Текст книги "Стратегии злых гениев"

Екатерина Медичи (Екатерина Мария Ромула Медичи)

Могильный червь из итальянской гробницы.

Историк Жюль Мешле

(13 апреля 1519 года – 5 января 1589 года)

Королева Франции, мать троих королей Франции и символ женской деструктивной природы

Екатерина Медичи, итальянка на французском троне, являет собой четко и колоритно выраженное преломление женских деструктивных качеств, пожалуй, сходных для многих известных в истории женщин, но проявленных в течение жизни более рельефно и безальтернативно. Многие из исследователей ее эпохи считают эту женщину «кровожадной интриганкой» и убийцей, другие уверены, что «черная королева» и «мадам гадюка» лишь дитя своего времени, что ее взрастило окружение и поставило перед необходимостью совершать отвратительные поступки или подталкивать к ним окружающих. Говорят, она отличалась от остальных влиятельных женщин лишь большей решимостью двигаться к своим целям, в том числе причиняя боль, неся разрушения и смерть. В этом смысле присутствие портрета средневековой фурии не является представлением «самого деструктивного образа», скорее одного из таких образов, формирование которого произошло под влиянием сходных факторов, в похожих условиях и под давлением подобных обстоятельств. Действительно, в образе Екатерины Медичи многое может быть интерпретировано как вынужденный ответ на развивающуюся длительное время внутреннюю напряженность в ее окружении. Как у многих обычных женщин, мотивация большинства поступков Екатерины Медичи является своеобразной производной стремления добиться любви и обезопасить свое положение. Или компенсировать невозможность любить и быть любимой. Но так же верно и то, что в натуре французской королевы присутствовали и достаточно выраженные склонности к садизму и мести, ненависть не только к тем, кто становился для нее преградой, но и просто к посторонним людям, стоящим на более низкой социальной ступени, но вызывающим разрушительную, подобно штормовому морю, зависть. Сцены избиения придворных, в том числе собственноручно, являются не чем иным, как красочной проекцией борьбы с теми, до кого она уже была не в состоянии дотянуться, сражением с призраками и одновременно «выпусканием пара» из переполненного негативной энергией естества.

Образ Екатерины Медичи, как нам кажется, более всего интересен самым вопиющим противоречием, какое только может быть свойственно человеку: почти абсолютной духовной пустотой и едва ли не полностью искусственно вытравленной способностью любить на фоне внешнего великолепия, блистательных достижений и мнимого величия. Именно эта опасность незаметно и с жестокой неотвратимостью подстерегает женщину XXI века, уничтожая ориентиры и сметая вехи на пути развития личности. Как бы фантастически это ни выглядело, но деструктивные проявления в современном мире являются не чем иным, как проросшими вредными семенами, разбросанными в ходе развития цивилизации роковыми личностями, о жестокости и бесчеловечности которых продолжают говорить из поколения в поколение.

Как и у подавляющего большинства людей, причины многих проблем Екатерины Медичи следует искать в ее детстве. Но условия, в которых появилась и росла девочка из рода флорентийских герцогов, оказались поистине теплицей для взращивания монстров.

Екатерина родилась в доме богатого наследника правящего дома Флоренции, что должно было бы предопределить и беззаботную жизнь на вершине социальной пирамиды средневекового общества, и верную прописку на скрижалях Истории. Однако, как это нередко случается, завораживающая роскошь, высокое и благородное происхождение вкупе с крепкими стенами замков не только не спасли представительницу именитого рода от несчастий, но в значительной степени предопределили их. Итак, она родилась в доме Медичи, на который не то высшая сила, не то отраженная энергия их неблагочестивой деятельности опустила разящий меч судьбы. Словно от руки невидимого небесного снайпера, твердо державшего на прицеле молодую семью, от роковых болезней по очереди пали родители Екатерины Медичи, уйдя из жизни чуть ли не сразу после того, как она появилась на свет. Тяжелая болезнь едва не увлекла и саму Екатерину в могилу вслед за ними, но воля к жизни взяла верх, и она выжила себе на горе.

