Текст книги "Круг невинных"

Валентен Мюссо
Круг невинных

© Линник З., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Среди всех прочих чудес круг невинных остается самым таинственным и темным явлением у этрусского народа.

Цицерон «О дивинации»

Посвящается Эллен

Пролог

Одетый только в бермуды и майку, он без передышки колотил, не давая своему сердцу отдыха и не позволяя себе сбавить ритм. Его кулаки двигались с регулярностью часовых стрелок, но в ритме, который даже отдаленно не походил на их плавное движение. Боксерская груша из мягкой кожи вибрировала на шарнире так, что невозможно было уловить ее движения взад-вперед.

С животной яростью он снова и снова обрушивал на нее град ударов. Это было единственным средством, чтобы как следует освободить голову. Выплескивая наружу энергию, он думал только о цели, стоящей перед ним, о воображаемом противнике, на которого ему предстояло с ожесточением наброситься.

Остановившись, юноша испустил долгий вздох. На его майке возле подмышек проступили широкие полукружия пота. Наконец он позволил себе окинуть взглядом просторное помещение. Гимнастический зал лицея пустовал. В это время, в пятницу вечером, здесь никогда не бывало много народу – большинство студентов разъезжались на выходные, не задерживаясь в учебных корпусах. Единственными, кого ему удавалось здесь встретить, были несколько обитателей общежития. Пользуясь затишьем в конце недели, они приходили сюда потренироваться и хоть ненадолго оторваться от книг по литературе или математике.

Он же всегда находил время выплеснуть энергию на боксерскую грушу или макивары. В остальные же дни просто устраивал пробежку по бульвару.

Окончательно выбившись из сил, он подтянул боксерские перчатки, в последний раз ударил по мешку, чуть заметно закачавшемуся на серебристой цепи, будто висельник, выставленный на потеху толпе, и, вытерев лоб салфеткой, направился к раздевалкам.

ОН уже давно наблюдал за ним, спрятавшись в темном углу возле входа в гимнастический зал. ОН смотрел, как тот делает нечеловеческие усилия, исходя по́том, пыхтя, хрипя, переживая, стараясь как можно красивее наносить удары по груше, лупит по ней с все большим остервенением и, казалось бы, уже выдохшись, находит силы для новых и новых ударов. Подождав еще несколько мгновений, ОН пересек зал с высоким потолком, с которого свисали мощные неоновые светильники. Его ноги плавно заскользили по паркету из светлого дерева. ОН вышел в плохо освещенный коридор и на мгновение остановился перед мужской раздевалкой. Из приоткрытой двери доносился плеск воды. Глубоко вздохнув, ОН вошел в помещение. В раздевалке, пол которой был выложен крупными белыми и голубыми плитками, вдоль стен стояли темные деревянные скамейки.

Никого.

На первой скамейке лежала адидасовская спортивная сумка, наполовину закрытая полотенцем. На полу валялась пара старых кроссовок и носков с черными от грязи пятками. Слева дверной проем, через который можно попасть в душевые.

Медленно двигаясь вперед, ОН наклонил голову и увидел его.

Совсем голый, юноша стоял спиной к нему в помещении, облицованном кафелем, подставляя тело струям воды.

Ни одной живой души кругом. Превосходно.

Судя по всему, юноша проводил много времени в спортивных залах. У него были широкие плечи, хорошо накачанные дельтовидная и трапециевидная мышцы и в то же время очень гармоничная фигура. Особенно хорошо смотрелся на его мускулистой спине прекрасно прорисованный позвоночник.

Юноша смывал с себя недавние усилия, будто освобождаясь после изнурительной тренировки. Очищение в полном смысле этого слова. Опустошив свой разум под струями обжигающе горячей воды, он был не в состоянии ощутить чье-то присутствие за спиной.

Немного понаблюдав за ним в тишине, ОН сунул руку в карман и вытащил оттуда охотничий нож с гладким лезвием и пилой на обухе. Несколько мгновений ОН играл ножом с тяжелой стальной рукоятью, перекидывая его между пальцами, а затем снова убрал. Нет, еще не время. Это должно произойти совсем не так.

