Текст книги "27 000 лет втроем. Секс и власть в каменном веке"

Табу

это то, что нельзя, даже если все забыли почему

– Ари! Помоги, я больше не могу! – услышал юноша будто сквозь сон.

– Тиа, – простонал он, – я иду…

Внезапно юноша получил удар по щеке и сразу открыл глаза.

– Ёррме! Куда ты идешь?! Помоги мне, я больше не могу тебя тащить!

Ари очнулся и задвигал ногами, пытаясь грести. Последние несколько минут, пока он был не в себе, девушка пыталась доплыть до берега одной рукой, другой она из последних сил тянула Ари за собой.

Внезапно у берега их подхватил водоворот. Они могли бы подбодрить друг друга словами «держись», «не сдавайся» и прочей белибердой из нашего времени, но люди в каменном веке не нуждались в такой чепухе. У них даже навряд ли были сформированы слова на этот счет. Они просто боролись за существование.

– Ари! – девушку утянуло вниз, и она, сделав несколько глотков воды, погрузилась под воду.

Он хотел крикнуть, но кричать было некогда. Поднырнув под нее, каким-то нечеловеческим, животным усилием он вытолкнул ее наверх, а сам от этого опустился еще ниже.

Задыхаясь, Тиа из последних сил отчаянно погребла к берегу.

– Где ты? – хрипло произнесла она, оглянувшись назад. Юноши нигде не было. И без того насквозь промокшие глаза покрылись пеленой. Ноги начало сводить от холода.

Внезапно Ари, как пробка, выскочил между ней и уже близким берегом.

– На берег! Туда! – прокричал он.

С большим трудом протиснувшись сквозь затопленный кустарник, тяжело скользя по сырой глине пологого берега, молодые люди выбрались наконец на ровную поверхность и упали без сил друг на друга.

Только через несколько минут он понял, что лежит на ее голой груди. Кажется, она поняла это раньше, но почему-то не подавала вида.

Они учащенно дышали, невольно прижимая друг друга и радуясь, что еще одна схватка со смертью закончилась победой. Жизнь продолжалась.

Она первой пришла в себя, приподняла руками его голову и посмотрела в глаза.

Он потянулся к ней лицом, в желании коснуться кончика носа своим носом.

– Нет! – внезапно Тиа вскочила и бросилась в чащу леса.

– Тиа! – юноша помчался за ней.

Через несколько минут бега она, обессиленная водой, споткнулась и упала.

Чувствуя его приближение, Тиа подползла к дереву и прижалась к нему спиной. Ари остановился рядом и осторожно приблизился к ее лицу. Она торопливо заговорила:

– Нам нельзя соединять тела, Ари. Ты знаешь, что нам нельзя! Если кто-то узнает, то…

Он молча смотрел на нее, не в силах придвинуться к ней. Но и отстраниться от нее он также не мог. Они молчали. Горячее дыхание обжигало возбужденные губы.

Рядом послышалось рычание. Они медленно повернули головы и увидели морду белой волчицы. На ее зубах была кровь, а рядом валялась тушка какого-то зверька, наполовину съеденного.

– Это знак, Ари, – прошептала она.

– Это волк, Тиа. Медленно отходим назад, – прошептал он.

Они сделали несколько шагов, не отрываясь взглядом от глаз огромной волчицы. Ари плавно перевел руку назад. «Айя», – порадовался он мысленно, нож на месте. Он медленно вытащил его из чехла.

Вопреки их ожиданиям, волчица бросила свою добычу и шла за ними. Рычание нарастало. Они прошли уже десяток шагов, но она все шла и шла следом.

– Мы уходим, – поклонился ей Ари и сделал еще несколько шагов, – нам не нужна твоя добыча, мы уходим!

Волчица зарычала еще громче. Ари остановил девушку одной рукой, а вторую, с кремниевым ножом, выставил вперед.

