Текст книги "Переходный момент"

3 глава

Вагон, подрагивающе, раскачивался. Смеркалось. Народ, назвавшись пассажирами, стал переделывать этот вагон из общественного места для проведения, не имеющих никакого практического смысла, бесед, из читального зала, из общественной столовой во всеобщую ночлежку. Вон серьезнейшего вида мужчина заботливо расправляет полотенце, поглаживает свои брюки, висевшие на вешалке и осматривает свою нижнюю полку, мысленно обязывая ее к тому, что теперь она не какая то там, имеющая статус номера 16, полка, а ЕГО КРОВАТЬ. Полке то, конечно, все равно полкой быть или кроватью, но человеку, ее оккупирующему, приятно осознавать свое превосходство над полкой.

Дескать, как скажу, так и будет называться.

А вон, на верхней полке, некто смачно спит, свистяще похрапывая. С до того умиленным выражением лица, что создается впечатление как будто этот некто окунулся в свое наиприятнейшее детство, замыкающееся на философствование в процессе посещения горшка, или сосание соски, или собирание конструктора в более позднем варианте детства. Ишь слюни то как потекли ручейком из уголка приоткрытого рта прямо на подушку. А то что ноги, обутые в далеко несвежие носки, вытянулись до середины прохода не имеет абсолютно никакого значения этому НЕКТО высокого роста. Его посетило блаженство. Ну а проходящим мимо по проходу приходиться сдерживать свое раздражение, отклоняя голову в сторону от ног в носках, морщив при этом свой чувствительный к не своим запахам, нос, либо подныривать под эти ноги в рваных несвежих носках, стыдливо в мыслях матерясь…

А вот совсем не старые молодые люди, по-домашнему расположившись в плацкартном купе в количестве восьмерых, решали насущные проблемы, касаемые как лично их так и всего мирового сообщества путем бесперебойных монологов и виртуозных жестов рук, подогревая себя бодрящими крепкоалкогольными напитками. Монологи бесперебойными являлись потому, что подогревание бодрящими напитками подходило к той стадии, когда все из компании уж не были столь внимательны к собеседникам, а спешили высказать свою (единственно верную) точку зрения на заданные темы.

То есть пошло словоблудие на повышенных эмоциях. Но, несмотря на, далеко не тихие, свои разговоры молодые люди среднего возраста все же не вылетали за рамки приличий. Попросту говоря, не били морды ни друг другу ни прочим (уже почти спящим) обитателям плацкартного вагона, пребывающим в молчаливом возмущении по причине этой интеллектуальной пьянки. Стаканы не разбивались, окна не разбивались, полки не ломались, ложки и помидоры с яйцами не летали от оппонента к оппоненту. Царил относительный порядок. Курить они ходили все-таки в тамбур. Не открывали окно и не дымили прямо в плацкарте своей. Тем более почему-то курили не все сразу. А по трое. Двое не курили. Эти двое больше всех, к тому же, молчали. Так что, получив несколько замечаний от проводницы (целью которой было добиться окончания шумноватых диспутов или, хотя бы «немного потише, ребята») они, не нарушая правил приличия, продолжали спорить о значимости грядущих перемен…

«Вот теперь заживем!», «Это конец.», «На хрена все это…»

«Прочь железный занавес!», «Ты не понимаешь!», «Да я все изнутри знаю!», «А вот у нас во дворе…», «Прикинь, подходят ко мне две мадамы…», «А вот как то на рыбалке…», «Помню в армии сапоги искал», «У нас прораб как говорит…»

Такие взаимодополняющие темы разговора с удивительной непоследовательностью и скоростью сменяли друг друга… Строители возвращались из очередной командировки домой, накопивши множество новых впечатлений и знали о чем нужно беседовать…

…Так что в плацкартном вагоне пассажирского поезда, едущего в Ленинград, сложилась вполне благопристойная, по-домашнему уютная, атмосфера, располагающая к совершенно разным, порой невообразимым ситуациям, которые являются неотъемлемой частью жизненных этапов под названием «В ДОРОГЕ…»

