Текст книги "Дыхание синего моря. Записки о работе на круизном лайнере, суровых буднях и необычных приключениях"

Из жизни горничной

– Сейчас такое расскажу, я чуть не умерла от смеха. – Алина, горничная из Беларуси, которая делала лучших на корабле слонов и лебедей из полотенец, присела за наш столик.

В ночь перед высадкой горничные просили всех пассажиров выставить свои чемоданы в коридор, чтобы с рассветом работники могли вынести их с корабля в круизный терминал.

– Одна пожилая пара выставила свои сумки. Вот только они забыли упаковать туда свои вещи, представляете? – рассмеялась Алина.

– Как это? – поперхнулся пивом музыкант Дима.

– Вот так. Их пустые чемоданы увезли. А им надо было хоть куда-то сложить одежду. – Алина закурила сигарету. – Я выдала им несколько огромных черных мешков для мусора!

Все за столом громко засмеялись.

– А что еще я могла им дать? – усмехнулась Алина, снимая голубую рабочую жилетку.

Я представила, как смешно смотрелась эта пара, покидая коридоры лайнера с закинутыми за спину огромными черными мешками, набитыми их вещами.

I 95

К часу ночи у меня уже кружилась голова от новых лиц и имен. И я приняла единственно верное решение – пойти спать. Спустившись вниз по лестнице, я оказалась ниже линии воды, в пустом белом коридоре с названием I 95. Назван он был так то ли в честь самой длинной автомагистрали в США, то ли из-за американского документа для иностранных работников.

По этому коридору под ногами у пассажиров ежедневно пролегал мой путь. В нем не было бордовых ковров и начищенных зеркал, как в коридорах гостей. Не было статуэток у лестниц и картин с изображением диких пляжей. Это была железная коробка, тянущаяся от носа до кормы корабля, с белыми стенами и тяжелыми водонепроницаемыми дверями.

В случае затопления у этих дверей загорались огни и включался пронзительный звук, предупреждающий о том, что они закрываются. Железные двери в случае закрытия не мог остановить никто, и они прорезали все на своем пути. У них была одна задача – не допустить проникания воды в соседние отсеки в случае заполнения нижних палуб корабля.

От I 95 отходили безликие серые коридоры, в лабиринтах которых были спрятаны каюты экипажа, офисы работников и охраны. Там же находились огромные холодильники и склады продуктов и напитков. Рядом с ними часто стояли железные тележки, затрудняющие проход по I 95.

В пустом ночном коридоре веяло холодом, и я шла медленно, стараясь не пропустить поворот к своей каюте. Вдруг из-за угла резко вынырнул человек в белом респираторе и с жутким запахом.

Это было так неожиданно, что от испуга тело перестало меня слушать. Сердце забилось. Тело в шоке замерло на месте, хотя все внутри кричало мне «беги».

Я быстрым шагом пошла прямо. Я не знала, куда иду. Мне было важно просто идти. Опомнившись, я поняла, что ноги сами принесли меня к дому. Я стояла у своей каюты с наклейкой синего самолета на двери.

– Все хорошо? – спросила моя соседка из Перу, оторвавшись от книги с обнаженной парой на обложке. Я рассказала ей о мужчине в белом респираторе. Лилия рассмеялась и сказала, что это работник мусорной комнаты. Пока я успокаивала свое сердце домашней сангрией, которая была у каждой уважающей себя перуанки, Лилия не нашла ничего лучше, как рассказать мне о переработке мусора на корабле.

Я узнала, что твердый мусор прессуется или сжигается прямо на судне. А некоторые пищевые отходы перерабатываются, очищаются и сбрасываются в океан в качестве пищи для морских обитателей. Я сразу нарисовала в голове толпы жадных акул, кружащихся у судна.

Умывшись, я залезла на второй ярус кровати, задвинула полосатую шторку и, несмотря на нового знакомого и историю с акулами, мгновенно провалилась в сон. Наутро меня ждал сказочный город, утопающий в цветах роскоши.

