Текст книги "Оперативное вмешательство"

Камынин на секунду замешкался.

– А вдруг вам совсем плохо станет? Упадете еще…

– Не упаду! – почти закричал старик. – Кто ты такой, сопляк, чтобы меня к памятнику в День Победы не пускать?! Здесь на Пискаревке мои отец с матерью лежат, две сестры младших, дядя родной! Я дойду!

И покрасневший от ярости и обиды фронтовик чуть приподнялся, опираясь на палку.

«Не дай бог, его еще и удар хватит», – подумал Камынин.

– Подождите секундочку, Сергей Фадеевич. Сейчас доктор вам таблетку даст, и пройдете.

Подошедший доктор быстренько ощупал старика, померил давление и протянул ему пару таблеток.

– Скорее всего, спазм. Такое бывает, – сказал доктор Камынину, успокаивая лейтенанта.

Старик посмотрел на часы, было видно, что он сильно взволнован. До начала мероприятия осталось меньше пяти минут, вон и сам Стрельченко появился в окружении городских чиновников и начальника личной охраны полковника Хмелевского.

Опираясь на палку, Батурин встал, распрямляя спину.

– Мне легче. Спасибо, доктор, я пойду.

Камынин протянул руку:

– Вашу карточку-пропуск, пожалуйста, Сергей Фадеевич.

Наконец Батурин прошел последнее препятствие на своем пути и оказался внутри зоны безопасности. К нему тут же подошли энергичная тетка в брючном костюме и пожилой полковник в парадной форме.

– Сергей Фадеевич! – едва не закричала женщина. – Мы уже волновались, что вы не придете…

– Пришел, все нормально, – отрезал старик, нахмурив кустистые брови.

Тем временем женщина ойкнула, схватившись за вставленный в ухо наушник.

– Сюда сам президент идет!

Действительно, глава государства приближался к группе фронтовиков своим знаменитым быстрым шагом. Женщину и полковника из Совета ветеранов мгновенно оттеснили молчаливые ребята в штатском, и Стрелец, улыбаясь, начал пожимать пожилым людям ладони, а блокаднице Колупаевой даже поцеловал руку.

– Поздравляю вас, уважаемые, – говорил глава государства. – Это ваш праздник, поздравляю… С победой вас, с победой.

Рука у главы государства была крепкая и сухая, в глаза Батурину бросились старые шрамы на костяшках пальцев.

Расстановка была такой: впереди венок с лентами несут кремлевские гвардейцы, за ними сам Стрельченко, следом фронтовики и чины городской администрации вперемешку. Каждому из фронтовиков быстро раздали по букету из четырех алых гвоздик, перевязанных черно-оранжевой георгиевской лентой.

Александр Камынин наблюдал за торжественной минутой возложения венка издалека, метров с четырехсот. Сейчас гвардейцы поставят венок, потом глава государства две минуты постоит со скорбным выражением лица, следом цветы возложат ветераны и уже потом – толпящиеся чиновники и генералы. Вот венок встал на свое место, и Стрельченко слегка наклонил голову.

Камынин перевел взгляд на стоящую чуть сзади главы государства неровную шеренгу фронтовиков, выискивая старика, которому было плохо. Вон он, стоит четвертым слева. Молодец, хорошо держится…

Старший лейтенант даже не понял, что произошло. В оглушительной тишине возле монумента раздался не хлопок, скорее треск, словно рвут кусок брезента. Потом сверкнула вспышка, шеренга фронтовиков покачнулась и рассыпалась, оставляя за собой кровавые следы.

Только через пару секунд до Камынина дошло, что это был взрыв. Причем взрыв в непосредственной близости от президента.

Стрельченко что-то сильно толкнуло в бок и едва не повалило на гранитные ступеньки. Дохнуло жаром и характерным резким запахом свежей крови. Потом он услышал взрыв, и что-то брызнуло на лицо. Еще через секунду его все-таки сшибли с ног собственные телохранители, едва не переломав кости.

Через полчаса глава государства наблюдал за стараниями лейб-медика, профессора Меркурьева, который накладывал ему на бедро повязку. Еще одна повязка уже покоилась на предплечье.

Рядом подобно тигру в клетке метался полковник Хмелевский.

