Текст книги "Набросок скомканной жизни"

– Спокуха, шеф, – Мурзик покачал головой. – Фирма серьезная!

Когда он уехал на такси, что все это время ожидало на улице, Эм вошел в комнату и принялся подбирать шмотки с пола. Ксюша повернулась на спину и потянулась, хлопая глазами, потом спросила сонно:

– Сколько времени?

– Почти девять, – ответил Эм, с болью художника созерцая ее позу, которая казалась просто идеальной для портрета. Но у него были другие планы.

– Ой! – воскликнула она, подскочив. – Ой, мне надо… Меня ждут!

– Уймись, он уже приезжал.

– Кто? – не поняла девчонка, садясь и прижимая простыню к груди.

– Твой… этот… Мурзик. Скорее, павлин надутый.

Ксюша обратила на него взгляд, граничащий по степени испепеления со средней силы вулканом. Эм пожал плечами:

– Че зыришь?! Пришел, поволновался и ушел.

Она сдвинула бровки, желая, наверное, убить Эма взглядом:

– И… что?

Эм вздохнул с отрешенностью человека, которого достали мирские, бытовые проблемы, взял бумажник, вынул из него четыре зеленые, легко конвертируемые купюры и положил на одеяло:

– Я отвезу тебя домой завтра утром.

Ксюша собрала доллары, сжала их в ладошке, потом вскочила и бросилась Эму на шею. Он замер на мгновение от этого проявления нежности, придержал ее за талию. Ксюша потерлась щекой об его небритое лицо:

– Спасибо! Значит, еще меня нарисуешь?

Эм нерешительно отпихнул ее. То есть, решительности отшить этого ребенка у него хватало, но руки слушались плохо. Он пробурчал, аккуратно укладывая разбросанные рисунки в блокнот:

– Не надейся, что халява прокатит! Будешь работать!

Ксюша села по-турецки, ничуть не смущаясь своей наготы, и аккуратно сложила двести долларов к уже полученным вчера. Эм отвернулся, с тоской глядя на бутылку виски. Черт, уже хочется, а ведь девять утра только!

Нет, надо держаться!

Эм швырнул в Ксюшу полотенцем:

– Вали в ванную. Кофе сварить?

Она кивнула, сворачивая полотенце валиком и подбирая свою микроскопическую одежду. Ушла в ванную, и Эм услышал звук льющейся воды. Украдкой, словно прячась от самого себя, он отвернул пробку с бутылки и сделал два быстрых глотка. Тепло виски заставило его передернуться. Все, браток, становимся алкоголиком! Пьем с утра и по секрету от всех… Эм глубоко вздохнул пару раз и принялся одеваться. Джинсы-футболка и старые, но очень дорогие в свое время кроссовки – его гардероб не менялся годами. Все деньги от проданных картин Эм тратил лишь на художницкие причиндалы, на еду и дизель для своего «Рено». И вот теперь на Ксюшу.

Упомянутая особа появилась в комнате. Помня о первом приказе Эма, она не накрасилась по полной программе, только ресницы темнели вокруг сияющих глаз.

– Я готова! – доложила Ксюша. – Что будем делать?

– Поедем на природу, – буркнул Эм. Ему понравился ее энтузиазм, но не понравилось собственное отношение к данному факту. Надо принимать ее за то, что она есть, – мелкая вокзальная путанка и временная модель! Иначе наступит следующий этап – привязанность. А это ему совершенно не надо, нис Ксюшей, ни с кем-то другим.

Он ушел в кухню с найденной в сумке туркой и пакетом кофе. В хибаре оказалась чистенькая старая газовая плита, и Эм принялся привычно варить крепкий кофе.

Три наброска. Их надо отшлифовать, добавить детали, убрать лишнее. Он даже приблизительно знал, где и что подтереть или доработать. Инстинктивно знал, а может быть, даже его рука знала. Никогда и никто не учил его рисовать. Эм – тогда еще Матвей – взял в руки карандаш десять лет назад. До этого как-то не приходилось. Да и возможностей особо не было. В его нормально-благополучной семье русских интеллигентов детям покупали в подарок на день рождения или Новый год одежду и обувь, а не краски с карандашами. И уроки рисования в школе он обычно прогуливал с двумя приятелями, предпочитая украдкой курить за гаражами. В технаре, во времена вечерних пьянок и обжималок с девчонками, Эм не думал ни о будущем, ни об искусстве. Исключительно о девочках и веселухе. В армии он баловался шаржами для стенгазеты, но вскоре и это ему надоело…

Лишь когда в его сердце поселилось нежное чувство к девушке с соседней улицы, Эм начал, как и все, сочинять стихи и рисовать любимые глаза. Стишки получались корявыми и бесформенными, а вот портреты пользовались у девушки успехом и даже обеспечили некую надежду на долгую и счастливую семейную жизнь.