* * *

Все это проплывало незначительно перед глазами Максима, который и сам под воздействием выпитого коньяка ощущал себя проплывающим. Тут еще в какой-то степени философский вопрос: То ли незначительные детали проплывали незначительно перед глазами Максима, то ли сам он с особой значимостью проплывал сквозь эти, как будто из другой реальности, детали…

…Взгляд его обратил внимание на храпящего, так, чтобы все восхищались этим музыкальным храпом, довольно упитанного мужчину огромного роста на верхней боковой полке. Вроде ничего особенного. Ну лежит себе, музыкально храпя, на левом боку, согнув ноги в коленях, повернувшись к окну передом, а к остальному миру противоположной стороной тела. Ну уместил он каким то чудом свое упитанное тело на, строго не широких размеров, верхнюю полку. (хотя, конечно, данный факт вызвал у Максима удивленную улыбку.)

Интересней другое: Прямо под огромным телом пассажира на верхней полке на нижней боковой полке тоже музыкально храпел (но басом, а не фальцетом, как сосед сверху) и тоже на левом боку, отвернувшись лицом к окну, довольно не упитанный мужчина совсем невеликого роста.

Смешно как то: Маленький и худющий, храпящий богатырским басом вольготно расположился внизу, а огромный жирный боров, храпящий по-мышиному тоненько, умудрился поднять себя и расположить наверху.

Причем нижний храпящий не являлся несамостоятельным ребенком, немощным стариком или слабосильнонежной женщиной, как и верхний храпящий не являлся такими личностями. На вскидку они оба обладали примерно одинаковым возрастом, насколько можно было установить глядя на их задние стороны тел. Интересно, почему они не поменялись полками? Особенно небольшой и стройный мужчина? Ведь мог и заметить всю опасность иметь над собою такую огромную массу, грозящую рухнуть вниз вместе с полкой и придавить его, храпящего басом внизу. Мог бы и предложить обмен полками заведомо неуклюжему упитанному мужику, тем самым избавив того от необходимости совершения мужественно-геройского поступка, каким является восхождение на верхнюю боковую полку плацкартного вагона…

Но факт остается фактом и все пребывает так, как оно есть.

В своей нелепости.

А еще Максим обратил внимание на задний карман брюк толстяка. Из кармана, словно напоказ, торчал такой же упитанный, как и хозяин, кошелек. «Неосмотрительно», – мысленно не одобрил Максим – «Можно и потерять. Или просто свистнут…»

Подумал и забыл. А про то: свалится ли жирный с верхней полки или не свалится, а если свалится, то как импозантно это будет выглядеть Максим пока еще продолжал ехидно думать…

* * *

Жизнь изменчива и нестабильна. Часы, минуты и секунды, составляющие время со всей своей кажущейся определенностью, также убыстряются вдруг, замедляются, а то и вовсе, почему то, останавливаются. И события, следующие вместе со временем, то совсем раздражительно стабильны, предсказуемы, однотипны, то вдруг насыщаются неожиданными поворотами, увлекающими разнообразиями с отчетом времени не минутами и часами, а этапами. Волну-ющими, исчезающими ЭТАПАМИ… РАЗНООБРАЗИЯ… Да еще такие, которые, порой раздражают куда больше, чем опостылившая обыденность…

…Покурив в, тускло освещенном тамбуре, поизучав свое отражение в окне (по ту сторону вагона почти совсем стемнело), Максим направился посещать туалет… Без задней мысли рывком открыл туда дверь…

– Блин…, – вырвалось у него, и также резко он закрыл эту дверь назад, не решившись войти в туалет…

Хотело вырваться другое слово, начинающееся на букву «Б», но так как Максим, в силу своего воспитания и глубокой убежденности, совершенно не употреблял в обиходе матерные слова (даже будучи в армии), вырвалось именно слово «БЛИН», подавив тем самым в зародыше своего похабного словесного коллегу.

Там, в туалете, находилось нечто неожиданное. А именно та самая необычно-странная девчонка. И она, в этот момент, застегивала на молнию свои, обтягивающие стройную юную фигуру, джинсы. И мгновенно, пронзительно посмотрела своими прожигающими черными глазами прямо в ошарашенные глаза Максима. Молча посмотрела, без визгов, истерик, дерганий, временно прекратив застегивающее движение молнии на джинсах. Может потому посмотрела без истерик, что внезапность такого случая оказалась очень уж внезапна и скоротечна…

…«Надо же…», – пронеслось в голове у Максима, когда он закрыл дверь туалета и озадаченно отошел к окну напротив этой двери: «Наверное дверь забыла запереть… Вот незадача… А я то и не знал… Вот конфуз то… Вот неудобно то… Блин… Ну надо же такому случится… Эти черные глаза… Взгляд… Почему черные?»

