Текст книги "Страна падонкаф"

Пятница, двадцать пятое мая

С утра опять началось.

«В Мухачинске всю ночь сотни полицейских, спасателей и волонтеров ищут пятнадцатилетнюю Светлану Синебрюхову, бесследно пропавшую накануне у подъезда своего дома. Девочка успела позвонить в домофон квартиры, но до третьего этажа так и не дошла.

Родители говорят, что не раз беседовали с дочерью о правилах поведения в экстремальных ситуациях и предупреждали об опасности общения с посторонними.

Многоэтажка, в которой живет девочка, находится в тридцать третьем микрорайоне города. Сотни волонтеров прочесывают все гаражи и стройки. Пятнадцатилетнюю Светлану сейчас ищет вся мухачинская полиция. Но поиск пока не дал результатов.

«С целью проверки обстоятельств пропажи несовершеннолетней следственными органами Следственного управления по Мухачинской области возбуждено уголовное дело по статье «убийство», – сообщил заместитель руководителя регионального следственного управления Следственного комитета Российской Федерации Петр Кувалдин.

Как рассказали родители, они праздновали дома день рождения Светланы. Потом Светлана спустилась во двор, чтобы проводить подруг. Гости разошлись по домам. В квартире Синебрюховых даже раздался звонок домофона. Голос, похожий на Светин, сказал: «Это я», но девочка так и не пришла.

«К сожалению, вообще никаких предположений нет, только огромная тревога. Потому что ребенок адекватный. Я постоянно проводила с ней беседы о том, что нельзя разговаривать с посторонними взрослыми. Мы научили ее, как вести себя в экстремальных ситуациях: бежать и звать на помощь», – говорит мама Светы Елена Синебрюхова.

Чтобы подняться на третий этаж, школьнице хватило бы и пары минут. Первым делом полиция стала проверять соседей. Обошли все квартиры, но никаких следов и зацепок. Ребенка пытались найти по сигналу мобильного, но выяснилось, что свой телефон Света забыла дома. Ориентировки «Внимание. Розыск» расклеены по всему тридцать третьему микрорайону. Фотографии девочки – и в социальных сетях.

На Металлургическом проспекте у дома Синебрюховой сейчас круглосуточное дежурство. Здесь штаб волонтеров. Сюда съезжаются родственники и добровольцы не только из Мухачинска, но и из соседних городов. К поискам также подключились военные».

– Опять про девочку из нашего микрорайона! – крикнула мама Лене, перекрывая речитатив телевизора.

Дядя Коля, измятый после вчерашнего «банкета», как страница прошлогодней «Мухачинской правды», заметил, апатично сидя на диване:

– Я же говорю – у нас маньяк действует.

Лена запивала горячим чаем страшенную простуду. Горло жжет огнем. Гланды опухли. Говорить она почти не могла. С трудом дышала. Поэтому просто кивнула.

– Оставайся-ка ты сегодня дома, подруга, – сказала мама, подавая полоскание. – Совсем расклеилась.

Лена отрицательно покачала головой. Через силу прохрипела:

– Нельзя, мамуля. Последний звонок…

У подъезда караулил Мандинго. Подпирал стену. Как было велено: в костюме и при галстуке. С букетом цветов. Прямо Майкл Джексон. Только коричневый, как кофе со сливками. Лена вдруг разозлилась. «Все углы уже обоссал, жених!» И с ходу:

– Слушай, крендель! Хватит за мной гонять. Достал уже. Достоевский!

Ну и голос! Хриплая гнусь. Разозлилась еще больше.

Мандинго попытался не понять.

– Фыр-фыр-фыр! Что с тобой, Куролятина?

Он засмеялся, показывая, что готов простить. Но Лена не ограничилась полумерами. Она смерила пацана презрительным взглядом.

– Кури бамбук, Никитин!

Мандинго обиделся, но ответных слов сразу не нашел. Он смачно сплюнул, молча повернулся спиной к Лене и ушел. У Лены задрожали губы. Вот так. Быстро и просто. Раз, и нет в твоей жизни человека. Глаза защипали слезы. А скоро и жизни не будет.

