердце светлой грустью или далекими воспоминаниями прощальные журавлиные крики? Кто не проводит взглядом до самого горизонта скользящий по небу печальный клин? Глядя на отрешенно и устало машущих крыльями птиц, осознаешь, что летят они бесконечно долго и этот путь утомил их. На своем пути они пересекают великие горные массивы, перелетая высочайшую точку планеты – Эверест! Объяснения феномена выживания птиц на высоте десяти тысяч метров пока нет, есть лишь научная версия, что, поднимаясь ввысь, журавли замедляют метаболизм.

У самой восточной границы Каркыра, в местности Чааркудук (Пестрый Колодец), построен акклиматизационный лагерь для туристов и альпинистов. Нам с женой Светланой и внучкой Габриэлой предстояло провести несколько дней, наполненных особым содержанием. Увидеть что-то новое, окунуться в атмосферу тех, кто готовится посетить «заповедные выси», что является как бы иной стороной бытия, питая исследовательскую жилку, всегда связанную с нашим естественным любопытством.

Дорога до альплагеря из Бишкека неблизкая, но на машине мы движемся вдоль реки Чу. Дно ее покрыто галькой, камнями разной величины и окраса, берега поросли камышом и кустарником, смешиваясь с цветами. Основное русло разбивается на многочисленные ответвления, а затем, сливаясь воедино, течет степенно, неторопливо, по благодатной Чуйской долине, правый берег ее принадлежит Казахстану. Граница между двумя странами больше подпадает под определение сближения соседних народов и является источником дружбы и сотрудничества. Выжженные луга за рекой тянутся до самого подножия отрогов и кажутся безжизненными, в отдалении с южной стороны прорезаются снежные зазубрины Кыргызского Ала-Тоо.

Мы едем по Чуйской долине, по полуденному шоссе, мимо белых домиков, высоких тополей, садов, сжатых полей, среди чудного дневного мира. Навстречу бесконечным потоком движутся фуры из Китая, везущие пластмассу, ткани, химические продукты, шины, покрышки и многое другое. Поток грузовиков разбавляют трактора с бортовыми прицепами, груженные картофелем и капустой, арбузами и дынями.

Наступал полдень, когда шоссейная магистраль дугой втянула нас в Боомское ущелье[1]1
  На древнетюркском языке слово «боом» означает «крутая высокая скала, высокий утес».


[Закрыть]. Оно не всегда было таким, каким мы его видим сегодня.

Великий русский путешественник П. П. Семенов-Тянь-Шанский[2]2
  Петр Петрович Семенов-Тянь-Шанский (1827–1914), великий русский ученый, географ, государственный и общественный деятель. Приписку к своей фамилии «Тянь-Шанский» получил за описание Тянь-Шаньских гор. Вице-председатель Императорского Русского географического общества, президент Русского энтомологического общества, Почетный член Императорской Академии наук и Академии художеств. Действительный член всех российских университетов.


[Закрыть], со своим отрядом проехавший через Боомскую теснину по пути к западному берегу Иссык-Куля осенью 1856 года, мастерски описал, что представлял собой тогда Боом: «Когда мы вошли в ущелье, оно скоро так сузилось, что по правому берегу Чу, на котором мы находились, далее следовать было невозможно, потому что каменные утесы громадной высоты падали в реку совершенно отвесно. Мы вынуждены были перейти в брод бурное течение реки на левый берег, по которому и продолжили свой путь, но затем такое же препятствие заставило нас перейти опять на правый берег».

Река и сегодня проявляет бурный темперамент, вся сизая и снежная от пены, клокоча и ударяясь то в одну, то в другую сторону каньона, сотрясая до основания крепь горы, по скатам которой меж тем в блаженной тишине цветут ирисы.

Автострада повторяет крутые виражи водной стихии, а вслед за ней – стальная магистраль. В десятках метров над шоссе поблескивают рельсы – здесь прорубили железную дорогу. В середине 40-х годов прошлого века строители работали на таких сложных участках, как «Мертвая петля», «Дуга», «Красная скала».