– Ну что, Леонид Иванович? – наконец спросил Хмелевский.

– Да все в норме у нашего Евгения Викторовича. По крайней мере, предварительный осмотр, кроме двух легких осколочных ранений в бедро и предплечье, не выявил…

Стрельченко хмуро посмотрел на приближенных и вздохнул.

– Вам бы полный осмотр сделать, Евгений Викторович, – предложил Меркурьев. – Здесь, в Питере, военно-медицинская академия, прекрасные специалисты…

– Да полно вам панику разводить, – сказал Стрелец. – Все нормально, руки-ноги вроде целы.

Полковник Хмелевский остановил свой бег по кабинету.

– Поражающие элементы, похоже, углепластик. Без полного осмотра никак нельзя.

Президент покосился на начальника службы безопасности.

– Тоже мне, советник. Ты безопасность мою обеспечивать должен, а не Меркурьеву советовать. Давай подробности – сколько народу погибло, чего и как.

Хмелевский снова перестал вышагивать как заведенный и застыл.

– Евгений Викторович… Кхм. На эту минуту погибло четыре человека, еще двадцать два в больнице. У четырех, включая вице-губернатора Петербурга, госпожу Донскую, состояние критическое.

– Что это было? Быстрее, полковник, не тяните с ответом.

Хмелевский вздохнул.

– Вероятно, самоубийца-подрывник.

Стрелец покачал головой.

– Полковник, вы идиот? Вы хотите сказать, что фронтовик под девяносто лет оказался смертником и террористом? Тем более будь у него пояс шахида, его раскрыли бы сразу. Не говорите ерунды.

Глава государства хлопнул себя по здоровому бедру.

– Значит, так. Сейчас же вылетаем в Москву. Хмелевский, распорядись.

Меркурьев поднял ладони вверх.

– Вам нельзя, нужно полное обследование…

– Вот в Москве и обследуемся. У меня семья там, Иваныч, не забыл? Где пресс-служба?

Бледный и трясущийся пресс-секретарь Антон Лагутин предстал перед светлые очи Стрельца через пару минут.

– Цел, Антоша?

– Да, – проблеял Лагутин, мелко кивая головой.

– Раз цел, прекращай трястись и давай пресс-релиз от моего имени. Мол, глава государства жив-здоров, компетентные органы принимают меры по поиску и уничтожению террористов. Понял? Именно так и сообщи, мол, меры уже принимаются. Свяжись с пресс-службами МВД, СНБ и ССБ, согласуете коммюнике. Остальное – сам придумаешь. Все, работай.

Уже находясь в набирающем высоту самолете, Стрелец позвонил жене. Он всегда делал это сам, не доверяя никому. Президенты уходят и приходят, а семья остается.

– Ты как? – услышал он ее низкий, с хрипотцой, голос.

– Все уже нормально. Правда, появилась пара новых дырок, но Иваныч их уже залатал.

Было слышно, как жена судорожно, по-бабьи вздохнула:

– Домой скоро? Дети волнуются.

– Скоро, скоро! Только проведу пару встреч, и к тебе на ужин!

– Опять врешь? Черт, надо было оставаться олигархом, Жень. Всем нам бы жилось спокойнее.

– Я тебе когда-то врал, родная? – усмехнулся Стрелец, морщась от боли в предплечье. – Сказал, сегодня ужинаем все за одним столом, значит, так и есть… Все, родная, связь заканчиваю.

Положив трубку, Стрелец мрачно уставился в иллюминатор, прокручивая в голове сценарий произошедшего теракта. Вопросов было много, и ни на один он пока не мог ответить. И это бесило и мучило больше всего.

Московская область. Горки-9. 10 мая

Первое, после теракта в Санкт-Петербурге, заседание СКАТ – Специальной комиссии по антитеррористической деятельности, отвечающей за противодействие терроризму в любых проявлениях, проходило в загородной резиденции Стрельца. Уникальность СКАТ состояла в том, что озвученная оперативная информация обычно реализовывалась немедленно. Именно СКАТ был тем карающим мечом нации, без пощады рубящим головы лидерам террористов, их финансистам и членам их семей. Здесь, в узком кругу, без лишних ушей и свидетелей, принимались решения на ликвидацию или акцию устрашения.