Эм дунул на вскипевший кофе и выключил газ. Разлил дымящийся ароматный напиток в две чашки и понес в комнату.

Ксюша сидела в кресле и пальчиком перелистывала его фотографии в телефоне.

Эм со стуком поставил чашки на телевизор, подошел к ней и резко выдернул телефон из рук. Схватил девочку за плечо и, наклонившись к ней, прошипел:

– Еще раз тронешь телефон – удавлю!

– А сам мой трогал! – со слезами на глазах Ксюша вырвалась, потирая плечо, на котором проступили красные овальные следы от железных пальцев.

Эм устыдился. На мгновение, но это случилось. Он удивленно прислушался к собственным чувствам и мысленно кивнул: да, ему стало стыдно. За внезапную вспышку гнева. За выраженную в жесте жестокость. За Ксюшины слезы.

Неужели отец Никодим был прав? Неужели его эмоции действительно вернутся? Неужели этот момент настал?

Он молча дернул молнию на сумке, принялся копаться в кармашке. Нашел мазь на арнике и, выдавив каплю на пальцы, начал осторожно массировать Ксюшино плечо.

Она подняла на него серые бархатные глазищи, и Эм буркнул:

– Чего?

– У тебя там такие рисунки…

– Какие ТАКИЕ?

– Страшные!

– Не смотри.

– Просто… – Ксюша запнулась, опуская глаза. – Мне нравятся твои рисунки, но такие… С мертвыми…

– Все! – оборвал ее Эм. – Пей кофе и поехали!

Ксюша послушно встала и по ходу поймала его голову в ладони, чмокнула в лоб. Потом взяла чашку, устраиваясь на диване. Эм серьезно сказал:

– Вот нежничать не надо.

– Почему? – удивилась Ксюша, отхлебнув кофе.

Он пожал плечами:

– Смысл?

– Бука, – обозвала его Ксюша с непонятной усмешкой на губах. – Вот почему самые симпатяшные клиенты такие странные?

– Ты мне собралась свою жизнь рассказывать? – прищурился Эм.

– Хочешь – могу, – беспечно ответила она.

– Не хочу, – отказался он. – И свою рассказывать не буду.

– Зря.

– Не выноси мне мозги, Ксюша! – строго попросил Эм. – У нас контракт. Ты модель, я художник, я тебе плачу, ты позируешь и молчишь.

Она пожала плечами:

– Как хочешь…

Но блеск в больших глазах погас. И Эм пожалел об этом.

Через десять минут они вышли из дома, девочка нагруженная покрывалом и полотенцами, Эм нес свои принадлежности для рисования. Он знал, куда повезет ее, но сначала надо было купить немного еды для пикника. Значит, в магазин. Тот маленький магазинчик, где он познакомился с Дариком шесть лет назад.

Эм завел машину. Рено чихнул и заурчал двигателем, послушно выезжая на проезжую часть. Надо бы масло поменять… Сколько он уже под капот не заглядывал? С прошлого запоя.

Ксюша молчала всю дорогу. Личико ее казалось беззаботным, но Эм заметил напряженные скулы, словно она изо всех сил стискивала зубы. Наверное, надо будет купить ей подарок. Чтобы раскукожилась, а то как ее такую рисовать? Что покупают девчонкам тринадцати лет? Фиг знает…

Велев Ксюше ждать в машине и ничего не трогать, Эм вошел в магазинчик. Здесь было одно из его любимых мест в этом городе. Даже в самую адскую жару в маленьком супермаркете было прохладно. Жители близлежащих домов деловито сновали между стеллажами, дети из соседней школы затаривались на переменках колой и жвачками, продавцы подкладывали товары, молча улыбаясь покупателям. И между всем этим прогуливался высокий, статный, хоть и слегка пузатый Дарик, всевидящее око магазина.

Эм хлопнул его по плечу, и Дарик резко обернулся. Увидев друга, он расплылся в широкой улыбке:

– Ну как те хатка?

– Хибара, – усмехнулся Эм, бросая в корзинку пакет нарезанного хлеба и прихваченную на входе бутылку апельсинового сока.

