Текст книги "Сделка с герцогом"

Она откашлялась и поинтересовалась самым беззаботным и равнодушным, как казалось, тоном:

– И где же она?

– Кто? – спросил он просто, продолжая извлекать из гардероба предметы одежды.

Треклятое полотенце, казалось, готово было в любой момент соскользнуть на пол – и даже ради спасения жизни Вероника не смогла бы определить, хочет этого или… Нет, еще чего! Разумеется, не хочет!

– Ты прекрасно знаешь кто… Мелисса, конечно. – Ей едва удалось выговорить это ненавистное имя. Вероника молилась лишь о том, чтобы голос звучал по-прежнему беззаботно.

Он повернулся, бросил на нее удивленный взгляд своих зеленых глаз, потом пожал плечами и, широко улыбнувшись, просто ответил:

– Понятия не имею. А почему ты спрашиваешь?

Скрестив руки на груди, Вероника окинула его подозрительным взглядом и сказала, кивнув в сторону ванной, отчаянно надеясь, что в голосе по-прежнему не слышно ни гнева, ни ревности – только презрение. Она ведь не ревнует! Никогда не ревновала и не собирается начинать. Величайшая глупость – ревновать того, кто попросту неспособен хранить верность!

– Ведь она там?

– Можешь зайти и посмотреть, – пригласил Себастьян, кивнув в сторону ванной, а затем, достав второе полотенце, принялся вытирать свою мускулистую грудь.

Вероника не видела его уже два года, и за это время Себастьян весьма возмужал, хотя и раньше был далеко не хил. На руках вздувались бицепсы, грудь бугрилась мышцами, на животе красовались четко очерченные «кубики». У Вероники пересохло во рту. Она уже смотрела – да что там, пялилась во все глаза! – вовсе не на то, на что он предлагал взглянуть.

Вероника заставила себя перевести взгляд в сторону ванной. Верно, ей хочется посмотреть – черт возьми, да ее просто обуревает искушение взглянуть – но это значит, что ей не все равно, а Вероника скорее умрет, чем позволит Себастьяну хоть на миг это заподозрить.

– Ладно, неважно, – махнула она рукой, по-прежнему стараясь, чтобы в голосе звучало только безразличие.

– Я не встречался с Мелиссой с того вечера, когда ты…

– Прошу тебя!.. – воскликнула Вероника, вытянув вперед руку, затянутую в лиловую перчатку. Еще хоть одного слова на эту тему она не вынесет! Все это они уже обсуждали. Подробно. Не один раз. Но правда в том, что Себастьян – лжец и неверный муж, и никакие обсуждения этого не изменят.

– Хорошо. – Он уперся руками в бедра, прикрытые лишь полотенцем. – Зачем ты пришла, Вероника?

Собственное имя из его уст произвело на нее странное действие. Мгновенно вспомнилось, как он шептал ее имя в минуты любви, входя в нее так глубоко, как… Нет! Хватит! Эти воспоминания никакой пользы ей не принесут. Вероника судорожно сглотнула и расстегнула вышитый воротничок мантильи: в комнате оказалось безбожно жарко. Спрашивается, где веер, когда он так нужен?

– Я пришла, потому что… – Она сглотнула очередной комок в горле. – Мой дед умирает.

Себастьян, мгновенно вздернув голову, ответил с искренней теплотой, от которой на глаза у Вероники едва не навернулись слезы:

– Мне очень жаль.

Она тряхнула головой, избавляясь от излишних проявлений чувств, напоминая себе о своей задаче.

– Он тяжело болен, и мама говорит… – Вероника прикусила губу. Сколько ни произносила она сегодня эти слова в карете – мысленно – обнаружилось, что по-прежнему не может произнести их вслух.

– Что он едва ли долго протянет? – сочувственно подсказал Себастьян.

Вероника была ему благодарна за то, что вместо нее выговорил вслух самые страшные слова, и только кивнула.

– И?.. – поторопил он, заметив ее состояние.

Боже правый, ну как тут сосредоточишься, когда он стоит перед ней в одном полотенце? Вероника вздрогнула и отвела глаза.

– И… я подумала, что тебе стоит об этом знать.

Черт возьми, ну почему никак не получается сказать то, зачем пришла? Она снова метнула на него сердитый взгляд.

Он взъерошил мокрые волосы на затылке и ответил ей прищуренным взглядом.

– Мне кажется, что ты приехала с другой целью, а вовсе не для того, чтобы сообщить о болезни деда: об этом я узнал бы и от Джастина. Что тебе нужно?