– Подожди. Что-то не так. Она… она охраняет не добычу.

Юноша медленно осмотрелся по сторонам, не упуская из виду саму волчицу. Ничего.

И тут прямо за их спиной послышалось пискливое рычание.

– Волчата, – прошептала Тиа, обернувшись. Он обернулся всего на секунду, чтобы убедиться в том, что они напоролись на самое важное место для волчицы – на ее логово с детьми. И в этот момент зверь бросился в атаку, защищая свое потомство.

– Ари! – крикнула девушка.

Юноша обернулся с быстротой молнии. Хвала духам, его нож был выставлен вперед.

Волчица бросилась на грудь Ари, пытаясь ухватить его за горло. Нож оказался между ними и проткнул ее грудь. Она взвизгнула и упала на землю. Но тут же, с ножом в груди, поднялась и, подчиняясь инстинкту, прыгнула снова.

Ари выставил вперед руки и со всей силы схватил ее за горло. Она отчаянно рычала и вырывалась. Человек и волчица покатились по траве. Не будь этого первого ранения ножом, шансов удержать ее было мало. Но она уже теряла силы и задыхалась.

Ари почувствовал ее слабость, уложил на спину и, быстро выдернув из ее груди нож, стал наносить удары в шею. Один за одним. До тех пор, пока ее дыхание не остановилось.

Он тяжело выдохнул и закрыл глаза на секунду. Затем открыл их и медленно, с большим уважением положил руки на холку зверю. Девушка подсела к нему рядом и сделала то же самое.

– Прости нас, сестра, что мы забрали твое тело, – медленно произнес юноша, – мы чтим твою силу и надеемся, что ты поделишься ею с нами. Пусть твой дух вернется к нам в новом теле.

Они помолчали.

Из логова волчицы послышалось скуление. Маленький мокрый нос высунулся наружу и тут же исчез.

– Что скажет племя? – беспокойно спросила Тиа.

Юноша молчал.

Он привязал лапы волчицы к ветке, которую нашел неподалеку, и посмотрел на девушку. Ее голая грудь притягивала его словно веревкой. Тиа видела, куда направлен его взгляд.

– Дай мне свою куртку, – тихо сказала она.

Юноша протянул ей свою одежду, она выхватила ее и быстро натянула на себя.

– Это был знак, Ари. Это был знак…

– Пошли, – ответил он, не найдя других слов.

Они положили палку на плечи, и кровавая туша белой волчицы безжизненно повисла между ними, словно немое напоминание. Маленькая мордочка волчонка высунулась из норы. Он чувствовал, что мать удаляется навсегда.

Жалобно проскулив, волчонок не выдержал и бросился следом.

Они шли уже долгое время и несколько раз останавливались передохнуть. Каждый раз волчонок, поскуливая, все ближе подходил к ним. Они смотрели на него, смотрели друг на друга и молчали. Говорить не хотелось.

У становища Ари решил все-таки отогнать его прочь и бросил в него палкой. Волчонок исчез в кустах.

Они подошли к редкому забору, состоящему из костей и бивней мамонтов, тарпанов, туров и других крупных животных.

Три десятка мужчин, женщин и детей занимались хозяйством – кто-то выделывал шкуры, кто-то откалывал наконечники для копий, кто-то вялил мясо. Увидев Ари без куртки, которая была надета на девушке, люди замолчали. Затем перевели внимание на белую волчицу и одновременно остановили свои дела, застыв словно камни. Полнейшая тишина воцарилась на становище. Ари и Тиа боязливо переглянулись.

Первым пришел в себя Дор, главный охотник племени. Он был самым сильным и рослым в этом племени. Даже по палеолитическим меркам его рост был высоким – больше 185 сантиметров. Мало кто знает, но люди стали уменьшаться в размерах только с распространением сельского хозяйства последние десять тысяч лет. Приматы стали топтаться на полях, скудно и однообразно питаясь. Лишь последнее столетие обозначило для нас обратную тенденцию.