– В соответствии с пожеланиями трудящихся – тишь гладь да божья благодать, – пожал широченными плечами Дарик. – А модель? Нашел?

– А как же, – Эм покрутил головой. – Этого добра на вокзале полным полно!

– И опять недоволен жизнью.

Дарик поцокал языком, выражая свое неодобрение. Эм пихнул его кулаком в бок:

– Ты и твои дельные предложения… Возись теперь!

– Да я тебя знаю, как облупленного, Матюша, – пророкотал Дарик. – Едешь на пикничок? Там сосиски привезли, копченые! Самое то под Джека. Пошли, покажу. А даме купи цветочки и салатик низкокалорийный.

– Иди ты! – беззлобно послал его Эм и вдруг вспомнил, что у Дарика имелась дочь примерно такого же возраста, что и девочка, ожидающая его в машине.

– Слушай, что купить в подарок малой тринадцати лет? – нерешительно спросил он. Дарик остановился так резко, что идущий за ним Эм уткнулся ему в спину. Друг смотрел на него с испугом. Эм нахмурился:

– Чего?

– Ты часом не заболел? Кому подарок?

– Ребенку женского пола. Подростку.

– Матюша, ты сбрендил, – убежденно кивнул головой охранник. – Ты не обязан покупать подарки ребенку твоей модели!

Эм промолчал, перебирая баночки копченой рыбы в поисках чего-нибудь необычного. Ну не говорить же ему, в самом деле, что это его модель только-только вошла в пубертатный период! Дарик и убить может в состоянии аффекта, и любой суд его оправдает.

– Держи! – Дарик бросил ему с полочки плюшевого мишку с сердечком в лапах. – Они в этом возрасте обожают романтику. А тут секретное отделение в сердце. Как раз для подростка.

Эм схватил медведя, сунул в корзинку и, бросив туда же пару фруктов, пошел взвешивать сосиски. Дарик отвлекся на очередного хулигана, который украдкой запихивал в карман пачку печенья. Эм оглянулся на кассу – там почти никого не было. Надо быстро смываться отсюда, чтобы Дарик, не дай бог, не поперся следом за ним поглазеть на модель.

Расплачиваясь, он так мысленно торопил кассиршу, что едва не забыл купить две пачки Винстона. Спокойно, обернемся, поищем друга и махнем ему на прощанье. Дарик сделал было попытку вылезти из-за кассы, но Эм был уже на улице. С размаху сев в машину, словно смывался с награбленной выручкой, он завел мотор и поспешно, рывком вылетел со стоянки.

Ксюша удивилась:

– Ты че, украл что-то?

– Молчи лучше, – буркнул Эм, выруливая на оживленную улицу. – Одни проблемы с тобой!

– Что я опять сделала?! – возмутилась она. – Чего ты все ругаешься на меня?

Эм не ответил. Ну что ей ответить? Она ни в чем не виновата. Виновата, конечно. В том, что у нее такие обалденные глаза и что ее тонкая фигурка вызывает мурашки в пальцах.

Он указал на пакет:

– Там… Возьми. Это тебе.

Ксюша непонимающе перебрала рукой покупки и вытащила на свет божий медвежонка. Показала ему. Эм кивнул:

– Подарок…

– Мне? – взвизгнула от радости Ксюша. – Вау! Реально мне?

– Ну а кому ещё, – пробурчал Эм, не желая показывать, что доволен ее реакцией.

Ксюша прижала игрушку к груди:

– Вау! Спасибо! Всегда о таком мечтала!!!

Ну слава тебе господи и слава Дарику! Вот и нету напряжения. Может, таки удастся закончить этот заказ меньше чем за день.

На берегу Дона у Эма было одно знакомое местечко, куда он неизменно привозил моделей и по совместительству любовниц на пикник. В тени раскидистых плакучих ив прятался пятачок травы, укрытый кустами от всего остального берега и практически незаметный с воды. Туда Эм и привел Ксюшу, которая сразу же начала проваливаться каблуками туфель в мягкую землю. Бросив покрывало на траву, Эм разгрузил сумку с карандашами и папкой рисунков, подал девочке пакет и велел:

– Давай, сделай пару бутербродов, на закуску. А я пока пройдусь, посмотрю, кто тут и что.

Ксюша кивнула, посадив рядышком медвежонка, и принялась раскладывать припасы. Эм вышел из-за кустов на широкий луг и огляделся. Народу было немного, все больше мамочки с малышами на одеялах и парочки, загорающие топлесс. Эм искал взглядом одиноких и кучкующихся мужчин, но таковых на берегу не оказалось. Вот и славно, никто не помешает.

