Текст книги "ARMAGEDDON 2176. Научная фантастика"

Александр почувствовал перемену и повернул голову. Сумасшедший смотрел на него. В дверях зашумели, на террасу вышла дама в белом платье и сумасшедший выбросил сигарету. Она упала в траву, сквозь которую потянулся дым. Отец больного ребенка, стоявший неподалеку, оживился, лицо его приобрело интересное выражение. Дама, кивая всем головой, направилась в сторону сумасшедшего, неся сильный запах сладких духов и Александр понял, что это его супруга.

– Обычная, забытая богом провинция, – подумал Александр, – но наверное это и можно назвать счастьем.

По берегу бродили чайки, пахло солью. Лиман блестел как разлитая ртуть и люди на берегу казались плоскими, словно вырезанными из черного картона. Из помещения донеслась музыка. Затем послышался звон посуды и громко хлопнули дверьми. Стало слышно, что там о чем-то спорят. Хозяйка улыбалась.

С берега поднялись чайки. На горизонте показались, похожие на подушки облака и закрыли солнце. Гуляющие потянулись к дому. Сумасшедший, прикрываясь, смотрел вдаль и казался озабоченным.

– Ох, не зря сегодня обещали дождь, – не к кому не обращаясь, сказал толстяк.

Сумасшедший ответил:

– Не размокнешь. Тебе не помешает очиститься. Потом спасибо скажешь.

Он тянул шею, будто хотел вылезти из тесного воротника и заметно нервничал. Из окна послышался плачь ребенка и показалось лицо взволнованной женщины. Дама в белом решительно направилась в его сторону.

– Вот сила, – закричал он, показывая пальцем на облака.

Супруга взяла его за руки, но было заметно что она опасается. Окно с треском захлопнулось, зазвенев стеклами и за ним задернулись занавески. Хозяйка встала и посмотрела на прислугу, и те сразу побежали к сумасшедшему, подхватили его под руки и поволоки в дом. Он не упирался. Все замолчали. Отец больного ребенка направился к растерянной даме, разводил руками и всем видом выражал сочувствие. Александр заподозрил, что чего-то не знает. Однако, – подумал он.

Отец ребенка прикладывал руки к груди и что-то говорил даме.

– Что вы? Я вами очень довольна, – донесся ее голос.

В доме снова заиграла музыка.

– Выключите музыку, – крикнула хозяйка.

Поднимая пыль, из-за леса вышла колона. По сторонам, высунув языки, бежали собаки. Звенели котелки, шаркали ноги, все слилось в монотонный звук. Мимо дома шли сгорбленные, белые от пыли лилипуты, с плоскими, безразличными лицами, направляясь к строению у дальнего края лимана. За ними шли солдаты с автоматами.

