Текст книги "Архаров. Исторический роман"

Глава 3

За собраниями заговорщиков, быстро перетекавшими в попойки, пролетела пара недель. Затем приехали Прасковья Ивановна с Машенькой. Архаров встретил их у городской заставы. Показал кучеру, как проехать к небольшому домику двоюродной сестры помещицы – вдовы статского советника Агафьи Еропкиной.

– Мы у тебя, Агафьюшка, ненадолго задержимся, – молвила троекратно расцеловавшись с родственницей, Прасковья Ивановна. – Пока свой дом не купим, поживем, коли позволишь…

– Хоть год живите, сестрица! – ответила Еропкина. – Только не обессудьте на нашу тесноту. Муж мой покойный, Гаврила Сергеевич, взяток не брал, казну не крал. Ну а с трудов праведных не наживешь палат каменных.

– В тесноте, да не в обиде, Агафьюшка! Девки-служанки у тебя в людской поживут, а мужики и на дворе ночевать могут – уже тепло! Тебя, Николенька, – повернулась Прасковья Ивановна к Архарову. – Попрошу помочь подыскать нам дом. Машенька – невеста на выданье. Ей в приданое хороший дом нужен, с колоннами и садом. За деньгами я не постою! И еще – нам нужно попасть во дворец, на куртаг к государю императору.

Архаров не успел ответить. В гостиную, где шла беседа, втерся денщик Алексея Орлова.

– Так, что его благородие господина прапорщика сержант Алексей Григорьевич Орлов приглашает незамедлительно прибыть!

– С каких это пор сержант командует офицером? – нахмурилась Прасковья Ивановна.

– Дело большой государственной важности. Я сам сказал сержанту, где меня найти, – ответил Николай. – Кстати, у него я встречусь с персонами, приближенными к императорскому двору. Попрошу их представить вас государю.

В сенях Машенька прижалась к Архарову, покрыла его лицо поцелуями.

– Люблю, люблю! – страстно шептала она. – Маменька хочет выдать меня за знатного человека. Мне никто, кроме тебя, не нужен! Ты – моя любовь, моя отрада! Придумай что-нибудь!

– Обязательно придумаю, солнышко мое! – Николай прижал ручки девушки к губам. – На этих днях могут произойти великие события. Может так случиться, что сама Прасковья Ивановна пожелает в зятья только меня. Но сейчас прости, любимая! Долг зовет. Не знаю, скоро ли мы свидимся, – крепко поцеловал Машеньку в губы Архаров.

– Машенька! Куда ты запропастилась? – раздался из гостиной недовольный голос Прасковьи Ивановны.

– Иду, маменька! – еще раз поцеловала девушка любимого.

К удивлению Архарова заговорщики не пили. С ними говорил близкий к Екатерине человек – Никита Петрович Панин.

– Дурак наш последние мозги растерял. Подписал указ, чтобы священники с диаконами сбрили бороды и отныне носили пасторскую одежду. Потребовал, чтобы из храмов божьих убрали православные иконы…

– Удавить Дурака мало! – вырвалось у простодушного Архарова.

– Мы – люди просвещенные, – с улыбкой ответил Панин. – Когда скинем Дурака, вышлем его назад, в Германию. А сейчас надо спасать царицу. Чёртушка одержим идеей постричь ее в монахини. Сегодня ломился к государыне в покои. Шпагой исколол все двери. Потом устал, как всегда, когда пьяный, обоссался и уехал в Ораниенбаум. Императрица же Екатерина Алексеевна пребывает сейчас в Петергофе. Ее надобно оттуда вывезти…

– Я с Архаровым знаю, как обойти посты, – поднялся Алексей Орлов. – Мы вывезем государыню.

– Мы, господа офицеры, расходимся по полкам, поднимать солдат! Часть из нас арестовывает царских приспешников в Питере, другая часть, во главе со мной направляется в Ораниенбаум свергать Дурака.