Он достал из рюкзака бутылку виски и с наслаждением глотнул любимый алкоголь. Напиваться нельзя. Надо закончить заказ.

Вернувшись к месту пикника, Эм присвистнул, оглядывая импровизированный стол. Ксюша ловко разложила последние кусочки копченой рыбы на хлеб, облизала пальцы и улыбнулась:

– Ну вот, можно пировать!

– Мммм выглядит аппетитно! – Эм присел напротив девочки, протянул ей пластиковый стаканчик. – Тебе сок, мне виски.

– Ну ты и алкаш! – засмеялась Ксюша, наливая себе ярко-желтый сок. – Дай и мне каплю!

– Нет уж, – он помотал головой. – Подрасти сначала!

– Ты меня все время за ребенка принимаешь! – вздохнула Ксюша. – А я уже давно и пью, и курю.

– Ну и что хорошего? – нахмурился Эм. – Сказал, я в этом не участвую!

– Ты мне не папа! – разозлилась она. – И не смотрящий! Ты клиент! Блин, не иби мозги!

– Хорошо, что напомнила! – Эм раскрыл блокнот, вынул карандаш и принялся затачивать его. – Раздевайся.

Ксюша молча принялась стаскивать одежду, потом легла посреди пикника, раскинув руки, и сказала дрожащим голосом:

– Педофил.

– Дура, – досадливо ответил Эм. – Я тебя пальцем не тронул. И не собираюсь.

– А смотреть нравится…

Она чуть не плакала, и Эм отложил блокнот, присел рядом с ней:

– Ты сама ко мне подошла. И не говори, что это в первый раз.

Сорвав ближайшую ромашку, он протянул ей стебелек:

– Мне надо рисовать. Это мой хлеб. И мне приятно рисовать тебя, у тебя красивое тело. И офигенные глаза! Ты вообще вся офигенная! Но когда обижаешься, твои глаза становятся злыми.

Он настойчиво щекотал ее лепестками ромашки, и Ксюша не выдержала, взяла цветок, уткнулась в него носом:

– Ты не такой, как все…

– Очень надеюсь, что не такой.

Улыбка заиграла на краешках ее губ:

– Ладно, рисуй давай!

– От спасибо! – возвращаясь к обычному ворчливому тону, Эм вернулся на место. Взял блокнот и карандаш:

– Повернись на бок. Вот так. Положи руку под голову… Поправь челку… Ромашку к носу… Стоп! Не двигайся!

Она была прекрасна. Непосредственный подросток в такой взрослой позе… Эм глотнул виски из бутылки и пустил пальцы в свободное плаванье по девственно чистому листу бумаги.

Они появились ниоткуда. Трое подвыпивших парней, еще не доросших до двадцати лет. Идиотские новомодные прически, ухмылки на лицах и неизменный вопрос гопника:

– Дядя, закурить не найдется?

Эм постарался ответить как можно спокойнее:

– Найдется. А потом вы пойдете своей дорогой, не так ли?

– Оооооо, тёлочка! – похабным голосом протянул один из них, посмазливее, и подсел к Ксюше, которая резво укрылась краем покрывала.

Третий парень без слов взял бутылку Джека и глотнул из горлышка. Потом ещё и ещё.

Первый же продолжал нагло улыбаться, протягивая руку к Эму:

– Ну, так сигаретку дашь или мне самому взять?

– Ребята, шли бы вы отсюда, – очень спокойно предложил Эм. Он чувствовал, как гнев начинает закипать внутри, как крышка на кастрюле подпрыгивает, желая выпустить пар. Но ждал той последней капли, последнего знака, после которого не будет точки возврата. Просто так срываться ему не стоит. Будет очень плохо. Медленно, очень медленно он вставил рисунок в блокнот, отложил его подальше к дереву…

– Да ты чё, дядя, мы тебя не обидим! – ухмыльнулся третий, сжимая горлышко бутылки.

Эм уже понял, что они безоружны. Рассчитывают только на свою численность и наглость. И ответил, приподняв бровь:

– В этом я не сомневаюсь. За вас страшно… Молодые еще, даже не пожили как следует.