Молодой человек так и продолжал, густо краснея, теребя красную спортивную курточку (олимпийку), оправдываться внутри себя и убеждать себя в своей непричемности. Он ведь и не предполагал… Да и как можно было догадаться?… Ну девчонка!… Надо же дверь забыть запереть… Но ведь мог бы он и услышать шорохи за дверью туалета, уловить неуловимое, почувствовать, наконец, неладное… Это все коньяк этот необязательный… Не обязательно было его пить… Расслабился, решил, что контролирует ситуацию… Ан нет…

Оказалось, что все не так просто… Оказалось, что ситуация над ним насмехается. События над ним издеваются. Показывает жизнь, как вредна напыщенная гордыня… Да сосед этот, Аким Петрович, умник полулысый, молодой старец… ОН… ВСЕ ОН… Соблазнил, споил, отвлек от внимательности… И ВОТ ТЕБЕ НА!… Черт дернул попереться в этот долбаный туалет… Если не коньяк, то, вероятно, Максим смог бы догадаться, что там, за дверью туалета, КТО-ТО ЕСТЬ… И не случилось бы такой нелепо-дебильной ситуации…

…ИЛИ НЕ СМОГ БЫ?… ИЛИ СЛУЧИЛОСЬ БЫ ВСЕ РАВНО?…

Максим, ужасно покраснев, нервно вытирал вспотевшие ладони о красные спортивные штаны. В его случае, наверное, желательно было бы срочно удалиться в вагон на свою нижнюю полку. Лечь, прикинуться давно уже спящим. Вроде как это и НЕ ОН ВОВСЕ…

Кто знает, что там за парень в красной спортивной куртке шляется по ночам в туалет?

На худой конец шмыгнуть в тамбур, закурить там, как ни в чем ни бывало. И опять же прикинуться тенью, просто, как бы, покурить вышел. Да мало ли всяких непонятных разгуливает по ночам в вагоне в красной спортивной одежде да врываются, по не ясным причинам, в туалет?

Но Максим, напротив, уперто остался в предтуалетном тамбуре, лихорадочно волнуясь, в поисках оправдательных аргументов. И вот та самая девочка вышла из туалета… Оценивающе осмотрела напряженного парня, чуть улыбнулась, Сама, видать, почувствовала нестандартность момента. И промолвила, слегка пожав плечами:

– Так… Свободно… Уже…, – отодвинулась в сторону, уступая дорогу Максиму, тем самым так ПРОСТО И БЫСТРО разрядив неловкую обстановку…

…В туалете Максим совсем успокоился и даже стал сам себя подтрунивать по поводу своего беспочвенного испуга.

Подумаешь дверь забыла девчонка запереть! Такое происшествие и в ряд происшествий то не годится. Это она (девчонка) должна была разволноваться от своей вопиющей невнимательности. А может он разволновался не из-за самого факта ситуации, а от того КТО ИМЕННО в этой ситуации участвовал?… Эта странная девчонка с пронзительно черными, как у волчонка, глазами, с разгидьдяйски-непричесанной прической… У Максима опять как то печально-тихо защемило сердце…

…Успокоившись, молодой человек вышел из туалета и… остановился в предтуалетном тамбуре… Та девочка полусидела на тумбе для мусора.

При появлении Максима тут же встала и молча-выжидающе принялась на него смотреть. Если не сказать ПЯЛИТЬСЯ…

Максим, быстро осмотрев ее с головы до ног, ни слова ни говоря, поспешил исчезнуть в вагоне… НО НЕ ТУТ ТО БЫЛО…

– Солдат, – вдруг услышал он тихий приятный голос просящего тона, не успев еще открыть дверь в вагон. И не сразу понял, что это именно ему адресуется.

– Солдат, я к тебе обращаюсь

– Ко мне? – уточнил Максим.

