Текст книги "Демидовы. Их жизнь и деятельность"

Глава II. Урал и его пионеры

Уральские горы. – Их богатства. – Постройка Невьянского завода. – Обед с кузнецами. – Отдача заводов Демидову. – “Правые слезы” и “обидные воздыхания”. – Приписка крестьян к заводам. – “Протекционизм” Петра. – Старый дом в Невьянске. – Портрет Никиты. – Страшная башня. – Легенды и предания. – Никита – комиссар и дворянин. – “Крапивное семя”. – Доносы на Демидова. – Дешевые цены изделий. – Подарок на “зубок” царевичу. – Судоходство и судостроение

Уральская горная цепь, разделяющая Европу от Азии, давно была известна своими минеральными богатствами и в руках знающего горное дело и предприимчивого населения могла бы давно уже давать громадное количество металлов. В ее недрах и в долинах ее речек встречаются, без преувеличения, все представители минерального царства, начиная с каменного угля и кончая алмазами. В целом мире не найдется таких богатейших месторождений железной руды, – которой хватит на целые века, – как уральские горы Магнитная (Высокая) и Благодать. Эту отдаленную окраину русского государства, к которой с запада примыкали башкирские степи с диким кочевым населением и за которою начиналась уже Сибирь, – место ссылки и заточений, – суждено было оживить Демидовым. Хотя на Урале и были построены казенные заводы еще при Алексее Михайловиче, но они работали крайне неисправно, часто останавливались, изделия их обходились дорого и производительность была ничтожною.

В 1696 году верхотурский воевода Протасьев представил Петру Великому образцы магнитной руды с речки Тагил и железной – с реки Нейвы. Царь послал ее испытать за границу, в Амстердам, к тамошнему бургомистру, знатоку горного дела, и в Ригу. Часть кусков была передана и Демидову. По испытании руды оказались превосходных качеств и содержали большое количество железа. А Демидов, приготовив из полученной руды несколько ружей, замков и бердышей, объявил, что невьянское железо не хуже “свейского” (шведского), пользовавшегося европейской известностью. Царь, у которого дело, что называется, кипело в руках, построил в 1698 году завод на Нейве. Полученное в 1702 году железо было испытано на Пушечном дворе, а также и Демидовым, который приобрел уже в глазах Петра значение опытного советника; железо было найдено по-прежнему превосходным.

Тогда-то в голове смелого тульского кузнеца, – особенно ввиду запрещения получать лес около Тулы, – и родилась мысль перенести свою главную деятельность в далекий, пустынный, но богатый край.

По одному из современных рассказов, царь был в Москве и садился за обед со своими приближенными, когда ему доложили о приходе Демидовых – Никиты и сына его Акинфия, которого Петр уже и раньше знал. Кузнецы были в простых “кожанах”, но царь-работник не знал этикетов и посадил “Демидыча” с сыном за свой стол. Никита стал просить об отдаче ему Невьянских заводов, и царь согласился на его просьбу.

Что побудило Петра согласиться на отдачу в частные руки, за ничтожное вознаграждение казне, богатейших рудных месторождений, заводов и сотен тысяч десятин земли? Главною причиною являлось, кажется, то обстоятельство, что заводы, при казенном управлении, действовали неисправно и стоили дорого, а между тем Демидов приобрел большое доверие и любовь царя: он был одним из тех предприимчивых и искусных людей, которых так любил Петр и которых у него так мало имелось в государстве.

Как бы то ни было, но, по поданной в Сибирский приказ просьбе Демидова, заводы на Нейве и Тагиле (Невьянские и Верхотурские), с громадными пространствами лесов и земель, со знаменитою горою Магнитною, – грамотою 4 марта 1702 года были отданы просителю. Со времени этой-то отдачи заводов “Никите Демидову” (как писалось в грамотах) тульский кузнец, вместо прежнего прозвища – Антуфьев, – именуется уже Демидовым.

