Текст книги "Монах. Северина. Часть 3"

– Не-а, деньги без толку, магазин щас закрыт и в рабочий день не продают.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Я же сказал, ушёл от бабки, чтоб о её свои глаза не смозолить.

– Ладно, скажи мне, человек у вас тут похоронен года три назад, Иваном звали. Не знаешь ли ты, где его захоронили?

– А чего не знать, мы всё тут знаем, он за Егором сразу и лежит. А тебе зачем он? – насторожился дед.

– Проведать приехали, а где похоронен, не знаем.

– Сейчас нарисую, – он поднял с земли палку и принялся рисовать прямо под ногами, – Место погоста в виде утюга, захоронений мало. Если смотреть отсюда, надо идти на противоположный конец и на край, противоположный деревне, к озеру. Там на краю стоит высоченная ель, её видно отовсюду, от неё в эту сторону метров двадцать. Найдёте могилу сразу, она заросла травой. Там он и захоронен.

– Надпись какая-нибудь есть? – спросил Мефодий.

– Обижаешь… У нас безымянных могил нет, табличка имеется. Место сухое даже в весенний паводок. Всё чин по чину. Я ныне не работаю, – перешёл он на другую тему, – Инфаркт зараза, как пиявка, прицепился, докторша так наша сказала. Она не дохтур, а фельшерица, хотела меня в город спровадить, но я не дался, а работать запретила. Бабка меня пилит, что не работаю, приходится стресс снимать. Она кого хошь до инфаркта доведёт, я и терплю, чтоб ненароком другого кого не съедала. А инфаркт выдавлю когда-ле, как чирий! Он, говорят, не заразный.

– Вижу, тяжёлая у тебя, дед, жизнь! – сказал Мефодий.

– Пойду сдаваться, – обречённо сказал дед, потом встрепенулся, – Если хошь, пойдём со мной, щи сварены, рыба есть. Может, бабка расщедрится – нальёт по полстакана. Она только меня съедат без соли, а к тебе будет ластится, хитрая, как змея. Кто чужой, она тут же всё выспросит. С женатыми она не очень, а к холостым прилипает, не оторвёшь!

– Нет, тут нам не по пути, мне пора возвращаться.

– Ну, бывай, если что, заходи, мой дом с коньком на крыше.

Дед повернулся и пошёл прочь. Мефодий тоже повернул в обратную сторону через центр к дому. Он обратил внимание на одно выделявшееся здание, которое оказалось местной школой и сейчас на нём на двери, как и на клубе, висел замок.

Северина гуляла с Настей около дома. Она, не привыкшая к вынужденному безделью, сейчас томилась без работы, не зная, куда себя приложить.

– Мы сходили до магазина, но он закрыт, – поведала она, – Откроется только в шесть вечера. На вечер купим хлеба, какую-нибудь банку, да согреем чай. В магазине вряд ли есть какие-либо продукты.

– Верно, здесь кормятся подножным кормом, как и мы. Что люди сами добудут, то и едят, но по слухам места здесь богаче наших, а лето короче. С кузнецом я переговорил. Посмотрим с утра, что надо, потом пойду к нему. Где могилка, тоже расспросил. Попался мне по пути дед очень разговорчивый, подробно описал, как найти, никого и беспокоить не надо. Лопату и грабли мы попросим у хозяйки, а больше ничего и не надо. Цветов здесь не найти и не купить, только если нарвать полевых. Сейчас, пока есть время, сходим к начальнику площадки, надо записаться на обратную дорогу.

Фёдор Дмитриевич находился дома. Служебное помещение располагалось в другой половине. Туда он приходил во время сеансов связи да перед прилётом самолёта, чтобы продать билеты. Остальное время суток свободно от работы, но от хозяйственных и ремонтных работ никто не освобождал, поэтому Фёдор Дмитриевич выбирал для этого время и занимался хозяйственными делами на работе по своему усмотрению. Семья его состояла из четырёх человек. Двое детей-школьников отдыхали на летних каникулах, причём на сенокос ехать отказались и занимались в ближайшей округе на улице детскими забавами.

В окрестностях дома на высоких мачтах натянуты антенны для связи, что позволило сразу определить нужный дом.

