Текст книги "Дневник соблазна"

Валяю дурака

12 апреля 1997 года

Когда открывается дверь моей комнаты и я вижу его, одетого в черно-белую клетчатую рубашку – подделка торговой марки «Фасонабль», – я страстно хочу превратиться в шашку, чтобы пробежаться по его груди и спине. Игра без правил мгновенно вдохновляет меня.

Рафаэль красив, как Аполлон. Черные длинные волосы собраны в пучок, и он постоянно убирает за уши непослушные пряди волос, пока мы разговариваем. У него кожа оливкового цвета с синеватым оттенком – такой могла бы позавидовать любая женщина старше сорока лет, которая всю жизнь проводит на пляжах мира.

Рафу не волнует цвет его кожи. И меня тоже. Наоборот, должна признать, что его индейские корни меня сразу привлекли. У него зубы цвета слоновой кости, и я моментально чувствую себя участницей сафари, оказавшейся перед африканским слоном.

Мы обговариваем мое предложение поработать несколько часов в качестве гида и сделать снимки достопримечательностей страны, и я приглашаю его в конце недели туда, где ему очень сложно будет удержаться от соблазна. И он знает об этом, но я думаю, что он все же не хочет рисковать. Мне ведь нужен не гид, но он уже согласился.

14 апреля 1997 года

Меня радует, что мы часто видимся. Хорошо, что он ни о чем не подозревает. Рафа возбуждает меня и вдохновляет.

Когда мы были вместе впервые, он спросил меня, соленая ли у него кожа. Потом я обнаружила, что она пахнет ванилью, которую здесь добавляют в пищу как приправу.

Когда мы сегодня утром занимаемся любовью, он разговаривает со мной на испанском, не на языке кечуа.[6]6
  Кечуа – одна из народностей Перу, проживает в районе Анд.


[Закрыть] Это свидетельствует о некоторой хорошо скрываемой застенчивости. Хочет устранить различия между нами произношением слов на другом языке, считает, что так он сможет преодолеть сумасшедшее желание обладать мной. Звуки его речи скользят по стенам комнаты, а его слова жалят мое тело, которое сжимается каждый раз, когда одно из них долетает до моих ушей и режет слух. И я постепенно таю. Не могу ему отказать. После секса навсегда наполняюсь его фразами, а во рту почему-то ощущаю остатки пережеванных листьев коки, хотя на самом деле там ничего нет. Мои волосы сияют как никогда. И его также. Во время соития он всегда их распускает и они, как мягкий живой бархат, очищают мое тело.

Мне нравятся его чувственные губы, и пока я посасываю его большой палец ноги, наблюдаю, как он извивается то ли от удовольствия, то ли от смеха, как его тело содрогается на постели. Покусываю пятки, как, щенок, который точит свои зубки об тапочку. Трение деревянной кровати об стену, должно быть, говорит жильцу из соседнего номера о бурной интимной жизни, которой могут позавидовать многие пары. Но речь идет не о мощном сумасшедшем обладании, как это могло быть у кроманьонца и его подружки, а о чем-то более изысканном, от чего у меня мурашки бегают по коже. Бывает, я думаю о Роберто, моем толстячке.

Очень часто Рафа забавляется тем, что намазывает мое тело горьким апельсиновым джемом, оставшимся после завтрака (он мне никогда не нравился). Джем колодный – мы храним его в холодильнике мини-бара. Сначала Рафа нежно лижет меня маленьким острым языком, а потом проникает в мой рот. И жар, что исходит от его губ, контрастирует с холодным джемом. Его кожа нежнее итальянского мрамора. Я горжусь тем, что впервые мне удалось заполучить мужчину с такой гладкой кожей.

После множества ласк и мигов блаженства он снимает презерватив и оставляет его возле кровати. Внезапно я вспоминаю об ошибке, которую совершают многие мужчины, оставляя использованный презерватив на виду, но на этот раз я прощаю своего мужчину. Наоборот, довольным взглядом я благодарю Рафа за подарок – его кристальное семя. Беру презерватив двумя пальцами и приближаю к носу, пытаясь ощутить аромат морской воды, смешанный с запахом яичного белка, но улавливаю только запах латекса, покрытого веществом SK70, что, согласно аннотации на коробке, повышает чувствительность.