Строительство железной дороги Фрунзе – Рыбачье в годы Великой Отечественной войны. На переднем плане – группа рабочих, укладывающих рельсы. Графическая работа Александра Ивановича Мисюрёва[3]3
  Александр Иванович Мисюрёв (1936–2002) окончил Московский полиграфический институт, 20 лет проработал в городе Фрунзе (ныне Бишкек) в издательствах «Мектеп» (Книга) и «Кыргызстан», создал живописную и графическую серию «Вечерний Фрунзе». В 1971 году за иллюстрации детских книг кыргызских писателей получил серебряную медаль на Международной выставке искусства книги в Лейпциге. Образы, созданные художником к книгам Чингиза Айтматова «Белый пароход», «Плаха», точны и проникновенны, раскрывают глубину характеров национальных героев. Работы Мисюрёва хранятся в Третьяковской галерее, в собраниях и частных коллекциях более чем в 150 странах.


[Закрыть]

Утром 19 мая 1948 года принаряженный народ стал стекаться на станцию Рыбачье, на берег Иссык-Куля. Высоко поднятые транспаранты и знамена развевались на ветру, громко играла музыка. У подножия горы показался стелющийся дым, следом медленно двигался паровоз, все ближе и ближе, потом остановился у празднично украшенной арки, где собрался народ.

«Сегодня – особый исторический день для всего киргизского народа, в том числе для жителей Иссык-Куля и Тянь-Шаня. Открыта железная дорога Кант – Рыбачья. Теперь Иссык-Кульская и Тянь-Шаньская области связаны железной дорогой со всеми областями и республиками Советского Союза. Спасибо всем работникам железной дороги за их неустанный труд! Поздравляю вас всех с новыми победами!» – сказал председатель Совета Министров Киргизской ССР Исхак Раззаков на митинге».[6]6
  Источник: «Кыргыз туусу» № 65 от 27.08.2013. Стр. 6. https//www.gezitter.org/politic/


[Закрыть]

У подошвы Тянь-Шаньского хребта великий русский путешественник Петр Семенов гостил у старого манапа племени бугу Боромбая. На рисунке художника Павла Кошарова[4]4
  Павел Михайлович Кошаров (1824–1902) – первый русский художник, посетивший Тянь-Шань. Мальчик из семьи дворовых князя Голицына, рано проявивший способности к рисованию, после трехгодичного обучения в Петербургской академии художеств был удостоен звания учителя рисования.


[Закрыть] изображены манап Боромбай[5]5
  Боромбай Бекмурат уулу (1779–1858) родился в семье видного манапа племени бугу Бекмурата. С детства отличался острым и проницательным умом, обладал организаторскими способностями.


[Закрыть], его старшая жена Альма и дочь Джузюм

Рельсовый путь шел среди черных и красных скал – то исчезали, то вновь появлялись белые нити; прогудел паровоз, толкавший вагоны. Взору первых пассажиров открылся необыкновенный вид: на переднем плане шоссе, за ним – бурлящий водный поток, утопающий в зелени, затем почти вертикальный взлет отвесных скал, его склоны, поросшие травой, местами ярко освещены солнцем. Поезд прогрохотал на уровне крыш аила Кыз-Куйоо (Невеста и Жених) и между развороченных гор, которые разрушили, чтобы дать ему дорогу, и наконец, дыша огнем, дымом и слепя светом над бурлящей рекой, пронесся по мосту. Дальше, дальше, и вот он ракетой вырвался рядом с речной гладью. Излучины, повороты ему нипочем – презирая все преграды, он мчится к намеченной цели, как Время, которое не смотрит, глубокие или мелкие земные воды, отражают ли они небесный свет или тьму, поят ли корни трав и цветов, меняют ли свой путь, шумят или хранят тишину, волнуются или застывают в покое. Время знает, что всем им предопределен один конец, каковы бы ни были их истоки и русла. Однако у человека есть особое преимущество: сотворив осмысленные символы и накопив важные воспоминания, он научился продлевать собственное существование и влиять на других людей, отдаленных во времени и пространстве, одушевляя бескрайние области опыта и знания.

Три артерии, железнодорожная, шоссейная и водная, как три неразлучные сестры-милосердия, Вера, Надежда и Любовь, пересекают долину, над которой властвует неукротимый ветер Улан, его свирепый характер проявляется в осенне-зимний период. Зарождается он в самом начале Боомского ущелья, зажатый между горными исполинами, и, вырываясь из их объятий, начинает дикую пляску на просторах долины. Втягивая в свой перепляс окружающую природу, скалу, напоминающую фигуру громадного слона, погрузившего хобот в реку, жителей Кок-Мойнок, города Балыкчи и благословенный Иссык-Куль. Подобно тому, как движется все живое, покоряясь непреодолимому магниту Вечности.