Но то было другое время – время великанов. Время мамонтов, носорогов и больших людей.

Дор не любил много болтать. Он решительно выступил вперед и, величественно подняв правую руку, спросил:

– Зачем убили белую волчицу?

Ари знал, что он формально еще даже не охотник, потому медлил с ответом. Действительно, гораздо безопаснее было ответить девушке. Тиа посмотрела на Ари, плавно обвела взглядом все племя и медленно ответила, чеканя каждое слово.

– Мы не хотели убивать волчицу. Мы спасались от носорога и встретили ее. Мы просили не трогать нас и отступали. Она прыгнула прямо на нож Ари. Она сама прыгнула на нож Ари. Это было так.

Люди молчали. Все это выглядело очень грозно – неподвижное молчание двадцати взрослых людей с оружием. Но их молчание не было злобой, они просто не знали, что делать. Никто и никогда не убивал белого волка в их племени, потому что это был их тотем. Это было племя Белого Волка. Каждый из них знал это с рождения, и сейчас они просто лишились чего-то очень важного. Как будто увидели смерть бога.

Постепенно люди начали приходить в себя, переглядываться и шептаться:

– Надо спросить Оки.

– Да, пусть Оки скажет!

– Оки должен знать, что делать…

Один из подростков побежал в центральную хижину. Все спокойно ждали. До появления тайм-менеджмента было еще двадцать семь тысяч лет, поэтому никто никуда не спешил.

Из хижины медленно вышел старик. Он опирался на толстую палку – в глаза бросалась тяжелая хромота. Ему было уже больше пятидесяти зим, и все уважали его возраст – не каждому дано жить так долго. И не каждый жил так достойно, как Оки.

Он подошел вплотную к волчице и дотронулся до ее открытых ран. Затем медленно перевел вопросительный взгляд на молодых людей.

– Если бы я не убил ее, она убила бы нас, – тихо сказал Ари.

Оки глубоко вздохнул. Все люди смотрели на него и ждали. Он поднял руку, испачканную кровью, и провел пальцем черту на лбу юноши. Затем он поднял свою палку и показал в сторону леса. Сердце юноши дрогнуло: быть изгнанным из племени – это почти то же самое, что умереть.

– Отнесите ее туда. Мне нужно побыть с ее духом.

Молодые люди быстро отнесли волчицу на двадцать метров от лагеря, поближе к перелеску. Затем они сразу же удалились на расстояние, надеясь на милость духов. Оставшись с ней один на один, Оки положил на волчицу руки и закрыл глаза.

Он не знал, как беседовать с духами. Он не умел погружаться в мир предков. Его мать умела, но она давно умерла. А вот Оки не умел и точно знал это.

Но также старик знал и то, что его племени нужен ответ. Он не мог оставить людей без ответа. Он не мог сорвать злость племени на Ари и Тиа – слишком ценным был здоровый взрослый человек для племени. Пожалуй, люди сдуру, от слепого страха, могли бы наказать их. Даже смертью.

Но Оки был мудр – а это всего лишь волчица. Однако ему нужно хорошо подумать и найти для людей ответ. Он ждал знака. Он надеялся, что предки пошлют ему знак.

Внезапно старик услышал что-то совсем рядом и открыл глаза. Рядом с ним сидел волчонок и, поскуливая, лизал раны своей матери. Старик улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он куда-то в сторону.

Оки протянул руку к волчонку, тот начал лизать ее – от руки старика пахло мясом. Таким же вкусным мясом, которое волчица не донесла сегодня утром до логова.

Оки вытащил из-за пояса тонкую полоску вяленой оленины и протянул волчонку. Тот быстро проглотил ее почти целиком. Старик достал все, что у него было, и отдал волчонку.

Люди в становище снова привстали – Оки идет обратно и что-то держит в руках. Какие новости несет мудрый Оки?