Убийца шел по улице следом за худенькой блондинкой в старой школьной форме. Короткое коричневое платье, белый фартук, в руке пакет. Он уже не первую неделю сопровождал ее по утрам в школу. Часто получалось последить за ней и вечером. Несмотря на занятость. Убийца уже довольно много знал про девочку. Имя, адрес, школу. Знал и про яркую, высокую подругу блондинки. Эта манкая шатенка тоже привлекала его, но Лена притягивала гораздо больше. Ее хрупкость и беззащитность. Потенциальная жертва.

У Макидонов было тихо и укромно. Шуметь некому. Илья Эдуардович идет по следу Рашида в Узбекистане. Валентина Николаевна работает на работе. Дедушка пишет у себя в комнате мемуары. Ничего не видит и не слышит. «Наш Шрайбикус», – называет его мама. Женька в школе.

Дверь открыла Аня. Тоже, как и Лена, наряженная в советскую форму. Со сложным мейкапом на лице. Видно, что рано встала. Готовилась. Лена достала из пакета бутылку водки. «Хлебный дар». Чтобы не бояться на пути к Жоре.

– Круто, – одобрила Аня.

Она посмотрела на часы. Время поджимает. Возле школы, наверно, началась торжественная линейка. Последний звонок. Свой – для девятиклассников. А для Ани с Леной будет свой.

Дядя Коля сидел на кухне и жестоко болел. Бутылка водки, на которую он твердо рассчитывал, пропала прямо из холодильника. Испарилась. Он грешил на Наилю. Вот она – мелочная женская месть. Ткнула в самое больное место! Жестокость жены его просто парализовала. Плюс похмелье. Коллапс тела и души. Хорошо, есть сосед. Салават, стараясь не испачкать форму, а после истории с норковой шапкой он всегда ходил в полицейской форме, открыл банку с солеными грибами. Водка у него тоже нашлась. Маленький телевизор в углу не давал забыть о большом опасном мире вокруг кухни.

«Сотрудниками мухачинского городского уголовного розыска и оперативниками центрального аппарата Министерства внутренних дел Российской Федерации был задержан двадцативосьмилетний местный житель, инвалид второй группы по психическому заболеванию. Уже получены доказательства его причастности к серии убийств детей.

Напомним: в тридцать третьем микрорайоне Мухачинска в течение мая были найдены тела задушенных и изнасилованных Наташи Анохиной и Даши Палашовой. Кроме того, бесследно пропала Света Синебрюхова. Следствие возбудило уголовное дело по трем статьям – «убийство», «изнасилование» и «насильственные действия сексуального характера», все они соединены в одно производство и предполагают максимальное наказание вплоть до пожизненного заключения.

Смерти девочек вызвали большой общественный резонанс. Как уточнили в региональном следственном управлении Следственного комитета России, всего с момента первого убийства было допрошено свыше десяти тысяч человек».

– Наконец-то этого урода поймали! – обрадовался дядя Коля. Аж краска пошла на щеках поверх въевшейся навсегда угольной пыли. – Наверняка это Лябин!

– За это можно и выпить, – Салават налил обоим по стопке.

Мужчины чокнулись.

– Ну, будем!

– Будем! – девчонки, кривясь и морщась, залпом выпили огненную воду. – Ну и гадость!

По жилочкам побежало тепло. Добежало до головы и в ней осталось. Расширило сосуды. Главное – не заморачиваться! Не думать! Не останавливаться! По второй. Задержать дыхание и вперед! По третьей – за любовь!

Аня снова посмотрела на часы. Пора. Взяла Ленку за руку. Решительно сказала:

– Пошли!

На столе осталась записка для родных. «Простите…»

«Не заморачиваться! Не думать! Не останавливаться!» Лена повторяла про себя эти слова как заклинание. Громыхающий лифт привез на самый верх. Дальше пешком. По крыше гулял сильный ветер. Гудел. И никого. Только гладкая плоскость крыши и бездонность серо-голубого неба. Какая-то пугающая пустота виделась в этом сочетании. Аня дотащила послушную Лену до края. Вот и все. Край грязной кровли – грань между жизнью и смертью. Там, за гранью – ничего.

– Я не хочу! – Лена вырвала свою ладонь из руки подруги. Совершенно белое лицо у одной, ни кровинки в лице у другой. Аня прожгла взглядом глаза Лены. Та не опустила. Слова уже не нужны. Аня отступила на шаг. Сорвалась на визг:

– Ну и оставайся, сучка! Пей, кури, рожай уродов!

