Текст книги "Вдова мастера теней"

Именно так дама ответила мужу, не вовремя заглянувшему в гостиную, где мы беседовали с его супругой. «Тоник для лучшего цвета лица». Придумают же такое! Не зря отец посмеивается над некоторыми клиентами, просящими вместо настоящей этикетки прицепить безобидную. Ядов он не делает, а остальное… в случае неправильного применения самое большее, что может приключиться, – это легкое несварение.

Создав небольшой голубой светляк, я вскочила в седло. Вспомнила, что забыла о защите для копыт, свесилась вниз, начаровала страховочные заклинания на ноги Грома. Теперь ему не страшны случайные ямы. Моих сил едва хватило. Магиня из меня, честно говоря, не очень. Элиза сильнее… была…

Я посмотрела на часы, шепотом попросила прощения у ни в чем не повинного Грома, погладила по вороной шее и подхлестнула коня.

До Чарлтона добралась в рекордно короткое время – в родословную Грома затесались пегасы. Крыльев у него не было, но при необходимости конь не скакал, а почти что парил над землей. К сожалению, не буквально. Без заклинаний на копытах вполне мог переломать ноги.

Наш дом, он же магазин, ярко озаряли фонари. Заехав во двор, я поспешно спрыгнула со спины Грома. Оставив плащ и сумочку в темной прихожей, я буквально взлетела по лестнице на второй, жилой этаж. Дверь в комнату Элизы была приоткрыта. У стены стоял столик на колесиках. На нем ужин, к которому едва притронулись, и пустой пузырек. Сестра снова плохо ест. Хоть зелье принимает исправно.

В спальне Эли пахло жасмином. Отец с несчастным выражением осунувшегося лица сидел в кресле. Элиза в простом домашнем платье – на кровати.

А вокруг сестры расположились воплощенные эмоции. Серая псина-боль скалилась на алую кошку-ярость, по размерам больше напоминающую не кошку, а рысь. Зеленые щупальца тоски раскинулись на синем ковре. А в воздухе парила острокрылая ящерица – безысходность.

Даже сейчас сестра старалась выглядеть, как полагается приличной элтине: задумчивое выражение симпатичного лица, легкая полуулыбка на губах, раскрытая книга в руках. Казалось, она просто ждет моего возвращения, а не борется с собой.

Я бы на ее месте давно послала этикет в самый темный угол эфира, к самым злобным духам. Но это я. В детстве мама сомневалась, что мы близнецы. Внешность одинаковая – характеры разные.

Не стала тратить время на расспросы. И так ясно: приезжала мама. Я отсутствовала меньше суток, а воплощения – размером с двухдневные. Родительница покидала свою уединенную усадьбу крайне редко, сугубо чтобы воззвать к нашей совести. С последствиями ее визитов приходилось разбираться мне. Запретить матери общаться с сестрой язык не поворачивался – не хватало духу. Она ведь тоже сильно переживала. И пыталась помочь. По-своему.

– Я принесу в твою комнату ужин, Габи. – Отец устало вздохнул и оставил меня наедине с сестрой и ее монстрами.

Первой решила развоплотить самую опасную гостью спальни. Ярость почувствовала мой боевой настрой и оскалилась, плотнее прижимаясь к ноге сестры. Элиза сфокусировала на мне взгляд. Ее лицо на секунду стало кровожадным. Но зелье помогло, черты расправились, сестра устало перевела дух. Ярость недовольно зарычала.

Глубокий вдох, и я воскресила в памяти светлое чувство радости, когда мы с Эли играли у ручья в поместье, в прозрачных струях воды переливались крохотные радуги…

Ярость истерично взвизгнула, превратилась в алое облачко и растворилась в моей груди.

У меня потемнело в глазах, гулко застучала кровь в ушах.

Справлюсь!

Несколько раз моргнув, я сосредоточилась на следующем приятном воспоминании. Нацелилась на боль. Она всегда уходила неохотно. Пришлось к детским воспоминаниям добавить немного радости с выпускного бала, когда мы с Элизой, счастливые, танцевали с кадетами Военной академии, которых ради праздника допустили в стены Института благородных девиц.

Когда серое облачко, в которое превратилась боль, втянулось в мою грудь, я поспешно, пользуясь подъемом, царившим в душе, развоплотила тоску и безысходность.

Элиза вздрогнула всем телом, утомленно провела пальцами по своей щеке.