Ее растили не как дитя, требующее ласки, постоянной любви, нежных взглядов матери и трепетных прикосновений отца, а как дорогой росток, необходимый для решения важных политических задач сильных мира сего. Какое-то время малышку перебрасывали из дома в дом, как мячик. Вначале она жила у бабушки, затем у тетки, наконец, когда ей исполнилось четыре года, при папе Клименте VII (который тоже был из рода Медичи), девочка очутилась в блистательном палаццо Медичи. Организовав надлежащий уход за осиротевшей крошкой, ее могущественные родичи, сменяющие друг друга на иллюзорных вершинах власти, всякий раз возвращались к более захватывающему занятию – плетению завораживающих политических интриг.

За этим несуразным делом их и заставала смерть. Все это в целом хоть и отражалось на быте малютки Екатерины, однако мало влияло на обстановку, в которой она росла.

Покровители заботились лишь о ее здоровье да настойчиво приучали к холодному великолепию дворцов и раболепию прислуги. В мире большой политики, где женщина была нужна только для скрепления союзов и произведения на свет наследников, до ее внутреннего мира и личного счастья никому не было дела; само существование ее на вершине властной пирамиды и выполнение возложенных обществом функций отождествлялись со счастьем. А сила патриархата с постоянным подавлением личности женщины являлась тем предохранителем, который нейтрализовал волю немногих властных представительниц прекрасного пола.

Не вызывает сомнения, что при папе Клименте VII Екатерина начала осознавать себя важной персоной. Правда, эти ощущения всегда имели горько-кислый привкус одиночества и жгучей боли брошенного ребенка. Кажется, она никогда не чувствовала себя счастливой и любимой, скорее – возвышенной обстоятельствами, но глубоко уязвленной сиротой. Росла и ее настороженность, ведь у нее всегда были на слуху политические новости и их интерпретация. Сиротство и принадлежность к именитой фамилии, внушение со стороны взрослых, что она находится под неусыпным надзором многих могущественных, и не всегда дружелюбных, людей, рано сделали ее самостоятельной, твердой и даже суровой. Хотя Екатерина пребывала в кругу женщин, доброжелательных и спокойных в отношениях с ней, она привыкла оглядываться на мужчин: от них зависела ее судьба и их поступки волновали ее больше всего. И если от окружающих женщин девочка перенимала манеры, то черты характера она старательно копировала с мужских «портретов». Изворотливость, терпение и актерское мастерство женщин рода Медичи сплелись у нее с мужской непреклонностью и жесткой логикой. Никто ничего не подсказывал ей, но сиротство сделало ее чуткой к окружающему миру, достаточно суровому по отношению к ней, но зато воспитывавшему стойкость в людях. С детства она пребывала в готовности совершить поступок, и это являлось отображением как внутрисемейной, так и политической обстановки. Но ее детство все же оказалось раем по сравнению с тем, что ждало ее впереди.

Падение Климента VII совпало с восьмилетием Екатерины, которая вынуждена была сполна испытать на себе результаты политического низвержения родственника. Волею неблагосклонной судьбы маленькая Медичи оказалась заложницей озверевших противников папы и должна была ответить за все претензии, скопившиеся в отношении рода некогда возвысившихся купцов. Поскольку мужчинам удалось выскользнуть из рук восставших, Екатерину новые властители Флоренции заточили в монастырь, где ей пришлось пробыть три мучительных года. Это был, пожалуй, наиболее важный период для формирования у Екатерины представления об окружающем мире и своем месте в нем. Не всякий взрослый способен пережить заключение без тяжелых последствий для своего мировоззрения, а на хрупкую психику ребенка это наложило неизгладимый отпечаток. Тут стоит добавить, что она сменила три монастыря, каждый из последующих предоставлял несколько лучшие условия существования. Первый этап заключения в монастыре Св. Лючии, который, как говорили, «более всего напоминал тюрьму», оказался ужасной психической травмой для девочки, уже привыкшей к королевским покоям. Она ощутила себя щепкой, которая при рубке леса попала в непроглядный мрак вечного болота. Забывшись в сумраке холодной кельи, девочка плохо понимала, что происходит за толстыми каменными стенами, но смутно чувствовала угрозу со стороны хищного внешнего мира. Ее тревожность и внутренняя напряженность непрестанно возрастали. С одной стороны, она ощущала неимоверное давление стен и тяжелых сводов, с трудом дышала удушливым воздухом несвободы и запретов. С другой – ее пугал непредсказуемый внешний мир, повлиять на который она никак не могла. Ее печаль и безысходность не вызывали отклика у умиротворенных и тихих женщин, пытавшихся молитвой придать смысл своему существованию.