Сам глава государства сидел с мрачным видом и молча, пока молча, выслушивал доклады подчиненных. Докладывал Николай Блинов. Именно его ведомство – СНБ – считалось основным в борьбе с террором.

– Исходя из данных экспертов-криминалистов, бомба была размещена внутри тела Батурина, а не в поясе смертника, как мы думали раньше.

Глава Службы специальной безопасности неслышно выдохнул. Слава богу! Если бы старик с поясом взрывчатки прошел через три кордона безопасности, то головы бы точно не сносить. Хотя первое управление ССБ, президентская охрана, считалось самостоятельным подразделением, оно все же подчинялось Ляхову.

– Состав взрывчатки известен? Система подрыва? Поражающие элементы? – Генерал-лейтенант Олег Корженевич, Бульбаш, начальник управления специальных операций ГРУ, поднял глаза на Блинова.

– Известно, генерал. Октоген производства США, часовой механизм – из японских комплектующих. Поражающие элементы – стрелки из углепластика, тоже производства США. Сейчас устанавливаем точное место производства.

В том, что генерал Корженевич столь нагло задает вопросы главе конкурирующего ведомства, нет ничего удивительного. Раньше они оба были армейскими офицерами, позже – заговорщиками и террористами, и лишь воля Стрельца развела их по разным «конторам». Блинов и Корженевич были связаны кровью. Большой кровью. И связаны – намертво. Люди Корженевича всегда контролировали исполнение решений Особого комитета. Или сами их исполняли.

Олег Корженевич, Бульбаш, всем в своей жизни обязан Стрельцу. Редкий случай в наше время, но он действительно верный человек. В 1994 году Корженевич – оперативник ГРУ из балканской резидентуры – совершенно случайно узнал то, о чем ему знать не следовало: о поставках оружия и боеприпасов, принадлежавших выведенной Западной группе войск, хорватам и боснийцам. Канал поставок «крышевали» настолько серьезные люди из Минобороны, спецслужб и Кремля, что жить Корженевичу оставалось считаные дни.

Его срочно отозвали в Москву и собирались без шума убрать, но здесь вмешался случай. Вместо отца обработанную ядовитым таллием кружку взяла его пятилетняя дочь Яна… Олег все понял и сбежал к знакомым в Прибалтику, увозя с собой перепуганную жену и умирающую дочь.

Там, в Прибалтике, его и нашли люди Стрельца. Дочку удалось спасти, буквально в последний момент ее отправили на операцию в Швейцарию. Яне пересадили костный мозг и почти три года выводили остатки яда из организма. Откуда Стрелец узнал про историю Корженевича и почему на нем остановил свой выбор, не знали ни Блинов, ни Сальников. Хотя сознательно и осторожно копали в этом направлении несколько лет. Как бы то ни было, но Стрелец получил в свои руки «человека-машину». Профессионала экстра-класса, преданного ему лично. В ходе операции Обвал, приведшей Стрельца к власти, в конце концов именно Бульбаш и созданный и обученный им отряд «Призрак» были основной ударной силой ноябрьской революции. Состав и численность отряда до сих пор являются тайной. Некоторые «призраки», типа Харона, сделали себе неплохую карьеру, другие – официально служили в управлениях специальных операций силовых структур, но куда делись еще десятки человек? Где они ныне сидят и чьи приказы выполняют? Блинов не сомневался: случись что, «призраки» Корженевича материализуются в самых неожиданных местах.

– Американцы? – Брови министра внутренних дел Сальникова метнулись вверх.

– Вряд ли американцы. Те, кто хочет нас столкнуть лбами.

– Что с этим ветераном, как его… Батуриным? – наконец спросил Стрелец, морщась от боли в поврежденном бедре.

– Пока все чисто. Перед тем как пригласили на встречу, был многократно проверен. Как и члены его семьи. И нами, и МВД, и военной контрразведкой. Ни одной зацепки. Абсолютно правильный человек, хотя и мог выдать про нынешнюю власть что-то оскорбительное.

Стрельченко раздраженно махнул ладонью.