Александр посмотрел вдаль. Море покрывалось рябью, по нему побежали длинные тени, между ними мотался луч солнца и в том месте плавало яркое пятно. Стало душно, воздух сделался липким. Но вот над горизонтом сверкнуло, на землю упали первые капли и тут же застучало по листьям, по железной крыше, вокруг дома зашумело, запахло перегретой пылью и вскоре по земле уже бежали целые ручьи грязи. От дождя потемнели стены и попрятались птицы, но все равно казалось, что от свежести всему живому стало легче. Над домом низко шли тучи и быстро темнело. Отдыхающие поспешили разойтись. Александр поднялся в свою комнату, опустился в кресло и в сумраке слушал шелест дождя и задумчиво катал в пальцах темный шарик гашиша, которым любезно угостила его хозяйка, пробовал его дурманящий вкус на язык и смотрел на мокрые, вздрагивающие листья. В комнате стало совсем темно. Вышла луна, страшная, плоская как блин, и с ней пришла какая-то тоска. Далеко в море свернуло, комната на мгновение озарилась светом. По углам шевелились тени. Александр смотрел на кровать. Снова сверкнуло и через мгновение страшно треснуло над крышей, но сейчас же снова сверкнуло, высвечивая на стене крест от оконной рамы и Александр увидел спящую женщину, похожую на сестру. В темноте ему казалось, что это неправда, что это глупое видение и сейчас все проясниться, но все так же шумело за окном, так же шевелились тени, и все казалось несуразным и диким. Женщина перевернулась на спину, совершенно не стыдясь наготы и тело ее казалось таким же белым как и простыня, и от такого белого в глазах у Александра все расплывалось. Ему казалось, что кто-то его манит руками и чем сильнее он всматривался в темноту, тем сильнее все искажалось. Сестра уже плыла по воздуху и он боялся пошевелиться, чувствуя, как изморозь покрывает руки. За шкафом прятался ужас, а сестра с раскинутыми руками бесстыдно светила грудью, раскачиваясь под самым потолком и шевелила свисающими хвостами простыни. Она наполнялась лунным светом и уже не оставляла вокруг себя никаких теней. Александр с удивлением видел вокруг себя множество павлинов с человеческими глазами. Они расселись на ветвях, цветущей белым цветом сакуры, и помахивая хвостами, брызгали росой ему на горячие щеки. От холодного, Александр проснулся и увидел, что сидит в пустой комнате, а из окна брызгает дождем. Он захлопнул окно и не раздеваясь упал на кровать. А сестра его спала дома, в своей постели и улыбалась ощущению полета. Ей снился брат в золотой короне и все у него получалось, всем им было тепло и хорошо, и она была счастлива от этого. За окном шумел дождь.

В дверь постучали. Александр поднял голову и понял, что проспал.

За дверью сказали:

– Завтрак подадут через двадцать минут.

– Хорошо, – отозвался Александр и сел на кровати. В окно виднелся двор с вытоптанной травой.

– Доктор, – сказали за дверью, – вас просят сегодня заглянуть на соседнюю ферму. У них есть тяжелый больной.

Александр молчал.

Из под двери спросили:

– Что им ответить?

– Да, я помню, – ответил Александр, чтобы отстали.

Он встал и оперся руками на жестяный рукомойник в углу комнаты. Брызнув в лицо водой, он с интересом посмотрел на свое отражение. Рядом уселась зеленая муха. Рассеяно махнув на нее рукой, Александр набросил полотенце на шею и направился к морю. Уже одетый, он спустился на первый этаж и подошел к двери в конце коридора. Было видно, что ею давно не пользовались. Поцарапав ногтем закрашенное стекло, Александр легонько постучал. К стеклу прижалось красное ухо, потом на стекло подышали и потерли, но лучше от этого не стало. Воровато оглядываясь, Александр вышел через черный ход на задний двор и обойдя заросшие лопухами постройки, нашел в стене дверь и над ней выбитое окно с прогнившей рамой.

– Есть кто-нибудь? – спросил он в темноту.

Из темноты несло плесенью. Александр судорожно вдыхал утренний воздух, затем отвинтив кран над трубой, что торчала из стены, стал жадно глотать воду с привкусом ржавчины. Ему казалось, что он никогда не насытится, и все его нутро выгорит огнем, ему хотелось так стоять и пить бесконечно, чтобы только не встречаться глазами с тем, о ком он все это время думал. Но он все же поднял голову и увидел, как из темноты показались белые, незагоревшие руки в пигментных, старческих пятнах, странные для человека, который отдыхает на курорте.

– Как у вас дела? – через силу спросил в окно Александр, утираясь рукавом, – вы не против, если я к вам сегодня зайду? – и совсем уже неуверенно добавил каким-то сиплым, ослабевшим голосом, от которого ему сделалось неловко, – мне просто любопытно, о вас тут всякое говорят, что вы все знаете, и умеете, – и быстро, чтобы его не перебили, спросил, – а как вы думаете, сколько я проживу? Можете сказать прямо?

Из тени показался освещенный солнцем нос и хриплый голос сказал:

– Твое гнилое мясо не вызывает у меня никаких ассоциаций. Ты будешь жить долго.

3. Бал.