– Господа, – обратился Панин к Алексею Орлову и Архарову. – Возьмите мою карету. Я как воспитатель престолонаследника имею право въезда во все императорские дворцы в любое время. Кучер знает, куда подогнать экипаж.

– Ну а мы знаем расположение покоев и сможем незаметно вывести императрицу из дворца.

Лишь под утро Орлов с Архаровым достигли Петергофа. Кучер направил тройку по неприметной дороге у лютеранского кладбища. По ней с конюшен подгоняли кареты ко дворцу. Около всегда распахнутых ворот дежурила шестерка вечно хмельных голштинцев.

– Куда в столь ранний час? – покачиваясь, подошел к карете сержант.

– Ткни нос в герб, морда немецкая! Никита Петрович Панин – воспитатель престолонаследника пожаловал. Ему дозволено пребывание во дворце в любое время дня и ночи, – дерзко ответил кучер и тут же протянул сержанту штоф водки. – Это вам, служивые, за беспокойство.

– О, водка! Гут! – принял выпивку сержант и махнул рукой солдатам, чтобы пропустили.

Уже у черного входа Архаров спросил кучера:

– Что же ты, братец, нас повез через посты? Мы знаем, как попасть во дворец в обход!

– Тут я карету прямо к дверям подогнал. А так пришлось бы государыне по парку, по росе шагать. Да и цесаревича Павла Петровича на руках донести до кареты легче. У дверей мой свояк – дворцовый гайдук сегодня дежурит. Он вас пропустит. Я же с лошадьми останусь. За немчуру-часовых не извольте беспокоиться: моей водочки выпьют – до полудня проспят!

Пропущенные гайдуком Орлов и Архаров быстро нашли покои Екатерины. В гостиной перед спальней, развалившись в креслах, потягивали вино двое офицеров-голштинцев.

– Куда? – пьяно икнув, преградил путь к спальне немец. – Никого пускать не велено. Самим императором…

– Отчего такие строгости? – оценивая противников спросил Орлов.

– Оттого что Катька – уже не царица. Утром ее постригут в монахини. Новая государыня у России будет. Елизавета Романовна Воронцова! – презрительно зевнул офицер.

– У меня приказ от императора! – нагло соврав, полез за пазуху Орлов. – Сейчас достану пакет. Куда он запропастился?

Внезапно Алексей широко раскинул руки, схватил немцев за шиворот, стукнул их лбами и швырнул в разные стороны. Потеряв от мощного удара сознание, голштинцы грохнулись на пол.

– Архаров! Присмотри за ними! – шепнул сержант и заскребся в двери спальни. – Государыня, откройте! Это я – Алёша Орлов.

Несмотря на ранний час, Екатерина была одета. В ее постели спал маленький Павел. Сонного ребенка завернули в одеяло и направились к выходу. Один из голштинцев начал приходить в себя. Он стоял на четвереньках и, мыча, крутил головой. Орлов дал ему крепкого пинка, от которого немец влетел головой в камин и затих.

– Тихо! – застыл у дверей Архаров. – Двое сюда идут, говорят по-немецки.

– Говорят, что слышали шум, надлежит проверить: не пытаюсь ли я сбежать, – перевела Екатерина.

– Ваше величество! – подал царице спящего ребенка Архаров.

Освободив руки, он распахнул двери. На пороге стояли два офицера. Один с пистолетом в руке, другой со шпагой. Николай бросился на ближайшего к нему. Родовым приемом Архаровых, передаваемым из поколения в поколение, он вывернул руку голштинца, выхватил из нее пистолет и ударил им противника по темечку. Хуже пришлось Орлову. Тот не успел достать оружие. Его противник нанес удар шпагой. Алексей схватил подвернувшееся под руку полу-кресло и прикрылся им. Клинок застрял в обивке. Орлов подтянул к себе немца пытавшегося освободить оружие и ударил его ногой в живот. Подскочивший Архаров добил дежурного, стукнув рукоятью пистолета по голове. Выйдя через черный ход, императрица с цесаревичем и офицерами села в карету. Дворцовый гайдук заскочил на запятки, шепнув Орлову, что теперь ему нельзя оставаться в Петергофе.