Без малейшего колебания ОН покинул раздевалку и вышел через главную дверь.

Закинув спортивную сумку на плечо, юноша вышел из гимнастического зала. Снаружи уже царила ночная темнота. На территории лицея освещения почти не имелось. Единственным, что можно было различить, оставались мрачные силуэты зданий на фоне темно-синего неба. Юноша засунул руки в карманы длинной куртки. Ему не было холодно, просто ощущалось легкое покалывание в кончиках пальцев. Спортивный зал находился в середине здания; поэтому, чтобы выйти на тот же этаж, где располагался выход из лицея, приходилось пройти по лестнице и длинным тесным коридорам.

Ступая мелкими шагами, юноша поднялся по холодным каменным ступеням. После тренировки в ногах еще ощущалась тяжесть, но он совершенно не чувствовал себя измотанным. Душ привел его в спокойное состояние духа. Юноша прошел по наружной галерее, огражденной железными коваными перилами. В нескольких десятках метров, ближе к входу в лицей, показалась небольшая часовая башенка, придающая всему зданию такой особенный вид.

У него было достаточно времени, чтобы понять, что с ним случилось.

Сперва он почувствовал нечто вроде укола в спину, в самом низу. Не так чтобы невыносимая боль, но все же… Просто тепло, которое стремительно распространялось из одной точки во все стороны, будто венчик цветка. На мгновение он подумал, что это мышечный спазм. Но, полуобернувшись и посмотрев назад, юноша моментально заледенел от страха. Громадная темная фигура, буквально излучающая наводящую ужас силу, – вот кто только что уколол его. Нападающий стоял так близко, что можно было ощутить его запах и услышать дыхание. Казалось, от него исходили эманации беспредельной злобы, будто от разъяренного быка или твари, являющейся порождением наихудших кошмаров. Он почувствовал, что ноги у него подкашиваются, но темная фигура держала юношу, не давая упасть. Сжимающая его мощная рука была вовсе не дружеской, а скорее принадлежала тому, кто держит утопающего под водой, не давая ему выплыть наружу.

Незнакомец в упор смотрел на него, но юноша теперь был не в силах разглядеть черты его лица. Единственное, что он мог видеть, – ужасающую черную фигуру.

Второй удар, который настиг его, пришелся прямо в печень. Брызнула кровь; на этот раз все его тело обмякло, стало слишком тяжелым, в то время как силы стремительно покидали его. Но темная фигура еще не закончила с ним. Мертвой хваткой схватив юношу под мышки, она с силой толкнула его через перила. Юноша опрокинулся и полетел, будто плохо закрепленный тюк с корабельного борта. Падение было быстрым и жестким. Пролетев шесть или семь метров, тело ударилось об пол с тем вызывающим содрогание глухим звуком, которое производит еще недавно живая плоть.

Перегнувшись через балюстраду, темная фигура несколько мгновений созерцала мертвое тело, а затем тихо исчезла в непроглядном ночном мраке.

Часть первая
Мертвые в нас

Так как мертвые теперь существуют лишь в нас, это мы сами без устали бьем себя, когда вспоминаем об ударах, которые когда-то им нанесли.

Марсель Пруст

1

Котре, Верхние Пиренеи

– Нашли его тело.

Когда, появившись в дверях магазина, Камилла произнесла эти ужасные слова, я вешал на стену напротив прилавка фотографию пиренейской серны, затерявшейся на фоне девственных снегов. Вошедшая была в слезах, на лице ее ясно читалось то самое неподдельное горе, которое узнаешь с первого взгляда. Так выглядит человек, только что потерявший кого-то очень близкого. Внезапно я понял, что нисколько не удивлен, как будто мне сообщили что-то совершенно очевидное, то, что я ожидал услышать с самого начала.