Ферма, только называлась фермой, а на самом деле это был выкрашенный известью барак, заваленный окаменевшей солью. Здесь ее всегда добывали, и сейчас тоже добывали, но уже реже, с перерывами, называли это сезонными работами и пользовались для этого уже не местными алкоголиками, а мутированными рабами из резерваций. Их доставляли составами на соседнюю станцию. Работа на ферме была тяжелая, бригады набирались колоритные, из особей неясных национальностей, и рабочий сезон здесь всегда заканчивался каким-нибудь страшным происшествием. Поэтому на дороге дежурил патруль.

Александр толкнул сорванную дверь и попал во мрак. До обеда было далеко и в бараке никого не было. Воняло варенным луком, как обычно бывает, когда долго не моются. В грубе тоскливо выло, а сквозь дырявый потолок пробивались солнце, косо разрезая клубы пыли.

– Одни микробы, – вздохнул Александр. Он ясно представил себе такого микроба под микроскопом и получил натуральную зеленую жабу в бородавках. Его передернуло. Спасения не было, ибо этот микроб пожирал всех, кто к нему сюда попадал. Он видимо всегда обитал здесь. Забивался в человеческие легкие, в уши, выгрызал самую сочную плоть, обживался, откладывал яйца, и все время размножался. В глаза бросалась обреченность этого места, его убожество. Казалось, что эту жабу здесь специально откармливают, заботятся о ней и наверняка она имеет покровителей. Было неясно, кому эта соль нужна, зачем такое несчастье сеять в обществе вообще, понятно было только, что никто в это не вникает, ответственности не несет и продолжается такое каждый сезон исключительно по привычке, потому как управляющему соляными приисками чем-то нужно заниматься. И потому летят команды, едут командированные, самые убогие и калеки, потому что никому заступиться, и кружится по инерции, продолжается жизнь в провинции. Здесь так привыкли и другого не знают.

Глиняный пол был заставлен железными кроватями, а возле стола на сдвинутых лавках, что-то лежало, синея фуфайкой. Александр подошел ближе и увидел больного с запрокинутой головой и желтым, как воск носом. Из штанин торчали, похожие на швабры, ноги. Александр сел на скрипучую койку у изголовья и сразу понял, что уже все поздно. Глаза несчастного были черные от страха, сил в нем совсем уже не было и казалось, что он проваливается куда то и не знает за что ухватиться. Александр разорвал тряпки на его груди, где успели завестись черви, ввел обезболивающее и полив маслом, стал соскребать засохшее месиво с ран. Через минуту у того дернулись глаза, стянулись судорогой руки, и в дальнем углу барака вдруг протяжно заскрипели двери и по полу потянулась полоска света и коснулась страшных ног. Александр выпрямился, наблюдая быстрые изменения на сером лице. Из-под кровати выскочила кошка и рванула к выходу, а за спиной тяжело вздохнули, и Александр, боясь обернуться, подумал, что это должен быть монах, и еще подумал, – почему монах, ведь сюда никого не звали, хотя кроме монаха никто здесь не требуется, – и почувствовал, что все это неспроста, потому что все вокруг давило на него, было тяжелым и мрачным, и совсем ненужным. Ни к чему это было в такой ясный день, – подумал он, – лишнее все это. Его передернуло от жалости к себе и во рту сделалось кисло.

