Текст книги "Затерянный в сорок первом (сборник)"

Глава 8

– Товарищ командир, немцы обход закончили.

– Понял, Полищук. Давай на пост. Ну что, товарищи диверсанты, делаем морду кирпичом и поехали.

Кузьма поудобнее устраивает на коленях корзинку с вызывающе торчащим горлышком четвертьведерной бутылки, наполненной мутноватым раствором, не оставляющим двоякого толкования о его предназначении. А уж кусок сала, выглядывающий из тряпицы розоватым боком, вообще убедит заядлого скептика, что тот не ошибся. Сидеть ему не слишком удобно – мешают автомат и мешок с гранатами, ничего страшного, проехать надо всего с полкилометра. Сержант благоухает самогонным духом так, что, сидя за его спиной, хочется закусить. Как бы не переборщить с этим делом, много хорошо – тоже нехорошо. Надо все же выяснить у Кузьмы, как он умудрился организовать перегар без пьянки. Вроде не нужное никому умение, а смотри-ка, пригодилось.

Вчерашняя диверсия удалась на славу. Подорвались две машины – пятидесятимиллиметровые мины с доработанными взрывателями показали себя с лучшей стороны. Мои подчиненные взрывоманы пытались чуть ли не стодвадцатидвухмиллиметровые фугасы заложить. Пришлось пресечь, шкодить, пока в нормальную силу не войдем, надо по-мелкому. А вот когда сила будет, тогда мы медленно спустимся в долину… Короче, позже будем отрываться. Вторые заряды немецкие саперы сняли без проблем – экспериментировать с ликвидаторами тоже запретил. Рано. Сегодня ночью мы поставили более плотную завесу, даже не с расчетом на подрыв, а просто занять немчуру тупой и опасной работой. Закладки ставили в схеме недостаточной маскировки, типа – вроде спрятано, но заметно. На три десятка закладок поставили шесть самодельных мин, в остальные ямки покидали металлолома. Пусть ищут, а мы пока делом займемся.

В этот раз ворот на въезде не было – был шлагбаум. Часовой тоже был спокойный. Это хорошо.

– Рядовой, позови разводящего. Господин обер-лейтенант должен быть предупрежден о нашем приезде.

Часовой сразу открыл шлагбаум, не пытаясь проверить документы. По-моему, его больше интересовало содержимое корзины. Совсем нюх потеряли. Хотя нет, он у них просто видоизменился. Байстрюк поставил мотоцикл аккурат в то место, о котором мы договорились, когда дверь, назовем это здание штабом, отворилась и из нее вышел немецкий офицер и направился к нам. Вот это лишнее. Я соскочил с седла и быстро сократил расстояние.

– Господин обер-лейтенант, унтер-офицер Цигель, сопровождаю местного бургомистра. Вас должны были предупредить из комендатуры.

– Да, унтер-офицер, мне звонил адъютант фон Никиша. Это бургомистр Гофороф?

– Так точно. Папире! – это уже Кузьме. Но тот, любовно пристроив около ноги корзинку, на которую внимательно поглядывал офицер, уже протягивал свой документ, низко при этом кланяясь.

Как раз в это время к нам подошел быстрой походкой обершутце, перехвативший бумаги Кузьмы.

– Да, господин обер-лейтенант, тот самый бургомистр.

– Тогда пройдемте в кабинет.

– Извините, господин обер-лейтенант, я на минуту задержусь.

Получив утвердительный кивок головой, под любопытными взглядами офицера и переводчика я быстро подошел к мотоциклу, вполголоса обругал водителя и махнул рукой в сторону казармы. Байстрюк утвердительно кивнул головой и тронул мотоцикл в указанном направлении, получив напоследок тычок в ребра. Проделано это было так, будто я хотел скрыть это действие, но все заинтересованные лица это заметили.

– Что-то произошло, унтер-офицер? – поинтересовался обер-лейтенант, когда я вернулся.

– Вчера было уже поздно ехать к вам, и мы заночевали у бургомистра, чтобы быть в лагере с самого утра. Так эта свинья нажрался местного шнапса до того, что пришлось вылить на него два ведра ледяной воды, пока проснулся. Вернемся в город, спишу на фронт.

– Можем отправить его за проволоку, – засмеялся офицер. – Русские обрадуются.

– Слишком легко отделается.