Парни переглянулись. Эм почувствовал, как ноют напрягшиеся мышцы. И увидел растерянные серые глаза. Ксюша изо всех сил пыталась защитить свое тело от наглых рук второго парня. Эм на миг прикрыл веки…

Всё случилось само собой. Он словно наблюдал за дракой со стороны. В принципе, это и дракой-то назвать было стрёмно. Три удара, три глухих звука упавшего тела, три протяжных стона. И Ксюшино дыхание, частое и со всхлипами.

– Одевайся, пошли, – скомандовал он, потирая костяшки пальцев. Девочка поспешно натянула шмотки и принялась тянуть покрывало из-под тяжелого бесчувственного тела. Эм собрал свои вещи в сумку и взял Ксюшу за плечо:

– Оставь всё это, уходим!

Она с жалостью окинула взглядом испорченный пикник и, схватив свою торбочку и мишку с сердечком, пошла за Эмом.

Он шел не спеша, придерживая Ксюшин локоть. Если бы не его пальцы, девочка бежала бы спугнутым зайцем. А так делать нельзя. Уходить надо всегда спокойно. Тем более, с банальной драки.

В машине он заметил, как Ксюша дрожит. Толкнул её легонько в плечо:

– Ну ты чего?

Она подняла на него потемневшие глаза и шепотом спросила:

– Ты… ты их… убил?

Эм усмехнулся:

– Вот еще не хватало мараться из-за гопников! Оглушил маленько.

Она слегка успокоилась, продолжая дрожать. Эм покачал головой:

– Теперь пять раз подумают, прежде чем соваться. Ну, заканчивай трястись!

– Я испугалась…

– Не надо. Всё закончилось.

– Ты… Ты такой страшный, когда… злишься!

– Вот и не зли меня, – неловко пошутил он и, увидев округлившиеся Ксюшины очи, махнул рукой: – Да не трону я тебя! Даже если ты меня выводишь иногда…

– Это как твои рисунки.

– Забудь! – строго сказал он. – Это было давно, и ты не психиатр!

Ксюша покрутила головой, прижимая к себе плюшевого мишку. Ей было не по себе, и Эм пожалел, что сказал лишнего. Чёрт, он никогда не умел разговаривать с подростками, воспринимая их как недовыросших взрослых. Но ситуацию надо исправлять. Из-за рисунков. И, ладно, признаемся самому себе, уважаемый Матвей Николаевич, из-за девчонки тоже! Жалость ли, проснувшаяся совесть или какая другая давно забытая эмоция, но ему было неприятно видеть Ксюшу в таком состоянии. Эм свернул на улицу неподалеку от хаты и неловко сказал:

– Все, Ксюш, забудь, сегодня мы с тобой будем много работать, и все будет хорошо.

Она тяжко вздохнула:

– Столько еды пропало… Жалко…

– Ещё купим! – утешил ее Эм почти радостно. Если дело только в жратве… – Ты голодная?

Она кивнула, все еще обнимая мишку.

– Хочешь, приготовлю чего-нибудь? Любишь сладкий перец?

– Мгу, – промычала девочка. – А выпить купишь?

– Ксюша! Не провоцируй меня.

– Да ладно! Ты меня завтра отвезёшь и больше никогда не увидишь! Какое тебе дело до того, как я живу?

Эм сдался. Со вздохом припарковался у магазина:

– Пива хочешь?

– От него толстеют, – капризно ответила Ксюша.

– Виски не получишь. Шампанское любишь?

– Ну… да… – неуверенно протянула девочка.

– Окей. Жди меня здесь, двери я заблокирую.

В дорогом и неудобном супермаркете он прежде всего купил бутылку «Джека Дениелса» и вторую – простого, знакомого с детства полусухого «Советского». Упиться не упьется, а дозу получит. Теперь об обеде. Паприка, несколько помидоров, две луковицы и пакет сметаны. Э, главное – не забыть «Вегету»! Эту приправу он попробовал впервые десять лет назад и недавно увидел на прилавках родных русских магазинов. Отечественный вариант этой смеси никогда не устраивал его. Эм любил все аутентичное.

В отделе полуфабрикатов копченых сосисок, конечно, не было. Но он попросил четыре рыбных котлеты, самое то – рыба с сатарашем! На кассе Эм притормозил. Что это с ним случилось? Никогда, ну блин никогда и всё тут, он не готовил для моделей! Ещё немного, и он попрётся в прачечную со шмотками этого ребёнка! Эм, давай придём в себя! Оно нам надо? Неужели из-за трёх удачных набросков будем девочке ноги облизывать?! В идеале вообще это Ксюша должна бы готовить, она женского пола, с сиськами. А он тут пресмыкается!