За все полученное богатство Никита должен был уплатить казне, в течение пяти лет, железом, по условной цене, стоимость заводов, что он и сделал гораздо скорее: в три года.

Этою знаменитою грамотою, – которую представители рода Демидовых должны бы были начертать на золотых скрижалях, как самый драгоценный документ в их архивах, – Никите дано было дозволение, распространенное и на других заводчиков, покупать для заводов людей и отводить им земли. Право это, ввиду того обстоятельства, что в глухих местностях Урала и других русских окраинах было мало вольных рабочих, являлось крайне важным для заводчиков и послужило основанием к созданию тех колоссальных богатств, которые были составлены торгово-промышленными людьми вроде Походяшина, Твердышевых и Баташева. Это, так сказать, “заводское” рабство было одною из тяжелых его разновидностей. И не нужно особенных усилий воображения, чтобы представить себе печальную картину переселения и “своза” целых масс крестьянства, отрываемого от родины и привычных занятий для работы в дремучих лесах Урала и тундрах Сибири.

С получением уральских заводов Демидовыми личность Акинфия выступает на первый план и заслоняет собой Никиту. Этому энергичному и суровому человеку, но дельному хозяину и неутомимому предпринимателю Россия обязана устройством большого количества заводов, а также открытием многочисленных и разнообразных рудников, а фамилия Демидовых – своим историческим богатством.

Сам Никита, изготовляя в Туле в 1702 году для Петра, воевавшего со Швецией, 20 тысяч ружей, не мог отправиться в свои новые владения, и его поверенный в мае 1702 года принял Невьянские заводы. Затем немедленно туда же, в сопровождении 12 лучших тульских мастеров, отправился и Акинфий, бывший потом единственным распорядителем заводов. В июне того же года сам Никита ненадолго съездил на Урал.

Петр в конце этого же 1702 года послал на Невьянские заводы думного дьяка (по нынешнему статс-секретарь) Виниуса, знатока и любителя горного дела, осмотреть заводы и преподать инструкции заводчику. В грамоте, переданной Виниусом Демидову, заключалось много интересного и указывалось на то, чего ждет царь от своих подданных. “Памятовать тебе, Никите, что такие тебе заводы отданы, – говорилось в грамоте, – у руд, каковых во всей вселенной лучше нет, за твою верную службу. А при заводах – леса, земли, хлеба, живности”. Грамота красноречиво напоминала Демидову о смертном часе, когда о всех “содеянных делах пред престолом Божиим будет всем нелицемерное истязание, а потом, по благих делах, вечное блаженство, а по лживых – нескончаемое мучительное осуждение последует”. В грамоте указывалось и на то, что Никита обещался исправно и дешево ставить в казну воинские припасы; в заключение эта же знаменитая грамота давала право Никите наказывать ленивых заводских людей, но с тем, чтобы он “не навел на себя правых слез и обидного воздыхания, что пред Господом – грех непростительный”. Увы, это гуманное пожелание не осуществилось: много тяжелых страниц заключает в себе история заводского дела на Руси и много на заводах Демидовых проливалось “правых слез” и слышалось “обидных воздыханий”!

Вероятно, дружно поладили Демидовы с Виниусом, потому что результаты поездки последнего были очень благоприятны заводчикам. Не находя вольных рабочих и не имея еще много своих крепостных, – между тем как заводское дело расширялось, – Демидовы просили царя о приписке к заводам окрестных сел и деревень, и Петр, убедившись в полезной деятельности Демидовых, “для умножения их заводов”, 9 января 1703 года приказал приписать к ним на работу Аятскую и Краснопольскую волости и монастырское село Покровское с деревнями (в Верхотурском уезде), со всеми крестьянами и угодьями. За эту щедрую подачку Демидовы платили ежегодно железом ту сумму, которая вносилась прежде крестьянами приписанных сел в казну и монастырь.