Офицер пошел к двери штаба, мы с Кузьмой за ним, а переводчик замыкал шествие. Домик оказался и правда небольшим. Сразу за прихожей находилась комната примерно на двадцать квадратных метров, в которой сидел пожилой, лет за сорок, солдат, закопавшийся в каких-то бумагах. При нашем появлении он вскочил, но, видя, что на него не обращают внимания, тут же сел обратно. В дальней стене было еще две двери. Мы направились в правую. Судя по всему, это и был кабинет обер-лейтенанта. Даже портрет Бешеного Адика присутствовал на видном месте. Что интересно, телефона не было, в приемной тоже, а провода к дому шли, значит, в соседней комнате что-то типа узла связи. Вопрос – там только телефоны или радиостанция тоже есть? Ох, как не хочется туда гранату бросать! А ведь где-то должна быть и спальня, не в кабинете же офицер спит. Здесь больше дверей нет.

– Присаживайтесь, господа.

Смотри-ка, демократ. Я бы лучше постоял, так маневр пошире, но не отказываться же. Сам начальник устроился за массивным, но обшарпанным столом, нам же достались места у противоположной стены.

– Итак, вы, господин бургомистр, хотите получить военнопленных для организации из них вспомогательной полиции, меня правильно информировали?

Дождавшись перевода, Кузьма вскочил, замахал головой и вдруг, схватив корзинку и переместившись к столу обер-лейтенанта, потянул на свет свою чудовищную бутыль. Надо было видеть ошалевшие глаза немца, когда он осознал реальные размеры скрывавшейся ранее тары.

И тут все пошло наперекосяк.

С улицы раздалась короткая автоматная очередь, за ней сразу вторая – длинная. Похоже, наш план накрылся. Кто там говорил про плохих организаторов? Ну, получи.

Штык доставать уже некогда, поэтому снимаю автомат с предохранителя и вскакиваю.

– Побег!

Это я ору. Естественно, по-немецки. Вторая очередь закончилась, и на секунду становится тихо. Немцы начинают соображать, но явно поздно. Стреляю в переводчика, и этот выстрел как будто спускает курок. На улице начинается полный тарарам. Оживают как минимум два пулемета на вышках и, заглушая все остальное, заходятся длинными очередями. Похоже, «максимы» тоже подключились к веселью, а вот стрельбу винтовок я не слышу. Это, конечно, ничего не значит, в этом грохоте одиночные выстрелы просто не прослеживаются, но ощущение, что все пошло кувырком, не из приятных. Кузьме оружие, спрятанное на дне корзины, доставать некогда, поэтому он просто бьет зажатой в руке бутылью офицера в голову. С замахом снизу вверх удар приходится в область левого виска, и немца буквально выметает из-за стола. Теперь справится. Дергаю ручку двери и выскакиваю в другую комнату. Находящийся здесь солдат, похоже, еще не врубился в ситуацию и тупо на меня смотрит, не пытаясь даже схватиться за стоящий у стола карабин. Уже и не схватится. Очередь, и он опрокидывается на стол, заливая бумаги кровью. Разворачиваюсь в сторону левой двери, за которой у нас то ли узел связи, то ли спальня, и слышу за спиной два выстрела, а через пару секунд еще один. Это, похоже, Кузьма контроль переводчику сделал.

Бабах!

Аж стекла вынесло. Жив Жорка, только его связка могла так рвануть. Старшина сделал ее все же не из трех, а из четырех гранат, оставив осколочную рубашку только на одной. По весу, считай, вышло то же самое, но приход гораздо круче. Блин, гранаты все в корзинке, я сейчас с одним автоматом, получается.

– Кузьма, гранаты!

– Да, несу…

А на улице стало потише. Немецкие пулеметы заткнулись, только «максимы» бьют короткими очередями, то попеременно, а то в паре. Хороший дуэт.

Бах! Это уже одиночная граната. Сержант продолжает зачистку, а мы тут застряли. Непорядок. Что это у меня с ремнем? А, господин бургомистр мне за него гранаты пихает. Теперь и нам пора. Кузьма держит в одной руке «браунинг», а в другой гранату с выдернутым кольцом. Даю очередь в дверь на уровне пояса и, дергая ручку, приседаю. Подарок летит над моей головой, захлопываю дверь, так и не рассмотрев, есть ли кто за ней, и откатываюсь в сторону, беря на прицел выход на улицу. Вдруг кого нечистая принесет, а мы тут спины подставили.

Бах! Бух! Бух!

