Текст книги "Ход королевы"

– Сколько тебе лет, девочка?

– Восемь.

– Восемь лет… – Он наклонился еще ближе, насколько позволило огромное брюхо. – Сказать по правде, девочка, ты играешь феноменально.

Бет не поняла, что он имеет в виду – не знала этого слова.

– Прошу прощения. – Мистер Шейбел подхватил с пола полупустую пинтовую бутылку и сделал из нее глоток, запрокинув голову.

– Это виски? – спросила Бет.

– Да, девочка. Никому не говори.

– Не буду. Научи́те меня шахматной нотации.

Он поставил бутылку на пол. Бет проводила ее глазами, на секунду задумавшись, какой вкус может быть у виски и что чувствуешь, когда его пьешь. А затем ее взгляд вернулся на доску и все внимание сосредоточилось на тридцати двух фигурах и пешках, в каждой из которых была заключена особая скрытая сила.

* * *

Однажды она проснулась посреди ночи – кто-то сидел на краю ее кровати. Бет съежилась.

– Не бойся, – шепнула Джолин. – Это я.

Бет молчала. Просто лежала и ждала.

– Решила тебя слегка развлечь, – продолжала Джолин. Она скользнула рукой под одеяло и положила ладонь на живот Бет.

Бет лежала на спине, ладонь Джолин замерла у нее на животе, и все тело словно окаменело.

– Не напрягайся, – шепнула Джолин. – Больно не будет. – И чуть слышно хихикнула. – Я озабоченная. Знаешь, что такое «озабоченная»?

Бет не знала.

– Расслабься. Я всего лишь немножко поглажу кое-где. Будет приятно, если не станешь ерепениться.

Бет повернула голову к двери в коридор – та была закрыта, а из-под створки, как всегда, пробивался свет. Из коридора доносились приглушенные голоса – у стола опять шла беседа.

Ладонь Джолин поползла вниз. Бет качнула головой:

– Не надо…

– Тихо, – шепнула Джолин. Ладонь сползла еще ниже, один палец задвигался.

Больно не было, но что-то в глубине души Бет противилось происходящему. Все ее тело покрылось испариной.

– Гадство, – сказала Джолин, – хорошо тебе небось, а? – Она наклонилась ближе, взяла запястье Бет свободной рукой и потянула к себе. – Ты меня тоже погладь.

Она просунула безвольную ладонь Бет себе под ночную рубашку – пальцы коснулись теплого и влажного.

– Давай, нажми слегка, – потребовала Джолин.

Настойчивость в ее шепоте испугала Бет. Она послушалась и сильнее прижала руку.

– Да, детка, – прошептала Джолин. – Теперь подвигай туда-сюда. Вот так.

Она снова задвигала пальцем. Это было ужасно. Бет несколько раз потерла Джолин между ног, очень стараясь сосредоточиться на том, что делает. У нее на лбу выступил пот, свободная рука вцепилась в простыню, скомкав ткань изо всех сил.

Лицо Джолин приблизилось к ее лицу, ладонь легла ей на грудь.

– Быстрее, – выдохнула Джолин. – Быстрее.

– Нет! – выпалила перепуганная Бет. – Нет, я не хочу. – И отдернула руку.

– Сука! – так же громко сказала Джолин.

В коридоре прозвучали шаги, дверь открылась, и в спальню хлынул свет. На пороге возникла незнакомая Бет ночная няня. Она простояла там целую минуту – все было тихо, Джолин исчезла. Бет не осмелилась пошевелиться, чтобы посмотреть, вернулась ли та в свою кровать. Наконец женщина ушла. Бет повернула голову и увидела очертания тела Джолин, которая лежала на своей постели. В футляре для зубной щетки остались три пилюли – Бет проглотила их все сразу, откинулась на спину и стала ждать, когда изо рта исчезнет горький привкус.

На следующее утро в столовой она чувствовала себя разбитой из-за бессонницы.

– Ты самая уродливая белая девчонка в мире, – сообщила ей Джолин театральным шепотом в очереди за миской с кашей. – У тебя уродливый нос, уродливое лицо, а кожа как наждачная бумага. Ты нищебродский гадский сучий крекер[5]5
  Крекер – презрительное обозначение белых, такое же неполиткорректное, как «ниггер» по отношению к афроамериканцам.