После полудня мы выехали на развилку шоссе, одна дорога вела к Балыкчи, высокогорному озеру, вторая сворачивала вправо, к Нарынской области. Мы поехали на Балыкчи, туда, где виднелись дома и синела морская гладь. Вот она, сказка, рядом, умей только разглядеть ее! Вдоль дороги тянется деревенский плетень, приветливо шелестят серебристой листвой березы, за ними – зеленый луг, у прибрежной полоски трепещут от ветра тополя, дальше открывается вид на озеро и горные дали, переливающиеся, в зависимости от настроения и погоды, серыми, голубыми, золотыми и даже розовыми оттенками. Мимо мечетей, церквей, кладбищ, мимо речек, где растут тростники: мимо огороженных загонов, усадеб и стогов, которые тают в убывающем вечернем свете. Не знаю, есть ли в мире место прекраснее этого.

Подобно удлиненной синей жемчужине, озеро лежит среди снеговых гор, в центре Иссык-Кульской долины. Лазурь воды вправлена в тополевую зелень прибрежной полосы, изумрудные берега обрамлены снеговыми вершинами. Ультрамарин озера настолько густой, что, зачерпнув воды в руку, невольно смотришь, не синяя ли она в горсти и не окрасились ли пальцы ее синью. Вероятно, такой кажется вода путнику, видящему мираж в пустыне, да и нам вдруг начинает казаться: не мираж ли эта немыслимая, разящая синева Иссык-Куля?

Так мы продвигались на восток, к Центральной части Тянь-Шаня, миновали перевал Сан-Таш, что означает счетные камни, и остановились неподалеку от его курганного комплекса. Относительно этой груды камней сохранилось между кыргызами следующее предание. Тимур (Тамерлан) в последней четверти XV века предпринял свой первый поход из Самарканда мимо южного побережья озера Иссык-Куль в отдаленные восточные страны Азии и направился в нынешнюю китайскую Верхне-Илийскую долину через самый удобный перевал, из иссык-кульского бассейна в илийский, получивший название Сан-Таш только после Тамерланова похода по следующему обстоятельству. Так как Тимур шел во главе несметного войска, то на перевале, ведущем в не подчиненные еще его владычеству страны, ему вздумалось сосчитать количество своих войск до начала военных действий. Для этой цели, проходя по прибрежью Иссык-Куля, он приказал каждому из своих воинов захватить с собой по одному камню. При переходе через перевал по приказу Тимура воины сложили свои камни в импровизированный курган. И когда, победив всех врагов во множестве битв, завоевав обширные страны на востоке, Тимур возвращался домой тем же путем, он произвел новый счет своей победоносной армии. Каждый воин, вернувшийся через Сан-Таш, забрал по одному камню из рукотворной пирамиды. Когда оставшиеся камни были пересчитаны, стало известно число погибших во время похода. Этот курган олицетворяет собой памятник воинам, сложенный в чужой стране их собственными руками.

Знаменит перевал и тем, что в этой местности зарождается восточный ветер Сан-Таш. Встречаясь с западным Уланом на середине озера, они вступают в схватку. Бывалые моряки Иссык-Кульского пароходства рассказывают, что вода кипит от встречи двух равных по силе противников…

Посещал эти места и Василий Гроссман[7]7
  Василий Семенович Гроссман (1905–1964) – советский писатель. Роман «Жизнь и судьба», главная книга писателя, конфискован в 1961 году и впервые опубликован в 1980 году в Швейцарии.


[Закрыть]. Эссе писателя «Поездка в Киргизию», опубликованное в 1948 году, такое светлое и доброе, что становится ясно: автору было хорошо на этой земле, среди этих людей. «Днем мы слушали сказителя-манасчи, Саякбая Каралаева – кыргызского Гомера. Полный, небольшого роста, с брюшком, человек в грубошерстном пиджаке, в черной рубахе и невысоких сапожках, снял с черной круглой головы белую киргизскую шляпу, уселся, положив на стол свои маленькие, коричневые, с изящными тонкими пальцами руки, и со спокойным, медленным любопытством оглядел слушателей ярко-карими круглыми глазами.