Но Екатерина, сама того не подозревая, оставалась весьма ценной разменной монетой для азартных игроков политической сцены. Сам король Франции Франциск I, ее дальний родич по матери (Мадлен де ла Тур д’Оверни происходила из королевского дома Бурбонов) неустанно следил за этим ростком, ведь скоропостижная смерть Лоренцо Медичи во многом спутала карты в оформлении союза между алчущими возвышения французским двором и Папой Римским. По просьбе посла Франции через полгода, казалось бы, покинутую судьбой девочку перевели в монастырь с менее суровыми условиями. Существование в удушливой атмосфере несвободы надломило маленькую душу, и эта глубокая рана после тяжелого заживления сделала Екатерину впоследствии ожесточенной, жаждущей мщения и чужой боли. Девочка, внешне привлекательная и спокойная, внутри уже превратилась в загнанного и ожесточившегося зверька, которого условия жизни и обстоятельства заставили выстраивать стратегию обороны. Придя в мир, она вместо любви столкнулась с агрессией, и вполне естественно, что эта агрессия вызвала ответную реакцию. Но стоит подчеркнуть существенную деталь: она не могла, не имела возможности выплеснуть свою враждебность тотчас, ей необходимо было затаиться на долгие годы, терпеливо молчать и улыбаться, продолжая накапливать агрессию к миру, чтобы потом обрушиться на него с неистовой силой долго созревающего урагана.

Биографы свидетельствуют, что малютка была больна чумой, когда ее приняли в новое, такое же жалкое, но полное дружелюбия и даже нежности пристанище. Вряд ли это полностью соответствовало действительности, но зато дает представление не просто о духовном смятении ребенка, а о глубокой подавленности и безрадостности ее бытия в этот период. Она была брошена всеми, и конечно же ее детская психика воспринимала происходящее как суровую и незаслуженную кару. В новой обители ее, как увядающее растение, попытались оживить лаской и напоить живой водой общения. «Герцогинюшка пробыла у нас три года. И была она добра несказанно и отличалась изысканностью речи, ведь ее растили две женщины», – этот важный штрих к портрету Екатерины Медичи сохранила история. Именно тут на подрастающую девочку попытались надеть унылую рубашку смирения. Снова разрыв между действительностью и представлениями о ней превратился в пропасть: если раньше ее готовили к лучезарной жизни повелительницы, то теперь ей внушали великую женскую философию скорбного терпения. Но ее последующая жизнь показала, что эта трехлетняя попытка умиротворить и успокоить ее лишь загнала глубоко внутрь натуры Екатерины бушующие страсти и желания человека, рожденного и воспитанного для того, чтобы быть королевой.

Еще один важный нюанс этого периода состоял в том, что девочку почти не навещали. Брошенная, до поры до времени забытая и никому не нужная, она в период созревания личности прозябала в полном одиночестве. Ее мир стал миром представлений и грез, и девочка могла жить лишь несбыточными мечтами, сетуя на несправедливость судьбы. Пока она вела тихую и печальную жизнь в глубине островка забвения, ушла из жизни ее последняя надежда – тетка, занимавшаяся до падения клана Медичи ее воспитанием. Казалось, отныне ни одна живая душа не позаботится о ней и не вспомнит о ее существовании. Но затворница напрасно так думала, потому что девочки из влиятельных семей часто были необходимы политикам, ведущим свою беспринципную борьбу за вечно манящую власть и расширение сфер влияния.

Несомненно, роковым эпизодом монастырского затворничества стал эпизод осады Флоренции кланом Медичи; в жизни Екатерины он оказался коротким затмением, но превратился в темное пятно жутких воспоминаний. Во время осады, сопровождавшейся, как водится, дикой бойней, выбросом энергии насилия и агрессии, защищавшиеся, которых паника, голод и эпидемия чумы превратили в загнанных в угол диких зверей, вспомнили о юной представительнице ненавистной семьи. Одиннадцатилетняя девочка отчаянно сопротивлялась, она даже сумела отрезать себе волосы и надеть монашескую одежду, но, конечно, ей было не под силу противостоять напору вооруженных мужчин. Кто-то предложил использовать малышку в качестве своеобразного щита, поставив ее на крепостной стене под непрерывный огонь пушек… Это безумное предложение по отношению к ребенку все же было отвергнуто, но заменено другим – было решено отдать маленькую Екатерину солдатам, чтобы «те позабавились с наследницей великого рода». Хотя последний пассаж, описанный многими биографами, представляется сомнительным, психическая травма девочки, без преувеличения, не прошла бесследно и отразилась на всей ее дальнейшей жизни, обратив из просто забитого зверька в демона, жаждущего и ждущего своего отмщения. Что бы там ни произошло на самом деле, несмотря на туманность описанных историками событий, глумление, психическое или физическое, надолго заставило девочку испытывать шок, с которым настойчиво боролся папа Климент VII, взявший ее под свою опеку. «Она не могла забыть дурного обращения, от которого пострадала, и только об этом и могла говорить», – вспоминает один из очевидцев тех событий.

Следующий период жизни для самой Екатерины ознаменовал новое превращение: из забитого ребенка – пленницы мрачных монастырских келий – в сиятельную особу, желанную невесту для любого европейского принца. Климент VII очень сильно старался, облекая имя подрастающей девочки в заманчивый флер искусно сфабрикованных легенд. Для взрослеющей Екатерины придумали образ прекрасной затворницы, проводящей время в молитвах и подготовке к священной миссии – осчастливить своего избранника. Усилиями папы и короля Франции Франциска I такой избранник скоро нашелся, и молодая Медичи стала французской принцессой. Этот брак должен был скрепить дружбу Рима и Парижа. Свидетели событий того времени находили девушку привлекательной, отмечая, впрочем, что ей не хватало «нежности и теплоты», а еще в папском дворце, где дед Климент VII готовил ее к выгодному брачному союзу, наблюдатели «отмечали во взгляде [Екатерины] острый, болезненный ум и металлический холод». Новая взрослая жизнь четырнадцатилетней Екатерины началась после ее переезда в Лувр, где ее ждали нелегкие годы борьбы. В это время она представляла собой юное расцветающее создание (у которого внутри был стальной стержень), жаждущее любви и ласки. Она, пожалуй, еще могла бы стать верной спутницей незаурядного мужчины, который мог бы излечить любовью ее израненную душу, не знавшую доселе ни нежной материнской любви, ни подлинной привязанности, ни, тем более, неистовой страсти. Но этому не суждено было случиться.

Поэтому ее впечатлительная, погруженная в мир собственных чувств натура, очевидно, под воздействием бесконечных переживаний, тревог и раздумий приобрела редкую способность предсказывать. Особенно страшными ее пророчества были тогда, когда касались гибели тех или иных близких людей, но было ли это странным Божьим даром, следствием бессознательной реакции разума или результатом увлечения черной магией, сказать доподлинно невозможно. История располагает лишь фактами, что, уже будучи королевой, она предсказала смерть своего мужа и еще кончину многих других людей, которых она увидела во сне.

Путешествие в хаосе дворцов и королевских приемов по сумме переживаний принесло, пожалуй, еще даже больше травм для души, чем наполненное вечными страхами детство. Мужчина, которому она намеревалась отдать свое сердце, был одержим другой женщиной, бредя ее именем и практически открыто демонстрируя пламенную любовь и фантастическую преданность ей. И Екатерина Медичи, твердая и холодная, как кристалл, не могла противопоставить могущественной любовнице Генриха II Диане де Пуатье ничего, кроме смиренного терпения и скрежетания зубами в пустой постели, которую супруг посещал лишь тогда, когда об этом заботилась его предусмотрительная любовница.

Жизнь молодой Екатерины, и без того безрадостную, усугубили еще два неотвратимых удара судьбы. Во-первых, меньше чем через год после пышного бракосочетания скончался ее влиятельный дед Климент VII, что неожиданно сделало некогда богатую невесту бесприданницей. Такое унизительное положение при французском дворе было угнетающим, как нависшая над головой каменная глыба, которая вот-вот сорвется. Теперь ее едва ли не открыто оскорбляли, ею пренебрегали, словно она была гадким утенком, обманом и ловкими ухищрениями проникшим в стаю величественных лебедей. Во-вторых, она, как ни старалась, не могла зачать ребенка, что являлось основой брака и доказательством ее женской состоятельности. Некоторые источники отмечают, будто бы это Генрих был подвержен какому-то недугу, не позволяющему ему иметь детей. Не стоит гадать, так ли это было на самом деле, ибо камнепад упреков все равно оказался направленным на Екатерину: именно в ней видели причину несостоятельности семьи. Тем более что, как сообщает в своем увлекательном повествовании Леони Фрида, через четыре года их совместной жизни Генрих вдруг сумел зачать ребенка на стороне – с девушкой из низкого сословия, сестрой конюха. Если эта история правдива, то положение Екатерины Медичи при французском дворе стало угрожающим. Ей пришлось долгое время находиться в двусмысленном положении, а поскольку слишком многие настаивали на разводе, лишь ее самозабвенная женская игра исправила ситуацию.

Юная Медичи сделала верную ставку – она ловкими, не без актерского таланта, истериками обворожила своего свекра, стареющего короля Франциска. Она старалась для короля, как могла, мелькая перед ним с комплиментами, вымученными улыбками и реверансами. По меньшей мере, ей удалось в его лице найти защитника и на время решить проблему своего пребывания при дворе, а паузу молодая женщина использовала для поиска новых возможностей, которыми можно было бы привлечь собственного мужа. В действительности борьба за внимание Генриха являлась уже не сражением за любовь, а отчаянным спасением своего положения в мире, который с самого рождения казался неприветливым, щетинистым и слишком жестоким. Ее внутренняя тревога все возрастала, не находя в течение целого ряда лет никакого выхода, беспокойство, отчужденность и озлобленность скапливались в сердце, заполняли душу, проникали в каждую клеточку мозга. Она совершала поступки, граничащие с безумием. Так, во дворце шептались, что она велела просверлить отверстие в полу, чтобы понаблюдать за любовной игрой своего мужа и ненавистной Дианы, которая к тому же была на добрых два десятка лет старше принца. Но то, что она увидела, оказалось еще большей травмой для неискушенной молодой женщины.

Кажется, супруг, погрязший в любовных утехах на стороне и едва ли интересующийся властью, оставил своей бедной жене лишь одно развлечение – дворцовые интриги, что помогало входить во вкус управления государством. Не зря она повсюду носила с собой томик «Государя» Макиавелли, написанный теоретиком манипуляций специально для семьи Медичи. Тщательно изучала она и историю Франции (хотя писать по-французски без ошибок не умела до конца жизни), а однажды, уже будучи королевой, произнесла любовнице своего мужа фразу, ставшую исторической. На вопрос, что она читает, Екатерина заметила, что это история Франции, в которой она с удивлением обнаружила, что «во все времена шлюхи управляли делами королей». Разумеется, две женщины в тот момент были наедине. Без любви, одинокая, холодная и занятая постоянно своими мыслями, женщина уже вынашивала планы мести.

Она начала с того, кто стоял на пути к власти ее мужа Генриха. А это был дофин, старший сын короля, который должен был унаследовать корону. Этот молодой человек, полный духовных сил и обладавший недюжинной смекалкой, был гораздо смышленее ее незадачливого мужа в государственных делах и политике и к тому же обладал завидным здоровьем. При таком раскладе, рассудила Екатерина, ей придется еще долго прозябать на третьих ролях в ожидании отставки стареющей Дианы. И ведь нет никаких гарантий, что Генрих вернется к ней. Стоит упомянуть, что итальянцы всегда испытывали неподдельный интерес и даже некое подобие страсти к ядам. Саму Италию тех времен нередко называли «лабораторией ядов» и «академией человекоубийства». Что касается Екатерины, то ее личный парфюмер мэтр Ренэ наводил ужас на Париж. Хотя, конечно, страшный лик «черной королевы» явился миру много позже, а тогда, будучи на волоске от падения в бездну, женщина действовала с предельной осторожностью, достигая задуманного через третьи руки.

Ее причастность к ранней смерти молодого Франциска не доказана, но слишком многие авторы упоминают странную внезапную смерть Франциска-младшего в связи с реализацией ее, Медичи, интересов при дворе. Французский двор оцепенел, когда разгоряченный игрой наследник престола, попросив слугу принести стакан холодной воды, залпом выпил ее и упал мертвым. Те же немногие, кто сначала заподозрил молодую Екатерину – это задумчивое и несколько меланхоличное дитя, тут же отбросили свои мысли при виде того, как искренне, словно в поисках поддержки, король обнял свою невестку на глазах у всех. До поры затаившаяся, но теперь вступившая в большую политическую игру женщина могла праздновать первую победу – она стала супругой наследника. Еще один потенциальный претендент на корону, младший сын короля Карл, сам освободил дорогу, когда безрассудно посетил дом, в котором царствовала чума. Этот самонадеянный юноша не верил, что смерть может угрожать принцу крови, но он жестоко ошибся, пав жертвой беспощадной болезни, то и дело свирепствовавшей в средневековой Европе.

Прошло совсем немного времени, и король, «весь прогнивший внутри» – по всей видимости он болел гонореей или даже сифилисом, – оставил этот мир, вверив скипетр Генриху. Любопытно, но статус королевы не усилил позиций Екатерины. Более того, не чувствующий ответственности за свои «монаршие поступки», легкомысленный

Генрих практически открыто возвысил Диану, сделав положение фаворитки более прочным и могущественным, чем первой дамы королевства. Екатерина была унижена. Ее стесняло и удручало такое, казалось бы, безвыходное положение. Она превратилась в тень любовницы своего мужа и, несмотря на снедающие ее терзания, терпеливо сносила свою незавидную роль. Ее психика, и без того ущемленная, в течение нескольких лет оказалась вывернутой наизнанку, а затем и необратимо разрушенной.

Лишь пару раз ей удалось привлечь внимание своего супруга, но не как женщине, а как верной подруге, отличающейся благоразумием и совсем неженской предусмотрительностью. Оставляя столицу по делам войны, Генрих дважды назначал свою жену регентшей, то есть временно вверял ей высшую власть в государстве. Хотя эта власть была серьезно ограничена, она в глазах двора не осталась незамеченной – это было выражение высокого доверия, оно вызвало интерес к королеве-политику у некоторых серьезных игроков у подножия трона. Например, у клана Гизов, которые считали себя претендентами на более высокие роли в государстве и, соответственно, способными оттеснить Бурбонов, официальных наследников короны после семейства Валуа. Екатерина Медичи постепенно втягивалась в сложную политическую игру.