Она повернулась спиной к подруге. Равнодушно. Встала на самый край. Раскинула руки.

– Прощайте все! Здравствуй, Жора!

Лена кинулась к Ане. Обхватила за талию. Остатками связок:

– Стой! Я тебя не отпущу!

Мандинго с разгону чуть не налетел на Валерика. Музыкант стоял, задрав голову. Его внимание привлекли маленькие фигурки на крыше. Мандинго вгляделся изо всех сил. Фиг с ней, с сетчаткой! Там Куролятина! И Аня Макидон!

Мандинго бросился в подъезд. Букет сунул Валерику. Это же для Ленки. Еще пригодится. Лампочка у лифта тускло светила. Лифт занят! Парень ждать не стал. Сумасшедший бег по лестницам. Дышать все тяжелее, но надо. На середине подъема он услышал разрывающий сердце крик. Ленка! Опоздал…

Лене всегда казалось, что, падая с четырнадцатиэтажного дома, человек успеет подумать о многих важных вещах. Это же так высоко. Так долго. Как странно, что их падение было таким коротким. А земля такой жесткой…

Им было только по пятнадцать лет, а по шестнадцать не будет никогда. Жизнь закончилась…

Эпилог
Вторник, двадцатое июня

Убийца хлопотал на кухне. Готовил себе утренний кофе. Настроение было на пять баллов. По ходу дела он громко декламировал Бодлера:

 
Отвергнут всеми навсегда,
Я стал души своей вампиром,
Всегда смеясь над целым миром,
Не улыбаясь никогда[4]4
  Шарль Бодлер. «Самобичевание». Стихотворение из цикла «Цветы зла» (1857) (пер. Эллиса).


[Закрыть]
 

Чайник засвистел. Готово! Убийца налил горячий, крепчайший кофе в маленькую фарфоровую чашечку – подарок матери к совершеннолетию, – добавил сливок, положил три кусочка рафинада, размешал ложечкой. Попробовал. Самое то! И вкус, и цвет… С чашечкой в руке сел перед телевизором. Включил. Новости.

«Результаты экспертизы ДНК показали, что Алексей Лябин, сознавшийся в убийстве троих несовершеннолетних девочек в Мухачинске, не имеет отношения к этому преступлению, сообщил нам в четверг источник в правоохранительных органах. Алексея Лябина задержали в конце мая в Мухачинске, после чего он написал явку с повинной и признался в убийстве детей. В середине июня источник в управлении Следственного комитета по Мухачинской области сообщил, что подозрения с Лябина были сняты».

«Результаты проведенной экспертизы ДНК показали, что Лябин не имеет отношения к убийствам. Установить его причастность к преступлениям не удалось», – сказал наш собеседник. Он добавил, что пока задержанных по подозрению у следствия нет, розыск преступника продолжается».

Книга вторая
Белые шнурки

Что это за фашизм, который растаял, как снег?

А. Гитлер

Пролог
Вторник, двадцать второе августа того же года
Интерлюдия

Витас с удовольствием уплетал бешбармак. Мама его готовила отменно. В Мухачинске вообще царствовала азиатская кухня. Еще бы! Урал – опорный край державы! С одной стороны Казахстан, с другой – Башкортостан. А между двух «станов» зажата завоеванная бешбармаком территория – Мухачинск.

Витас, вместе с остальными мухачинцами, ничего не имел против бешбармака, хотя и считал себя нацистом. Всякие там «расовый антагонизм, расовая гигиена, чистота крови». Против толерастов, космополитов и русофобов! Но идея нацистская – одно дело, а бешбармак – совсем другое. Ведь одними идеями сыт не будешь.

Витас одобрительно осмотрел стол. В центре на блюде лежали готовые сочни – небольшие квадраты тонкого теста, – обложенные вокруг вареным картофелем. В середине блюда солидной горкой возвышалось мясо, разрезанное на куски. Вся эта красотища была полита ароматной подливкой и посыпана зеленью. Бешбармак – «пять пальцев». В переводе. Но не в смысле «кукиш вам, а не закусь!», а в смысле «пальчики оближешь!»