Таким образом, Демидовы, по милости царя, приобрели за бесценок заводы и сделались владельцами богатейших в свете рудных месторождений, громадных пространств леса, земель, бесчисленных угодий; в их власть были отданы “приписные”, а, благодаря покупкам, заводчики сделались собственниками тысяч душ крестьян. Купленные к заводам крестьяне составили впоследствии, как и у других владельцев, особую разновидность “рабов”, крепких не господам, а заводам. Понятно, что это юридическое подразделение живой собственности нисколько не могло отразиться выгодно на новой разновидности крепостных и их положение было еще тяжелее, чем в других формах крепостной зависимости.

Говоря о громадных льготах, дарованных Демидовым, не нужно забывать еще и того, что заводчикам не приходилось искать рынка для сбыта своих произведений: этим рынком была вся Россия, нуждавшаяся в железе, а также и казна, куда облагодетельствованные кузнецы ставили в продолжение десятков лет военные припасы, железо и сталь. Правда, пожалование заводов обязывало их ставить припасы в казну дешевле прочих заводчиков, но так как Демидовы могли получать свои продукты при минимальных издержках производства, то они и при дешевых ценах на изделия брали большие барыши. Нужно еще принять во внимание и то обстоятельство, что у владельцев невьянских богатств было мало конкурентов: до них частных заводчиков было немного и только удачный пример Демидовых заставил броситься на Урал целые толпы предприимчивых людей, в числе которых немало было и авантюристов.

Петр оказался самым крайним протекционистом и не жалел жертв для того, чтобы создать горную промышленность на родине. Жертвы эти были громадны: лучшие горные места, представлявшие драгоценное достояние государства, перешли к частным лицам; сотни тысяч крестьян, при Петре I и его преемниках, на многие годы были закрепощены заводами. Перед такими льготами кажутся игрушкою самые высокие нынешние протекционистские тарифы. И, кажется, трудно особенно осуждать за это великого царя, положившего начало такой горной политике. Бывают исторические моменты, когда представляются необходимыми для возникновения и упрочения промышленного дела большие льготы и жертвы. Без этих льгот и жертв, вероятно, многие богатства страны были бы, так сказать, лишь в потенциальном состоянии. Франция, при помощи протекционистской торговой политики Кольбера, создала и упрочила свои великолепные мануфактуры. Да и вообще говоря, государство, как Левиафан, в историческом процессе своего роста поглощает немало жертв. Это, кажется, жестокий и непреложный закон судьбы, по крайней мере при современном типе общества:

 
Даром ничто не дается: судьба
Жертв искупительных просит!
 

Но, понятно, мы далеки от того, чтобы оправдывать жертвы со стороны государства при условиях, когда производство уже создалось и упрочилось и когда льготы, оказываемые частным лицам, являются только премиею за отсутствие предприимчивости и энергии у наших капиталистов, привыкших брать громадные барыши и не старающихся ни об улучшении техники, ни об отыскании новых рынков для сбыта товаров. При такой льготной политике обыкновенно забывается потребитель, который должен платить гораздо дороже за продукты производства, окупая своими “животами” лень наших буржуев.

Говоря о петровских льготах, мы все-таки должны отметить то обстоятельство, что многие заводчики, по неумению и отсутствию предприимчивости, прогорали: они, так сказать, почивали на лаврах, не хотели усиленно работать, и дело их погибало. Но не таковы были Демидовы, – мы теперь обратимся к их деятельности на новом месте, на Урале, доставившей им в истории горного дела на Руси почтенную и заслуженную известность.