Это не наша, это на улице.

Бабах!

А это – наша. Ушам-то больно как. Дверь распахнуло взрывной волной. Кузьма сейчас должен заскочить в зачищаемое помещение, но меня беспокоят взрывы на улице. Штурмовой группе рано еще, даже на мотоциклах. Ох, как мне все это не нравится!

– Чисто.

Раз не стрелял, значит, зря гранату потратили, да и для здоровья это, похоже, не слишком полезно – кричит во все горло, а я почти не слышу. Рот надо во время взрыва открывать – говорил старшина, а я забыл, забегался.

– Выходим!

Говоров кивнул, но, вместо того чтобы пойти к двери, вскинул пистолет и выстрелил в подстреленного мной старослужащего. По мне, так явная перестраховка, но ни в жизнь не скажу. Дальше мой напарник сделал еще одно действие, о котором я позабыл, – поменял обойму. Причем получилось у него это очень ловко – нажал на кнопку на рукоятке, перехватив на лету, единым движением убрал початую обойму в карман и тут же дослал следующую. У меня в магазине еще больше двадцати, но тоже лучше перезарядиться.

Слух начал возвращаться. Стрельба на улице продолжается, но еще какой-то звук на периферии мешает.

– Это что, сирена?

Получаю в ответ удивленный взгляд.

– Собака воет.

Вот ведь… Точно. Ладно, надо идти.

Бух! Бух!

Да что там такое?

Пинком дверь нараспашку… Куда он меня отталкивает и что за тряпка? Блин, да что со мной – это же отличительный знак, чтобы в мой фельдграу кто ненароком не прицелился. Кузьма выкатывается вперед, за ним я, повязав через плечо кусок белой материи. На плацу лежит человек в немецкой форме, к торцу казармы привалился другой. Второй – Жорка! Убит, ранен? Шевелится, значит, жив… Бегом к нему. Пытается перетянуть ногу ниже колена самодельным жгутом из автоматного ремня.

– Серьезно?

– Херня… Кровит… Еще спина…

Кузьма уже накладывает пакет прямо поверх пропитавшейся кровью штанины.

Бух!

Да что это такое?

– Гранаты бросают… в окна… вслепую…

– Понял, молчи, береги силы.

Крови на губах нет, значит, то, что попало в спину, до легких не добралось. Где же подмога? Ага, вот они, голуби шизокрылые, летят. Им еще метров сто, но на въезде придется останавливаться, мотоцикл не тот предмет, которым можно шлагбаумы таранить. Опасно.

– Я дорогу освободить…

Пригибаюсь и бегу навстречу двум нашим мотоциклам, на которых штурмовая группа спешит на помощь. Набились они здорово. Восемь человек на два мотика, один из которых без коляски. Шпроты какие-то. Пулеметчики заметили мой бросок и начали шить по казарме еще интенсивнее, не давая немцам возможности прицельно обстрелять ни меня, ни штурмгруппу. Гранату же сюда не добросить никак. Успеваю вовремя, наваливаюсь на короткий конец бруса, и оба мотоцикла проскакивают, не снижая скорости, в мертвую зону. Три четверти дела сделано. И мне пора обратно, а то как бы чего не прилетело.

Отдаленный взрыв. Где-то с другой стороны лагеря. Похоже, пленные решили под шумок сдернуть и нарвались на мины. Вот же ж… Что им не сидится?

Штурмовики уже работают. Даже не спросили ничего у главного командира, обидно.

Граната влетает в торцевое окно. Вряд ли там кто есть после Жоркиной связки, но страховка – великое дело.

Бах!

Первый пошел! Второй, третий, четвертый… Очередь из «дегтяря»… Тому в общем-то и внешние стены, сложенные из нетолстого бруса, не помеха, а уж внутренние перегородки… По крайней мере «максимы» прошивали здание насквозь.

Бах! Бах!

Бух!

А вот это опять немецкая, живы еще, похоже, гады, и главное – наши гранаты тратят. Непорядок. А это еще что? Какое-то шевеление в лагерной зоне. Ползут – голубчики. К пулемету ползут.

– Эй, там за проволокой, замерли.

Услышали. Один обратно пополз.

С Георгия уже сняли китель и бинтовали спину.

– Как он?

