Текст книги "Загадки замка Шаакен"

Глава VI

В начале августа Семену Ивановичу исполнилось пятьдесят лет, и члены его семьи решили отпраздновать юбилей дорогого им человека с размахом. Хозяйка дома, оценив имеющиеся в доме запасы продуктов, сказала Татьяне:

– Ничего, кроме солений, нет. Придут люди на праздник, а на столе будет пусто.

– А ты поручи закупку продуктов Елизавете, у нее все торгаши лечатся, выручат.

– Беспокоить Лизу по таким пустякам я не стану, сама схожу на рынок и выберу хорошего мяса.

Однако идти Варваре Михайловне никуда не пришлось. Лиза хорошо помнила о приближающемся юбилее отца и вечером после работы пришла в дом к родителям.

– Мама, – сказала она, обнимая Варвару Михайловну, – ты не будешь возражать, если я съезжу в Литву и закуплю продуктов ко дню рождения папы?

– Это хорошая идея, – подключилась к разговору Татьяна, – я тоже с тобой поеду, если, конечно, ты не против.

– Буду только рада такой компании, – с улыбкой ответила сестра. – Я ведь в Литве еще ни разу не была. Только давайте решим, мы поедим поездом или автобусом? И куда именно: в Вильнюс или Каунас?

Сестры углубились в изучение расписания поездов и автобусов, пытаясь управиться с поездкой за одни сутки. В это время к ним подошла мать и предложила попить настоя из трав и меда. Пока они допивали холодную целебную настойку, Варвара Михайловна, как бы размышляя вслух, сказала:

– Думаю, девочки, будет лучше, если мы поедем за покупками в Клайпеду. В этом городе я после войны еще ни разу не была.

Лиза тут же позвонила в справочную автовокзала и уточнила расписание.

– По пути домой зайду в кассы и куплю билеты на завтрашнее утро, – пообещала она.

– Когда билеты купишь, позвони нам, и мы завтра встретимся прямо у автобуса.

На следующее утро Варвара Михайловна с дочерями ехали из Калининграда в Клайпеду. За несколько минут до прибытия автобуса на автовокзал мать сказала:

– Обратно на Калининград автобус отправится через три часа, за это время нам нужно все успеть купить иначе придется ночевать на автовокзале.

– Не волнуйся, – успокоила ее Лиза. – Сейчас возьмем такси и быстренько проскочим по магазинам.

Мать согласно кивнула головой. Выйдя из автобуса, они тщетно пытались найти свободное такси. Прошло минут десять, но ни одна машина не останавливалась. Варвара Михайловна нервно посмотрела на часы, вздохнула.

– Быть может, нам сесть на автобус и доехать до центра города? – толи предложила, толи спросила она.

Дочери не успели ей ответить, как перед ними остановилось такси.

– Вам куда? – спросил водитель на литовском языке.

Ни Варвара Михайловна, ни ее дочери не знали литовского языка, но заданный вопрос поняли и без перевода. Они быстро разместились в салоне машины.

– Отвези нас, уважаемый, в хороший магазин, – попросила Варвара Михайловна, обращаясь к водителю на русском языке, – где бы мы смогли купить хороших мясных продуктов.

Водитель включил счетчик, и машина тронулась с места. Какое-то время ехали молча.

– Мяска захотели, оккупанты хреновы? – вдруг хриплым голосом проговорил водитель такси, – как вы все нам надоели. Ваши колбасные десанты вот уже где у нас сидят, – провел он ребром руки по своему горлу. – Вы, русские негодяи, словно пылесосы, сметаете все с полок наших магазинов. Привыкли только брать, ничего не давая взамен маленькой Литве. Ехали бы лучше работать на колхозные поля, а не грабить нашу республику.

Варвара Михайловна молча слушала оскорбительные высказывания водителя, потом повернулась к сидящим сзади дочерям и сказала:

– Я думала, что пятая колона давно уже не существует.

– Это потомки лесных братьев, – с усмешкой ответила Лиза.

– Да, мы, литовцы, все лесные братья, – вдруг выкрикнул водитель, – мы вас ненавидим. Спросите у любого жителя Клайпеды: любят ли они вас, мерзких оккупантов?

