Текст книги "Династия Романовых"

Но тут о своих претензиях на русский престол заявили шведы. Они напомнили об обещании новгородских воевод признать царем шведского королевича. Однако в ответ услышали: «Мы потому вам так сказали, чтоб не мешали нам с поляками расправиться. Теперь мы их одолели – можем и за вас приняться. Не желаем видеть шведского королевича на Москве-реке». Русскому народу опротивели чужеземные притязания на московский престол. Время Смуты закончилось, пора было заняться обустройством своего государства, во главе которого стоял бы достойный муж, «из своих, а не иноземцев», православный и соблюдающий русские обычаи.

Как «худородные» Романовы стали преемниками Рюриковичей

Освободившись от чужеземцев, измученная долгими годами Смуты Русь вновь оказалась перед проблемой пустого царского трона. Было решено избрать государя среди своих бояр на Земском соборе[2]2
  Из иностранных претендентов предлагалось избрать на царство «Маринку с сыном», но сомнительное отцовство царевича Иоанна, за что его прозвали в народе «воренком Ивашкой» (от Тушинского вора), и польское происхождение его матери вызывали к ним негативное отношение у народа.


[Закрыть]. Желающих «примерить на себя шапку Мономаха» объявилось немало. Самыми родовитыми из них были князья В. П. Голицын и Ф. И. Мстиславский, а самыми прославленными – полководцы-освободители Москвы Д. Пожарский и Д. Трубецкой. Оказался в числе кандидатов на русский престол и юный отпрыск «худородных» бояр Романовых – Михаил. На первый взгляд, его шансы были не столь велики, как у его именитых соперников: незнатен, молод, неопытен. Но одно преимущество у него все-таки было – кровная связь с Рюриковичами.

На самом деле происхождение рода Романовых весьма неоднозначно. Историки до сих пор пытаются разгадать многие загадки, относящиеся к его родоначальнику – Андрею Ивановичу Кобыле. Его отец, по наиболее принятому мнению, именовался Гланда-Камбила Дивонович (в крещении Иван). В России он появился в последней четверти XIII века. Был он, по одной версии, выходцем из Литвы или «из Прусс», по другой – из Новгорода. Это входит в противоречие с романовской концепцией русской истории, согласно которой Романовы позиционируются как старинный истинно русский дворянский род, но зато позволяет связать этот род правопреемственностью с Рюриковичами. Вот что пишет в связи с этим автор книги «Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы» Фаина Гримберг: «Казалось бы, Романовы – совершенно русский род, однако вдруг выясняется, что это не предмет их гордости. Мало того что Романовская концепция подчеркивает связь Романовых (через пресловутую Анастасию[3]3
  Речь идет об Анастасии Захарьиной-Кошкиной – любимой супруге царя Ивана Грозного из династии Рюриковичей.


[Закрыть]) с династией Рюриковичей и подчеркивает иноземное (норманнская версия) происхождение этой династии, выясняется, что «наш» Андрей Иванович – вовсе даже и «не наш», не Кобыла, другой зверь, куда дороже. Корни его выводились аж из Пруссии, от мифического вождя Видвунга. Подобная версия происхождения Андрея Ивановича попросту не лезла ни в какие ворота».

В различные периоды существования государства политики и историки нередко манипулировали обеими версиями, доказывая правильность той, которая наиболее соответствовала текущему политическому моменту. Ф. Гримберг приводит немало тому примеров: «В период малейшего либерализма историки начинали обставлять это знатное происхождение Андрея Ивановича всевозможными мягкими оговорками, вроде “считался”, или “будто бы”, или “вероятно”. Советские историки отнеслись к “иностранному происхождению” Андрея Ивановича с некоторым вялым пренебрежением по типу: “а не все ли равно?” Совсем иначе обстоит дело с “норманнской версией”. Здесь Рыбаков самолично закопает “обратно в раскопки” всякий скандинавский клинок, обнаруженный в окрестностях Старой Ладоги… И опять же – понятно: все-таки Рюриковичи – это начало русской государственности как таковой; и с точки зрения “примата национальности” (а именно на нем основывалась советская историческая наука), русская государственность не должна основываться нерусскими, “иноземцами”. Ибо тогда выходит, что она не государственность, а “иго”…» Вот и получается, что, с одной стороны, Романовы – старинный русский боярский род, а с другой – потомки Рюриковичей, т. е. варягов!