Было самое начало двенадцатого. Я это хорошо помню, так как провел утро в ожидании, томясь от скуки за прилавком или занимая время делами, одно пустячнее другого. А что мне еще оставалось делать, кроме как пытаться отвлечься от тревоги, неотступно преследовавшей меня уже в течение целых двух дней?

Как обычно, я открыл магазин без нескольких минут десять, что было довольно рано для такого местечка, как Котре. Туристы, и так немногочисленные в это время года, сюда почти не поднимались.

В одном из своих романов – не спрашивайте меня, как он называется, я читал его очень давно – Грэм Грин написал: «У повести нет ни начала, ни конца; мы произвольно выбираем миг, из которого смотрим вперед или назад»[1]1
  Грин Г. Конец одного романа. Пер. Н. Л. Трауберг.


[Закрыть]. Эта фраза стала для меня некоей точкой отсчета, наложила свой отпечаток на все последующее. Без сомнения, я мог бы выбрать темой своего рассказа и что-нибудь другое, попытаться двинуться вверх по реке событий, которые и привели нас к этому.

Но некоторым образом моя истинная причастность к этой истории началась именно с произнесенных Камиллой трех слов: «Нашли его тело».

Котре – это коммуна в департаменте Верхние Пиренеи у самых ворот Национального парка. Затерянная в глубине заброшенной лощины, она представляет собой последний островок человеческой жизни по дороге к вершинам. Город, знаменитый своими водолечебницами и лыжным курортом, почти целиком расположен вдоль реки, наклонные берега которой окаймляют ряды лавочек с бесполезными сувенирами, товарами местного производства или специализированными магазинами для горного туризма. Эта бесконечная улица правым концом выходит на большую площадь с непременными ратушей, фонтаном и скамейками. На левой ее стороне, неподалеку от офиса туристской фирмы, вы увидите магазин, мимо которого просто невозможно пройти. Большими голубыми буквами на белом фоне выведено:

Венсан Нимье

Фотограф

Если любопытство побудит вас перешагнуть порог этой лавочки, вы нос к носу столкнетесь с мужчиной тридцати семи лет, скорее высоким, чем низкорослым, с очень темными волосами и карими глазами, которые вспыхивают зеленым, когда этому благоприятствует освещение. Он не так часто улыбается. Этот мужчина и есть я.

Вот уже три года, как я поселился в Котре. Должен вам сразу сказать: держать магазин – вовсе не то занятие, о котором я мечтал. Я охотно перепоручал все заботы своей молодой служащей, обладавшей врожденным талантом общаться с посетителями, чего при всем желании невозможно было сказать обо мне. Мне же гораздо приятнее было устраивать себе уединенные прогулки на природу с «Никоном» или «Лейкой» на ремне через плечо или проводить время в темной комнате, по старинке проявляя негативы. Я никогда не считал себя фотохудожником, самое лучшее – любителем, чье хобби слишком поздно стало профессией. Короче говоря, едва прибыв в Котре, я и открыл этот магазин после долгих лет заблуждений…

К моему немалому удивлению, предприятие довольно быстро встало на ноги и принесло мне все, что я до сих пор безуспешно разыскивал, – спокойствие и относительное уединение. Никто теперь не указывал, как мне поступать и что делать, не было никакого начальника, который стоял бы над душой, читая мораль и наставляя на путь истинный. Этого у меня уже имелось в достатке.

Но тем самым утром слова Камиллы вдребезги разбили всю гармонию, которую я так долго искал. Я с большим трудом поверил, что, говоря про «тело», которое нашли, она имеет в виду моего брата.

2

– Вот, возьми, тебе это пойдет на пользу.

Устроившись в протертом до самой основы кожаном кресле, я протянул Камилле чашку травяной настойки. Молодая женщина безропотно приняла ее, слишком утомленная, чтобы высказать хотя бы малейшее возражение. Сегодня Камилла много плакала, глаза ее распухли, поскольку она все время их вытирала. Но ее природная красота, которую я заметил с первой встречи, от этого ничего не потеряла.