– В спине два осколка по касательной, один в ребре застрял, – санитар отвечал, не переставая заматывать сержанта. Как бы в мумию не превратил. – Ничего не сломано. В ноге сквозное, похоже, пулевое, кость тоже вроде не задета. Евстратововичьей самогонки бы в него влить, а то может шок…

– Кузьма, не всю на обер-лейтенанта извел?

– Не, бутыль крепкая, выдержала.

Бах! Бах! Очередь. Еще одна. Еще… А теперь пошли одиночные – это уже контроль.

– Матвеев, входить уже можно?

Голос специально могу не повышать, и так ору, но и Матвеев сейчас относится к отряду глухариных.

– Даже через дверь.

Намусорили-то как. Чего это меня так мутит? Пойду обратно на воздух. Фу, здесь полегче, вот и старший сержант поспешил покинуть этот филиал бойни.

– Языка взяли или всех порешили?

– Есть два подранка, сейчас притащат.

– Мы без потерь?

– Якименко зацепило осколком. В мягкие ткани нижней части спины, сидеть пока не сможет. С Байстрюком что?

– Серьезнее, но, похоже, не смертельно.

– Мы, как могли, спешили, командир…

– Видел. Все правильно. Уж вашей вины тут точно нет. Что-то не так пошло.

Вон и остальная «кавалерия из-за холмов» рысит. Старшина со своими хозяйственниками спешит заняться учетом и контролем. Вот пусть в кишках и покопаются. Где там наша самогоночка, мне она сейчас тоже будет в самый раз. Но ведь фиг – сейчас по плану общение с народом. Вон он за колючкой собирается. К тому же там уже кого-то бьют, нет, уже не бьют, уже ногами месят.

– Отставить.

Ну да, так они меня и послушали. И что мне делать – как в плохом кино в воздух стрелять? Вот еще, раз бьют, значит, за дело, а патронов лишних у нас нема. А вот и еще нескольких тащат.

– Внимание! Командиры, наведите порядок. Если не прекратится самосуд и через минуту весь личный состав не будет построен, я соберу своих людей и уйду. Сможете здесь передавить друг друга.

Похоже, подействовало. И командиры вроде есть, а Матвеев говорил, что лагерь для рядовых и сержантов. Хотя последнее время сюда новых понагнали, возможно, не успели отсортировать.

За минуту, конечно, не уложились, но в три вполне. За это время Матвеев доложил, что у нас все же есть потери – еще один убитый и один раненый. Один из бойцов стрелковой двойки, несмотря на инструктаж, полез к проволоке. Второй пытался его остановить и оказался вблизи во время взрыва мины. Похоже, этот взрыв я и слышал. Что его туда понесло? Может, и узнаю, если раненый скажет, а возможно, так и останется тайной. Пока старший сержант докладывал, его кто-то узнал, и по шеренгам пошел шепоток. Сержанту приказал остаться, ему организацию эвакуации и передам. Наконец роение закончилось, и от строя отделился командир со шпалой и пушечками в уцелевшей петлице.

– Товарищ…

– Командир партизанского отряда товарищ Леший, – подсказал я ему.

– Товарищ командир партизанского отряда, сводный отряд бывших военнопленных по вашему приказанию построен. Докладывал капитан Нефедов.

– Вольно, капитан. Товарищи, освобождение лагеря произведено комсомольским партизанским отрядом «Полоцкий мститель». Прямо сейчас вы все должны определиться, чего вы хотите. У вас есть несколько путей. Можете остаться здесь, кому понравилось… Смирно! Похоже, никому не понравилось. Прекратить разговоры, потом поговорите, когда я закончу. Вольно. Можете идти на все четыре стороны. Можете присоединиться к нам. В последнем случае легкой жизни не обещаю, а те, кто забыли уже, что такое дисциплина и строгое выполнение приказов, вполне смогут оказаться у стенки. Хотя это вряд ли – патронов мало, потому просто повесим. И не говорите потом, что я вас не предупреждал, – Гуляй-Поля не будет. Кто уходит самостоятельно, два шага вперед.

Как я и думал, такие нашлись, меньше десятка. Наверно, и еще бы вышли, но боятся – а ну как лоб зеленкой намажут.

– Отлично. Свободны. Матвеев, сопровождающего им, по полбуханке хлеба, и пусть валят. Только одновременно со всеми, не дай бог, сразу на немцев напорются, тогда можем влипнуть. Остальные поступают в распоряжение старшего сержанта Матвеева. Через полчаса нас здесь не должно быть. Кстати, эти полчаса на раздумье для тех, кто колеблется. Если надумаете – скатертью дорога. Да, еще, саперам срочно собраться у шлагбаума. Капитан, за мной. Старший сержант, командуйте.