– Не говорите ерунды. Если бы все те, кому мы не нравимся, пытались нас убить, здесь сидели бы одни покойники. Что наши американские друзья? – Слово «друзья» глава государства произнес с максимальной иронией.

– Выражают соболезнования и готовность помочь. Но конкретики нет.

– Конкретика будет, когда они увидят копии экспертных заключений о взрывчатом веществе и поражающих элементах. Хотелось бы послушать их объяснения.

Сидящие за столом согласно закивали.

– Ладно, давайте закругляться, господа. Раз, кроме догадок, вам нечем меня порадовать, нужно работать дальше. У меня тоже полно работы.

Опираясь на трость, Стрелец тяжело встал и по очереди пожал руки выходящим людям.

Последним выходил Ляхов. Он на секунду задержался и тихо сказал:

– У меня есть кое-какая оперативная информация.

Стрельченко сузил глаза и слегка выдвинул вперед челюсть, резко очертив подбородок. Верный признак крайнего неудовольствия.

– Что, на заседании сказать не могли? – резко спросил он своего бывшего телохранителя.

– Никак нет, – стушевался Ляхов. – Просто информация весьма… интересная.

Министр внутренних дел Сальников обернулся, увидел задержавшегося Ляхова.

– Вот красавец! – громко сказал он, кивком указав на Ляхова. – Что за люди! Без смазки в любое место влезут.

Идущий рядом заместитель Блинова генерал-лейтенант Уланов презрительно скривил губы.

Когда руководитель Специальной службы безопасности генерал-полковник Ляхов вышел из кабинета, Стрелец неторопливо обошел вокруг стола, достал пачку сигарет из кармана легкой куртки, зажигалку. Закурил и так же неторопливо набулькал полный стакан зеленого шипучего напитка «Тархун». Жадно вдохнул ноздрями приятный запах. Запах далекого детства и давно прошедшей эпохи. Посмотрев еще с минуту на пузырьки, он с наслаждением сделал большой глоток и поставил стакан на столик.

Ляхов сейчас сообщил пренеприятную новость. По данным электронной разведки пятого управления ССБ, в дни терактов как в Махачкале, так и в Санкт-Петербурге резко увеличивался радиообмен между неизвестными пока абонентами на территории Руси и базой Менвит Хилл ВВС Великобритании. Но кроме ВВС ее величества там базировались американцы из состава Агентства Национальной безопасности, занимающиеся обслуживанием глобальной электронной разведывательной системы ECHELON.

Теперь понятно, почему Ляхов выдал эту информацию лично ему. Сказывается долгая работа телохранителем. Никому не доверяет, кроме первого лица. Странно, почему повышение обычного количества сообщений заметили только люди Ляхова? Куда смотрела радиоразведка ГРУ генерала Нестерова? Чем занималось СНБ Блинова?

Следуя многократно проверенному личным опытом принципу «не держать все яйца в одной корзине» и создавая несколько независимых и яростно конкурирующих между собой разведывательных ведомств, Стрелец хотел видеть объективную картину реальности, а не отглаженные отчеты придворных лизоблюдов. Именно необъективные данные спецслужб, искажающие реальность в угоду власти предержащей, частенько ведут к краху режима. А Стрельцу отнюдь не улыбалось коротать остаток своих дней в какой-нибудь дыре.

Одно было ясно как божий день. Враг, кто бы он ни был, опирается на поддержку в силовых структурах. Значит, налицо измена.

«Предают только свои», – подумал глава государства, одним глотком заканчивая с «Тархуном» и гася сигарету в пепельнице.

* * *

Человек с волевым лицом, вернувшийся утром из Санкт-Петербурга, предъявил пропуск охраннику на входе в административное здание, ни к месту воткнутое в тихом Большом Киселевском переулке. Охранник козырнул вошедшему, и Волевой прошел в обширный холл. Потом еще один пост охраны, у лифтов, снова потребовал пропуск. Затем Волевой поднялся на лифте, засунул пропуск в специальную щель под панелью управления и оказался в закрытом крыле здания. Сюда из всей службы, насчитывающей десятки тысяч сотрудников, могли попасть не более пяти-шести человек. В личные апартаменты директора службы вызывали только самых доверенных. Волевой был как раз из них.

