Текст книги "Форс-ажурные обстоятельства"

Валентина Андреева
Форс-ажурные обстоятельства

Часть первая. СВАДЕБНЫЙ МАРАФОН

1

Я хорошо помню суетность этого дня: пятница, тринадцатое сентября. Скорый поезд, на который мне любыми путями следовало успеть до 15.05, должен был увезти нас с Наташкой, с позволения сказать, «в свадебное путешествие». С Ленинградского вокзала Москвы прямо в столицу Финляндии Хельсинки.

Еще пару месяцев назад никому и в голову не приходило, чем обернется поездка Лешика в длительную загранкомандировку. Обернулась она свадьбой. Для Лешика с невестой Оленькой – счастливым, заранее спланированным мероприятием, для родных и друзей просто внеплановым счастливым мероприятием, а для нас с Наташкой – стихийным бедствием с последующим «свадебным путешествием». Как выяснилось позднее, все были очень довольны организацией торжественного события, но никто не удосужился сказать нам «спасибо». И тому было весомое оправдание, подразумевалось, что деятельная суматоха отвлекла нас от жизненной рутины и одновременно уберегла от авантюрных выходок. Как бы не так! И кто бы знал, к чему все это приведет!

В середине лета Лешик, прилетев в Москву, привез из Дании самое лучшее, что успел там отыскать за полтора года загранкомандировки – коллегу по работе и будущую подругу жизни Оленьку, родом из Санкт-Петербурга. Половины дня ребятам вполне хватило на то, чтобы подать в ЗАГС заявку о регистрации брака и приобрести туристические путевки на поездку по странам Скандинавии. Правда, весьма оригинальную – только в один конец. Загруженность на работе не дозволяла жениху и невесте разгуляться по полной программе, а разгуляться хотелось. Вот и решили вернуться в Копенгаген не прямым рейсом авиакомпании, а окольными путями, через Финляндию и Швецию. Весь фокус заключался в том, что о своих намерениях ребятки никому из нас не сообщили. Ну Наташке – понятное дело: до момента бракосочетания сына она ухитрилась бы поставить на уши столицу нашей Родины, а заодно и Копенгаген, страдая от постоянной непродуманности какой-нибудь мелочи. Но мне-то эту тайну можно было доверить. Я стойко мучилась бы в одиночку. Оленька всем понравилась. Несмотря на то что при первой встрече не прошла Наташкино тестирование, в чем прослеживалась прямая вина Лешика. Во-первых, оба свалились родительнице на голову скоропостижно, без предварительного уведомления. Тогда как Наталье для осмысления факта прибытия сына с девицей требовалось время. Хотя бы сутки, в течение которых она могла бы, не торопясь, пройти все необходимые стадии: удивление, испуг, критику недостатков подруги сына, независимо от их наличия или отсутствия, затем основанное на выявленных недостатках раздражение и, как следствие, жалость к себе, а заодно и бедняжке девочке. За то, что такая уж она уродилась. Во-вторых, представляя Ольгу матери, Лешик неудачно пошутил. В тот момент, когда мамочка, терроризируемая настырными трелями звонка, не очень приветливо открыла дверь. Да еще с потусторонними (с обратной стороны двери) вопросами, «какой придурок приклеился к кнопке» и «почему его угораздило заявиться именно в тот момент, когда у нее прорвался пакет с мукой». Между прочим, прямо над путавшейся под ногами собакой, с испугу рванувшей отряхиваться в комнату. Предполагалось, что от такого приветствия нежданный гость, если сразу и не развеется по ветру, сквозившему от приоткрытого окна на лестничной клетке, то, по крайней мере, почувствует сильный приступ угрызений совести.

Привыкший не обращать внимания на оригинальные материнские выпады, Лешик в целях достижения наибольшего эффекта от неожиданности своего появления спрятался за дверь. В результате Наташкиному взору предстала насмерть перепуганная хорошенькая шате-ночка, напрочь забывшая то, что не обделена даром речи.