Мы с капитаном отошли на десять шагов от начавшего руководить Матвеева.

– Предателей били?

– Да, товарищ командир отряда.

– Сократим просто до командира.

– Есть.

– Дайте команду, чтобы их быстро придавили, без зверств, и возвращайтесь.

– Есть.

В сторону шлагбаума потянулись два тонких ручейка – дезертиры и саперы. На саперов у меня были планы. Старшина должен организовать снятие возможно большего количества мин с периметра, при этом он получил строгий приказ, что жертв быть не должно. Пусть лучше останемся без мин, чем без людей. Эх, было бы время! Может, оно и есть, и даже скорее всего, на крайний случай засада на дороге его может дать достаточно, но что-то не хочется мне здесь задерживаться.

– Товарищ командир…

– Извините, капитан, задумался. Что у вас?

– Да вот… Команду я отдал, но по-правильному трибунал нужен.

– А адвокат не нужен?

Веревки перебрасывали прямо через верхнюю балку ворот. Вдруг один, из почти десятка лежащих людей вскочил и с криком: «Товарищи! Простите!», побежал в нашу сторону.

Дах!

Бегущий рухнул как подкошенный, а Матвеев, повесив винтовку на плечо, продолжил отдавать распоряжения:

– Сколько всего человек в лагере и сколько командиров?

– Чуть меньше трехсот, командиров тринадцать.

– Не слишком счастливое число, но мне как раз, я мартовский.

Нефедов непонимающе посмотрел на меня.

– Нумерологией не интересовались? Видно. Для зодиакального знака Рыбы число тринадцать является удачным. Это так, к слову. Поговорить я с вами хотел по следующему вопросу: в отряде уже есть сложившаяся система командования, к тому же, если вы заметили, отряд является комсомольским. Понятно, к чему я клоню?

– Да. Вы не собираетесь передавать командование старшему по званию.

– Не только это. Я сам собираюсь расставлять командиров на должности, поэтому даже капитан может попасть под командование сержанта. Скорее всего командиры, которые смогут доказать свою полезность, займут достойные места, но само наличие звания для нас ничего не значит. Пока будем выдвигаться во временный лагерь, поговорите с людьми. Тому, кто откажется, поможем с выходом к линии фронта. Оружие скорее всего не дадим, сами не жируем, но минимальным количеством продовольствия снабдим. Если нет вопросов, можете идти.

– Есть вопрос? Какова моя роль на данный момент?

– На время марша вы назначаетесь старшим над бывшими пленными, мои люди вам не подчиняются. Они будут только проводниками, но вам лучше слушаться их советов. Назначьте командиров еще пяти отрядов, уходить придется по отдельности. Оружия будет всего по несколько единиц на отряд. Дадите его тем, кто останется задерживать немцев, если отряд догонят, других вариантов его применения не должно быть. Ваша главная задача – дойти. Да, еще – если кто попытается сбежать, естественно без оружия, не препятствуйте, нам они не нужны.

– Разрешите идти?

– Идите.

Матвеев уже отобрал самых крепких и наименее истощенных и отправил к старшине. Будут белорусскими кули – ну нет у нас китайцев, а груз таскать надо. Подойти к строю довелось как раз в тот момент, когда начали вешать хиви. Один что-то бормотал и пытался упасть на колени. Зрелище до крайности неприятное, но не увидел ни одного сочувствующего взгляда. Значит, и приказ отдал правильный, «кровавые мальчики в глазах» пусть обломаются. Чай, не цари мы, перетерпим.

– Сержант, что по людям? – спросил я Матвеева, отведя в сторону.

– Без отказников на данный момент двести шестьдесят два человека, но думаю, еще сбегут.

– Да и хрен с ними, волкам тоже надо кушать.

– Вроде нет здесь волков.

– Тогда ежикам. Не отвлекайся, сколько неходячих и ограниченно ходячих?

– Совсем – пятеро, их должны были расстрелять после развода на работы, а вот просто слабых, которые и километра не пройдут, много – человек тридцать.

– Значит, понесут. Что с нашим вторым раненым?

– Трудно сказать, проникающие в брюшную полость и грудь. Но на излете. На «лягушку» нарвались.