– Да… У меня просьба…

– Просьба…, – повторил Максим, – А почему солдат? – хотел было узнать, но осекся, – Ах да, конечно, там же форма моя висит. Вы, вероятно, заметили.

Он, почему то, на «ВЫ» к этой юной школьнице обратился. Очень уж глубоко привила ему бабушка правило быть почтенным и вежливым с дамами…

– Да, да, – быстро затараторила девчонка и подошла ближе, почти вплотную. Отчего Максим довольно сильно напрягся внутренне. Как же! Нарушено его личное пространство. Да еще и лицом противоположного пола. Вопиющая невоспитанность.

– Что Вы себе…, – хотел сказать слово «позволяете», но не успел. Девушка продолжила свое тараторство:

– Послушай, можно я у тебя посижу до утра?

– У меня?

– У тебя… Ну как будто я сестра твоя младшая… Очень надо…

– Да Вы что! Я не один… И это не у меня… И ночь уже… И что могут подумать?

– Ну пожалуйста… Ну можно?… Мне негде…

Девчонка быстро-быстро, почти шепотом, все это говорила, печально глядя в глаза Максима. Он же, опешивши от таких просьб, не знал как и поступить в данном положении. Зачем ОНА у НЕГО собралась СИДЕТЬ на НОЧЬ ГЛЯДЯ? Почему больше негде? Как то неудобно…

Он решил побыстрее улизнуть от этой непонятной школьницы, которая пристает со своими идиотскими просьбами. Кто знает кто она такая? Еще втянет во всякие нежелательные неприятности…

– Да нет… Что Вы…, – постарался более солидно выговорить Максим, хотя получалось постыдное мямлиние, – Никак нельзя… Идите к родителям… Или еще к кому… Взрослому… Нет… Я не это… Я просто… Что Вы… Невозможно…, – он, не дав ей затараторить в ответ, плавно ее огибая, открыл дверь в вагон и устремился к своему плацкарту…

Его купе являлось третьим от проводников. Пройдя немного, Максим, оглянувшись, остановился… Оказывается девушка направилась следом за ним, шла немного поодаль. И также остановилась, когда он остановился…

«Блин!» – подумал он, – «Увязалась», – и направился дальше, смотря назад через плечо… Девчонка также вознобновила движение вместе с ним… Максим резко прекратил движение… Девушка тоже… И ТАК ПЯТЬ РАЗ…

«Она, что, издевается?»

Он дошел почти до своего места. Девчонка не отступала от своей намеченной цели… Тогда Максим подозвал ее кивком головы… Та смешно присеменила к нему, напряженно смотря из-под лобья, засунув руки в карманы своей светлой курточки.

– Вы, что издеваетесь надо мной? – прошептал Максим.

Она отрицательно замотала головой, всем видом выдавая из себя саму благодетель и искренность.

– Вам больше поиграться негде? И не с кем?… Да перестаньте мотать головой! – Максим, наверное, очень комично распсиховался, иначе девочка не стала бы улыбаться…

– НИЧЕГО СМЕШНОГО!!! Ладно… Черт с вами… Пойдемте. Только обязываю, Вас, вести себя прилично, раз уж сестра…

– Да, да… Обещаю. Буду хорошо себя вести…

…Максим на это только обреченно вздохнул…

Аким Петрович, мудрец от коммунальных услуг, временно являющийся полулысым соседом Максима, хитро подмигнул Максиму, увидев того в обществе юной дамы… По всему видно было, что он готовился уже к таинству сна. Прибрал на столике, расправил одеяло.

– Да Вы, молодой человек, не один! – деланно удивился Аким Петрович – В сопровождении очаровательной прелестницы!

– Да это не то, что…, – начал было говорить Максим. Вроде того: Это не то, о чем Вы подумали. Это совершенно другая история… Да и вообще не суй свой мудрый нос в чужие тайные дела…

– Не беспокойтесь, Максим, общайтесь… Я уже сейчас намерен отдохнуть… Я все понимаю, – он встал со своего места, видимо, решив посетить туалет на ночь грядущую. А лицо его излучало хитрейшее лукавство. Дескать, мужик мужика понимает. Дело молодое. Отчего Максим, уловив такое выражение его мудрейше-очкастой физиономии, еще больше раздражался. Ладно девчонка к нему привязалась, да еще этот фантазирует себе всякую ерунду.