Известно, что Андрей Иванович Кобыла служил касимовскому хану, князю Симеону Бекбулатовичу, бывшему при Иване Грозном с 1575 года номинальным правителем России. Тому самому, который после смерти царя Федора Иоанновича выступил против Бориса Годунова. У Андрея Ивановича было пятеро сыновей, ставших родоначальниками многих боярских и дворянских фамилий. В частности, от Федора пошли фамилии Кошкиных и Шереметевых. Юрий Захарьевич Кошкин – боярин при царе Иване III – добавил к своей фамилии вторую часть – Захарьин, а Никита Романович Захарьин писался уже как Захарьин-Юрьев. Что же касается фамилии Романов, то она появилась только со второй половины XVI века, и первым ее стал носить отец будущего основателя династии – Федор Никитич.

Бояре Романовы хотя и считались «худородными», т. е. незнатного происхождения, на протяжении трех столетий занимали видные посты в государстве. Они служили при дворах многих русских государей: князя Дмитрия Донского, царей Василия I, Василия III, Ивана III и, наконец, Ивана IV Грозного. Многие из них отличились на государственной службе, дипломатическом поприще и в ратных делах, проявляя воинскую доблесть и отвагу. Они участвовали в Ливонской войне, походах против Литвы, взятии Казани, помогая своим государям присоединять к России новые земли. Например, Михаил Юрьевич Захарьин, которого за особую близость к царю Василию III называли «оком государя», занимался перевооружением русской армии и отливкой пушек, был псковским наместником, вел переговоры с литовскими послами об установлении западных границ государства и законности захвата Смоленска. Боярин Даниил Романович Захарьин, дворецкий Ивана IV, организовывал строительство города-крепости Свияжск, участвовал во взятии Казани и походах против крымцев и литовцев, а Никита Захарьевич занимался реорганизацией приграничных укреплений и сторожевой службы. Однако особый интерес среди Захарьиных представляет Роман Юрьевич – окольничий при царе Иване IV Грозном. Ведь это именно его дочь Анастасия стала царской женой и породнила свой род с последним русским царем из династии Рюриковичей.

Согласно романовской концепции русской истории, царицу Анастасию представляли в виде кроткой и положительно влияющей на супруга женщины. Как пишут авторы исследования «Первые Романовы на российском престоле», изданного в 2000 году, «кроткая и боголюбивая, она умела сдерживать буйный нрав мужа и помогала ему править справедливо и разумно». По сей день она предстает в исторических романах и кинофильмах как некий ангел-хранитель Ивана Грозного. Однако никаких документальных подтверждений для такой характеристики нет. Скупые данные, сохранившиеся об Анастасии, не дают представления о ее личности, а предлагаемый потомкам идеальный образ царицы скорее создан на основе достаточно поздних и отчасти поддельных апологетических писаний, относиться к которым следует с известной долей критичности. Вот как, к примеру, характеризовал выбор в жены Ивану Грозному Анастасии Захарьиной Н. М. Карамзин: «…не знатность, а личные достоинства невесты оправдывали сей выбор, и современники, изображая свойства ее, приписывают ей все женские добродетели, для коих только находили они имя в языке русском: целомудрие, смирение, набожность, чувствительность, благость, соединенные с умом основательным…». Какие современники и что именно они писали о царице, остается загадкой.

По мнению же современных историков, превозношение достоинств супруги Ивана Грозного было не случайным, и вот почему. Причину столь пристального внимания к ней приверженцев романовской концепции Ф. Гримберг видит «не только в том, что она (первой из Романовых) приблизилась, что называется, «вплотную» к русскому престолу; не менее важно и то, что один из ее сыновей, Федор, царствовал и являлся законным сыном царя (от первого брака, самого законного в глазах церкви). И, наконец, едва ли не самое важное: брак Анастасии и Ивана как бы соединил Романовых с династией Рюриковичей». Вот почему обращение к фигуре матери-прародительнице Анастасии как к истоку будущей царской династии являлось на протяжении трех столетий краеугольным камнем романовской концепции русской истории.