Ну вот опять! Да что же она никак не соберется! Вероника плотно сжала губы и втянула воздух. Настал решительный миг. Стоит ей неверно сформулировать просьбу, и Себастьян откажется. От этого зависит, как пройдут последние часы ее умирающего деда. Вероника глубоко вздохнула и, не обращая внимания на подступающую к горлу горечь, сказала так спокойно и ровно, как только могла:

– Я прошу тебя поехать на Рождество в Уитмор… со мной.

Себастьян вскинул черные брови, но удивление на его лице тут же сменилось подозрением. Склонив голову набок, он спросил:

– Но зачем?

Вероника, скрестив руки на груди, нервно забарабанила пальцами по локтям и раздраженно поинтересовалась:

– Разве Джастин тебе не говорил?

– Что именно? – сощурившись, уточнил Себастьян.

Она расправила плечи и неловко переступила с ноги на ногу.

– Мы так и не сообщили деду, что ты и я… – Она осеклась и умолкла: не хватило духу продолжить.

– Что ты обвинила меня в неверности и не пожелала выслушать правду? – с усмешкой закончил Себастьян.

Вероника повернулась на каблуках и протянула руку к дверной ручке.

– Не вижу смысла опять поднимать эту навязшую в зубах тему! Если ты решил только поспорить со мной, я ухожу. По этому вопросу мы, кажется, уже сказали друг другу все что могли.

– Подожди!

Вероника застыла. По-прежнему не поворачиваясь к нему лицом, на миг прикрыла глаза и вознесла краткую благодарственную молитву за то, что Себастьян ее остановил: уйди она сейчас – и все пошло бы прахом.

Рука ее соскользнула с дверной ручки. Старательно сохраняя бесстрастное выражение лица, Вероника повернулась к мужу.

Себастьян смотрел на нее с таким же непроницаемым лицом, когда ответил он ровным голосом:

– Согласен. Несомненно, мы сказали друг другу все, что требовалось. Но объясни, почему ты не рассказала своему деду о… о нас?

Вероника отвернулась и наткнулась взглядом на кресло. Тут же пришло отчетливое воспоминание о том, как одной умопомрачительной ночью они любили друг друга до изнеможения прямо на этом кресле. Невыносимо было сознавать, что даже сейчас, когда этот человек стал ей ненавистен, Вероника не отказалась бы повторить. Полуголый Себастьян вызывает у нее телесные реакции, противостоять которым не получается. В конце концов, она всего лишь слабая женщина, и ей трудно, к несчастью, противостоять такому мужчине.

Она откашлялась и, по-прежнему глядя в сторону, заговорила:

– Тогда он уже был слаб здоровьем, вот мама и решила, что лучше не расстраивать его такими… новостями.

Ну слава богу: наконец-то ей удалось договорить и выразить свои мысли связно.

– Значит, твой дед не знает, что мы живем раздельно? – Себастьян покачал головой и сухо, невесело усмехнулся.

– Именно так.

Не в силах удержаться, Вероника вновь окинула его взглядом с ног до головы, а затем поспешно опустила глаза и принялась щипать оборку своей мантильи. Почему же здесь так жарко?

– Так вот в чем дело! – расплылся в широкой улыбке Себастьян. – Хочешь, чтобы я поехал на Рождество в Уитмор и сделал вид, что мы по-прежнему любим друг друга?

– Нет!

Ответ слетел с губ со скоростью пули. Себастьян, разумеется, был прав, но его слова словно резанули Веронику по сердцу. – особенно одно: «по-прежнему». Он просто смеется над ней! Это она его любила, страстно и безумно, но он… нет, никогда он не любил ее! Просто использовал для своих целей – титулованную леди с прекрасными манерами, из безупречной семьи, идеальную жену, в перспективе, и мать его наследников. В его представлении о браке не было места эмоциям: он никогда не поддавался чувствам, – но она скорее умрет, чем позволит над ней посмеяться, а уж притворяться, что он тоже ее любил, – тем более.

Однако ответила она слишком быстро. Так нельзя, надо следить за собой.

Вероника расправила плечи и, заставив себя улыбнуться, уточнила:

– Я хочу, чтобы ты поехал на Рождество в Уитмор и сделал вид, что мы с тобой счастливы вместе.

Он не спускал с нее глаз, явно обуреваемый подозрениями.

– Зачем?