Александр закрыл несчастному глаза. Редкие волосы склеились на мраморном лбу и выглядело так, будто смерть ничего здесь не изменила, потому как казалась естественной, словно каждый день ее тут видят. Стучала дверь в дальнем углу, звенели мухи, казалось нормальным, что они здесь ползают везде, по столу, по кроватям, по синей фуфайке. Во дворе тоскливо застонало, будто гнули железо и тут же закачалась страшная тень на стенах, мелькнуло сквозь щели и вспыхнуло солнце на никеле кроватей. Под дверью мелькали. Александр ясно почувствовал опасность и внимательно слушал, как кто-то бродит вокруг барака. Снова об стены загремело, кто то закричал как резаный, и дверь с треском упала, впуская яркие клубы пыли, и в барак ввалились лилипуты. Они бестолково толкались, словно были не люди, а стадо со страшными лицами в бородавках, с разорванными ртами. Пришедшие из степей печенеги. Кто-то гаркнул на чужом языке, передние раздвинулись и в проход, раскачиваясь верхом на шее огромного раба, въехал маленький человек с плоским лицом. Александр все понял. Он почувствовал силу и амбиции в этом маленьком теле. Этот у них главный, – подумал он, – наверняка вождь, раб над рабами. На вожде была шляпа с загнутыми полями и желтые сапоги. Александр растерялся, чувствуя, как растет тревога от вождя и давит на него, несоразмерно большая по сравнению с маленьким телом. В горле пересохло, он подобрался, внимательно наблюдая за его руками. Сильно пахло опасностью, остро, как от немытого тела, и еще пахло старой затаенной обидой, и это тоже было опасно.

– Оставил нас, – с грустью сказал вождь и посмотрел на Александра, – а что ты здесь делаешь?

– К сожалению, многоуважаемый незнакомец, моя помощь не пригодилась. Меня позвали слишком поздно, – ответил Александр, глядя ему в переносицу.

В голове крутились мысли, как в колесе и он никак не мог их уловить и понять, как правильно ему держаться перед этим карликом и что отвечать, и он решил, что если это враг, то лучше держаться с ним на равных.

– Ты что, врач?

– Я случайный прохожий на этом пути. Помыслы мои не несут злобы и руки мои чисты. И вы правы, в жизни мне не раз приходилось заниматься подобными делами. Я врачеватель, – ответил Александр, – и почувствовал, как в маленьком теле шевельнулось сомнение и у него появилась надежда, что опасность отступит. Тревога отошла, не было больше того страшного в карлике, что было в самом вначале, и Александр быстро добавил, – он был обречен и я надеюсь, что достойно встретил свою судьбу.

– Да, он уже наслаждается сладостями в райских садах, – согласился маленький человек, – а ты наверняка переживаешь по этому поводу и думаешь, что в этом есть твоя вина?

Александр пожал плечами. И тогда он сказал:

– Ты врач, и это хорошо. Но вижу я, что переживания твоего не детского ума в эти минуты настолько сложны, что напоминают неразрешимые вопросы целого поколения.

Александр молчал, пауза затягивалась и он подумал, что ему надо уже что-то отвечать, но вождь будто угадывая мысли, выставил ладонь:

– Ты человек святой профессии, но в силу этой же профессии, ты бездушен перед страждущим.

Александр слушал вкрадчивый голос, странные словообороты, и старался понять, куда тот клонит, и все никак не понимал. Он чувствовал, как вокруг сгущается сильная энергия и набухает, готовая взорваться, но так же чувствовал, что это уже была не угроза, это быстро прошло, теперь это была какая-то своенравная дурость, от которой тоже можно было ожидать чего угодно, – неожиданность в нем сидит, вот что, – понял Александр.

– И в самом деле, почему бы тебе не задуматься о бренности человеческих судеб? – продолжал вождь, – несравненный, нежный мой мессия.

Было заметно что он любуется собою, говорит так потому что его слушает толпа, и поэтому Александр не перебивал его, давая высказаться, а тот наклонялся все ниже, брызгая слюной:

– Человек свободен в своих поступках и в жизненном выборе. Ему с рождения даны гибкое тело, сильные руки и хороший ум. И заметь, изначально все поставлены на равные условия и ум дан одинаковый для всех, который способен решать любые проблемы, – говорил он, выкатывая глаза, – человеку не только открыты пути, но и представлено множество заманчивых предложений. Бери, черт возьми, пользуйся, достигай успеха. Взбирайся на гребень славы. В этой гонке есть возможность достичь всего чего пожелаешь, можно выбиться на самый верх и вершить судьбы мира, – он ухмыльнулся, – конечно, если ты имеешь на ладони знак наместника на земле. И он показал ладонь. Александр подумал, что толпа растеряется, когда окажется без вождя и мысленно представил точку на подбородке, – буду бить ногой, – решил он, – и при чем здесь мессия?