– Эх, молодешшш…, – прошипел Аким Петрович и удалился из купе…

Максим быстро повернулся к девушке:

– Зачем Вам это? Кто Вы?

– А так ли важно? – пожала плечами она, – Просто помоги мне…

– Почему я? Почему не он, например? – Максим кивнул в сторону удалившегося соседа.

Девушка удивленно на него посмотрела и тихо рассмеялась:

– А надо, чтобы он?… Ты мне показался надежным…

– Надежным?… Или простачком?

Но то, что девушка назвала его надежным, Максиму, чего скрывать, пришлось по душе. Приподняло его в собственных глазах. ПОВЫСИЛО. Как мужчину у которого просят помощи (ИМЕННО У НЕГО),которому можно ДОВЕРИТЬСЯ, который и есть ТОТ САМЫЙ защитник слабых и угнетенных…

Про «Простачка» девушка ничего не прокомментировала.

– А сколько хоть лет, Вам? – поинтересовался Максим.

Девчонка загадочно улыбнулась. То ли от того, что обдумывала в каком масштабе соврать, то ли от того, что Максим (довольно симпатичный молодой парень) обращался к ней на «Вы». Как к взрослой, интересной, уважающей себя даме.

– Да что Вы все время смеетесь? По-вашему, я несу всякую чушь? Не хотите – не говорите… Я и так вижу, что ВАМ до ВАШЕГО совершеннолетия предстоит еще пройти…

– Да. Мне нет восемнадцати, – перебила его девушка, – не все ли равно сколько именно мне лет? В, конце концов, у дамы про возраст неприлично спрашивать… А улыбалась я от твоего разговорного стиля. Как то нечасто в тех кругах, где я общалась, так разговаривали…

– В каких это кругах? – насторожился Максим. «Уж не малолетняя преступница, часом?»

– Неважно… В таких… А зовут меня… скажем… Маруся.

– Почему Маруся? – озадаченно спросил Максим, сбитый с толку резкими поворотами диалога у девчонки, хотя хотел спросить: «Почему это СКАЖЕМ Маруся?»

– Потому что так назвали! – весело ответила она и звонко расхохоталась.

– Тише! – осек ее Максим, – ночь на дворе…

– Ну да! На дворе! Конечно на ДВОРЕ! – продолжала хохотать Маруся.

– Ну в поезде, – раздраженно поправился Максим, – и все же это поезд едет сквозь ночь, а не ночь в нем…

– Значит просто: Тихо! Наступила ночь!

– Да прекратите Вы хохотать!

…Тут вернулся сосед Аким Петрович.

– А, молодешш, забавляетесь… Ну общайтесь… Я вам не помешаю, – и заговорщецки подмигнул Максиму, вводя того в еще большую ярость…

…Сосед улегся… Поезд мчался сквозь дрожащее желе ночи, вдоль сплошной темной стены нескончаемого леса… Максим тоже, как и сосед, хотел улечься, но не знал, как поступить с девчонкой. На обоих верхних полках никого не было. Может туда ее запихать? Или самому на одну из них запихаться? Раз она хочет находиться под его прикрытием, значит что-то или кто-то ей угрожает… Вот же проблемка так проблемка…

А тому, что у того огромного мужика на верхней полке уже не видно было кошелька в заднем кармане брюк, Максим не придал особенного значения. Эту деталь он заметил, когда возвращался из туалета, убегая позорно от девчонки, а та следовала за ним…

Ну нет кошелька и нет… Может переложил его толстяк в другое, более надежное место…

* * *

В вагоне царил мягкий полумрак. Навевал мысль о необходимости уложить свое нежелезное измученное тело на горизонтальную поверхность и дать этому телу расслабиться, отдохнуть.