Выхожу из душа, завернутая в синее полотенце, из-за которого все тело усыпано прилипшими маленькими синими катышками. Становлюсь перед зеркалом и с ужасом вижу, что некоторые из них проникли в интимные места. Увидев меня, Рафа с улыбкой запускает свои пальцы во все скрытые уголки моего тела с уверенностью пластического хирурга, который намерен полностью переделать меня. Он нежно, один за другим, убирает эти порочные катышки, как занозы из кожи. Сегодня я чувствую себя «Фортом Апач» перед вождем индейцев по прозвищу Сидячий Бык.

– Ты великолепна, начальница, – ласково говорит он мне.

«А ты мой особенный тотем», – думаю про себя.

18 апреля 1997года

Вечером Рафа везет меня в самое опасное место – к холмам, раскинувшимся неподалеку от Лимы. Когда я захотела попасть туда, он пристально посмотрел на меня и сказал:

– Хорошо, начальница, но с условием, что ты спрячешь свои волосы, чтобы никто не понял, что ты иностранка. Кроме того, я на всякий случай возьму с собой оружие и заблокируем двери. Даже не вздумай выходить из машины. Поняла?

– Поняла, – отвечаю ему с серьезным видом.

Не люблю закалывать волосы. Мне никогда не нравилось завязывать хвосты или заплетать косы. Я комплексую по поводу своих ушей. В школе меня называли Джамбо, как слоненка из мультфильма, потому что мои уши постоянно торчали из-под прекрасных длинных полос. К счастью, мама это заметила, и мне сделали операцию в двенадцать лет. Все лето я провела на Лазурном берегу с забинтованной головой. Люди спрашивали маму, что со мной – у меня черепная травма или я больна раком? Мама скрещивала пальцы, чтобы отогнать эти болезни, которые могут прицепиться, если думать о них. Наверное, хирург был не очень хорошим, поскольку мои уши все равно похожи на листья капусты и продолжают осложнять мне жизнь.

Дорога – если ее можно так назвать – представляет собой полоску земли, покрытую песком, со следами интенсивного движения. Наша машина движется, как лодка в разгар бури, но я, что удивительно, не очень боюсь. Наоборот, мне нравится ощущать всплеск адреналина. Кроме того, я возбуждаюсь при мысли, что рядом сидит вооруженный мужчина.

Вдали виднеются огни, возможно, это светятся дома на холме.

– Останови машину! – говорю Рафе.

– Что? – он немного притормаживает и поворачивает голову.

– Останавливай уже машину! – я почти кричу и в темноте не вижу замешательства на его лице, но ясно могу его себе представить.

– Если я сейчас остановлюсь, то не смогу снова завести ее, начальница, – объясняет Рафа.

– Тогда будем толкать машину.

Такой вариант, кажется, не очень его прельщает, и он игнорирует мои слова. Тогда я хватаюсь за ручной тормоз и резким уверенным движением поднимаю его, не думая о последствиях, которые могут возникнуть после такого неосторожного маневра.

– Ты сошла с ума, начальница, мы можем разбиться! – кричит он.

Рафа отталкивает меня, мешая моей руке полностью поднять ручной тормоз. Машина резко останавливается.

– Что на тебя нашло? – спрашивает он, разозленный моей дерзостью.

– Хочу, чтобы ты любил меня прямо сейчас.

– Что? – переспрашивает он, уже смеясь.

Вижу, что он понимает, чего я хочу, но не осмеливается поверить, что такое может прийти мне в голову.

– Люби меня прямо сейчас, здесь, посреди дороги, – говорю я, пытаясь открыть дверцу машины.