Вероника ответила не сразу. Здесь требовалось тщательно подбирать слова.

– Дело в том, что дедушка… – Она кашлянула. – Мама считает, что хорошо бы нам провести это Рождество вместе, оно, похоже, последнее для него. – Все-таки она не удержалась: голос дрогнул.

– То есть это не желание твоего деда? – Себастьян потер свежевыбритый подбородок, по-прежнему не сводя глаз с Вероники. – Так хочет твоя мать?

– Ну… да, – пробормотала она и прикусила губу.

Мысленно Вероника кляла его почем зря, но внешне только сжала губы и моргнула, изо всех сил стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Ну почему Себастьян так проницателен? Это просто невероятно! Неужто природе трудно было, создавая этого мужчину, наградить хоть какими-то недостатками? Вероника молчала и обдумывала свою следующую фразу. Если ответить, что это последнее желание дедушки, пожалуй, это он не поверит, хотя и знает, что ради деда Вероника готова на все.

Похоже, ее молчание только подтвердило догадку Себастьяна, и он поинтересовался, снова расплывшись в широкой улыбке:

– Я прав, верно?

Как ей хотелось стереть эту наглую улыбочку с его лица пощечиной!

– Рождество было любимым праздником деда, – тихо ответила Вероника. Это все. Большего он от нее не получит.

Он по-прежнему нагло усмехался.

– Понятно. Значит, вопрос в том…

Себастьян поддернул полотенце на бедрах – и взгляд Вероники сам собой устремился к темной полоске волос на его плоском животе, убегавшей вниз, под полотенце, но она тут же опустила глаза и уставилась на персидский ковер у своих ног в черных кожаных полусапожках. Что за пытка!

– Вопрос? – не поняла она, заставляя себя вспомнить, зачем пришла сюда. Уж точно не для того, чтобы пожирать этого негодяя глазами! Хотя отвести взгляд – выше ее сил.

Он прищурился, прикусил безупречно белыми зубами нижнюю губу.

– Вопрос вот в чем: чем ты готова отплатить мне за… этот спектакль?

Вздернув подбородок, она смело встретила взгляд его зеленых глаз. Вот и наступил момент истины. Вероника глубоко вздохнула и спросила:

– А чего ты хочешь?

Голос прозвучал едва ли не визгливо, да еще и с дрожью, по крайней мере она наконец добралась до этапа, вселявшего в нее ужас со вчерашнего дня, когда мать появилась у нее на пороге. Теперь пусть Себастьян назовет свои условия.

Он усмехнулся, скрестил руки на обнаженной груди и задумался, иронически подняв черную бровь, воплотив в себе мерзавца, лишенного чести и совести, но чертовски обаятельного.

– Думаю, взаимопомощь – это будет честно.

Сердце у Вероники отчаянно заколотилось и она выдавила, с трудом шевеля вмиг пересохшими губами:

– Какого рода… взаимопомощь?

Он склонил голову набок и по-мальчишески улыбнулся.

– Я поеду с тобой и буду играть роль нежного во всех отношениях мужа… на двух условиях.

– Каких? – Она едва не подавилась этим словом. Руки дрожали и, чтобы он не заметил, Вероника вновь скрестила руки на груди и спрятала ладони.

Два условия? Ну разумеется! Она боролась с желанием закатить глаза. Естественно, он выставил два условия, а не одно, – чего еще от него ждать! Повезло еще, что не три!

Он по-деловому кивнул.

– Первое: после Рождества в Уитморе ты должна вернуться сюда, в Лондон, и посетить вместе со мной бал в честь Двенадцатой ночи у Хазелтонов, делая вид, что мы по-прежнему муж и жена и у нас все хорошо.

– Согласна, – ответила она так быстро, что он скептически изогнул бровь. Пожалуйста! Посетить бал у Хазелтонов – достаточно скромная плата за услугу. – А второе условие?

В ответ он одарил ее такой улыбкой, что Вероника поняла: второе условие будет куда сложнее первого.

Он двинулся к ней, но остановился в паре шагов. Так что она ощущала запах его одеколона, того же самого, от аромата которого у нее в былые времена слабели колени. Будь он проклят! Похоже, ничего не изменилось. Колени ослабели и сейчас, и, чтобы удержаться на ногах и подготовиться услышать его ответ, она схватилась за ручку гардероба.

– Ты, разумеется, понимаешь, – начал он, сверля ее взглядом, – что наша… м-м… разлука не позволяет мне исполнить свой долг. Нашему роду нужен наследник.