Невысокого роста и хорошо сложенная, спортивная, Камилла принадлежала к числу тех активных натур, которые ни минуты не могут посидеть спокойно. Ее тонкое миловидное лицо обрамляли пепельного цвета волосы, остриженные до плеч. Ярко-голубые глаза, может быть, выглядели слишком большими в сочетании с носиком, который так и остался детским. Внешность Камиллы была далека от тех шаблонов, которые навязываются нам глянцевыми журналами, но она удержала бы ваше внимание с самого первого взгляда. Мой брат не остался бесчувственным к ее очарованию, и я очень быстро понял: он готов на все, чтобы разделить с нею жизнь.

Украдкой бросив взгляд на видеомагнитофон, я заметил, что его часы показывают 22.40. В Котре наступила холодная ночь. Этот вечер Камилла провела у меня. Для нас не было ничего естественнее, чем оставаться вместе в трудные минуты, поэтому она согласилась разделить со мной трапезу, к которой, правда, едва притронулась. Вот уже больше года я жил в этой квартире на втором[2]2
  Здесь и далее нумерация этажей указывается как в тексте, без учета того, что у французов первый этаж считается «нулевым».


[Закрыть] этаже большого шале, отделанного бледно-голубыми рейками. Возвышаясь на сотню метров в центре города, оно, тем не менее, обеспечивало своим обитателям относительное уединение.

На самом деле из всех обитателей там были только я, вечный холостяк, и хозяйка шале, мадам Борденав, занимающая первый этаж. В доме имелись три отделенных друг от друга квартиры. Мадам Борденав, которая на самом деле не нуждалась в деньгах, сдавала их под настроение. Можете не сомневаться, что она положила на меня глаз, так как для меня не составило труда снять весь этаж за весьма скромную сумму.

На несколько минут в комнате воцарилась глубокая тишина. Даже не знаю, чего я ждал, – теперь, когда самое худшее уже произошло. Я поднялся на ноги и взглянул в окно. Направо простиралась длинная площадь, сверкающая в темноте, будто змеиная чешуя.

Я повернулся к Камилле. Мне очень хотелось найти какие-нибудь утешительные слова, но я не смог выдавить из себя ни единого звука. Да и, честно говоря, что я мог сказать? Я и сам поверил в эту новость лишь через несколько часов после того, как услышал ее.

Раз уж я должен описывать эти события в бесстрастной газетной манере, сообщаю, что тело Рафаэля Нимье, исчезнувшего два дня назад, было найдено утром, в начале одиннадцатого, на каменистом мысе в часе с небольшим ходьбы от Котре. Совладелец магазина и бюро проката для любителей горнолыжного спорта, он сам был его большим поклонником. Частенько ему случалось отправляться на горные прогулки, которые длились целый день.

Рафаэль ушел во вторник на рассвете. Как сказала Камилла, сперва он хотел отправиться на короткую прогулку или на Камбаск – широкий холмистый луг, который пересекает речку Гав-де-Котре, или к Фрюитьер – самой лесистой части Национального парка. Теперь стало известно, что брат, скорее всего, дошел до старинных терм неподалеку от поселка, а затем направился по дороге, ведущей к перевалу Лисей. Он не вернулся к полудню, как собирался. Камиллу это заинтриговало, но не настолько, чтобы забеспокоиться: Рафаэль никогда не был образцом пунктуальности. Однако он не вернулся и днем. Его мобильник не отвечал, и недовольство уступило место самой неподдельной тревоге.

Конечно, Рафаэль великолепно знал гору и все те опасности, которым непременно подвергся бы здесь обычный турист. С другой стороны, время года было не особенно и суровым: почти всюду снег уже стаял, даже там, где он обычно держался до самого мая. Тем не менее от несчастных случаев никто не застрахован, даже самый опытный альпинист.