Гончарук посетителей увидел в окно и сам вышел на крыльцо в домашних шлёпанцах и в рубашке.

– Мы к Вам, – сказала Северина, – Нам надо записаться на обратную дорогу.

– Пройдите в служебный зал, там открыто, я сейчас подойду.

Вошедший начальник площадки, имеющий солидный возраст, сейчас имел более строгий вид. Его седые редкие волосы причёсаны. Поверх рубашки одет пиджак с шевронами, а шлёпанцы заменены на ботинки. Пиджак на рукавах имел аэрофлотовские эмблемы, а на груди пару значков.

– Слушаю вас, – сказал он, не заходя в соседнюю дверь, где располагалась касса.

Северина повторила свою просьбу.

– Проблем записаться нет. Самолёт летает раз в неделю и два места на следующий рейс пока есть.

– Нас трое, – сказал Мефодий, – С нами ребёнок. А с датой отлёта мы ещё не определились, скажем позднее.

– С ребёнком проблем не будет. Меня председатель уже предупредил, что надо отправить трёх человек, я о вас знаю. Определяйтесь с датой и вопрос решим. У нас тут сразу становится всё известно, поэтому я не стал вас расспрашивать дома, где всё слышит жена, а привёл в служебное помещение. Мало ли какие у людей проблемы!

– Спасибо, что о нас беспокоитесь, – сказал монах, – Мефодий, – протянул он начальнику площадки руку, – Мы приехали на могилку к мужу Северины, который здесь похоронен. Пробудем мы несколько дней, я потом к Вам зайду и скажу, каким рейсом надо лететь.

– Хорошо, я вас запишу в список, три места. У меня работа прямо на дому, я всегда здесь. Самолёты иногда сам тоже встречаю, но это бывает редко. Чаще ходит к ним мой помощник. Рабочий день не нормирован. Когда люди приходят, тогда я и работаю, если не наступил очередной сеанс связи. А если летит самолёт, разговариваю с пилотами. Ну, что ж, все вопросы вроде решили, – подвёл он итог.

– Ладно, мы пойдём, – сказала Северина, – Остановились мы у Клавдии, тут рядом.

– Я знаю, у неё все останавливаются. Фешенебельной гостиницы в нашем сказочном городе ещё не построили. Дорог тоже нет, а всё остальное, как у людей.

Мефодий понял, что начальнику площадки хочется пообщаться, но он сам на разговоры был не настроен, тем более с незнакомым человеком. С дедом он разговаривал по нужде, чтобы узнать место захоронения, а вести праздные разговоры сейчас не хотелось. Он сухо попрощался, сказав «спасибо», и направился к выходу. Северина и Настя пошли за ним.

Все дела этого вечера оказались сделаны, оставалось встать ранним утром и заняться главным делом. По приходу домой он попросил у хозяйки инструмент, грабли и лопату, чтобы утром не терять время.

Вечером, оставив Настю дома, сходили в магазин и, быстро поужинав, стали укладываться спать. Хозяйка постелила им на диване напротив своей кровати, сообщив, что другая комната принадлежит дочери и она в ней не хозяйничает. Настю положили спать на небольшой, но широкий топчан. Мефодий предложил на топчан свою кандидатуру, но Северина сказала, что он там не вместится и не выспится. Пришлось подчиниться и не настаивать. Хозяйка пошла проведать домашнюю скотину, а они легли спать. К Насте забрался кот, чему она очень обрадовалась.

Какие сны снились Северине, Мефодий не знал, но проснулся ночью от того, что на него кто-то смотрит. Он открыл глаза и взгляд упёрся в соседнюю койку. Хозяйка спала или делала вид, что спит, раскрывшись. Из одежды на ней имелась только короткая футболка, которая практически ничего не закрывала. В этот момент хозяйка, не спеша, повернулась на другой бок спиной к Мефодию, так и не накрывшись одеялом. Сон весь прошёл. К такому сюрпризу он был не готов. Мефодий закрыл глаза и повернулся спиной к соседней кровати, но спать совершенно расхотелось, а вставать среди ночи, когда рядом голая женщина, совсем неудобно и неприлично. Пришлось ему делать вид, что спит.