[Закрыть]. – С этими словами Джолин, гордо вскинув голову, устремилась к очереди за омлетом.

Бет ничего не сказала. Она знала, что Джолин права.

* * *

Конь, слон, пешка. На доске бушевали такие могучие стихии, что она трещала по швам. И тут – бац! – в дело вступил ферзь. Ладьи в низу доски поначалу попали под удар, но были к этому готовы – организовали натиск и с одного хода разрядили обстановку. Шел урок естествознания. Мисс Хэдли говорила о магнитах, о «силовых линиях», и Бет, почти задремавшая от скуки, вдруг встрепенулась. Силовые линии! Слоны – на диагоналях, ладьи – на горизонталях.

Парты в классе могут стать полями шахматной доски. Если рыжего мальчишку по имени Ральф превратить в коня, можно подхватить его и перенести на две парты вперед, на одну вбок и посадить на пустой стул рядом с Дениз. Тогда Бертран окажется под шахом – он сидит в первом ряду и будет королем. Бет заулыбалась, обдумывая эту идею. Они с Джолин уже неделю не разговаривали, но Бет не позволяла себе расстраиваться из-за этого. Ей почти девять лет, ни в какой Джолин она не нуждается. И не важно, какие чувства возникают у нее по этому поводу. Ей не нужна Джолин.

* * *

– Вот, – сказал мистер Шейбел и протянул коричневый пакет.

Был воскресный полдень. Бет заглянула в пакет – там лежала тяжелая книга в переплете с названием «Современные шахматные дебюты».

Девочка недоверчиво пролистала страницы – на них были длинные вертикальные колонки с шахматными нотациями, изредка встречались диаграммы с фигурами на досках и заголовки вроде «Дебют ферзевых пешек» или «Индийская защита». Она подняла взгляд.

Уборщик хмуро смотрел на нее.

– Для тебя это то, что надо, – сказал он. – Книга расскажет, что ты хочешь узнать.

Бет промолчала. Она села на ящик из-под бутылок с молоком перед шахматной доской, аккуратно положила книгу на колени и ждала начала партии.

* * *

Уроки английского были самыми скучными – вялый голос мистера Эсперо и поэты с именами вроде Джон Гринлиф Уиттьер или Уильям Каллен Брайант навевали тоску. «Пока небес гряда озарена закатом, уйдешь ты в даль по холодеющей росе…» Эту замшелую чепуху мистер Эсперо декламировал, тщательно выговаривая каждое слово.

Когда он читал вслух, Бет открывала под партой «Современные шахматные дебюты». Каждый из дебютных вариантов она усваивала полностью и сразу, разыгрывая их в голове. На третий день обозначения в записях шахматных ходов – P-K4, N-KB3 и так далее – уже мгновенно превращались в ее проворном уме в реальные фигуры на реальных полях, и она без труда воспроизводила эти ходы в своем воображении, не нуждаясь в том, чтобы смотреть на доску. Сидела в синей шерстяной плиссированной юбке приюта «Метуэн-Хоум», положив на колени «Современные шахматные дебюты», и пока мистер Эсперо бубнил о духовном подъеме, который дарит нам великая поэзия, или заунывно читал во весь голос что-нибудь вроде «С тем, кто понять умел язык природы, / И в чьей груди таится к ней любовь, / Ведет она всегда живые речи…» – перед ее полуприкрытыми глазами шахматные фигуры со стуком становились на позиции. В конце книги некоторые классические партии были приведены целиком – до сдачи одного из игроков на двадцать седьмом ходу, а иные продолжались и до сорокового, – и она научилась, как провести фигуры через все акты этого балета. Порой у нее перехватывало дыхание от изящной схемы атаки, от смелой жертвы или от сдержанного баланса сил в каком-нибудь положении на доске. И всегда ее мозг работал на победу или на возможность победы.

«Коль весел он – на радости его / Найдется в ней сочувственная радость…»[6]6
  Здесь и далее цитируются строки из поэмы У. К. Брайанта «Танатопсис» в переводе А. Плещеева.


[Закрыть] – читал мистер Эсперо, а Бет благоговейно любовалась геометрическим рококо, следила за танцем шахматных фигур, который развивался в ее сознании, захваченная, восхищенная, поглощенная великими композициями, мало-помалу открывавшимися ее душе, и душа ее открывалась перед ними.