Стены вокруг заходили ходуном, в груди у нее заныло, дыхание вырывалось частыми короткими толчками, соски затвердели, как тугие почки.

– О чем ты, Себастьян?

Но она уже знала, что он скажет дальше, и – помоги ей Бог! – хотела, чтобы он это сказал, прямо-таки жаждала.

– Я поеду с тобой и буду играть роль нежного мужа при условии, что все эти дни ты будешь охотно привечать меня… – Он сделал паузу и пронзил ее взглядом, горячим, словно расплавленный металл. – В постели.

Глава 4

Три дня спустя Себастьян сидел напротив Вероники в своем экипаже, предназначенном для долгих путешествий, на пути в Уитмор. Даже с лучшей упряжкой путешествие могло занять большую часть дня. Их экипажу, а также второму, в котором размещались слуги, предстояло прибыть в поместье только под вечер.

На второе условие Себастьяна Вероника согласилась, как ни странно, без сопротивления. Лицо ее запылало, она довольно долго молчала (совсем на нее непохоже), но затем решительно тряхнула головой и сказала: «Хорошо, принимаю твои условия» – так, словно они обговаривали какой-нибудь второстепенный пункт брачного контракта, а не договаривались о том, что каждую ночь в течение ближайших двух недель будут спать под одним одеялом. Может, стоило поднажать и получить от нее согласие посетить с ним два бала? Себастьян усмехнулся про себя. Нет, лучше не испытывать судьбу.

Вся эта сделка его поразила до глубины души. Выставив такие условия, он просто хотел ее спровоцировать, в полной уверенности, что она разразится негодованием. Откровенно говоря, второе условие сорвалось с губ Себастьяна до того, как он успел его обдумать. Верно, наследник ему действительно нужен, но решать этот вопрос таким вот образом было не лучшей идеей. Он просто потерял голову от ее близости, соблазнительных ароматов лилии и ее кожи и от того, что уже больше двух лет у него не было женщины. Но что удивительно, Вероника не рассердилась, даже не стала спорить – согласилась, причем с готовностью. А у него теперь не хватало духу об этом пожалеть. Чтобы не мучиться угрызениями совести, он объяснил ее поведение огромной привязанностью к деду.

Приняв его условия, Вероника сообщила, что переночует в городском особняке своего брата: очевидно, там же остановилась и ее мать, – затем поспешила обратно в Эссекс. Себастьян пообещал заехать за ней сегодня утром и сопроводить в Кент, чтобы приехать на праздник вместе, как и полагается супружеской паре. Они уже почти подъезжали к Уитмору, но за все это время не сказали друг другу и десятка слов. Вероника сидела, уткнувшись в дамский журнал мод. Спрашивается, зачем ей это, если все равно не ездит в Лондон и не показывается в свете?

Сам Себастьян тем временем прилагал все усилия, чтобы не замечать… точнее, чтобы не отвлекаться на нее. Прихватив несколько папок с документами, которые получил от лондонского поверенного, он большую часть пути держал их на коленях и пытался читать, но взор его снова и снова обращался к Веронике. Она была по-прежнему невероятно красива, но теперь в ней появилось нечто новое – быть может, твердость, решимость, которой не было прежде. Эти новые черты превратили ее в само совершенство, от нее просто невозможно отвести взгляд. Эти обсидиановые глаза, окаймленные густыми ресницами, высокие, четко очерченные скулы, черные брови, пронзительный взгляд, сочные нежные губы могли свести с ума…

Себастьян потряс головой, избавляясь от наваждения. Когда она переступила порог его спальни, он едва мог отвести от нее взгляд. Слишком хорошо он помнил, как, оседлав ее, пропускал между пальцами эти роскошные волосы, теперь зачесанные наверх и убранные под модную шляпку, а она вцеплялась ногтями ему в спину, и спальню наполняли ее счастливые вздохи и стоны наслаждения…

Черт побери! Себастьян, избавляясь от наваждения, тряс головой. Нет, не стоит об этом думать! Такие мысли лучше отложить на потом, когда они благополучно доберутся до Уитмора и окажутся в одной спальне. Да, спальня у них будет одна, как и постель, в соответствии с их соглашением.

В то время как он тщетно пытается не обращать на нее внимания, она может получить приз за то, как легко и естественно делает вид, что его не существует. Сколько он ни бросал в ее сторону взгляды – ни разу не поймал ответного.