В это самое время тридцатью метрами ниже и пятьюдесятью метрами левее пожилой жэковский дворник Амир собирал мусор, некрасиво раскиданный бомжами вокруг помойных баков. Дворник был настроен решительно. Непоколебимо. Он не собирался уступать поганым отходам ни пяди дворовой территории. Бомжи завели моду по утрам вытаскивать из ржавых баков пакеты с мусором и проверять, не найдется ли в них чего-нибудь полезного. Совсем страх потеряли! Амира это напрягало. Он был добрым мусульманином и только поэтому не использовал незначительный бранный лексикон родного языка. Аллах не велел ругаться.

– Люди в массе своей, конечно, бараны. Это печально, – философически думал он про себя (по-таджикски), уверенно управляя своим основным оборудованием: метлой и лопатой.

Амир сгреб распотрошенный целлофановый мешочек и свалил отвратительно пахнущую кучку в бак. Картофельные очистки, яблочная кожура, луковая шелуха, колбасные ошурки, какая-то слизь. Вонизм. Осмотрел поле боя. Оставалось много. Смердящие трупы кухонной резни.

Из крайнего бака с помятых изорванных портретов строго смотрели вдаль коммунистические вожди. Ленин, Брежнев, Андропов, Горбачев, кто-то еще рангом помельче. Амир опасливо вайкнул. Раньше за такое могли и в КГБ посадить. Он постарался затолкать вождей поглубже в мусорку. Никак. Лидерам светлого прошлого мешал большой полиэтиленовый сверток с чем-то круглым. Амир набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание и вытащил сверток из бака. Он не удержал скользкую штуковину, и она упала. Полиэтиленовая пленка развернулась. Волна смрада.

– Ну ни фига себе, сказала я себе! – растерянно произнес Амир уже вслух (по-русски).

Теперь у него под ногами лежала полусгнившая человеческая голова с остатками светлых волос на той половине, где сохранилась кожа.

Возможно, аппетит у Витаса совершенно бы пропал, если бы он подошел к окну и посмотрел во двор. Там, возле помойных баков, согнувшись пополам, дворник Амир безостановочно и шумно опустошал свой желудок.

Среда, двадцать третье августа

«Полиция Мухачинска продолжает разыскивать без вести пропавшую пятнадцатилетнюю девочку Свету Синебрюхову. Вечером двадцать четвертого мая она вместе с одноклассницами отмечала свой день рождения. Потом проводила гостей. Около восьми Света позвонила в домофон, но до квартиры так и не дошла. Родители начали ее поиски и сообщили в правоохранительные органы. До настоящего времени местонахождение девочки неизвестно.

К поискам девочки также присоединились добровольцы поискового отряда «Лиза Алерт», на вокзалах и в других местах массового скопления людей распространены объявления о розыске.

Следствие рассматривает версию похищения девочки. Следователи не исключают, что пятнадцатилетнюю Свету Синебрюхову, которая пропала в Мухачинске, могли похитить.

«Следствие рассматривает и отрабатывает версию похищения девочки, обращается к лицам, возможно, похитившим девочку, и разъясняет, что в соответствии с положением Уголовного кодекса Российской Федерации лицо, добровольно освободившее похищенного, освобождается от уголовной ответственности за похищение», – говорится в обращении следственного управления Следственного комитета по Мухачинской области.

Дело по факту исчезновения ребенка возбуждено по статье «убийство», предусматривающей наказание вплоть до пожизненного лишения свободы…»

Сережа переключил канал. Какие-то абстрактно нарисованные бобры валят деревья. Как зэки в ГУЛАГе. Бобровые зубы на весь экран. Как правильно, бобровые или бобриные? Ясно одно – реклама зубной пасты. Он вернулся назад. «Значит, Марго до сих пор так и не нашли». Мандинго жил со Светкой в одном доме. Правда, в разных подъездах. Она в среднем, он – в последнем, пятом. Но друг друга знали. Учились в одном классе.

Из часов кукушка прокуковала восемь. Утро туманное, утро седое. Мама давно уехала на работу – бригадир на заводе! В бригаде одни мужики. Ей тяжело бывает. Комиссар в юбке. «Оптимистическая трагедия». Сестры возятся в кухне. Семнадцать лет и два раза по тринадцать. На завтраке. Хихикают между собой. Хорошо, когда не нужно в школу. Каникулы. Интересно, есть ли бог каникул? На родине отца Сережи, наверно, есть. Должен быть. Там много богов. Сережа поставил бы свечку за продление. Или принес жертву. Не кровавую. Иначе через неделю опять начнется: «Почему не готов к уроку?! Где дневник?! Родителей в школу!» Как будто это так же легко, как «Подарки в студию!»