– Где Март? – спросил вошедшего генерал, который стоял к нему спиной и смотрел на огромный аквариум, где плавали среди кораллов тропические рыбки.

– Там, где его никто не найдет. Над телом хорошо поработали, опознать невозможно.

– Генетический материал?

– У СНБ уже есть генетический материал Марта. И его труп официально опознали семь месяцев назад. Кому будет интересен очередной неопознанный труп? Это если найдут еще, в чем я сомневаюсь.

Генерал резко обернулся:

– А ты не сомневайся! Найдут. Ты что думаешь, Сальников или Блинов тупее тебя? Да они такие дела проворачивали, тебе это и не снилось. Это тебе не с ксивой банки трясти. Они собаку сожрали на оперативной работе. Сейчас на них Стрелец надавит, так они что хочешь найдут.

Волевой нахмурился. Было видно, что его шеф боится.

– Ну, найдут и найдут. Пусть удивляются, что у них покойники по земле разгуливают.

– С доктором все чисто?

– Да. Никто и пикнуть не успел. Убрали всех троих. Еще сюрприз оставили.

Когда Волевой собирался выходить, генерал остановил его коротким вопросом:

– Не западло тебе предателем быть?

Человек застыл перед дверьми и медленно повернулся лицом к своему начальнику:

– Мы не предатели, товарищ генерал. Мы – санитары леса. Стрельченко – реальный маньяк. И его убирать надо, пока не поздно. Пока он нас самих в расход не списал. Вместе с вашими зарубежными дружками и молодой женой…

Генерал ничего не ответил, он снова повернулся к Волевому спиной и начал постукивать пальцем по стеклу аквариума.

Тегеран. Исламская республика Иран. 10 мая

Сархан[6]6
  Сархан – иранский аналог звания «полковник».


[Закрыть] Зафар Мирзапур сегодня проснулся в пять, на час раньше, чем обычно. Ему опять снились родители. Высокий, улыбающийся отец с белозубой улыбкой таскал его на руках и гудел, изображая самолет, а маленький Зафар визжал от восторга. Мать, теплыми, нежными руками поправляющая ему воротник смешного школьного костюмчика перед отправкой в первый класс. О Аллах, как давно это было! Словно в другом тысячелетии.

Тогда, в другой жизни, маленький Зафар носил фамилию Баргази и жил в большом доме на западной окраине Тегерана. Дом был родовым гнездом уважаемого семейства Баргази, давшего Ирану целую плеяду дипломатов и военачальников.

Отец Зафара служил в знаменитой гвардии шахиншаха Резы Пехлеви, джавидан, а мать происходила из семьи знаменитых на весь Иран врачей. Дом всегда был полной чашей, большой сад, толпа родственников и друзей. Все закончилось в январе 1979 года…

Зафару запомнился тот январский день, когда он последний раз видел своих родителей.

Отец, в темно-зеленой полевой форме, обвешанный оружием и пахнущий чем-то резким и неприятным. Мать с красными заплаканными глазами, такой Зафар ее никогда не видел. Отец громко кричал на мать, подгоняя ее, а мать, всхлипывая, никак не могла оторваться от сына. На улице отчетливо слышались нечеловеческий, звериный рев толпы и частая автоматная стрельба.

Потом долгая трехдневная дорога на север в кузове трясущегося грузовика, набитого вонючими овечьими шкурами. В приграничном городке Джульфа его ждала новая семья.

Когда-то давно остовар[7]7
  Остовар – что-то среднее между старшиной и прапорщиком.


[Закрыть] пограничной жандармерии Абдель Мирзапур совершил проступок. Слишком гуманно обошелся с задержанными исламистами. Кто-то донес, и жандарма немедленно арестовала шахская госбезопасность, САВАК. Судьбу несчастного Абделя можно было считать решенной, так как вырваться из цепких лап тайной полиции мало кому удавалось. Но ему повезло, у него нашлись высокопоставленные родственники в столице. Именно Джавад Баргази, отец Зафара, заступился за Абделя и снял его с крючка. Когда тот приполз к нему на коленях, благодаря за спасение, Баргази поднял его с колен и сказал:

– Не стоит благодарности, Абдель. Но придет время, и ты окажешь услугу мне или моей семье.