Такие же восхваления возносились в исторических сочинениях и в отношении других представителей рода. Стоит лишь привести подобный панегирик «всенародной любви» к романовскому семейству известного историка Н. И. Костомарова: «Не было тогда милее народу русскому, как род Романовых. Уж издавна он был в любви народной. Была добрая память о первой супруге царя Ивана Васильевича, Анастасии, которую народ за ее добродетели почитал чуть ли не святою. Помнили и не забыли ее доброго брата Никиту Романовича и Филарета, бывшего боярина Федора Никитича, который находился в плену в Польше и казался русским истинным мучеником за правое дело…»

Между тем, исторические факты, приведенные нами выше, свидетельствуют о том, что и Федор Никитич, и его братья – фигуры неоднозначные, противоречивые. И вряд ли многие поступки Федора Романова могли бы вызвать народную любовь. Стоит лишь вспомнить о том, что в Смутное время он находился то в стане Лжедмитрия I, то принял из рук Лжедмитрия II сан патриарха, то пребывал в лагере короля Сигизмунда III. До сих пор остается много неясного в так называемом «польском плену» Филарета: было ли это насильственное задержание или своего рода эмиграция? А по версии Н. М. Коняева, Филарет и вовсе не был увезен в Польшу, а специально направлен московским боярством с просьбой к королю, чтобы его сын Владислав принял Московское государство. Дядя будущего царя, Иван Никитич Романов, также имел немало пятен на своей политической репутации: он не только входил в предательскую Семибоярщину, но и энергичнее других настаивал на сдаче Кремля полякам. Что это, как не прямая измена национальным интересам России?

Но с подачи романовской концепции русской истории все, что было в Смутное время до прихода Романовых, плохо, а с их воцарением стало хорошо. Отсюда крайне негативная оценка, даваемая этой концепцией трем предшественникам Михаила Романова на престоле: Борису Годунову, Лжедмитрию I и Василию Шуйскому. Между тем, исследования современных историков заставляют пересмотреть отношение к личностям этих правителей и их деятельности. По мнению ученых, намеренное очернение «доромановского» правления – это не что иное, как борьба с соперниками за престол. И чтобы победить в ней, Романовым необходимо было подчеркнуть «незаконность» трех предшественников, возведенных на русский трон, и их собственную «законность». Вскоре им удалось достичь желаемой цели: 21 февраля 1613 года был избран первый царь из Дома Романовых, ставший родоначальником новой царской династии, самой молодой в Европе. Вот только обстоятельства его воцарения оказались весьма противоречивыми или, как сегодня принято говорить, непрозрачными.

Избрание или сговор?

Известный русский поэт XIX века А. К. Толстой в своей трагикомической поэме «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» об избрании Михаила Романова царем писал так:

 
«Свершилося то летом;
Но был ли уговор —
История об этом
Молчит до этих пор».
 

В этих строках скрыт намек сразу на две загадки, связанные с обстоятельствами воцарения Михаила Федоровича. Первая («свершилося то летом») решается просто: царя избрали на Земском соборе действительно зимой, 21 февраля, а в Москву, так сказать, для исполнения своих царских обязанностей, он прибыл только летом. Вторая загадка заключается в том, было ли это честное избрание или «уговор», т. е. «сговор». И вот здесь разобраться не так-то просто.

Официальная версия этого знаменательного события, по словам популярного автора книг по истории России Р. Г. Скрынникова, выглядела так: «В назначенный день, 21 февраля, избирательный собор возобновил работу. В столице собралось множество выборных представителей земли: дворян, духовных лиц, посадских людей и даже государственных крестьян. Большой Кремлевский дворец был переполнен…» На этом Земском соборе и было принято решение об избрании царем Михаила Романова. Потом, по словам Авраамия Палицына, автора исторического сочинения «Сказание», оно было одобрено народом, собравшимся на Красной площади: «Все возопиша: Михаил Федорович да будет царь и государь Московскому государству и всеа Руския держава».