В «их» пельменной пока сидели только Димас и Леха. Остальных еще не было. Рано. Витас помахал парням и встал к окошку выдачи. Взял двойную порцию «ластиков» со сметаной, стакан чая и приземлился на свободное место возле Димаса.

– Зиг хайль! – негромко приветствовали его друзья. Оба были одеты, несмотря на летнюю жару, в черные кожаные куртки. Стриженые под ноль. Скинхеды. На ногах тяжелые шнурованные ботинки – «гриндера». Димас с Лехой работали на кладбище в пригороде. Рыли могилы. Полтора землекопа.

– Хайль, – ответил Витас, тоже понизив голос. Хотя, наверно, зря. Нацики постоянно собирались в этом подвальчике. Дешево. Неприметно. Пельменщицы не обращают особого внимания на вопли «Хайль Гитлер!» и принесенное с собой пиво. Они тут ко всему привыкли.

– Игоря еще нет? – глупо спросил Витас.

– Сейчас появится, – ответил Леха, не прерывая отправки в рот пельменя за пельменем. Он вообще всегда хотел есть. И ел за двоих. Избыточно. Но Димас все равно был сильнее. Сколько волка ни корми, а у медведя толще. Конституция.

Только сказал – зашел Игорь. Легок на помине. С ним очкастый Пискля. Плеер, наушники. Постоянно слушает «Раммштайн». Меломан.

Позиговали друг другу.

Игорю уже за тридцать. Крупный, плотный, лобастый. Брить голову ему не нужно – и так абсолютно лыс. В отличие от тощего, долговязого, во всем черном, Пискли, Игорь в обычном костюме. Широкая золотая цепь в расстегнутом вороте рубашки. Без галстука.

Вновь вошедшие тоже взяли пельменей. Поели «ластиков». По ходу толковали о том о сем. Гоняли порожняк. После еды Пискля осторожно, чтобы не заметили пельменщицы, раздал из пакета пиво. В банках, теплое. Игорь вдруг посмотрел Витасу прямо в глаза. Тяжелым взглядом.

– Слушай, Витас. Я тут подумал на досуге. Ты в нашей команде ведь уже давненько. Надо себя как-то проявить перед партайгеноссе. С положительной стороны. Практическим участием.

– Что ты имеешь в виду? – Витас чуть не поперхнулся теплым пивом. Пена пошла в нос.

– Что имею, то и введу, – жестко усмехнулся Игорь. – Докажи пацанам, что ты мужик. Не ботан прыщавый.

– Как же я докажу? – растерялся Витас.

Игорь наклонился ближе. Доверительно. Почти зашептал:

– Живет тут у нас один ниггер. Полукровка. Я считаю, у тебя есть отличный шанс заслужить белые шнурки в ботинки.

Витас удивился.

– Мандинго?!

Игорь пожал плечами.

– Ну, это не важно, Мандинго или Мандела. Надо провести показательную акцию. Ну, ты понял? Завалить. И снять на видео. Потом ролик в Интернет. Чтобы все узнали – мы есть, мы тут! Мы здесь хозяева!

Игорь стукнул кулаком по столу. Заметив, что толстая пельменщица на выдаче укоризненно посмотрела на него, извиняясь, приложил руки к груди. Сделал брови домиком. Мол, виноват, был не прав, больше не повторится, свой косяк искуплю! Убедившись, что работница потеряла интерес к их сомнительной компании, снова повернулся к Витасу.

– Только не канителься! У тебя есть четыре дня, чтобы прикончить этого сраного ниггера. До воскресенья включительно. Давай, время пошло. Леха с Димасом подсобят, если что…

Сестры наконец-то закончили завтрак и собрались идти гулять. Если судить по толкотне, шуму и гаму в прихожей. Сережа не выдержал и выглянул. Картина маслом. Старшая, Катя, помогает двойняшкам собраться. Белая Катя совершенно не похожа на своих африканских сестер – отцы разные, – но, тем не менее, любит их. Вечно возится со своими «шоколадками». Она проводит с двойняшками больше времени, чем даже мама.

