Текст книги "Маска Гермеса"

Когда Спирин сообщил о гибели Сотника с дьявольским хладнокровием, она испытала к нему уже необратимую неприязнь. И очень боялась признаться самой себе, что именно он причастен к этому.

– Этот Визант в своих показаниях тебя не упоминал. Его, скорее всего, освободят. А в ближайшее время перевезут из лагеря сюда, в Москву. И отдадут в лапы спецам из управления собственной безопасности. Там у меня своих ушей нет, – неторопливо говорил Спирин в своём обычном духе, будто сплетая из своих слов липкую паутину.

– Визант мой бывший коллега, с ним я давно не имею отношений.

Рита выскользнула из-под одеяла, накинув пеньюар, чтобы его жадный взгляд не смущал её. У Спирина была обычная тактика ловкача – ублажить, усыпить бдительность, напугать, и в секунду растерянности вонзить свою ядовитую фразу.

Но у Риты имелись свои многочисленные уловки. Сейчас она демонстрировала гладкие белесые ноги, обнажённые чуть выше колена. Когда в утренней мужской истоме зарождается свежий прилив желания, вид ног, самой неотразимой части тела, лишённой резкости натурализма, рассеивает самые важные мысли.

Перед зеркалом трюмо она как бы критически рассматривала свою внешность. Спирина это не отвлекло от его мыслей.

– Поскольку новый суд ему не светит, то нет смысла что-то утаивать.

– И кому тогда грозит суд на этот раз? – как бы легкомысленно поинтересовалась Рита.

– Вот этого я пока не знаю, – рассудил Спирин.

– Я всего-навсего клерк, с привлекательной внешностью, – тонким сладким голосом прощебетала Рита, присев снова на кровать с протянутым бокалом вина для него.

– Известно, что ты была причастна к той операции, который проводил Визант. Они узнают, что ты передавала ему сведения от Сотника. Под их напором ты точно не устоишь, – более мерзких слов она от него не слыхала.

– Предположим… Но тебе то чего бояться? Ты осуществлял общее руководство, и подробностей знать не обязан, – всё тем же легкомысленным голосом произносила она, сгорая внутри от ненависти к нему.

– Я и действительно не знал, – он пристально заглянул ей в глаза. – Хотя и несу ответственность за промахи своих людей.

– Не обязательно мне напоминать, что с начальством шутки плохи, – серьёзно резюмировала она, и сейчас её внутренний и внешний голоса совпали.

Рита превосходно управляла эмоциями, какие то из них таила в архивах своего сознания, и по здравому смыслу могла легко возобновить и обдумать их целесообразность.

– Твоя ошибка только в том, что ты делишь со мной постель, – хладнокровно пошутил Спирин, потому что по настоящему вряд ли мог чему-нибудь радоваться.

По крайней мере, за ним это не замечалось.

– Директор терпит меня из-за того, что у меня самая солидная агентурная сеть. По этой же причине мне не доверяет.

– Я бы предпочла, как можно меньше знать обо всём, учитывая сложившиеся обстоятельства, – она по детски прикрыла уши.

– У меня сильные враги в ведомстве. И за мои недочёты меня съедят в мгновение ока. Сваливать нужно всё на Византа и Сотника.

– Ну, а я то как на это повлияю? – с наивностью воскликнула она.

– Отрицай с ними связь. Играй роль, будто тебя оговаривают. Первый тебя не сдаст, из чувства гордости, а второй – просто мёртв.

– Ты меня утешил. Я даже понижения не переживу, придётся уходить из конторы, – со смирением проговорила она.

– Не торопись. Дело найдётся. Был бы надёжный человек.

Если бы он только знал, как она хотела избавиться от него, когда его крепнущие притязания превращали его в настоящего паука. Она спит с душегубом и одновременно вспоминает Сотника, с жалостью и угрызениями совести.