– Мы в вашей любви к нам не нуждаемся, – четко выговаривая каждое слово, ответила Варвара Михайловна. – У вас, неблагодарных варваров, слишком короткая память, поэтому вы и забыли, что Мемель никогда не был литовским городом. Его для вас ценой сотен жизней отвоевали русские солдаты. А вы в это время прятались в лесах и наносили удары в спины. – Она повернулась к дочерям. – Именно в бою за Мемель ваш отец был тяжело ранен. Его, можно сказать, врачи с того света вернули. – И снова обращаясь к водителю такси, спросила:– А вы, обиженные оккупантами граждане Литвы, считаете, что жители Калининградской области вас грабят? – Не дождавшись ответа, продолжила:– Мы за свои кровные покупаем у вас то, что изначально должно принадлежать нам по праву. В калининградских магазинах пустые полки, а у вас изобилие товаров, которые, между прочим, производят в России. Гречка, рис, мука из пшеницы твердых сортов, растительное масло, все это привезено из российских городов и селений. Даже машина, на которой вы работаете, сделана на российском автомобильном заводе. – Какое-то время ехали молча. Водитель больше не огрызался. – Во время взятия Мемеля я служила в медсанбате, и сутками не отходила от операционного стола, спасая жизни русским солдатам, которые завоевали этот город и отдали его вам – литовцам.

– Да пошли вы к черту со своими поставками, – снова обозлился таксист. – Вот эту машину вы нам навязали. Если бы Литва была свободной республикой, мы бы ездили на японских машинах, а не российском металлоломе.

– А знаете ли вы, молодой человек, что литовцы так кучеряво зажили только при советской власти, а до этого мотались между хуторами на полуживых лошадках или ходили пешком.

Таксист ничего не ответил, он остановил машину у продуктового магазина. Взглянув на счетчик, Варвара Михайловна протянула ему двадцать пять рублей.

– У меня не будет сдачи, – развел тот руками.

– Танюша, сбегай в магазин, разменяй купюру, – попросила она дочь.

Девушка быстро выскочила из машины и вошла в помещение магазина. Тут она сразу поняла, почему таксист привез их именно сюда: хороших продуктов на полках не было и в помине. Кучами лежали коровьи копыта и кости для собак. Татьяна поняла, что просто так ей деньги не поменяют, поэтому попросила взвесить четыре говяжьих ножки. Вернувшись в машину, она сказала матери:

– Это магазин торгует только костями для собак.

– Спасибо, уважаемый, – протягивая таксисту деньги, сказала Варвара Михайловна. – Пусть они принесут вам удачу и богатство, которые вы заслуживаете.

Машина уехала. Они немного постояли возле магазина, потом направились к остановке общественного транспорта, но не успели пройти и половину пути, как увидели идущую машину такси. Это была другая машина. Молодой парень приоткрыл дверь и предложил подвезти. Женщины быстро расселись в машине и сказали, куда им нужно ехать. Водитель привез их к большому магазину в центре города и, добродушно улыбнувшись, сказал:

– Здесь вы купите все, что вам нужно, да и очередей тут не бывает.

– Молодой человек, может быть, вы нас подождете немножко и потом отвезете к автовокзалу, – пользуясь добротой таксиста, попросила Варвара Михайловна. – Мы боимся опоздать на автобус.

– Разумеется, я вас подожду, не беспокойтесь.

Женщины не медля ринулись в магазин. Здесь они купили и мяса, и литовского сыра, и даже так любимого всеми калининградцами черного хлеба с тмином. На автовокзал они приехали во время. Водитель даже помог им донести до автобуса сумки с продуктами и пожелал счастливого пути. Варвара Михайловна расщедрилась и отстегнула парню солидные чаевые.

– Как вас зовут, молодой человек? – поинтересовалась она, протягивая деньги.

– Витас Козлаускас, – ответил он с улыбкой.

– Мы тебя, сынок, всегда будем рады видеть в Калининграде.

Уставшие, но довольные сделанными покупками, женщины долгое время ехали молча.

– А продукты мы купили все свежие и высокого качества, – как бы подводя итог, сказала Лиза.

– И нас ни разу не обсчитали, – добавила Татьяна, – не то, что в наших магазинах.

– Вы наши покупки рассматриваете каждая со своей колокольни, – усмехнувшись, сказала мать. – Ты, Лиза, с точки зрения врача. Тебя, прежде всего, интересует качество товара. А Татьяну волнует экономическая сторона вопроса. А вот для меня самое главное в том, что мы везем полные сумки товара, и день рождение отца мы отметим с вами на славу.