– Помнится, раньше ты лучше владела искусством светской беседы, – заметил он наконец, рассчитывая хотя бы шуткой заставить ее заговорить. Вежливость и любезность, как он уже убедился, ни к чему не вели – точнее, приводили лишь к сухим односложным ответам.

Не поднимая глаз от журнала, она спокойно ответила:

– А мне помнится, ты говорил, что порвал со своей любовницей. Все меняется – люди тоже.

– Да, я порвал со своей любовницей! – раздув ноздри, отчеканил Себастьян.

– А потом, не прошло и полугода, к ней вернулся, – холодно улыбнувшись, заключила Вероника, по-прежнему не глядя на него.

Очевидно, она старалась его разозлить – и он, пожалуй, это заслужил, ибо старался разозлить ее. Раздражало то, что ее попытка удалась.

– Я к ней не возвращался, – не повышая голоса, возразил Себастьян.

Вероника вскинула бровь, по-прежнему не отрываясь от журнала, который поднесла к самому лицу, словно старалась отгородиться от него.

– Значит, ты не солгал мне, когда сказал, что поедешь в клуб? И вместо клуба не отправился к ней?

Себастьян мысленно выругался.

– Да, я действительно поехал к ней, но… – Тут он осекся, ущипнул себя за переносицу, а затем изобразил улыбку. – Может быть, выберем для беседы более плодотворную тему?

Теперь она наконец отложила треклятый журнал и устремила взгляд на мужа.

– Плодотворную? – ее голос сочился скепсисом. – Например?

– Предлагаю обсудить основные условия нашего… соглашения, – предложил Себастьян, откинувшись на спинку сиденья и скрестив руки на груди.

Она вскинула брови.

– Соглашения? Ты это так называешь?

– Ты можешь в любой момент передумать, – усмехнулся Себастьян. – Просто скажи. Я довезу тебя до Уитмора, разверну экипаж и уеду. Кроме того, почему выгоду из этой ситуации должна извлекать только ты?

– Возможно потому, что ты все-таки джентльмен?

Он удивленно взглянул на нее:

– Правда? А мне казалось, что я бессовестный обманщик!

Разумеется, он пытался всего лишь ее разозлить, не более. Даже если Вероника откажется от второй части их соглашения, он ее не бросит. Ее дед всегда был добр к Себастьяну: благодаря ему и другим Уитморлендам мальчик знал семейное тепло, в котором ему отказывала родная мать. Невыносимо было думать, что старик умирает. Если по правде, Себастьян и сам хотел его увидеть – скучал и по нему, и по другим Уитморам. За долгие годы эта семья стала для него родной.

Вероника вздернула аккуратный носик и прищурила карие глаза:

– Да, ты обманщик, совершенно бессовестный, и сейчас это только подтверждаешь.

На этот раз закатил глаза он:

– Как же легко, наверное, жить в твоем черно-белом мире, где нет ни вопросов, ни сомнений!

Она хлопнула ладонью, потом забарабанила пальцами по журналу, сердито глядя на Себастьяна.

– На что ты намекаешь, хотела бы я знать?

Он скрестил руки на груди.

– Ты меня осудила и приговорила за преступление, которого я не совершал.

Она наклонилась к нему, темные глаза полыхнули яростью.

– Даже не пытайся заставить меня сомневаться в собственном рассудке! Ты сам признался, помнишь?

Он сжал кулаки и стиснул челюсти.

– Признался в том, что солгал тебе, но в измене – нет.

Она смерила его сердитым взглядом.

– Опять эта игра словами! «Я не обманывал, я всего лишь солгал» – очаровательно! Ладно, неважно. Ты прав: давай сменим тему. Что за условия ты хочешь обговорить?

Себастьян глубоко вздохнул, стараясь унять досаду. Жене по-прежнему удается в два счета лишить его самообладания: причем во многих смыслах сразу, – но споры с ней в самом деле ни к чему не приведут.

– Для начала, думаю, нам стоит определить количество условий.

Она взглянула на него с подозрением, но кивнула.

– Звучит разумно. Например… каждый предлагает три?

Он тоже кивнул и натянуто улыбнулся.

– Отлично. Дамы вперед.

Несколько секунд Вероника задумчиво барабанила пальцами по журналу, затем пришла к какому-то решению, и взгляд ее вспыхнул удовлетворением.

– Вот мое первое условие: я не обязана притворяться нежной и любящей, когда дедушки нет рядом.

Себастьян покачал головой, не удержавшись от короткого смешка.