Это сделать трудно, потому что машина стоит на склоне. После нескольких попыток мне удается ее открыть. С легкостью выпрыгиваю из машины и становлюсь, перед фарами, чтобы Рафа лучше меня видел. Может быть, у него проснется влечение. Пейзаж немного враждебный, и вокруг полная тишина. Ни шума ветра, ни пения птиц. Через некоторое время Рафа также выходит из машины и становится позади меня. Рукой толкает меня на капот, поднимает рубашку. Чувствую, как кончики его пальцев начинают рисовать на моей спине маленькие восьмерки. Знак бесконечности. Способ общения пчел. Изредка смачивает палец языком и снова рисует этой акварелью, пока не добирается до ягодиц. Нетерпеливо расстегивает пуговицу моих брюк, и они падают и накрывают мои кроссовки. Обеими руками приподнимает меня так, чтобы мое жаждущее лоно оказалось на уровне его фаллоса, который в темноте напоминает указующий перст всемогущего. В этот самый момент мне приходят в голову кадры из фильма ужасов, который я смотрела с университетскими друзьями. Он называется «Миф Кзулу». Настоящий кошмар! Это история о монстре, наделенном членом, невероятных размеров, он насиловал всех девственниц, которых встречал. Все они умирали, насаженные на его гигантский член. Мы ходили смотреть фильмы ужасов перед экзаменами, чтобы снять напряжение. Сегодня ночью мою душу сковал страх, и поэтому я хочу возбудить Рафу.

Рафа начинает покачиваться. Вскрикнув два раза, замечаю, что сейчас он сдастся. Я не мешаю ему. Мне нравится то, что он не может сопротивляться. Я вспоминаю о падающей звезде, в которую превратился Кристиан, и обо всех остальных мужчинах, встреченных за мою жизнь, и даже о тех, что еще будут. Никогда не представляла их столь ясно. Мой крик уносится вдаль, и наверняка его услышали в домиках, построенных на холме.

– Сфотографируй меня вот так, со спущенными штанами.

Рафа не заставляет себя упрашивать и щелкает мой силуэт своим третьим глазом.

– Улыбайся, – просит он меня и немножко приближается ко мне.

Позирую, гордая от того, что в ночи неожиданно становлюсь моделью.

– Пошли уже! – устало говорю ему.

Садимся в машину и, прибавив скорости, продолжаем свой путь. Мы приезжаем в маленькое селение на холме, и оттуда открывается бесподобная панорама Лимы. Детишки окружают машину и бегут за нами. Мы останавливаемся.

– Сфотографируй город, – прошу я Рафу. – И детей. Сможешь?

– Конечно, начальница. Но сиди смирно, пожалуйста! Не хочу иметь проблем с этими людьми. Взгляни, как они на нас смотрят.

Собираются любопытные. Люди выходят из баров, сооруженных из картона и дерева, чтобы узнать, кто осмелился сунуться на их территорию.

На хижинах виднеются антенны.

– Однако у них есть антенны! Даже я в Испании не могу позволить себе такую! – говорю я, сбитая с толку.

– Правительство заставили провести им воду и электричество. Это кажется невероятным, но это так. С рассветом они спускаются в город. Многие в центре Лимы продают фрукты и потом возвращаются домой, – объясняет он и наводит камеру на детей.

А те корчат гримасы и показывают нам языки.

– Снимай, Рафа!

– Именно это я и пытаюсь сделать.

В этот самый миг замечаю, что на моих штанах расстегнута ширинка. С трудом пытаюсь застегнуть ее, но сильные удары по машине мешают мне. Подняв голову, вижу, что озлобленные люди пытаются опрокинуть авто.

– Держись, начальница, мы убираемся отсюда! – кричит Рафа.

Он бросает мне на ноги камеру и, сильно нервничая, включает первую скорость.

Люди постепенно исчезают из виду, за нами только пыль, поднявшаяся за автомобилем.

– Тебе удалось сфотографировать? – я первой нарушаю молчание, и то лишь когда мы уже подъезжаем к отелю.

– Да, начальница. Но, чтобы ты знала, ехать туда было безумством. Все могло плохо закончиться.

– Конечно, Рафа. Могло.

Неприятности

19 апреля 1997 года

Несмотря на сильный испуг, который мы вчера пережили, сегодня я полна сил, у меня хорошее настроение… и желудочные колики. Звонок в компанию, которую я должна посетить, полностью изменил мой график: директор по маркетингу Принса ждет меня в Трухильо, это город, расположенный в пятистах километрах от Лимы. Поэтому я должна срочно лететь туда.

– Директор примет вас в два часа дня, – сказала мне его секретарь.

Вряд ли я успею добраться до аэропорта, долететь и явиться вовремя на встречу.