Акинфию, старшему сыну Никиты, было 24 года, когда он сделался полным хозяином уральских заводов. Хотя имя Никиты и упоминается в актах, относящихся к деятельности этих заводов, но всем в сущности заведовал Акинфий, так как отец больше проживал в Туле, где были и два его младших сына, или хлопотал по делам в Москве и Петербурге. Первое время, впрочем, он довольно долго оставался в своей уральской столице – Невьянском заводе, расположенном на реке Нейве, в 83 верстах от теперешнего Екатеринбурга. До сих пор еще стоит в этом заводе каменный дом, построенный неладно, но крепко тульскими кузнецами. От его стен и всей обстановки веет глубокою стариною. Все сделано из дуба, камня и железа. В доме ничто не изменилось за истекшие два столетия: толстые стены и узкие окна придают ему вид крепости. Комната, где жил Никита во время приездов в Невьянск, была устроена в акустическом отношении так, что владельцу все, говорившееся в доме, было слышно. Старый кузнец, бывший в молодости шутником и весельчаком, уже, видимо, почуял ревность к власти и приобретал привычки деспота. Акустическая комната выдавала ему виновных и их постигали суровые наказания. Старик был крутого нрава и не терпел ослушников и ленивых.

В одной из комнат старого дома до последнего времени находился портрет Никиты Демидова. Редко попадаются такие характерные лица: кузнец жилистою и мозолистою рукою придерживает кожан, другою – опирается на костыль; суровое лицо, с сумрачными глазами, глубоко сидящими в орбитах, напоминает худобою и желтизною лица аскетов. Этот портрет снят уже со старого Никиты, когда житейские бури и треволнения успели избороздить лоб его глубокими морщинами.

Впоследствии Акинфий Никитич построил в Невьянске высокую каменную башню, теперь от времени наклонившуюся и исполняющую скромное назначение пожарной каланчи. Под башнею есть кладовые и подземелья со многими ходами. В те далекие времена жестоких нравов и господства грубой силы подземелья башни исполняли далеко не мирную миссию. Они были застенком, где пытали подозреваемых и виноватых, и тюрьмою для осужденных. А для многих они были и могилою. Эта знаменитая башня (28 сажен высоты) пользовалась печальною славою в народе. По преданиям и рассказам старожилов, в ней замуровывали людей и держали в колодках и цепях опасных супротивников. Много могла бы передать страшных легенд эта башня, служившая, как увидим ниже, Акинфию монетным двором для чеканки монеты, когда он открыл знаменитые алтайские серебряные рудники. Во время наезда ревизоров для открытия на заводах беглых, туда, в подземелья башни, запирали ссыльных и каторжных, – которых уж никак нельзя было показать за купленных крестьян, так как у них были клейма и вырезаны ноздри, – и спускали, если нужно, из шлюзов Невьянского пруда воду, чтобы схоронить концы и не отвечать перед властями.

У Акинфия закипела работа: застучали на безмолствовавших прежде Верхотурских заводах сотни молотов, задымились печи. В течение своей деятельности на Урале Акинфий, вместе с отцом и один, построил не менее 10 железоделательных и чугуноплавильных заводов, из которых некоторые, как, например, Нижнетагильский, по своим изделиям приобрели громкую европейскую известность. Демидовское сортовое железо, точно так же как и яковлевское листовое, до сих пор еще имеет мало соперников.

Прежде, при казенном управлении, Верхотурские заводы работали, с грехом пополам, в год 10 – 20 тысяч пудов железа, между тем как при Акинфий на его заводах получалось в иные годы до 600 тысяч пудов чугуна, из которого выделывалось до 350 – 400 тысяч пудов железа, что для того времени было громадною величиною. Чтобы охарактеризовать деятельность Демидовых по заводскому делу на Урале, можно указать на следующее: в пределах нынешней Пермской губернии во 2-й половине XVIII века считалось всего 65 чугуноплавильных и железных заводов, между тем как в течение того же столетия одним Никитой Демидовым и его потомками основано в той же местности не менее 30 железных и медных заводов. А в наше время только Нижнесалдинский и основанный Акинфием Нижнетагильский заводы дают ежегодно до 900 тысяч пудов превосходного чугуна каждый.