Вроде тихо. Без происшествий. Молодых строительных рабочих, увлеченно спорящих о ПРАВИЛЬНОСТЯХ и НЕПРАВИЛЬНОСТЯХ тоже не слыхать. Верно, придя к единодушному мнению, расположились на отдых. Или продолжают дискутировать яростно шепча друг другу на уши, дабы не мешать отдыхающим пассажирам…

Маруся вольготно расположилась возле окна и, значит, вовсе не собиралась уходить. Даже свистнула соседскую помидорку, по неосторожности не убранную со стола, и принялась, как ни в чем ни бывало, ее жевать, поглядывая то в темень окна, то на Максима…

Максим же, предположив, что ребенок голодный, настраивался на то как бы решиться дать этому самому ребенку что-нибудь пожрать (например, пирожки, которые у него были), а затем уложить этого ребенка наверх. Наверху явно она явно меньше внимания будет к себе привлекать. Или оставить внизу, на своем месте, а самому остаться сидеть рядом. Вдруг на какой-нибудь ближайшей станции кто-то займет все две верхние полки этого плацкарта? То есть нужно решиться на какое-нибудь действие и умело организовать. Вот как бы это сделать покорректнее?…

Почти решился, взглянул на девчонку, о чем то усердно раздумавшую, смотрящую на огурец, лежавший там же, где некогда лежал помидор… И совсем уже приоткрыл рот, чтобы предложить девушке пирожки…

Но тут его отвлекли… Отвлек какой-то шум, какая-то суета в стороне тамбура для курения.

Максим быстренько посмотрел в том направлении. Там стоял, возле своей верхней лежанки, тот самый огромно-необъятный мужчина, что-то суетливо-возмущенно говорил, а его, довольно скромных размеров, сосед снизу недоуменно хлопал глазами, приподняв себя на локте.

Про хлопанье глазами Максим, конечно, домыслил для полноты картины. В условиях вагонной полутьмы такую мелкую деталь он не смог бы явственно рассмотреть. Зато рассмотрел, что толстяк еще и обшаривал по карманам себя, обшаривал свою верхнюю полку, осматривал нижнюю полку с ее малорослым обитателем и пол возле нижней полки и что-то недовольно говорил своим высоким писклявым голосом. А нижний сосед что-то отвечал ему своим густым басом.

«Не иначе все же свалился с верха», – подумал Максим про толстяка.

И его настолько это заинтересовало, что он решил пойти узнать в чем конкретно дело. Ну, как бы, покурить, а мимоходом уточнить смысл происходящего…

…Быстро посмотрел на девушку. Та как-то напряженно смотрела на него, не отводя глаз… Максим не придал ее реакции важного значения:

– Не бойтесь! Я посмотрю что там происходит. Это явно с вами не связано, – ободрил ее Максим и направился в сторону происходящего… Как бы покурить…

Оказалось, что внушительный мужчина не обнаружил своего внушительного кошелька в заднем кармане своих брюк. И визгливо возмущался по этому поводу. И КУДА ЖЕ МОГ КОШЕЛЕК ЗАПРОПАСТИТЬСЯ?!

А сосед снизу, принимая дружеское участие, громовым басом пытался успокоить этого, обиженного столь досадным происшествием, жирного атлета и уточнял ЧТО да КАК? Мол, не выходил тот в туалет с кошельком, а может кошелек вовсе и не в кармане был, а лежит себе в чемодане? Надо проверить чемодан.

Да, соглашался толстяк, надо проверить чемодан. И не только свой…

Ну разве можно сразу так прямо считать, что это воровство? Изящный мужчина сокрушенно покачивал головой… И так далее в том же духе.

Максим злорадно мысленно рассмеялся. Не надо было запихивать кошелек в задний карман брюк, а потом выставлять напоказ свою жирную задницу вместе с кошельком. Могли и украсть ненароком… Кошелек…

А затем оказалось, что Максим, второпях уходя курить, забыл и сигареты и спички. То есть необходимые для «покурить» предметы, без которых действие «покурить» превращается в фарс. «Вот незадача».

И молодому человеку, уже почти дошедшему до двери в тамбур, пришлось возвращаться назад. Сигареты и спички он оставлял на полочке… Подходя к своему месту, Максим заметил, что у туалета, который находился за купе проводника, стояла Маруся и смотрела в его сторону.