– С начала существования вселенной, – говорил вождь, – Совершенный знал о том, что произойдет с каждым из нас, знал какие поступки будут у самого жалкого животного и растения. Потому что мы его дети. Так каким образом ты можешь быть свободен в своих помыслах, если все что происходит с тобой, заранее известно и все что нужно сделать, уже предрешено? Любая катастрофа, как и любая удача обрушится на тебя с математической точностью. Ты же и шага не ступишь, ты ничего не решаешь, ты только наблюдаешь. Это можно угадать заранее, потому что вокруг любого происшествия, всегда сгущается атмосфера случая. И чем ближе катастрофа, тем тоскливее и тяжелее становится нам, и мы сами, не замечая этого, ведем себя по правилам грядущего несчастья. Ты же доктор, ты знаешь, что нервы животных напрягаются задолго до бури, когда вся природа приходит в тревожное состояние. А при значительной катастрофе тревогу чувствуют и люди, это заметно в их поведении, которое можно считать вполне нормальным. Все мы помечены этим, одни больше, другие меньше, и только те, на кого направлена сама катастрофа, не догадываются о буре в их жизни. Ведь в эпицентре всегда затишье и поэтому обреченный никогда не знает своей судьбы, хотя все уже видят его горе и боятся заразиться и только ждут когда горе произойдет мимо, и молятся, чтобы это произошло не с ними. Чтобы не с ними. Так захотел совершенный.

Александр решил, что будет бить в горло.

Маленького человека мотало со стороны в сторону на неспокойном рабе, от нетерпения он стучал ему по голове, от чего лицо того багровело, вздулись вены и текло с ремней, что врезались в рот. Вождь тянулся к Александру, блестел глазами и дышал:

– Так, что же ты мог здесь изменить, почтеннейший, скажи?

Александр уловил запах опиума, и сказал:

– Мир твоему дому. Я сделал все, что было в моих силах. Чтобы ты хотел, что бы я сделал лично для тебя?

Тот заулыбался от удовольствия:

– Не беспокойся, у нас все хорошо. Люди здесь нервные, но это пройдет. Сегодня чья-то душа освободилась от тела, но ведь смерть обычное явление в наших местах, – он кивнул, – это мы заберем с собой, нечего пропадать добру.

– Съедят, – понял Александр.

В бараке было пыльно. Он глубоко и часто дышал, и слышал, как в толпе кто-то хрипит лошадью, нервно и болезненно. Выскочили кривоногие карлики и сбросили на пол покойника. Стукнули, как колодой, и потащили к выходу. Вождь плюнул в ладонь, посмотрел на нее и вытер об штаны, дернул поводьями и закачался к выходу, и за ним потянулась толпа. Что-то крутилось в голове у Александра важное, то что хотелось запомнить. Ему казалось, что в таком поведении есть зерно истины, причастное к этому месту и времени, и люди здесь такие особые от того что все заражено вирусом. Он вздохнул, ему захотелось уйти побыстрее и забыть все, как какую-то нелепость.

– Опять, – подумал Александр, – я куда-то вляпался.

Он щурился от яркого света из распахнутой двери и видел, как с толпой выходит монах, черный в тени. Александр никак не мог вспомнить, где он мог его видеть. В глаза слепило, вокруг монаха светилось и сама его голова тонула в свете. Александр моргнул и тот пропал. Захотелось пить. Разболелась голова, но он все время думал о монахе и мысли эти не давали покоя, он и не заметил, как вышел на дорогу, как подул ветер и небо затянуло тучами. И когда он шел по лесу, то все в нем было уже не так как утром, не так радостно. Над головой раскачивались лапы с когтями, хищно двигались ветви и сами деревья. Блестела луна, отражаясь на кустах, а сами кусты шевелились и от этого еще сильнее наваливалась тоска. И пахло вокруг не по-человечески, сырыми грибами. Александр чувствовал, что пансион где-то недалеко, но его все не было. Почему я здесь, – думал он, – зачем такое со мной? Небо было черное, в нем светился кружок луны и Александр не понимал, как случилось, что он здесь и видит луну издали, будто игрушечную, не настоящую, хотя вся настоящая жизнь там, а не здесь. Здесь один вздор и все это ненадолго и по-другому быть не может. Как они здесь живут? Он уже ненавидел этот лес, эту вонючую воду вокруг него, пошлых людей с примитивными желаниями, которым только бы поесть да поспать, и что-то там урвать. Ему хотелось сказать об этом, накричать на них, выругать. Мелко все вокруг было, неинтересно. Хотелось бежать из этого места.