Прежде чем говорить о том, как проводился этот Земский собор, стоит в целом охарактеризовать земские соборы как выборные учреждения. Исторические документы свидетельствуют о том, что в России они созывались с середины XVI до конца XVII века. Порядок их созыва представить трудно. Они проводились по инициативе царя или аристократической верхушки (боярства). Главными представителями на них были конечно же бояре и дворяне, а также игравшее важную роль в политической жизни страны духовенство. Меньшую часть собора составляли представители народа: посадские люди, горожане и крестьяне. Они сходились по указанию своего господина к помещению, где проходил собор, и, будучи от него зависимыми, «поддерживали своего криками». Таким образом, их представительство сводилось лишь к созданию иллюзии свободного волеизъявления народа.

Еще одним инструментом «сбора общественного мнения» были письма, приходившие от отдельных лиц и групп граждан. В частности, все тот же Авраамий Палицын писал, что на Земский собор 1613 года приходили «писания от дворян, больших купцов, от городов Северских, от казаков». Были посланы в Москву и специальные гонцы с подобными посланиями. Так, по данным хронографа, какой-то дворянин из Галича принес на Собор письменное заявление о правах Михаила Романова на престол, в котором писалось: «како благочестивый царь Федор Иоаннович, отходя сего света, вручил скипетр и венец братану своему боярину Федору Никитичу». Из этого следовало, что ближе всех по родству с прежними царями сейчас Михаил Федорович Романов и его надобно избрать в цари. Затем появился донской атаман и тоже подал бумагу с прошением об избрании «природного царя Михаила Федоровича». Нетрудно догадаться, как и для чего составлялись подобные бумаги.

Важным условием победы на выборах была организация «ревизии», т. е. материального положения тех претендентов на престол, которые поддерживали самозванцев, за счет «пожалования различных милостей». Как писал летописец, «многие же от вельмож, желающи царем быти, подкупахуся многим и дающи и обещающи многие дары». 30 июня 1611 года Земским собором было принято решение конфисковать земли у бояр-предателей, служивших Тушинскому вору. Их приобретения подлежали отчуждению в пользу неимущих участников освободительного движения. А через два года это решение тем же Собором было отменено. Одному из претендентов на царский трон, князю Дмитрию Трубецкому, была пожалована Важская область, а также сохранены основные владения членов Семибоярщины. В то же время князя Дмитрия Пожарского, который попытался похлопотать о выдаче жалованья служилым людям из ополчения, обвинили в попытке их подкупа: с подачи бояр был распущен слух о том, что он истратил на эти цели аж 20 тысяч рублей. Резонно заметить, что, по словам знатока Смутного времени С. Ф. Платонова, даже государева казна не имела тогда такой суммы, а что уж говорить о частном лице! Просто фигура Д. Пожарского как претендента на престол не устраивала не только бояр, но и казаков, которые составляли главную силу московского гарнизона.

Что касается двух других кандидатур – Шуйского и Воротынского, – то они отпали сами по себе, поскольку не смогли достичь согласия между собой. Поэтому основная борьба на Соборе развернулась между Трубецким и Романовым. Чтобы упрочить позиции последнего, накануне заседания Собора было проведено собрание на подворье Троице-Сергиева монастыря в Китай-городе. На нем, по словам Авраамия Палицына, присутствовали «многие дворяне, и дети боярские, и гости многих разных городов, и атаманы, и казаки». В принятом ими наказе главный упор был сделан на происхождение Михаила Романова: «Понеже он хвалам достойного великого государя Ивана Васильевича законныя супруги царицы Анастасии Романовны родного племянника Федора Никитича – сын». Но устраивала эта кандидатура дворян и казаков прежде всего потому, что Михаил был молод и неопытен, и потому они надеялись, что, получив такого царя, они фактически смогут править за него. Да и представителям высшей аристократии это было на руку. Свидетельством тому могут служить строки из письма Федора Шереметева князю Василию Голицыну: «Выберем Мишу Романова, он молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден».

Многие известные историки того времени и наши современники сходятся во мнении, что главной силой, обеспечившей победу Романову, были именно казаки (недаром впоследствии его называли Казацким, или Походным, царем). Вот что писал по этому поводу В. О. Ключевский: «Сам по себе Михаил, 16-летний мальчик, ничем не выдававшийся, мог иметь мало видов на престол, и, однако, на нем сошлись такие враждебные друг другу силы, как дворянство и казачество». Вторя ему, С. Ф. Платонов писал: «На Романовых могли сойтись и казаки, и земщина – и сошлись: предлагаемый казачеством кандидат удобно был принят земщиной. Кандидатура М. Ф. Романова имела тот смысл, что мирила в самом щекотливом пункте две еще не вполне примиренные общественные силы и давала им возможность дальнейшей солидарной работы. Радость обеих сторон по случаю достигнутого соглашения, вероятно, была искрення и велика, и Михаил был избран действительно “единомышленным и невозвратным советом” его будущих подданных». Из этого можно сделать вывод о том, что Романов был избран по соглашению, т. е. сговору двух, наиболее значимых общественных сил.

Один из сторонников романовской концепции современный российский историк И. Л. Андреев считает, что, выбирая царя, русское общество прежде всего желало покончить со Смутой и разрухой в стране. Поэтому «династия Романовых взошла на престол под лозунгами обретения порядка и возврата к старине». Именно в Михаиле Романове «измученное междоусобицами общество жаждало обрести долгожданную “тишину” и всеобщее замирение “безо всяких сердечных злоб”».

Существуют и другие точки зрения на события 21 февраля 1613 года. Оценивая все перипетии воцарения Михаила Романова, Фаина Гримберг категорично утверждает: «Судя по всему, произошел просто захват власти и престола». На наш взгляд, это не совсем верно: все-таки правильнее было бы назвать это избрание сговором, поскольку договаривающиеся между собой стороны полюбовно сошлись на наиболее компромиссной для всех фигуре, а не отстаивали каких-то отдельных претендентов и уж тем паче не шли из-за нее на приступ. А миф о «всенародном избрании» родился уже позже, когда царствующий Михаил Романов, стремясь упрочить «законность» своего пребывания на русском престоле, стал именовать Ивана Грозного своим дедушкой.

Мифическое ослепление было столь велико и живуче, что даже спустя более двух веков в письме великого русского писателя Н. В. Гоголя поэту В. А. Жуковскому можно найти такие восторженные строки: «Как непостижимо это возведение на Престол никому неизвестного отрока! Тут же рядом стояли древнейшие роды, и при том – мужи доблести, которые только что спасли свое отечество: Пожарский, Трубецкой, наконец, князья, по прямой линии происходящие от Рюрика. Всех их мимо прошло избрание, и ни одного голоса не было против: никто не посмел предъявить прав своих». Единственно с чем тут можно согласиться (да простит великий классик!), так это со словами «неизвестный отрок». Юный Михаил Романов действительно был никому не известен, и выбирали его вслепую – он даже в Москве в то время не находился. Никакими добрыми делами, как, впрочем, и грязными авантюрами, сей отрок прославиться еще не успел.

Всю его биографию можно было уместить в несколько строк. Родившийся 12 июля 1596 года мальчик был четвертым ребенком в семье Федора Никитича Романова, которому было суждено рано покинуть родительское гнездо. Ведь, как мы уже знаем, при царе Борисе Годунове все романовское семейство попало в опалу, цель которой, по мнению автора «Нового летописца», состояла в том, чтобы «извести царское последнее сродство». Романовых разлучили: Федор Никитич был пострижен в монахи и сослан в далекий Антониево-Сийский монастырь, его жену Ксению Ивановну (в девичестве Шестову) также постригли в монахини под именем Марфы и отправили в Заонежские погосты, а четырехлетнего Михаила с сестрой Татьяной сослали в заточение на Белоозеро. Чуть позже Годунов разрешил детям вместе с матерью поселиться в селе Клин Юрьевского уезда, в родовом имении Романовых.