Эм глубоко вдохнул, выдохнул, пропустил перед собой старушку и бросил на ленту кассы пакет жвачки. Для Ксюши завтра, чтобы Мурзик не вопил дурным голосом.

Девочка сидела в машине вся сжавшаяся и с игрушкой в объятиях. Глядя на неё сквозь стекло, Эм почувствовал себя последним гадом. Фиг знает, кто заботится о ней, кто кормит, кто лечит, если она заболеет. Почему не потерять один день своей жизни, чтобы сделать ей что-то приятное? К тому же его жизнь вообще ничего не стоит, никогда он не станет известным или богатым, так что плевать на заказ!

Зато малая будет довольна.

Эм плюхнулся на сиденье и сунул Ксюше пакет:

– Всё, теперь на расслабоне. На хате будет спокойно, и твои не сунутся до завтра.

Она внезапно подалась к нему, не обращая внимания на звон бутылок в пакете, и шепнула на ухо:

– Ты самый лучший!

Эм растерялся, ощутив, как тонкие руки крепко обнимают его за шею, не зная, что делать, и осторожно похлопал Ксюшу по спине:

– Ладно, ладно, договорились. Давай уже приедем и успокоимся.

Она прижалась к его лицу щекой, и Эм замер, не решаясь двинуться. Ксюша сама отпустила его и села, копаясь в пакете:

– А что ты приготовишь?

– Увидишь. А будешь паинькой – даже научу.

Войдя в дом, Ксюша первым делом плюхнулась на неубранный со вчера диван и включила телевизор. Эм покачал головой, сразу проходя в кухню. Выгрузив купленные продукты, он открыл шкафчик под столом, надеясь найти кастрюлю и сковородку. Кастрюля нашлась сразу, а вот сковородки не было. Придется разогревать котлеты в микроволновке. Не решение, но другого выхода нет. Возиться с паровой баней ему в лом.

Эм налил в кастрюлю немного растительного масла и принялся чистить луковицы. Слава богу, что хозяева квартиры заботятся о снабжении. Нож был тупой, и Эм быстро прослезился. Бросив измельчённый лук жариться, он принялся чистить сладкий перец. Ксюша заглянула в кухню:

– Ням, как пахнет!

– Помогай давай, нахлебница! – буркнул Эм, вытирая слёзы.

– А что делать? – с готовностью откликнулась девочка. Он пододвинул к ней помидоры:

– Режь на мелкие кусочки!

Порезав паприку, он бросил ее в кастрюлю. Туда же отправились и помидоры. Эм посыпал всё это булькающее варево «Вегетой» и накрыл кастрюлю крышкой:

– Все, полчаса можно не заглядывать.

Ксюша аккуратно вытерла руки и деловито спросила:

– А теперь что?

– А ничего. Пошли работать. Хочешь шампанского?

– Хочу, – радостно откликнулась она. Эм нашел в шкафчике высокую кастрюлю для спагетти, налил в неё до половины холодной воды и откупорил шампанское. При хлопке Ксюша весело взвизгнула, прикрывая уши ладонями. Эм усмехнулся – точно так же вели себя все его знакомые девушки. Как будто это не хлопок пробки, а залп салюта!

Они вернулись в комнату, и Эм велел девочке:

– Садись на диван, смотри телевизор, а я буду зарисовки делать.

– По телику в это время ничего нет, – вздохнула Ксюша. – Поставь музыку…

Эм покрутил головой. У неё невероятный дар доводить его до бешенства в короткие сроки. Музыку ей поставь! Кофе свари, кушать приготовь… Колыбельную тоже спеть что ли?

Тем не менее он взял телефон и нашёл свою песню. Хочет музыку – пусть слушает Миладина.

Тёплый звон гитарных струн обжёг его душу, точнее то, что от неё осталось. Эм закрыл глаза, позволяя всему телу вибрировать вместе с голосом певца.

Эту песню он услышал в девяносто девятом году, когда вместе с другими десантниками помогал сербской армии в войне за Косово. Там он нашёл и потерял свою единственную настоящую любовь, Милену. Там он нашёл единственного настоящего друга, ставшего впоследствии отцом Никодимом. Там Матвей Белинский принял свой псевдоним, Эм, заглавную букву, с которой начиналось его имя и имя его погибшей любимой. Косово стало концом юности и началом взрослой жизни.

Ксюша снова влезла в его мысли:

– А о чём он поёт?