– Тогда его и Байстрюка – в коляски, и я уезжаю. Эвакуация на вас со старшиной. Капитан Нефедов в теме, бодаться не будет, так что с остальными командирами через него.

– Понял.

Старшина самозабвенно руководил процессом хомячества. Из казармы и конторы один за другим, как на конвейере, выбирались нагруженные, будто трудолюбивые муравьи, люди.

– Как чистка, старшина?

– В графике. Они тут много добра успели накопить.

– Все утащишь?

– А то!

– Саперы справятся?

– Вроде должны, мы тут несколько щупов обнаружили. Один ефрейтор, кажись, неплохо разбирается, остальные на подхвате. Мин десятка два мы, кстати, и здесь нашли.

– Не зарывайся. Я уезжаю с мотоциклами и ранеными.

– Добро, командир.

– А Кузьма где?

– Убег уже. Добро свое собрал и к телеге помчался. Говорит, как бы его вторую, настоящую, корзинку не растащили засадники.

Поехали!

* * *

– Ну что, сержант, сколько еще народу сбежало?

– Двадцать два человека.

– Оружие наше хоть не унесли?

– Кто ж им даст. Налегке ушли, только с тем, что в животе было.

– Как командиры себя ведут?

– В общем нормально. Двое пытались права качать и меня строить, но капитан предложил им двойной паек и пинка под зад. Вроде успокоились.

– Ладно, показывай, как вы здесь обустраиваетесь.

– Лучше пусть инженер покажет, этим тут он распоряжается. Вон он, кстати.

Пройти пришлось метров пятьдесят, прежде чем мы окунулись в суету человеческого муравейника. Размах работ впечатлял. Все что-то копали, носили, пилили… Главного распорядителя работ можно было заметить сразу – высокий, под два метра роста, худой, чем-то напоминающий цаплю, в не по росту короткой солдатской гимнастерке молодой парень. Я вдруг подумал, что примерно так выглядел будущий Петр Великий в юности, где-нибудь при осаде Азова, особенно если сам предварительно поносил бревна и истрепал голландский камзольчик. Заметив меня, «прораб» смешно оправил, точнее, попытался оправить, гимнастерку и, изобразив строевой шаг, от чего еще больше став похож на болотную птицу, направился в нашу сторону.

– Товарищ командир партизанского отряда, сводная рота занимается фортификационными работами согласно утвержденному плану. Докладывал воентехник первого ранга Цаплин.

Чуть не хрюкнул от неожиданности. Это ж надо так в фамилию вжиться. Похоже, для него и позывной придумывать не придется.

– Введите меня коротко в курс дела, товарищ воентехник.

– В связи с пожеланием не сосредоточивать весь личный состав в одном месте, было принято решение создать три лагеря, одновременно являющиеся опорными центрами обороны. Лагеря расположены треугольником.

– Равносторонним?

– Нет, конечно, даже не равнобедренным. Упор сделан на использование естественных заграждений. Мы используем два оврага и ручей, вот он как раз протекает. Овраги, конечно, лучше, но есть мысли, как и это место сделать менее проходимым и усилить устойчивость обороны. Теоретически, при прочих условиях, таких, как насыщенность оружием, боеприпасами и минными заграждениями, мы сможем выдержать атаку пехотного батальона. Опять же при условии, что у него не будет поддержки тяжелой артиллерии и атаковать любой опорный пункт будут не более двух рот одновременно.

Мне осталось только хмыкнуть.

– И сколько раз вы давали такие обещания, а главное, сколько раз они сбылись?

– Практически ни одна позиция, строительством которых я руководил, не была захвачена противником.

– Это как?

– Все были оставлены без воздействия войск врага, путем отхода, – Цаплин слегка смутился. – Правда, атаковали нас только один раз, но тогда немцы обломали зубы, а во всех остальных случаях бросали позиции, чтобы не попасть в окружение.

– Ну сейчас нам это не грозит, мы и так в окружении. А вот насчет насыщенности… Старший сержант, что у нас с ней?

– Передали все вооружение под наш патрон и все патроны. Немного гранат.

– Вооружение точно все? – спросил, покосившись на винтовку, висящую на плече сержанта.

– «Светки» себе оставили, но отдали часть немецких с патронами. Сами теперь в основном на трофеях.

– Ладно, товарищ воентехник, стройте свою линию Маннергейма, только людей не ухайдакайте, а то некому будет защищать, да и не для кого. Кстати, как с питанием?