Собираюсь взять с собой Рафу, но он не хочет вставать. Толкаю его локтем несколько раз, чтобы он поднялся, и после душа, из-под которого не хочется выходить, мы мчимся на такси в аэропорт. Испуганный таксист, должно быть, думает, что я сумасшедшая, когда говорю ему, что очень спешу. Для него время имеет другой смысл.

– Меня не волнует, что перед нами едут другие машины. Езжайте по тротуару. Мне наплевать на полицию. Все под контролем. Так что быстрее!

В аэропорту у кассы очередь. Думаю, что мы не сможем улететь вовремя. В конце концов мы улетаем, и я успокаиваюсь.

После взлета подходит стюардесса и предлагает обед, который ни я, ни Рафа не можем есть.

– Может, сделаешь несколько фотографии в самолете? – говорю я Рафе.

– Вы фотограф? – спрашивает стюардесса. Она подошла с тележкой забрать подносы, к которым мы даже не притронулись.

– Да.

Стюардесса робко улыбается.

– Ты ей нравишься, – говорю я Рафе на ушко.

– Откуда ты знаешь?

Кажется, он разволновался. Это нормально, что Рафа нравится женщинам. Он очень привлекательный мужчина и также немножко застенчивый.

– Женская интуиция.

– Тебя это не беспокоит?

Почему это должно меня беспокоить? Я не ревнивая. Наоборот. Мне приятно знать, что мужчина, который сидит рядом со мной, привлекает другую женщину. И, кроме того, как я могу просить мужчину хранить мне верность, если сама сплю со всеми, кто мне нравится? Мне очень хочется рассказать ему о том, что произошло у меня с Роберто в первый день по приезде в Лиму, но не сделаю этого, потому что не хочу его расстраивать. Как он это воспримет? Я боюсь его реакции и понимаю, что не все готовы принять мое философское отношение к жизни.

– Ничуть. Я не ревнивая, – это единственное, что я могу ему сказать.

Примерно через час мы садимся в Трухильо. Рафа и стюардесса в конце концов обменялись телефонами, потому что, по ее словам, она ищет профессионального фотографа для церемонии причащения своего племянника.

Плакаты, висящие в аэропорту, предупреждают нас о холере. Этот вирус преследует меня, куда бы я ни приехала, но, по словам одного специалиста по тропическим заболеваниям, европейцы не могут заболеть холерой, поскольку у них нет голодающих, а желудочный сок убивает бактерии холеры. Но лучше все-таки не пить воду из-под крана.

Идем прямо в офис, на деловую встречу. Она не приносит хороших результатов, как я надеялась. Чтобы я немного успокоилась, мы бродим по городу. Узнаю, что в черте города находятся спаржевые поля. Большая часть спаржи экспортируется в Испанию. Среди этих плодородных пустынных земель я чувствую ярость и печаль. После общения с директором по маркетингу Принсой я понимаю, что время моего пребывания в Перу подходит к концу. Я добилась встречи, которой хотела, и теперь оставаться здесь нет смысла. Но Рафа еще не знает об этом. Я боюсь сказать ему это. Я знаю свой недостаток: откладываю важные дела на потом. Очевидно, что я не влюблена, но я так привязалась к нему!

Вечер 21 апреля 1997 года

– Там кто-нибудь есть? Я здесь! Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я задыхаюсь.

В полной темноте я безнадежно ищу лучик света, чтобы сориентироваться. Болит все тело, прежде всего ноги. Не могу произнести ни звука. Челюсти разжаты и словно парализованы.

– Помогите хоть кто-нибудь!

Не могу пошевелиться. Не чувствую ни рук, ни ног. Кажется, меня похоронили и я лежу в гробу. Но я не мертва.

Возможно, это похищение и меня держат в подвале, как тех, из ЕТА.[7]7
  ETA (Euskadi Та Askatasuna – «Отчизна басков и свобода») – социалистическая радикально-террористическая организация, образованная 31 июля 1959 г. Борется за создание независимого Баскского государства на автономной территории, объединяющей несколько областей па северо-востоке Испании и юго-западе Франции.


[Закрыть] Почему? Это не может быть реальностью. Я не имею никакого отношения к проблеме басков. Но что за черт! Я в Перу, а не в Испании. У меня только что была встреча с директором по маркетингу Принсой. Тогда что происходит? Это «Сендеро Люминосо»?