Эм поморщился, но вспомнил недавние добрые намерения по отношению к своей модели. И ответил:

– Обо мне.

– Как это? Ты его знаешь?

– Нет. Но песня обо мне.

– Я вообще слов не понимаю.

– От друга до друга, это-то понятно? Од драги до драги – от дорогой до дорогой. От бабы к бабе, короче! Од града до града – из города в город.

– Это ещё вроде понятно, – кивнула Ксюша. – А вот дальше…

– Разбит на кусочки, держусь только на песне, себе и жизни ищу смысл и лекарство…

– Как-то странно… Ты так живешь?

Эм нехотя кивнул. Сказал А – придется говорить и остальные буквы… Плевать, всё равно он её больше не увидит!

– А почему?

Эм взглянул на неё. Ксюша лежала на животе, потягивая шампанское из обычного стакана, подпирая подбородок ладонями, и в глазах её светился неподдельный интерес. Эм вздохнул. Рука подрисовывала тени и детали сама по себе, ведомая инстинктом, а он слушал песню и думал над простым в сущности вопросом.

А правда, почему он живёт как неприкаянный? Почему столько лет не открыл дверь в свою питерскую квартиру? Там всё, наверное, уже покрыто пылью и паутиной… Эму иногда хотелось вернуться туда, сделать генеральную уборку и остаться навсегда, со своими картинами, с бутылкой виски и с любимой музыкой. Но он не решался. Знал, что воспоминания о Милене возьмут верх, что жизнь станет пустой и скучной, что он быстро умрёт от этиленовой комы один на один с телевизором.

Ксюша терпеливо ждала ответа на вопрос. Эм пожал плечами:

– Да не знаю я. Мне так легче. Все равно меня дома никто не ждёт.

Его равнодушный тон, похоже, не обманул Ксюшу. Она подлила себе ещё шампанского и сказала, вроде и не ему вообще:

– Нет ничего важнее дома, даже если там никого нету.

Во блин! Философские беседы пошли. Эм протянул руку, нащупывая бутылку виски, аккуратно свернул пробку и ответил:

– Зависит от дома. А я привык. Всё своё ношу с собой. Всё, что нужно, куплю. А рисунки в голове.

Ксюша принюхалась:

– Слушай, а обед не сгорит?

– Заболтала меня! – строго сказал Эм, поднимаясь. – Мои модели много не разговаривают!

– И что ж они делают, пока ты рисуешь?

– Телик смотрят. По телефону чирикают. Или просто молчат.

Эм помешал будущий сатараш, попробовал. Добавил ложечку «Вегеты» и зубами оторвал уголок у пакета сметаны. Ксюша любопытно спросила от двери:

– И как это называется?

– Сатараш.

– Это какая кухня, интересно? Китайская?

Он только покачал головой:

– Балда ты! Югославская.

– Ты что, югослав, что ли?

– Служил там.

– Ааааааа, – протянула она и затихла.

Эм вылил полпакета сметаны в паприку и уменьшил огонь до минимума:

– Всё, через пять минут можно есть.

Рыбные котлеты разогрелись почти мгновенно, издавая восхитительный запах общепита, сатараш дымился в тарелках. Ксюша вдохнула полным носом и зажмурилась:

– Прям как в детстве!

Эм сел со своим обедом в кресло и неопределённо заметил:

– Ольфактивная память…

– Эт чё за зверь такой? – поинтересовалась девочка.

– Ты что, школу сачкуешь? Или учиться забыла?

– Ну вот не знаю такого слова! – с вызовом ответила Ксюша. – Не всем же быть умными, как ты!

– Мозги пропьёшь скоро, – Эм покосился на бутылку шампанского, и девочка фыркнула:

– О своих позаботься! Кто виски глушит без перерыва?!

– Ксюша, блин! – с досадой откликнулся Эм. – Ну мне тридцать скоро! А тебе?

– Эм, блин! – Ксюша отправила в рот вилку сатараша и замычала: – Вкусноооооо!

– А то, – сам он ел без удовольствия. Только, чтобы наполнить желудок и не дать «доктору Джеку» полностью разрушить слизистую.

– А как тебя по-настоящему зовут? – с набитым ртом спросила девочка.

– Ну и нафига тебе знать?

– Просто так. Вот хочется, пока мозги не пропила! – Ксюша почти вызывающе допила полстакана шампанского и налила ещё пузырящегося напитка.

Эм покачал головой:

– Ты слишком много знаешь.

– Ага, потом тебе придется меня убить?