Здесь уже нет различия между известными писателями, ученым, сотрудником академии, чабаном с обветренным лицом или темноглазым мальчиком со смуглыми босыми ногами. Слушатели улыбаются, смеются, кивают головами, машут в досаде руками, и вдруг блестят на их глазах слезы, когда плачет Каралаев. Воистину великое искусство.

Слушая Каралаева, глядя на него, я старался запомнить его наружность, выражение лица, жесты. То, казалось, сама история, подобно горячему минеральному ключу, пробив тяжелый камень времени, журчит, пузырится, пенится, вырвавшись из темной глубины. То было соединение пения и бурного, быстрого водопада стихов, и упругого речитатива, и медленного рассказа; но то не было пение певца со сцены и умелое чтение прозы и стихов старым хорошим актером. Мне кажется, меньше всего было актерства в том, что происходило. Манасчи не повторяет заученного текста, а импровизирует, говорит, каждый раз вновь и вновь ткет узор и ткань своего рассказа на тысячелетних пяльцах, на вечных узлах сюжета. Он не играет, не актерствует, а вновь и вновь, должно быть, видит битвы и пиры Манаса, горестно плачет, смеется, торжествует, гневается, когда в душе и в мозгу его возникают и меркнут видения правды и лжи отошедших веков».

Одним из центральных событий эпоса является эпизод поминок Кокетея в долине Каркыра:

Ташкентский хан Кокетей, друг Манаса, умирает в преклонном возрасте и своего близкого родственника Баймырзу просит передать наказ своему сыну:

– Моя болезнь усиливается, перед смертью я не сумею увидеть своего сына Бокмуруна. Передай же ты ему мои слова: когда я умру, пусть он не тратит понапрасну скот на поминки; пусть сделает поминки скромные, как свадьбу вдовы, как игру старух; пусть мои похороны останутся незамеченными. Скот нужен живым, а Бокмурун еще молод, своей детской головкой он решит, что мне нужны почести, и изведет понапрасну весь скот на угощенье. Пусть не сообщают пока о моей смерти и Манасу, сыну Джакыпа, ибо, если он узнает, то, не жалея скота, вздумает устроить огромный пир, чтобы прославить мое имя.

– Баймырза, родной! Передай эти слова мои Бокмуруну, не проливая, не просыпая ничего из них.

В то время Бокмурун уезжал за своей невестой Канышай, когда он вернулся вместе с ней, отец был уже мертв. Страшно горевал Бокмурун, что не пришлось ему видеть отца перед смертью и услышать его последние слова.

Когда на землю спустилась ночь, Баймырза призвал к себе Бокмуруна и передал ему завещание отца устроить похороны скромные.

И добавил еще, серьезно или в шутку:

– Оповестите всех о моей смерти,

Всех людей, которые кишат на поверхности мира.

Соберите на поминки мои весь мир.

Услыхав это, спросил Бокмурун:

– Скажи, как же похоронить Кокетея?

И ответил ему Баймырза:

– Заколи дряхлую кобылицу, позови жителей своего аила и устрой угощение, подобно свадьбе вдовы, подобно играм старух.

Но Бокмурун возразил:

– Ничего толкового я от тебя не услышу. Поеду-ка я к Манасу, он был другом моего отца в радости и в печали, пусть он посоветует, как быть.

По совету Манаса Бокмурун, юный приемный сын одного из верных соратников Манаса-хана Кокетея, устраивает последнему пышные похороны, а по прошествии двух лет – еще более грандиозные поминки (поминки старого, полностью исчерпавшего жизнь человека воспринимались как праздник). Местом для пиршества была избрана долина Каркыра, куда Бокмурун переселяет весь свой народ.

Эпос красочно описывает передвижение огромного каравана, голова которого отставала от хвоста на расстоянии трех дней пути. Прибыв на место поминок, Бокмурун начинает готовиться к пиршеству и посылает могучего богатыря Джаш-Айдара оповестить все народы о смерти отца и пригласить их на поминки-аш. Послу приказано объявить об огромных призах для выигравших скачки коней и предупредить тех, кто откажется приехать, что их ждет суровая расплата за нанесенное отказом оскорбление. Начался съезд гостей. Последним прибывает Манас.