Новые заводы исправно поставляли по дешевым ценам в казну большие количества военных припасов, пушек и “фузей”. При отправке на уральские заводы Никите было дозволено, между прочим, взять по выбору двадцать лучших посадских кузнецов из Тулы. У него же на заводах работали ссыльные поляки и шведы, из которых потом образовалась особая слобода при Невьянском заводе.

Вероятно, эти опытные в горном деле пленники помогли Демидовым поставить дело, при тогдашних младенческих приемах техники, на достаточную высоту и достигнуть не только известной прочности, но и изящества в изделиях. В Невьянске была и пушечная сверлильня, так как Никита взял громадный для того времени заказ на несколько сот пушек, необходимых для ведения войны со “шведом”.

За все это царь не оставлял милостями своего “Демидыча”, хотя, повторяем, за спиною отца всем уже на Урале распоряжался Акинфий. В 1709 году тульскому кузнецу Никите было пожаловано личное дворянство: он назначен комиссаром[1]1
  Что-то вроде полицейской должности и одновременно сборщика казенных податей


[Закрыть] по Верхотурским заводам, а 21 сентября 1720 года возведен в потомственное дворянство, которое, по смерти Никиты, грамотою Екатерины I в 1726 году было распространено и на детей покойного комиссара, с привилегией, “против других дворян”, ни детей, ни потомков “ни в какие службы не выбирать и не употреблять”.

Возвышение и богатство Демидовых, конечно, не давали спать их недоброжелателям. Начиная с воевод, этих маленьких державцев вверенных им “на кормление” областей, и кончая последним подьячим, все старались притеснить заводчика и очернить его перед высшей властью. “Бумага”, этот необходимый элемент русской жизни, замешалась и в живое дело Демидовых. Но, сильный доверием царя, кузнец выпутывался из кляузных сетей. Ниже мы подробнее скажем о тех столкновениях, которые возникли между Демидовыми и знаменитым “первым” русским историком Василием Никитичем Татищевым (известным горнозаводским деятелем того времени на Урале) по крайне интересному вопросу о беглых людях. Здесь же упомянем только о том, что приписные крестьяне, в труде которых так нуждался Демидов, много терпели от верхотурских воевод, и царь не раз грозно допекал этих начальников, чтобы они не притесняли крестьян и не противодействовали заводским работам. Петр приказал воеводам, под страхом грозных кар, не вмешиваться в заводское дело, а Никите – ведать непосредственно в Сибирском приказе.

Допекали Демидова и фискалы. Для “умножения государевых доходов” царь учредил должности “прибыльщиков”, или фискалов. Эти “прибыльщики” должны были всеми силами стараться приумножить достояние государственное, что, однако, не мешало им набивать собственные карманы и часто жестоко за это платиться. Эти “государевы очи” разыскивали “тайно и явно”: о кражах казны, утайках и злодеяниях казенных и частных лиц. Понятно, что эти господа злоупотребляли своею властью и придирались ко всему, что могло им обещать поживу, так как, в случае успешности доноса, и на их долю перепадали немалые крохи.

Нужно сказать, что горное дело в Сибири в то время (до издания “берг-привилегии” в 1719 году) находилось под ведением целой тучи начальства (по пословице “У семи нянек дитя без глаза”); ему с этими начальствами приходилось худо. Еще в 1700 году был учрежден Рудный приказ, но на месте дела ведали губернаторы и воеводы. Кроме того, был еще и Сибирский приказ, которому вся Сибирь подчинялась в административном и судебном отношениях.