Наконец случилось чудо: после десятилетнего периода бесплодия королева Медичи забеременела. Затем дети пошли один за другим, радуя и короля, и Диану, которая безраздельно владела Генрихом, ведь периоды вынашивания потомства абсолютно выводили Екатерину из любовного треугольника. Но любовница повелевала даже в детской, чем доводила королеву до сумасшествия. А все еще влюбленный в стареющую даму король приказывал ваять Диану в мраморе, отливать из серебра, писать ее многочисленные портреты. Страсти накалялись много лет: Екатерина, закусив до крови губу, терпеливо ждала своего часа. Позже она писала, что очень любила своего мужа, однако в это трудно поверить. Столько раз отвергнутая и оскорбленная, никогда никем не любимая и никогда никого не любившая, она давно уже имела другую страсть – к власти. Ей было еще не так много лет, а она уже бесповоротно разуверилась в людях, ее чувства притупились, даже своих детей она, похоже, подсознательно рассматривала как товар, оплату своего будущего. Этот мужчина-король, ветреный и влюбленный в другую, растоптал в ней самую возможность любить, и единственным, что ее связывало с Генрихом, была власть. «Если первые десять лет Екатерина провела в страхе и страданиях, то вторые десять – в муках физических», – таково заключение российских исследователей Ю. Лубченкова и В. Романова. Кажется, оно вполне отражает происходившее с итальянкой при французском дворе.

Чья-то скорбь, как и чье-то пьянящее беззаботное счастье, не могут длиться бесконечно, все заканчивается внезапно. Так произошло и с королем Генрихом, вздумавшим лично принять участие в рыцарском турнире. Несмотря на то что окружающие просили монарха не делать того, что придает королям либо величие, либо комичность (кроме того, по статусу король не должен был принимать участия в поединках), он с неотвратимым упрямством шел навстречу своей гибели. Во время схватки с молодым графом Монтгомери от удара копье короля сломалось, расщепившись на множество острых, как шипы, осколков; один из них волею рока влетел в глазное отверстие шлема, смертельно ранив монарха. На десятый день он скончался после мучительной агонии от абсцесса и кровоизлияния в мозг. Екатерина Медичи неожиданно стала королевой-матерью, обладающей всей полнотой власти при своем шестнадцатилетнем первенце Франциске II.

Она не стала мстить своей бывшей сопернице Диане де Пуатье, но вовсе не из благородства или побуждений совести. Екатерине удаление Дианы от двора нравилось еще больше, ведь после стольких лет пребывания на верхнем этаже социальной пирамиды, после упоительного властвования и обладания первым мужчиной королевства эта престарелая дама теперь должна была прозябать в пустоте своих замков, уже никому не нужная и не вызывающая трепетной радости. Впрочем, один из этих замков, жемчужину архитектуры, Екатерина Медичи все же отобрала. Замок Шенонсо, без сомнения, был шедевром зодчества, но еще больше – символом величия его обладателя, потому-то королева и совершила акт возмездия, прикрыв его хитроумным трюком обмена на один из своих замков. В целом свою месть Диане Екатерина рассчитала точно: она обрекла бывшую фаворитку на медленное угасание и невыносимые муки одиночества, ибо мало было желающих нажить себе врага в лице действующей королевы, явившись с опрометчивым визитом к опальной женщине. Через несколько лет былая красавица тихо скончалась почти в полном забвении; даже гигантское состояние не облегчило участи Дианы, ощущавшей себя всеми забытой и вынужденной умирать в темнице с золотыми решетками. Екатерина Медичи в душе ликовала: она искусно и нетривиально наказала обидчицу, не опустившись до мелкой мести, памятуя, что последнее – это признак слабости. Она же настроилась стать настоящей королевой, великой властительницей, способной на акты возмездия, отвечающие ее положению.