Но тогда её унесло бы как щепку в бурной реке, и во власть ей уже никогда не вернуться. А власть это рулетка, где честолюбивые устремления не обязательно притягивают расположение судьбы. Поэтому, именно властолюбие единило её со Спириным, вопреки остальным противоречивым чувствам.

Глава 4
Ещё одна неожиданная тайна

Один из соседей передал Византу просьбу тюремного православного настоятеля встретиться с ним, разумеется, если он того пожелает. Александр был равнодушен к религии, даже провальная операция с жертвами и последующий срок не заставили его искать утешения в вере. Но гибель Сотника и ультиматум «Арнольда», казалось, загнали его в безвыходную ловушку, его гордость сникла, и в этой просьбе он увидел надежду на поддержку, которой всегда здесь не хватало, а сейчас в особенности.

Отец Сергий, бывший заключённый, принял сан и стал отправлять культ в лагере, не пожелавший по каким то причинам возвращаться в европейскую часть страны. На территории лагеря была выстроена часовня с достаточным пространством для богослужения. Сам святой отец жил в десятке верст в деревеньке из нескольких дворов. Хотя поговаривали, что преимущественно он ведёт образ жизни скитника, скрываясь от озлобленных нравов в охотничьих избах. Из транспорта он предпочитал мотоцикл летом, а зимой – лыжный скутер.

Когда не было молебна, тюремный храм по большей части пустовал. Особой охоты к исповеди невольники не имели, скорее всего, из-за неверия в соблюдение тайны, или, от нежелания откровенничать вообще. Хотя, батюшка, всё же пользовался их уважением, и слухи о том, что он занимался доносительством, резко пресекались, по крайней мере, со стороны авторитетных заключённых.

Когда-то отца Сергия, в миру, Феликса Отиса, прибалтийца, приговорили к смертной казни после падения советского режима. За соучастие в хищении бриллиантов с добывающих алмазных предприятий в особо крупных размерах. К счастью, наступили либеральные времена, смертные приговоры не приводили в исполнение, казнь заменили пятнадцатилетним сроком, который лет десять тому назад истёк. Поговаривали, что он самый надёжный хранитель тайн, но только для тех, кому он сам доверял, заодно и распорядитель «общака» от того воровского предприятия, из-за которого пострадал.

Византа здесь уже ждали, – служка, молодцеватый «зэк», не заговаривая с ним, указал на дверь. Гость очутился в просторном тамбуре, постучавшись во вторую дверь, он вошёл на отклик уверенного размеренного голоса. Убранство комнаты состояло из шкафа, дивана, деревянного стола и лавок с обеих сторон, в бревенчатой стене были врезаны иконы, сделанные под старину. Почивальня и исповедальня для важных персон, подумалось Александру, поскольку небольшой зал для остальных примыкал к этому простому, но уютному обиталищу.

Перед ним стоял упитанный человек, выше среднего роста, в рясе, с окладистой короткой бородой, на вид лет шестидесяти семидесяти, с вытянутым лицом и серым взглядом, спокойным и внимательным. Он предложил место за столом и велеречиво предупредил, что ни одно слово не должно просочиться из этой ризницы.

– Вы чуть ли не единственный здесь, кто не посещал приход. Хотя, это ваше дело. Вас в ближайшее время отпустят на свободу, – произнёс он на растяжку, уверенным басистым голосом, как говорят те, кто не сомневается в своих словах.

– Мне уже это говорили. После чего и случилось несчастье с Сотником. Эти обещания звучат зловеще, – без энтузиазма ответил Визант, преодолевая некую магическую скованность перед священником, абсолютно не похожего на бывшего преступника.

– Близкие мне люди будут незаметно оберегать вас.

– Что вас так заставляет беспокоиться обо мне? – недоверчиво спросил Александр, по началу стушевавшись.

– А почему мной не могут двигать просто гуманные соображения? – бархатным и умасленным голосом парировал отец Сергий. – К тому же у меня есть дело, в котором вы могли бы посодействовать, окажись вы в столице.