Глава VII

За день до празднования пятидесятилетия Семена Ивановича Татьяна, уходя на работу, сказала матери:

– Ты, мама, особенно не утруждайся, я отпрошусь и после обеда приду домой и помогу готовить закуски.

Однако выполнить данное матери обещание Татьяна не смогла. Едва она переступила порог конторы, как ее окликнула главный бухгалтер.

– Мы, Татьяна Семеновна, полностью сорвали сдачу полугодового отчета, – в расстроенных чувствах, сказала она. – Звонил из Москвы начальник комитета учета и отчетности и грозился не только всех лишить премии, но и поставить вопрос об отстранении от занимаемых должностей руководство нашего объединения.

Татьяна молча прошла в кабинет главбуха, присела к столу и дала хозяйке кабинета выплеснуть все эмоции. Когда та успокоилась, тихо спросила:

– Чем я могу вам помочь?

– Отчет мы не успели подготовить по вине Черняховского филиала, – уточнила бухгалтер. – Непонятно что там творится. Позвонила в бухгалтерию, никто трубку не снимает. Перезвонила директору, а он мне заявляет, что он отстранил бухгалтера от занимаемой должности. Я ему стала объяснять, что эта должность является номенклатурой объединения, но он бросил трубку. Не успела я положить трубку, как в кабинет вошел секретарь парторганизации Иван Степанович Струев и начал меня отчитывать за то, что я отсутствовала на партийном собрании. А я ведь не член партии. Но он и слушать не стал, стукнул кулаком по столу и как заорет: «Вы игнорируете партийную организацию предприятия, да я вас вышвырну за порог и возьму на ваше место другого специалиста, члена партии». – Женщина всхлипнула от обиды. – Я примирительным тоном стала ему объяснять, что у нас отчетный период, что мы сводим в единый баланс все отчеты с филиалов области, а он продолжает гнуть свою линию. Стучит кулаком по столу и кричит, что если я не буду ходить на партийные собрания, то наш генеральный директор будет отчитываться перед секретарем райкома партии. Ну, тут уж я разошлась, – криво усмехнулась бухгалтер. – Говорю ему, вы, Иван Степанович, напоминаете сейчас персонаж булгаковского Шарикова, а ваш секретарь райкома похож на Швондера в кожанке. Услышав такие сравнения, Иван Степанович взвился, словно змей Горыныч. Он хлопнул дверью и прямиком отправился в райком партии. Примерно через час оттуда последовал телефонный звонок генеральному директору. Нашему шефу было сказано, что руководством объединения займется обком партии. Директор вызвал меня, набрал номер телефона райкома, дал в руку трубку и приказал извиниться. Я извиняться не стала, наоборот пригрозила написать жалобу в ЦК партии и рассказать, как на местах глупыми методами срывают работу объединения. Наш гендиректор аж побелел от моей выходки.

– Ну, и что было дальше? – поинтересовалась Татьяна.

– Дальше ничего не было. Я положила трубку и пошла к себе в кабинет, стала пить валерьянку. Немного успокоившись, стала думать о смене места работы и даже позвонила в бюро по трудоустройству. К бухгалтерскому отчету решила больше не прикасаться. Работать по шестнадцать часов в сутки на это безграмотное кодло я больше не намерена. Заявление писать не стала. Зачем? Все равно увольнять будут по статье.

– Как же так? – возмутилась Татьяна, – к профессиональной пригодности нет никаких претензий, а увольнять собираются по статье?

– Вот и я так подумала и решила не сдаваться. Тут как раз позвонил кадровик из Москвы и подбодрил меня. «Не волнуйтесь, – сказал он мне спокойным голосом. – Постарайтесь своевременно сдать отчет, а об остальном – не думайте. Знаете, на каждого мудреца достаточно простоты». Одним словом, Татьяна Семеновна, у меня к вам просьба: поезжайте в Черняховск, разберитесь в ситуации на месте и помогите им составить полугодовой баланс. Можете взять из бухгалтерии себе в помощь столько людей, сколько нужно. Во дворе вас ждет служебная машина.

Татьяна взяла себе трех помощниц, потом позвонила сестре.