* * *

– Крекер! – прошипела Джолин, когда они выходили из класса после урока истории.

– Ниггер, – прошипела Бет в ответ.

Джолин обернулась и вытаращилась на нее во все глаза.

* * *

В следующую субботу Бет проглотила сразу шесть таблеток и отдалась сладостной химической реакции, положив одну ладонь себе на живот, другую – на влагалище. Слово «влагалище» она знала от матери – в числе того немногого, чему мать успела ее научить, перед тем как врезалась во что-то на своем «Шевроле». «Хорошенько подмывайся, – говорила мать в ванной. – Влагалище должно быть чистым». Бет потерла пальцем между ног, как делала Джолин. Ничего приятного в этом не было, по крайней мере для нее. Она убрала руку и сосредоточилась на состоянии умственной и душевной легкости, которое принесли таблетки. Возможно, она слишком юная – Джолин все-таки старше на четыре года, и у нее там курчавые волосы. Бет успела их нащупать.

* * *

– Привет, крекер, – беззлобно сказала Джолин. Вид у нее был непринужденный.

– Джолин… – начала Бет.

Та подошла ближе. Вокруг никого не было, они оказались наедине у шкафчиков с одеждой после физкультуры.

– Чего тебе? – спросила Джолин.

– Хочу узнать, кто такие «херососы».

Джолин на секунду воззрилась на нее – и прыснула.

– Бляха-муха, – сказала она. – А ты знаешь, что такое «хер»?

– Вроде бы нет.

– Это у парней такая штука. Может, видела в учебнике по здоровому образу жизни? Похоже на большой палец.

Бет кивнула. Она видела картинку.

– Ну так вот, детка, – продолжала Джолин, – некоторым девчонкам нравится эту штуку сосать.

Бет задумалась.

– А разве не из этой штуки парни писают? – уточнила она.

– Надеюсь, они ее хорошо вытирают, – пожала плечами Джолин.

Бет зашагала прочь в некотором потрясении. Новые сведения ее сильно озадачили. Она слышала о смертоубийствах и пытках, видела однажды, как соседский мальчишка безжалостно лупил собаку здоровенной палкой, но у нее в голове не укладывалось, как люди могут делать то, о чем сказала Джолин.

* * *

В воскресенье Бет выиграла пять партий подряд. Они с мистером Шейбелом к тому моменту играли уже три месяца, и Бет знала, что теперь он уже не сможет ее победить. Никогда. Она предвидела каждую уловку, каждую опасную ситуацию, которую он мог создать на доске. У него больше не было шансов запугать ее своими конями, или долго держать какого-нибудь слона в угрожающей позиции, или поставить Бет в трудное положение, сбив важную для нее фигуру. Она предвидела все его ходы и могла предотвратить любые угрозы, исподволь продолжая выстраивать атаку.

Когда они закончили последнюю партию, уборщик сказал:

– Тебе ведь восемь лет?

– В ноябре девять.

Он кивнул.

– Будешь здесь в следующее воскресенье?

– Да.

– Хорошо. Приходи обязательно.

Когда она пришла в следующее воскресенье, в подвале с мистером Шейбелом был еще один человек – худой, в костюме с полосатой рубашкой и галстуком.

– Это мистер Ганц из шахматного клуба, – сказал мистер Шейбел.

– Из шахматного клуба? – повторила Бет, разглядывая незнакомца. Он был немножко похож на мистера Шелла, но в отличие от учителя географии улыбался.

– В клубе мы играем в шахматы, – пояснил мистер Шейбел.

– Я тренер команды старшей школы, – сказал мистер Ганц. – Дунканской старшей школы.

Бет о такой никогда не слышала.

– Не откажешься сыграть со мной? – спросил он.

Вместо ответа Бет уселась на ящик из-под бутылок с молоком. Сбоку от доски стоял складной стул – на нем кое-как умастился мистер Шейбел со своими габаритами, а мистер Ганц устроился на табуретке. Он наклонился к доске быстрым нервным движением и подхватил две пешки – черную и белую. Обе зажал в кулаках, свел их вместе и вытянул руки по направлению к Бет.

– Выбирай, в какой руке, – подсказал мистер Шейбел.

– Зачем? – спросила Бет.

– Будешь играть фигурами того цвета, какой тебе попадется.