Пиршества открываются большими конскими ристалищами, в которых участвует около тысячи лучших скакунов. После того как всадники двинулись к старту, весь остальной народ начал пировать и угощаться мясом. Устраивается много разнообразных состязаний. Первым была стрельба с целью сбить подвешенный к высокому шесту слиток золота – жамбы. Затем пешая борьба кыргызского богатыря Кошоя с калмыцким ханом Джолоем. После объявленной и несостоявшейся борьбы плешивцев и состязания женщин в развязывании верблюда происходит поединок на конях с пиками (сайыш), в котором принимают участие калмыцкий богатырь Конурбай и сам Манас. Далее следует борьба на конях, цель которой – стянуть и сбросить противника с седла. Увеселения заканчиваются финалом скачек и раздачей призов победителям. Попытка калмыков насильно отнять полученные призы вызывает общее сражение, заканчивающееся победой кыргызов.

В завершение поминок устраивается самый интересный и популярный вид спорта – скачки. И здесь, несмотря на устраиваемые Конурбаем заслоны и препятствия, первым к финишу приходит скакун Манаса Аккула. Не вынеся позора поражения во всех состязаниях, китайцы и калмыки во главе с Конурбаем, Джолоем и Алооке грабят кыргызов и угоняют табуны.

Долина Каркыра. Светлана Владимировна Чиналиева и внучка Габриэла, неутомимые путешественники, на берегу одной из рек ущелья, на заднем плане – арчовый лес, у его подножия пристроилась пасека, мед которой обладает лечебными свойствами. Фотография из личного архива

Сбылись опасения старца Кокетея. Поминальный той закончился большой бедой. Бокмурун разорился. Манас, созвав на аш своих недругов и родовых правителей, хотел укрепить свою власть. Но это оказалось его роковой ошибкой. Правители кыргызских родов, недовольные единовластием Манаса и тем, что китаец Алманбет стал его ближайшим другом и советником, объединившись между собой, решили сместить Манаса с престола. «Опасен тот пожар, что тлеет изнутри; опасен враг, что вышел из семьи», – говорит мой мудрый народ.

…Мы продвигались на восток, к Центральной части Тянь-Шаня, любуясь красотами урочища, рассказами об эпосе «Манас», путешествие приобрело новизну и необычайный интерес у моих попутчиков. Эпос как бы ожил и обрел черты документалистики, фиксирующей реальные события, объекты и лица. Нам не надо было придумывать сюжеты и характеры, писать диалоги, создавать декорации: материал лежал перед нами – жизнь долины Каркыра. Случай нам подарил мгновения, способные поражать, потрясать, выражать большие идеи и чувства, надо лишь суметь дождаться этих мгновений и увидеть их. Позади нас, на западе, остались отроги Кунгей Ала-Тоо[8]8
  Кунгей – сторона горы, обращенная к югу, Ала-Тоо – Пестрые Горы. Хребет вытянут с запада на восток и имеет протяженность 275 км по прямой линии. Окаймляет с севера котловину, в которой находится озеро Иссык-Куль (с юга эту же котловину ограничивает хребет Тескей Ала-Тоо).


[Закрыть], впереди – урочище Чааркудук, где разместился лагерь альпинистов.

Глава II
Акклиматизационный лагерь

На левом берегу реки Каркыра, поодаль от главного здания под зеленой кровлей, стоят юрты, основательно обустроенные, они говорят о достатке. Лагерь недавно выстроен на берегу реки, под сенью прибрежных деревьев. Пол в юрте земляной. Спрятанный под линолеумом, он хоть и чисто выметен, но со временем покрылся выбоинами и бугорками. В помещении две спальные кровати, стулья, в другой части – умывальник. В базовом лагере уже вспыхивали вечерние огни. Быстро надвигались сумерки. Легкое сияние зари, ненадолго оживившее затянутое тучами небо – тусклое, мертвенное и печальное, предшествует окончательному наступлению ночи.