Визант был дезориентирован таким резким поворотом. Неужели и священник во всей этой игре?

– Если ваше дело связано с Сотником и новым следствием, то я вам не помощник, – отрезал Визант, скрывая под горячностью удивление и даже любопытство.

– С этим делом это никак не связано, – не изменяя тона, ответил настоятель. – Оно меня касается лишь в той мере, в какой зависит ваша судьба.

– Хорошо, чем могу служить? – поддался на загадочное и льстивое предложение Александр.

– Сперва, дайте клятву, что разговор навсегда останется между нами.

Теперь то Александр ощутил властный характер благоговеющего перед гуманизмом батюшки.

– Я даю слово, – после паузы, громогласно отчеканил он. – Но при условии, что ваша тайна не касается подготовки к преступлению.

– Мои секреты касаются уже совершённого преступления, за которое я заплатил лучшими годами своей жизни.

Отец Сергий некоторое время размышлял, глядя перед собой.

– Что вами двигает во всей этой истории, я имею в виду дело Сотника – служебная честь или опасение за свою жизнь? – он поднял на него испытывающий взгляд.

После недоумевающей паузы Визант самолюбиво ответил:

– Справедливость. Я не могу носить в себе тайну не отмщенного злодеяния, это меня заводит. Возможно, это и есть моя профессиональная честь.

– Меня вполне устраивает ваш ответ. Моё преступление наказано, и теперь я имею право воспользоваться вознаграждением, – обещающе заметил собеседник, с которого стал сходить благообразно назидательный тон.

Александр испытывал непреодолимое любопытство, превратившись в само внимание.

– Я должен вас проверить, прежде чем продолжу, – добавил Отис уже командным тоном.

Он попросил его встать, провёл по поверхности одежды сканером, несколько задев самолюбия Византа, бросившего пару дерзких реплик по этому поводу.

– На большой земле у меня хранится целое состояние. Осталось от моего далеко не божьего промысла, – казалось, отец Сергий, хотел было перекреститься, но его удержал тон светской беседы. – Возможно, я им никогда не воспользуюсь, а если и доведётся надобность, то только частичная. Я вполне готов дожить здесь свой век. Но в столице у меня есть дочь, она только в начале своего жизненного пути. Она едва родилась, как я угодил в тюрьму. Она ничего не знает о сокровище, но даже когда и узнает, не сможет им распорядиться.

Собеседник смотрел прямо в глаза, но Визант не дрогнул, приняв лукавое выражение.

– Вы хотите, чтобы я взял под опёку вашу дочь? – намеренно несуразный вопрос задал Визант, но ведь и предложение собеседника выглядело если не наивно, то уж точно подозрительно.

– Не совсем так. Я давно ищу человека, которому мог бы доверить трату своего состояния. Разумеется, не без оплаты.

– Почему выбрали именно меня?

Александр уже не мог скрыть изумление. Не преследовал ли его какой то рок, раз все так стремились доверить ему свои тайны. Или он попал в центр заговора, притягиваясь тем, что уже имел некую важную тайну. Прах к праху…

– Не знаю, – собеседник опустил свой царственный взгляд. – Вы вызываете доверие, – добавил он, как показалось смущённо.

– У вас должны быть враги, – атаковал Александр, пользуясь замешательством священника.

– Разумеется. Охотники до моего добра. Одному мне не совладать с ними, – признался отец Сергий без тени жалобы. – Глупо это скрывать.

Александр не стал озвучивать очевидную догадку, что сидевший перед ним мошенник, облачённый в рясу, до сих пор опасался человеческого суда, видимо, нагрев, как следует своих сообщников.

– Они не имеют отношения к моим богатствам. А если они выведают тайну, то просто отберут всё. Но им неведом путь к сокровищу. Поэтому, пока, господь миловал меня от несчастья. Уязвимое место для меня – моя дочь. При определённых обстоятельствах, я могу приехать в столицу и воспользоваться богатством, – Феликс Отис перекрестился мелким жестом, так, когда молятся про себя.