Когда десятилетнего грязного и заплаканного Зафара привезли в Джульфу, новый отец, Абдель, осмотрел его со всех сторон и чуть подтолкнул в спину.

– Заходи, Зафар. Добро пожаловать в новый дом.

Революция в Тегеране победила, следом за революцией, как обычно, пришли хаос, террор и расправы над неугодными. В период хаоса выправить новые документы несложно, чем немедленно воспользовался Абдель, оформив Зафара на свою фамилию. И приказав, именно приказав, забыть свое прошлое.

– Запомни, Зафар, одним словом ты можешь погубить не только себя, но и всю мою семью. И навредить своим родителям.

Навредить отцу с матерью Зафар никак не хотел и дал клятву на Коране, что забудет свое прошлое.

Через год началась война с Ираком, и старшие приемные братья ушли на фронт. Отчим тоже редко появлялся дома, отлавливая контрабандистов, которых с началом войны расплодилось немерено, несмотря на драконовские законы исламского государства и военного времени.

Жилось крайне тяжело, скудного жалованья отчима едва хватало на грубую пищу, но Зафар терпеливо ждал, когда ему исполнится пятнадцать. В 1985 году, достигнув нужного возраста, он бросился в ближайший исламский комитет записываться в «басидж». Силы самообороны, входящие в состав Корпуса стражей исламской революции, для любого персидского пацана из бедных слоев – это реальный шанс выйти в люди. А выйти в люди пятнадцатилетнему Зафару Мирзапуру хотелось очень. Ему до смерти надоело жить в нищей семье, и, когда появился шанс уйти на фронт, он даже ни секунды не раздумывал.

Через два месяца он уже оказался в госпитале. Его ранило в первом же бою. Не имея достаточно техники на вооружении, революционное правительство Ирана предпочитало расчищать минные поля атаками фанатичных подростков из «басиджа». Мина взорвалась под ногами впереди идущего Камиля, разорвав его и еще трех «басиджей» на куски, но Зафара только посекло осколками.

Первого иракца, пожилого седого пленного, он убил по приказу горухбана[8]8
  Горухбан – сержант.


[Закрыть] по возвращении из госпиталя. Араб, стоя на коленях, плакал и молил о пощаде, протягивая ему маленькую фотокарточку с изображением улыбающихся детей, а Зафар медленно, словно она весила целую тонну, поднимал автоматическую винтовку G3, слушая выкрики горухбана.

Выстрел – и араб, захлебнувшись криком и дергая ногами, покатился в противотанковый ров. Зафара затошнило, но горухбан, хлопнув его по спине, сказал:

– Молодец! Настоящий солдат. Беспощаден к врагам и смел в бою…

Как ни странно, первое убийство, хоть и безоружного пленного, помогло Зафару освоиться на передовой.

Когда обычные юноши еще только оканчивают школы и собираются поступать в институт или идти в армию, Зафар Мирзапур уже имел за плечами три года фронтового опыта, оплаченного кровью двух тяжелых ранений, три сожженных из РПГ иракских танка и два десятка уничтоженных в ближнем бою солдат противника. Еще четырех арабов Зафар прикончил в рукопашной с помощью трофейного ножа, снятого с трупа иракского коммандос. Нож был отличный, немецкий Kobar. И до сих пор полковник Мирзапур носил его с собой, как память.

Пасдеран, естественно, после окончания ирано-иракской войны сделал ставку на создание собственной офицерской касты из числа молодых фронтовиков. Спустя два года Зафар уже примерял новенькие погоны сотвана[9]9
  Сотван – лейтенант. В Иране – три вида сотванов. Третьего, второго и первого классов – Sotvan sevom, dovom, yekom.


[Закрыть].

Обучаясь в командном училище Пасдерана и находясь в Тегеране, Зафар, помня свою клятву на Коране, даже не приближался к тому кварталу, где раньше находился отчий дом.

В специальные силы Пасдерана – «Куат-аль-Кодс» Зафар перешел в девяносто девятом, уже будучи саргордом. Мирзапур никогда не искал тихой службы и все семь лет после училища прослужил в горячих точках Ирана. В иранском Курдистане и на афганской границе. Естественно, последовало предложение перейти в ряды сил специальных операций, после предварительной проверки.