Длинная, слегка изгибающаяся между гор долина с ее селениями теперь тоже повсюду осветилась, и не только она: местами загорелись огни и на обоих ее склонах. Далекие кулисы гор там, где долина сужается, окрашены в синевато-серый цвет. На их фоне выделяется главное строение базы, при входе в здание устроена открытая веранда с двумя-тремя низкими столиками, они, как правило, заняты отдыхающими туристами. Свежий ветер с горной гряды, шум протекающей реки; неспешная беседа прерывается глотком чая. Окружающая обстановка снимает напряжение у путешественников, которые преодолели значительное расстояние, чтобы наполнить свою жизнь новыми впечатлениями. Прямо перед глазами, в отдалении, замер вертолет, в сумерках он напоминает крупную птицу, присевшую отдохнуть после трудного дня. Его полет зависит от погодных капризов: какой поток ветров будет преобладающим в предстоящий день, какое из ущелий создаст аэродинамическую трубу и захватит в свои цепкие объятия облачность? Будет ли она преодолима для винтокрылой машины?

Восточнее от центра адаптации – широкое поле, приспособленное к игре кок-бору (синий волк)[9]9
  Кок-бору – симбиоз скачек и игры. Всадники борются за тушу козла: необходимо не только завладеть ею, но и удержать, а затем забросить в «казан» (ворота) команды соперника. 31 марта 2016 года от Кыргызстана подано предложение о включении конно-спортивной игры кок-бору в репрезентативный Список нематериального культурного наследия человечества ЮНЕСКО. В декабре 2017 года игра включена в этот список.


[Закрыть], любимому развлечению кочевников, корни ее гнездятся в седой древности. Всадники с конями являются участниками состязания, в котором ловкие и неустрашимые становятся победителями. Стоило мне пересечь поле страстей, как возник овраг, дно его заполнено ключевой водой, края покрыты дерном и кое-где камышом. Преодолеть его не составляет труда, противоположный берег переходит в подъем протяженностью в несколько сот метров.

Ближе к первой возвышенности раскинулся густой арчовый лес. Корни, под стать вековым красавицам, толстые, узловатые, круто уходят в земную твердь, огибая со всех сторон каменные глыбы. Их не разлучить, они венчаны на века. Взор охватывает несколько вершин, все они покрыты зеленым валом хвои, замыкающая высота лишена лесной чащи, образуя профиль хребта, который стремится к югу. В его низовьях – жайлоо (летнее пастбище), белеют чабанские домики, юрты, чернеют кошары, отары овец и табуны лошадей пасутся на лугах.

Время обеда, мои спутницы ждут меня, пора их кормить и самому подкрепиться. Просторная светлая гостиная, столы дубовые, прочные, и скамейки им под стать; винтовая лестница ведет на второй этаж. Зал почти заполнен, безлимитный шведский стол предлагает широкий ассортимент: фрукты, дольки арбуза и дыни, овощные салаты, суп шорпо, картофельная запеканка. По краям стола возвышаются горками маленькие тарелки, стоят деревянные стаканы, в них ножи и вилки, в корзиночках лежит хлеб. Все необычайно чисто, аппетитно и нарядно. Повсеместно слышна англоязычная речь, привычная для слуха жены и внучки. Каждый подходит, выбирает, что ему нравится, закусывает, сколько ему хочется.

– Мы наблюдали за твоим путешествием, но когда ты взошел на первую вершину и преодолел ее, то исчез из поля нашего зрения, – обращается ко мне жена. – Арчовый лес поглотил тебя. Вероятно, он густой и труднопроходимый?

– Как тебе сказать? Там много троп, но лес произвел на меня огромное впечатление, мне редко приходилось видеть такие высоченные и могучие деревья, пожалуй, им не одна сотня лет. Они просто гигантскими выглядят вблизи, вероятно, условия для них идеальные, стволы стройные и мощные, хвоя источает необыкновенно терпкий запах. Корни я показывал вам на фотографии. Разве, имея такие корни, может быть хилым дерево? Северная сторона гор покрыта альпийскими лугами, но стоит вторгнуться на южную часть, и трава по пояс.

– Дедушка, мы надеялись в бинокль увидеть тебя на основной вершине, как ты будешь махать нам рукой.

– Я тоже предполагал, Габриэла, что три-четыре часа достаточно, чтобы взойти на гору и вернуться обратно, но это далеко от реальности. В этом коварство горных маршрутов, и такие ошибки иногда стоят жизни. За отпущенное мне время только полпути удалось преодолеть, но какую красоту я встретил на обратном пути. Рощица из полусотни березок разместилась на восточной стороне возвышенности: нежные красавицы шелестят листьями, все как на подбор стройные, стволы белые, и от них веет радостью. Контраст на фоне гигантской суровой арчи необыкновенный. Березы будто наряжены в подвенечные платья, вся рощица наполнена светом, отойду на некоторое расстояние, остановлюсь и смотрю: волшебство какое-то. Между березами низкая зеленая трава-мурава, без единой прогалины. Хотел вас проводить к этому месту, но внучке этот путь будет не под силу.