– Я гражданка Франции, живу в Испании.

Напрягаю память: Гусман в тюрьме, лидеры организации погибли, и какое-то время не было покушений. Так что этого не может быть. Ничего не чувствую. Наверное, это дети с холмов удерживают меня как заложницу. Но это невозможно. Если мне не изменяет память, мы уехали оттуда невредимыми. Тогда остается предположить, что это Божья кара за грехи, которые я совершила в своей жизни. Но я никому не навредила! Всего лишь искала немного удовольствия.

– Выпустите меня отсюда! Вы это сделаете, если я успокоюсь? Ответьте кто-нибудь, я больше не могу.

Не хватает воздуха, у меня начинается приступ клаустрофобии, и я чувствую себя очень плохо. Наверняка меня накачали наркотиками, поскольку кружится голова. Хочу почесать нос, но не могу и пальцем пошевелить. Пытаюсь двигать глазами, но кажусь себе старой слепой лошадью.

Послышался шум. Шаги, голоса. Чувствую себя настолько плохо, что уже не знаю: то ли мне кажется, то ли действительно кто-то приближается.

– Я здесь!

На мгновение прислушиваюсь. Кажется, на меня обращают внимание. Но что происходит? Чувствую сильный шум и резкие удары, которые не могу объяснить. Землетрясение? Вот и объяснение. Меня заваливают руины разрушенного землетрясением здания.

– На помощь!

Уверена: они знают, что есть уцелевшие. И они соберут спасательную команду с собаками, потому что в Перу землетрясение – обычное явление.

Пытаюсь успокоиться. Чувствую неожиданный страх: а если меня парализовало? Едва ощущаю свое тело. Начинаю читать молитву:

– Отче Наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши…

Свет! Я вижу его. Он услышал мою молитву! От света больно глазам, но я ощущаю чье-то присутствие. Кто это?

Роберто, мой толстячок!

– Роберто! Я здесь! Помоги мне, пожалуйста! Как же я рада тебя видеть! Что с тобой происходит? У тебя лицо негодяя!

Роберто приближается ко мне с угрожающим видом, и я пытаюсь понять, чего он от меня хочет. Он резко хватает мою голову и наклоняет ее к своей расстегнутой ширинке. Не успеваю перевести дух.

– Бери, бери, бери, паршивая спесивая кукла! – говорит мой толстячок и сует свой сифилитический пенис мне в резиновый рот.

22 апреля 1997 года

Просыпаюсь в постели отеля «Пардо» в лихорадке и испуге, спрашивая себя: «Может, у меня проявляется стокгольмский синдром по отношению к своему похитителю?»

Этот кошмар преследует меня все утро, я также ощущаю признаки лихорадки. Но я должна сконцентрироваться, у меня сегодня еще много дел. В том числе необходимо узнать о рейсе в Испанию и купить для Мами открытку с Мачу-Пикчу, я ей обещала.

В испанской авиакомпании мне удается добиться невозможного: места на завтрашний вечерний рейс, так что у меня есть в запасе двадцать четыре часа. В центре города встречаю пожилого уличного торговца книжками и открытками. Он очень милый, и интересно наблюдать, как он курит сигарету из кукурузы, которая быстро сгорает. Она вот-вот обожжет ему губы, но, кажется, его это не беспокоит. Когда я спрашиваю его об открытках с Мачу-Пикчу, он показывает мне множество открыток с изображением знаменитой горы, цветных и черно-белых, на которых гора снята в различных ракурсах, с надписями на всех языках мира. Уверена, что здесь мне повезет. Кажется, он с рождения их собирает, потому что большинство из них пожелтели и имеют запах, характерный для книг, много лет хранившихся в старинных библиотеках. Решаю купить цветную открытку, плачу за нее двойную цену – мне жалко этого бедного мужчину, к тому же эта сумма в солях для меня ничтожно мала – и, довольная приобретением, после благодарностей и поклонов доброго мужчины, что больше характерно для дипломатичных японцев, возвращаюсь в отель.

Дорогая Мами!