– Лиза, я обещала маме помочь приготовить к праздничному столу закуски, но у меня возникли некоторые проблемы на работе, если сможешь, замени меня.

– Не волнуйся, делай свои дела, я тебя подменю на кухне.

Через пару часов Татьяна Семеновна со своими помощницами была уже в Черняховске и пыталась вникнуть в сложившуюся в филиале ситуацию. Когда она вошла в бухгалтерию, то увидела одиноко сидящую женщину.

– А где же остальные? – поинтересовалась Татьяна.

Работница бухгалтерии молча развела руками, а потом ответила:

– Одна бухгалтер в декретном отпуске, другая – на больничном. У нее двое маленьких детей и они постоянно болеют. А главного бухгалтера директор уволил.

Выслушав объяснения, Татьяна направилась в кабинет директора. Но попасть к руководителю оказалось не просто. Едва она переступила порог приемной, на ее пути возникла секретарь.

– К директору нельзя, – сказала она категорическим тоном, преграждаю путь.

Татьяна мило улыбнулась девушке, затем с силой отстранила ее в сторону и толкнула массивную дверь в кабинет. В просторном, обставленном дорогой мебелью помещении в кресле сидел хозяин кабинета – рослый и уже не молодой мужчина. Присев к столу, она посмотрела на его пухлые руки с красновато-рыжими волосами, такие же волосики торчали за ушами. Волосы на голове были явно выкрашены черной краской, но не качественно из-за чего просматривались плешины. Директор филиала сидел за столом в солнцезащитных очках и делал вид, что не замечает посетителя. «Какой-то странный субъект», – подумала Татьяна, наблюдая, как тот перекладывает на столе какие-то бумаги.

– Вы уже на неделю задерживаете сдачу квартальной отчетности, – напомнила о себе Татьяна. – Из-за этого мы не можем свести сводный бухгалтерский баланс и, тем самым срываем отчетность комитета. Московское начальство грозится оставить весь коллектив без премиальных до конца года. – В ответ молчание. – На каком основании вы уволили главного бухгалтера? Вы на это не имеете юридического права.

– Я ее уволил за дело, – выкрикнул директор, вскакивая из-за стола. Он стоял перед Татьяной огромный, взъерошенный, похожий на разъяренного быка. – Она ушла с работы, оставив все кабинеты открытыми.

– Вызовите главного бухгалтера и председателя профкома, – попросила Татьяна, стараясь не обращать внимания на устрашающий вид директора.

Тот не стал возражать и вскоре к разговору присоединились еще двое: главбух и профком.

– Увольнение главного бухгалтера соответствует закону, – высказал свое мнение председатель профсоюзного комитета.

– У вас с директором, чтобы вы ни делали, все по закону, – вытирая носовым платком слезы, проговорила главбух. Вдруг она сдернула с себя блузку и показала ссадины на спине. – Это тоже по закону? Нет на нашего директора ни какой управы, – и повернувшись к Татьяне, стала рассказывать. – Мы с кассиром работали с восьми утра до десяти вечера без выходных. Вот и в прошлое воскресенье я пришла и стала обрабатывать отчеты того бухгалтера, который находится на больничном. Когда я уже почти заканчивала работу, в кабинет ворвался директор. Был он нетрезвым, в мокром спортивном костюме, босым, так как на работу заявился сразу после рыбалки, а на улице в этот день шел дождь. И вот в таком виде он полез ко мне целоваться. В первый момент я даже растерялась. Он этим воспользовался, сунул руку мне под платье, сорвал плавки и бюстгальтер. Мое сопротивление успеха не принесло, слишком неравными были силы. Повалив меня на пол рядом с открытым сейфом. Падая, я успела схватить хлопушку с краской, которую установила нам милиция, и что бы силы ударила его в лицо. Во все стороны брызнула краска. Вот поэтому он такой перекрашенный сейчас. Он совсем озверел после этого, начал меня терзать, но я вырвалась и в одном платье под дождем убежала домой. – Женщина на некоторое время замолчала, собираясь с силами. – Мое рваное белье осталось в кабинете. Так вот, утром в понедельник директор пригласил председателя профкома и стал ему демонстрировать мои вещи. Разумеется, все сотрудники возмущались таким безнравственным поведением главного бухгалтера на рабочем месте. Был составлен соответствующий протокол. Вот что у нас тут произошло.