На выезде у ворот качались трое пьяных голштинцев. Еще трое храпели чуть поодаль.

– Стой! Почему так рано уезжаете? Зачем гайдук на запятках? – остановил сержант. – Хочу осмотреть карету!

– Тебе же сказано, черт нерусский, что Никита Петрович Панин едет, – остановил лошадей кучер.

– Откройте! – стукнул в дверь сержант и рухнул от удара в лоб, нанесенного Архаровым.

Николай выпрыгнул из кареты, прокатился по траве, ударил ногами голштинца, вскинувшего ружье, свалил его. Оседлав противника, он нанес несколько мощных ударов по лицу. Рядом Орлов увернулся от направленного на него протазана, перехватил руки немца и бросил его через голову. Затем ударил сидящего врага коленом в шею.

– Болван! – сказал Алексей кучеру, когда все было кончено. – Зачем остановил? Давить их следовало!

– Что я, барин, душегуб какой? – ответил кучер. – Они – солдаты: люди подневольные. А если, что натворили – на то есть суд Божий и суд военный!

– Вот тебе, Алёша, достойный ответ простого русского человека! – впервые улыбнулась императрица.

Архаров взял на руки так и не проснувшегося Павла. Екатерина уткнулась в плечо Орлова, нежно поглаживая его по щеке. Временами государыня целовала Алексея. Архаров же предпочел прикидываться при этом спящим, помня солдатскую присказку, что чем меньше знаешь, тем лучше спишь.

Глава 4

Питер ликовал. Народ высыпал на улицы. Вороватая чернь растаскивала имущество из разгромленных домов голштинцев и их русских прихвостней. Дворцовую площадь заполнила лейб-гвардия.

– Дорогу матушке-императрице! – кричали пересевшие на козлы Орлов и Архаров.

У парадного входа Екатерину Алексеевну встречали руководители заговора.

– Приморил лошадей! Совсем приморил! – строго посмотрел Панин на кучера.

– Закончим дело, выберешь любую тройку из императорских конюшен! – молвила Екатерина, поднимаясь по парадной лестнице. – И еще назначь цену за этого молодца-кучера. Я его выкуплю и дам вольную. Мне нужен военный мундир. В нем по такому случаю лучше речь держать перед моими гвардейцами. Манифест о низложении Петра Федоровича подготовлен?

– Вот, Ваше величество, манифест о низложении Петра Третьего. А вот – манифест о его отречении от престола. Оба уже отпечатаны в типографии Академии наук. Мы отправили их в Кронштадт, Петергоф, Царское село, – Кирилла Григорьевич Разумовский положил на стол в тронном зале документы.

– Перо и чернила! – приказала императрица, пробежав глазами по бумагам. – Здесь и здесь будут поправки. Копии есть?

– Пожалуйте, Ваше величество!

– В копии внести поправки и в типографию. Отпечатать для провинции! С оригиналом я буду держать речь перед лейб-гвардией и народом.

– Иди-ка сюда, Талызин! – окликнул Григорий Орлов подпоручика Семеновского полка. – Ты по комплекции – аккурат государыня. Снимай, брат, мундир! В нем Екатерина Алексеевна речь перед лейб-гвардией держать будет. А пока мой плащ накинь!

Речь Екатерины Архарову выслушать не удалось. Григорий Орлов отвел его в сторону.

– Возьмешь конную роту преображенцев. Будешь сопровождать Никиту Петровича Панина в Ораниенбаум. После речи государыни лейб-гвардия во главе с ней выступит следом. Надобно, чтобы Дурак до приезда Ее Величества подписал манифест об отречении.

В Ораниенбауме Петра Федоровича не застали. Он поехал в Петергоф отдавать жену в монахини. Архаров отправил солдата с донесением к Екатерине, чтобы она с гвардией направлялась туда. Панин сообщил придворным и челяди, что император низложен.

– Нам уже привезли манифест, – ответили ему. – Голштинцы, послушав его, словно тараканы разбежались.

В Петергофе императора тоже не застали. Оказалось, что отпечатанный в типографии манифест доставили и туда. Прочитав документ, по совету фельдмаршала Миниха Петр Федорович направился морем в Кронштадт. Оттуда он намеревался отплыть в Ревель и, опираясь на верные войска, наступать на Петербург. Одновременно с Архаровым и Паниным прибыли гонцы из Кронштадта. Они переправились на лодке, а затем сушей добрались до Петергофа.

– Приплыл к нам Дурак, да мы ему ответили, что нет больше императора Петра Федоровича. А есть императрица всероссийская Екатерина Алексеевна, коей мы присягнули на верность. Да пару раз по его галере из пушек пальнули. Скоро он должен назад вернуться. Мы когда сюда скакали, передали всем береговым постам, чтобы не давали Чёртушке нигде, кроме Петергофа причалить.

– Где воинство голштинское? – обратился Архаров к дежурному камергеру.

– Разбежалось, стоило государю отплыть. Только семеро, что вы ночью покалечили, остались. Совсем плохие! Мы их перевязали и заперли в подвале.

– Отпустите! – распорядился Панин. – Эти вояки уже не опасны… А вот и Дурак появился.

К причалу подошла небольшая галера. С нее сошли Петр Федорович с Лизаветой, генерал-фельдмаршал Миних, несколько царедворцев. Гвардейцы окружили их. У всех отобрали шпаги, поддав при этом под бока. Затем отвели задержанных в находившийся на берегу залива дворец Монплезир. Чёртушка потребовал выпивки. Ему поднесли рюмку коньяка и кружку пива.

– Подпишите, ваше величество, манифест об отречении от престола! – Панин положил перед императором документ. – Нет смысла противиться. Все равно вы уже низложены, а Россия с радостью присягает государыне Екатерине Алексеевне. Скоро она с войском будет здесь.

– Пока не переговорю с Катькой, ничего не подпишу! – оттолкнул бумаги Петр и, пустив под себя лужу, уснул на диване.

– Подайте мне какой-нибудь возок! – распорядился Панин. —Ноги у меня старые – ходить тяжело. Дождусь государыню в Большом дворце. Арестованных, кроме бывшего императора, отправить пешком следом за мной! Пусть во время «прогулки» подумают о своих прегрешениях. Ты, братец, Архаров, кажется, глаз с Петра Федоровича не спускай! Не дай Бог, руки на себя с горя наложит, а нам отвечать…

Ждать пришлось недолго. На холме у Большого дворца ударили литавры, запели серебряные трубы, раздались крики: «Виват!» В возке, которым убыл Панин, прикатил Талызин. Подпоручик все еще был в плаще Григория Орлова. Вместе с Архаровым они перенесли Чёртушку в повозку и доставили пред светлы очи царицы. У парадного крыльца на голову Петра Федоровича вылили ушат холодной воды и слегка протрезвевшего ввели во дворец. В тронном зале Екатерина ждала в окружении придворных и гвардейских офицеров. Отдельной группой стояли спутники бывшего монарха, отделившись и отвернувшись от его любовницы. Поверх мундира, взятого у Талызина, лежала голубая лента ордена Андрея Первозванного.

– Кто посмел возложить на эту глупую бабу высшую награду империи?! – указал перстом Чёртушка на ленту.

– Русский народ посмел! – дерзко ответил Григорий Орлов. – Подписывай, Петр Федорович, манифест об отречении! Да присягай матушке-государыне на верность! Все твои холуи, включая Миниха и девку твою Лизавету присягнули!