Вечером мы с Камиллой заявили в жандармерию, прекрасно понимая, что до завтрашнего утра там не смогут предпринять ничего серьезного. Нам пришлось предоставить фотографию моего брата и различные сведения о нем: гражданское состояние, особые приметы, описание одежды, которая была на нем, при каких обстоятельствах исчез. Камилла также ответила на несколько более личных вопросов. Нет, они с Рафаэлем не ссорились перед его уходом, у нее не было никаких особых причин, которые привели бы к тому, чтобы мой брат не вернулся к ней.

То обстоятельство, что Рафаэль был опытным туристом, обеспокоило жандарма. Когда проводник больше не подает признаков жизни, это скорее означает не то, что он забрался на какую-нибудь гору, где нет связи, а что с ним произошло нечто серьезное.

На следующее утро начались поиски. Патруль облетел на вертолете все места, где мог находиться мой брат перед тем, как исчезнуть. Безрезультатно. Для нас этот день стал сплошным бесконечным ожиданием. Но у Камиллы был не такой характер, чтобы смиренно ждать, даже не пытаясь ничего сделать. Она уговорила многих друзей отправиться пешком по дорогам, где обычно бывал Рафаэль. В этой экспедиции участвовал и я.

Фредерик, компаньон моего брата, вместе со знакомым проводником направился к плоскогорью Лисей. Камилла и я предпочли направиться по дороге к горному приюту на берегу озера – ближайшего к Котре. Двое других альпинистов отправились к Фрюитьер, докуда было не более часа быстрой ходьбы. И, наконец, еще один давний друг отправился по водопадам к мосту Пон-д’Эспань.

Мы вернулись ни с чем. Нигде никаких следов Рафаэля. Этот второй вечер, когда мы время от времени откровенно предавались панике, стал для нас гораздо тяжелее предыдущего. Ночью мы почти не спали.

На следующее утро я решил остаться в магазине и открыть его как обычно. Мне очень хотелось пойти со всеми остальными, но несколькими месяцами раньше я вывихнул колено в походе по горам. Эта проклятая травма имела обыкновение напоминать о себе всякий раз при особенно сильном или длительном напряжении.

Но около одиннадцати утра Камилла пришла ко мне в магазин и поведала горестную новость, которую мне было так трудно принять.

Тем же утром семья из Бордо, проводящая в Котре свой недельный отпуск, отправилась по дороге Поз, но не решилась дойти до Королевы Гортензии – разрушенной фермы, где когда-то останавливалась мать Наполеона III.

– Нет, мы уже поднялись и сейчас идем по дороге к перевалу Лисей.

Супружеская пара и двенадцатилетний ребенок должны были пройти добрых полтора часа, продвигаясь с крейсерской скоростью среди дубов и вязов, которыми сплошь зарос горный склон. Они проделали долгий путь по дороге, загроможденной камнями, скопившимися здесь из-за частых обвалов. Затем почти добрались до Тюрон-дез-Уль – каменистого мыса, который возвышается над всей равниной.

Но семья из Бордо не могла долго наслаждаться открывшимся перед ними восхитительным видом. Мальчик, который резвился среди скал и бегал между деревьями, нашел среди камней тело полуобнаженного мужчины.

И на это тело было не очень-то приятно смотреть.

Руки и ноги моего брата были стянуты мягкими наручниками, которыми пользуются в полиции и в армии. Наручники глубоко врезались ему в кожу. На трупе виднелись многочисленные следы пыток. Судебно-медицинский эксперт, спешно прибывший сюда, заметил кровоподтеки на различных частях тела от удара кулаком или тупым предметом. На теле и руках были найдены глубокие порезы, по всей вероятности, нанесенные охотничьим ножом. Сломано много ребер и плечевая кость. Имелись многочисленные следы удушения, как если бы кто-то упорно старался причинить как можно больше страданий, одновременно опасаясь, что жертва умрет слишком быстро. Синюшный цвет лица и множество мелких кровоизлияний окончательно убедили эксперта, что жертва была задушена. Полоса на шее послужила окончательным доказательством этой версии.