– А. – Она наклонилась и почти коснулась руки мистера Ганца. – Тогда в этой.

Он разжал кулак – на ладони лежала черная пешка.

– Ну извини, – улыбнулся мистер Ганц, и от этой улыбки ей стало неуютно.

Доска уже была развернута к Бет стороной с черными фигурами. Мистер Ганц вернул обе пешки на места, сделал ход другой пешкой на четвертое поле короля, и Бет расслабилась. По книжке она выучила все ходы сицилианской защиты. Сделала ответный ход пешкой ферзевого слона на четвертое поле, а когда противник пошел конем, решила использовать вариант Найдорфа.

Мистер Ганц оказался не так уж прост – он играл лучше мистера Шейбела. Однако через дюжину ходов Бет уже не сомневалась, что сумеет его победить, и приступила к делу спокойно и беспощадно. Загнала его в угол и вынудила сдаться на двадцать третьем ходу.

Мистер Ганц положил своего короля набок.

– Вы действительно неплохо играете, юная леди. У вас тут есть кружок?

Бет взглянула на него с недоумением.

– Другие девочки тоже играют в шахматы? Вы занимаетесь в шахматном кружке?

– Нет.

– А где ты тренируешься?

– Здесь.

– Мистер Шейбел сказал, вы с ним играете несколько партий по воскресеньям. Что ты делаешь в остальные дни?

– Ничего.

– Как же ты научилась так играть?

Бет не хотела говорить о том, что она играет в шахматы в голове – на уроках и в постели по ночам, – и, чтобы отвлечь мистера Ганца, предложила:

– Может, еще партию?

Он рассмеялся:

– Хорошо. Твоя очередь играть белыми.

Теперь Бет разгромила его еще быстрее, применив дебют Рети. В книге этот дебют был назван «гиперсовременной системой», и ей нравилось, как ловко в нем задействован королевский слон. Через двадцать ходов она обратила внимание мистера Ганца на то, что ему грозит мат в три хода, и ему понадобилось полминуты, чтобы сообразить, как это произойдет. В итоге он недоверчиво покачал головой и опрокинул своего короля на доску.

– Ты и правда феноменально играешь. Никогда не видел ничего подобного. – Он встал и отошел к печи, возле которой Бет заметила маленький пакет из магазина. – Сейчас мне пора идти, но напоследок я приберег для тебя подарок. – Мистер Ганц протянул ей пакет.

Бет заглянула туда в надежде увидеть еще одну книгу о шахматах. В пакете лежало что-то упакованное в розовую оберточную бумагу.

– Разверни, – улыбнулся мистер Ганц.

Бет достала сверток и сняла бумагу, которая оказалась свободно обернутой вокруг розовой куклы в платье с голубеньким узором, с белобрысыми волосами и ротиком-сердечком. Бет несколько секунд ее рассматривала.

– Ну как? – спросил мистер Ганц.

– Может, еще партию? – сказала Бет, держа куклу за руку.

– Мне пора, – вздохнул мистер Ганц. – Наверное, я вернусь на следующей неделе.

Бет кивнула.

В дальнем углу холла стояла большая жестяная банка из-под оливкового масла – ее использовали вместо мусорной корзины. Бет бросила туда куклу по дороге в библиотеку на воскресный киносеанс.

* * *

Во время урока здорового образа жизни она открыла учебник на картинке в самом конце. На одной странице была нарисована женщина, на другой – мужчина. Рисунок был схематичный, без теней и объема. Мужчина и женщина стояли, опустив руки и развернув их ладонями вперед. В самом низу плоского живота женщины была вертикальная черточка. У мужчины такой не наблюдалось, а если она все-таки имелась, то ее было не видно, потому что на этом месте у него висело что-то похожее на крохотную сумочку, поверх которой было нарисовано нечто продолговатое. Джолин сказала, хер похож на большой палец. Это и был хер.

Учитель, мистер Хьюм, сообщил, что надо есть «зеленые листовые овощи» как минимум один раз в день, и начал писать их названия на доске. За окном слева от Бет зацветала розовая камелия. Бет изучала на рисунке голого мужчину, тщетно пытаясь разглядеть в нем какую-то тайну.