Между деревьями замерцал огонь и Александр пошел на свет. У расколотого пня трещал костер, прыгая красными отблесками по кругу, а дальше за кустами стояла ночь, как стена, твердая и холодная. У костра сидел человек и лицо его было такое же красное, как и кусты. Александр кашлянул и человек поднял глаза.

– Довольство, простор и благополучие, – поприветствовал Александр.

Тот качнул головой и ткнул палкой в дрова, отчего костер ярко вспыхнул и Александр увидел у его ног пузатый кальян. Человек набрал в себя дым и выпустил его через нос.

– Как дела, уважаемый? – спросил Александр.

Человек посмотрел и снова погрузился в себя, и видно было, что мысли его далеко, и Александру тоже сделалось спокойно и расхотелось говорить. Прыгающие от света кусты были теплыми и уютными, и все глупости остались позади, он просто стоял и наслаждался покоем. Ему казалось, что время загустело, потекло медленней, потому что уже ночь, лес спит и всем остальным тоже пора отдыхать.

– Чем занимаетесь, уважаемый? – снова спросил Александр.

Человек удивленно посмотрел на Александра, будто увидел впервые.

– Странный день, – сказал Александр, – но тот жестом указал на место у костра и глотая дым как кипяток, выдавил из себя, – джумхурийский, – и добавил, – хороший.

Он протянул мундштук. Александр понюхал, но все-таки затянулся.

– Насмотрелся сегодня, – сказал он в темноту.

Он еще раз затянулся, с интересом посмотрел на кальян и согласился:

– Хороший!

Они посидели. Бесшумно пролетела птица. Мозги стали легкими и Александр поделился новостью:

– Вот иду на бал. Буду веселиться. Скоро уже.

Человечек покосился в его сторону, будто вспоминая что-то и сказал:

– Я охранник.

Александр помолчал и согласился:

– Охранник.

Потом они помолчали вместе.

– Охранник, – повторил охранник.

Два человека вышли из темноты и склонив в приветствии головы, постояли у костра, блестя лицами и пошли дальше, растворясь за деревьями. Зашелестели сухие листья.

Александр нахмурился, поискал глазами и уставился на каменный грот за спиной охранника.

– Странно, – сказал он.

Он еще раз затянулся, не торопясь поднялся, обошел тлеющие угли и направился к черному провалу в пещеру, а охранник так и остался сидеть у костра.

– И зачем ему костер? – удивлялся Александр, – мешает смотреть только. Он постоял с закрытыми глазами и вскоре стал различать глыбы камней, корни деревьев и наконец нашел большой грот. Глубоко в горе играла музыка. Александр, держась за камни, осторожно пошел на свет, разглядывая мокрые стены с провисшими лианами, скользкий мох, летучих мышей. Стало больше огня и вот показался низкий потолок и чудно закрученные корни, как на старинных домах. Барокко, да и только. Целая архитектура. Из темноты выглянула каменная голова, зеленая от старости. Из ее рта и ушей тянулась виноградные лозы. А в самом низу, в глаза ударил свет и забелел праздничный зал. Кто-то коснулся клавиш рояля. Александр шагнул в свет и все вспомнил. Вдоль стен стояли столы с угощениями. Над ними, вплетаясь в массивные балки, с улицы тянулись гирлянды зелени. За столами сидели нарядно одетые дамы и их кавалеры. Они мило переговаривались, улыбались и кивали друг другу головами. Лысый барон в орденах раскрасневшись, надувал воздушные шары, а рядом солидная дама, щебетала:

– Вы сегодня чудненько выглядите. Просто душечка.