Рафаэль был сильным спортивным мужчиной в прекрасной физической форме. И очевидно, что он яростно сопротивлялся, но нападавший, должно быть, сумел каким-то образом быстро его обездвижить. И потом уже начал беспрепятственно мучить, творя все ужасающие деяния, следы которых теперь обнаружились на теле моего брата. Вряд ли широкоплечего Рафаэля можно было принять за кого-то другого. Это окончательно убедило меня, что брат не оказался случайной жертвой. Кто-то специально выследил именно его. Это не являлось и местью, так как, судя по всему, от Рафаэля хотели что-то узнать.

Тело сразу же отправили в судебно-медицинский институт, чтобы совершить все необходимые судебные процедуры. Но мы уже знали самое главное: мой брат был насмерть замучен и в самом его исчезновении скрывалась какая-то тайна, не известная никому из нас.

Прокуратура Тарба начала предварительное следствие по делу об убийстве. Как только тело было опознано, жандармы больше часа допрашивали нас. Я машинально отвечал на их вопросы, зная, что первые часы расследования имеют особое значение и что я могу, сам того не осознавая, предоставить важнейшие сведения.

С самого начала следователи показали себя полнейшими пессимистами. В противоположность тому, что чаще всего думают о подобных делах – убийствах с особой жестокостью, – такие улики, как отпечатки пальцев или следы ДНК, встречаются крайне редко. И даже в том случае, когда они хорошо различимы, таким образом можно расследовать лишь одно преступление из десяти, и это еще в том случае, если удается определить подозреваемых. С другой стороны, теперь все наводило на мысль, что смерть моего брата явилась следствием сведения счетов. Здесь процент раскрываемости преступлений считался одним из самых низких. Можно было также рассчитывать, хоть это и маловероятно, на прямых свидетелей, видевших, кто последовал за Рафаэлем в горы.

Следовательно, главная надежда состояла в «диалоговом» размере дела. Жандармы собирались как можно лучше узнать погибшего и его ближайшее окружение – расспросить всех живущих по соседству, коллег по работе, чтобы постараться понять, кто мог бы иметь на него зуб и почему. Но прошлое Рафаэля, стань оно объектом изучения полицейских, скорее всего, разочаровало бы их.

Мой брат не был ангелом, я говорю это даже с некоторой нежностью. С чего бы мне что-то скрывать? Не в моих привычках превозносить кого-либо только потому, что этого человека больше нет. Смерть не делает нас лучше. Мой брат вел беспорядочный образ жизни. Он был замешан во многих темных делишках и нарывался на неприятности с правосудием. Ничего особенно серьезного, но в то же время не так уж и безобидно. Уже в школе Рафаэль был одним из тех, кто не позволяет наступать себе на ноги, и никогда не избегал драки. С некоторым злорадством он даже сам искал себе врагов.

Ему было четырнадцать, когда его в первый раз вызвали в полицию: он участвовал в коллективной драке, которая скверно закончилась. Один из подростков получил легкое ножевое ранение, и Рафаэлю присудили общественные работы, какое-то количество часов. Теперь я вспоминаю – как я мог об этом забыть? – о том жалком бегстве после ссоры с родителями. Он исчез ненадолго: полиция заметила подростка, бродившего по улицам ночью. Тогда ему было всего лишь пятнадцать; уже взрослый во всем, что касается прав и обязанностей. Он ввязывался во всякие сомнительные предприятия – впрочем, довольно жалкие, в том числе и продажу наркотиков. Затем он в конце концов остепенился. Во всяком случае, я верил, что так оно и было, но его смерть породила во мне вполне обоснованные сомнения.

– Кто мог сотворить такое? – прошептала Камилла, будто обращаясь сама к себе.

Этот самый вопрос неотступно преследовал меня с тех пор, как обнаружили тело. Если б Рафаэль погиб из-за обычного несчастного случая в горах – тех, что случаются десятками каждый год, – можно было бы обвинять судьбу или уж не знаю, какой закон, установленный небом, утешать себя словами, что такое было написано ему на роду и следует безропотно принять эту смерть. И прочие избитые фразы, которые, по всеобщему утверждению, помогают «скорбеть».