Вредная Марисабель, как всегда, капризничает. Просто тянет время. Латойя, уже одетая-обутая, дисциплинированно ждет сестру. С детства серьезный ребенок.

– Я не надену туфли к джинсам, – ноет Марисабель.

– Надень мои кроссовки, – предложила Катя.

– Ты издеваешься, что ли? Харе прикалываться! – надула и без того толстые губы девочка. – Твои «лыжи» на три размера больше!

Сережа не выдержал. Хотя он терпеть ненавидел лезть в бабские дела.

– Прекрати выделываться, Мари! Нашлась Золушка! Надевай что есть и вали отсюда!

Грубо, зато от чистого сердца.

Марисабель с кислой миной натянула на ноги Катины кроссовки. Критически осмотрела себя в зеркало. Поподнимала ноги. Мыски, каблуки, подошва, рант. Прошлась взад и вперед развязной походкой. Потом вдруг показала язык брату.

– Сержик, ну не дуйся! Мы же телки не стремные!

Так забавно. Сережа прыснул. Он всегда шел на поводу у Марисабель. Мари, конечно, не айс. Зато с ней не скучно.

– Пацаны, кончайте синячить! Есть базар, – прикрикнул Игорь. Все выжидательно затихли, – Слыхали? Витас решил заполучить белые шнурки. Круто?

Все дружно чокнулись пивными банками.

– Кого решил завалить? – деловито спросил Димас.

За Витаса ответил Пискля.

– Одного черного пацана. Он здесь живет, в тридцать третьем микрорайоне.

Димас захохотал.

– Еще и черный?! Ну, ты, Витас, красава! В Мухачинске африканца откопал!

– Это местный африканец. Здесь родился, – попытался объяснить Витас.

Игорь помотал головой.

– Без разницы, где он родился. Главное – кровь!

Он презрительно улыбнулся.

– Запомните, партайгеноссе, мы не какие-нибудь там россиянские националисты. «Слава России!» С кулачком, прижатым к титьке. Мы круче. Мы – нацисты! Идейные национал-социалисты. Прикидываете?

Жадно его слушающие Димас, Леха и Пискля довольно переглянулись. Быть идейными наци – это не землю лопатой на погосте ворочать. Класс!

– В национал-социализме все определяет кровь. Ариец ты или не ариец – вот в чем вопрос!

Игорь оглядел неказистую пельменную. Вздохнул.

– Ничего, пацаны, фюрер тоже с пивной начинал. Будет еще у нас своя рейхсканцелярия!

По ящику передавали страшное.

«В Мухачинске обнаружили фрагмент тела – голову – предположительно, пропавшей в конце мая Светланы Синебрюховой. Подтвердить это должна генетическая экспертиза. Впрочем, в том, что это голова пятнадцатилетней Светы, никто уже не сомневается. Страшную находку опознали родители школьницы.

Как сообщают в следственном управлении Следственного комитета по Мухачинской области, родственникам Светы Синебрюховой для опознания было предъявлен фрагмент тела (голова), обнаруженный в мусорном контейнере двадцать второго августа этого года. «Родители Светланы Синебрюховой смогли опознать его», – сообщают в пресс-службе ведомства.

Эксперты склоняются к версии, что девочка была убита в тот же день, когда пропала. С тех пор прошло более двух месяцев, и опознать голову было довольно сложно. Представители следствия рассказали, что голова убитой девочки подверглась необратимым изменениям. Родственников Светы сначала даже не хотели допускать к ней. Но родные девочки настояли на процедуре опознания.

Так или иначе, выводы о личности погибшей подтвердит генетическая экспертиза. Она также поможет установить причины и время смерти девочки. Пока что эксперты могут сказать лишь то, что маньяк убил девочку сразу, перед этим нигде ее не удерживал.

Ученица девятого класса Света Синебрюхова пропала двадцать четвертого мая этого года. В семь тридцать она ушла из дома вместе с подругами. По дороге девочки расстались, и до дома Света так и не дошла.

Сотрудники полиции и других правоохранительных структур, работники администраций, частных охранных предприятий, волонтеры и неравнодушные граждане искали девочку почти три месяца. В ходе поисков были опрошены тысячи человек, обследованы десятки многоквартирных домов и сотни частных домовладений, досмотрены сотни легковых автомобилей.