Она делала большие глаза и при этом неловко прикрывала веером соседку с мужицким лицом, будто стеснялась ее, и тут же доверительно шепталась и с ней:

– Вы такая восхитительная. Куколка. Буквально вчера муж вернулся из далеких стран. И там, представьте себе, все как у нас.

– Так вот вы где, мои золотые, – улыбнулся Александр.

В большом зале, где проходил бал, поражало все, даже расписные потолки. У дальней стены громоздился, такой огромный камин, что в нем можно было зажарить целого быка. А напротив, под мраморными колоннами, удивлял своими небольшими размерами трон для торжественных приемов. Старинная мебель и посуда, коллекции гобеленов и картин, оружие и рыцарские доспехи, все поражало своей изысканностью. По центру стоял лакированный рояль. Пианист перебирал клавиши. Музыка плавно лилась по залу. Красивая и гордая голова примадонны отражалась в лакированной поверхности подрагивающего инструмента. Она только начинала брать первую ноту, а рядом от чувствительности уже всхлипывала дама, к которой, чуть не сбив Александра, спешил официант в белом фраке со стаканом воды. Он бросил взгляд на его одежду и удивленно оглянулся, кого-то ища, но уже пробежал мимо. Примадонна взяла ноту. Толстяк додул шар, который громко лопнул, все оживились и в зале стало шумно. Сидящие в смокингах и пышных платьях красивые люди раскачиваясь со стороны в сторону, кивали друг другу головами, поднимали бокалы, выплескивая вино прямо на стол, тянулись руками к соседу и пели песню нестройными голосами. Где-то наверху их мощно подхватил хор. Захлопало шампанское, посыпалось на голову конфетти и под потолком, раскрылись гроздья разноцветных шаров. Зашипели огни разбрасывая искры и над толпой все утонуло в клубах декоративного дыма, окутывая присутствующих прохладой и приторным запахом. Александр улыбался, его распирало изнутри, и ни о чем не думая, он плыл между хрустальными люстрами, наблюдая сверху как кружатся в танце пары. Поток воздуха понес его легко, как перышко, совсем близко показались облака, похожие на пухлые подушки. Ему захотелось потрогать их, стало радостно от такого, он раскинул руки и полетел навстречу ветру. Внизу проносились темные поля и зеркальные реки. Птица, – кричал Александр, – я птица, так просто быть птицей. Он вдруг вспомнил, что всегда умел летать, и что это очень легко, стоит только заставить себя, и еще чувствовал в груди электричество, которое понимал как божий дар. Потянулись линии электропередач, пересекаясь с дорогой по краю обрыва, за которым шумело ночное море. У самого берега светились фосфором волны. Александр пролетел над проводами, сделал петлю перед автобусом, так что брызнуло грязью, и только потом испугался. Он уселся на обрыв и стал обтирать лицо. Тело было легким, а внизу страшно бились волны, но все равно это еще был не конец и что-то нужно было делать. Александру хотелось кричать. Он встал и полетел головой в пучину, наперед зная, что ничего с ним не случится. И вот вода схлынула, все стихло, и он увидел, что снова стоит в зале. За столом все так же сидели гости. Александр упал на стул, с него текло в три ручья и вскоре он сидел в огромной луже. Музыка стихла, было слышно как поскрипывают полы, бегали собаки, воруя недоеденное. На люстре, болтался карлик. Пробежали нищие, собирая бутылки, и стало понятно, что пора собираться. К Александру подошла недовольная дама и сказала:

– Вот, дожились до такого безобразия. В наше время была конная милиция.

Александр хотел ответить, что вряд ли здесь будет удобно ходить конем, но тут в окно влетела ведьма и он побежал за ней по коридорам. В темноте мотался луч прожектора, Александр бежал, натыкаясь на стулья, падал, вставал, снова падал, и наконец выскочил во двор. Поперек двора лежало бревно, на нем замер пятном свет. Александр протянул руку, но свет отодвинулся и высветил точенную женскую ножку. На бревне сидела ведьма с рыжими волосами. Подпрыгнула и исчезла в темноте.