Наталья слегка озадачилась. На «придурка» несчастное существо не тянуло. Сопровождая жесты своих белых от муки рук нетрадиционным переводом, подруга попыталась выяснить, каким ветром, откуда, а главное, по какой причине девицу занесло непосредственно к ней.

Несмотря на устрашающие Наташкины пассы, Оленька, возможно, и нашла бы в себе силы развязать язык, но тут из-за двери выскочил Лешик:

– Привет, ма! Мы на минуточку! – И, не обращая внимания на рассыпавшуюся мелкой мучной пылью родительницу, облапил ее, оторвав от любимых тапок и линолеума коридора. Следом, не дав ей опомниться, представил девицу: – Знакомься, это моя Оленька. Ты ее не пытай своими иезуитскими вопросами. Она у меня глухонемая и забитая, из очень далекой провинции.

Шутка Лешика удалась. Девушка окончательно раздружилась с языком и только виновато улыбалась, чувствуя свою ущербность и не зная, как себя вести дальше.

Наташка нашла в себе силы изобразить радость. Только слишком мучительную. Жестом пригласила избранницу сына войти в квартиру, где за закрытой дверью комнаты бесновалась почуявшая Лешика Денька, и, пропустив девушку вперед, бескомпромиссно и громогласно заявила сыну:

– Похоже, ты и сам глухонемой. Умственно. Поэтому и откопал такое чудо. Только в очень далекой провинции оно и могло явиться миру. Но заметил и оценил его именно ты. Вылитый отец! Всегда смотрите исключительно не туда, куда надо. Надеюсь, это увлечение недостаточно серьезно.

– Ну почему же? Мы решили пожениться, – мило осклабился Лешик и подмигнул обернувшейся в полной растерянности невесте.

– Да все потому же! – Наташка в свою очередь решительно улыбнулась Оленьке. – Я еще как-то могу оправдать твой выбор глухонемой невесты заботой обо мне. По крайней мере, я могу безбоязненно отпускать замечания в ее адрес. Но вот то, что она из глубинки… Масса примеров, когда такие провинциалки, – еще одна широкая улыбка в адрес Оленьки, – выживали из дома коренных москвичей. А я и так практически живу на кухне. Дальше меня некуда выживать!

– Ма, мы собираемся жить отдельно.

Наташка еще не успела осмыслить это заявление сына, как заговорила Оленька. Для начала, хоть и не к месту, поздоровалась, а затем напомнила Лешику, что им надо на вокзал и проявила стремление выскочить за дверь. Лешик сунул мамочке сумку с презентами, обреченно развел руками, чмокнул ее в щечку, поведав, что очень соскучился, но, к сожалению, командировка у него непосредственно в Питер и то, что он ухитрился совместить эту поездку с краткосрочным визитом домой, говорит о высокой степени его привязанности к родителям. Жаль, что отца не застал.

Разговорилась Наташка где-то через полчаса. И все это время под дикие всхлипывания обойденной вниманием собаки просидела в собственном коридоре, с недоверием поглядывая на входную дверь. Вернувшись из магазина, я застала подругу в состоянии душевной невесомости. На все мои вопросы она отвечала односложно и невпопад, пока я предусмотрительно не посторонилась и не выпустила изнывающую от одиночества Деньку. Собака сразу же понеслась к порогу и, обиженно повизгивая, принялась настойчиво обнюхивать коврик у двери.

– Лешика ищет, – грустно сказала Наташка и всплакнула, приведя меня в состояние крайнего замешательства. Кстати сказать, я из него не вышла и после краткого разъяснения ситуации. В какой-то мере мы с Наташкой поменялись ролями. Подруга, вскочив со стула, принялась носиться по квартире, убеждая себя в том, что шутки сына стали заходить слишком далеко. Я, усевшись на освобожденное место, пыталась уяснить, укусила ли Наташку какая-то инфицированная сумасшествием муха или ей просто приснился дурной сон. В конце концов, Наташка и сама перестала верить в реальность Лешикового явления. А чуть позднее, вдохновленные реакцией мужей, мы пришли к выводу, что ничего страшного не произошло. Во всяком случае, так люди не женятся. Толком даже не поздоровавшись.

Едва почувствовав прилив сил, подруга нашла новый повод для расстройства. Коллега Лешика, которую он притащил с собой, очень симпатичная девица. Жаль только, что не глухонемая. И, если у нее нормальное зрение, она просто обязана разглядеть в Лешике черты лучшего из кандидатов в спутники жизни. Неужели сын и в самом деле пошутил насчет женитьбы? С другой стороны, неизвестно, что эта девица собой представляет. Пусть уж все останется этой дурацкой шуткой.

Шли дни, Лешик, ссылаясь на постоянный лимит свободного времени, отделывался краткосрочными приветствиями и сыновьими отписками по электронной почте без каких-либо намеков на свадьбу, но регулярно передавал приветы от Ольги. Мы окончательно решили, что «приветами» все как-нибудь и обойдется.

Накануне отлета в Москву, извещая о своем прибытии из Копенгагена шестого сентября, между делом, как о чем-то несущественном, Лешик сообщил, что регистрация брака с Оленькой намечена на одиннадцать часов седьмого сентября. Мама Оленьки прилетит вместе с ними. На один день. Очень хочется познакомиться с новой родней. Папа, к сожалению, приболел, приехать не сможет.

Не знаю, как компьютер выдержал Натальино возмущение. Но сам Лешик даже не обиделся. Вежливо намекнул матери о потери памяти – в прошлый свой налет он предупредил ее о грядущем событии. А главное, просил ни о чем не беспокоиться. Никакого пышного мероприятия не планируется. Регистрация брака – простая формальность, которую надлежит тихо отметить в узком семейном кругу. На следующий день мама Оленьки вернется домой в Копенгаген, а они с Олей до тринадцатого сентября, даты начала свадебного путешествия, спокойно поживут на даче. Оленька скучает по российским угодьям.

– Наверное, все инженеры-электронщики бездушно запрограммированы на автоматизм поведения, – сквозь слезы жаловалась мне Наташка, пытаясь составить меню праздничного обеда, до которого оставалось менее двух суток. – Ир, я так понимаю, Копенгаген и есть та очень глухая провинция, где проживает моя неглухонемая невестка?

– По крайней мере, можешь быть спокойна за свою жилплощадь.

Я осторожно пыталась внести исправление в блюдо «гусь лапчатый», переименовав его в «жареный». Подумала и добавила печатными буквами: «А на фиг он нужен?» С недавних пор с жареными гусями не связываюсь[1]1
  Имеется в виду роман В. Андреевой «Новый год со спецэффектами».


[Закрыть].

– Лучше бы они с Ленусиком поженились, – вздохнула Наташка. – Я, разумеется, приму любой выбор сына, но хотелось бы, чтобы он совпадал и с моим.

– К сожалению, мы с тобой ничего не решаем. Оба «де-факто» считают себя родными людьми, почти братом и сестрой. А браки между родственниками – нонсенс. Хватит отвлекаться! Если мы поторопимся и ночь не поспим, успеем составить список необходимых продуктов.

– У тебя неправильный подход к праздничному столу. Вначале надо определиться с тем, что подавать, а уж потом – что для этого нужно. Слу-у-ушай, а кому вообще все это нужно? Кроме нас с тобой? Блин, купим нарезки, каждому по «кусочеку» колбаски, и повеселимся. Эта моя будущая теща, похоже, ни о чем таком не думает. У них в Копенгагене только свистни, сразу скатерть-самобранка накроется. А у нас с такой скатертью можно все просвистеть. Замучаешься подсчитывать, на сколько надули.

– Мне кажется, твоя новоиспеченная родственница как-то по-другому называется. Теща – это для Лешика. А для тебя…

– Для меня она Лилиана Сергеевна из Копенгагена. И давай больше не будем на эту тему! – перебила меня Наташка.

Оставшееся до свадьбы время прошло в каком-то угаре. Абсолютно не имею в виду исходящую чадом духовку моей электроплиты, таким образом среагировавшую на отстреливавшегося каплями жира гуся и все последующие запекания. Просто я разуверилась в том, что только счастливые часов не наблюдают. До счастья нам с Наташкой было далеко. А полтора рабочих дня, снисходительно подаренные мне шефом в порядке компенсации «за вредность», промелькнули, как толпа пассажиров, в часы пик вываливающаяся из автобуса на нашей остановке и мгновенно рассеивающаяся в разные стороны. Суетливо, с толкотней и комментариями по поводу изъянов отдельных мешающихся личностей. Алена со Славиком носились за подарками и просто друг за другом, ухитряясь растеряться в самых невероятных местах. Не помню, видела ли я в этот временной период своего мужа. Впрочем, Наташкиного тоже не помню.

Момент приезда Лилианы Сергеевны из Копенгагена в сопровождении жениха и невесты мы с Наташкой проспали. Да так крепко, что поздравить их с прибытием смогли только утром.

В половине седьмого Лилиана Сергеевна сидела на моей кухне и спокойно пила зеленый чай. Не сразу въехав в ситуацию, я приняла ее за приятельницу Алены, решившую протянуть нам руку помощи. На мой сонный «привет» и вопрос, почему тут торчит в одиночестве, она ответила таким же «приветом» и пояснением, что на кухне торчать удобнее всего. Развить эту тему дальше мы не успели: в прихожей нарисовалась заспанная Наташка и с порога поинтересовалась, не известно ли нам, куда черти унесли Лилиану Сергеевну из Копенгагена?

– Насколько я поняла, – вежливо ответила «приятельница Алены», – черти в лице Дмитрия и Бориса унесли меня к чертовой матери Славика и Аленки. – Она приветливо мне кивнула. – Мы с Ириной чертовски удобно ночевали в одной кровати и только сейчас познакомились. Дима был настолько любезен, что уступил мне свое спальное место. Честно говоря, я намеревалась остановиться в отеле, но ребята не отпустили. Сказали, что Наталья Николаевна обидится. Я так понимаю, вы главная чертовка? – Отхлебнув из чашки очередную порцию чая, женщина пытливо уставилась на Наташку.

– Фига себе, – промямлила подруга и протерла ладонями глаза.

– Да ни фига! – ответила Лилиана Сергеевна, опередив меня на полсекунды. – Будем считать, что знакомство состоялось.

– Будем, – покорно согласилась Наташка. – От чертовки и слышу. Сколько же вам лет?

– Не «вам», а «тебе»! Я ваша ровесница. Поэтому просто Лиля или Ляна, я на все отзываюсь. Коротко о главном: мой муж и отец Оли Евгений Михайлович немного старше. Он художник. И, кстати, очень талантливый. Восемь лет назад мы оставили Санкт-Петербург и переехали в Данию. Так получилось. Что еще? Ах да! Я владелица косметического салона и, так сказать, лицо своей фирмы. Алексей и Оля до окончания его загранкомандировки поживут вместе с нами. У нас в пригороде Копенгагена свой дом. Очень удобный. А дальше будет видно.

Не могу сказать, что родные стены мне помогали. И хотя я в полном смысле на них опиралась, не оставляло ощущение дискомфорта. Может быть, оттого что на мне повисла Наташка. Ну да, стены же сродни мне, а не ей.

– Девушки, давайте я вам свеженького чайку заварю, – вспомнив о правилах гостеприимства, пусть даже и на чужой кухне, встрепенулась Лилиана. – На будущее советую пить только зеленый. А потребление кофе постарайтесь вообще прекратить. Это я вам как специалист говорю. Вот так! – Почти целая банка растворимого кофе ловко угодила в мусорный пакет. Мы с Наташкой в унисон вздрогнули и ужаснулись. – Для здоровья полезней, – продолжала вещать Лилиана. – Вы обе, как я поняла, его немного подорвали. Дима рассказывал о вашем кулинарном подвиге.

Она неторопливо возилась с чаем и вела себя так, как будто дневала и ночевала на моей кухне.

– Вообще-то, ребята виноваты, – мягко поясняла она. – Следовало доходчиво объяснить, что никаких особых приготовлений к торжеству не надо. Мы заранее согласовали меню и в ресторане «Норд-Вест» оформили заказ на доставку готовых блюд. К двенадцати часам все будет на столе. Ну что же вы? Садитесь.

– А ты говорила, что я могу быть спокойна за свою жилплощадь, – воспользовавшись временным отсутствием сватьи, непривычно тихо прошипела Наташка. – Да эта Лилиана Сергеевна из Копенгагена даже твою кухню оккупировала, хотя ты мне «де-юре» никакая не родственница.

Подруга вытащила из мусорного пакета банку кофе. Старательно отмыв ее под струей горячей воды, подумала и на всякий случай спрятала в СВЧ.

В восемь часов вечера, время, на которое было заказано такси для отправки госпожи Прошиной Лилианы Сергеевны в аэропорт, мы с Наташкой были полностью уверены в том, что обрели еще одного родного и близкого по духу человека, замечательную хохотушку Ляну. Ляна тревожилась за состояние любимого мужа и категорически отказалась отложить возвращение домой даже на один день. Не помогли никакие уговоры.

2

Следующее утро было посвящено осмыслению минувшего события, чему способствовали кадры видео – и фотосъемки. Наташка откровенно удивлялась тому, что не уехала в ЗАГС прямо в рабочей одежде. Про то, как отправилась туда в домашних тапочках, подруга намеренно умолчала. А я не стала напоминать, сама хороша! Наташка хотя бы успела переобуться. Мне же в своих розовых с помпонами шлепанцах так и пришлось, не вылезая, просидеть в машине. Спрашивается, зачем ездила, если не удалось поддержать подругу на регистрации нового этапа ее жизненного пути?

Мы как раз обсуждали красоту и элегантность наряда невесты, когда она, зареванная, появилась на пороге комнаты. За ее спиной торчала расстроенная физиономия Лешика. Позднее Наташка призналась: первой ее мыслью было предположение о разводе молодых. На деле все оказалось гораздо хуже. Оле позвонила мама и сообщила, что у отца был повторный сердечный приступ, его увезли в больницу и никаких прогнозов на улучшение состояния врачи не делают. Было принято решение о немедленном возвращении молодых супругов Кузнецовых в Данию. Свадебное путешествие оставалось нереализованной мечтой.

Спрятавшись в ванной комнате, Оленька тихо плакала, делая вид, что умывается. Наташка, делая вид, что моет посуду, чуть громче ревела над мойкой. Я дефилировала между обеими, спешно подбирая слова утешения и поддержки. Все они сводились к тому, что, учитывая сложившуюся ситуацию, Олин папа просто обязан скоропостижно поправиться. Тогда в полном составе можно будет сыграть еще одну свадьбу с настоящим свадебным путешествием. Наташка слабо сопротивлялась, заявляя, что не собирается всю свою жизнь выдавать сына замуж.

Лешик уже намеревался звонить в туристическую фирму, чтобы отказаться от путевок, когда Борис не очень решительно предложил сделать рокировку – в тур по Скандинавии отправить Наталью и меня. Не терять же значительную часть денег. Причем немалую. Туристические компании не жалуют туристов, отказывающихся от туров накануне отъезда.

Все как-то сразу ухватились за это предложение. У меня даже родилась мысль, что мы своей предсвадебной и, как оказалось, совершенно ненужной суетой изрядно поднадоели окружающим. Тут же возникло чувство обиды, заставившее меня уверенно заявить: «Не надо меня никуда посылать! Я уже была в Скандинавии! И в Хельсинки, и в Стокгольме, и даже по Норвегии покаталась. Не поеду!» А возможно, это даже не обида прорывалась сквозь мои плотно сжатые зубы. Просто таким способом давала знать о себе интуиция. Предчувствовала, что наша поездка добром не кончится.

Наташка неуверенно сказала, что все равно нам с ней не успеют оформить визы и это даже хорошо, поскольку с работы ее не отпустят: недавно очередной отпуск отгуляла. Борис возразил, что незаменимых людей нет. И тут же, с помощью Димки и все того же Бориса, выяснилось, что такие люди все-таки есть. По крайней мере, их двое: Дмитрий Николаевич и Борис Иванович. По роду и характеру деятельности им никак нельзя покинуть рабочие места даже на один день, а не то что на неделю с лишним.