– Ты все врешь, сучка гулящая, – закричал, вскакивая со своего места директор. – От тебя даже муж ушел из-за твоего поведения. – Потом понизив тон, добавил:– Просто ты завидуешь моей жене и моей семье. Тебе завидно, что у меня такие крепкие и умные сыновья. Старший уже закончил академию имени Фрунзе и служит в министерстве обороны. – А ты, мокрая курица, – презрительно посмотрел он на притихшую женщину, – кто ты такая и кому ты нужна?

– Зачем вы ходите в помещении в солнцезащитных очках? – поднимаясь со стула, спросила Татьяна у директора. – В кабинете ведь нет солнца.

Директор филиала нехотя снял очки. Вокруг его глаз были черные круги от несмываемой краски.

– Вы указали в протоколе этот факт? – спросила Татьяна у председателя профкома.

Тот посмотрел на перекрашенные волосы своего директора, опустил глаза и ничего не ответил.

– Успокойтесь, мы вас в обиду не дадим, – сказала Татьяна главбуху, кладя руку на ее плечо. – Пойдемте в бухгалтерию, будем работать, я привезла вам трех помощников. – Она повернулась к директору. – А с вами, уважаемый «папаша», будет разбираться руководство.

– Я не удивляюсь тому, что вы ее защищаете, – глядя в лицо Татьяне и презрительно улыбаясь, сказал директор филиала. – Вы такая же, как и она и вас тоже никто замуж не берет. Люди говорят, что и у тебя детки от разных женатых мужчин.

– Вести с вами дальнейший разговор на эту тему считают для себя оскорблением, – тихим голосом ответила Татьяна, и они с главбухом вышли из кабинета директора.

До поздней ночи в бухгалтерии филиала горел свет. Когда баланс был сверстан в черновом варианте, главный бухгалтер сказала:

– Татьяна Семеновна, поезжайте домой со своими сотрудницами, а я до утра перепишу все формы баланса на чисто и до девяти часов он будет в объединении.

Прежде чем уехать из Черняховска, Татьяна доложила своему начальству о выполненном задании и отпросилась на завтра не приходить на работу: «Завтра, вернее, уже сегодня, у моего отца юбилей, и я бы хотела взять отгул».

– Поздравь Семена Ивановича и от меня, – сказала главный бухгалтер объединения, – хорошую он дочь воспитал.

Уставшая, но довольная выполненной работой Татьяна вернулась в Калининград, когда на востоке уже стало подниматься солнце.

Глава VIII

К себе на день рождения Семен Иванович пригласил друзей-фронтовиков, сослуживцев и соседей. Праздничный стол, как это всегда делалось в семье Левицких, накрыли во дворе под кронами высоких каштанов. Виновник торжества в светлой в полоску рубашке с слегка закатанными руками сидел во главе стола. По правую руку от него – любимая жена Варвара, к которой жались внуки. Как водится, за столом много ели, пили, произносили тосты в честь юбиляра, и, разумеется, пели песни и танцевали.

Когда поток поздравлений иссяк, тамада – однополчанин именинника – сказал:

– А теперь, уважаемый Семен Иванович, пришел черед поздравлений от дочерей и жены. – Начнем с вас, Варвара Михайловна. Чем порадуете своего мужа?

Хозяйка взяла стоящий рядом баян и передала его супругу. «Подыграй», – попросила она тихо и запела:

 
Мне без тебя ни сна, ни дня,
Где-то жалейка плачет,
Ты за любовь прости меня,
Я не могу иначе.
 
 
Ты заболеешь, я приду,
Боль разведу руками,
Все я сумею, все смогу,
Сердце мое не камень..
 

Варвара Михайловна прервала песню, слегка отдышалась, ласково посмотрела на мужа.

– Помнишь, Семен, как мы с тобой встретились в Мемеле? Тогда к нам медсанбат столько раненных бойцов поступало, что я сутками не отходила от операционного стола, вытаскивала осколки, пули и зашивала раны.

Муж отставил в сторону баян, вздохнул и, глядя на притихший гостей, пояснил:

– Варвара – моя землячка. Мы жили на одной улице в станице Тихорецкой. Это, если кто не знает, на Кубани. Ходили с ней в одну школу, только в разные классы. Эта белолицая, чернобровая казачка мне еще в седьмом классе приглянулась. Но, как оказалось, не только мне одному. Многие хлопцы пытались за ней ухаживать и даже дрались между собой. Но мне они были не соперники. Я уже тогда был видный казак, ходил в кубаночке из-под которой торчал кучерявый чуб. – Юбиляр крутанул головой, усмехнулся. – Однажды я подкараулил Варвару идущую от реки с полными ведрами помидор. Тогда многие станичники имели у самой реки огороды, где выращивали овощи. Было уже темновато. Я вышел из камышей и предложил помочь донести ведра. «Обойдусь без помощников», – испуганно ответила она мне и поспешила к дому по узкой тропинке. Я не отстаю, иду следом за ней. Ведра тяжелые, руки у нее устали. Поставила Варя ведра на землю и стала дуть на ладони. Вот тут-то я и воспользовался моментом. Обнял ее, прижал к себе. «Ты дурной что ли, – попыталась она меня оттолкнуть, – а если мой батька увидит. Ты тогда не только кубанки лишишься, но и своего чуба».

– Может, хватит вспоминать об этом, Семен? – смущенно попросила Варвара.

– Рассказывай, Семен Иванович, рассказывай, – попросили гости.

– Так вот, – продолжил юбиляр рассказ, – я ее не слушаю, еще крепче к себе прижимаю, целую. Чувствую, больше не толкается, значит, понравилось. К тому же и сама меня обняла. Кровь ударила в голову и, не знаю, чем бы закончилась наша встреча, если бы не серия сильных ударов по спине. Отскочил в сторону, а это ее отец меня кнутовищем хлещет и приговаривает: «Я тебя, сукин сын, барбос, научу, как руки распускать. Не для тебя, оборванец, ращу я свою дочь. Ей еще учиться надо, а не с тобой женихаться». Я с трудом выхватил с его рук кнут и отбросил в сторону. Отец Варвары слегка подустал меня хлестать, но злость еще не прошла. «Запомни, Семен, – сказал он угрожающе, – если еще раз увижу тебя рядом с дочкой, засеку до смерти».

Варвара тем временем подхватила ведра с помидорами и, сверкая пятками, побежала домой. Я долго стоял на тропинке, почесывая расписанную кнутом спину, потом, словно побитый пес, побрел до своей хаты. Во двор вошел не через калитку, а перелез через плетень, снял посеченную рубашку, обмылся возле бочки с дождевой водой и, переодевшись, снова пошел на улицу. А тут как раз мой дружок закончил сено сгружать с телеги. Говорит, подожди чуток, я сейчас обмоюсь, и пойдем гулять.

Разумеется, дружку я ничего не сказал о случившемся, кроме того, всячески старался скрыть саднящую боль в спине. Да он особенно и не приставал с вопросами. Как раз наоборот, сообщил, что у нашей обидчицы Пивнихи снова гуляют заезжие гости.

– Я этой, стерве, до сих пор не могу простить обмана, – горячился мой дружок. – Арбузы забрала, а в постельку к себе не пригласила.

Мы через огороды пошли во двор нашей должницы, подкрались к окошку и стали наблюдать через щель в занавески за происходящим в комнате. Один из заезжих казаков засунул хозяйке под кофту руку и стал целовать ее в шею. Второй казак, он был постарше, лежал на топчане, прикрыв глаза. Немного постояв, решили пойти посмотреть, что находится в бричке, которая стояла во дворе Пивнихи. Оказалось, что она груженная мешками с просом. Видать казаки утром собирались везти его на мельницу. Мне все это уже надоело, и я предложил дружку вернуться по домам и лечь спать. Но он не успокаивался и стал в каждом мешке проделывать металлическим штырем дырки, через которые просо, словно вода, потекло на землю.

– Вот теперь порядок, – отбросил в сторону штырь мой дружок, – пусть эти казаки заплатят за наш моральный урон, ведь Пивниха с ними спит бесплатно.

Уже подходя к своему дому, я почувствовал, что у меня начинается жар от побоев. В хату заходить не стал, а пошел спать в летнюю времянку. Утром я не смог подняться с постели. Увидев меня больным, мать стала врачевать раны деревенским методом. Она без объяснений знала, откуда у меня на спине такие раны. Не успела она закончить смазывать спину приготовленным снадобьем, как во двор вбежали Пивниха и два казака.