Вспышка счастья

Вместе с Мишелем мы ездили на экскурсию в древнюю Олимпию и устраивали красочные фотосессии на центральной улице Канн. Вместе скупали яркие топы и футболки в турецких портах, терялись на улочках греческого Корфу и пили сладкие коктейли в кафе испанского Кадиса. Вместе танцевали на задней палубе корабля – в баре экипажа, подсчитывали до утра выручку казино и обсуждали новые корабельные истории. За суетой дней и красками новых портов, за бесконечными ночами на работе и новыми друзьями я не заметила, как наша дружба плавно перетекла во что-то более важное.

Мы вышли с корабля в залитый светом порт. Я вдохнула свежий морской воздух и подняла глаза к яркому солнцу, светящему на кристально голубом небе. Вокруг «Пышности морей» на волнах покачивались маленькие лодочки с белыми парусами. У пристани Фонвьей стояли яхты с блестящими на солнце бортами. А в порту Эркюль виднелся крошечный темно-синий лайнер.

Вдалеке кричали чайки, и я уловила мимолетное мгновение детской радости. Мне хотелось запомнить эту яркую вспышку ускользающего в глубь синего моря счастья. Из ближайшего кафе донеслась тихая французская мелодия, и я отчетливо поняла, насколько бессмысленно цепляться за мгновение.

Настоящее счастье – не в яркой, словно щелчок фотоаппарата, вспышке. Оно приходит тихими шагами к тому, кто не просто ждет, а делает шаги ему навстречу. К тому, кто каждый день, вне зависимости от погоды и настроения, работает над достижением собственного счастливого мира. «Когда-нибудь это состояние станет моим», – подумала я и в первый раз в жизни ступила на землю новой для себя страны – роскошного и прекрасного Княжества Монако.

Богатство той крошечной страны чувствовалось во всем – в лицах местных жителей, за столиками французских кафе, под сводами незасыпающего казино Монте-Карло.

Прячась от сентябрьской жары под навесом, я заказала местную фирменную пиццу «Писсаладьери» с томатами, анчоусами, ароматными розмарином и шалфеем. Потягивая мятный коктейль, я наблюдала за толпами любопытных туристов, которые фотографировались с красными «Феррари» и желтыми «Ламборгини».

Перекусив, мы с Мишелем зашли внутрь знаменитого казино Монте-Карло и на мгновение замерли от красоты. Атриум был облицован мрамором и окружен колоннами, а чуть дальше находилась целая галерея игорных залов с красочными картинами и скульптурами.

В том порту я смеялась как ребенок и делала десятки фотографий под сводами казино. Проходя мимо витрины бутика, я засмотрелась на длинное черное платье с пятизначной суммой на бирке.

– Настанет день, когда мы вернемся сюда и купим его, – обняв меня, сказал Мишель. – День, когда мы уже не будем работать на кораблях, но обязательно будем вместе.

Мишель учил меня замечать жизнь. Он останавливался и показывал мне хрупкие цветы, пробивающиеся сквозь каменные ступеньки, и придумывал имена для проплывающих по небу облаков. Я училась останавливаться в бесконечном потоке жизни, чтобы даже неуловимые искорки замирали вечностью воспоминаний.

All access[5]5
  Доступно всем (пер. с англ.).


[Закрыть]

В конце каждого круиза гостям предлагали экскурсию в самое сердце лайнера – в зоны, недоступные взгляду пассажиров, находящиеся за тяжелыми дверями с надписью Crew Only[6]6
  Только для обслуживающего персонала (пер. с англ.).


[Закрыть].

Когда корабль отчалил от сказочного порта в Монте-Карло, гости, заплатившие сто долларов, спустились в серые коридоры – те самые, в которых жили и передвигались мы, экипаж корабля.

Улыбчивый офицер из Колумбии Луис проводил их в огромную душную прачечную с громким шумом стиральных машин и сушилок, где десятки филиппинских работников без перерыва сортировали белоснежные простыни для гостей.

– Работники тоже стирают свою одежду здесь? – спросил молодой американец.

– Нет, у работников есть отдельная прачечная на нулевой палубе, – ответил Луис, забыв упомянуть, что в нашей прачечной на весь тысячный экипаж стояло всего пять стиральных машин.

Настоящее счастье – не в яркой, словно щелчок фотоаппарата, вспышке. Оно приходит тихими шагами к тому, кто не просто ждет, а делает шаги ему навстречу.

Путь любопытной толпы, идущей гуськом на главную кухню корабля, пролегал через огромные склады, куда в первый день круиза всего за несколько часов загружались тонны еды и десятки ящиков с напитками.