Мы продолжали посылать друг друга в увлекательное путешествие по Скандинавии, но Лешик сообщил, что уладил с турфирмой «Северная звезда» вопрос о замене личностей туристов. Это не очень отвлекло от перепалки. Я бы даже сказала, усилило наши с Наташкой нападки на незаменимые особи, ибо спор приобрел принципиальный характер. Если согласиться с мнением Бориса Ивановича, активно поддерживаемого Дмитрием Николаевичем, получалось, что наши с Наташкой должностные обязанности не что иное, как чистой воды развлекаловка. Так… Мера умеренной профилактики, дабы не свихнуться от полного безделья на дому. И если бы не эта постоянная угроза ошибочно развитому в процессе эволюции бабьему разуму, женскому сословию вообще надлежало бы сидеть у электроплиты, открывая новые горизонты для кулинарных шедевров. Отрыв от их производства предусматривался, но исключительно в целях воспитания детей, стирки, глажки, далее еще хуже. Настолько оскорбительно, что вспоминать не хочется.

В ответ на это Наталья свернула мужу большую фигу, сославшись на то, что в таком случае мир давно бы уже рухнул в тартарары. Вместе со всеми электроплитами и навороченной бытовой техникой. Раскрасневшаяся от справедливого негодования подруга начинала входить в состояние, от которого ее бытовая техника могла загреметь в тартарары, не дожидаясь глобальной мировой катастрофы.

Мы даже не заметили, как исчезла молодежь. Я первая прекратила бесполезный «перебрех». Попробовала успокоить Наталью – бесполезно, только еще больше сама устала. Ну и ушла к себе. Намеренно накрыв электроплиту крышкой, отправилась в большую комнату молча переживать обидные выпады мужа. О чем вообще можно спорить, когда все очень просто: деньги зарабатывает тот, у кого это лучше получается. Независимо от половой принадлежности. А если человек – альтруист, флаг ему в руки. Он настоящий уникум, ибо ему удается сделать то, что рационалистам никогда не осилить.

Спустя какое-то время, позорно бежав с «поля битвы», заявился Димка. Постоянно курсируя между кухней и комнатой и рассчитывая на мой музыкальный слух, он в разной тональности выдавал едкие замечания, подвергая осмеянию все, что в мое отсутствие успела наговорить обоим «незаменимостям» Наташка. Одиночный митинг оборвал телефонный звонок, ответив на который, Дмитрий Николаевич подобрел. В тот момент я и подумать не могла, что вопрос со свадебным путешествием уже решен. Пока мы «базарили», детки успели приобрести билеты на авиарейс «Москва – Копенгаген», заехать в турфирму с моим и Натальиным загранпаспортами и переоформить путевки на наши имена.

Димка перешел к дипломатическим методам. Для начала открыл дверь большой комнаты, где я валялась на диване, изучая надоевший потолок, и на полном серьезе причислил меня к лику «незаменимых». Только в другом понимании. Подразумевалось, что я, такая вот, как есть, одна-единственная на белом свете. Да кто бы сомневался! Даже близнецы разнятся между собой. А раз я одна-единственная и другой Дмитрию Николаевичу на фиг не надо, следует вывод: меня обоснованно можно считать незаменимой. Лично для него.

Я презрительно хмыкнула. Димка и не заметил, как окольным путем возвел себя в ранг дважды незаменимого. И по работе, и по жизни, а я так и осталась представительницей бабского сословия, пристегнутой своей незаменимостью к его ноге. Это заставило меня пойти на легкий шантаж. Не вставая с дивана, я соединилась с шефом по мобильнику и сухо заявила, что с тринадцатого сентября мне нужен краткосрочный отпуск сроком на шесть дней, для отдыха. Иначе рискую потерять свою индивидуальность, а следовательно, и незаменимость.

– Ефимова, мой тебе совет, похмелись, а потом плотно закуси и выспись. Выспишься, хорошенько подумай над тем, что ты сейчас сказала. – Максим Максимович отключился.