Утром Мефодий поднялся рано, совсем не выспавшись. Северина, привыкшая вставать раньше других, в этот раз встала после Мефодия. Настю они решили не будить, а хозяйка с раннего утра обряжалась в хлеву. Наскоро попив чаю, взяв инструмент, они направились в сторону кладбища. Хозяйка уже вдогонку спросила:

– Сами найдёте?

– Найдём, – ответила Северина, – Нам объяснили. Настю будить не стали, пусть поспит, мы будем ходить недолго.

Уйти не успели. Откуда-то появился председатель Павел Гаврилович в сопровождении невзрачного короткого крепыша в заскорузлой одежонке с выражением лица, нечего не выражающим, но старающегося поспевать за быстрым размашистым шагом председателя.

– Хорошо, что я вас застал, – вместо приветствия сказал Павел Гаврилович, – Рано же вы поднялись! В вашем распоряжении один час, у нас сегодня в связи с хорошей погодой объявлен субботник. Сходите до кладбища. Я вам выделяю рабочего, скажете ему, что надо сделать и сразу назад. Зовут этого интеллигентного человека Киня, в переводе Иннокентий, почти как Смоктуновский. Он всё сделает, а вас приглашаю помочь сегодня колхозу. У кузнеца я уже был, он сделает железный памятник.

– У нас ребёнок! – только и вымолвила на такой напор Северина.

– Не беспокойтесь! За ребёнком присмотрит Клавдия. Кое-какую рабочую одежду она тоже выделит, вы же не откажетесь помочь колхозу? – спросил он.

– Мы не откажемся, – сказал Мефодий, – Но пусть решает Северина.

– Пойдём, чего стоять, – сказала Северина, – Нам помогают, мы тоже поможем.

– Не опаздывайте, на берегу вас встретят.

Киня заспешил теперь следом за Севериной. Он забрал грабли и лопату и нёс этот инвентарь сам. На кладбище он повёл всех за собой и точно вывел к Ивановой могилке, заросшей травой и мелким кустарником, неухоженной, с покосившимся столбиком над небольшим просевшим холмиком.

Северина присела над холмиком:

– Здравствуй Ваня. Я приехала, позднее приведу к тебе и твою дочку. Ты уж извини, мы сейчас уйдём, но скоро придём снова.

На глаза у девушки навернулись слёзы. Мефодий и Киня отошли на пару шагов назад, чтобы не мешать. Северина молчала, глядя отрешённым взглядом куда-то вдоль. Через пару минут она встрепенулась и сказала коротко:

– Пошли!

Мефодий проинструктировал Иннокентия, и они направились в обратную сторону. Клавдия их поджидала:

– Вы не беспокойтесь, за девочкой я присмотрю, мне Павел Гаврилович поручил.

– Нас председатель попросил съездить на сенокос, – стал оправдываться Мефодий, – Отказать мы не можем. Он нам помогает, даже рабочего выделил и памятник сделают.

Северина зашла в дом переодеваться, а Мефодий взял только предложенную брезентовую куртку, которая оказалась немного маловата, но от комаров защищала. Ещё через десять минут они шагали к реке.

Мефодий сказал:

– Ты уж, Северинушка, не серчай. Нам последнее время люди постоянно делают добро. Привезли, можно сказать, бесплатно, встречают, провожают, кормят, помогают. На добро надо отвечать добром. Оно непременно к нам вернётся, не сейчас, так позднее, но обязательно вернётся. Добро люди помнят долго, как, впрочем, и зло. Зло тоже помнят. Зла в мире ещё очень много. Оно порождает войны, вражду, калечит людей. Добрых людей больше, но их как-то незаметно. Добро на показ не выставляют и не ждут за него награду. Мы сегодня поработаем и вернём часть затраченного на нас добра, поработаем на общее благо. Жаль только, что я сегодня не выспался!

– А чего ты не выспался, я не мешала?

Мефодий замолчал, но потом решил всё же открыть Северине причину своей бессонницы. Она расхохоталась.

– Оказывается, ты у меня бабник! Эка невидаль, увидел голую женщину. Ты на меня каждый день смотришь!

– Я увидел не голую женщину, а какое-то бесстыдство и неуважение, но потом подумал, что она спит и делает это не нарочно, успокоился, но сон прошёл, так и не сомкнул глаз.

– Какой ты у меня впечатлительный! Мне хоть все мужики будут голые, я не замечу и отношусь к этому, как к деревьям. Они весной одеваются, а на зиму остаются без одежды и никого не стесняются. Так в природе всё устроено, всё относительно, беспорядок бывает не в одеянии, а в наших головах. Всё зависит от того, как мы ко всему относимся. Надо воспринимать всё естественно и просто. Хотя, если признаться, я, когда в озере нагишом купаюсь, тоже чувствую некоторое стеснение.

Под обрывом у берега стояла большая вместительная деревянная лодка с людьми.

– Кажется, все в сборе, – сказал сидящий в лодке мужчина, возможно, бригадир этой смешанной бригады, – Можем отчаливать.

Мужчина в корме топнул педаль стационарного мотора. Тот затарахтел, лодка сразу двинулась вперёд, ускоряя свой бег. Ехали очень недолго. Все высадились на огромный луг, где вовсю с утра кипела работа: вдалеке на конной косилке работал мужчина, скашивая траву, а на другой половине поля работали конные грабли, сгребая высохшее сено в длинные валки. Луг продувался тёплым ветром, мешая гнусу сосредоточится и набросится на прибывших людей, но отдельные комары всё же находили свою жертву и безжалостно впивались.

Становище организовали на самом берегу реки. Пока люди выходили и осваивались, задымил костёр, возле которого начала хлопотать женщина, выполняющая обязанности повара. Её работа началась с первой минуты пребывания на лугу. Мальчишки пошли к кустам отвязывать застоявшихся лошадей. Северину бригадир определил к женщинам мастерить из валков кучи из сена, удобные для подвозки лошадью, а Мефодий пошёл с мужчинами на мётку зародов.

Обычная работа в летнюю страду началась. Каждый человек занимался свои делом, а всё вместе это называлось сенокос. Работа физически трудная, изнурительная, на комарах и жаре, но на свежем воздухе. Солнце, поднимаясь выше по небосклону, грело всё сильнее и сильнее, вызывая жажду и желание смыть с себя липкий пот, изнуряя нещадно и немилосердно весь организм. К потному телу прилипали рубашка, труха от сена; впивались вездесущие насекомые. Очень хотелось присесть в тенёчек, отдохнуть, снять усталость и даже поспать. Не меньшие тяготы и лишения испытывали лошади, вынужденные трудиться и переносить все те же трудности, что и человек.

Рассыпавшиеся по всему лугу люди работали каждый на своём участке, переходя постепенно всё дальше и дальше от становища. Луг освобождался от высохшего сена. Виднелись сложенные кучи и поднимающиеся вверх один за другим зароды. Ребята-школьники подвозили на лошадях кучи сена. Для этого использовалась только верёвка, которую ловко заправляли под основание кучи, и прямо на верёвке лошадь тащила её к растущему зароду. Иногда какой-нибудь неумеха плохо заводил верёвку под кучу, и она при страгивании с места опрокидывалась вперёд, размазываясь по лугу. Незадачливый работник спрыгивал с лошади и повторял всю процедуру снова, предварительно собрав рассыпавшееся сено во вновь сооружённую кучу и потратив на это дополнительное время.

Но никто подчас этого и не видел. Каждый человек трудился на своём участке луга самостоятельно, выполняя порученную работу.

Мефодий сразу сказал бригадиру, что опыт по мётке сена у него есть. Ему поручили самостоятельную работу, прикрепив подвозчика куч. Пока Мефодий втыкал в землю стожары и готовил основание будущего зарода, парень успел подвезти ему четыре кучи, которые успешно с помощью лошади они сразу разместили между стожарами, чтобы потом вилами закидывать сено на это основание.

Мефодий сильно удивлялся, что здесь, на Севере, лето ему кажется жарче, чем он привык его видеть. Ни на Соловках, когда он там жил, ни у Лебяжьего озера он такой жары не ощущал. На Соловках мало-мальски острова продувал морской ветер, не дававший застояться жаре, а у Лебяжьего озера лето стояло стабильное без резких колебаний температур. А может так ему казалось? Но, как бы там ни было, а настоящую жару он испытывал сейчас. Монах давно скинул брезентовую куртку, выпустил из брюк подол рубашки, но совсем её снять не рискнул, стесняясь показывать свой обнажённый торс при женщинах. Они хоть и находились в отдалении, но позволить себе раздеться Мефодий не мог. Подвозка куч явно запаздывала. Он успевал забросить наверх всё сено до того, как ему подвезут очередную кучу. На паренька он не роптал и его не подгонял, понимая, что парень хоть и большой, но ребёнок, и ему тоже очень жарко и изнурительно.

К обеду его зарод из восьми промежков выглядел почти готовым. Оставалось его завершить и выполнить последние «штрихи» на объекте.

За всё время работы бригадир его не навещал и не проверял работу, полностью ему доверяя. Мефодий издалека видел, что у других метчиков дело обстояло примерно так же. У кого-то сделано чуть больше, а у кого-то и меньше. Он ещё не знал, что обычно бригадир ведёт весь учёт после работы, записывая всё в блокнот, со слов самих работников, которые сообщают, кто и сколько сделал.

– На обе-е-д, – донеслось с берега реки.

– Ты пои лошадь и иди отдыхать, – отпустил Мефодий паренька, – А я докидаю остатки сена и потом тоже подойду.

Парню не потребовалось повторять второй раз. Он быстро скинул с лошади хомут, на неё вскочил и помчался к реке на водопой, куда мчались ребята со всего луга. Уставшие лошади охотно скакали галопом, понимая, что их ведут пить и купаться.

Дети плескались прямо у становища, а женщины и девочки удалились метров на сто в сторону, где мыли свои ноги и частично тело, раздевшись до пояса. Девочки бегали по воде у берега, плескались, сильно визжали и резвились, охлаждая разгорячённое тело.

После купания жара не казалась изнурительной. Мефодий не купался, а только основательно помыл лицо и руки. Обедал он молча, но заметил, что женщины, не стесняясь, его разглядывают. Новый человек в бригаде вызывал неподдельный интерес. Северина успела познакомиться с напарницами и даже наговориться, поэтому она влилась в коллектив незаметно. Девушка достала из сумки ложки и миски для себя и Мефодия. Посуду успела приготовить опытная домохозяйка Клавдия, зная наперёд, что на лугу лишней посуды не будет.

Все сенокосные угодья располагались вдоль реки на заливных берегах. Весной, после схода вешней воды, начинала прорастать трава. Луга зеленели и расцвечивались от росшей травы в радужные цвета, наполняя луг ароматом. Иногда трава вырастала такая, что почти с головой скрывала идущего по ней человека.

В дождливую погоду после созревания трав колхозники занимались силосованием, утрамбовывая скошенную траву в ямы, а к концу летнего периода, как сейчас, когда устанавливалась сухая и жаркая погода, шла заготовка сена.

На лугах, как грибы после дождя, вырастали стога заготовленного сена. Рабочих рук для такой ручной работы явно не хватало. Председатель колхоза вынужден был ходить по домам, правдами и неправдами агитировать людей выйти на работу для оказания колхозу помощи. Зарплатой завлечь людей он не мог. Приходилось давить на сознание и обещать помощь от колхоза в случае необходимости. А необходимость такая возникала, причём, часто: надо подвезти дрова, кому-то выделить участок для заготовки корма своей скотине, заготовить дрова для школы, магазина, клуба, детского сада. Всех работников этих заведений председатель колхоза в период отпусков приглашал на субботники для заготовки кормов для колхоза.

Не все люди охотно соглашались, но все в итоге отрабатывали свою трудовую повинность.

Сейчас в этой бригаде из пятнадцати человек колхозников насчитывалось только трое. Остальные члены бригады, её костяк, как раз из приглашённых людей на этот субботник, а субботники иной раз объявлялись несколько дней подряд, пока стояла сухая погода.