– Еда поступает на кухню, где каждый день повара готовят сотни разнообразных блюд. По стандартам, приготовленная еда может быть использована в течение четырех часов, – говорил Луис, заходя на главную кухню лайнера.

Заключительным местом в экскурсии был капитанский мостик – место, откуда улыбчивый норвежский капитан швартовал огромный лайнер в очередном живописном порту. На мостике были сотни разноцветных кнопок на десятках панелей и кристальные панорамные окна с лучшим видом на море и порты.

Когда Луис закончил экскурсию, он вновь пересчитал пассажиров. И с удивлением отметил, что до капитанского мостика не дошел один гость, затерявшийся где-то в секретных зонах корабля.

После неудачной попытки найти пассажира Луис обратился на стойку администрации. Имя гостя несколько раз объявляли по громкой связи, проверяли его каюту и корабельную карточку. Охранники, запершись в своем офисе, просматривали камеры из зон для экипажа в поисках пропавшего. Но все попытки найти его оказались безуспешными.

Слухи разлетались по кораблю со скоростью звука, и вскоре мы, проходя по узким коридорам, высматривали чужака.

Гость нашелся сам – спустя несколько часов он использовал свою карту в местном баре. Молодой американец оказался журналистом известного издания. Офицер охраны попросил молодого парня стереть все видео, которые он успел снять.

Его статья так и не увидела свет.

Сердце моря

Я не любила Англию – чопорную и резкую, с вечными туманами и нескончаемыми дождями. Удивительно, но и за тысячи километров от Соединенного Королевства, на маленькой части земли рядом с Испанией, тоже всегда было туманно и дождливо. Эта земля принадлежала Великобритании и носила имя Гибралтар. Там, на мысе Европы, Средиземное море соединялось со скрытыми за туманом величественными горами Марокко.

Когда лайнер причалил к порту этого города, я направилась осмотреть Гибралтарскую скалу. Ее восточный склон резко обрывался над бескрайним морем, а на более пологом, западном, и был построен город.

Когда я поднялась по канатной дороге в гору, меня окружили толпы любопытных бесхвостых обезьян – маготов. Одна из них без стеснения залезла в мою клетчатую сумку, которую я по незнанию поставила на землю, чтобы сфотографироваться.

Скала была удивительным местом – возвышенностью с прохладным горным воздухом и редкими африканскими растениями, с одной стороны, и темными пещерами, в которых было влажно и зябко, с другой.

Когда я спустилась в пещеру Святого Михаила, меня окутали холод и запах влажности. Древние греки звали эту пещеру вратами в царство Аида – бога подземного царства мертвых. С потолка свисали янтарные сталактиты, а на стенах осталась стертая наскальная роспись с рисунками горных зверей – следы первобытных людей.

– Эта пещера долгое время служила военным укреплением, а во время Второй мировой войны в ней организовали военный госпиталь, – торопливо рассказывал гид, стараясь быстрее освободить место для ждущей неподалеку другой экскурсионной группы.

Я переходила из одного зала в другой, расположенный на более высоком уровне, медленно, боясь поскользнуться на влажной земле, которую освещала тусклая подсветка. В самом большом из залов проводились концерты классической музыки. А на нижнем уровне, куда я спускалась по крутым ступенькам, располагалось кристальное подземное озеро.

Такими же кристально чистыми были мои чувства к Мишелю. За три месяца до зимы я сидела с ним в кафе на главной площади Гибралтара и ела английский завтрак из яичницы и бекона. Он рассказывал мне об учебе во французской столице, а я перебирала яркие ракушки, украшающие стол. Вода синего моря терялась на горизонте, а я мечтала о том, что под небесными парусами, объединившими два сердца, всегда будет жить любовь, что никакие бури и штормы не заберут нас друг у друга.

За три месяца до зимы ветер разносил по крошечному английскому порту нашу историю, запахи еще неизведанных берегов и обрывки слов на разных языках. А под моей ладонью, в маленькой ракушке, билось сердце моря – мечтами и памятью.

Код «Браво»

Вечером на корабле резко прозвучали гудки и команда «Браво», за которой следовала фраза – «Это не тренировка». И это придало ситуации особый драматизм.