Как и обещала, посылаю тебе маленькую открытку, но признаюсь тебе, что Мачу-Пикчу я не видела. Не было времени. Встреча с представителем фирмы у меня уже состоялась, и поэтому завтра вечером я возвращаюсь в Испанию. Позвоню, когда приеду домой. Крепко целую. Твоя девочка.

Оставляю открытку дежурному администратору – Еве – и прошу, чтобы ее отправили как можно раньше.

Ева говорит, чтобы я не волновалась: ее обязательно доставят адресату, но не так быстро, как хотелось бы.

Звоню Рафе, который сейчас смотрит по телевизору программу аэробики на пляже – она транслируется каждый день, – и договариваюсь встретиться в баре «Мохито» в полдень. Сегодня утром он ушел очень рано, на прощанье легонько поцеловав в губы, и даже не спросил, как я себя чувствую. У меня мало времени, чтобы подумать, как ему сказать, что завтра я уезжаю.

Опять поднялась температура: 37,7. Она уже немного упала, но я по-прежнему чувствую себя плохо, поэтому с трудом соображаю.

Что я скажу Рафе? Как он это воспримет? Упрекнет ли он меня за то, что я не сказала ему об этом раньше и что на прощанье лишь поцеловала его в щечку, не оставляя надежды на новую встречу? Я все утро думаю об этом, и когда близится время встречи, поднимаюсь и поправляю макияж, чтобы скрыть синие круги под глазами. Разумеется, выгляжу я ужасно.

В баре «Мохито» собираются видные люди – элита Лимы. Приятное модное место, где можно перекусить и отдохнуть. Ресторан занимает два этажа. Внизу стоят столы и стулья зеленого цвета. На второй этаж ведут деревянные лестницы, как в барах из американских вестернов, где всегда появляется прекрасная страстная куртизанка в юбке для канкана, с перьями на голове. Она осторожно поглядывает на ковбоев, что сидят возле стойки бара. Второй этаж открывается только вечером. Он состоит из одной комнаты и множества террас. На каждой террасе находится лишь один стол, за которым можно выпить чего-нибудь и послушать музыку. Ищу Рафу и вижу, что он, как мексиканец, пьет пиво «Корона», посасывает маленький кусочек лимона и изредка разглядывает следы, оставленные его зубами на мякоти плода.

– Неважно выглядишь, начальница, – говорит он и поднимается, чтобы пододвинуть мне стул.

– Думаю, что поездка в Трухильо плохо на меня повлияла, – отвечаю я, стараясь не смотреть ему в глаза.

Взмахом руки подзываю официанта.

– Ты уверена, что только это?

Он явно что-то подозревает. Рафа очень нервничает, это заметно по тому, что он не перестает обрывать кусочки влажной этикетки с бутылки, пока не срывает ее полностью.

– Меню и еще одну «Корону», пожалуйста, – прошу я официанта.

Закуриваю сигарету и начинаю дрожать. Рафа это замечает, но ничего не говорит.

Заказываем сыр, буррито, но для меня не очень острый, и бутылочку понравившегося красного вина. По-настоящему перуанская пища!

– Не думаю, что тебе следует много пить.

Сейчас Рафа действительно серьезен.

– Я немножко выпью. Просто чувствую себя не очень хорошо из-за вчерашнего. День был утомительным. Я расстроилась и разнервничалась из-за тех плакатов, которые предупреждали о холере в Трухильо. Меня немного тошнит, но аппетита я не утратила, и это хороший признак, разве нет?

Я его не убедила. Мы молча обедаем, и лишь иногда Рафа, украдкой поглядывая на меня, говорит о работе, о фотографиях, которые он сделал и отдал мне. Меня раздражает официант, который часто подходит к нашему столу.

Пообедав, мы поднимаемся, и я говорю Рафе, что возвращаюсь в отель. Хочу побыть одна, и если жар не пройдет, вызову врача. Голова раскалывается, поэтому так и не осмеливаюсь сказать Рафе об отъезде. Когда собираюсь садиться в такси, Рафа кладет мне в сумку маленький запечатанный конверт желтого цвета.

– Пообещай, что выполнишь указания, написанные на конверте.