«В туалет пошла», – решил Максим – «Интересно, надолго? А может уже не вернется?». С такой надеждой на такое чудо он посмотрел на полку, что на стенке… Ни сигарет, ни спичек он там не заметил… Не заметил он их и на столе и на постели… Что ж такое? Он точно помнил, что ложил эти предметы именно на полку… Ну ладно… Может в военном кителе? Может туда сунул неосознанно, находившийся в плену событий, подкинутых девушкой?…

В кителе сигарет со спичками ТОЖЕ НЕ БЫЛО. И что самое неожиданное: в кителе НЕ БЫЛО И КОШЕЛЬКА. С деньгами. ЕГО кошелька. С ЕГО деньгами. А ведь он там был.

В Максима стали заползать смутные подозрения. Какая то взаимосвязанная между собой цепочка событий. Кошелек у толстяка… Сигареты, спички и тоже кошелек у Максима… Девчонка, попросившая посидеть у него, и которая пошла… Пошла… В туалет?…

– Блин! – вырвалось у Максима. Но подмывало его выругаться иным словом на букву «Б».

И посмотрел он туда, где недавно находилась девчонка. И заметил, как она, открыв дверь в рабочий тамбур, сноровисто туда выбежала, закрыв за собой эту самую дверь…

«Ну уж нет!», – Максим ринулся за ней…

* * *

Дальнейшее происходило в усиленном ритме, в сжатые сроки, без излишних эмоций, театральных возгласов, чувственного заламывания рук, выдергивание волос из головы…

Он застал девчонку с расстегнутыми джинсами. С внутренней стороны джинсов она вынула некие предметы… Дверь из вагона наружу находилась в открытом состоянии. А оттуда, снаружи в вагон через дверной проем пыталась влиться таинственная темнота. Но влезть не могла, потому что поезд мчался сквозь нее, разрывая ее плотность, прорезая, заснувшее в темноте, время…

Бесцеремонное появление Максима очень испугало девушку… Она, может статься, поначалу намеревалась поступить несколько иначе. Не так опрометчиво. Да и вообще передумать как либо поступать…

Но Максим материализовался в тамбуре с перекошено-приоткрытым от волнения ртом, с выпученными глазами, с красной рожей и одним таким своим необычным видом подверг бедную девушку в истерический шок…

Она, оставив без внимания свои незастегнутые джинсы, быстро подняла руку с некими предметами и на мгновение эту руку застопорила в воздухе. Этого мгновенья хватило, чтобы Максим в одном из этих предметов узнал СВОЙ кошелек. Ну а другим предметом, без сомнения, являлся кошелек огромного толстяка…

– СТОЙ! – выкрикнул, чуть ли не выстрельнул, Максим и необдуманно рванулся к девчонке. Имея своей целью предотвратить выкидывание за борт таких ценных предметов, каковыми являются кошельки.

Особенно ЕГО кошелек.

Но девушка, сделав ловкое движение руки, как при кидании камня (или гранаты), отправила кошельки в темную плотность ночи… В неведомое… А наверняка все складывалось бы по-другому не кинься бы Максим истерично к девушке… Но назад не отмотаешь время…

Максим осознал свою опрометчивость и попытался остановить свое, стремящееся к девчонке, тело… НО…

Девушка смотрела на него удивленно, словно предчувствуя ОСОБУЮ значимость с ОСОБЫМИ последствиями происходящего момента.

Но также что-либо изменить была не в силах…

Вагон, как нарочно, вдруг резко качнулся в сторону. Видать на повороте. А качнулся как раз в ТУ СТОРОНУ, где стояла возле открытой двери юная девушка и куда стремительно бросил свое тело Максим…

Вот так. Превратности судьбы с ее непостижимыми заворотами.

Знал бы где утонуть – набросал бы кучу спасательных кругов…

Вслед за злосчастными кошельками в злорадное объятие ночи из вагона вылетел Максим. И девушка, скованная объятиями Максима…

А из Максима вылетело то самое иное матерное слово на букву «Б», которое никогда из него не вылетало в силу Максиминой интеллегентности, уступая обычнобезобидному слову «Блин».

…И окутал их влажный ночной воздух, и ветер забился нагло в уши.

И не успели они основательно со вкусом ощутить свой незабываемый полет в ночи. Так сказать, оценить все его неизгладимые прелести. По причине его обидной внезапности и обидной скоротечности…