Старик вошел в лагерь и громко торжественно произнес:

– Белая волчица по-прежнему любит нас. Она отдала нам свое тело и послала дочь, чтобы мы не забывали о ней. Она всегда будет с нами. Айя!

– Айя! – громогласно воскликнули разом люди. Они были счастливы, что месть духов им не угрожает. Вот за что они любили Оки – он всегда мог объяснить любую проблему.

Старик облегченно выдохнул – племени понравилась эта версия. Он положил волчонка в руки Тиа и мягко коснулся рукой ее щеки.

– Береги ее, Тиа. Тогда она будет беречь тебя.

Девушку качнуло в сторону от тяжести – волчонок был уже приличных размеров. Странно, что старик, казалось, нес его так легко, несмотря на хромую ногу.

Впрочем, всем было известно – Оки до сих пор жив не потому, что о нем заботятся, а потому, что он когда-то был таким же сильным, как сегодня Дор. Когда Оки проходил посвящение во взрослую жизнь, у него не было ровесников и пришлось драться с великим медведем Барром один на один. И вот Оки стоит сейчас здесь, а от того Барра остались лишь клыки на богатом ожерелье старика. Настолько богатом, что не видно, на что нанизаны зубы его добычи, не видно ни малейшего кусочка тесемки.

Но сегодня его жизнь на закате, в нем совсем нет жажды охотника, а его единственной добычей стала рыба в Красной реке.

Оки пошел обратно в хижину заниматься своими крючками, а молодые люди направились в другую хижину, где обычно ночевали. Кроме них там регулярно спали около восьми человек. Точнее сказать было трудно, не только потому, что иногда с охоты кто-то не возвращался, но еще и потому, что семейных пар никто не заводил.

Воинствующие моралисты могли бы сейчас заявить, что это общество было диким и аморальным. Но если вдуматься в смысл существования современной семьи – все встанет на свои места. Современные пары образуют семью для стабильных сексуальных отношений и социализации рождающихся детей. Трудно растить новых людей в одиночку.

Но в верхнем палеолите человек не жил один. Он жил в своем племени, и все племя было его семьей. Человек отдавал все, что имел, в общее пользование, и племя отвечало ему тем же. И если смотреть на историю с точки зрения морали, с позиции теории постепенной деградации – да, мы деградируем. Примерно последние двенадцать тысяч лет. Семья уже не та – ее размеры все меньше.

Тиа зашла в хижину. Ари отстал от нее на несколько шагов. На самом пороге что-то большое и мохнатое сбило его с ног и повалило на спину. Существо рычало и хрипело. Ари тут же пришел в себя и ударил с размаху рукой по туше. Шкура слетела в сторону, и перед ним показалось идиотское лицо его друга Ули.

Вообще, лицо было весьма симпатичным для мужчины, но Ари, разумеется, так не считал. Ули засмеялся во все горло:

– Так ты намерен драться с великим Барром?

Ари, скрипя зубами, попытался вылезти из-под своего друга, но Ули крепко держал его, хохоча как дурак.

– Ну давай же, – продолжал издеваться Ули, – покажи, что ты будешь полезен мне, когда мы вытащим зверя из его берлоги!

Ули был крупнее, но ловкостью Ари мог поспорить с любым из их племени. Он внезапно извернулся, оказался за спиной друга и повалил его на землю. Теперь уже смеялся и Ари.

– А как тебе такое, глупый ты носорог?

Внезапно Ари получил по затылку той шкурой, в которой выскочил Ули. Женщина строго кричала:

– А ну перестали! Гиены вы ненасытные!

Ари остановил свой глупый смех.

– Мам, за что? – возмутился Ари, почесывая затылок, – он прыгнул на меня! Ай!

Ари не успел договорить, как получил еще одну материнскую оплеуху. Смех Ули стал еще громче.

– Ой! – Ули тоже получил свой удар и вскочил на ноги.