Я очень удивлена, но из-за своего состояния не могу как-то отреагировать и спросить, что все это означает. Киваю в знак согласия и закрываю дверцу такси. На светофоре поворачиваюсь и вижу: Рафа стоит на том же месте, очень печальный. Лихорадочно вскидывает руку, как бы прощаясь. Не знаю почему, но я интуитивно чувствую, что больше никогда его не увижу. И он тоже это знает.

23 апреля 1997 года

Вчера приходил врач и поставил мне диагноз: гастрит. Он также посоветовал мне в Испании сходить в больницу и сдать анализы, дабы исключить возможность заболевания сальмонеллезом. Потом я весь день проспала, а перед этим пыталась дозвониться до Рафы, но его мобильный телефон постоянно был вне зоны покрытия. Много раз просыпалась ночью, чтобы вырвать или потому что потела и бредила. Я вспомнила о встрече с Роберто и кошмаре, приснившемся мне прошлой ночью. Воздух стал казаться тяжелым и угнетающим, и у меня было ощущение, что меня хоронят. Из-за постоянной отрыжки в комнате стоял запах испорченного яйца, если не чего-то еще хуже, который, как бумеранг, отскакивал от стен.

Однако сегодня утром мне стало лучше. Лихорадка исчезла также внезапно, как и началась, и теперь я намерена позавтракать и собрать чемодан. Пытаюсь еще раз набрать номер Рафы, но безрезультатно. Либо он сердится на меня, либо знает, что я уезжаю, и хочет избежать тяжелого прощания. Но я не держу на него зла. Чтобы не думать о нем, весь день работаю над отчетом о результатах встреч с клиентами.

Возле отеля меня ждет такси. Прощаюсь с Евой, которая с первого дня мне очень понравилась. Я буду по ней скучать. Не могу скрыть свою печаль, хочется плакать. В такси больше не могу сдерживаться и, не обращая внимания на таксиста, взволнованно поглядывающего на меня в зеркало заднего вида, начинаю плакать и вытирать слезы кусочком туалетной бумаги, которую нашла в сумке. Когда у меня нет бумажных салфеток, всегда ношу с собой немного туалетной бумаги, чтобы вот как сейчас вытереть неуместные слезы, или промокнуть лоб, или просто высморкаться.

Возле указателя регистрации на Испанию ищу билет и паспорт и нахожу маленький конверт, который дал мне Рафа. Очень необычный конверт, запечатанный с помощью красного воска, с инициалами «Р. М.». Узнаю почерк Рафы. На конверте есть еще надпись: «Открыть только во время полета». Прощупываю его, пытаюсь определить содержимое. Он довольно тяжелый. Открою его в самолете, не раньше, хотя и умираю от любопытства. Я пообещала ему.

Сегодня вечером в воздушном пространстве большая турбулентность, сильнее, чем при полете в Перу. Самолет продолжает бросать и тогда, когда стюардессы подают ужин. Я наблюдаю за стаканом с соком, который качается из стороны в сторону, как при сеансе спиритизма.

Внезапно зажигается сигнал «Пристегнуть ремни безопасности», и мое сердце бьется чаще. Стараюсь как можно меньше путешествовать на самолетах. Закуриваю сигарету, чтобы успокоиться, но сразу же натыкаюсь на недовольные взгляды стюардесс и пассажиров, и очень сожалею, что смогла сделать только две затяжки. Что толку от двух затяжек! Тут я вспоминаю о конверте Рафы и бережно достаю его, как будто в нем находится бриллиант стоимостью в миллион долларов. Открыв конверт, обнаруживаю дивную коробочку, а внутри короткое, но необычное послание:

Дорогая начальница,

сокровища любви хранятся в маленьких шкатулках.

Рафа.

Рафа, почему ты написал так мало? В душе все переворачивается от чтения твоих слов. Разве тебе больше нечего мне сказать? Я вновь и вновь перечитываю его слова и понимаю, какой глубокий смысл таит эта коробочка. И слезы, которые текут по щекам, не имеют ничего общего с теми слезами, что капали из глаз в такси. Это жгучие слезы утраты, которые наконец-то вырвались наружу, как неистовая река. Это слезы из самого сердца, полного печали. Не помню, чтобы я в своей жизни так плакала из-за мужчины. Но я действительно плачу из-за него или из-за моментов счастья, которые уникальны и больше никогда не повторятся.