– Думаешь, кто-то мог до такой степени рассердиться на него?

– Как ты думаешь, что это могло быть: личная месть или сведение счетов?

Камилла пожала плечами в знак того, что не имеет об этом ни малейшего понятия.

– Послушай, Винсент, я, как и ты, знаю, кем был Рафаэль. Он мне все рассказал о своем прошлом. Я в курсе его давнишних проделок.

Я и не знал, что он говорил с нею о грехах молодости. При жизни брата я думал, что его история с Камиллой – лишь мимолетное увлечение. Теперь я понимал, что она значила для него гораздо больше.

– Он мог оказаться замешанным в каком-нибудь мошенничестве, – снова заговорила Камилла. – Даже не знаю, в каком: история с наркотиками, деньги…

– Нет, Рафаэль был совсем не такой. Здесь, с тобою, он нашел истинное равновесие в жизни. С чего бы ему рисковать своим благополучием? У него было все, чего он хотел, он был счастлив. Это одна из немногих вещей, в которых я точно уверен.

Судя по всему, мои слова успокоили Камиллу. Она тут же опустила глаза, будто устыдившись того, что сомневалась в своем возлюбленном.

– Но что же в таком случае произошло? Это… зверство не могло быть случайным!

– Жандармы склоняются к версии сведения счетов, но они не исключают возможности, что на него мог напасть сумасшедший…

– Сумасшедший? Ты действительно в это веришь? – спросила Камилла с большим сомнением в голосе.

– Все возможно. Во всяком случае, мне известно, что они собираются выяснить, кто недавно вышел из тюрьмы и не было ли у Рафаэля разногласий с кем-нибудь из этой среды. Это обычная процедура.

– Они ничего не найдут, – уверенно заявила девушка.

Я молчаливо разделил ее мнение. Взяв сигарету из пачки «Мальборо», валяющейся на низком стеклянном столике, зажег маленький бумажный цилиндрик и сделал глубокую затяжку, от которой в голове у меня помутилось. Если я когда-нибудь и брошу курить, то уж точно не сегодня. Я протянул пачку Камилле, которая отрицательно покачала головой.

– У меня горло слишком болит, – пояснила она. – И к тому же заложен нос оттого, что я плакала.

Я улыбнулся ей. В придачу к красным глазам у Камиллы покраснел еще и нос. Я мысленно сказал себе, что единственный позитивный момент этой ситуации состоит в том, что ни она, ни я не одиноки в этом тяжелом испытании.

– Меня ноги больше не держат, и в то же время я уверена, что ночью не смогу сомкнуть глаз, – уверенно заявила Камилла.

– Ты должна по крайней мере попробовать хоть немного поспать. На ночь ты остаешься здесь?

Последняя фраза прозвучала скорее не как вопрос, а как утверждение.

– Может быть, но я не хотела бы тебя беспокоить.

– Займешь голубую комнату, – объявил я, чтобы закончить этот разговор.

Она не возражала. С самого начала вечера я прекрасно понимал, что у нее не осталось сил, чтобы вернуться к себе и одной провести ночь в квартире, которую делила с ныне покойным мужчиной.

С той самой минуты, как я узнал о кончине своего брата, и особенно об ужасающих обстоятельствах, которые сопутствовали этому, меня не покидала уверенность: я не должен оставаться в стороне, ждать, пока завершится полицейское расследование. Убили человека, который больше всего значил для меня в жизни. Я должен сделать все, чтобы больше не томиться в неведении. Негодяй, который подверг Рафаэля мучениям и обрек его на смерть, не должен выйти сухим из воды.

Взяв чистые простыни из шкафа, стоящего в коридоре у входа, я пошел в голубую комнату, чтобы постелить кровать.

– Я вполне могу поспать и на диване, – сказала Камилла, направляясь следом за мной.