– Где твой ахломон? – закричала женщина, – давай сюда своего Семку.

– Ты чего с утра пораньше разоралась? – замахала на нее руками мать. – Сын болен, у него высокая температура, он уже сутки не встает с кровати. – Она осторожно сняла со спины тряпку и показала кроваво-синие полосы от кнута. – И чего ты привязалась к моему сыну? – упрекнула она Пивниху. – Поищи виноватого в другой хате. У тебя недоброжелателей полстаницы.

Не сказав больше ни слова, Пивниха и ее ухажеры ушли со двора, а мать посмотрела на меня, – продолжал свой рассказ Семен, – и сказала: «Я не сомневаюсь, что эту пакость Пивнихи учинили вы со своим дружком». Она покачала осуждающе головой и ушла.

Не смотря на угрозы отца Варвары, я продолжал свои ухаживания и бегал за ней по пятам. Она тоже не чуралась меня и прибегала на свидания даже ночью. Но скорее нашим любовным играм пришел конец. Варвара поступила учиться в медицинский институт, а я в военное училище. Теперь мы встречались только во время каникул, но ее отец бдительно следил за нами даже в эти короткие минуты счастья. Да разве за всем уследишь, – усмехнулся Семен и лукаво подмигнул Варваре. – Мы понимали, что безумно любим друг друга. Училище я окончил перед самой войной, а Варвара училась на четвертом курсе. Началась война, и мы потеряли друг друга. – Семен замолчал и теплым взглядом посмотрел на жену. Варвара чуть смутилась под пристальным взглядом, потом посмотрела на тамаду и сказала:

– Всевышнему было угодно, чтобы мы встретились в самом конце войны. После того, как нашими войсками был взят Мемель, и поток раненных резко сократился, я стала обходить палатки и осматривать прооперированных солдат. В одной из палаток увидела сидевшего на кровати раненого в ноги бойца и остановилась от неожиданности. Он терзал гармошку и горланил на всю палату.

 
За Кубанью есть одна станица,
Вокруг нее высокая лоза,
В той станице черные ресницы,
А в ресницах карие глаза.
 

Раненый склонил голову к гармошке и, чуть тише продолжил петь:

 
Где-то там в дали за полустанком,
Разгорится небывалый бой,
Потеряю я свою кубанку,
Со своей кудрявой головой.
 

Не помня себя от радости, я сорвалась с места и бросилась к гармонисту, – продолжала свой рассказ Варвара Михайловна. – Обняла его, прижалась к широкой груди. А он чуток отстранил меня, посмотрел в побледневшее лицо и снова растянул свою гармонь:

 
За весенние ночи, за родную страну,
Да за карие очи я ходил на войну.
 

Я опустилась на колени перед его койкой и зарыдала, словно маленькая девочка.

– Я здесь уже четвертые сутки, – положив мне на голову обветренные руки, тихо сказал он, – и операцию ты мне делала, да вот не узнала или не захотела узнавать. Наверно, у тебя уже есть другой милый?

– Какой другой? – сквозь слезы проговорила я, – всю войну ждала нашей встречи. А то, что не узнала тебя на операционном столе, так это легко объяснить. При таком сумасшедшем потоке раненых, всматриваться в их лица не было времени, все внимание только на кровоточащие раны.

Больше мы не расставались, – с улыбкой продолжала свой рассказ Варвара Михайловна. – Меня перевели работать в Калининград, а Сеня служил здесь же в полку. Вот так мы и создали семью. – Она замолчала и перевела взгляд на сидевшую рядом Татьяну. – Теперь тебе слово, красавица.

– Я для папы прочитаю стихи, – смущаясь и одергивая платье, сказала дочь. – Он очень любит поэму «Василий Теркин». – И она с выражением стала читать.

Громкие аплодисменты гостей стали оценкой ее мастерства. А мать, глядя в лицо Антону, тихо сказала:

– Живы будем – не умрем, не взорвемся, так прорвемся, что отдали, все возьмем.

– А что нам скажет красавица доктор? – глядя на Лизу, спросил тамада.

Девушка смущенно посмотрела на сестру, потом перевела взгляд на отца.