Юный король, как это часто бывает, оказался абсолютно не готовым к исполнению своей роли, и потому облачившаяся в траур Екатерина без колебаний решила взять все в королевстве под свой неусыпный контроль. С этого времени для мадам королевы начинается совершенно новая эпоха. Из женщины-затворницы, уязвленной невниманием мужа и связанным с этим тихим пренебрежением двора, она превращается в демона власти, который с каждым днем все более возвышается над своим королевством. Конечно, на деле все происходило не так просто. Кланы Гизов, Бурбонов и растущее влияние протестантов оказывали на нее сильное давление, заставляя совершенствовать и актерское мастерство, и методы воздействия на окружающих. Влияли на деятельность королевы и внешние игроки, прежде всего Рим и Мадрид. Но Екатерина Медичи слишком много пережила в юности и в молодые годы, и эта суровая жизненная закалка заставляла ее не останавливаться ни перед чем. Внутренний мир этой женщины чаще всего оказывался непостижимым для галантных мужчин-современников. Она была готова и способна преступить любые границы, пожертвовать чем угодно ради достижения власти. Пройдет еще несколько лет после смерти мужа, и Екатерина Медичи станет той неприступной крепостью, осада которой окажется не по зубам самым смелым игрокам на политическом поприще.

Нельзя, впрочем, сказать, что королева просто ждала этого часа. Как это обычно случается, изменение ее восприятия окружающего мира происходило постепенно, по мере обретения признаков реальной власти и величия, что также может считаться косвенным стимулом достижения не только независимости в Лувре, но и доминирующего положения, когда можно не только повелевать, но и осуществлять те фантазии, которые будоражат воспаленное сознание. Действительно, сексуально абсолютно раскованный французский двор открывал множество соблазнов, и Екатерина мужественно противостояла им, когда ее положение было шатким, как натянутый канат под ногами у циркового канатоходца. Демонстрация чувств слишком долгое время была для жены дофина, а потом и короля рискованной, а любой опрометчивый шаг мог оказаться роковым, суля пожизненное заточение, а то и смерть. Но, став королевой, она все же вкусила запретного плода, по меньшей мере однажды. Эта история важна, чтобы понять, насколько изменилась ее система ценностей, насколько вырос цинизм и умение использовать окружение. Еще при жизни короля Генриха Екатерина приблизила к себе одного из представителей правящей династии Валуа Франсуа Вандома, сделав его своим доверенным лицом. Оказалось, что Вандом обладает многими положительными качествами и может способствовать не только усилению позиций Екатерины при дворе, но и быть отличным любовником. Многие исследователи эпохи сходятся на том, что интимная близость королевы, начавшей отсчитывать пятый десяток лет, и Вандома, слывшего гордым и независимым человеком, возникла после смерти короля Генриха. Скорее всего, так оно и было, потому что Екатерина Медичи, слишком уязвимая при жизни мужа, вряд ли стала бы рисковать из-за романтических переживаний. Зато после двух десятилетий терпеливого и сдержанного поведения она наконец смогла на короткое время полностью отдаться страсти. Если бы эта женщина могла хотя бы в постели оставаться только женщиной, никто бы из людей того развращенного времени не обратил бы внимания на мимолетный роман королевы. Но она уже приобрела демонические черты, и реально разделявшие с нею власть Гизы неустанно следили за каждым шагом первой дамы. И правильно делали, потому что в промежутке между любовными играми Екатерина вместе с покоренным ею Вандомом уже разрабатывала детальный план изменения формата власти, в результате чего Гизы канули бы в небытие, а она приобрела бы всю полноту власти. Прознав об этом, могущественный клан вынудил королеву-мать подписать приказ о заточении Вандома в Бастилию, свалив подготовку заговора на беднягу. Впрочем, через несколько месяцев узника выпустили, и он в тот же день… умер, сраженный неизвестным ядом. Не стоит гадать, чьих рук это было дело, ведь оно касалось репутации королевы, а сам скомпрометированный Вандом уже не имел политических перспектив. Этот маленький эпизод из жизни далеко не святой королевы свидетельствует о многом: после смерти мужа она уже обрела достаточную политическую силу, чтобы вести собственную игру в мужском мире, и она продемонстрировала окружающим, что не остановится ни перед чем и ни перед кем. Вскоре она докажет, что человеческие жизни и судьбы, даже близких людей, ничто в сравнении с ее целями.