Мельком отметив напряженное внимание на лице супруга (надо же, он способен не только говорить, но и слушать! Вернее, подслушивать), я еще раз прозвонилась Максу и вежливо повторила свою просьбу.

– Та-а-ак! Ефимова, за ту рабочую неделю после отпуска, из которой ты выпросила у меня два дня…

– Полтора!

– С начальством не спорят! Два дня на свадьбу чужого тебе, а мне и подавно, сына – переутомиться ты не могла. Не считай себя незаменимым человеком. Не хочешь внимать совету доброжелателя-начальника, подавай заявление об увольнении. Но перед этим все-таки проспись! Почему без стука!!! – заорал шеф на не вовремя подвернувшуюся жертву и опять отключился.

Я широко улыбнулась окаменевшему любимому и, зевнув, сообщила:

– Тебе повезло. Я все-таки еду в Скандинавию. Завтра завезешь Максу мое заявление об увольнении. Он клялся, что я отправлюсь в поездку только через его труп. Надо же! Еще совсем молодой. А что делать?! Увы, я действительно незаменима. Ты уж как-нибудь отговори его от суицида. Все равно увольняюсь.

А пару часов спустя, провожая погрустневших Леши-ка с Оленькой в Шереметьево, мы с зареванной Наташкой не только смирились с мыслью о предстоящем туре, но и серьезно опасались за его срыв. До последнего момента сомневались, что туроператор успеет оформить визы, их мы должны были получить прямо у вагона.

Четыре оставшихся до поездки дня я «пахала» в полторы смены. Куча незавизированных проектов договоров, неоплаченных счетов, встречи со строптивыми покупателями и хитрыми поставщиками, технические сбои в работе предприятия вымотали так, что я все больше склонялась к мысли об увольнении. С ней и засыпала, и просыпалась. Максим Максимович, тещу которого Димка положил на обследование к себе в хирургическое отделение (своеобразная форма моего недельного выкупа), был почти счастлив. Еще бы! Получил временную передышку и от взваленной на мои плечи работы, и от назойливого присутствия дома самой дорогой родственницы. Я же возвращалась домой в таком неуравновешенном состоянии, что шатало от усталости.

Утро пятницы тринадцатого сентября началось с надежды на светлое будущее. Алена, выбрав мне в дорогу новую удобную спортивную сумку, порекомендовала не брать с собой кучу шмоток. Всех все равно не перещеголяешь. На этом мое участие в сборах и закончились. Позвонил Максим Максимович. Тоном, не допускающим возражений, приказал временно забыть о предстоящей поездке и немедленно прибыть на рабочее кресло. Не сговариваясь, на него свалились различные неприятности. Каждая в отдельной оригинальной упаковке: представители санинспекции, ветнадзора и, до кучи, пожарная команда. Пожар случился в жилом доме на соседней, граничащей с предприятием территории, но руководству пожарной инспекции пришло в голову заодно проверить действующую систему противопожарной безопасности и у нас. Так получилось, что в дорогу меня собирали дочь и Наталья. До вокзала с вещами жену доставили Борис и мой сын, а я, не успев попрощаться с мужем и стряхивая с себя проверочную шелуху отбитых замечаний, принеслась туда за семь минут до отправления поезда. Со строгим макияжем на лице, в темно-синем деловом костюме с белой блузкой и черных туфлях на шпильке – наряде, в котором отбивала атаки комиссий. Поезд, толпа отъезжающих и провожающих, равно как и вся общая вокзальная атмосфера, к этому совсем не подходили. На платформе я выглядела инопланетянкой, народ не желал расступаться, а мои извинения за толчки и тычки, щедро раздаваемые направо и налево со ссылкой на то, что опаздываю на посадку, вызывали нездоровый интерес. И нездоровые эпитеты. Ясное дело, в таком виде, да еще и без вещей, на поездах дальнего следования не раскатывают.