Шампанское явно отзывалось у неё в голове. Эм поднял глаза к небу – господи, сделай так чтобы она напилась и уснула, а он будет её рисовать!

– Ксения, ты ещё подросток и какие-то вещи не понимаешь. Если я решил всем представляться псевдонимом, то на это имею свои основания.

– Тебя разыскивает полиция?! – восторженно спросила она. Серые глаза блестели, и это был не просто блеск. А пьяный блеск.

– Ты маньяк-убийца? – она перешла на шепот, и Эм едва удержался от смеха. – Ты убьёшь меня и нарисуешь моё тело с кровью повсюду?

Нет, это уже не смешно. Ксюша проглотила ещё полстакана шампанского, и Эм решительно встал, отобрал у неё из-под носа бутылку. Ксюша, почти давясь, выпила остатки и швырнула в него стаканом:

– Не подходи! Маньяк!

– Опомнись, сумасшедшая!

– Кто, я? Это ты ненормальный! – Ксюша встала, пошатнувшись, глаза её были тёмными из-за расширенных зрачков. Эм нахмурился – что ещё выкинет этот ребёнок?!

– Это не я девочек голышом рисую! И не у меня в телефоне рисунки мёртвых ручек!

– Ксюша, уймись! Ты ничего не поняла!

Он отвернулся к телевизору, нашёл любимый алкоголь и отхлебнул порядочный глоток. Постоял, смакуя его во рту – так обычно быстрее забирает, потом обернулся:

– Идиотка ты малолет…

Ксюши в комнате не было. Хорошо, что он оглянулся, иначе болтал бы в пустоту. Торбочка и туфли стояли у дивана, не хватало только бутылки «Советского», и Эм потер ладонью лоб. Неужели пошла допивать в туалет? Руку бы отбить об её задницу! И самому себе врезать хорошенько. Ну нафига он ей купил шампанского?!

Эм прислушался, но вопреки ожиданию не услышал звуков блевания из туалета. А блевать она будет и не один раз. Ладно, подождём.

Он доел свой обед, спрятал в холодильник Ксюшину порцию, выпил два глотка виски и решил постучаться в клозет. Хоть бы не померла, засранка, с неё станется!

Поскрёбся в дверь и прислушался. Молчание. В голове включилась пожарная сирена. Для порядку Эм ещё раз позвал:

– Ксюша, я вхожу!

И распахнул дверь.

Ксюши в туалете не было.

– У ёпть…

Эм запустил руки в волосы и хорошенько дернул. Боль отрезвила его. Девчонка ушла, босиком, без сумки и с полупустой бутылкой. Пьяная. Не дай бог, под машину попадет! Эм вернулся в комнату, схватил ключи, бумажник и потянулся было за виски, но отдёрнул руку. Нет уж, на них двоих достаточно одной алкоголички!

На улице он осмотрелся, пряча глаза от солнца под ладонью. Ни в одной стороне Ксюши не было видно. Он сел в машину, завел мотор и вырулил на улицу, справедливо рассудив, что пойти девчонка могла лишь направо или налево до ближайшего перекрестка.

Глаза заболели от солнца, а голова от напряжения. Он высматривал тонкую девичью фигурку, отлично сознавая, что она может уже и не держаться на ногах, может валяться где-нибудь в цветах или на крылечке. Да пусть бы и валялась, лишь бы не на мостовой в луже крови.

Эм поежился от одной мысли об этом. Нет, Ксюшиной смерти он точно не выдержит, будет лучше на скорости в бетонную стену! Миленку не уберег… А теперь еще и козявка!

Он бросил взгляд на часы. Нет, босиком Ксюша бы так далеко не забралась… Он развернул «Рено» прямо на проезжей части, не заботясь о возмущенно бибикнувшем ему «Форде», и всё так же медленно, всматриваясь в окрестные закоулки между домиками, поехал в другую сторону.

Девочка была на площади. Ну, не совсем площади, скорее на пятачке у стыка трёх дорог. Ожесточённое выражение лица пугало прохожих, равно как и бутылка «Советского», которой Ксюша размахивала, проливая тёплую пену на плитку тротуара. Иногда она прикладывалась к горлышку, жадно глотая шампанское, и продолжала о чём-то спорить с цветами в бетонной кадке. Она грозила им кулаком, отскакивая в сторону, словно фиалки могли обидеть её. Машины гудели девчонке, старательно объезжая её, но Ксюша не обращала на них внимания. Для неё существовали только цветы.