Посмотрев на часы, я со вздохом констатировала, что потратила на развоплощение без малого час. Именно поэтому старалась делать это незаметно. Исподтишка. Внезапно замершая посреди улицы девица выглядит слишком подозрительно. А когда люди чего-то не понимают, начинают задавать вопросы. Опасные вопросы.

Я помогла сестре переодеться в ночнушку, вытащила шпильки из ее прически, расчесала волосы. Осторожно уложила на кровать, накрыла одеялом и поцеловала в щеку.

– Отдыхай! Нам завтра рано вставать.

– У тебя получилось? – прошептала Элиза, обеспокоенно глядя на меня.

– Да. Завтра утром я стану женой Витора Алистера. – Смягчила новость. Хватит сестре на сегодня переживаний. Скажу завтра, что по контракту буду его вдовой. Мне еще сегодня с отцом разговаривать. Вряд ли он придет в восторг от скорости развития наших отношений с Витором.

– Так быстро? – изумленно выдохнула Элиза.

– Ему нужна… жена, – легкомысленно пожала плечами.

– Но ведь мы не аристократы? – недоверчиво заметила она.

Сестра не совсем права. Дедушка оставил нам возможность по желанию унаследовать титул. С восемнадцати лет. Но последние полгода на нас с Эли столько всего навалилось. Приставка к фамилии была совсем не тем, о чем мы думали. Дед дулся, демонстративно не навещал, запретив бабушке ездить в гости, но это было и к лучшему. Чем меньше народа в нашем доме, тем меньше опасность разоблачения. Эту истинную причину очередного взбрыка дедули я поняла не так давно. Слишком уж много раз он объявлял нам опалу после очередного спора с отцом.

– Для мастеров теней не играет большой роли, аристократка я или нет, – напомнила я сестре. – В остальном я его вполне устраиваю.

– Ты говоришь так, будто ты племенная кобыла! – возмутилась Элиза.

– Эли, мы уже говорили об этом. – Я со вздохом присела на кровать, погладила сестру по голове. И пока она не собралась с силами и снова не начала требовать отказаться от безумной затеи, добавила: – Брак будет фиктивным. Можешь не переживать, я ничем не рискую.

– А зачем ему тогда жена? – озадачилась Элиза, укладываясь обратно на подушку, с которой в порыве чувств поднялась.

– Не знаю. Может, у них есть традиция жениться до двадцати трех лет? – усмехнулась я, заметила радостный блеск в глазах сестры: – Прости, Эли, никаких свадебных платьев! – подняла руки в примирительном жесте.

– Но ведь!..

– Витор на этом настоял. – Поцеловав сестру в лоб, я погасила люстру, оставив только ночник в форме цветка жасмина на прикроватной тумбочке, и, пожелав Элизе сладких снов, отправилась к себе.

Отец взволнованно расхаживал по комнате. Я устало опустилась на кровать, покосилась на столик, занятый огромным подносом, заставленным всевозможной снедью. Папа меня явно переоценил.

– Получилось? – Отец сел в кресло напротив, нервно помассировал вначале костяшки пальцев одной руки, потом другой. Взлохматил пальцами волосы, дернул узел на шейном платке.

Он сильно переживал, что в случае моего замужества мастер вполне может захотеть консумировать брак. Было сложно убедить его, что в этом нет ничего страшного. Безусловно, мне неприятно думать, что моим первым мужчиной может стать незнакомый человек, но отцу я сказала совсем другое. А именно напомнила, что половина браков заключается по сговору родителей. И ничего, живут люди и нелюди. Мамина сестра, тетя Мэлори, была вполне счастлива. С мужем – взаимные чувства, хотя первый раз увидели друг друга на собственной свадьбе. Тетя всегда выглядела такой довольной; жаль, что ее больше с нами нет.

В общем, отца я уговорила… и себя уговорила.

К тому же выбора не было. Нам нужен мастер теней. А что касается близких отношений, Витор четко дал понять: как девушка я его не интересую. Даже если бы это было не так, мастер – весьма привлекательный молодой мужчина. Стеснения в его присутствии я не чувствовала. Он казался мне несколько… вымороженным, но кто бы хохмил и балагурил, ежедневно сталкиваясь со злобными порождениями эфира?

– Габи?

Я виновато улыбнулась отцу, поняв, что отвлеклась.

– Да… получилось. – Закатав штанины, я развязала ленты, скинула туфли и блаженно пошевелила пальцами ног. – Но не совсем так, как мы думали. Точнее, совсем не так…

Родитель подался вперед, облокотился о колени и нахмурился.