Если бы охотники, соображал Александр, могли отыскать его богатство без его непосредственного участия, то, что им мешало это сделать, кроме недоступных секретов? Значит, они действительно были им недоступны. Но почему бы им ни выкрасть его и не развязать язык?

– Ваши сокровища в металлах и бриллиантах? – осведомился Визант.

– Разумеется. Давно нет той страны, в чьих банкнотах я мог держать капитал. Драгоценности, вот в чём я его храню. Можно продавать понемногу, чтобы не навлекать внимание, и хватит не на одну безбедную жизнь, – с лукавством дельца пояснял Отис.

– Искушаете? Не очень то сочетается с вашим саном, – позволил себе дерзость Визант, чтобы расшевелить этого афериста под рясой, вывести его на откровенность, пусть и на раздражение, лишь бы разгадать возможные уловки.

– Вы вправе отказаться. Я не уверен, что менее опасно искушать кого-то другого. А что касается сана, то перед божьим судом я не боюсь предстать, а уж перед человеческим тем более. Пусть бога остерегаются те, кто вершит свой суд.

На эту кудрявую отповедь Александр смог только задать очевидный вопрос:

– И кто же те люди, которые охотятся за вашим состоянием?

Феликс Отис некоторое время сосредоточенно размышлял.

– Высокий милицейский чин. И его прислужники, шавки из охранного бизнеса, связанные с криминальным миром. Ни меня, ни мою дочь, не тронули до сих пор, думаю, именно из-за этого начальника. Из всех он самый информированный и ревностно чтит свою репутацию, потому как с того момента высоко поднялся. Однако времена меняются, а куш стоит риска, – отчеканивал Отис, свербя пронзительным взглядом собеседника.

Сказанное насторожило, а ещё сильнее заинтриговало Александра, похоже, в будущую афёру он втягивался основательно. Но он не подавал вида, что размер сокровищ его беспокоит, что было правдой, ибо подобное любопытство, – первый шаг к алчности.

– И о каком лице идёт речь, если это не секрет?

– Не секрет. О Юдине, заместителе министра внутренних дел.

Лицо Византа выразило немое изумление.

– Если вы соглашаетесь, то мы продолжим разговор, – деловым тоном добавил священник.

Растерянный Александр совсем не готов был дать ответ в сию же секунду. Юдин мог быть причастен к последним событиям, как человек, связанный с тёмной фигурой Спирина, но он не был чист на руку и в прошлом. Это совпадение хитрый Феликс Отис и хотел использовать как главный крючок для Византа. Теперь, всё ясно.

И всё же, искать наживы и совмещать государеву службу – дело совершенно гибельное, как считал для себя Александр, нисколько не разочаровавшийся в своём выборе и действительно готовый беззаветно отдать себя Отечеству, хотя никогда не декламировал своего патриотизма.

– Моя дочь мечтает стать актрисой. Учится в театральном училище и уже сейчас занята в спектаклях, – просящим тоном возобновил разговор священник, как бы отвечая на колебания собеседника, не сказавшего «нет», но по всему видно, не очень то этого и желавший. – Трудно мне судить о мере её таланта. Но ведь искусство тот же дьявол, влечёт одержимостью, а потом сбрасывает неудачников, как отработанный материал. Я даже не знаю её характера, насколько она сильна и проворна в этом деле. Успех не всегда сопутствует таланту. А я для неё существо с другой планеты. Может даже она боится обнаружить ко мне положительные чувства.

Визант заподозрил в священнике ещё и деспота, рядившегося в сладкозвучные речи. Другой бы отец, не видевший стольких лет своего ребёнка, лишённый шанса наблюдать его взросление, когда, наверное, и созревает настоящая любовь к детям, без всякой ревности ждал бы встречи с ней. Трудно упрекнуть родителей в озабоченности к своим чадам, духом сросшихся с ними. Хотя без знания человека, настоящая любовь к нему невозможна. Значит, не совсем исцелился батюшка, если ревнует к выбору ребёнка, которого не видел почти всю жизнь. Религиозность – не является ли она сонмом для последующей реинкарнации забытых страстей?