– Отлично.

– Ну да, после лагеря почти любая нормальная еда будет отличной.

– Вот если бы еще белков добавить, те, кто долго находился в лагере, без белковой пищи не скоро оклемаются. Мясо капитан приказал только им давать, но ведь и остальным тоже надо. И шанцевого инструмента не хватает, пил тоже.

– Делаем, что можем. Я не волшебник, еще учиться и учиться. Свободны.

– Сержант, капитан где?

– Должен быть во втором лагере.

– Веди.

Отойдя от места грандиозного строительства, продолжили обсуждения животрепещущей темы. Причем это не преувеличение, тема жизни именно трепетала на кончиках пальцев.

– Командир, так что с продовольствием делать будем? Уже сейчас нехорошо, а зимой совсем загнемся.

– Ты думаешь, у меня есть ответы на все вопросы? Вот ты только сегодня задумался, а я, как считаешь, когда, позавчера? У меня этот вопрос в печенках с того самого дня, когда Кузьма мне Жорку на шею подвесил, и растет он в геометрической прогрессии. Знаешь, что это? Вижу, образованный. Сначала думал, как прокормить двоих, потом восьмерых, потом нас стало тридцать пять, а теперь больше двух с половиной сотен. А что через месяц будет? Ты об этом подумал? А я уже прикидываю, чем зимой тысячу ртов кормить, вот такая прогрессия. Вот пока я об этом размышляю, вы со старшиной решайте, как накормить тех, что есть. Он уже с утра Фефера трясет.

– Может, опять мозговой штурм устроим?

– Что, понравилось? Устроим. Еще не единожды и на многие темы. Проблем у нас будет завались. То, что есть, еще цветочки, ягодки осенью пойдут. Пока мы в тепличных условиях, считай.

– Какие же это тепличные?

– Хочешь пример? Их есть у меня. Сколько раз за нами немцы гонялись?

– Да вроде ни разу.

– А почему? Вот тебе варианты ответов: они нас всерьез не принимают или за нами некому охотиться.

– Ну… подумать надо, взвесить…

– Ответ – оба варианта. А теперь прикинь, что будет, когда нас примут и найдут батальон. Мы что будем делать? Геройски защищаться в треугольнике?

– Так что делать?

– Ты еще задай второй исконный вопрос. Ждать не буду, а сразу отвечу – виноват я. Легче стало? Вариантов у нас особых нет – драться будем.

* * *

– Здравия желаю, товарищ командир!

– Здравствуйте, капитан! Как дошли, как обустроились?

– Дошли нормально, по дороге дезертировали двадцать два человека. Как вы и приказали, препятствий не чинили.

Не нравятся Нефедову такие приказы, сразу видно. Сейчас не понимает, позже поймет.

– Размещаться продолжаем – работы еще много. Минимум на неделю, а больных и истощенных половина состава. Им бы мяса и витаминов.

– Все, что могли, кроме консервов, отдали. Сам с утра пустой пшенкой завтракал. Уже после обеда будет дополнительное продовольствие. Вы подготовили списки личного состава по званиям и военно-учетным специальностям?

– Не успел. Точнее, списки есть, но они по отрядам и не отсортированы.

– Время до вечера. Да, пусть уточнят по знанию немецкого языка. Очень нужны люди с языком, ну вы поняли.

– Понял. Будет сделано.

– Что с оружием?

– Вооружено более девяноста процентов личного состава. Практически всем ходячим оружия хватило, но вот с патронами и гранатами плохо. Если раздать стрелкам патроны по норме, то останемся без поддержки пулеметов. Патроны нужны.

– Капитан, а чего вам не надо? Ну чего у вас в достатке?

– Даже так сразу и не отвечу.

– Вот именно. У нас всего не хватает. Еды, оружия, боеприпасов, инструмента, что смешно, людей тоже не хватает. Вот скажите – людей достаточно?

– Если бы все смогли работать и воевать в полную силу…

– Ну, что замолчали? И если бы еще батальончик с артиллерией, танками и авиацией, да? Вы бы немцам задали.

– Не совсем так, но…

– Так вот, капитан, ничего этого не будет. Вы, наверно, уже начали учиться воевать в условиях цейтнота, теперь у нас цейтнот не только по времени, но и по любому другому ресурсу. Вы чем командовали?

– Дивизионом полковых семидесятишестимиллиметровых пушек.