– Свадьба состоится завтра на рассвете в центральном столичном храме, – не рискнула начать с главного, побоялась. Отец был не в восторге от всей этой затеи. – Элиза поедет со мной в качестве компаньонки. Витор предложил мне контракт на две недели. Фикцию.

Темные отцовские брови сшиблись на переносице. Я нервно заерзала под взглядом серо-голубых глаз. Все равно придется сказать.

– Па, он предложил стать его вдовой. На две недели. Сказал, что это шутка. Я успею! Все получится! – поспешно выпалила.

Отец недоверчиво покачал головой, тяжело вздохнул, потер пальцами висок, искоса глядя на меня.

– Я не откажусь, – твердо сказала я.

– А я и не отговариваю, – невесело усмехнулся отец.

В этом мы с ним похожи. Всегда идем к своей цели.

Если бы были другими, все закончилось бы шесть месяцев назад. И никакой надежды на счастливый конец нашей «сказки». Мама это понимала и все равно периодически настаивала на своем. У нее элементарно не выдерживали нервы. Дочери аристократа, небогатого, но в энном поколении, такое простительно. Да вот только зельевара, добившегося всего в своей жизни самостоятельно, в том числе и руки дворянки, подобное положение вещей не устраивало. Его дочь тоже. По крайней мере одну. Иногда папа шутил, что я пошла в него, а Эли – в маму.

– Он сказал, зачем ему это нужно? – задумчиво проследив, как я решительно стискиваю кулаки, осведомился отец.

– Нет. – Я расслабилась.

– Шутка… – задумчиво повторил он.

– Так Витор сказал. – Взяла куриную ножку, покосилась на вилку и нож и решила: к духам их, я слишком голодна, чтобы следовать правилам этикета. Кроме того, никто ведь не видит. Папа сам иногда, к ужасу мамы, «забывает» о столовых приборах.

– А сама как думаешь? – прищурился отец. – Действительно шутка?

– Не знаю, – честно призналась я.

Положила косточку на поднос, вытерла пальцы салфеткой и подробно пересказала наш разговор с Витором. Сразу перешла к главному. Опустила несколько часов «прелюдии». Как мы приехали на бал, «случайную» встречу с Алистером. Как потом строила из себя святую наивность и одновременно намекала на вещи, недостойные добропорядочной элтины.

Я добилась своего. Об остальном хотелось забыть. И я забуду!

Отцу шутка Витора тоже показалась подозрительной. Папа похвалил за предусмотрительность. Возможность ездить к нему и взять Эли в качестве компаньонки отлично вписывалась в наш план, который пришлось немного подкорректировать из-за торопливости мастера теней.

Касаемо самой шутки решили: главное, чтобы Алистер соблюдал условия контракта. Пока это так, нас не касается, почему и зачем двэйн решил устроить жестокий розыгрыш.

Быстро доев ужин, мы занялись подготовкой к нашему с сестрой отъезду. Времени осталось мало – едва хватит, чтобы сделать все необходимое.

Отец заперся в лаборатории. Я отправилась инспектировать платяные шкафы. Сначала осторожно, чтобы не разбудить Элизу, пробралась в ее комнату. Потом пересмотрела свои вещи.

Я выбрала самые любимые платья Эли. Добавила пару амазонок. Почти все белье. Забрала всё, что было выставлено на туалетном столике сестры. Вещей получилось прилично. Ну и пусть. Эли и так почти не улыбается. Искренне. А не по требованию этикета.

Себе взяла лишь минимум, Витор обещал поездку по магазинам. Два выходных платья, одно из которых я собиралась надеть, два домашних, лосины, плащ, костюм для прогулок, белье и большая шкатулка с женскими мелочами. С двойным дном, в ней удобно прятать пузырьки с зельями. Влезало туда точно двадцать восемь флаконов. Запас на четырнадцать дней сестре, тонизирующее для меня на тот же срок. Разрешением Витора на поездку к отцу я собиралась воспользоваться в крайнем случае. Если что-то пойдет не так и нам с Эли случится быстро уносить ноги из поместья Алистера.

Зелья принес отец. Ему пришлось доваривать недостающее количество. Убедившись, что я все сложила, отправился готовить экипаж. Запихивая шкатулку в саквояж, подумала, что брать зелья для Элизы без небольшого запаса недальновидно. Понятно, что привлекать внимание слуг пузырьками с сомнительным содержимым, распиханными по сумкам, тоже не самый лучший вариант. Но…

Поместье Витора находится далеко от Чарлтона.