На случай непредвиденных ситуаций на корабле было четыре кодовых слова, которые произносились по громкой связи. Команда «Оскар» означала, что человек находится за бортом, «Альфа» – медицинский инцидент, «Чарли» – угроза безопасности и, наконец, «Браво» – это пожар. После кодового слова объявлялось место, где случилось происшествие.

Пожар был одной из самых страшных угроз для корабля, что было удивительно, ведь вокруг находилась вода. Но именно пожар мог в считаные минуты распространиться по лайнеру и унести его в пучины морских вод.

В тот вечер пожар начался в машинном отделении. Сидя в столовой и обсуждая новые корабельные истории со своей соседкой, я заметила нескольких ребят из Филлиппин, которые резко поднялись со своих мест. Это был экипаж из команды «Браво», которых специально тренировали для помощи в тушении пожара.

– Bomboclat, – донеслось из-за угла. Это ямайское слово, обозначающее шок или неожиданность, чаще всего использовалось как ругательство.

Я встретилась взглядом с коллегами за соседним столом и прочитала в их глазах страх перед неизвестностью. Мы не знали, чем закончится этот пожар: воспоминаниями о быстро закончившейся трагедии или массовой эвакуацией людей на борту.

Лайнер продолжал свою размеренную жизнь. Гости загорали и читали любовные романы, уютно расположившись на шезлонгах у бассейна. Но мы знали, что где-то ниже уровня моря, в самом сердце управления корабля, полыхало жаркое, неконтролируемое пламя.

К счастью, тот пожар потушили, и угроза миновала. Но это в очередной раз заставило меня задуматься о том, как важна ценность жизненных моментов.

Тогда я еще не знала, что через полтора года пожар на «Пышности морей» заставит норвежского капитана объявить общую тревогу и выведет весь экипаж и перепуганных сонных гостей на станции эвакуации в три часа ночи. Это будет пожар, который вынудит лайнер остановиться и ждать катера береговой охраны. Пожар, который обойдется компании в двадцать два миллиона долларов. Пожар, который выведет из строя мой родной корабль на целых шесть месяцев.

Сердце острова Сицилия

В конце сентября лайнер причалил к порту, который я ждала с замиранием сердца, – Палермо, Сицилия. Этот остров, где небо сливалось с морем и горами, был местом из моих снов. Но, когда я восхищенно говорила о Палермо своим друзьям, те, кто уже бывал там, лишь улыбались. Все как один отвечали, что этот город – совсем не такой, каким я его представляю. Но мне не хотелось верить. В сердце жил романтический образ сицилийского порта с мандариновыми рощами и мягкими песчаными пляжами.

А ступив на его землю, я поняла: в южном итальянском острове, несомненно, есть своя прелесть. Но она точно не в портовом Палермо.

Прелесть Сицилии на востоке, в горной Таормине. Это место было соткано из ароматов горных цветов и теплого средиземноморского воздуха. А высеченный в скале греческий театр тесно связывал город с очарованием Древней Греции. Там, в крошечном кафе с клетчатыми скатертями, в окружении лимонного сада, я попробовала местное вино – сладкое, с ароматом цветов, и традиционный сицилийский десерт – кассату, торт из фруктов и рикотты.

Прелесть острова в древних Сиракузах – мосте между Древней Грецией и Древним Римом. В городе, где на площади Архимеда стоял божественный фонтан с Артемидой. Месте тихом и спокойном, живущем своей размеренной и неторопливой жизнью. В том городе из древнегреческих легенд я гуляла у римского амфитеатра, построенного еще до нашей эры для гладиаторских боев, уступающего своим размером лишь римскому Колизею и арене в романтичной Вероне.

Именно там, в обломках древних римских амфитеатров, на развалинах храмов второго века, и билось настоящее сердце острова Сицилии.

Древние города

Но ощутить истинный дух древности я смогла в двух городах – на юге Италии у Неаполитанского залива и на юге Греции, в области Илия.

В ту осень стояла невыносимая жара. Старенькое такси с разговорчивым водителем уносило меня на юг от Неаполя. Таксист постоянно говорил со мной по-итальянски. А я улыбалась, вслушиваясь в бесподобные слова языка, звучащие как мелодичная музыка. Слушать и говорить на языке Данте было для меня сплошным наслаждением.

