Текст книги "О «буржуазности» модернистов"

Вацлав Воровский
О «буржуазности» модернистов

I

Когда спала волна общественного движения, так высоко поднимавшаяся в последние годы, общественное внимание было поглощено явлением совершенно другого порядка. На сцену выступила изящная литература и литературная критика.

Но это была своеобразная литература и своеобразная критика. Они носили яркий отпечаток утомленности и издерганной нервной системы, погони за сильными потрясающими впечатлениями, которые уравновесили бы и заглушили не затертые еще впечатления недавнего времени.

В противовес общественности эта литература выдвинула на первый план личность. В противовес благу всех – индивидуальное счастье. В противовес идейности – плотские наслаждения. В противовес потребности мысли – вожделения пола.

Создалась та новейшая школа, которая сейчас еще властвует в литературе, вытеснив с художественного рынка Л. Толстого, Короленко, Горького. Путем приспособления писателя к читателю быстро, невероятно быстро создалось целое направление, поставившее задачей своего творчества исследование и изображение половой жизни, причем от усердия того или другого писателя зависело, получится ли у него произведение искусства или порнография. И своеобразная, не менее «модернистская» критика шла рука об руку с этой литературой.

Но характернее всего, что в этом сугубом восхвалении естественных и противоестественных половых отношений эти господа мнили себя какими-то новаторами, борцами за будущее, пионерами «свободы», «революционерами». Они, видите ли, «разрушали» устарелые предрассудки, ветхие понятия, путы свободной жизни! Они «освобождали» человечество для новых форм бытия и, главным образом, любви, воспевая стихами и прозой прелести всевозможных извращенностей.

Эта вакханалия пошлости разыгрывалась совершенно беспрепятственно. Литература указанного рода захватила центр общественной арены, «дружественная» критика, особенно типа «понедельничных» газет, делала ей бурную рекламу, это течение захватило и толстые журналы, где постепенно укрепилась определенного сорта беллетристика, а за ней и критика. Круговая порука взаимной солидарности и рекламы обеспечивала мирное житие.

И вот явились люди, дерзнувшие нарушить его гармонию. Появился на свет критический сборник под заглавием «Литературный распад». Здесь группа лиц, стоящих на точке зрения исторического материализма, подвергла суровой критике нашу новейшую литературу, с ее шатаниями то в сторону порнографии, то в мистику, то в анархизм.

Вторжение этих непрошенных критиков в мирную идиллию литературного самоуслаждения вызвало, естественно, взрыв негодования. С пеной у рта набросился на авторов «Распада» «понедельничный» Петр Пильский, получивший в этом сборнике достойную, но далеко не снисходительную характеристику. Этого господина, так удобно устроившегося в роли «критика», возмущает появление каких-то вдруг «эстетов», которые позволяют себе высказывать мнение там, где по этикету трактира «Вена» полагается говорить лишь гг. Пильским и прочим Вьенпупульским.

«Помилуйте, – восклицает критик „Свободных мыслей“, – над живыми всходами настоящего самозванные (это и есть самое страшное! – П. О.) попы кадят могильным ладаном из своих недоделанных кадил… во имя туманного, словесного журавля в невидимом бутафорском небе пустых фраз у нас отнимают то единственное, чем мы горды и богаты сейчас, то единственно революционное, что есть русская литература, и бунт ее сердец, и пламя, и гнев ее души и умов».

Если в этой тираде отбросить набор трескучих слов, останется одно: новейшая литература Арцыбашевых, Кузминых и Сологубов есть «единственно революционное». Это мы запомним.

Однако на авторов «Распада» обиделись не только Пильские, обиделся на них и г-н И. из «Русских ведомостей». Г-н И. обиделся больше всего на то, что эта новейшая литературная ритика характеризуется как «буржуазная», «мещанская». Соединяя эти обе обиды, и г-на Пильского и г-на И., мы можем сказать, что главный недостаток «Литературного распада», по мнению обиженных, в следующем: он разнес новейшее течение в русской литературе как «буржуазное», между тем как оно не «буржуазное», а «революционное». А так как слово «революционный» в устах Пильских не более как трескучий этикет, то мы заменим его более спокойным и уместным словом «прогрессивный». Хорошо уже будет, если литература данного типа окажется «только» прогрессивной.

II

Итак, новейшая русская литература не буржуазна.

Чтобы разобраться в этом положении, необходимо сначала условиться относительно понимания самого термина «буржуазный». У нас еще с давних народнических времен привилось совершенно неправильное толкование этого слова. Противопоставляли буржуазному народный или крестьянский. Теперь ему любят противопоставлять интеллигенцию, модернизм, декадентство и т. п., по-видимому, на том только основании, что эти последние весьма крепко ругают буржуазию. Но ведь мелкий канцелярский чиновник тоже ругает своего столоначальника; значит ли это, что он «отрицает» и «разрушает» чиновничество?

Буржуазный уклад, а с ним и буржуазная психика представляют вполне определенную социальную категорию. Они являются порождением определенных отношений между людьми в борьбе за жизнь, и как раз именно в буржуазном обществе эти отношения настолько отчетливы и ясны, что здесь трудно надолго укрыться за туманными идеями и фразами. Мышление, сохраняющее буржуазный порядок, хотя бы оно и стремилось реформировать его, и мышление, в корне подрывающее его основы, – вот две силы, сталкивающиеся и в политике, и в науке, и в художественном творчестве.

К какой из этих сил действительно примыкает данное литературное или иное течение, об этом нужно судить не по пышным и трескучим фразам разных гг. Пильских, а по действительному содержанию, настроению и тенденции этого течения.

И достаточно даже самого легкого знакомства с новейшей русской литературой, чтоб заметить, что она целиком вращается в узком круге идей, понятий и вожделений части нашей интеллигенции. Не аристократы Толстого и Тургенева говорят к вам со страниц новейшей литературы, не купцы и мещане Островского, Боборыкина или Найденова, не босяки и не рабочие Горького, даже не мелкое мещанство Успенского или Потапенко. Нет, это сплошь вольнонаемная интеллигенция нашего времени: адвокаты, офицеры, чиновники, литераторы да их куколки-студенты.

И это весьма характерно. Наше общественное развитие создало за последние сорок лет громадные кадры этой деклассированной интеллигенции.

Вышедшая из мелкой буржуазии (разночинцы), получившая среднее или высшее образование, а тем самым порвавшая фактически с породившей ее средой, она образовала своеобразный общественный слой. По своему материальному положению она стоит на уровне той же мелкой буржуазии, по своему развитию она находится на высоте современной буржуазной (крупнобуржуазной) культуры.

Из этого противоречия вытекает ее двойственность: с одной стороны, ее жажда испить до конца всю чашу современных (то есть опять-таки буржуазных) культурных благ, с другой – ненависть и презрение к богатой буржуазии, такой ограниченной и тупой, а в то же время пользующейся всеми этими благами.

Интеллигенция новейшей формации[1]1
  Речь идет только о новейшей интелл

...

конец ознакомительного фрагмента