Затем Демидову приходилось, помимо личных приказов государя, ведаться с тогдашним военным и морским ведомствами, куда он поставлял изделия своих заводов. Понятно, что каждое из этих начальств беспрестанно вмешивалось в сферу действий другого, ища “кормежки”. Ко всему этому надо добавить, что заводские изделия подлежали бесконечному ряду пошлин и сборов: помимо 10 % сбора натурою с продукта, брались внутренние таможенные пошлины, перекупные, весовые, мостовщина, причальные и отчальные и даже с найма подвод. Точно определенных правил насчет всех этих сборов не существовало и часто они высчитывались совершенно неправильно даже в арифметическом отношении, – просто как Бог на душу положит. А между тем за утайку и неплатеж этих сборов владельцы металлов подвергались наказаниям, штрафам и конфискациям имущества. Все эти “волокиты” и громадные сборы задерживали развитие горного дела. Немудрено, что прибыльщики могли хорошо ловить рыбу в мутной воде. И только с учреждением берг-коллегии (1718 год) и с изданием берг-привилегии (в 1719 году) – первого горного закона на Руси, – горное дело в нашем отечестве стало на более правильную почву.

Как мы уже говорили, Никита Демидов, по своему быстрому обогащению, давно возбудил вожделения фискалов (из которых в особенности известен Нестеров), и они не раз хотели прижать бывшего кузнеца, обвиняя его в том, что он утаивает железо, не платит пошлин и слишком дорого ставит припасы в казну. Примешивались глухо обвинения и в том, что Никита держит беглых людей на заводах. На этих доносах некоторые из фискалов выражали не совсем скромное желание об отнятии невьянских заводов от Демидова и об отдаче им, фискалам, за что они обещали “порадеть” для матушки-родины и “для царского величества”. Хотя Демидов и удачно оправдывался перед сенатом, куда доходили его дела, но все-таки по этим делам был поручен “розыск” известному начальнику розыскной канцелярии лейб-гвардии капитан-поручику Плещееву. Розыск был настоящею Калифорнией для тогдашнего “крапивного семени”. Плещеев тянул его три года, наказывал людей Демидова, держал их в кандалах, и, вероятно, прижимистому тульскому кузнецу пришлось немало потратить денег и покланяться господам подьячим. А жаловаться старый заводчик боялся: царь был далеко, благоприятель думный дьяк Виниус сошел со сцены, да притом у невьянского богача был большой грех по части “беглых людей”.

Но счастье не оставляло старика, и ему удалось блистательно оправдаться во всех взводимых на него обвинениях и особенно в том, что он берет за военные припасы дороже других заводчиков. В это время (1715 год) потребовался большой заказ на адмиралтейство. Царь, ввиду доносов на Демидова, поручил князю Василию Владимировичу Долгорукову исследование по этому делу и приказал сравнить цены других подрядчиков с демидовскими. Оказалось, что многие изделия Демидова поставлялись вдвое дешевле и не нашлось ни одного, которое бы стоило дороже. Никита торжествовал, и царь тоже обрадовался за “Демидыча”. В горячей челобитной Никита излил свои жалобы на “крапивное семя” и на “волокиты” по поводу расчетов с казною. Он требовал, чтобы с казенных заказов пошлин не брали, деньги выдавали бы без замедления, и просил снова подтвердить за ним право на владение Невьянскими заводами, а также чтобы его ведали в Петербурге, в канцелярии князя Долгорукова, о чем и дать указ, чтобы “убытков каких не было”. На все это Петр согласился, и только тогда были распечатаны амбары Никиты и возвращено ему секвестрованное железо. Но и после этого “крапивное семя” не угомонилось: при продаже в таможне железа, принадлежавшего Никите, взяли двойную пошлину “за грубость и непристойное поведение приказчика”, которого притом же продержали несколько месяцев в тюрьме.

Интересно привести здесь справку о стоимости в то время железа и изделий. До Демидова подрядчики ставили железо в казну по 60 – 75 коп. за пуд; шведское стоило 90 коп., а по объявлении войны дошло до 3 руб. за пуд и даже по этой цене нельзя было его достать; шинное поставлялось по 90 копеек. Никита же поставлял разные сорта железа по средней цене 50 копеек пуд. Бомбы, пушки и ядра поставлялись им в казну по 20 – 25 коп. за пуд. Эти дешевые цены Демидова, помимо доставленных ему громадных льгот при жаловании заводами, объяснялись, конечно, и тем, что прежний тульский кузнец, будучи сам работником, изучил в совершенстве заводскую технику на практике. Сначала он сам, а потом его сын Акинфий лично смотрели и руководили работами.