Первую операцию в составе спецназа он провел в Герате, когда удалось накрыть одного из лидеров талибана. Карьера Зафара в специальных силах развивалась стремительно, благо экспорт шиитской революции в сопредельные государства не прекращался ни на минуту. Ливан, Ирак, Афганистан, Йемен и теперь – Сирия. Вот невидимые, но очень горячие точки, где отметился «Куат-аль-Кодс» и Зафар Мирзапур.

Путь Мирзапура в кресло командира сил специальных операций Пасдеран открыл террористический акт в священном городе Куме, когда заминированный грузовик протаранил колонну автомобилей, где находился бригадный генерал Аббас Касеми, бывший командир «Куат-аль-Кодс». Прибывший из Тегерана Мирзапур возглавил расследование, мгновенно мобилизовав на поиски террористов не только полицию и жандармерию, но и армейские части. Через четыре дня террористическая группа курдов была обнаружена коммандос и после короткого боя уничтожена. Уцелевшие родственники террористов после ареста дали признательные показания, принесли оружие и взрывчатку.

Зафара заметили на самом верху, и вскоре он был приглашен на прием к самому аятолле Али Хоменеи, духовному лидеру Ирана.

Аятолла вблизи оказался скромно одетым, седым и аскетичным стариком. С мягкими манерами, вкрадчивым голосом и хищными, словно у волка, глазами.

Задав несколько общих вопросов и спросив о здоровье жены и детей, Али Хоменеи перешел к главному.

– Скажите мне, Зафар, как опытный офицер специальных сил Пасдеран и преданный делу иранской революции человек. Почему нам никак не удается сбить террористическую активность? Несмотря на значительные силы безопасности и контрразведки, сотни тысяч членов «басиджа», террористические атаки не прекращаются, а, наоборот, нарастают с каждым годом?

Зафар уже открыл было рот, чтобы ответить, но аятолла предостерегающе поднял ладонь.

– Не торопитесь с ответом, сархан. Мне нужно ваше личное мнение, а не набор дежурных фраз о враждебном окружении.

Мерзапур сглотнул. Али Хоменеи это увидел и сделал приглашающее движение.

– Налейте себе чаю, сархан. Не волнуйтесь, но мне действительно интересно ваше мнение как профессионала в такой специфической сфере деятельности, как диверсии. Вам должны быть видны слабые места в системе национальной безопасности.

Это было абсолютной правдой. В течение последних двух лет от рук неизвестных убийц в Иране погибли несколько ученых, отвечающих за ядерную и ракетную программу, не меньше десятка высокопоставленных офицеров Пасдерана, включая двух отставных и одного действующего генералов и ряд чиновников из ВЕВАК. Погиб и шеф отдела контрразведки. Причем теракты происходили как в Тегеране, так и в провинции среди бела дня.

– Измена, рахбар! – ответил наконец Мирзапур. – Невозможно осуществлять теракты такого масштаба, не имея поддержки в силовых структурах.

Али Хоменеи ободряюще улыбнулся.

– Говорите, сархан, говорите. Я вас слушаю.

Аятолла внимательно слушал Зафара, изредка кивая седой головой, одобряя его слова. Если бы рахбар, верховный правитель Исламской республики Иран, знал, сколько усилий сейчас прикладывает сидящий напротив него полковник Корпуса стражей исламской революции, чтобы не придушить его голыми руками!

Перейдя на службу в «Куат-аль-Кодс», Зафар тайно выяснил судьбу своих родителей. Отец, подполковник Гвардии, сражался за шаха до последнего патрона и погиб за сутки до бегства Резы Пехлеви из страны от выстрела снайпера мятежников.

Мать… мать просто растерзала толпа мятежников. Именно так – растерзала. Кто-то указал на дом, где жила семья гвардейского офицера, и толпа ворвалась туда, круша все на своем пути. Мать сначала избили, а когда она, схватив нож, пырнула в живот одного из революционеров, вытащили на улицу и забили насмерть палками, кусками арматуры и камнями. Изуродованный труп матери бросили в бассейн, где маленький Зафар плавал в детстве.