Участь маленького Миши счастливо переменилась с появлением Лжедмитрия I: возвращая всех, кто попал в опалу при Годунове, не забыл он и о прежнем своем господине и его семействе, приблизив их к себе. Остался 12-летний Михаил при дворе и после воцарения Василия Шуйского. Как единственный представитель старейшей ветви рода, он даже получил должность стольника.

Когда Москва оказалась в руках поляков, Михаил Романов с матерью жил в Кремле. Он пережил все ужасы осадного положения и голод, видел, как поляки устроили резню в Китай-городе, лишив жизни 7 тысяч москвичей. А после освобождения столицы вместе с матерью отправился в северную вотчину Романовых – село Домнино Костромского уезда. Но и там им пришлось скрываться от бежавших из Москвы поляков, которые по-прежнему считали, что русский престол должен принадлежать Владиславу, а всех его конкурентов следует уничтожить или изолировать. Вот почему в марте 1613 года большой польский отряд был отправлен в Домнино на поиски Михаила Романова. Но к тому времени тот уже находился в Костроме, в Ипатьевском монастыре. Как известно, местный крестьянин Иван Сусанин согласившийся показать полякам туда дорогу, намеренно завел поляков в дремучий лес, где и погиб от их сабель, отдав свою жизнь за юного царя. Подвиг Сусанина ни у кого не вызывает сомнения, а вот вопрос о том, почему именно к нему обратились за помощью шляхтичи, не дает покоя многим историкам и поныне. И надо сказать, что ответы на него некоторыми из них даются прелюбопытные.

По одной из версий, самой распространенной, поляки случайно набрели в селе на первого встречного мужика, которым оказался Сусанин. Согласно другой, он был не простым крестьянином, а управляющим романовским имением в Домнино. Однажды, привезя в Ипатьевский монастырь Марфе и ее сыну очередной обоз с продуктами, Сусанин убедил их в том, что оставаться в монастыре опасно и лучше им было бы спрятаться в Домнино. Поляки, узнав о переезде молодого царя, нагрянули в дом управляющего. Сусанин сказал им, что Михаил отправился в лес поохотиться и согласился отвести незваных гостей на его поиски. Дальнейшее известно.

Совершенно иную версию этого события выдвигает автор книги «Первые Романовы. Загадки и мифы династии», петербургский писатель и исследователь Н. М. Коняев. Он предполагает, что имя Сусанина мог назвать полякам… сам Филарет. В подтверждение тому Николай Михайлович приводит разговор Филарета, который в то время находился в Польше с прибывшим из Москвы посольством. Узнав от посланников об избрании «без его ведома» царем своего сына Михаила, Филарет, посланный якобы из России в Польшу для приглашения королевича Владислава на Московское государство, попадает в двусмысленное положение. Чтобы выйти из него, поляки будто бы предложили следующее: «На весну пойдет к Москве королевич Владислав, а с ним мы все пойдем Посполитою Речью. Владислав королевич учинит вашего митрополита патриархом, а сына его – боярином». Исходя из этого, Коняев делает такое предположение: «Мог ли Филарет пойти с поляками на сговор в организации похищения своего сына Михаила? Бог знает… И вопросы личной безопасности стояли перед ним, и боязнь, что без него Михаил все равно не удержится на царском престоле… Ну, а кроме того, как мы знаем, Романовы долго еще оставались “прусаками”; и многие из них, как, например, император Петр Третий, почитали чин полковника прусской армии выше звания русского императора… И сейчас для Филарета могло показаться, что лучше уж выбирать патриаршество для себя и боярство для сына. Лучше, как говорится, синица в руке, а не журавль в небе. Но удержать синицу Филарету Романову не дал никому не ведомый крестьянин Иван Сусанин».