– Подготовьте новый манифест, по которому Катька будет моей соправительницей! Дарую ей право принимать решения по важнейшим вопросам, минуя меня! – икнул Чёртушка.

– Супруг мой! – строго сказала Екатерина Алексеевна. – Сев на русский престол, вы сели не в свои сани. Оттого пришлись не ко двору всем русским людям. Меня подданные не поймут, коли я пойду к вам в соправительницы! Подайте ему вина!

Принесли большой кубок с вином.

– Пей, Петр Федорович! – поднес царю кубок Григорий Орлов. – Твое любимое – рейнское…

Чёртушка одним глотком осушил вместительный сосуд.

– Хорошо! Я подпишу эту бумажку, но с условием, чтобы меня отправили домой – в Голштинское герцогство! А еще лучше – в Пруссию, к Фридриху Великому. Хочу, чтобы со мной отпустили Лизавету Воронцову!

– Подписывайте, супруг мой! – указала императрица на столик с чернильным прибором и документом. – Я подумаю о вашей просьбе. Подайте ему еще вина!

Осушив кубок, Петр Федорович, рыдая, подписал манифест об отречении от императорской власти.

– Пока не улягутся волнения, вам, супруг мой, придется пожить в Ропше. Я отправила туда Алексея Орлова. Сейчас он готовит для вас покои. Передайте пятьсот рублей Петру Федоровичу на личные расходы.

– Ненавижу Ропшу! – затопал ногами, словно ребенок, Чёртушка. – Ненавижу эту противную деревню, этот мрачный дворец!

– Подайте ему еще вина! – устало молвила государыня и кивнула Григорию Орлову с Архаровым. – Вам, господа, предстоит отвезти бывшего императора в указанное мною место! Ты, Григорий Григорьевич, доставишь государя и назад – в Питер. Тебе, подпоручик, если мне не изменяет память, Архаров, придется побыть при августейшей персоне моего супруга.

– Так, точно, Ваше величество, я – Архаров, – щелкнул каблуками Николай. – Только я пока – прапорщик.

– Уже – подпоручик, – улыбнулась Екатерина Алексеевна. – Рескрипт о производстве в этот чин и шитье на мундир тебе привезут в Ропшу.

– Премного благодарен, Ваше величество! – опустился на колено Архаров.

– Деньги эти, – указала государыня на внесенный большой кошелек. – Ты, подпоручик прибереги, чтобы муж мой их по растерянности или, злоупотребляя горячительными напитками, не потерял. Да и в Ропше челядь такая, что украсть может… Ну а мы, господа, возвращаемся в Питер!

Оставшиеся в зале Григорий Орлов, Архаров и Никита Петрович Панин услышали громкий храп. Низложенный император спал, свернувшись на банкетке. Рядом, опустившись на колени, гладила его по редким волосикам, выбившимся из-под съехавшего парика, Лизавета Воронцова. Она ласково смотрела на любимого, смахивая слезы.

– Посторонись, сударыня! – оттер ее Григорий Орлов.

Взвалив на плечо, словно сноп, Петра Федоровича он понес Чёртушку к дверям. Подхватив ридикюль, за ним устремилась Воронцова.

– Ты, куда?! – преградил ей дорогу Панин.

– Умоляю! Дозвольте сопровождать императора! – бросилась ему в ноги фаворитка. – Хоть в Ропшу, хоть в Сибирь!

– Тебя, матушка Лизавета Романовна, велено доставить в отчий дом, под надзор родителей, – строго сказал Никита Петрович. – Поедем в моей карете. Как бы чего с тобой не случилось – больно тебя народ не любит! Не противься, матушка! Такова воля государыни-императрицы!

В Ропше уже распоряжался Алексей Орлов.

– Принимай, Алёша, бывшего императора! – по-товарищески обратился к нему Архаров.

– Для кого Алёша, а для кого – его высокопревосходительство генерал-майор Алексей Григорьевич Орлов! – надменно ответил уже бывший приятель и небрежно сбросил плащ.

На его мундире грубого, солдатского сукна красовалось золотое генеральское шитье, наскоро пристроченное полковым портным. Николай отметил мгновенную перемену в совсем недавно всегда веселом, разбитном и услужливом сержанте.

– Это, братец Архаров, рескрипт государыни о твоем производстве в подпоручики лейб-гвардии, – важно протянул Орлов футляр с печатью. – Да не забудь, когда в Питер вернешься, получить в Дворцовой канцелярии тысячу рублей за труды. Сейчас надо сесть – перекусить с дороги. Матушка-императрица шесть бочонков коньяка пожаловала. В подвалах вина, да пива аглицкого, до которого Петр Федорович большой охотник, – море разливанное…

– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство! – подыграл новоявленному вельможе Архаров. – Перекушу охотно, а насчет выпивки вы знаете…

– Нам больше достанется! – хмыкнул Алексей Григорьевич. – Бывший царь проснулся?

– Никак нет!

– Отнесите его в комнату на втором этаже! Солдаты покажут.

Глава 5

Потекла томительная неделя в Ропше. Петра Федоровича мучили постоянные головные боли и понос. Испражняться по шесть раз на дню Чёртушке приходилось в маленькой комнатке, из которой его никуда не выпускали. Окна помещения были заперты и плотно завешены шторами. В этом смраде доживал последние дни бывший император всероссийский. Там он спал, принимал пищу, метался из угла в угол, когда бодрствовал. Его не ограничивали в выпивке. Ропшинские повара готовили к столу изысканные блюда. К ним, правда, Петр Федорович почти не притрагивался. Архаров предлагал Орлову смягчить режим и разрешить свергнутому монарху прогулки по саду.

– Без приказа государыни не могу! – ответил Алексей Григорьевич. – Скоро она пришлет дополнительную охрану, тогда, может быть, разрешат дать послабление.

Подкрепление не заставило себя ждать. Прибыли статский советник Григорий Теплов – доверенное лицо Разумовского, прапорщик, князь Федор Барятинский и… актер Федор Волков.

– Смерть моя пришла! – увидев последнего, шепнул Архарову Петр Федорович. – Я его, когда был престолонаследником, приказал посадить под арест. Он меня оскорбил…

– Зачем цивилиста прислали? – задал вопрос Николай Орлову. – Какое отношение фигляр имеет к охране?

– Пусть побудет. Есть на то высочайшее повеление… – воздел очи вверх генерал-майор. – Зато Дураку дано послабление: отныне будет ужинать с нами – в зальце у его опочивальни. Кстати, кошель с деньгами, что дала государыня, наготове держи. Слышал я от часовых, что истосковался «бывший» по карточной игре. Развлечем его. Прикажи лакеям, чтобы туда для нас стол полу-кресла из буфетной принесли!

Компания быстро усидела несть бочонков коньяка, немереное количество вина с английским пивом. Быстро кончились и деньги, что дала Екатерина Алексеевна мужу.

– Не прометнуть пару талий, Петр Федорович? – спросил Орлов, прекрасно знавший, что кошель Чёртушки пуст.

– Мне не на что играть… – последовал ответ.

– Пожалуйте, Петр Федорович, империал! – положил на стол золотую монету Алексей.

– Можете мне дать еще?

– Сколько угодно!

– А погулять в саду можно?

– Конечно!

Низложенный царь вышел из зальца, но тут же влетел назад, брошенный караульными. Следом вошел старший караула швед по фамилии Шванвич.

– Кто разрешил? – грозно спросил он.

– Я, – усмехнулся Орлов.

– Вы, господа, много чего выдумаете, а мне отвечать!

– Вот, видишь, Петр Федорович, караул какой строгий. Даже мне – генералу не подчиняется. Ну, давай, выпьем с огорчения! Не отчаивайся все у тебя и так есть!

– Все есть, кроме свободы! Будь проклят тот час, когда я приехал в проклятую Россию! – зарыдал Чёртушка и убежал в свою комнатку.

– Пойду, успокою, – тихо сказал Теплов и достал серебряную фляжку и притворно добавил. – Хотел для себя приберечь, да придется Дураку споить…

Через некоторое время Петр Федорович с еще непросохшими слезами на лице в сопровождении Теплова вышел из спальни.

– Извольте, Петр Федорович, пивка под коньячок отведать, – поставил перед ним Теплов серебряную кружку. – Не перекинуться ли нам в картишки, господа?

Новый и новый столбик золотых монет пододвигал Орлов бывшему императору. Новый и новый столбик проигрывал Чёртушка. Внезапно он вскричал:

– Федька – подлец, жульничаешь!

– Надо уметь играть, Петр Федорович, – невозмутимо произнес князь Барятинский.

– А я говорю: жульничаешь! Ты и в прошлой талии передернул! Я даже глазам не поверил. Человек благородного звания, а плутуешь, как последний шулер! – бывший самодержец швырнул карты в лицо Барятинскому.

– Мне, князю, карты в морду?! – взревел тот, поднимаясь.

Следом Петр Федорович плеснул в лицо Барятинскому пиво и запустил в голову кружку, от которой тот едва увернулся. Чёртушка вскочил из-за стола подбежал к вставшему Федору Сергеевичу и принялся тузить его сухонькими кулачками. Князь опрокинул его мощным ударом висок. Уселся на гулко стукнувшегося об пол Чёртушку и стал лупить кулаками в перстнях с крупными камнями.

– Ты, что творишь?! – ринулся к Барятинскому Архаров.

В ноги ему бросился актер Волков, на плечах повисли Орлов с Тепловым. Вломился в зал Шванвич. Вчетвером они выволокли Архарова в соседние покои, швырнули к стене. Трое солдат приставили штыки к груди Николая.

– Заколоть, если пошевелится! – приказал Орлов.

– Стой, ваше благородие, не рыпайся! – проворчал один из гвардейцев. – Императору, видно, судьба такая выпала. Ему не поможешь, а нас под душегубство подведешь!

Из-за приоткрытой двери доносились голоса:

– Придуши его, Шванвич! – велел Алексей Григорьевич.

– Готов он. Его светлость, князь Федор Сергеевич ему в висок перстнем с камнем угодил, – отвечал швед.

– Не мудрствуй! Приказано придушить – значит – придуши!

– Дайте и мне эту пакость немецкую за горло подержать! – встрял Волков. – Да он еще дышит!

– Ремень от ружья накинь ему на шею, остолоп! «Готов!» – говорит, – зло молвил Орлов.

– Зачем же так, господа! – раздался голос Теплова. – С моего коньяка он бы к вечеру преставился от апоплексического удара…

Через несколько минут из зала выглянул Теплов.

– Архаров! Зайди! – пригласил он.

Николай видел, как Барятинский с Волковым тащили к постели Петра Федоровича, по лицу которого растекалось лиловое пятно. Орлов писал за столом. «Мы были пьяны, и он тоже. Он заспорил за столом с князем Федором. Не успели мы разнять, а его уже не стало…» – выхватил Архаров глазами часть написанного.

– Видел? – кивнул Орлов на бумагу.

– Никак, нет ваше высокопревосходительство!

– Тем лучше для тебя! Ты думал, что мы его в Германию отпустим? Чтобы потом на нас вся Европа войной пошла: верните Дурака на престол? Скачи в Питер! У государыни сегодня куртаг в Зимнем. Скажешь, чтобы окружающие императрицу слышали, дескать, бывший самодержец скончался от гемороидальной колики. Затем попросишь ее незамедлительно прочесть сие донесение!

Архаров вошел в тронный зал, когда императрице представляли Прасковью Ивановну и Машеньку.