Выложила в тумбочку половину своего тонизирующего зелья, которое я вынужденно пила каждый день, потому как развоплощать чужие эмоции приходилось постоянно. Навестила лабораторию отца и взяла зелья Эли.

Поделюсь с отцом своими страхами – и он может отказаться от сомнительной затеи. Скажет, слишком велик риск. Наверное, даже хорошо, что папа от усталости не вспомнил о непредвиденных ситуациях.

А что до моего тоника – я сильная, справлюсь. К тому же в детстве часто забывала о нем. Да, я была весьма болезненным ребенком, сейчас намного крепче. Правда, тогда я не видела разношерстный зверинец вокруг. Ничего! Кроме последствий развоплощений, никаких физических недомоганий нет. Если, конечно, меня не запереть в доме.

Я выгребла пузырьки из тумбочки и, спустившись в лабораторию, сунула их в утилизатор. Если будет совсем невмоготу, попрошу у лекаря мужа какую-нибудь настойку. Конечно, папа настаивал на зельях его приготовления. Но ведь никакой разницы нет. Тонизирующее зелье – оно и есть тонизирующее зелье.

Последними в тайник отправились двенадцать магических накопителей – все, что мы смогли достать. Их мне предстояло носить в потайных кармашках на поясе платья. Накопители были особыми, со специальной защитой. Проще говоря, магией не фонили. Что нам и требовалось.

Поспешно приняв ванну, переоделась в любимое алое платье с широким поясом под грудью и квадратным вырезом. Соорудила простую прическу, выпила тоника – на сон времени не осталось – и побежала будить сестру.

До ее спальни не дошла. Сердце закололо, потом будто когтями провели изнутри по легким, выбивая воздух. Как же не вовремя! Впрочем, как всегда. Посмотрев на часы, я пришла к выводу, что не успею переодеться. Накинув плащ, я натянула капюшон пониже и выскочила из дома.

Вглядываясь в темные закутки улицы, куда не доставал свет фонарей, я думала лишь об одном: только бы успеть.

Где же ты?

Упавшая на мостовую сверху женская туфелька заставила поднять глаза. Рина, дочка доктора Флина, обхватив себя руками, стояла на крыше. О ее ноги терлась огромная серая псина. А острые крылья безысходности, почти накрывшие хрупкую девушку, были готовы столкнуть ее вниз. По щекам Рины текли слезы. Боль и безысходность росли на глазах. Еще немного, и девушка шагнет вниз! Не успею подняться на крышу. Не успею даже окликнуть! Придется рискнуть…

Я смотрела на дочку доктора, а видела взлетающие к небу качели, слышала свой смех и радостный визг сестры…

Два облака ринулись вниз, они почти окутали меня. Покачнувшись, схватилась рукой за фонарный столб.

Рина вздрогнула, взвизгнула и отскочила от края. Не удержалась на ногах и села на скат крыши.

Я предусмотрительно шагнула в тень. Крик услышали. Из окна дома высунулся отец девушки, посмотрел вверх, побледнел. Потом раздался грохот – Флин побежал спасать дочь. Громко запричитала его жена. Вскоре все семейство сидело на крыше, обнявшись. А я могла вздохнуть спокойно и вернуться домой. Было жаль Рину: девушку соблазнил военный и бросил. Она посчитала, что на этом ее жизнь кончена. Глупость какая! Подумала бы о родителях!

Я незаметно вернулась домой. Минус сорок минут времени – надеюсь, Рина все же поймет, что гробить свою жизнь из-за кобеля в мундире глупо. Меня немного покачивало от усталости. Полпузырька тоника исправили положение.

В спальне сестры ждал очередной «сюрприз». Эли спала, раскинув руки и судорожно всхлипывая во сне. На подушке рядом с ее головой сидел колючий черный комок – страх. Даже во сне ей уже нет покоя!

…Золотистые ветви ивы, колышущиеся над водой, и летящие в небо белые шляпки семян одуванчиков…

Вспомнила раньше, чем сообразила, что делаю…

Черное облако врезалось в мою грудь. За год я научилась без вреда для себя развоплощать эмоции. Но иногда, как сейчас, случались промахи. Чужой страх заструился по жилам, заставил испуганно вздрогнуть. И лишь потом исчез.

Мимолетный взгляд на часы. Пять минут. Не так уж и долго.