Мефодий, пока обедал, видел заинтересованные взгляды, но старался свой взгляд ни на ком не задерживать и особо не разговаривать. Изучать людей, считал он, не имело никакого смысла. Они с Севериной здесь люди случайные и временные, приехали и уехали. Учить незнакомых людей, которых они совсем не знают, или что-то им советовать некорректно и непозволительно. А ловить взгляды женщин при Северине, с которой он вместе жил несколько лет, совсем скверно и противоречит его правилам, сложившимся за последние годы.

«Хотят на меня смотреть, пусть смотрят!» – думал он, – «До дыр не проглядят. В конце концов, я такой же человек из плоти и крови, во мне ничего особенного нет».

Бригадир спросил:

– Тебе, Мефодий, помощь не потребуется? Справишься?

Он пронзил бригадира своим взглядом и ответил:

– Я, как все, обойдусь без помощников и привилегий, к работе привычен.

– Ну-ну, – сказал бригадир, – Тем лучше. Это хорошо, когда каждый знает своё дело. После обеда переходи на другое место и начинай новый объект, а, если не успеешь, ничего страшного, заверши то, что успеешь.

– Я понял. Паренька гонять не буду, как работали, так и будем работать.

После обеда люди развалились прямо на лугу возле становища, чувствуя навалившуюся усталость и взявшуюся откуда-то после сытного обеда сонливость. Ровно через один час все встали и пошли по рабочим местам продолжать изнурительную работу. Мальчишки пошли отвязывать своих лошадей, пообедавших свежей и густой травой, росшей вблизи кустов. Они сводили лошадей ещё раз на водопой, а уже потом поехали цеплять очередные кучи на верёвки.

Мефодий в это время навёл порядок у зарода. Парню он велел привезти две кучи и перемещаться на новый объект.

К вечеру у Мефодия на лугу красовался второй зарод. Он видел, как люди потянулись с луга к становищу, но уходить не торопился, завершая свою работу. Паренька он отпустил поить и привязывать на ночь своего коня.

Мефодий подошёл к становищу и сразу получил лестное предложение от одной из женщин:

– Гляжу я на тебя, бородатый мужик, ты весь заросший и не ухоженный, а работаешь за двоих. В хозяйстве такой мужик явно не помеха, оставайся у нас, подстрижём и побреем, будешь, как сыр в масле кататься. Посмотри на меня, чем я хуже твоей Северины? Всё есть и спереди, и сзади!

Женщина повернулась перед Мефодием вокруг своей оси. Он покраснел, но сквозь его заросли это вряд ли кто заметил.

– Ты, Надежда, что это при живой жене сватаешь мужика? – спросила рядом стоящая другая женщина, – Северина тебе его не отдаст, самой нужен.

– Я так, на всякий случай, шутки ради, но присмотреть за ним я бы сумела!

– У тебя их сколько было? За каждым присматривала, но ни одного не осталось. Худо присматриваешь! Этого тоже не убережёшь, ему не такая нужна жена, как ты. Жену он себе выбрал, а ты влезаешь в чужую семью третьей лишней.

Надежда обиделась и отошла в сторонку, а потом и вовсе пошла садиться в лодку, куда рассаживались остальные члены бригады.

Пока ехали, бригадир записал у всех выполненную работу. Оказалось, что Северина нисколько не отстала от других женщин и сложила куч нисколько не меньше.

Пришли в дом Клавдии вечером. Хозяйка к их приезду согрела самовар, который тихо урчал на столе на остывающих углях.

– Я схожу в магазин, – сказала Северина.

– Садитесь за стол, – возразила Клавдия, – Чего зря бегать? К ужину всё есть, завтра сходишь. Утром магазин тоже работает один час. Сегодня с непривычки вы устали. А Настя вас заждалась, проснулась, а никого нет. Целый день спрашивала, когда придёт Мефодий.

– Мы работать привыкли, – сказал Мефодий, – Дома трудимся не меньше. Разница только в том, что очень уж у вас на природе жарко.

Настя уцепилась за Мефодия и от него не отходила.

– У нас так не всегда. Жаркая погода бывает, но недолго, а сено заготовлять лучше именно в такую погоду, в сырую оно испортится. Наш председатель в такую погоду лично всех жителей выпроваживает на луг. Завтра вас не погонит. Памятник кузнец сделал, завтра и установите, а с утра отнесёте ему рамку, чтобы приладил на место. Завтра вам даже лошадь выделяют, чтобы памятник отвезли. Киня груз увезёт и вас потом покинет. Доярки сегодня роптали, что у них забрали самого ценного работника, за коровами убирать некому.

– Мы его не держим, – ответила Северина, – И не распоряжаемся, а нас привлекли на другую работу. Видать, так колхозу выгоднее, мы помогли и нам помогли.

– Пейте чай и отдыхайте, я больше мешать не буду. А ополоснуться можно в бане. Ребятишки те в реке отмываются, а взрослые не все лезут в реку. В бане будет в самый раз. Потом попрошу Мефодия притащить воды, колодец рядом. Когда никого нет, таскаю сама. Домой тоже можно принести два ведра.

– Я всё сделаю, – тут же отозвался Мефодий, – Женщине тяжести таскать негоже. И другую работу можете поручить, если имеется.

– Имеется, – вздохнула Клавдия, – Но больно неблагодарная и грязная.

– Давайте любую.

– Надо убрать из хлева навоз под горку, изрядно накопилось, а я всё не успеваю.

– Сделаю, а потом уж и помоюсь.

– Воля Ваша, – сказала Клавдия, – А я напою вас свежим молоком. Может, сейчас молока принести вместо чаю? – спросила она.

– Нет, мы попьём чаю, а уж потом перед сном, если пить захочется, можно попить и молока, – ответила Северина, – Сегодня уработались, никуда больше не пойдём.

Ночью всё повторилось: Клавдия спала полностью раскрывшись. Ни Северина, ни Мефодий не рискнули ей об этом сказать. Истолковать можно всё по-разному, виноватым может оказаться Мефодий, будто специально подсматривал. Решили оставить всё, как есть и ничего не говорить. В чужой дом со своим уставом не ходят! А вдруг здесь такие обычаи и нравы? Они здесь гости, поэтому и вести себя надо, как гости.

Председатель пришёл в это утро опять ни свет, ни заря, очень рано, но в доме к этому часу никто не спал. Мефодий успел натаскать воды домой и в баню, собирался идти в хлев, осматривать объём работ.

– Доброе утро! – поздоровался Павел Гаврилович, – Кляну себя, что иду очень рано, а вы, как огурчики, в такую рань и на ногах!

– Мы и дома встаём рано, – ответила Северина.

– Сегодня я даю вам выходной.

Председатель повторил им то, что накануне сказала Клавдия.

– Киня вам памятник подвезёт, а дальше уж сами и приведёте всё в порядок, как вам будет угодно. Вы колхозу помогли, колхоз тоже в долгу не остался. О цели вашего приезда мы знаем, поэтому сегодня посвятите день своим делам и отнесите кузнецу фотографию, он приладит её на штатное место.

– Спасибо, что зашли и беспокоитесь! – поблагодарила Северина, – Беспокойная у Вас работа.

– Летняя пора всегда беспокойная. Если останемся без кормов, останемся вообще безо всего. Хорошо, что помогают школьники и отпускники, иначе бы рабочих рук катастрофически не хватало. Ладно, я пойду дальше, не забудьте зайти к кузнецу, он работает с восьми часов, – уже на ходу крикнул председатель.

До восьми часов оставалось изрядно времени. Мефодий решил не откладывать работу в долгий ящик и заняться порученным делом. Добра скопилось несметное количество. Если изнутри помещения хозяйка мало-мальски выгребала, то снаружи прямо у входа и у стены оказалось всё завалено. Взяв любезно предложенную тачку, Мефодий принялся вывозить это скопившееся добро под угор. Он нагружал тачку вилами и по тропинке вёз до конечного пункта. Клавдия ушла на ферму, а Северина наводила порядок в доме после завтрака.

Около восьми часов монах пошёл к кузнецу. Хотя восемь ещё не пробило, Виктор работал. Из открытых дверей раздавался грохот железа и удары молота. Мефодий поздоровался, но, как и в первый раз, Виктор не обратил на него внимания, пока не закончил только ему понятную процедуру с железом, а потом сообщил:

– Можно забирать, а если принёс рамку, давай, я прилажу.

