Текст книги "Веранда"

Командировки

За время работы в нашем центре я побывал практически во всех областях и крупных городах нашей страны, кроме Атырау и Семипалатинска. Командировки обычно бывали успешными, за редким исключением, когда консультанта из нашего центра вызывали слишком поздно, уже ничего невозможно было сделать и женщина погибала…

Во времена Советского Союза побывал я и в Ленинске, что недалеко от космодрома Байконур. Стоял жаркий июль, в вагоне была страшная духота. Поезд прибыл на станцию Тюратам в четыре часа утра, темнота только начала рассеиваться. Я прошел пограничный контроль, там созвонились с нашим центром и, получив подтверждение, пропустили в город, где уже ждала машина из роддома. Мы быстро доехали до места. К счастью, случай оказался не таким сложным, и к обеду я уже закончил дела. Главный врач роддома заказал мне билет обратно в Алма-Ату на проходящий ночью поезд. Потом меня поселили в отдельный домик с кондиционером и предупредили, чтобы я днем никуда не выходил, так как стояла невероятная жара – около сорока пяти градусов. Но я все же решил посмотреть город и пошел по направлению к центру. Однако, пройдя два квартала, вынужден был вернуться – предупреждали не зря.

Вечером одна акушер-гинеколог позвала меня в гости к своим друзьям. Нас подвезли на машине скорой и уточнили, когда за мной приехать, так как нужно было прибыть на вокзал заранее. Вечер прошел интересно. Хозяева рассказывали, что в первую очередь здесь нужно покупать кондиционер и холодильник. Первый – из-за жары и комаров, так как нельзя открывать окна, а второй – для домашнего морса, так как воду из-под крана пить опасно. Летом чай практически не пьют, а гостю прежде всего предлагают морс из холодильника. В каждом доме был свой рецепт приготовления. Тогда своим напитком хозяйки гордились.

Когда жара немного спала, решили прогуляться по городу. Прогулка обещала быть хорошей, несмотря на тучи огромных комаров, которые впивались даже через рубашку. Народ каким-то образом уже знал, что в этот день будет старт корабля, и собрался на улице, чтобы посмотреть на зарево и огненный хвост. Но тот пуск оказался особенным: вдруг раздался сильный грохот, переходящий в тяжелый гул, задрожали стекла окон, потом появилось зарево и затем возникла большая ракета. Она приподнялась над землей и на мгновение зависла. Мелькнула мысль: вдруг не поднимется?! Но ракета стала набирать высоту и постепенно исчезла в небе. Мы стояли завороженные грандиозным зрелищем. От грохота и тяжелого гула заложило уши.

Потом все стали возбужденно обсуждать увиденное:

– Это что-то новое! Такой большой ракеты и такого грохота еще не было! Это просто потрясающе!

Вот так, совершенно неожиданно, я стал свидетелем запуска космического корабля «Энергия» с космодрома Байконур. Зрелище запомнилось на всю жизнь…

Еще одна интересная командировка. Несколько лет назад я сопровождал больную женщину в Кызылорду. У нее было серьезное неврологическое заболевание, из-за чего она плохо глотала и периодически тяжело дышала. В нашем центре ей сделали кесарево сечение. Операцию пациентка перенесла неплохо. После сорока дней ее нужно было перевести обратно по месту жительства. Заранее предупредили местное медицинское руководство. Договорились, что нас встретит реанимобиль и отвезет в областную больницу, где нас будут ждать. Решено было ехать поездом, родственники женщины выкупили отдельное купе. Я взял с собой монитор, электроотсос и кислородную подушку, на всякий случай прихватил ручной прибор для искусственной вентиляции легких. На руке больной была установлена капельница.

Ночь в поезде прошла благополучно, и утром мы прибыли на место. Пока сопровождавшие и пассажиры выносили женщину на носилках из вагона, я пошел искать реанимобиль. Но вместо него увидел ветерана скорой помощи – старый микроавтобус УАЗ буро-зеленого цвета. Открыв задние двери, обнаружил на обшарпанном железном полу не менее старые брезентовые носилки с порванным уголком.

Я спросил у водителя:

– Мы же привезли в поезде женщину в тяжелом состоянии. Где реанимобиль?

– Не знаю. Мне было приказано встретить беременную и отвезти ее в областную больницу.

– Ты что, один, без сопровождения? – удивился я. – Почему не заехал на перрон? Мы же тебя ждали там.

