Текст книги "Спор о Макаре"

Вацлав Воровский
Спор о Макаре

Бедный российский Макар, известный также под поэтическими названиями «многострадального» и «сермяжного», а также под прозаической, но вразумительной кличкой «ён», – этот бедный Макар искони отличался двумя незаменимыми с государственной точки зрения свойствами: во-первых, на него охотно валились все шишки, и, во-вторых, он гонял своих телят в такие места, дальше которых бывали только бывшие члены Государственных дум да лица, оказавшиеся не по чину умными.

Это последнее свойство Макара вытекает из священного права собственности, распределенной рукой провидения таким образом, что Макару остается искать для своих телят пастбища в таких географических широтах и долготах, где он может встретить только лиц указанных категорий (бывших депутатов и т. п.), ибо местное население уже вымерло естественным образом, оказавшись менее приспособленным к культурной государственной жизни, чем телята Макара и бывшие депутаты.

Что же касается отношения к шишкам или, вернее, шишек к нему, то этим благодетельным свойством Макар обязан покойному Исааку Ньютону, не тому Ньютону, которого или, вернее, которых с тяжелой руки Ломоносова так обильно рождает российская земля, а другому – старому, английскому Ньютону, имевшему неосторожность открыть закон тяготения.

Когда этот Ньютон лежал, говорят, однажды под деревом, на него упало зрелое яблоко. Ньютон сначала доискался причины этого афронта, открыл тут же на месте закон мирового тяготения, а потом съел преступное яблоко и, как уверяют ученые, с большим аппетитом.

К сожалению, наш Макар лежит не под обремененной плодами яблоней, а под вечнозеленой елью, с которой падают на него несъедобные, но зато сугубо колючие плоды.

Отсюда вытекают два следствия: во-первых, Макар отказывается их есть, хотя это весьма рекомендуется ему отечественными политико-экономами и гигиенистами; во-вторых, от недостаточного (вследствие этого странного отказа) питания, он совершенно не проявляет наклонности изучать вопрос о законах падения шишек исключительно на него, Макара.

За эту непростительную неподвижность ума и сердца Макар удостоился от г. Мих. Энгельгардта прозвища «фефела»[1]1
  См. прим. к фельетону «Толстый и тонкий».


[Закрыть].

Впрочем, вы, может быть, не знаете г. Мих. Энгельгардта? О, тогда вы многого не знаете…

Господин Энгельгардт – это необходимое дополнение к Макару, так сказать, отрицательное дополнение. Вроде как крыловская муха является дополнением к волу; вол тащил поклажу, а муха сидела на рогах его и громко жужжала. Вол застрял в болоте и – ни с места. Он предложил мухе впрячься в телегу и вместе тащить. Но муха перелетела на какой-то понедельничный цветок и, обтирая лапкой пот, начала причитать:

– И что я за несчастная. И зачем я с этим фефелой сказалась. Вот теперь сиди и жди, пока этот большой идиот наберется сил, и мы сможем поехать дальше. Да и сможем ли? И т. д.

Так говорил г. Энгельгардт, с ненавистью глядя на запыхавшегося Макара. А Макар покорно и виновато молчал, пыхтя надсаженной грудью.

Тогда за Макара вступился г. Плеханов в недавней статье «Заметки публициста»[2]2
  Статья Г. В. Плеханова «Заметки публициста» была опубликована в меньшевистской газете «Голос социал-демократа» № 1, 2 за 1908 г.


[Закрыть]. Он старался убедить г. Энгельгардта, что он напрасно считает Макара созданным для вытаскивания его, Энгельгардта, из болота.

Здесь господа Энгельгардты проявляют психологию, сходную с психологией еловых шишек. Шишки думали, что Макар только и существует для того, чтобы им было мягко падать; гг. Энгельгардты думают, что природа создала Макара исключитель

...

конец ознакомительного фрагмента