Текст книги "Так это было…"

Вадим Кулинченко
Так это было…

Кулинченко Вадим Тимофеевич

Родился 23 декабря 1936 года в городе Острогожск Воронежской области.

Отслужил в Вооружённых Силы 32 календарных лет. Капитан 1 ранга в отставке. Служа на подводных лодках, совершил шесть выходов на боевую службу. Одна из них была в 1967 г. в Средиземное море, где АПЛ «К-131» участвовала в арабо – израильской войне в июне 1967 г., за что Вадим Кулинченко имеет статус «Ветеран боевых действий».

Награжден медалями «20 лет Победы в ВОВ», «За воинскую доблесть», «100 лет Адмирала флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова», «За верность присяге».

Проходя службу на ВЗПУ ГК ВМФ, одного из основных подразделений ЦКП ВМФ, совершил много учебных вылетов на флоты. Одновременно нёс оперативную службу на основном Командном пункте ВМФ в должности старшего помощника ОД ВМФ. Очень часто летал с Главнокомандующими ВМФ: С.Г. Горшковым и В.Н. Чернавиным в качестве оперативного дежурного при них, чтобы Главнокомандующий был всегда в курсе дел в ВМФ.

После увольнения в запас продолжил трудовую деятельность. Стал журналистом – публицистом. Имеет ряд премий и дипломов за публикацию материалов по военно – патриотической тематике. Был основным составителем очерка «50 лет ЦКП ВМФ». В 2016 году награждён дипломом Национальной литературной премии «ЩИТ и МЕЧ ОТЕЧЕСТВА». Печатается во многих газетах, в частности «ВПК» (Военно-промышленный курьер).

      За службу в ВМФ и пропаганду традиций военного флота в СМИ Кулинченко Вадим Тимофеевич достоин награждения медалью «Адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков».

Подводники
(Забытые рукописи)

Сам я подводник по профессии, а как говорят это профессия смелых, даже сам первый космонавт Земли Юрий Гагарин, побывав на подводной лодке, оценил их мужество не в пользу космонавтов. Как утверждают многие известные и неизвестные подводники – Подводник – это не служба и не профессия, это судьба и религия!

Я давно пишу о подводных лодках, и у меня много набросков и публикаций на эту тему. Конечно, мне трудно в писательском мастерстве сравниться с К. Г. Паустовским, но прочтя ещё раз его короткий рассказ «Забытая рукопись», и узнав про конкурс на эту тему, я решил собрать свои кое-какие записи воедино и, исходя из своего опыта и опыта своих товарищей, попытаться обрисовать жизнь подводников. На шедевр не претендую, может, что и получится.

В отличие от космонавта, о котором пишет Паустовский, он был рад, что был в одиночестве, подводники рады, что в прочном корпусе лодки они не одни. Команда – одна семья, да и на берегу их ждут близкие. Людей пугает одиночество, но главное – это вера в себя и экипаж. Мой рассказ будет состоять из нескольких малых рассказов, но они связаны одной темой о подводниках….

Бог есть

Раньше я как-то не задумывался об этом, веря только в судьбу. Однако всегда помнил слова покойной бабушки, которая, отправляя меня в Военно-морское училище, наставляла меня: «Внук помни – без Бога не до порога…. Пусть он всегда будет у тебя в душе!». Может эта вера во что-то божественное и помогла пройти без потерь нелёгкий путь моряка – подводника, а потом ещё семь лет пролетать на самолёте.

Мы редко задумываемся – есть или нет Бога, а вот судьбу вспоминаем часто. Я на свою судьбу не жалуюсь. Всё есть кроме денег, дачи и машины, но не в этом счастье. Счастье, когда есть любимое дело, любимые люди, но хотя бы увлечение. У меня оно есть – копаться в истории и писать об этом. Я достиг на этом поприще кое-каких успехов. И всё это благодаря вере в себя и, конечно, Бога в душе.

Общеизвестно, что моряки народ суеверный, но мало кому известно, что ко всему – они в большей мере, чем кто-либо, верующие в Бога, которого носят в душе.

Ещё в детстве мой дед казак, по профессии бондарь, в субботние вечера учил меня читать Библию на старославянском языке со своими комментариями. Всё это оставило у меня заметный след, особенно его напутствие: «Афишировать всем не надо это, а твоя вера в Бога поможет тебе в трудные минуты». Став коммунистом, я не выбросил из себя наставления своих предков. И эта вера в Бога была и в душах многих моих сослуживцев – подводников.

Кто-то сказал замполиту командира подводной лодки, был 1959 год, что Кулинченко знает Библию. Все ждали от него мне разноса. Замполитом был тогда ещё капитан 3 ранга Юрий Иванович Падорин, в 70-х годах он стал членом Военного Совета Северного флота, Героем Советского Союза. Замечательный был человек. Думали, что он будет меня песочить, а он похвалил и поставил в пример всем офицерам. Значит и тогда он знал силу святого доброго слова.

В своей подводной службе мне приходилось переживать не раз экстремальные ситуации. Пришлось и сталкиваться под водой в 1968 году с английской подводной лодкой. О некоторых случаях мои материалы были опубликованы в прессе. Меня спрашивали читатели – «Страшно было?». Что я мог ответить – «Конечно, страшно. Только дурак ничего не боится». Всегда внутренне молился в душе – Господи, не выдай! Помоги людям своим!.. Не знаю, как это сказывалось, но вот сегодня я жив и не обижаюсь на судьбу.

Мои мысли подтверждает незабвенный Николай Затеев, командир легендарной «Хиросимы», подводной атомной лодки «К – 19», мемориал которой установлен на Кузминском кладбище в Москве. Мысли Затеева обнародовал писатель – маринист Николай Черкашин:

– Когда истёк срок всех надежд – встретить хоть какой-то корабль, – рассказывал в задушевной беседе Затеев, – я спустился в свою каюту, достал пистолет…. Как просто решить все проблемы, пулю в висок – и ничего нет…. И тут я взмолился – Господи, помоги! Это я – то, командир атомохода с партбилетом в кармане! И что же?! Четверти часа не прошло, как сигнальщик докладывает с мостика: «Вижу цель!». Бегом наверх! Без бинокля вижу характерный чёрный столбик в волнах. Рубка подводной лодки. Наша! Идёт прями к нам. Там услышали наш маломощный аварийный передатчик. Разговор идёт об аварии атомного реактора на «К-19» 4 июля 1961 года. Это подошла подлодка «С-270», которой командовал капитан 3 ранга Жан Свербилов.

Моряки народ суеверный, но не на столько, чтобы верить во всякие чудеса. Но после многих случаев и совпадений – помолился в душе и нате, сбывается желание, попросил у Бога помощи – она пришла, я уверовал в то, что Бог есть! Это трудно доказать, но ВЕРА – это, наверное, и есть БОГ!

Мордотык

Народное название «господствующего» ветра на море (морской лексикон).

Было это в далёкие годы моей лейтенантской юности. После выпуска из училища Подводного плавания (в/ч 62651) большинству из нас выпала служба на Северном флоте. Вот это флот! – говорили тогда. И действительно, флот рос и мужал на глазах, его значение в обороне страны и во внешней политике государства тогда ни у кого не вызывало сомнений. Объявленная в 1946 году Союзу Западом «холодная война» приобретала зримые очертания в гонке вооружений. В то время подлодки «пекли» как пироги» – правда, они были дизель – электрические, но вполне соответствовали тому времени. Кадры подводников решали всё. Даже хрущёвское сокращение Вооружённых Сил не коснулось подводного флота, тем боле, молодых лейтенантов. А ведь многие из нас хотели воспользоваться этим моментом, чтобы «слинять на гражданку».

Но фокус не удался, и поэтому надо было служить честно и добросовестно, а мы были воспитаны именно в таком духе. Долг превыше всего, но и материальное обеспечение не на последнем месте – подводники в этом отношении тогда не были обижены. Надо было учиться практической деятельности, и мы начали «грызть гранит» морской науки.

Одним из первых стремлений было стать полноценным членом экипажа подводной лодки, а это значило сдать зачёты на управление своим подразделением и получить допуск к самостоятельному несению ходовой вахты вахтенным офицером.

Два зачёта из всех были равносильны студенческому «сопромату», сдавши который, студент мог жениться, а лейтенант, «столкнувший» зачёты по устройству подводной лодки и знанию морского театра и всех навигационных премудростей, мог чувствовать себя подводником. На первый взгляд и делать нечего: нарисовал карту по памяти, ответил на 5–7 вопросов, а на самом деле…. Многие из нас, да почти все, сдавали эти зачёты не с первого захода. Это был фундамент на всю дальнейшую морскую службу, здесь выявлялся характер будущих покорителей морских глубин. Некоторые не выдерживали и уходили на береговую стезю, другие вгрызались в морскую глубь, познавая не только, как «эта железка плавает» и что в ней напихано внутри, но и как сохранить это «чудо техники» от всяких неприятностей морских стихий. Эти первые шаги на морской тропе были гораздо труднее даже последующих командирских зачётов. Там уже присутствовал практический опыт, а здесь было больше теоретических знаний.

С нас, офицеров-торпедистов-минёров, флагманский штурман бригады, принимая зачёты по навигационным премудростям, спрашивал больше, чем со штурманов. Отвечая на наше неудовольствие, говорил: «Что штурман? У него всегда перед глазами карта. А у тебя она где? Только в голове. Вот и подставляй её!»

Действительно, штурмана обычно мудрили в своих рубках. Они, в отличие от штурманов гражданского флота, редко несли ходовые вахты на подводных лодках. Они и шифровальщики, да ещё, пожалуй, радисты, числились в интеллигентах – бумажная работа, как у бухгалтера, но в кораблевождении весьма важная. А что было спрашивать с нас, минёров, вечно измазанных амсом (Смазка для торпед, покрывающая всю её тушу. Это сейчас они крашенные, а тогда амса не жалели – В.К.). Надо признаться, что у нас было какое-то пренебрежение к штурманской науки ещё с училища – было у мамы три сына: двое умных, а третий штурман, – где было негласное соревнование между двумя факультетами, и где каждый «кулик отстаивал своё болото». Но флагманский штурман 25-й бригады подводных лодок 613 проекта Северного флота Толя Любичев, так не думал.

Спокойный, полный для своих лет, дока своего дела, он был уважаемым специалистом не только в бригаде, но и на единственной тогда дивизии подводных лодок, базирующейся в Полярном. Он не делал различия между «группен – фюрерами» – командирами штурманских и торпедных групп.

Ходили мы к нему на зачёты по всем штурманским делам обычно по 3 – 4 человека, надеясь не на взаимовыручку, а больше на то, что Толе будет труднее «справиться» с нами всеми, чем с одним. Но у него была манера сосредотачиваться на одном из нас и по его знаниям определять знания всех. Сидим мы, бывало, у него в каюте, и рисуем карту всего северного театра со всеми бухтами – губами – заливами, маяками и даже неприметными на первый взгляд ориентирами. Он внимательно проверяет наши художества и ставит жирные минусы, приговаривая: «Сегодня ты, Капылов, нарисовал изумительно Терский берег, а вот Кольский залив не очень уважаешь. Для закрепления темы мы этот сеанс повторим в следующий раз! А сейчас, если, готовы, перейдём к навигационным знакам и огням. Но чтобы не было пренебрежения к этой теме, расскажу вам один трагический случай, происшедший на нашей бригаде незадолго до вашего прихода:

– Подводная лодка «С-342», командир Жабарин, опытный подводник, выходила из Екатерининской гавани, а в гавань входил танкер «Алазань». Результат – танкер ударил в корму лодки, в 6 и 7 – м отсеках погибли люди. Я не берусь оценивать решение суда, признавшего виновным командира лодки, но есть одно но…. Какой сигнал, были сумерки, в это время должен был выставлен на посту СНиС? Об этом, кажется, и забыли в судебном разбирательстве….

– Если сумерки, – перебивает Толю Вовчик, – то наверняка должны были быть вывешены огни по вертикали «Красный – белый – красный» или для лучшего запоминания «катись, брат, катись!».

– Молодец, говорит Толя, – но ты не уловил в моём рассказе один момент, «бежишь впереди паровоза». Да, были сумерки, добавлю – вечерние.

– Разрешите пофилософствовать мне, – говорит Витёк. – Возможно, на мачте висел дневной сигнал «шар – треугольник вершиной вверх – шар», что означало «Воспрещение входа при нормальных обстоятельствах эксплуатации порта, когда на фарватер допускаются только суда, выходящие из порта». На «Алазани» не заметили этого сигнала, а вахтенный на посту проспал включение огней. И….

– Да, лейтенанты, в знаках и огнях на сегодня Вы разбираетесь лучше, чем в театре и ветрах, чувствую вашу ответственность. Приглашаю Вас посетить меня ещё раз на следующей недели.

Через день был короткий выход в море. Опекая меня на мостике, командир, капитан 2 ранга Сергеев Викторий Иванович, воевавший в войну с легендарным Луниным, спросил: «Минёр, когда ты закроешь штурманскую графу в зачётном листе?». Старшие офицеры на лодках в море обращаются к лейтенантам обычно «штурман» или «минёр», и неважно, что ты всего пока «группен – фюрер» – командир торпедной или штурманской группы. На лодках вообще нет чинодральства. Никто под козырёк не берёт. Никто не тянется и не «ест» начальство глазами, когда к нему обращаются старшие. Все заняты своим делом, и уважение достигается только знанием своего ремесла – профессии, и умением прийти на помощь незаметно, без внешних эффектов.

Я стал ему объяснять, что мы рисуем флаг-штурману всякие розы ветров, а он всё недоволен. Подавай ему господствующий ветер и всё. А какой?

– Кулинченко, а какой сейчас ветер?

– Норд – вест, товарищ командир.

– Да нет, куда он дует тебе лично?

– Больше в лицо.

– Так вот, это и есть самый господствующий ветер и на море, и в жизни – всегда в лицо. И придётся тебе, дорогой минёр, всю жизнь кричать против ветра, конечно, если ты захочешь остаться порядочным человеком в этой жизни. А древние поморы очень мудро назвали этот ветер «мордотыком». Вот чего от Вас добивается флагманский штурман, отличный специалист своего дела и знатный педагог. Молодчина!

В очередной заход к Толе, умудрённые советами своих командиров, мы без особых помех сдали «розу ветров», а, кроме того, получили удовольствие от рассказов штурмана. Наши наставники учили нас не только профессии, но и делились своим богатым жизненным опытом, без чего нет преемственности во флоте.

Сегодня, по прошествии более полувека, с теплотой вспоминаешь братьев – курсантов и наших наставников. Да, курсанты тогда действительно были одной семьёй, особенно пацаны одного выпуска. Мы все четыре с половиной года вместе ели, спали в одном кубрике, ходили на лыжах и дрались на рингах, учились, любили девчонок, ходили в театры. Тогда мы не знали своего предназначения – мы готовились защищать свою Родину от врагов, и действительно были большой роднёй. И придя на флот лейтенантами, мы оставались и там братьями-курсантами, влившимися в большую флотскую семью подводников. Многие из нас, к сожалению, не дожили до нынешних времён.

Жизнь всегда испытывала и испытывает нас «мордотыком». Некоторые упорно стояли против этого ветра, став адмиралами и героями, другие остались рядовыми подводного братства, хотя это и трудно. Братья мои и сослуживцы разбрелись по необъятным просторам некогда единого Союза, но я стараюсь следить за их судьбами. Многие погибли в «холодной войне», не дождавшись войны горячей: вместе с лодками ушли на дно морское, умерли от болезней, от преждевременно наступившей старости, от разочарования и беспробудного пьянства…. Но все они достойны памяти, выстоявшие и нет против господствующего ветра в нашей жизни – «мордотыка».

Глубоководка

И хотя я здесь веду рассказ с вымышленными именами, он полностью авто биографичный.

Ноябрьским поздним вечером подводный крейсер 629-го проекта, ошвартовавшись у пирса одной из северных баз, отпустил по домам своих уставших офицеров. Все думали о том, как дома, натопив «титаны», смоют подводную грязь. Чего-чего, а «грязи» на подводных лодках, особенно дизельных, хватало всегда, и офицеров, как обычно рисуют моряков в приключенческих романах, в белоснежной рубашке здесь встретить почти невозможно. Все – от матроса до командира – на время походов облачаются в рабочие платья, робы, имея форму с золотыми погонами в каютах-клетушках, а вдруг загонят в другую базу!

Командир минно-торпедной боевой части, попросту минёр, капитан – лейтенант Виктор Кулик спешил домой с особым настроем. У него в гостях была тёща, которую он встречал недавно в Мурманске, привёз домой, но поговорить не удалось – срочно ушли в море.

ПЛ 629 проект

Тёщу Виктор уважал, да и она, много пережившая, с пониманием относилась к его службе и всегда в спорах с женой принимала его сторону. Виктор звал её мамой больше из уважения, чем из-за возраста, – она была на три года старше его родной мамы.

Ещё она вызывала уважение к себе своим открытым гостеприимством. Многие сослуживцы Виктора, бывавшие в Питере, пользовались её адреском, с гостиницами в нашей стране всегда было туго. И сегодня уже седые ветераны вспоминают её добрым словом. И все, посещавшие её дом, потом говорили Виктору: «Какую ты выбрал жену, не знаем, а вот что мать у тебя замечательная старушка – это точно».

Анна Никитична, так звали тёщу, не в первый раз посещала их на Северах, и обычно всегда говорила: «Соскучилась по внучке. Она у меня единственная, а здесь вкусненьким ребёнка не побалуешь. Дай, думаю, проведаю…». Но это была больше отговорка. Сердце болело у неё за всех – и за внучку, которую она хотела взять в Питер, но её пока не отдавали, и за дочь, и за зятя, особенно за их совместную жизнь. На то были причины. Нет, зять внушал ей доверие, а вот дочь последнее время стала что-то взбрыкивать.

«Отбилась от рук, – говорила она зятю, – возьми вожжи, не поддавайся!..». Но одно дело слово, а другое дело – личный догляд и материнское руководство.

На мостике ПЛ 629 проекта (автор крайний слева)

Путь от причала до дома занял не более двадцати минут. Виктор не ошибся, его ждали. Дверь открыла тёща, радостно поцеловала его и сообщила, что жена и дочь уже спят:

– Ждали-ждали, но не выдержали – заснули. Сказали, чтобы я их разбудила. «Титан» натоплен, ужин готов. Хотели поужинать вместе. Минут десять назад звонил какой-то оперативный и просил, когда ты придёшь, чтобы сразу позвонил ему.

Всё это Анна Никитична говорила на ходу, пока он снимал сапоги и развешивал мокрую канадку.

Виктор заметил накрытый стол, на котором красовалась бутылка пятизвёздочного армянского коньяка, роскошь по тем временам…. Но надо было звонить оперативному.

– Старик, – сказал оперативный, – давай дуй на лодку Преображенского, она стоит у шестого пирса. Казак Голота (командир дивизии подводных лодок, капитан 1 ранга Голота Григорий Емельянович – впоследствии контр-адмирал, трагично закончил свой путь – В.К.)приказал тебе идти с ним на глубоководные испытания….

– Да ты что! У них же есть собственный минёр, Вася Батон!

– Ну, это вопрос не ко мне. Ты же знаешь, Голота всегда берёт тебя в море. А собственно, всё сам узнаешь на месте….

Приказ есть приказ. И Виктор, обвернувшись к тёще, которая тревожно прислушивалась к телефонному разговору, с сожалением сказал:

– Не получилось, мать ни помывки, ни торжественного ужина. Откладывается до следующего раза. Опять в море.

С этими словами он начал надевать сапоги и ещё не высохшую канадку.

Никитична, как бы что-то предчувствуя, стала его успокаивать:

– Витюша, не переживай! Мы подождём. А их я будить не буду, скажу, что ты задержался. А это надолго?

– Не знаю, надо разобраться. Может, через час и вернусь, у них есть свой минёр. Наверное, здесь какое-то недоразумение.

Виктор побежал к шестому причалу. По неписаному закону подводники всегда выходы «на работу» приурочивали к ночному времени. Среди них даже бытовала такая шутка – Кто работает по ночам? Женщины древней профессии, воры и, конечно, подводники!

Ночь была не из приятных. Добежав до пирса, он доложил на мостик субмарины: «Капитан-лейтенант Кулик прибыл по приказанию командира дивизии».

– Тебя и ждём! – ответили с мостика. Давай в носовую швартовную. Сейчас доложим комдиву и будим отходить!

Виктор попытался выяснить обстановку, но его никто не слушал. Все засуетились, а старпом, по кличке «гусь лапчатый», сказал, что потом всё объяснит.

Пришлось покориться судьбе и забыть про праздничный ужин, про горячий «титан», про беседу с тёщей и прочие радости, о которых моряку по большей части только приходится мечтать. Виктор быстро включился в ритм жизни лодки Преображенского, ему и раньше приходилось выходить с ними в море. Торпедисты тоже знали его и вполне доверяли. Подъехавший на машине, Голота поинтересовался наличием минёра. Пролез на мостик. Приказано было отходить. Приготовив надстройки подводной лодки к походу и погружению, швартовные команды потянулись вниз. Путь в чрево субмарины этого проекта лежал через надстройку мостика и два вертикальных и длинных трапа вниз – недаром эти лодки на флоте называли «сараями» из-за рубки огромных размеров.

Когда Кулик пробирался к трапу вниз, его в темноте мостика задержал комдив и, как бы извиняясь, сказал:

– Не обижайся, капитан-лейтенант. Всё знаю. Придём с моря, дам тебе отдохнуть. А сегодня надо вводить эту лодку в строй.

Виктора тронуло такое внимание к его персоне и он, переполненный чувств к каперангу, которого уже хорошо изучил, направился в первый отсек.

Самые неприятные для подводников выходы – на испытания после всяких ремонтов в заводе и, в частности, на глубоководные испытания. «Глубоководка» – так называют ежегодные погружения лодки на предельную рабочую глубину в целях испытания корпуса и забортных механизмов. На них избегали ходить и представители заводов. Поэтому и неудивительно, что Вася Батон, минёр этой лодки, капитан 3 ранга, более опытный в житейских вопросах, чем Виктор, перед самым выходом вдруг «серьёзно» заболел. На таких выходах происходят всякие «случайности», о которых тогда не принято было распространяться. Не обошлось без «рядового случая» и на сей раз.

Придя к утру в полигон глубоководных испытаний, комдив принял решение начать их без надводного обеспечения, нужно было спешить. Кстати, на флоте, как и у автомобилистов, многие «ЧП» происходят именно из-за спешки – почему-то всё должно делаться срочно.

Ритуал глубоководных испытаний сложен: через каждые 10 метров глубины лодка задерживается, всё тщательно осматривается и прослушивается, и только после докладов из всех отсеков – «Отсек осмотрен, замечаний нет!» – она преодолевает следующие 10 метров. И так – до глубины 270 метров….

Но в тот раз на глубине между 230 и 240 метрами, когда, имея дифферент на нос, субмарина медленно шла в глубину, в первом отсеке раздалось шипение, хлопок и весь отсек сразу заволокло плотным туманом. Виктор, стоявший у переговорного устройства «Нерпа», успел доложить в центральный пост: «Пробоина в первом отсеке!» – и бросился искать вместе с матросами эту самую пробоину. Сделать это было сложно. Струя била откуда-то из-за трубопроводов, переплетений которых в подводной лодке не счесть, и была такой силы, что сбивала с ног. Глубина была уже около 260 метров, а это составляло давление свыше 25 атмосфер. Для подпора был дан воздух высокого давления в отсек, да и в центральном посту не дремали. Вскоре, продутая аварийно, лодка как пробка из шампанского выскочила из объятий глубины, и закачалась на поверхности моря. Описывать весь сложный процесс борьбы за живучесть – весьма неприятное занятие. Надо отдать должное – панике никто не поддался. После всплытия выяснилось, что «пробоиной» стала прокладка, вырванная из фланца трубопровода, связанного с забортной водой. Но, несмотря на такую, казалось, незначительную пробоину, воды в отсек набралось изрядно, и она полностью затопила электрическую помпу (насос) в трюме, за которую очень переживал механик.

Виктора вызвали на мостик, и комдив начал его расспрашивать обо всём подробно. Когда минёр хорошо отозвался о моральном духе, то флагманский механик Женя Кобцев не выдержал и встрял в разговор: «Товарищ комдив, надо разобраться – по «НБЖ» (Наставление по борьбе за живучесть) они действовали или нет?!». На что последовала резкая отповедь Голоты: «Да пошёл ты! Главное – всплыли! Идём в базу, там будем разбираться!».

Лодка направилась в базу. Все переживали это событие, но было приказано до вынесения окончательного вердикта не распространяться со своими версиями. К обеду Виктор попал домой. Жена с дочкой гуляли, и его опять встретила тёща. По усталому виду зятя она поняла, что – то на этом выходе в море было не так. Но, умудрённая жизнью, не стала приставать с расспросами, а направила его в ванную, а сама стала хлопотать на кухне.

После первой рюмки коньяку Виктора потянуло в сон, и он провалился в забытьё, где продолжал бороться за живучесть отсека…. Проснулся он от тихого разговора Анны Никитичны с его женой. Она настойчиво убеждала дочь ласковее относиться к мужу, ценить его нелёгкую службу. Из этого разговора Виктор с удивлением узнал, что пока он был в море, мать молилась за него, чувствуя сердцем, что неспроста его назначили на этот выход. А онто считал её неверующей. Тогда, наверное, Виктор и понял, что молитвы близких спасают не только подводников, но и других от всяких напастей….

Уже давно нет в живых незабвенной Анны Никитичны, простой труженицы, выжившей в блокадном Ленинграде и ухаживающей за его защитниками в госпиталях. А главное – мудрой русской женщины, отдавшей всю свою жизнь людям, родным и близким. Память о ней свято живёт в семье Виктора. В её честь названа правнучка Анна, и немалая её заслуга в том, что Виктор уже более 55 лет живёт со своей женой в мире и согласии. Дай Бог всем таких матерей.

А Виктор, переживший потом ещё не одно глубоководное погружение, остался на поверхности жизни и уверен в том, что молитвы матери сыграли в этом не последнюю роль!