– Заводы, яко малое детище, требуют ухода за ними и хозяйского глаза, – говорил Никита.

Но это “малое детище” дало возможность когда-то бедному тульскому кузнецу преподнести в 1715 году “на зубок” родившемуся царевичу Петру Петровичу, кроме драгоценных вещей и великолепных сибирских мехов, – 100 тысяч тогдашних рублей. О такой громадной сумме прежде, вероятно, и мечтать не мог работавший когда-то в Туле за алтын в неделю кузнец.

Посмотрим теперь, что еще делали Демидовы на Урале. Кроме постройки новых и расширения старых железных заводов, им пришлось заботиться и о лучших способах доставки в далекую страну, в Москву и новую столицу, своих изделий. Дороги в этом крае, во многих местах которого только впервые ступала нога человека, были убийственны. Демидовы позаботились привести их в хороший порядок, так что путешествовавшие впоследствии по Уралу академик Гмелин и известный ученый Паллас находили, что нигде не было таких хороших сухопутных дорог, как демидовские, проложенные, казалось, в самых непроходимых местах. Дороги были обсажены деревьями, окопаны по сторонам канавами, с прочными мостами. Понятно, что такие пути сообщения могли быть проложены только при дешевом рабочем труде, каким действительно и являлась работа “приписных” крестьян. Открытый еще Ермаком, за 120 лет до Демидовых, судоходный путь по Чусовой, впадающей в Каму, был восстановлен энергичными заводчиками, которые на принадлежавших им пристанях строили большое количество барок и других судов для доставки своих караванов с металлами в столицы.

Неутомимо отыскивая рудные месторождения, Демидовы вскоре нашли и медную руду за речкой Выей, близ Тагильского завода, у Магнитной горы, где и было дозволено берг-коллегией в 1721 году построить завод. Хотя Геннин отзывался насмешливо о качествах и богатстве открытой Демидовыми медной руды, но Выйский завод доставил впоследствии громадные количества меди хороших качеств. Развивая свою деятельность, Демидовы не бросали ничего, что могло быть им полезно и что в качестве “раритета” могло удовлетворять их любознательность, начинавшую уже обнаруживаться у новых богачей. Так, они старались о разработке асбеста, или горного льна, месторождение которого (Шелковая гора) было открыто близ Невьянского завода, на реке Тагил. Искусство выделки прочных и огнеупорных тканей из асбеста было известно еще в древности; но, по-видимому, Никита Демидов собственными опытами дошел до его обработки и в 1722 году представил Петру I образчики полотна из этого вещества. Теперь разработка асбеста оставлена, но, введенная Демидовым в значительных размерах, она долго сохранялась в Сибири, где из горного льна приготовлялись колпаки, кошельки, перчатки и шнурки. Еще знаменитый Паллас видел работы, произведенные Акинфием в Шелковой горе, и нашел в Невьянской старуху, которая умела ткать полотно, сучить нитки и вязать перчатки из асбеста. В числе “раритетов”, добывавшихся невьянскими владельцами, были и естественные “магниты”, то есть куски руды, обладающие свойствами магнитов. Большие магниты довольно редки, между тем у Акинфия был магнит в 13 фунтов, державший пудовую пушку, и заводчиком были пожертвованы в церковь Нижнетагильского завода для престолов два громадных – кубической формы – магнита, равных которым, вероятно, не найдется в целом свете.

Помимо всего этого, есть известие, что Акинфием была начата добыча и обработка гранита, а также великолепных порфиров и яшм, которыми так славятся Алтайские горы.

Кстати, укажем здесь на то, что у потомков Акинфия имеются драгоценные коллекции всевозможных представителей горного мира и неоценимые, по своей редкости и научному интересу, “раритеты”, как, например, громадные (до 24 фунтов) самородки платины.