– То есть вы всё же хотели, чтобы я опекал вашу дочь? В смысле выбора её жизненного пути? – недоверчиво спросил Визант.

– Мне бы достаточно было узнать ваше мнение на счёт её способностей. Не помешало бы мнение и остальных, близких, знакомых. Впрочем, я не настаиваю на этом.

– Я не берусь судить о чужих талантах, тем более в том, в чём не понимаю, – заносчиво начал объяснять Александр. – Пока человек не реализовался, никто не знает, чего он может достичь. Уличать человека в посредственности – безосновательное оскорбление. Так же как и восхваление может повредить не меньше. Если человеку чего-то не дано, пусть он дойдёт до этого сам.

Александру вспомнилась Рита Вагнер, учившаяся на актрису, но сделавшую карьеру совсем в другой области, где лицемерие и лицедейство точно играли не последнюю роль. Аналогия с актрисой подняла всю горечь досады от неудачной увлечённости Ритой. С другой же стороны, у него появлялся лишний шанс исцелиться новой страстью. Жёсткие обстоятельства ничуть не анестезировали страданий ревности.

Нельзя сказать, что он жаждал мести или отдушины в похожей ситуации, которая могла бы сложиться с дочерью этого двуличного типа. Александр осознал, что его влекли такого рода женщины, непостоянные, искавшие успеха. Пусть он и обжёгся, но им овладела противоречивое предчувствие страсти, то ли забытой, то ли зарождавшейся. Его воображение рисовало в неясных чертах образ незнакомки. Он даже внимательнее всмотрелся в собеседника, пытаясь уловить притягательные черты.

– У вас есть хотя бы шанс отвадить от неё нежелательных лиц, – изрёк настоятель после некоторой паузы. – Я готов уступить вам одну треть.

Александр никак не выразил заинтересованности, но отец Сергий упорствовал, хотя и не впадал в отчаяние.

– Я вас не покупаю. Просто не могу доверяться тем, кто слишком жаден до денег, – настойчиво уверял Отис.

Визант размяк от утомления настолько, что ему, было, казалось, всё равно – отказаться или принять предложение. Может, эта натопленная, почти удушливая ризница имела на него какое то магическое действие.

– Хочу добавить, что ваши враги и мои – одни и те же люди. Это даёт вам надежду на спасение, хотя одновременно и расставляет много ловушек.

От этого последнего вывода Визант встрепенулся.

– Именно, – поучительно воскликнул отец Сергий, как бы прочтя мысли собеседника. – Не знаю, что вам внушал эта накачанная гнида «Арнольд», но он сотрудничает с лагерным начальником. А тот, тоже продажная свинья, даст полный отчёт вашим доброжелателям, то есть заказчикам убийства Сотника. Обо мне так и говорить нечего, с самого первого дня здесь я под пристальным наблюдением начальства и его шестёрок. Кому надо, непременно решат, что я передал вам тайну богатства. А это залог вашего освобождения. Они ведь будут думать, что вы приведёте их к сокровищам. Вы им нужны.

Теперь то Александр не столько укрепился в доверии к Феликсу Отису, сколько соблазнился его прозорливостью и смекалкой.

– Я соглашусь при том условии, что смогу выйти из нашего договора, – отрезал Визант.

Феликс Отис не долго думал.

– Тогда я жалую вам ежегодную ренту, за выполнение договорённостей. Помимо комиссионных.

– Не торопитесь меня умаслить, – раздражённо изрёк Александр, но увидев покорный взгляд батюшки добавил мягче, будто бы уже согласившись, хотя к продолжению разговора его побуждала всё та же любознательность сыщика. – Я не берусь за что-то, пока не почувствую морального интереса, и не выясню всех обстоятельств дела.