* * *

В следующее воскресенье мистер Ганц вернулся и принес с собой шахматную доску с набором фигур. Доска была черно-белая, а фигуры лежали в деревянной шкатулке на алой фетровой подкладке. Они были сделаны из полированного дерева – на белых Бет разглядела прожилки. Пока мистер Ганц их расставлял, она протянула руку и взяла одного коня. Он оказался тяжелее тех, которыми она играла раньше, а к его основанию был приклеен кружок зеленого фетра. Бет никогда не стремилась к обладанию вещами, но этот набор ей отчаянно хотелось заполучить.

Свою бело-зеленую доску мистер Шейбел тоже разложил на привычном месте и подтащил еще один ящик из-под бутылок с молоком к доске мистера Ганца. Стоял солнечный день, и в подвал сверху вниз, сквозь кусты, росшие на задворках приюта, лился яркий свет. До тех пор, пока фигуры не оказались на начальных позициях, никто не произнес ни слова. Мистер Ганц аккуратно взял коня с ладони Бет и поставил его на место.

– Мы подумали, что ты можешь сыграть с нами обоими, – наконец произнес он.

– Одновременно? – уточнила Бет.

Он кивнул.

Ее перевернутый ящик стоял между двумя досками. Обе доски были развернуты к ней белыми фигурами, и на каждой она передвинула пешку на четвертое поле короля.

Мистер Шейбел ответил сицилианской защитой, мистер Ганц тоже пошел пешкой на четвертое поле короля. У Бет даже не возникло необходимости помедлить и прикинуть в уме продолжение игры – девочка мгновенно ответила на оба хода и обратила взгляд в окно.

Она разгромила обоих без особых усилий. Мистер Ганц заново расставил фигуры, и они начали вторую партию. Теперь Бет на двух досках пошла пешкой на четвертое поле ферзя, а затем пешкой на четвертое поле ферзевого слона – это был ферзевый гамбит. Она чувствовала легкость во всем теле, как будто во сне; семь таблеток, проглоченные около полуночи, еще действовали, погружая разум в апатию и негу.

В миттельшпиле Бет смотрела в окно на куст с розовыми бутонами, когда до нее донесся голос мистера Ганца: «Бет, я сделал ход слоном на пятое поле слона», – и она сонно отозвалась:

– Конь на K-5.

Ей казалось, что куст искрится, переливаясь сиянием в весеннем солнечном свете.

– Слон на четвертое поле коня, – сказал мистер Ганц.

– Ферзь на четвертое поле ферзя, – ответила Бет, не глядя на доску.

– Конь на третье поле ферзевого слона, – угрюмо произнес мистер Шейбел.

– Слон на пятое поле коня. – Бет не сводила глаз с розовых бутонов.

– Пешка на третье поле коня. – Голос мистера Ганца прозвучал как-то снисходительно.

– Ферзь на четвертое поле ладьи, шах, – сказала Бет.

И услышала, как мистер Ганц резко втянул воздух. Мгновение спустя он произнес:

– Король на первое поле слона.

– Мат в три хода. – Бет так и не повернула головы. – Сначала шах конем. У короля два черных поля, и слон берет их под бой. Затем конь ставит мат.

Мистер Ганц медленно выдохнул.

– Господи боже! – пробормотал он.

Глава 2

В приюте шел субботний послеобеденный киносеанс, когда за Бет явился мистер Фергюссен, которому было поручено отвести ее в кабинет миссис Дирдорфф. Фильм был учебный, о хороших манерах, он назывался «Как вести себя за обеденным столом», так что Бет не расстроилась. Зато испугалась – может, воспитатели заметили, что она не ходит в часовню? Или что копит таблетки? Ноги у нее дрожали, а в коленках образовалась странная пустота, пока мистер Фергюссен в белых штанах и белой футболке вел ее по просторному коридору, выстеленному зеленым линолеумом с белыми трещинками. Тяжелые коричневые башмаки Бет скрипели на линолеуме, а сама она щурилась от яркого света флюоресцентных ламп. Вчера был день ее рождения, но никто не поздравил. Мистер Фергюссен, как всегда, молчал, энергично шагая по коридору впереди нее. У двери с панелью из матового стекла и табличкой «ХЕЛЕН ДИРДОРФФ – ДИРЕКТОР» он остановился. Бет открыла дверь и вошла.

Секретарша в белой блузке, дежурившая в приемной, сказала, что ей можно сразу пройти в кабинет, миссис Дирдорфф ждет. Бет, толкнув большую деревянную створку, переступила порог. Директриса сидела за столом, а рядом, в красном кресле, расположился мистер Ганц в коричневом костюме. Он смущенно заулыбался и приподнялся из кресла, когда Бет вошла, а директриса вперила в нее взгляд поверх очков в черепаховой оправе.

– Элизабет… – начала миссис Дирдорфф.

Бет закрыла за собой дверь и встала в нескольких футах от входа, глядя на директрису.

– Элизабет, мистер Ганц сообщил мне, что ты… э-э… – она поправила на носу очки, – одаренный ребенок. – Пару секунд миссис Дирдорфф смотрела на Бет, будто ждала, что та опровергнет это утверждение, но Бет молчала. Тогда директриса продолжила: – Он обратился к нам с необычной просьбой – отпускать тебя в Дунканскую старшую школу по… – Она покосилась на мистера Ганца.

– По четвергам, – подсказал тот.

– По четвергам. Во второй половине дня. Мистер Ганц утверждает, что ты феноменально играешь в шахматы. Он хочет познакомить тебя с членами шахматного клуба.

Бет молчала – страх ее еще не отпустил.

Мистер Ганц откашлялся:

– В клубе состоит дюжина человек, и я хочу, чтобы ты сыграла со всеми.

– Что скажешь? – осведомилась миссис Дирдорфф. – Ты согласна? Мы можем оформить это как экскурсию. – Она улыбнулась мистеру Ганцу, но глаза смотрели сурово. – Мы всегда предоставляем нашим воспитанникам возможность получить полезный опыт вне этих стен.

Бет впервые услышала о такой милости – насколько ей было известно, никто из детей никогда не покидал приют.

– Да, – сказала она. – Согласна.

– Хорошо, – кивнула миссис Дирдорфф. – Стало быть, договорились. Мистер Ганц и кто-нибудь из девочек Дунканской школы будут приходить за тобой по четвергам после обеда.

Мистер Ганц поднялся и направился к выходу. Бет последовала было за ним, но миссис Дирдорфф ее окликнула, велев задержаться.

– Элизабет, – начала она, оставшись с девочкой наедине, – мистер Ганц сообщил мне, что ты играешь в шахматы с нашим смотрителем.

Бет колебалась, не зная, что сказать.

– Я имею в виду уборщика, мистера Шейбела.

– Да, мэм.

– Это нарушение правил, Элизабет. Ты что, ходишь к нему в подвал?

Бет собиралась солгать, но передумала – ведь миссис Дирдорфф будет легко выяснить правду.

– Да, мэм, – повторила она.

Бет ожидала гневной отповеди, но когда миссис Дирдорфф заговорила, ее голос звучал на удивление мягко:

– Так дело не пойдет, Элизабет. «Метуэн-Хоум» гордится своими высокими стандартами, а потому мы не можем позволить тебе играть в шахматы в подвале.

У Бет мгновенно скрутило живот.

– Кажется, у нас в игровой комнате была шахматная доска, – продолжала миссис Дирдорфф. – Я скажу Фергюссену, чтобы поискал ее.

В приемной за дверью зазвонил телефон, и на аппарате, стоявшем на директорском столе, замигала лампочка.

– Это все, Элизабет. Когда будешь в Дунканской школе, не забывай о хороших манерах и следи, чтобы ногти у тебя были чистыми.

* * *

В комиксе «Майор Хупл» главный герой был членом Совиного клуба. Это было такое место, где мужчины усаживались в большие старинные кресла, пили пиво и беседовали о президенте Эйзенхауэре и о том, сколько денег их жены тратят на шляпки. У майора Хупла было огромное брюхо, как у мистера Шейбела, а когда он в Совином клубе что-то говорил с бутылкой темного пива в руках, слова вылетали у него изо рта вместе с маленькими пузыриками. Говорил он всегда что-то вроде «Гм-м…» и «Ей-богу!» – так было написано на больших пузырях в самом верху. И вот это всё называлось «клуб». Помещение на рисунках в комиксе было похоже на читальный зал библиотеки «Метуэна». Наверное, ей придется играть с двенадцатью соперниками именно в такой комнате.

Новостью Бет ни с кем не поделилась, даже с Джолин. Вечером она лежала на боку в постели, размышляя о шахматном клубе, и живот сводило от вполне ожидаемого волнения. Сыграть одновременно столько партий – вдруг не получится? Бет перекатилась на спину и нервно ощупала карман пижамы. Там было две таблетки. До четверга оставалось шесть дней. Может, мистер Ганц имел в виду, что она сыграет партию целиком сначала с одним человеком, потом с другим, если уж ей надо себя показать?

Ее игру несколько раз назвали «феноменальной». В словаре толкование было такое: «необыкновенный, исключительный, экстраординарный», и теперь Бет мысленно повторяла себе три слова: «необыкновенно, исключительно, экстраординарно», – пока они не превратились в рефрен.

Она попыталась вообразить на потолке сразу двенадцать шахматных досок, выставленных в ряд, но сумела отчетливо разглядеть только пять. Развернула их к себе черными фигурами, предоставив играть белыми старшеклассникам, и когда те пошли пешкой на четвертое поле короля, она ответила каждому сицилианской защитой. Оказалось, ей вполне под силу играть пять партий сразу – пока она сосредоточена на одной доске, остальные спокойно ждут ее внимания.

От стола дежурных в конце коридора опять доносились голоса. Бет услышала вопрос: «Который час?» И ответ: «Два двадцать». Мать в таких случаях говорила: «Время детское», – и Бет продолжила игру, удерживая в воображении сразу пять шахматных досок. О таблетках в кармане она забыла.

На следующее утро мистер Фергюссен, как обычно, протянул ей бумажный стаканчик, но когда Бет в него заглянула, на донышке оказались только две пилюли – оранжевые витаминки, и больше ничего. Она посмотрела вверх на мистера Фергюссена через окошко в двери аптеки.

– Всё, – отрезал он. – Следующий.

Бет не сдвинулась с места, хотя девочка, стоявшая за ней в очереди, толкнула ее в спину.

– А где зеленая? – спросила Бет.

– Зеленых больше не будет, – сказал мистер Фергюссен.

Бет поднялась на цыпочки и заглянула в окошко. Позади мистера Фергюссена стояла огромная стеклянная банка, на треть заполненная зелеными таблетками, похожими на маленькие конфеты-драже. Их там, наверное, было несколько сотен.

– Вот же они, – показала пальцем Бет.

– Мы от них отказались в соответствии с новым законом, – пояснил мистер Фергюссен. – Теперь запрещено давать детям транквилизаторы.

– Эй, моя очередь, – буркнула Глэдис у нее за спиной.

Бет не шелохнулась. Открыла рот, но не сумела выговорить ни слова.

– Моя очередь получать витамины, – громче сказала Глэдис.

* * *

Иногда по ночам шахматные партии настолько ее захватывали, что потом удавалось заснуть без таблеток. Но в эту ночь ничего не вышло, Бет уже не могла думать о шахматах. У нее остались три зеленые пилюли в футляре для зубной щетки – последние. Несколько раз она решалась взять одну, но потом отказывалась от этого намерения.

* * *

– Я слыхала, ты готовишься выйти в люди, – сказала Джолин и хихикнула – не над Бет, а в ответ на какие-то свои мысли. – Будешь играть в шахматы при всем честном народе?

– Откуда ты знаешь? – спросила Бет.

Они опять оказались одни в раздевалке после волейбола. Во время игры грудь Джолин, почти незаметная в прошлом году, теперь ходила ходуном под спортивной майкой.

– Детка, я много чего знаю. Шахматы – это все равно что шашки, только фигуры скачут по доске как очумелые, да? Мой дядя Хуберт ими увлекается.

– Тебе про меня сказала миссис Дирдорфф?

– Я к этой чувырле и близко не подхожу. – Джолин доверительно улыбнулась: – От Фергюссена знаю. Он сказал, ты поедешь в старшую школу, в ту, что в самом центре города. Послезавтра.

Бет взглянула на нее с недоверием – у работников приюта не было принято откровенничать с воспитанниками.

– От Фергюссена?..

Джолин пододвинулась на скамье ближе и с серьезным видом сообщила:

– Мы с ним водим дружбу. Только не болтай здесь об этом, ага?

Бет кивнула.

Джолин отстранилась и принялась вытирать мокрую гриву белым спортивным полотенцем. После волейбола всегда можно было потянуть время, не спеша принять душ и переодеться перед уроками в классах.

Бет задумалась на секунду и хрипло проговорила:

– Джолин…

– А?

– Фергюссен дает тебе зеленые таблетки? Ну, лишние?

Джолин обратила к ней тяжелый взгляд, затем ее лицо смягчилось:

– Нет, детка. Я бы, конечно, не отказалась, но у них строгий учет, всё на контроле – что, кому да сколько. А теперь колеса вообще под запретом.

– Таблетки еще здесь. В большой банке.

– Да ну? Я не заметила. – Джолин пристально смотрела на Бет. – Мне показалось, ты в последнее время какая-то нервная. У тебя что, ломка?

Прошлой ночью Бет проглотила последнюю пилюлю.

– Не знаю, – сказала она.

– Вот увидишь – в ближайшие несколько дней тут будет полно неврастеников. – Джолин закончила вытирать волосы и выпрямилась.

Свет падал из окна у нее за спиной, и сейчас Джолин с буйной курчавой гривой и огромными глазами казалась прекрасной. А Бет, сидевшая рядом с ней на скамье, чувствовала себя уродиной. Бледной мелкой уродиной. Еще она испытывала страх – оттого что сегодня вечером придется лечь в постель без единой пилюли. За две прошедшие ночи ей удалось поспать от силы пару часов, и теперь глаза жгло, будто в них насыпали песок, а шея была мокрой от пота, хотя Бет только что приняла душ. Она не могла отделаться от мыслей о стеклянной банке у Фергюссена за плечом, на треть заполненной зелеными таблетками – футляр для зубной щетки можно было бы засыпать ими доверху сотни раз.

* * *

С того дня, как Бет привезли в «Метуэн», это была ее первая поездка на автомобиле. Она провела в приюте четырнадцать месяцев. Почти пятнадцать. Мать погибла в автомобиле – в таком же черном, как этот, потому что ей в глаз воткнулся острый обломок рулевого колеса. Об этом Бет рассказывала женщина с блокнотом, а Бет разглядывала родинку на ее щеке и молчала. Она тогда ничего не почувствовала. Женщина сообщила ей, что мамы «не стало» и что похороны состоятся через три дня в закрытом гробу. Бет знала, что такое «гроб» – в гробах спал Дракула. Папы «не стало» за год до аварии, потому что он вел «раздолбайскую жизнь», как объяснила мать.

Сейчас Бет сидела в машине рядом с большой, сильно робевшей девочкой по имени Ширли. Ширли занималась в шахматном клубе. Вел машину мистер Ганц. В животе Бет скрутился тугой ком и застрял где-то внутри мотком колючей проволоки. Она сидела стиснув коленки и смотрела прямо перед собой – в затылок мистеру Ганцу, на его полосатый воротничок, на машины и автобусы, едущие впереди и навстречу за лобовым стеклом.

Ширли попыталась завязать беседу:

– Ты умеешь разыгрывать королевский гамбит?

Бет кивнула – говорить боялась. Несколько ночей подряд она спала совсем мало, а этой ночью ей и вовсе не удалось заснуть. Она слышала, как Фергюссен болтал с дежурной, сидевшей за столиком в конце коридора, как они вместе смеялись. Смех Фергюссена – низкий, раскатистый – метался по коридору и лез под дверь в спальню, где Бет лежала, напряженная, одеревеневшая, на узкой кровати.

А днем случилось кое-что неожиданное. Когда они уже садились в машину, прибежала Джолин, окинула мистера Ганца лукавым взглядом и спросила: «Можно Бет на минутку?» Мистер Ганц разрешил. Джолин отвела ее в сторонку и протянула на ладони три зеленые таблетки. «Вот, детка, – сказала Джолин. – Мне кажется, это то, что тебе нужно», – и, поблагодарив мистера Ганца, поспешила в класс с учебником географии под мышкой.

Но проглотить таблетки не представлялось возможным. Они были здесь, под рукой, лежали прямо у нее в кармане, а Бет парализовал страх, в горле пересохло. Она знала, что может закинуть таблетки в рот и никто этого не заметит, но боялась. Скоро они приедут на место назначения. Голова шла кру́гом.

Машина остановилась у светофора – на другой стороне перекрестка стояла бензозаправка «Пьюар Ойл» с большой синей вывеской.