– Я все утро выделывала эту шкуру, чтобы вы ее тут же испортили! – негодовала женщина.

– Мы охотники, мы тренируемся! – возразил Ули, но к женщине не подходил, справедливо опасаясь еще одного подзатыльника.

– Станете охотниками после новой луны, когда найдете и убьете Барра. Может тогда у вас наконец прибавится ума, а у нас прибавится шкур! А пока не смейте ничего портить!

Женщина еще раз замахнулась на них и пошла прочь. Они отпрянули и, весело переговариваясь, исчезли в хижине.

Она остановилась у костра и осторожно посмотрела на Оки, вышедшего из своей хижины на поднявшийся шум. Затем обернулась, удостоверившись, что мальчишки ушли.

– Ты уверен, что они готовы, Оки?

Старик выдержал паузу, вспоминая всех своих сверстников, которые уже лежали в земле. Погибшие при инициации, на охоте, при родах, от укусов змей, съеденных грибов и неизвестных болезней. Трагедия одного человека, как это ни странно, бесценный опыт для племени. Каждое наше малейшее знание о жизни – это чья-то смерть. Что можно есть, а что нет. На кого следует нападать, а на кого нет.

Но так или иначе, все когда-то лягут в землю, из которой вырастет трава, которую съест бизон, который будет убит человеком, который ляжет в землю. Но тот, кто сидит в хижине и боится, в любом случае пройдет тот же путь.

– Да, Лоя, – наконец ответил старик, – их время пришло.

Наскальная живопись кроманьонцев.

Пещера Шове, Франция

Около 30 000 лет.

Старая легенда

о новых людях

Языки пламени плясали на бесстрашных лицах людей. Все племя уже долго сидело у костра, в котором догорали кости волчицы. Каждый уже попробовал ее мяса, но не для сытости, а для того чтобы получить частичку ее силы.

Красивая белая волчья шкура с головой уже была торжественно поднята над становищем на длинном шесте.

Волчонок сидел за спиной людей, боясь подходить к костру. Ему дали еды, но еще не дали имени. Пока это еще не пришло никому в голову.

Ночь накрыла маленькое племя своим темным покрывалом и возбудила их воображение. Все смотрели в костер с неясным желанием понять. Понять, что же они должны понять. То самое чувство, которое унаследовали и мы.

Голос Оки звучал спокойно, но, создавая внутри головы каждого видения, обладал огромной силой. Люди смотрели историю внутри своей головы. Людям это нравилось.

– Тогда еще человек ходил по земле, собирая лишь ее зеленые плоды, словно двуногий Моа. Но боялся всех человек. А никто из зверей не боялся человека, все над ним смеялись, и для многих человек был пищей. Нечем было защищаться человеку. Он смотрел на Льва и видел большие острые клыки. Он смотрел на Тура и видел большие острые рога. Он смотрел на Моа и видел огромные острые бивни. И задумался человек, почему у меня нет бивня? Почему я должен всех бояться? Даже у кабана есть клыки, а у меня нет ничего! Тогда заточил человек копье, подошел к кабану и спросил, почему кабан не боится его? И смеялся кабан над человеком и не обращал на человека внимания. Тогда воткнул он в кабана свое копье. И умер кабан, оставив свое мясо человеку и его детям. Это понравилось человеку, – Оки замолчал на секунду.

Люди с нетерпением ждали продолжения. Дети плотней прижались к матерям. Мужчины рефлекторно играли мышцами на своих сильных руках. Оки продолжил:

– Тогда подошел человек ко льву, воткнул в него копье, съел, а затем надел его шкуру. Шкура была теплой. Это понравилось человеку. И так ходил человек и убивал каждого, кто над ним смеялся. «Кто еще не боится меня?» – наконец спросил человек. И была вокруг тишина. Лишь только гордый Моа ходил и даже не слышал со своей высоты маленького человека. Смотрел Моа сверху на человека и лишь громко смеялся. Тогда воткнул свое копье человек снизу в сердце Моа! И упал Моа. И наконец услышал Моа человека перед самой смертью. И стал человек сильнее всех на земле. И понравилось это ему. И не с кем стало ему сражаться – всех он уже победил. Никто больше не смеялся над человеком.