В ответ я лишь с деланым недовольством покачал головой. Камилла помогла мне постелить простыню.

– Мы ведь не будем сидеть сложа руки, правда, Винсент?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Кто-то разозлился на Рафаэля, и мы должны понять почему.

На мгновение я застыл, даже не зная, что следует на такое ответить. Убедить девушку отказаться от этой мысли или, напротив, признаться, что пришел к тем же выводам, что и она?

Но Камилла не дала мне времени выбрать, сразу добавив:

– Ты поможешь мне, Винсент? Скажи, что поможешь мне обнаружить правду.

– Обещаю, – ответил я почти против своей воли. Слова будто сами вылетели у меня изо рта, безо всякого моего участия.

Девушка улыбнулась в первый раз за день, и эта улыбка осветила ее лицо.

Камилла хотела, чтобы я помог ей провести расследование. Она не знала лишь одного – и я не собирался посвящать ее в это. Я был почти что уверен: мой брат никогда с ней об этом не говорил.

Даже я сам уже давно забыл, что в предыдущей жизни был полицейским.

3

Средь бела дня они уехали – одна и другая. Две самые важные женщины в моей жизни.

Что произошло у них в голове? Что их подтолкнуло к этому решению? Долгое время я считал, что в их сознании произошла какая-то внутренняя революция, нечто вроде неудержимого водоворота. Желание все поменять, просто начать жить. Затем, по прошествии времени, я понял, что достаточно чего-то незначительного, пустячного, чтобы повернуть их. Но я не люблю слово «повернуть». Можно подумать, что речь идет о какой-нибудь грубой выходке, безумии или о чем-то неподвластном разуму. Или, может быть, речь идет о повороте в их сознании. Они поняли, что им нужно уйти, что они не могут больше так продолжать. Сегодня я некоторым образом признаю их правоту.

Конечно, я не прав, помещая матушку и Марион в одну корзинку. У них не было ничего общего, и кто-нибудь мог бы мне возразить, что ушли они также совершенно по-разному. Долгое время я даже не думал их сравнивать между собой. Но в конце концов понял, что их поступки были не так уж далеки друг от друга.

Однажды я вдруг осознал, что матушка никогда не видела Марион. Однако когда я ее встретил, матушка была жива. Три года, у них было целых три года, чтобы научиться ладить друг с другом. Но события приняли другой оборот, и это единственное, о чем я жалею.

Если мой отец и бил мою мать, то не без причины: если тебя каждый день заставляют жить в аду, такое вполне допустимо. Но отец вовсе не был тираном. Даже напротив: он был мужчиной такого типа, который так и не смог сделать мою матушку счастливой. Впрочем, счастье не являлось для него чем-то важным. Он вел однообразную жизнь, никогда не пытаясь заглянуть дальше кончика собственного носа. Мы с братом долго сердились на него, но в конце концов я понял, что он ничего не делал нарочно. Просто не умел вести себя по-другому, даже зная, что однажды жена его за это оставит.

Собственно, я понимаю, что мы меньше сердились на отца в тоскливые бесцветные годы нашей юности. Мы выросли в Дуэ, в Па-де-Кале. Прозрачные годы, годы-хамелеоны, которые протекли на лоне холодной северной природы. Мне вспоминаются бесконечный канал Де-ля-Скарп, деливший город надвое, утки и лебеди, казалось, умиравшие от тоски, Дворец правосудия, фасад которого, сложенный из розового кирпича, трепеща, отражался в спокойной воде. Мне вспоминаются окружавшие город плоские угрюмые пейзажи, бесконечные поля, казалось, сплошь засыпанные пеплом, оживляемые лишь несколькими одинокими деревьями виды природы, которые тянулись, куда только хватал взгляд. Я снова вижу старые поселки горняков, грязные заводские корпуса, видневшиеся на фоне отливающего всеми цветами неба, способного за несколько минут измениться от ясной погоды к дождю, домики-близнецы, выстроившиеся вдоль на удивление прямых дорог.