– Хорошо. Я готов поделиться с вами некоторыми сведениями, – воскликнул разгорячённый от эмоций Отис, до этого не терявший хладнокровия.

Хранитель тайны приоткрыл над ней завесу в некоторых деталях.

***

Действенность слов Отиса проявилась сразу же, – главарь «Арнольд» и его нукеры не липли более к Александру, будто и не было предыдущего ультиматума. Впрочем, Визант решил, что осведомлённый батюшка приписал удачным обстоятельствам своё влияние. Скорее всего, начальство из ФСБ предупредило лагерную администрацию, чтобы с их человека не упал и волосок. «Арнольд», которому осталось два года в отсидке, сам признался, что спецслужба мстит за убийство своих агентов, и вряд ли стал бы проверять это правило на себе. За гибель Сотника ответил «писарь», которому добавили три года за причинение смерти по неосторожности.

Глава 5
Освобождение

В очередной раз, в серой глухой камере для допроса в Лефортово, уже пропитанной эхом его повторяющимися до бесконечности показаниями, его ожидали въевшиеся в печёнку два следователя, из управления собственной безопасности. Выглядели они сегодня как-то заносчиво, видимо, из-за того, что откопали нечто свежее, и снова готовые запустить истязающую вереницу вопросов.

– Чем будете заниматься, когда выйдете на свободу? – неожиданно спросил один из них.

При трепетном и опасливом ожидании свободы, вопрос поразил Византа, в какой то момент он не мог опомниться, похоже было на очередную издёвку. Но следователь не шутил, взгляд его был спокоен.

– Подамся в частный сыск, – брякнул Александр, сам ещё, всерьёз не помышляя о том, что будет делать на недосягаемой свободе.

– Начальство готово вернуть вас на службу.

– Мне ставят какие то условия? – апатично заметил Визант, считая, что его дразнят, доводят до отчаяния, чтобы он согласился на любую цену за освобождение.

– Нет… Вас выпустят в любом случае. Хотя, как вы знаете, отставных агентов спецслужб не бывает. Надеюсь, когда освободитесь, вы не откажете в услугах своему Отечеству? – звучал металлический голос.

Следователь не стал дожидаться его ответа, после этих слов покинул обескураженного заключённого.

С этого момента его подвергли тестам и собеседованиям с психоаналитиками. Через два дня его привели всё в ту же камеру, чтобы объявить результаты его психологических мытарств.

Его первый психологический портрет составлялся, когда он нанимался на эту работу, теперь они выясняли, что изменилось в его характере, не будет ли это помехой в его обновлённом амплуа. Предложили ему роботу агента по особым поручениям, не открывая пока, в чём именно она состоит, предупредив только, что она не менее опасна, чем предыдущая. И не всегда ведомство может прийти ему на помощь. Похоже, это и было условием его освобождения, хотя Визант и не думал отказываться. Всё напоминало дурной сон о Джеймсе Бонде, в чью шкуру его пытались засунуть.

– Мы выяснили, что вы не страдаете от озлобленности, – с такого резюме начал следователь. – У вас нет подавленности и неверия в законность. Качество достаточно редкое, то, что нам подходит. И всё же есть потери. У вас почти исчезло доверие к людям. А те, с кем вам придётся работать – команда профессионалов, которые одновременно являются и идеалистами, и прагматиками. Иногда задачу можно будет выполнить, только положившись на соратников. На вашей новой службе нужно быть готовым к самопожертвованию. У вас был неудачный опыт. Тех, кого вы считали друзьями, предали вас. Но в новом статусе вас могут предавать чаще. Однако снискать чью то дружбу, бывает сложнее, чем проявить отвагу. Вы – сильная индивидуальность, одинокий волк, как и многие из нас, но нужно быть частью сообщества, системы, если угодно, несмотря на цинизм и измены.

После этого банального резюме произнёсённого в столь менторском духе, следователь сделал паузу, переглянувшись с напарником, а затем продолжил.