Мужчины слегка улыбнулись и почувствовали, как будто даже увеличились в размерах. Хорошо говорит Оки. Красиво говорит старейший. А Оки продолжал:

– Тогда пришел человек в свою хижину и спросил у своих детей, кто не боится его? А дети прыгали и смеялись, как обычно это делают. Обидел их смех человека. И тогда убил человек своих детей и вышел из хижины.

Дети боязливо поежились. Мужчины крепко сжали зубы и почувствовали, как будто уменьшились в размерах. А Оки продолжал:

– Огляделся тогда вокруг себя человек и снова спросил громко, «Кто еще не боится меня? Кто смеется надо мной?». Но некому было уже отвечать – всех убил человек. И тогда засмеялся человек громко. А эхо разносило среди гор его смех. И услышал свой собственный смех человек. И обиделся сам на себя человек. И проткнул свою грудь человек копьем и упал в пропасть.

Дети закрыли глаза от испуга. Мужчины зачесали свои бороды в раздумьях. Женщины глубоко вздохнули.

Языки пламени плясали на бесстрашных, совсем недавно, лицах.

Ночь

и тяжелые камни воспоминаний

Хижину наполняло многообразие звуков. Дети мирно сопели, мужчины грозно храпели. Несколько пар соединяли свои тела.

Ари не мог уснуть – недалеко от себя он слышал томные вздохи и стоны. Он был возбужден и подавлен. Юноша с трудом переводил дыхание, ни на секунду не отпуская мысли, что Тиа лежит совсем рядом с ним. Совсем рядом, но почему-то очень далеко. Он смотрел на ее плечи, мягко отражающие лунный свет, скользящий сквозь отверстие в крыше. Стоны за его спиной нарастали.

Тиа лежала с открытыми глазами, пытаясь перестать думать о том, что он смотрит на нее. А он точно на нее смотрит. Она не видела этого, но знала наверняка. Сердце бешено колотилось от того, что она наблюдала внутри своей головы – сегодня днем они были так близко. Совсем рядом, но почему-то очень далеко.

Стоны в хижине перешли в голос.

Ари зажмурился и заскрипел зубами от отчаяния. Почему ему так плохо?

Женский голос зазвенел от оргазма.

Ари выскочил из хижины и перевел тяжелое дыхание.

Он сел у костра, не в силах сдержать свои эмоции. В руки попался лежащий у костра прутик. Хаотичные движения перешли в начертания на земле. Юноша не ставил никакой цели, просто интуитивно водил палкой по грунту, освещаемому большим костром. Он рисовал, не думая о том, что рисует, и ему становилось легче. Ему стало так спокойно, что обычно чуткий слух не уловил приближения кого-то со спины.

– Голодный год? – тихо спросил Оки, показывая на рисунок.

Ари посмотрел в глаза старику, не понимая вопроса. Оки указал на землю. Только тут юноше пришло в голову, что он нарисовал женщину. Такую, какую привык видеть – легкую и стройную как лань.

Оки присел рядом. Некоторое время они сидели молча в тишине ночи – старик, мучимый бессонницей, и юноша, мучимый страстью. Старый охотник видел, что с Ари что-то не так. Оки протянул ему кусок мяса, но тот отказался. Старик замечал это и прежде и все время удивлялся – странным охотником будет этот юноша. Охотник, предпочитающий грибы мясу. Но сейчас он захотел поговорить о другом.