– Просыпайся, соня! – Я погладила сестру по волосам. Элиза сонно забормотала, отмахнулась от моей руки. Перевернулась на живот, зарылась в подушку лицом. – Эли, просыпайся! А то опоздаешь на мою свадьбу!

– Уже утро? – Сестра взлохматила пальцами волосы, зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Уже.

Глубоко вздохнула. Больше тянуть нельзя!

– Эли, я тебе сразу не сказала, но Витор предложил стать не женой, а вдовой. – Сестра замерла с занесенной рукой, которой собиралась потереть глаза. Быстро добавила: – Это шутка! Глупо, я знаю. Витор хочет подшутить над родными. Вроде: вы меня не ценили, а тут – раз! – и вот…

Элиза смотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами. Очаровательно сонная, наивная и совершенно ничего не понимающая. Все же какие мы с ней разные!

– Не волнуйся. Это глупая шутка. Почему и зачем – нас не касается. Вставай! А то опоздаем, и будущий покойник передумает на мне жениться! – смех вышел нарочитым и усталым. Надо еще тоника выпить.

Эли медленно кивнула. Посмотрела с укоризной.

Я отрицательно качнула головой в ответ: «Не откажусь, не проси».

Сборы заняли чуть больше времени. Пришлось возвращаться. Одетая в серебристо-серое двуслойное платье с завышенной талией, причесанная, сестра вспомнила о любимой стабилизированной магией ветке жасмина, благополучно мною забытой. Эли ничего не сказала, но по глазам видела: сестра обиделась. Эта ветка стала своего рода ее талисманом. Символом того, что все будет хорошо.

Согласна с сестрой: надеяться нужно всегда, даже когда падаешь в пропасть. Вдруг тебе повезет и внизу окажется уступ, за который ты сможешь зацепиться! Или у тебя вырастут крылья! Или прилетит пегас! Потому что, если желаешь чего-то искренне, чудо обязано случиться! Правда, иногда не сразу его увидишь. Но сдаваться – это последнее дело!

Пока ехали в столицу, Элиза молчала, потом, глядя на мелькающие за окном ночные улицы, тихо сказала:

– Это жестоко!

– О чем ты? – Я как раз вытаскивала шпильки из прически и расправляла пальцами пряди, потому что волосы невесты должны быть распущены. Платье, туфли, наличие или отсутствие фаты – все неважно, но волосы надлежит освободить. От всего – как символ освобождения от прошлого. Я как-то упустила этот момент. Вот бы Витор удивился. Безусловно, брак у нас фиктивный. Но оскорблять жрецов не стоит.

– Я о розыгрыше! – Сестра упрямо вздернула подбородок. – Какие бы они ни были, они его родственники! И сообщать им, что он умер, – жестоко!

Так и знала, что с Элизой будут проблемы. Но оставить ее с отцом не могла. Сутки без моей помощи – и… Нет, не думать! Никаких «суток» и «и»!

– Эли, не вздумай сказать Витору, что он поступает дурно. Это наш последний шанс. – Сестра сникла. Слишком резко, знаю. Но если дать слабину, мое вдовство окажется под вопросом. Вряд ли у нас есть еще один шанс подобраться настолько близко к мастеру теней. – Эли?

– Я знаю. Со мной не будет проблем, обещаю. – Элиза опустила глаза, на губах появилась вежливая полуулыбка. Сестра снова спряталась от меня в раковине этикета.

Приличные элтины не истерят, не ругаются. И у них не возникает желания стукнуть сестру покрепче, а потом обнять, расцеловать и разреветься. Потому что страшно: мы приехали, и снаружи отец здоровается с Витором. Мастер теней хвалит Грома и впряженную с ним в пару Весну. Удивляется тому, что родитель сам сидит на козлах. Отец пространно отвечает. Ссылается на спешку и болезнь кучера. Конечно же, Алистер сделает вывод, что наши дела совсем плохи. Так и нужно.

Я должна успокоиться. Но не выходит. Паника нарастает.

Это все эмоции виноваты. Те, которые мне приходится развеивать.

Вдох-выдох…

Даже не нужно задавать вопрос: «Как поступила бы Элиза?» Вон он, ответ, сидит, примерно сложив руки на коленях, с зажатой в пальцах веткой жасмина. Прямая спина, чуть склоненная голова, скромный взгляд из-под ресниц. Полуулыбка на губах.

Пригладив пальцами волосы, я нервно улыбнулась отцу, открывшему дверь экипажа.