– Мы знаем, что вы превосходно владеете французским языком, хуже английским. Почему не изъявили желания работать заграницей?

Вопрос показался Византу странным, поскольку они отлично должны были знать ответ, если подробно изучали его досье. Он поднял уставшие недоумевающие глаза на допросчика.

– Я был уверен, что здесь я был бы полезнее, – медленно проговорил он.

– А теперь вам предстоят командировки заграницу, – резюмировал собеседник хладнокровно.

Офицер сделал паузу, расстегнул кожаную папку и протянул Византу лист в прозрачном файле. Плотная гербовая бумага.

– Это постановление президента о помиловании. С этой минуты вы свободны. Недели две можете отдохнуть. Вам будут платить пособие. Не живите там, где вас легко найдут знакомые или родственники. Ещё вам предстоит подписать новый служебный контракт.

***

Один из богатейших людей страны, Виталий Лаврецкий вкрадчиво пытался примерить политический макинтош. Некоторые из его предшественников, оспаривавшие право у политической власти влиять на судьбы страны, давно осели за рубежом, а один, самый дерзкий из них, отсиживал длительный срок.

Но Лаврецкого, насытившегося деньгами, овладела страсть к политическому влиянию, его не пугали поражения, изгнание или даже тюрьма. Войти каким то образом в историю, куда интереснее проживания своих капиталов. Благотворительность, на которую он успел изрядно потратиться, давала скромную известность филантропа. Его честолюбию, это как глоток воды жаждущему.

Власть терпела только лояльных олигархов, к числу которых принадлежал и Лаврецкий. Однако он или недостаточно проявлял преданность власти, или у него завелись очень влиятельные враги, решившие отнять бизнес.

Понимая, что тягаться с заказчиком на самом верху бессмысленно, он продал большую часть прибыльных активов. Его барыши оказались не удел, а спокойно проживать их в тёплых краях было не в его характере, который требовал компенсации. Способ он видел один – формировать независимую от государства идеологию.

Прямое политическое влияние исключалось примером безжалостной расправы над магнатом Ходорковским, после чего спонсировать можно было только партию власти, да и то, нужно было стать в очередь, из-за того, что она итак была перекормлена. Однако, многих, даже среди правящей элиты, это не устраивало, поскольку государство, несмотря на свою пугающую мощь, как огромную эскадру несло на отмель, из-за слеповатого самодовольства её капитанов. Впрочем, многие язвительные умы отмечали, что огромная великая Россия давно села на мель, и вытащить её из болота для далёкого плавания – занятие бесполезное.

Предлагать общественному сознанию альтернативную идеологию также было проблематично, поскольку телевидение контролировалось государством.

Но Лаврецкий не опускал руки и нашёл выход. Он стал скупать киностудии в стране и заграницей, надеясь снимать фильмы в пику официальному искусству, в планах было и создание независимого телевидения, вещавшего из зарубежья.

Однако пока это относилось к дальней перспективе. Сейчас его беспокоили слухи о подготовке новой атаки на него со стороны властей, которые, как правило, подтверждались. Возможно, его предупреждали, чтобы он исчез из страны, отводя ему время для этого. Он имел связи с чиновниками из правительства и даже из президентской администрации, но с какого то момента они отвернулись от него как по команде. Сейчас контакт остался только со Спириным, да и то через связных, и только потому, что спецслужба пыталась контролировать крупный бизнес как и многие важные сферы жизни. Посредник же, это почти всегда испорченный телефон, или подвох, а возможно и признак опалы. Поэтому Лаврецкий не особенно полагался на Спирина, подозревал его в двойной игре, но тот оставался единственным источником информации из высших кругов. В ближайшие дни Лаврецкому предстояла встреча с доверенным лицом этого тайного манипулятора.

***

Сегодня, на явочной квартире, Николай Спирин выглядел без тени намёка на интимные отношения с Ритой.

– У меня к тебе ответственное поручение, – начал он, когда они сели друг против друга у столешницы. – Послезавтра тебе предстоит встреча с Лаврецким.

Рита вскинула бровями над своими очаровательными крупными глазами.

– Секретные сведения? – озабоченно спросила она.

– Нет. Расслабься, дело не представляет служебной тайны. Просто слухи. Хотя от них может зависеть многое.

Спирин выдержал паузу, собираясь с мыслями, но выражение его было таким, будто он её гипнотизировал.

– У тебя будет частная встреча, ты подбросишь информацию, которая рано или поздно просочится в прессу. Лаврецкий в любом случае всё узнает. Но сейчас, мне нужна его реакция, до того как он что-то предпримет. Одним словом, ты зондируешь почву, от этого будет зависеть и тактика власти в отношении его.

– Почему именно я? – тихо спросила Рита.

Спирин пристально смотрел на неё.

– Ты, лучшая кандидатура. У меня есть, конечно, и другие. Но у них нет твоего обаяния и ума. Ты выведешь мужчин на откровенность. Тем более что Лаврецкий в настоящее время холостяк.

– Ах, вот оно что? – воскликнула Рита. – Ты даешь мне лицензию на то, чтобы я с ним переспала? – оскорблёно добавила она.

– Разве я способен этого требовать? – воскликнул Спирин насмешливо и высокомерно. – По-моему, ты недооцениваешь наши отношения. Эти слова меня ранят. Твой шарм неотразимо действует на противника, а с другой стороны я же не могу посадить тебя в клетку. Ты вольная птица, этим мне и интересна. У меня недоверие к женщинам, которые принадлежат кому-то, пусть даже и мне. Я не хочу быть связанным ревностью, – резюмировал он спокойно.

– В любом случае, я не собираюсь с ним спать, – отрезала Рита, не понимая до конца, где издёвка в словах Спирина, а где искренность.

– Мне приятно это слышать… Но тебе не придётся с ним даже флиртовать…

– Будто он не понимает, что мы будем его интриговать.

– В политике всё интриги. Рита, это то задание, о котором многие могут только мечтать, – загадочно изрёк Спирин, будто бы хотел даже подмигнуть.

– Ну, хорошо, – воскликнула Рита, ощутив прилив тщеславия, в котором на время утонуло её раздражение. – О чём пойдёт речь? – деловито спросила она.

***

Лимузин Лаврецкого доставил её в роскошный подмосковный особняк. Дворецкий в униформе, чуть старше среднего возраста, с прямой осанкой, провёл её в просторный зал, меблированный в духе модерна, с равномерным мягким освещением, с многочисленными диванами, креслами и встроенными шкафами.

Вошёл мужчина средних лет, подтянутый, выше среднего роста, аккуратно стриженый брюнет, с острыми чертами лица, прищуренным тёмным взглядом, в расстёгнутом пиджаке, без галстука. До сих пор она видела его только по телевизору и на снимках печатной прессы.

– На вас готовят атаку, бескомпромиссную, на поражение, – как приговор произнесла Рита, когда Лаврецкий занял место напротив, у журнального стола.

– Пока только вы меня атакуете, – снисходительно ответил собеседник своим мягким голосом.

Её красота, категоричный тон и строгий вид, из-за делового брючного костюма льняного цвета, держали Лаврецкого на дистанции, он избегал вульгарно жадного взгляда.

– Моё дело предупредить. У власти нет желания расправляться с вами, или ещё с кем бы то ни было. Но ваша тайная оппозиционность её раздражает, – высказалась Рита самоуверенно, но с привкусом благосклонности, надеясь на компромисс.

– Понимаю… Я не первый, кто попадает в опалу. Я всегда к этому готовился. Но экономическая элита не может стоять в стороне от политической жизни. Это бессмыслица. Времена государственной монополии на все сферы жизни прошли. Кроме извечной русской гордыни оттого, что получаешь безраздельную власть, или думаешь, что получаешь, ничего в действиях политбомонда, нет.

Ответ показался Рите грубым и не разумным.