– Давным-давно, когда я был ребенком, – Оки говорил медленно, с трудом поднимая воспоминания, словно тяжелые камни, – вдоль Красной реки постоянно двигались стада Моа. Людям нравилось охотиться на Моа – день охоты, месяц отдыха. Люди ели так много мяса, что сами стали обрастать мясом. Мужчины стали тяжелыми и дышали очень громко. Женщины стали такими круглыми, как Моа, и нарожали много детей. Так выглядела женщина, которая не испытывала голода и нужды.

Оки взял палочку и нарисовал крупное женское тело на земле. Он не придал значения чертам лица, но особо старательно вывел огромные груди и полные бедра.

– Мясо было везде, кости покрыли всю землю на становище, и люди думали, что так будет всегда. Но люди часто ошибаются, и в этот раз они ошиблись снова… вдруг Моа исчез.

Ари, продолжающий бесцельно водить палкой по земле, остановился и посмотрел на Оки с интересом. Старик продолжил, и теперь камни его воспоминаний стали еще тяжелее.

– Духи увидели нашу жадность и лишили нас добычи. Моа перестал появляться у Красной реки. Мы искали его следы повсюду, но не нашли. Он пропал. Тогда люди стали охотиться на зверей поменьше, но они уже разучились быстро бегать и тихо двигаться. Мужчины стали умирать от голода, женщины снова стали худыми как прежде. Дети недоедали и умирали от странных болезней. А тех, что рождались, матери убивали, зная, что им не выжить. Немногие пережили ту зиму.

Ветка, которую держал в руках Оки, надломилась. Этот звук вернул старика из бездны своих воспоминаний.

– Моа вернулся через много лет. Но их стало гораздо меньше. С тех пор мы ходим на великую охоту только осенью. Да. Лишь осенью.

Он снова замолчал. Ари внимательно смотрел на его рисунок – огромное, пышное женское тело приковало его внимание.

Блики огня от факела игриво бегали по стенам пещеры. Они выхватывали из темноты многочисленные образы нарисованных животных и снова отпускали. Он двигался вперед по сталактитовым коридорам, ощущая сакральную дрожь. Вокруг скакали стада тарпанов, готовились к прыжку львы без гривы, свирепо дышали огромные шерстистые носороги. Воображение превращало расписанные охрой стены в процесс величайшей охоты, и тысячи копыт и рогов закручивались в едином вихре непостижимых чудес мироздания.

Впереди вокруг священного алтаря мелькают фигуры людей. Такие знакомые и такие далекие. Древний танец манит и завораживает. В бешеном исступлении они наращивают скорость движений. Ари подходит ближе и видит между людьми каменный постамент с черепом великого Барра.

Что ждут люди от гигантского медведя? Чего добиваются от его мертвой головы? Слышится грозное рычание. Неужели зверь ожил от ритуального танца?

Нет, это где-то вдали пещеры. Рык приближается. Уже слышно грозное дыхание чудовища.

– Остановитесь! Он идет сюда! Стойте! – кричит Ари, но выкрашенные красной охрой люди продолжают свой бешеный танец. Вокруг валяются каменные плошки с остатком грибного отвара. Они не слышат. Они не хотят слышать. И не могут.

– Он рядом! Стойте!

Поздно. Барр уже здесь. Огромный древний медведь, разбуженный диким танцем. Одни не успели ничего понять, будучи мгновенно разорваны в клочья. Другие застыли в священным ужасе галлюциногенного удовольствия. Третьи потеряли ориентацию в пространстве, когда потухли факелы. Пещера наполнилась криком и ужасом. Стены дрожали от воплей, пока сталактиты плакали над участью несчастных.

Ари проснулся от собственного крика. Давно он уже не видел этот сон.

Венера Швабская, 35 000 – 40 000 лет.

Холе-Фельс, Германия. Древнейшая из известных палеолитических венер. Сделана из бивня шерстистого мамонта. Отверстие в месте головы дает право сделать вывод, что статуэтка использовалась как кулон.