Как бы то ни было, но Михаил Романов остался жив и невредим, и сразу после его избрания царем по всей стране стали приводить население к присяге ему. Между тем, сам монарх… пока еще не знал о возложенной на него великой чести. Поэтому Собор организовал из бояр и представителей духовенства, дворянства и казачества посольство во главе с рязанским архиепископом Феодоритом и боярином Ф. М. Шереметевым, которое должно было найти царя и сообщить ему о своем решении. 14 марта оно прибыло в Ипатьевский монастырь. За святыми воротами их встретили сам новоизбранный царь и его мать, которым архиепископ Феодорит вручил писание Священного Собора. Но вместо радости посланники услышали, по словам Авраамия Палицына, «плач с великим гневом». Избранник категорически отказался стать царем. Поддерживала его в этом решении и его мать, инокиня Марфа, которая поясняла, что «у сына и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем… Он не в совершенных лет, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались». Помимо этих причин, Марфа указала на тяжелое положение в стране, с которым вряд ли сможет справиться ее юный сын: «Московское государство от польских и литовских людей разорилось до конца, прежние сокровища, из давних лет собранные, литовские люди вывезли, дворцовые села, черные волости, пригородки и посады розданы в поместья дворянам, детям боярским и всяким служилым людям и запустошены. А служилые люди бедны, и кому повелит Бог быть царем, то чем ему служилых жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?»

Уговоры посланников подействовали только тогда, когда они убедили Михаила, что его отказ приведет к новым распрям и кровопролитию. Но, учитывая сложную ситуацию в государстве, молодой царь не стал спешить в Москву. Кроме того, ему надо было освоиться с новой для себя ролью государя «всея Руси», изучить сложившееся положение в стране. Да и что греха таить: и Михаил, и его мать опасались того, что могут стать заложниками, как у воевод-освободителей, так и у просто враждебных Романовым отрядов ополченцев, которых было достаточно в столице. А поскольку собственного войска он не имел, то приходилось формировать вокруг себя круг верных людей, которые могли бы в случае необходимости его защитить.

С учетом всех этих факторов первое царское путешествие в столицу продлилось полтора месяца. За это время Михаил послал немало грамот боярам и правительству, касающихся тех или иных вопросов развития страны. Так, в грамоте от 8 апреля он выговаривал правительство за беспорядки и повсеместное разорение и строго вопрошал: «Чем нам ратных людей жаловать, свои обиходы полнить, бедных служилых людей чем кормить и поить, ружечникам и оброчникам всякие запасы откуда брать?» А еще царь указал боярам на недопустимость распоряжения землей без его ведома, предупредив, что они не в праве ни у кого отнимать поместья и отдавать в раздачу без сыску.

По пути в столицу к молодому царю присоединилось множество людей, в том числе и служилых. 25 апреля он устроил смотр всем своим приближенным: дворянам, стольникам, стряпчим и прочим. Общее число их оказалось столь велико, что в официальных грамотах их стали называть собором, т. е. собранием людей с широким сословным представительством. Тогда же Михаил создал приказ Большого дворца, который стал заведовать дворцовыми и монастырскими селами и землями, собирать в них «корм» для государя и его свиты. Видное место в нем занял Борис Салтыков, родственник царя по матери.

2 мая 1613 года наконец-то состоялся торжественный въезд в Москву новоизбранного царя, которого на всем пути до Кремля люди встречали «во мнозе радости в весели со кресты и с честными иконами». Как водится, сначала он посетил главные кремлевские храмы: Успенский и Архангельский соборы, где отстоял торжественный молебен и побывал в усыпальницах прежних царей, считающихся его сродниками. А накануне дня рождения Михаила, 11 июля, состоялось торжественное венчание его на царство. Необходимо отметить, что в проведении этой церемонии появилось два новшества. Первое состояло в том, что во время обряда миропомазания царь передал атрибуты власти приближенным: царский венец – дяде И. Н. Романову, скипетр – Д. Т. Трубецкому, державу – Д. М. Пожарскому (по другим данным, князь Трубецкой «за платьем ходил», а державу нес В. П. Морозов). Тем самым он хотел примирить всех и оказать им честь, подчеркнуть, что в своем правлении будет опираться на представителей разных кругов общества: как он доверяет им атрибуты царской власти, так будет и советоваться с ними по важнейшим вопросам. Вторым нововведением стало то, что Михаил распорядился во время церемонии венчания всем придворным чинам быть «без мест», т. е. без зафиксированной в разрядах должности. Это должно было предупредить возникновение местнических тяжб между присутствующими на торжестве. Так в истории России появился третий выборный царь, которому суждено было стать первым венценосцем новой царской династии.