– О чем вы в основном думали тогда?

– Как выполнить боевую задачу.

– Это хорошо. Теперь вы будете думать не только, как ее выполнить, но и чем, где и когда. А боевую задачу я ставлю вам прямо сейчас – победить в войне. Сложная задача? Сложная, но вы ее получили, вот и думайте. Все остальное – частности. Вас старший сержант ввел в обстановку?

– Нет, времени не было, пока размещаемся только.

– Товарищ старший сержант, введите товарища капитана в обстановку. В тактическую, оперативную, стратегическую… Расскажите ему все, что он захочет знать, и особенно то, чего он знать не хочет. Пусть впрягается по полной.

– А вы, товарищ капитан, начинайте действовать, а не плыть по течению, только, пожалуйста, первое время, при действиях во внешней среде, советуйтесь предварительно со старшим сержантом. Партизанство дело тонкое, здесь недостаточно военного профессионализма. Во многом это политика, хотя я и ненавижу это дело, но придется измазаться всем.

Нефедов стоял слегка обалдевший, но возражать, похоже, не собирался.

– Немцев пленных довели или кончили где по дороге?

– Как можно. Даже покормили.

– Хорошо. Есть время или отрываю от важных дел?

– Время есть.

– Тогда пойдемте с пленными поговорим.

Немцы сидели под сосной со связанными руками и ногами, заодно привязанные к этому же дереву. Оба были рядовые, ну да и ладно.

– Ты, фамилия, должность.

– Шутце Клоц, охранник.

– Ты?

– Шутце Нотбек, повар.

– В каком лагере вы несли службу? Почему такая большая охрана и инженерное обеспечение?

– Штатлаг номер триста четыре, создан как транзитный лагерь для крупных партий пленных.

– Куда дальше отправляют пленных и каким порядком?

– Куда, не знаем, а отправляют либо пешими колоннами, либо автотранспортом, но к нам вообще поступало мало контингента.

– Когда должна прибыть следующая партия?

– Я не знаю.

– А повар? Должны же производиться поставки продовольствия.

– Я тоже не знаю, еду для пленных привозили без расписания.

– Бесполезно, капитан, они ничего не знают. Можете отправлять их в расход.

– Но так не положено… Это не значит, что я оспариваю ваш приказ…

– Вот и не оспаривайте. Можете подать на меня рапорт, хоть сейчас, хоть после войны. Да, патроны берегите. Жду вас через час у себя.

Мало он, видать, в лагере посидел. Чистоплюйствует. Это пройдет. Хреново, конечно, таким образом человека ломать, может в последующем сказаться, но без этого как бы не оказаться без последующего.

Дорога до основного лагеря, хотя это теперь спорно – какой из лагерей считать основным, заняла почти час. Напрямую было бы меньше, но болото надежно прикрывало нам фланги, ну и тыл с фронтом, конечно, так что пришлось месить кругаля. Зато, пока идешь по лесу, можно и подумать. Думы были не то чтобы радостные, но явно и не заупокойные – жизнь-то налаживается. Новому пополнению, конечно, еще отъедаться надо, да и учебу для действий в незнакомой обстановке устраивать, ну так и старое у меня не жирное и не ученое нормально. Можно, конечно, и откормить, и подготовкой замордовать, только тогда война, боюсь, без нас кончится, чисто естественным ходом событий. Короче, пора выходить на Большую Дорогу. Немцы не дураки и давно должны догадываться, что кто-то им тут гадит, а после лагеря у них точно сомнения отпали. Так что скрываться теперь только темп терять. Информация какая по расположению оккупантов у меня есть, и ничего страшнее комендантской роты в Полоцке я пока не вижу. Могут, конечно, какую проходящую часть тормознуть и на нас бросить, но это небось кучу согласований требует. Значит, что? Значит, скоро в окрестные деревни зачастят подпольщики и окруженцы, мечтающие влиться в ряды, и все такое. Блин, надо еще один лагерь построить, что ли? Нужен чекист, очень нужен. Ау, чекист! Нет ответа. Да пошло оно все… Будем решать проблемы по мере их поступления. Так, а это что за шум? Никак лесопилка опять заработала? Точно, она, вон и Степан распоряжается. Достал манок на утку, Степаном же и презентованный, и дважды крякнул. Глухов глянул в мою сторону и крякнул в ответ, что примечательно, без манка, а фиг отличишь. Можно выходить.