– Мы здесь тоже не сидели на месте, походили вдоль реки Каркыра, осмотрели окрестности, познакомились с девочками, одногодками внучки, нам предложили покататься на лошадях, но без тебя мы не рискнули, – делится Светлана.

Они с Габриэлой с избытком насытились впечатлениями Иссык-Кульского урочища. Завтра им предстоит продолжить отдых в одном из прибрежных пансионатов, а затем посетить коллектив прежней работы жены в Бишкеке. Светлана – педагог по призванию и, продолжая семейную традицию, успешно трудилась в общеобразовательной школе, а затем в музыкально-педагогическом училище.

Как не коснуться того, чему были посвящены лучшие годы жизни?

«Я никогда не позволяла себе пользоваться твоим служебным положением, – делится жена. – Предмет свой, физику, преподавала в рабочем городке столицы. Ты знаешь, что это где-то у черта на куличках, добиралась я, как и все преподаватели, на троллейбусе. Однажды ты приехал ко мне на работу на персональной машине, коллега по работе прибежала в мой кабинет и с придыханием говорит: «Там какой-то импозантный молодой человек спрашивает тебя». После твоего отъезда она поинтересовалась, кто это был. Я небрежно ответила: «Любовник».

Рабочий городок запомнился мне не только тем, что добраться до него было нелегко, но и печным отоплением. Истопник не мог одновременно растопить печи в каждом классе. Поэтому обеспечение теплом аудитории я взяла в свои руки, испытав поначалу все тяготы этого ремесла. Затем я перешла к практике дежурства: девочки мои почти все из села, с детства приучены к растопке очага и легко справлялись с поручением. К началу занятий в моем классе всегда тепло и уютно. Коллеги приходили греться, допытывались, как мне удается теплом обзавестись, не без намека на кураторство со стороны.

Возникали, как и в каждом коллективе, разногласия и сплетни, об этом я тебе никогда не говорила. Однажды возник вопрос о составлении расписания, мой предмет часто попадал на последние часы и, как правило, в конце недели. Коллеги возмущались «окнами» в расписании, иной раз приходилось впустую тратить время. Те, кому положено составлять расписание преподавания предметов, руководствовались субъективными потребностями своих приближенных. Мы потребовали пересмотреть отношение к этому вопросу: «Физика – сложный предмет, попробуйте разъяснить учащимся закон Бойля-Мариотта или закон Архимеда в конце недели». Между тем пришлось напомнить самой себе закон Архимеда: «если тело вперто в воду, не утонет тело сроду, тело прет из-под воды силой выпертой воды». Такой прыти они от меня не ожидали, и в качестве контрмеры мне предложили разработать свою версию учебного расписания предметов на предстоящее полугодие. Лариса Шварц, выпускница математического факультета Томского государственного университета, делилась своим наблюдением: «Мне стало не по себе от того, что спор уже готов был перерасти в перебранку, но здравый смысл возобладал. Ты не только настояла, но и превосходно исполнила взятый на себя нелегкий труд. Хорошо, что составленное предметное расписание пошло на пользу всему коллективу, заметно оздоровило взаимоотношения между коллегами».

С Ларисой мы до сих пор дружбу водим, хотя и по интернету. Она много лет сеяла разумное, доброе, вечное в Калужском приборостроительном техникуме, а ныне на пенсии.

Прежде всего я провела опрос среди коллег, каждый выразил свое пожелание, затем я составила предметную сетку и постепенно исключила ненавистные «окна» у преподавателей. Надо сказать, что мне в школьные годы приходилось долгие часы наблюдать, как мама скрупулезно составляла организующую основу труда своих коллег. Мое творчество признали все, в том числе мои оппоненты, за мной закрепился приоритет, который я исполняла до нашего отъезда в Киев».

– Прошло много времени, мелкие обиды позабыты, остались светлые воспоминания. Мне предстоит встреча с коллективом, состав которого давно изменился, – делится Светлана своими мыслями после моего возвращения из заоблачных высот. – А пока мне предстоит окунуться в атмосферу приключений.