Такси везло меня в самое сердце древнего города, от которого сейчас остались лишь руины. Помпеи – город, который за считаные минуты был стерт с лица Земли и чья история и по сей день остается загадкой.

Руины древнего города напоминали греческий Акрополис с духом античности и величия. Там были такие же булыжники, по которым приходилось ходить с особой осторожностью, огромные толпы туристов с разных концов света и бесконечные вспышки фотокамер.

Я с друзьями бродила по огромным камням, заходила в дома, где когда-то кипела жизнь, и вдыхала жаркое сентябрьское утро в летнем амфитеатре.

– Я бы хотела перенестись на много веков назад и ощутить, какой была жизнь на этих улицах, – сказала Лилия, опираясь на полуразрушенную стену.

– Да, увидеть, какие товары продавались в этой лавке, – я указала на здание, от которого осталась одна стена.

– Узнать, какие ткани перевозил купец в другие итальянские города, – мечтательно сказала моя латиноамериканская соседка.

Я смотрела на руины, и меня мучил вопрос: какими были бы Помпеи сейчас, если бы в семьдесят девятом году Везувий не обрушил на них всю свою вселенскую силу?

Вторым местом, словно с картинок о Древнем мире, стала греческая Олимпия – святилище, посвященное Зевсу, и родина Олимпийских игр. Но еще до появления знаменитых игр древний город был известным святилищем Геи – богини Земли и Кроноса – отца Зевса.

Я добиралась до Олимпии на старом, обшарпанном поезде из греческой деревушки у моря – Катакалона. Там была одна главная улица, уставленная столиками местных кафе и манекенами у маленьких магазинчиков. Деревню с обрывистыми берегами, окруженную соснами и кипарисами, я с легкостью обходила за десять минут.

Добравшись до древнего города, я купила карту и приступила к поиску чудес. Первыми взору открылись храмы Зевса и Геры, от которых остался фундамент и нижняя часть колонн. В храме Зевса когда-то располагалась его статуя из золота, слоновой кости и дерева – одно из семи чудес Древнего мира.

Чуть дальше находился Филиппион, построенный отцом Александра Македонского, и самый первый олимпийский стадион. Я удивлялась, почему на нем не было трибун. Но именно так в древности зрители смотрели соревнования – со склонов, покрытых травой.

Созвездия

Вернувшись с долгой экскурсии по древнему городу, мы присели в крошечном кафе. Лодочки медленно покачивались на волнах, и на тихий городок опускалась теплая сентябрьская ночь. Тот вечер в греческом порту был последним в цепочке наших волшебных вечеров с Мишелем.

Смотря в его глаза, я отчетливо понимала, что спутала чувство дружбы и благодарности к нему с любовью. С каждым днем, с каждым портом мои чувства бледнели и ускользали. И постепенно я стала от него отдаляться.

Одна девушка из Сирии как-то сказала мне: «Все конфликты случаются из-за простого непонимания». Закрывая глаза, я думала о том, как важно в этом мире быть искренним. Хотя бы с самим собой.

На глаза наворачивались слезы от чувства, что у меня отняли сразу двух родных людей. В тот круиз у моей подруги Цветаны закончился контракт, и самолет уже уносил ее домой, в залитую солнцем прибрежную Варну.

Еще не привыкшая к суровой реальности кораблей, я с трудом отпускала людей, ставших мне родными. Я хранила воспоминания о каждом в сердце, не желая расставаться.

«Я больше никогда не увижу ее», – говорила я со слезами. А потом поняла, что она, как и все, кого я когда-то любила, навсегда со мной. В глубине необъятного сердца. Я подняла глаза и посмотрела на яркие звезды, горевшие за миллионы световых лет от нашей планеты. И Мишель рассказал мне старинную легенду.

– Зевс влюбился в прекрасную нимфу, которая родила от него сына. Когда его жена узнала об этом, она поклялась уничтожить соперницу. Чтобы спасти любимую, Зевс отправил их с сыном на небо, превратив в два ярких созвездия – Большую и Малую Медведицу.

Это и были те яркие звезды, которые мы наблюдали в греческом Катакалоне. Я так ярко сохранила их образ, что и по сей день ищу их в ночном небе. И переношусь мыслями на много лет назад, за угловой столик греческого кафе.