Прикинув, что до десятого вагона бежать далековато, а времени в запасе практически нет, осталось меньше двух минут, я решила экономить силы. Прекратив извиняться и стиснув зубы намертво, ринулась в самую середину толпы, веселящейся у восьмого вагона, рассекая ее на две неравные части. Буквально тут же мне вручили здоровый пластиковый стакан с переливающимся через край шампанским. Какой-то долговязый тип, не помню, во что одетый, схватил меня под руку, застопорив мое стремление бежать дальше, пожурил за опоздание и предложил быстренько выпить за отъезд Шурика и Маечки. Я поняла, что до десятого вагона уже не добегу. Потому что не смогу «быстренько» выпить шампанское. И в лучшие-то дни не жаловала этот шипучий напиток. Но тут пришла в голову спасительная мысль: следует постараться запрыгнуть хотя бы в этот вагон, вслед за собирающимися отъезжать Шуриком и Маечкой. Надо полагать, именно они, радостно отцепляя от себя дружеские руки провожающих, боком пытались пробиться к площадке тамбура, в котором громкими возмущенными криками об отправлении поезда надрывалась проводница. Женщина грозила закрыть дверь вагона. Захватанная серая футболка Шурика приобрела дикие безразмерные очертания. В нее влез бы еще один Шурик, и им вдвоем не было бы в ней тесно. Проводница напрочь заглушила мелодичный, хорошо поставленный голос диктора, впрочем предупреждавший о том же самом, только более длинной и несравненно более вежливой тирадой.

Отхлебнув для храбрости глоток теплого шампанского и стараясь не терять из виду Маечку и Шурика как ориентиры, я прошлась по чьим-то ногам, вызвав отчаянные вопли их обладателей. Впрочем, вопли можно было расценить, как прощальные страдания от разлуки с Маечкой и Шуриком. И в последний момент увидела в дверях вагона Наташку. Подруга, точно кукушка, выскакивала из-за форменной фигуры проводницы и, бесцеремонно отталкиваемая ею назад, снова скрывалась.

Кончилось тем, что меня под дикие вопли Наташки, обещавшей увольнение всему составу Управления Октябрьской железной дороги, благо у нее в прошлой жизни дядя был начальником этого управления, все-таки втянули в щель, образовавшуюся между дверей вагона и дрогнувшей рукой проводницы. Как раз в тот момент, когда поезд мягко тронулся. Под брызги шампанского. Я так и не выпустила из рук смятый пластиковый стаканчик, на дне которого еще плескался божественный напиток. На кого из друзей молодой пары пролилась основная часть, осталось неизвестно. Впрочем, как и ответ на вопрос, с чего мне взбрело в голову, что у нас билеты в десятый вагон. Следовало поблагодарить шумную тусовку, вовремя остановившую меня от лишнего пробега к десятому вагону и обратно.

Не сразу дошло, что сказочное путешествие началось. Наташка с трудом отняла у меня смятую тару. Добром отдавать стакан я не хотела. Помог железный довод: с друзьями положено делиться. И плохим, и хорошим. И она очень благодарна мне за то, что я и о ней позаботилась.

– Лучше бы, конечно, «хорошим», – сморщилась подруга, допив остатки шампанского. – Тебе надо бы привести себя в порядок. Такое впечатление, что ты, уворачиваясь от грузовиков, перебегала улицу на красный сигнал светофора. В таком виде за границу не очень удобно ехать. Там у людей и своих кошмаров хватает.

Я покорно кивнула и встала, намереваясь выйти и привести себя в порядок, несмотря на Наташкин довод, что до проверки билетов желательно оставаться на местах. Для начала достаточно просто снять пиджак, застегнуть уцелевшие пуговицы на блузке, вернуть ее в юбку, саму юбку привести в нормальное положение. А если еще махнуть расческой по волосам и стереть со щеки отпечаток чужих губ, можно смело подаваться в Голливуд. Только нам не по дороге.

Я стояла и с ужасом таращилась на свое отражение в зеркале.

Красота… Ненаглядная.

– Да ладно тебе! Я-то уже нагляделась. Вот старается, сама себя нахваливает! О людях подумай, сейчас соседи по купе явятся. Зачем им дефект речи, заикание? Стой и не шевелись. У тебя юбка дала крен на сорок пять градусов в сторону. Пойдем проторенным путем, будем из обезьяны человека делать.