Мефодий протянул ему фотографию.

– Сколько заплатить Вам за работу? – спросил он.

– Я выполняю распоряжение председателя, поэтому с вас мне ничего не надо.

– Так нельзя! Я отвлёк Вас от основной работы, поэтому возьмите, – он протянул кузнецу пять рублей.

– Этого много, – сказал Виктор.

– Возьмите! Каждый труд должен быть оплачен. Если бы не Ваша помощь, нам пришлось бы ещё долго что-то придумывать.

Кузнец положил пятёрку в карман и сказал:

– Спасибо! На телегу мы погрузим сами, когда Иннокентий подъедет. Сюда больше не приходите, а следуйте прямо на кладбище.

– Вам спасибо! – поблагодарил Мефодий и пошёл обратно.

Северина успела покормить проснувшуюся Настю, сходила с ней до магазина, и они гуляли сейчас возле дома.

– Можем идти хоть сейчас, – сказал ей подошедший Мефодий, – Памятник Киня подвезёт.

– Надо как-то рассчитать так, чтобы не утомить сильно Настю.

– Тогда я сейчас пойду один, а вы подойдёте с Настей, когда поедет на лошади Киня. Если там всё в порядке, я полюбуюсь до вашего прихода озером. Здесь очень красивые места и чудные перелески.

Мефодий заторопился, чтобы не маячить перед глазами Клавдии, которая всё время оказывалась возле него. Северина это тоже видела, но не стала настаивать, чтобы идти вместе. Интерес к мужчине у Клавдии проявлялся настолько очевидно, что не заметил бы этого разве что слепой. Клавдия вернулась с фермы и обряжалась возле своей скотины, выгнав овец на улицу на вольные хлеба.

– Чига-чига-чига…, баля-баля-баля, – звала она обитателей из тёмных недр хлева. Овцы выходили на яркий свет медленно, выстраиваясь друг за другом в цепочку. Так и пошли от дома за своей ведущей, которая безошибочно вела всех на яркую зелень густой травы, росшей вдоль забора.

Настя, не видевшая раньше овец, во все глаза смотрела на этих странных животных, не похожих на лесных зверей. На её Рысуху похож разве что только кот, который всё время тёрся возле ног.

– Мама, они пойдут в лес? – спросила Настя.

– Нет, домашние животные в лес не ходят. Они останутся в деревне и будут питаться травой здесь.

– А рыбу они не едят?

– Рыбу не едят.

– А где Мефодий? Я без него скучаю!

– Он ушёл к твоему папе. Мы сейчас тоже пойдём к нему и к Мефодию, в лес. Леса ты ведь не боишься, там для тебя всё знакомое. Лес здесь такой же, как у нас дома.

Северина, стоявшая с Настей на краю горки, увидела идущую по дороге повозку. Они спустились с горки и пошли наперерез идущей повозке напрямик. Дожди последнее время не шли, поэтому вероятность замочить ноги отсутствовала полностью, а трава между зарослями ивы и в кочках вся скошена вручную для нужд личных подсобных хозяйств, благо далеко за ней ходить не надо.

Настю пришлось вести за руку. Она всё время запиналась и с трудом перешагивала высокие кочки. Путь напрямик оказался нисколько не короче, но вскоре они вышли на дорогу и пошли вслед за повозкой.

Мефодий поджидал повозку на краю кладбища. Иннокентий вызвался помочь донести памятник. Они вдвоём пошли вперёд.

– Я установлю сам, – сказал Мефодий Иннокентию, когда они груз донесли, – Занимайся дальше своими делами, а мы останемся пока здесь.

Киня повернулся и зашагал к своей лошади.

Могилку Киня накануне привёл в порядок: трава и кусты удалены, холмик вырос несколько вверх, территория вокруг очищена от нападавших листьев и лесного мусора. Сделано почти всё хорошо, остались некоторые мелкие штрихи и установка памятника.

– Здесь и лежит твой папа, – сказала Насте Северина, – Сейчас поставим ему памятник, попрощаемся и пойдём обратно.

Мефодий быстро установил памятник и ровнял землю вокруг него. С фотографии на действо смотрел Иван. У Северины опять на глаза навернулись слёзы.