– Милиция не разрешает.

Теряя всякое терпение, я спросил его:

– А путевой лист у тебя есть? По нему тебя должны были пропустить на перрон.

Водитель пожевал губами и совершенно безразличным тоном ответил:

– Милиция не пустила.

Тогда я сел рядом с ним и приказал:

– Давай на перрон, милиции я сам отвечу.

Наконец, погрузившись, мы поехали. Бедную женщину нещадно трясло на полу, пришлось ее успокаивать. В приемном отделении больницы нас тоже никто не ждал и очень удивились нашему появлению.

– Куда мы ее положим? Никаких распоряжений на этот счет не было, тем более что сегодня праздничный день – Первое мая – и начальство отдыхает.

Я показал выписку из нашего центра и телефон главного акушера-гинеколога департамента здравоохранения области. Потом жестким тоном приказал:

– Немедленно позвонить по этому номеру и все утрясти! Ясно?

Сам я связался по мобильному телефону с замдиректора нашего центра Татьяной Геннадьевной и доложил обстановку.

– Я сейчас постараюсь все уладить, – успокоила она меня.

Примерно через полчаса вопрос был решен. Из реанимации пришла дежурная – молодая девушка, недавно окончившая институт, которая тоже не была в курсе дела. Мы подняли больную в отделение. Я передал все бумаги и подробно объяснил, что нужно делать.

Был уже полдень, когда родственники женщины пригласили меня к себе домой, накормили обедом и отвезли на вокзал, где удалось купить билет в Алматы. Для этой женщины, к счастью, все обошлось благополучно. Но каких нервов стоила мне эта поездка!

Хорошо запомнилась и командировка в Шымкент. Там после случая смерти в одном из роддомов проводилось служебное расследование комитетом Минздрава, и я был в составе комиссии.

История произошла такая: у беременной было предлежание плаценты, то есть детское место, через которое плод получает материнскую кровь, расположено в матке не на обычном месте. Это чревато кровотечением с последующими осложнениями: шоком от кровопотери, нарушением свертывающей системы и полиорганной недостаточностью. Как я уже упоминал, радикальным способом остановки кровотечения является полное удаление матки и перевязка крупных сосудов. Но в ОПЦ после кесарева сечения и начавшегося кровотечения, вопреки протоколу, решили сохранить этот орган и проводили только консервативные мероприятия. Несмотря на это, кровотечение продолжалось, поэтому пришлось сделать несколько повторных операций и в итоге удалить матку и перевязать крупные сосуды. По ходу этой истории развились тяжелое нарушение свертывающей системы и полиорганная недостаточность, то есть страдали все органы без исключения. В результате – смерть в стационаре (летальный исход).

Комиссия работала три дня, с утра до позднего вечера. История болезни была изучена вдоль и поперек. Естественно, были найдены недоработки в оформлении документации, а главное – установлено, что тактика хирургического лечения была неправильной. Мы беседовали со всеми участниками этой истории, нам несколько раз звонили из Минздрава и областного департамента. Комиссия докладывала директору нашего центра о предварительных результатах и складывающейся ситуации. С одной стороны, ошибки налицо, с другой – из-за подобных случаев в разных областях Минздравом уже было уволено несколько врачей, в связи с этим появился дефицит кадров: врачи не хотели работать на таком ответственном участке, где даже небольшие ошибки могут привести к серьезным осложнениям и смерти. Из-за текучки кадров и плотного графика работы врачей не посылают повышать квалификацию, некоторые учатся на свои деньги во время трудового отпуска. Про поездку за рубеж, даже в Россию, для повышения квалификации за счет бюджетных средств речь вообще не идет.

Тогда после нашего заключения Минздравом были приняты соответствующие меры. К сожалению, ситуация решительно лучше не становится и подобные случаи с определенной регулярностью повторяются. Но это не только врачебная проблема, а головная боль организаторов медицины различных уровней.

Что касается анестезиолога, то ему приходится стоять среди ночи у операционного стола и бороться с различными трудными ситуациями. К сожалению, он всегда один. Иногда нужно посоветоваться, иногда просто необходимы «лишние» руки. Но повсеместно в роддомах анестезиолог – один на один с проблемами, появившимися задолго до него. Пока он проводит в операционной наркоз, в отделении реанимации остаются пациентки без наблюдения врача, на попечении только палатной медсестры. Нередко бывает и так, что в отделении есть еще женщина, находящаяся на аппаратном дыхании из-за вирусной пневмонии или «шоковых легких». Бывают пациентки с серьезным пороком сердца, высоким артериальным давлением, нередки больные с эпилепсией. Естественно, можно ошибиться, упустить что-то просто потому, что ночь и врач устал, внимание его притупилось. Это и есть человеческий фактор. Обыватели сейчас возмутятся и потребуют призвать к суровому наказанию врача!

Однако, перефразируя древнеримского классика, замечу, что врач тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо. Вспомните, как вас везде «полноценно» обслуживают. В банке, например, не дождешься менеджера, чтобы снять свои же деньги, найдут много причин, чтобы их не отдать; в супермаркете толком не объяснят характеристики предлагаемого товара, срок годности, страну-производителя или почему на полке одна цена, а в чеке – другая. В организациях ЖКХ тоже приходится часто выяснять, за что начислены высокие тарифы, почему вдруг появляется долг, когда ты ничего не должен… Да, медицина тоже сфера обслуживания, и недоработки врача – из одного и того же ряда, что и везде. Поэтому прежде чем винить его, посмотрите сначала на себя: хорошо ли вы выполняете свою работу? Практически все трудящиеся страны, кроме МЧС, работают в обычном режиме, от них не требуется никакого героизма. Только врач, стоящий у операционного стола, должен быть героем, особенно посреди ночи! Медицина устроена таким образом, что за героизм не платят: врач поликлиники и врач у операционного стола – две разные категории по ответственности и сложности работы, но за одну и ту же зарплату. Первый нарком здравоохранения Николай Семашко однажды заявил: «Врача должен кормить народ, поэтому у него будет маленькая зарплата». Минздрав это усвоил хорошо…

Еще немного о центре

Внедрение современных технологий в медицине – процесс постоянный. Сколько лет работаю, столько лет и слышу: нужны современные технологии! Их внедряют, но через десяток лет они устаревают и на смену им приходят новые или совершенствуются старые. Поэтому врачу приходится постоянно учиться. Я хорошо знаю первого специалиста по УЗИ-диагностике в акушерстве и гинекологии в Казахстане, бывшего сотрудника нашего центра Мустафаева Садвакаса Умбеталиевича. Сейчас у него своя процветающая клиника. А познакомился я с ним, когда учился в Москве. Тогда УЗИ-диагностика была супер, а сейчас это обыденность. Такая же история – с лапароскопией. В нашем центре ее начал внедрять Нуркасымов Жомарт Нуркасымович. По его инициативе был приобретен настоящий лапароскоп известной немецкой фирмы «Карл Шторц». Вначале процедура была диагностической, а потом установили хирургические стойки. Теперь такие операции делают по несколько раз в день.

Существует одно обстоятельство, одна причина или один закон, который движет медицину вперед. Может, это громко сказано, но именно этот факт облегчает страдания больного и позволяет медикам брать новые вершины. Речь идет о квалификации врача, его мастерстве, переходящем в искусство или граничащем с ним. Квалификация или мастерство, наука или искусство? Это все о медицине. Вопрос этот – вечный, философский, и на него невозможно ответить однозначно, потому что здесь все перемешано.

После такого вступления хочется рассказать о нашем директоре – Кудайбергенове Талгате Капаевиче. О нем можно говорить много: он успешно возглавлял наш центр, стоял у руля акушерства и гинекологии не только в институте, но и по всей стране. Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Это касается Талгата Капаевича в полной мере. Благодаря его таланту руководителя в институте сохранились квалифицированные кадры, которые и определяют сегодняшнее лицо центра и его авторитет. Ведь для многих пациенток наш центр является последней инстанцией. Кроме этого, Талгат Капаевич – отличный хирург, у него учились нынешние руководители отделений центра. Он досконально знает свое дело, скромен, талантлив, отличный спортсмен, прекрасный семьянин… Сейчас, когда я пишу эти строки, то вспоминаю о характеристиках из «Семнадцати мгновений весны». А что? Написано просто, емко и по существу!

Что касается истории нашего центра, то его название менялось несколько раз. Вначале это был организованный на базе третьего городского роддома НИИАиГ (Научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии), находившийся на улице Байзакова, 299. И первым его директором был Исалиев Жалгау Шакирович. Потом долгие годы им руководила известная во всем Казахстане Каюпова Нина Амировна. Благодаря ее инициативе и активным действиям в 1990 году институт переехал на проспект Достык, 125, в здание бывшей больницы ЦК КПСС Казахстана, где была еще личная палата Д. А. Кунаева. Тогда институт получил новое название – РНИЦОЗМиР (Республиканский научно-исследовательский центр охраны здоровья матери и ребенка). Было много плодотворной работы по внедрению методики лечения нарушений свертывающей системы крови при акушерских кровотечениях как в самом институте, так и по всему Казахстану, а также по ведению беременных с пороками сердца. Сейчас по этим проблемам институт имеет более чем двадцатисемилетний опыт…

Я уже собирался заканчивать медицинские истории, но произошла трагедия: разбился самолет санитарной авиации и погибли два отличных врача, доктора наук, которых я хорошо знал. Талгат Анапиевич Патсаев был сотрудником нашего центра, а Артыкбаев Жанибек Токенович – анестезиологом-реаниматологом и руководителем отделения НЦХ им. Сызганова…

С Жанибеком я познакомился при интересных обстоятельствах. Летом 1997 года меня пригласили на консультацию в роддом № 1 Алматы. В это время наш центр был закрыт на санитарную обработку и косметический ремонт, поэтому я находился в отпуске. Оказалось, что у пациентки роддома произошло осложнение беременности – преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты с тяжелым кровотечением и нарушением свертывающей системы крови. Была сделана радикальная операция, однако развился синдром полиорганной недостаточности, а тяжесть состояния определяли поражение легких, острая сердечная недостаточность и кома.

Дежурил в роддоме мой давний друг – Балжанов Махамбет Шаймерденович, который и рекомендовал меня в качестве консультанта. Ознакомившись с ситуацией, я доложил руководству о требующихся лечебных мерах и лекарствах, а также о необходимости круглосуточного мониторного наблюдения. В роддоме такого прибора не было, поэтому мне пришлось обратиться к директору нашего центра Нине Амировне Каюповой. Оказалось, что эта пациентка была гражданкой Турции, работала бухгалтером в казахстанско-турецком банке, руководство которого и попросило о помощи наш центр. С этой целью начальство командировало меня в роддом.

Мы с Махамбетом Шаймерденовичем организовали лечебный процесс и обратились к консультантам из других учреждений. Из НЦХ им. Сызганова был приглашен кардиолог-реаниматолог, им и оказался Жанибек Токенович. Он регулярно приходил в роддом, давал нам советы, помогал в практической работе и одновременно писал кандидатскую диссертацию.

Состояние пациентки постепенно стабилизировалось, потом стало улучшаться. Мы регулярно в письменном виде давали отчет в казахстанско-турецкий банк, эти данные после перевода отправляли в Турцию для оценки нашей работы. Надо сказать без лишней скромности, замечаний с турецкой стороны по лечебным вопросам не было. К сороковым суткам прибыл самолет с врачом-реаниматологом и медсестрой-анестезисткой, чтобы транспортировать пациентку на родину. К часу ночи мы на реанимобиле прибыли в аэропорт и стали ждать, когда нас погрузят. Но ожидание затянулось, и после двух часов, не выдержав, я начал интересоваться, почему такая задержка. Оказалось, что в самолете было медицинское оборудование для проведения искусственной вентиляции, мониторы, кислородные баллоны и другие необходимые вещи, но турецкие врач-реаниматолог и анестезистка не могли все это собрать и запустить. Я попросил разрешения пройти в самолет, но летчик ответил отказом, заявив, что это турецкая территория. Мне пришлось ему объяснять, что нужно помочь собрать оборудование, иначе мы здесь простоим еще долго. После настойчивых уговоров командир судна согласился пропустить меня в салон. Действительно, оборудования было много, поэтому пришлось разбираться и комплектовать необходимый вариант. За пятнадцать минут я все собрал и привел в рабочее состояние, после чего мы занесли на руках пациентку и самолет наконец взлетел. Было четыре часа утра…

Той осенью Жанибек Токенович с большим успехом защитил кандидатскую диссертацию, не было ни одного черного шара. Мы с Али Нурбатыровичем были на защите и банкете, который, кстати, прошел очень весело. Сейчас об этом грустно вспоминать: оба погибших были замечательными людьми и отличными специалистами.

Еще одно печальное известие: скоропостижно скончался Алимжан Владимирович Азимбаев, непременный участник наших собраний в «Веранде» и ее постоянный посетитель. Он был безотказным человеком. Когда кому-то нужно было срочно отлучиться, а назревала экстренная операция, Алимжан всегда без лишних вопросов шел и проводил наркоз. Он был лучшим специалистом в нашем центре по регионарному обезболиванию родов и операций, поэтому акушеры-гинекологи часто просили его приехать среди ночи на сложные случаи.

К сожалению, согласно мировой статистике, врачи чаще других страдают от инфарктов и инсультов. Однако они, как и все, откладывают лечение и профилактику на потом. Иногда это «потом» бывает запоздалым…

Милосердие

Наступила долгожданная весна. Даже в Алматы, где в течение шести месяцев стоит теплая погода, весну ждут с нетерпением. Потом, правда, наступает жара, но это уже после. Признаюсь честно, что я не люблю холод и связанные с ним неудобства. Недаром поэт сказал, что «лето – это маленькая жизнь», и я с ним полностью согласен. Еще одна радость для алматинских врачей – медицинская выставка. Ежегодно в Выставочном комплексе «Атакент» проводится Международная выставка медицинского оборудования и препаратов. Это происходит обычно 15 мая. Сюда съезжаются все заинтересованные лица: продавцы, казахстанские фирмы, представители производителей, сами производители и, конечно, потребители – врачи, которые потом будут просить свое руководство купить необходимые новинки.

Я стоял у стенда с оборудованием для выхаживания новорожденных. Смотрел на новые кувезы с мигающими мониторами, детские дыхательные аппараты и другую технику, когда услышал знакомый голос:

– А ты что здесь делаешь? Ты же анестезиолог, а не неонатолог.

Еще не оборачиваясь, я узнал его:

– Привет, Алибек. Давно приехал?

Мы обнялись. Действительно, давно не виделись. Алибек работает неонатологом в одном из областных роддомов. Ему около тридцати пяти лет. Высокий и худощавый, он всегда казался моложе своих лет. Однако присмотревшись, я обнаружил морщины на высоком лбу и начинающуюся лысину. Последнее обстоятельство вызвало легкую грусть.

– Стареешь, брат… Что, заботы одолели? – спросил я.

– Годы берут свое, – ответил коллега. – Буквально берут за горло, то бишь за мои кудри. Боюсь, что совсем облысею! Как сам? Что нового в вашем центре? Почему не приезжаете к нам?

– Вы уже сами многое знаете и умеете. Ваша область приглашает реже всех, – ответил я.

Эта выставка хороша тем, что здесь обязательно увидишь своих старых знакомых и друзей. В другое время встречаться некогда, ведь большая часть жизни врачей проходит на работе. Мы с Алибеком обошли выставку, повстречали многих старых знакомых, у стендов познакомились с представителями фирм и, немного уставшие, вышли на улицу.

Я предложил:

– Не так далеко отсюда есть мое любимое кафе – «Веранда». Давай зайдем туда, там все хорошее: и шашлык, и пиво, и обслуживание.

Стояла теплынь, розово-красное солнце медленно катилось к закату. Мы сели за столик под небольшим тентом и сделали заказ. Спешить было некуда, и, пока нам готовили ужин, мы, довольные выставкой и свободным вечером, принялись за пиво.

– Как выставка? Нашел что-нибудь интересное для себя? – спросил я Алибека.

– Оборудования для нас много, сразу и не выберешь. Надо поговорить с теми, кто уже на нем работал.

Я согласно кивнул головой:

– Красивых и дорогих моделей наркозно-дыхательного оборудования действительно много, а как они покажут себя в работе – вопрос времени. Дело даже не в цене: дорого еще не значит, что лучше. Главное – надежность и удобство в эксплуатации. Интересная деталь, заметил? – спросил я. – Наш казахстанский менеджер, представитель фирмы, пытался мне объяснить некоторые функции аппарата для искусственной вентиляции легких. Даже не спросил, анестезиолог я или нет, имею ли опыт работы на подобных аппаратах, но сразу начал объяснять, какой режим вентиляции нужно использовать и при каких обстоятельствах. Чудно. Этот менеджер не имеет медицинского образования, а только инженерное. Я специально спросил его об этом. Несмотря на это, он пытается мне, анестезиологу с многолетним стажем, объяснить, что нужно делать врачу! Есть такие простаки: стоит им открыть рот, как сразу выдают себя с головой.

– Ладно, это не самое страшное, мы сами разберемся в особенностях этих аппаратов. Ты лучше послушай мою историю. Помнишь, что у меня есть младшая сестра Айман? Четыре года назад вышла замуж.

– Поздравляю! Наверное, уже и племянники у тебя есть?

– В том-то и дело. Она же хрупкая девушка, хотя и очень красивая. В общем, через положенное после свадьбы время она родила мальчика в нашем роддоме. Родители немного боялись за ее здоровье, но все обошлось, а беда пришла с другой стороны. В тот день я как раз дежурил. Родила Айман под утро. С мальчиком пришлось повозиться, я уже хотел подключить его к аппарату искусственного дыхания, но состояние стало улучшаться. Я поместил его в кувез с кислородом, подключил мониторы, но ситуация существенно не изменилась. Поэтому утром я позвонил своему знакомому профессору-неврологу и попросил о консультации. Он приехал после обеда, когда закончил читать свои лекции, осмотрел малыша и поставил диагноз: энцефалопатия тяжелой степени и синдром дыхательных расстройств.

Айман с малышом выписали после курса лечения и всех процедур, но душа моя была неспокойна. Прошло какое-то время, и я стал замечать, что мальчик отстает в развитии. Более того, у него начала непропорционально увеличиваться голова. Я снова позвал профессора, и он, осмотрев ребенка, сказал:

– Похоже, что у него детский церебральный паралич – ДЦП – и нарастает гидроцефалия. Крепись, Алибек. Лечение я, конечно, назначу, но эффект будет незначительный, если вообще будет.

Вот так мы получили проблему…

Ребенок развивался плохо, а голова росла и росла. Айман целыми днями сидела возле мальчика, пыталась разговаривать с ним в надежде, что он ее услышит. Я прочитал много литературы по этому вопросу, но нигде ничего утешительного не нашел. Малышу периодически становилось плохо, тогда мы вызывали скорую помощь, ему кололи успокаивающие средства, и он засыпал. В доме сложилась гнетущая обстановка, все ходили хмурые, гостей не звали и сами старались никуда не ходить, ведь люди обязательно спросят, как наш мальчик. А что тут скажешь – одно расстройство. Мы как могли подбадривали Айман. Ее муж Мамедали, молодой красивый парень, бизнесмен, все свои деньги тратил на лекарства и консультантов. Потом от безысходности стал приглашать экстрасенсов и целителей, от которых, конечно, не было никакого толку, а просто трата денег. Так что этот мужчина вместо счастливой семейной жизни получил тяжелую проблему, которая не имела решения.

Прошел год. Мамедали нашел себе другую женщину и ушел к ней. После этого Айман впала в тяжелую депрессию. Когда стало совсем невыносимо видеть все это, я впервые подумал об эвтаназии.

Алибек перевел дух, отпил немного пива и продолжил:

– Я всегда к этому относился негативно: как можно прервать жизнь человеку, как решиться на такое? Считал, что никто не имеет на это морального права. Однако проблему надо было решать, во-первых, из-за Айман, во-вторых, из-за малыша. Он еще не знает жизни, мы тоже не знаем, что чувствует этот маленький человечек. Страдает ли, ощущает боль, дискомфорт, голод? Слышит ли он нас? Ведь он не может дать нам какой-либо знак, кроме негромкого плача. Так что жизнь заставила меня крепко задуматься…

Я долго взвешивал все «за» и «против», потом решил посоветоваться с родителями. Как-то раз, когда я курил на балконе, ко мне подошел отец и тут я решился:

– Папа, вы слышали про эвтаназию?

Он молча закурил и выпустил долгую струю дыма:

– Думаешь, мы сможем пойти на это? Не знаю, сынок. Я серьезно об этом не задумывался. Непростое это дело – лишить человека жизни. Не знаю…

– Я беру на себя всю ответственность, – сказал я. – Вы с мамой должны дать добро, а Айман ничего не скажем. Никто об этом не узнает, даже не заподозрит!

Докурив, я пошел в дом, а отец остался один на один с этой проблемой. Уверен, что ему было очень непросто…

Примерно через две недели после этого разговора поздно вечером мы втроем сели пить чай. Айман с ребенком уже спали.

Отец, посмотрев на маму, произнес:

– Алибек, мы с мамой согласны, делай свое дело.

Я кивнул головой и сказал:

– Папа, мама, никому об этом ни слова, тем более Айман!

У мамы беззвучно полились слезы, а отец пошел курить на балкон. Я приготовился к очередному ухудшению состояния малыша, чтобы сделать задуманное, и оно не заставило себя долго ждать. В один из вечеров у ребенка поднялась температура, он начал задыхаться, и мы вызвали скорую помощь. Пока она ехала по уже хорошо знакомому адресу, я, улучив момент, сделал малышу укол и громко сказал:

– Мама, я пошел встречать машину!

На улице было тепло. Я поднял голову: по небу плыли редкие облака, ненадолго закрывая большую луну.

«Какая хорошая ночь! Завтра будет хороший день, и теперь все будет хорошо», – подумал я. Потом разбросал шприц, ампулу и упаковки в разные мусорные контейнеры и нервно закурил. Когда подъехала скорая, я вместе с фельдшерицей вошел в квартиру. Айман стояла возле детской кроватки и тормошила малыша:

– Аскар, Аскар, открой глаза! Почему ты не открываешь глаза? – Она с какой-то надеждой оглянулась на нас.

Мальчик молчал, лежал совершенно без движения, так же, как и раньше, но только не плакал. Я один знал, что произошло.

Фельдшер, осмотрев ребенка, повернулась к нам:

– Он умер. Жаль, конечно, но, может быть, это и к лучшему. Айман, крепись, ты еще молодая, родишь себе здорового ребенка и будешь счастлива. – Потом со вздохом добавила: – Вот и отмучился бедняга, да и все вы отмучились. Завтра утром приходите в поликлинику за справкой, я все доложу и приготовлю бумаги.

Она отозвала меня в сторону:

– Нужно решить вопрос с аутопсией. Вы же знаете законы: смерть на дому даже при установленном диагнозе требует вскрытия. Зайдите к главному врачу, может быть сможете решить этот вопрос.

Я кивнул, а потом сказал:

– Большое вам спасибо. Вы всегда спешили к нам, несмотря на тяжелый диагноз и неутешительный прогноз…

Женщина внимательно посмотрела на меня:

– Выезжать по вашему вызову всегда было очень тяжело, потом, бывало, целую неделю настроение неважное. Было жаль всех вас: и мальчика, и Айман, и родителей.

Я промолчал, а только кивнул головой. Да и что тут скажешь!

Алибек вздохнул и снова закурил. В это время принесли ужин. Я разлил водку по рюмкам:

– Алибек, мне трудно что-либо сказать или дать какой-то совет. Давай лучше выпьем за царствие небесное для его души! Мы с тобой хотя и не православные, но обычай этот хороший и смысл тоже хороший. Ты, несмотря ни на что, проявил милосердие.

Мы выпили и помолчали: каждому нужно было собраться с мыслями.

– Как сейчас твоя сестра? Жизнь наладилась?

Алибек посмотрел на меня с некоторым удовлетворением:

– Да. Сейчас у нее все хорошо. Она снова вышла замуж, только муж ее старше. Он уже был женат, и у него есть дочь от первого брака. Полгода назад Айман родила здорового сына. Муж ее счастлив, и она тоже – каждый счастлив по-своему. У них новая квартира, живут отдельно. Родители с ними постоянно общаются, праздники встречают вместе, их дом всегда полон гостей. А вчера, когда я зашел к ним попрощаться перед отъездом, Айман подошла ко мне, крепко обняла и тихо сказала:

– Алибек, я все знаю. Спасибо тебе, мой дорогой!

Снова наступила пауза… Я смотрел на друга и думал: «А смог бы я так поступить? Не знаю, скорее всего да, а может быть, и нет. Проблему он решил, равновесие в жизни восстановлено. Кто-то должен был взять на себя эту ответственность. Он смог, хотя страдал, боролся и сомневался. Я думаю, что он вспоминает этого мальчика каждую ночь».

Мы молча пошли по вечерним улицам Алматы. Светили огни реклам, вывесок магазинов и кафе. Я проводил Алибека до гостиницы, потом поймал такси и поехал домой. Всю дорогу думал об услышанном. Да и сейчас, вспоминая эту историю, испытываю сложные чувства.