Ориентировки с приметами девочки были распространены во всех районах Мухачинской области, их направили в сопредельные регионы России и даже в приграничные области Казахстана. И вот двадцать второго августа у полицейских и следователей появилась дополнительная информация. Местный житель, дворник, обнаружил голову школьницы в мусорном контейнере. Он сразу же обратился в полицию…»

Сережа сжал кулаки. «Будь ты проклят!» Он был уверен, что знает, кто монстр.

Убийца улыбался. Приятно вспомнить эту девку. Света-Марго. Миленькая такая. Правда, потом пришлось раскладывать ее по частям. Заворачивать в полиэтиленовую пленку, чтобы не кровило, и выносить из квартиры. Работенка еще та! Врагу не пожелаешь. Но голова Марго долежала на балконе до августа. Стала попахивать, хотя он ее хорошо упаковал. Он бы и голову сразу выкинул, но ангина… Прозевал. Сначала думал, обычная простуда, а оно вон как обернулось. Гнойная ангина. Все лето провалялся в постели. Мог бы и умереть. Вообще ужас!

Игорь становился все разговорчивее. Он вообще любил попиздеть. Мозг движения. Теоретик. А тут еще пиво действовало стимулирующе. Третья банка из бездонного пакета Пискли.

– Сталина же молодежь не знает. Вот Гитлер – другое дело. Дедушка Адик со своими идеями оказался ближе и понятнее народу. Дело его живет. Про Сталина никто не придумывает, что он жив, а про фюрера сколь угодно слухов. Ждут люди возвращения Алоизыча.

Димас кинул поддержку:

– Да коммунизм Сталина никому нафиг не нужен! А вот Гитлер – это айс. Если бы он победил, сейчас бы на мерседесах катались!

Витас, оглушенный неожиданным заданием, тупо пил пиво. В голове сами собой крутились мысли. Медленно вращались. Как колесо обозрения в мухачинском парке. Чужие мысли. Не свои, привычные. Какие-то пропагандонские. «Любят наши люди людоедов. Людоеды – они душевные… Детишек на руки берут… Очень любят с молодежью фоткаться… Да-да. Они кумиры миллионов».

Игорь хлопнул тяжелой рукой Витаса по спине.

– Что заскучал? Что молодец не весел, голову повесил?

Витас постарался улыбнуться. Получилось неубедительно.

– Все о´кей.

Игорь приобнял за плечо. Знак доверия.

– Ты пойми. Этот ниггер – убийца. Слыхал, что в тридцать третьем микрорайоне появился маньяк?

– Ну?

– Только между нами. Я вычислил этого говнюка!

Витас недоверчиво посмотрел. Игорь энергично кивнул.

– Точно! Это тот самый черный. Ты же знаешь, они все падки до белых девчонок!

Витас задумался. Пьяные мысли.

«А что? Все сходится. Мандинго знал, когда Дашка ко мне придет. Живет в одном доме с Марго. Знал, когда у нее днюха. Сам Палашовой говорил при всех на «Сметане». А куда он дел труп Марго? Ведь в квартиру Мандинго заходила полиция, когда искала Светку. Но Мандинго же просто пацан! А может, все-таки кто-то другой? Валерик? Или Мостипан? Хотя нет. У этих алиби. Они квасили в это время. Да и куда им! Если всех подозревать… Так, в конце концов, на себя выйдешь».

– Опля! Принеси пользу родине! Замочи черного! – заорал хмельной Димас.

Истинный ариец. Беспощаден к врагам рейха.

В подъезде было сумрачно и прохладно. Как в пещере. Пахло кошками и куревом. Лифт не работал уже второй день, поэтому, понажимав на всякий случай по очереди кнопку, девочки стали спускаться по лестнице. Впереди прыгала по ступенькам Марисабель, за ней спокойно шла Латойя, последней – Катя. Никого не трогали.

Но.

Этажом ниже, на тринадцатом, кто-то стоял и курил у мусоропровода. Какой-то мужчина в белой рубашке и в темно-серых брюках из блескучего материала. Ровный пробор на черноволосой голове. Такие же ровные стрелочки на брюках. Дешевый шик. Кавказец. Хачик или азербон.