– Боже ты мой! Хорошо. А вот мое первое условие: ты можешь не притворяться любящей, но не должна меня игнорировать или грубить.

– Согласна. – Она откинулась на бархатные зеленые подушки, обдумывая следующее правило, игра явно ее увлекла. – Вот мое второе условие: никаких поцелуев… в губы.

Себастьян нахмурился.

– Чепуха какая-то. Мы собираемся спать вместе – как можно при этом не целоваться?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Мне неважно, как ты это сделаешь, но это мое условие. – Она смерила его дерзким взглядом, словно ожидала услышать возражения.

Себастьян судорожно вздохнул. Черт, похоже, зря он согласился играть по ее правилам!

– Вот мое второе условие: ты не требуешь никаких ограничений в постели… в разумных пределах, само собой. Скажем так: мы можем делать все, что делали раньше. – И, подняв бровь, он посмотрел ей в глаза.

Наступило короткое молчание. Щеки у Вероники запылали, и она резко отвернулась к окну. Сомнений не было: она вспомнила те жаркие ночи, когда, задыхаясь, шептала его имя и просила не останавливаться.

– Хорошо, – ответила она наконец. – А свое третье условие я придержу… пока.

Он не сводил с нее пристального взгляда. Интересно, что она задумала? Что-то еще хуже, чем запрет на поцелуи?

Поразмыслив, он решил, что лучше этого не знать, но идея трех условий ему понравилась и отказываться от того, что положено ему по праву, не хотелось.

– Тогда и я третье условие оставляю за собой.

По крайней мере, если она нанесет неожиданный удар, ему будет чем ответить.

– Договорились, – буркнула Вероника и опять уткнулась в журнал.

Становилось прохладно, и она укутала себе ноги мехом.

Все в той же позе: со скрещенными на груди руками – Себастьян отвернулся и стал смотреть в окно. Мысли его были невеселы, словно безжизненный декабрьский пейзаж. Как, черт возьми, его брак, когда-то столь многообещающий, превратился в это?

* * *

Опустив глаза, Вероника упорно делала вид, что увлечена рассматриванием новых моделей одежды. Быть может, глупо интересоваться модами, когда давно не бывала в свете, но она обожала элегантные наряды. Только вот сосредоточиться никак не удавалось: Себастьян сидел совсем рядом, она ощущала такой знакомый запах его одеколона, и это пробуждало воспоминания, которые ей отчаянно хотелось стереть из памяти.

С каждым оборотом колес они приближались к Уитмору. К общей спальне. Эта мысль и тревожила Веронику, и – если быть честной – возбуждала.

На возмутительное требование Себастьяна она согласилась по трем причинам. Во-первых, торговаться не приходилось: ведь это она просила его об услуге, а не наоборот. Ради того, чтобы скрасить деду последние дни, она готова была на все… тем более что это никакая не жертва, ведь Себастьян… по-прежнему великолепен! Почему бы не развлечься с ним немного, прежде чем возвращаться к одинокой сельской жизни? Во-вторых, можно не опасаться, что она снова влюбится в этого негодяя: ей давным-давно неважно, где он, с кем и чем занимается. Нет, чувства к нему давно остыли, и никакая дурацкая сделка этого не изменит. Третье – и самое важное: когда Себастьян огласил свое требование, ее охватила… да, пожалуй, лучше всего назвать это надеждой. Для нее это единственный шанс забеременеть. Как можно отказываться? И если это значит обеспечить Себастьяна наследником – что ж, она не возражает.

– Нам нужно поговорить, – раздался голос Себастьяна, и Вероника едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Поговорить? О чем?

Он пожал плечами:

– Ну, знаешь, о том, что происходит у нас в жизни… чтобы не растеряться, если твой дедушка о чем-нибудь спросит.

Вероника нахмурилась:

– Хм, возможно, ты прав.

– Не сомневаюсь, хоть тебе и неприятно это признавать, – с высокомерной усмешкой констатировал Себастьян.

– Давай сразу договоримся: твои победы над женщинами меня не интересуют, и об этом я слышать не хочу, – сказала Вероника, стараясь не проявлять эмоций. – Чем еще ты сейчас занят?

– В основном заседаниями парламента, – словно не заметив ее шпильки, серьезно ответил Себастьян. – И своими общественными обязанностями, по большей части невыносимо скучными. А ты что поделываешь? Чем развлекаешься в деревне? Рисуешь, должно быть?