Выяснив подробности о смерти родителей, Зафар едва не завыл от боли и ненависти. Первой мыслью было взять автомат, набрать запасных магазинов и гранат, явиться в ближайший штаб «басиджа» или в Пасдеран и смыть кровь родителей кровью потомков их убийц. Но уже через минуту наступило прозрение.

Он обязательно отомстит. Не убив двух, трех или десяток мелких, никчемных сошек. Он должен развалить всю государственную машину. Весь этот ненавистный исламский порядок, замешанный на крови его родителей. Служа в Пасдеране и делая стремительную военную карьеру, это осуществить много проще.

Контакт с английской разведкой он установил еще в Герате во время командировки в Афганистан. Англичане отнеслись к нему крайне настороженно, но постепенно, с каждым годом он все больше и больше завоевывал их доверие. Американцев Зафар недолюбливал, у них не было опыта и холодности англичан, ему они казались слишком легкомысленными. Вот англы – другое дело. Хитры и расчетливы, не зря их империя была самой великой со времен Карла V[10]10
  Карл V Габсбург – Император Священной Римской империи, король Испании. Самый могущественный человек в мире XVI века. Унаследовал и расширил крупнейшую империю того времени, Испанскую, соединив ее с европейскими владениями Габсбургов. По сути, создал, хоть и ненадолго, первую межконтинентальную империю, над которой «никогда не заходило солнце». Повторить его достижения удалось лишь Великобритании через 250 лет.


[Закрыть].

Основной проблемой Мирзапура в его личной войне против исламского государства был подбор кадров. Пока ты террорист-одиночка, шансов отловить тебя – практически никаких. Стоит обзавестись командой единомышленников, опасность провала возрастает многократно. Но здесь Зафару, сам того не зная, помог аятолла Али Хоменеи.

Рахбар Ирана, озабоченный разгулом террора и обилием мнимых и реальных заговорщиков в силовых структурах, решил поставить Мирзапура во главе специальных сил «Куат-аль-Кодс», вопреки мнению командующего КСИР генерал-майора Рахима Аль-Велаяти. Уж очень пожилому аятолле приглянулся молодой, расторопный и толковый сархан.

В Иране постепенно, исподволь, словно пожар на торфяниках, назревал раскол элиты. Здесь размежевание шло скорее по китайскому или советскому образцу. Между двумя конкурирующими группами радикалов. Никто из противников не сомневался, что Иран – это «всемирное депо исламской революции», противоборство шло по линии методов революции. Люди, концентрирующиеся вокруг Али Хоменеи, настаивали на постепенном расшатывании основ соседних государств, с целью вызвать смуты и беспорядки. И уже потом нести туда на штыках шиитскую революцию.

Группа, собравшаяся вокруг светского президента Ирана Махмуда Ахмеди, хотела ускорить процесс «вызревания народного гнева», опираясь на мощь Пасдерана, ракетное оружие и ядерную программу. В качестве веского аргумента предполагалось плотное сотрудничество с Китаем и КНДР в военно-технологической сфере. Надо ли говорить, что аятолла Хаменеи критически относился к интимной дружбе Махмуда Ахмади с Пекином.

Самое смешное, что Корпус стражей исламской революции, созданный изначально для защиты завоеваний «январской революции» и обеспечения власти аятоллы, стал настоящим рассадником оппозиции рахбару Хоменеи. В отличие от жалких либеральных болтунов, жестоко разгоняемых «басиджем» на улицах Тегерана, за президентом Ахмади горой стоял КСИР, жандармерия и миллионное ополчение. За Хоменеи – регулярная армия и секретная служба ВЕВАК. Теперь ему удалось пропихнуть на пост командира «Куат-аль-Кодс» Мирзапура, надеясь усилить контроль над Корпусом стражей.

Английский резидент едва не забил в ладоши, когда услышал о новой должности Мирзапура.

– Вы догадываетесь, Зафар, об уровне открывающихся возможностей?

Мирзапур усмехнулся.

– Две своры псов будут драться за одну кость. Надеюсь, вы мне поможете?

– Несомненно, Зафар! – согласился англичанин, в лице которого явственно просматривались азиатские черты.