Он, улыбаясь, заступил дорогу. С вечным характерным акцентом:

– Как жизнь молодая?

Отвратная улыбка.

– Хотите, дурашку покажу?

Катя протиснулась вперед между сестер. Закрыла собой.

– Отвали, извращенец!

Мужик перестал улыбаться. Оскалился.

– Молчи, овца потная!

Тут и сумка пригодилась. Катя замахнулась.

– Отвали, сказала!!!

Заорала так, что чуть у самой уши не отвалились. Наверху хлопнула дверь.

– Девчонки! Что случилось?

Сережка. Брат. Услышал.

Хач, не дожидаясь, ринулся вниз. Молча. Был и нет. Только быстрый топоток легким мячиком скатился по ступеням.

Катя облегченно вздохнула. Пронесло. «Вот укурок!» Ответила:

– Все нормально, Серж. Закрывай дверь.

Взяла девочек за руки. Мельком глянула на них. Темные серьезные личики. В круглых больших глазах блестят слезы. Шок. Ничего, сейчас пройдет.

Катя улыбнулась сестренкам.

– Не бойтесь, шоколадки! Никто вас не тронет.

Те доверчиво прижались с двух сторон к старшей сестре. Надежа и опора. Два курчавых кузнечика на голенастых ножках. У Кати спазмом сжало горло. «Никому не отдам! Не позволю обидеть! Малышки мои родные!»

У подъезда придурочный Лябин мучил котенка. Двадцатый-то дом, Лябинский, вот – рядом. Котенок был совсем еще маленький. Серый замухрышка. Он отчаянно пищал и пытался царапаться, но куда там. Дурак, прижав котенка спиной к асфальту, трудолюбиво сопя, разводил в стороны передние лапки. Делал искусственное дыхание. Рядом, в рядок, уже неподвижно лежали четыре кошачьих сородича, не выдержавших такой экзекуции.

Первой спасать котенка бросилась Марисабель. Она бросила Катину руку и подняла валявшийся на тротуаре игрушечный пистолет. Обезоруженный, Лябин тут же отпустил несчастное животное и протянул руки к Марисабель, жалобно пуская слюни и что-то бессвязно канюча.

– Прекрати издеваться над бедным котенком! – строго сказала Катя дебилу. – Он же живой!

– Ему же больно, Леша! – подхватила сердобольная Латойя, беря котенка на руки. – Мальчик!

Марисабель на всякий случай держала дурака на прицеле. Видно было, что Лябин боится пистолета. Он встал, прикрыл руками голову от смертельного выстрела, но не уходил. Стало понятно, что без привычного пластмассового оружия ему не жизнь.

– Девки, вы чего дразните блаженного? – возмутилась с балкона какая-то старая ведьма. – Совести у вас нет! Ну что за люди!

– Мари, отдай ему его бесценный пистолет, – скомандовала Катя. Чуть поколебавшись, Марисабель протянула игрушку Лябину. Убогий недоверчиво взял ее, внимательно осмотрел со всех сторон, засунул за поясной ремень.

Со стороны двадцатого дома раздался протяжный крик. Мать Лябина, как муэдзин со стамбульского минарета:

– Леша-а, иди домо-ой!

Лябин, по-дурацки ухмыляясь, послушно пошел к своему дому. Все. Инцидент был исчерпан.

– А куда котенка? – спросила Латойя старшую сестру.

Марисабель умоляюще сложила руки.

– Давайте возьмем его себе?

Она показала на четыре трупика.

– Он же теперь сирота. У него больше никого не осталось из родственников.

Латойя с Марисабель хором:

– Катя, он же погибнет!

Катя обреченно махнула рукой.

– Ладно. Берем котенка себе. Вечером вместе поговорим с мамой.

– Ур-ра-а!

– А как мы его назовем? – задала вопрос практичная Латойя.

– А давайте назовем его Пусиком! – запрыгала на одной ножке Марисабель. – Он такой Пусик!

Пусик?

Даже в неисчерпаемом пакете Пискли пиво все-таки закончилось. Больше в пельменной делать было нечего. Перед расставанием Игорь раздал всем баллончики с коричневой краской: писать на заборах «Белая сила», «Власть белых» и рисовать свастику. Типа вести пропаганду среди населения. Наглядная агитация. Условились завтра собраться опять. У Лехи. Встали, кинули зигу.