– Я спою любимую песню нашего папы. – Дождавшись, пока отец возьмет баян, запела тихим голосом:

 
Подари мне платок,
Голубой лоскуток…
 

Гости подхватили всем знакомую песню. Лиза, глядя в глаза мужа, пела и пела, все больше вдохновляясь.

 
Если в лунную ночь, иль средь белого дня,
Ни за что ни про что, ты разлюбишь меня,
Ничего не спрошу, ничего не скажу,
На дареном платке узелок завяжу.
 

Когда Лиза закончила петь, Михаил взял ее за руку и, тихонько сжимая в своей ладони, сказал на ухо:

– Я тебя, моя единственная, никогда не разлюблю, ни в лунную ночь, ни в ясный день. Скажу честно, я даже немного боюсь, что ты меня вдруг разлюбишь. Мне такого удара не пережить.

– Не переживай, – глядя в горящие глаза мужа, тихо ответила Лиза. – Я в себе уверена и твердо знаю, что другого мужчину никогда не полюблю.

Было уже около полуночи, когда гости стали потихоньку расходиться по домам. Лиза с Михаилом помогли Татьяне убрать посуду и занести в дом столы и стулья. Домой они шли не спеша. Время от времени муж прижимал к себе жену и шептал ей слова любви. Когда они уже подходили к дому, их обогнала машина скорой помощи. Лиза остановилась и, посмотрев в след умчавшейся машине, сказала:

– Кому-то стало плохо на нашей улице.

В это время из дома вышла их соседка Анна Фоминична и, разведя руки в стороны, растерянно сказала:

– Зойку Шилякову скорая увезла. Догулялась, стерва, – и она бросила огромный камень, который смачно плюхнулся в глубокую лужу. – Я без малого преступление не совершила, – проговорила она, обращаясь к собравшимся соседям. – Вот тем камнем, – кивнула Анна Фоминична на лужу, – чуть не убила эту гулящую сучку. Надо же так опуститься, – продолжала женщина озлобленным голосом. – У нее такой хороший муж, ходит в море, чемоданами ей шмотки привозит, деньгами снабжает, а она, только он за порог, устраивает то пьянки, то гулянки. Наверно, уже все мужики с нашей улицы успели с ней переспать. И ладно бы молодые парни ходили, но она уже стала зазывать и пожилых мужчин.

– Ваш-то муж к этой женщине, надеюсь, не ходит? – глядя на расстроенную женщину, спросил Михаил.

– Какой там не ходит, – всплеснула руками Фоминична. – У него ведь гипертония, инвалидность дали. Пенсия у него с гулькин нос, я одна работаю товарным оператором АЗС и, по большому счету кормлю и мужа, и внука Василька. Вон недавно заступила работать в ночную смену, а утром, вернувшись с дежурства, решила постирать его брюки и в кармане нашла носовой платок весь в губной помаде. А помада-то не моя, я такой ядовито-красной не пользуюсь. Не стала в тот раз поднимать шум, решила проверить свою догадку. И вот сегодня сказала мужу, что заступаю в ночную смену и вернусь только утром. Сама же покружила по городу до девяти часов вечера и вернулась домой. Смотрю, дверь на замке, внук спит, а мужа нет. Долго думать, куда он ушел, не пришлось. Сразу направилась к Зойкиному дому. Подкатила к окну ручную тележку и заглянула в комнату, в которой горел свет. И что же я увидела? – женщина на мгновение замолчала и обвела взглядом стоявших соседей. – В спальне за небольшим столиком сидит голая Зойка, из одежды только клетчатая рубашка моего мужа, ноги расставлены и на лице блаженная улыбка. А мой кобель в одних плавках буквально пожирает глазами ее бесстыжую промежность. Ясное дело, уже успели разок покувыркаться, а теперь снова аппетит нагоняют. Хотела войти в дом и дать бой этим развратникам, но дверь оказалась запертой. Вот тогда я нашла большой камень и со всего размаха саданула им в окно. В свою соперницу я не попала, – со вздохом облегчения призналась женщина. – Камень ударился в трюмо, которое стояло за ее спиной, мебель качнулась и на пол упала огромная ваза, разлетевшаяся на сотни мелких осколков. Вот эти осколками и поранили Зойке и голову, и лицо. Особенно досталось лицу, у нее ранены щека, бровь и губа на две части разрезана.