– Какая прелесть! – с восторгом глянула Екатерина Алексеевна в лицо Машеньки. – Вы будете украшением моего двора…

– Подпоручик Вашего императорского величества лейб-гвардии Преображенского полка Архаров со срочным /донесением из Ропши, – подвел Архарова к государыне обер-церемонемейстер.

– Бывший император Петр Федорович скончался от гемороидальной колики, – доложил Николай.

– Ах! – пронеслось по залу.

– Его высокопревосходительство, генерал майор Орлов, припадая к вашим ногам, просит незамедлительно прочесть сей рапорт, – приложив пакет ко лбу, Архаров щелкнул каблуками и подал его государыне.

– Эта смерть на мне! – смахнула слезинку Екатерина Алексеевна. – Сегодня куртаг окончен! Прощайте, милое дитя! Мы еще увидимся…

Пройдя в кабинет, Екатерина Алексеевна прочитала записку Орлова.

– Перфильич! – позвонила она в колокольчик и велела вошедшему секретарю Ивану Перфильевичу Елагину. – Пошли в Ропшу лейб-медиков и бальзамировщиков! Надобно произвести вскрытие покойного Петра Федоровича. Дай знать в Дворцовую канцелярию, чтобы послали туда гроб и подготовили место на кладбище Александро-Невской лавры. И еще: что-то Лизавета Воронцова сегодня во дворец приперлась. Скажи охране, чтобы не пускали!

– Даже в просвещенной Европе Лизавету в крепости бы сгноили, как минимум, – пробормотал секретарь.

– Ты, Перфильич, сам три дня назад из ссылки вернулся! – нахмурилась царица. – Так, что будем милосердны! Лизавету года на два вышлем в родовое имение без права появляться в столицах. Потом разрешим проживание в Москве. Выдадим замуж за доброго человека. После и в Питере дозволим жить.

– Вам, господин поручик, тоже надлежит выехать в Ропшу, – обернулась Екатерина к Архарову. – Надо подготовить все необходимое для медиков до их приезда.

– Я всего лишь подпоручик… – потупился Николай.

– Уже – поручик! Иван Перфильевич! Составь рескрипт о производстве господина Архарова в чин поручика и выплаты ему пяти тысяч рублей! Проследи, чтобы как он вернется из Ропши, ему в Дворцовой канцелярии все до копейки выплатили. Да чтобы не забыли выдать тысячу, пожалованную мною ранее! А теперь будем писать манифест о кончине моего несчастного мужа.

Снова Николай появился в мрачноватом Ропшинском дворце.

– Здесь пусть и вскрывают! – кивнул Орлов на стол, за которым совсем недавно шла игра, ставшая роковой для свергнутого монарха.

Лакеи принесли тазы и кувшины, натаскали воды. К вечеру приехали лейб-медики. Ночь они пили с Орловым прочими заговорщиками. Утром приступили к вскрытию. Алексей Григорьевич остался доволен их трудами.

– Все, как надо написали, – прочитал он заключение врачей. – Нашли они не только гемороидальную колику, но и начало апоплексического удара. Гроб привезли? – спросил он Теплова.

– Несут в покои, Алексей Григорьевич.

– Уж больно гробок непрезентабельный! – Архаров щегольнул недавно появившимся в русском языке словцом, глянув на дешевую древесину, даже не обитую материей. – В таких простых солдат хоронят…

– Тебе же легче тащить будет! – цыкнул на него Орлов.

– Мне?

– Ну не мне же – генералу, – скривил губы Алексей Григорьевич. – Выносите, господа!

Гроб с телом Петра Федоровича погрузили на скромные похоронные дроги, коими везли в последний путь даже не дворян, а мелкий служивый люд. Сорок верст до Петербурга проехали быстро. Отпели покойного не по полному чину в кладбищенской часовне. Затем предали земле на дальнем участке монастырского кладбища. Архаров, бросивший последнюю горсть земли на крышку, заметил вдалеке ладную фигуру императрицы.