– Как жаль, – вздохнул Александр и увидел, что земля быстро затягивается зеленой травой, превращаясь в живой ковер. Вышла луна и сделалось тихо и светло, как бывает в майскую ночь в степи. Но тут с неба сыпануло снежной крупой. Он стоял и уже ничего не понимал, откуда такое свалилось и почему с ним, а не с кем-то. В траве лежал снег и в нем пританцовывали босые ножки. Он потянулся, да так и провалился в сугроб, а ножки со смехом убежали и перед ним раскинулась блестящая река под луной. По реке плыла ведьма. Александр хотел схватить ее за волосы, но река понесла, только белая рука светилась в темноте, разбрасывая искры, да бесшумно ложился хлопьями снег и тут же таял. Александр оглянулся, вспоминая, как оказался здесь. Он стоял по колено в болоте, перед ним текла река, а за ней темнел лес. И от тишины звенело в ушах.

4. Дервиш. Агент ложи.

Дверь от старости позеленела и почти вросла в землю. Было совсем рано и с неба моросило.

– Спит наверное, – подумал Александр.

Он поежился и осторожно потрогал ржавые завесы, затем решительно выдернул металлический стержень из засова. С первого раза дверь не поддалась, но со второго, заскрипев, провалилась в проем. Оттуда потянуло тяжелым запахом. В глубине комнаты под потолком светилось единственное окошко, а у входа зачем-то стоял стул. Когда глаза привыкли, Александр увидел голые стены и темный силуэт человека на кровати, и от того что все произошло так быстро и неожиданно, почувствовал себя неловко, и указывая на дверь, сказал:

– Вы, если желаете, можете уйти отсюда.

Он уловил сильную зависимость от этого места, ему захотелось сейчас же развернуться и уйти, но силуэт зашевелился:

– Действительно, и куда же?

Кривляться было глупо и Александр сказал:

– Вы меня извините, не ожидал здесь такое увидеть.

– Оставьте, – прервал его голос.

– Надеюсь, не особенно вас потревожил?

– Нисколько. Отвратительная погода, знаете ли, кости ломит, да и не спиться. Вот читал.

– Вы еще здесь и читаете?

– Здесь замечательная библиотека. Оригинальные издания в кожаных переплетах, настоящий раритет. Хотя что я вам говорю.

– Почему же, – возразил Александр, – хорошие книги всегда в цене. Что вы читаете?

– Взялся за Достоевского, так сказать, глыбу решил осилить.

– Достоевский? Ну и как он вам?

– Что тут сказать, – скривился тот, – тяжеловат. Одним словом, идиот, иначе не скажешь.

– Да уж, – улыбнулся Александр, – говорят, по ночам с вами шепчутся сами боги.

– Чего только не услышишь в наше тревожное время.

– Вы знаете, что вас называют сумасшедшим? – спросил Александр.

– Знаю, – спокойно ответил человек.

Вошел кот и потерся о ноги сумасшедшего.

Александр потрогал стул и осторожно сел:

– Мы не выбираем время, оно выбирает нас и сейчас время такое, что каждый сам за себя, – начал он бодро, будто собирался сообщить что-то важное, но понял, что это от неловкости, и сказал уже спокойно, – кажется, это говорили до меня. Собственно, я просто хотел поздороваться.

– И правильно.

Зашелестел дождь. Они сидели, слушали и молчали и Александру казалось, что молчать правильно и он стал разглядывать фиолетовое пятно на стене, – кто-то разбил чернильницу, – подумал он и развел руками:

– Я преодолел долгий путь, но многое для меня так и осталось неясным. Бесконечные переходы, в этой бесконечной вселенной.

– А что, вселенная бесконечна? – перебил его сумасшедший, – о чем это ты говоришь? Ты видел что-то бесконечное?

– Я имел ввиду.., – начал Александр.

Но тот его снова перебил: