Текст книги "В рясе смертника"

– Прямо сирота казанская, – спокойно констатировал Альберт Карлович, на ходу раскуривая трубку. – Проехался по ноздре и решил, что он – горный орел в отрогах Кавказа! Что ж, бывает…

Войдя в последнюю комнату – ее правильнее было бы назвать залом, – мы дружно остановились у порога и в изумлении огляделись по сторонам. Чернявый опер тихо матерился сквозь зубы. Лейтенант и сержант, опустив оружие, молча и подавленно озирались…

Мы находились в самом настоящем домовом храме, где чертопоклонники молились своему рогатому божеству. Затянутые черным атласом стены, зеркальный, отражающий предметы в перевернутом виде потолок. Вместо ламп – высокие напольные канделябры из бронзы с четырьмя зажженными свечами в каждом. Прямо напротив двери, под висящим на стене перевернутым распятием, высилась черная, в человеческий рост, статуя дьявола – лохматый сутулый урод с длинным хвостом, ослиными ушами, свиным клыкастым рылом, горящими красными глазами и козлиными копытами. Перед идолом – «алтарь» в форме лежащей в бесстыдной позе нагой женщины, на груди которой стояла золотая чаша-череп со следами засохшей крови внутри. На стенах зловеще поблескивали ритуальные ножи, висели кожаные плетки со свинцовыми ежами на конце, изогнутые ножницы для отрезания ушей и пальцев. Были здесь и картины в черных рамах, все – с изображением дьявола, прославляющие его. Их кощунственные сюжеты вызывали отвращение и ужас. Внизу каждой картины – гнусно искаженные тексты христианских молитв. Окна были плотно задернуты светонепроницаемыми шторами, украшенными вышивкой с древними символами сатаны – пентаграммами. В углу у окна стояла низкая лакированная полоска с книгами. Некоторые на вид казались очень старыми – об этом свидетельствовали потертые кожаные переплеты с потускневшими бронзовыми замками. В воздухе смешались запахи сгоревшего ароматического воска, терпкого человеческого пота, разнузданного секса и свернувшейся крови…

На полу, в самом центре зала, лежал черный балахон!

– Впечатляет, что и говорить… – обрел наконец дар речи низкорослый круглолицый сержант. Явное оканье выдавало в нем уроженца русского Севера. – А я, честно говоря, считал, что сатанисты – это просто лохматые придурки, балдеющие от металла, лакающие пиво и гоняющие по ночам на «Харлеях» с бычьими рогами на руле. А тут… вот оно как… целая молельня!

– Сжечь бы тут все к едрене фене! – высказал свое мнение чернявый опер и смачно сплюнул на гладкий коричневый паркет из мореного дуба. – А самих этих сволочей за яйца подвесить!

Он подошел к «алтарю», заглянул в череп, провел пальцем по стенкам чаши, растер, понюхал и скрипнул зубами.

– Бля буду, настоящее золото и настоящая кровь, может, и человеческая. Вот уебки! – пробормотал милиционер, но, взглянув на меня, явно смутился. – Извините, батюшка, сорвалось… Ну как тут не материться, коли перед глазами такое блядство!

– Ну так где же ваш убийца, а? – ехидно спросил у меня веснушчатый лейтенант. – Испарился? Или вышел в астрал? А, батюшка?..

Я предпочел промолчать. Люцифера – а я был почти уверен, что именно его скрывал черный балахон, – в квартире не оказалось. Значит, убийца Пороса скрылся буквально за минуту, ту самую, которую я потратил на осмотр тела и приведение в порядок своих задеревеневших мышц. Единственным доказательством, что в квартире в момент гибели толстяка находился еще один человек, могли стать более-менее удачные фотоснимки. Но велика ли надежда, что они получатся качественными? Я поправил висящую на плече матерчатую сумку с фотоаппаратом…

– Ладно тебе, Рома. – Чернявый тронул молодого опера за локоть, но тот нервно отдернул руку. – Когда на тебя сверху с воплем летит обдолбавшийся кокса хряк весом сто пятьдесят кило, еще не такое может померещиться. Давай лучше осмотрим все повнимательней…

– До чего докатились, о-о, мама дорогая! – пыхнув ароматным табаком и не вынимая трубки изо рта, театрально всплеснул ухоженными гибкими руками Альберт Карлович. – Они тут, что же, и жертвы этому козлу рогатому приносили? – покосившись на чашу, приподнял кудлатые седые брови специалист по аварийному вскрытию дверей и сейфов.

– Как видите, – буркнул чернявый оперативник, с отвращением разглядывая рогатого идола с горящими угольями глаз. Скорее всего, глаза были сделаны из светонакапливающего материала вроде фосфора. – Сдается мне, что если бы вы, уважаемый Альберт Карлович, стали свидетелем некоторых здешних вакханалий, то ваша гуманная позиция в вопросе об отмене смертной казни сильно пошатнулась бы…

– Боже, до чего дожили!.. – продолжал причитать Альберт Карлович, с жадным любопытством разглядывая развешанное на стенах старинное оружие. – Скоро уже и в синагогу ходить станет небезопасно!.. Ax-ax! Любопытный экземпляр, вы не находите, Геннадий?

Тем временем я не спеша двигался вдоль стены, приподнимая дьявольские картины в поисках тайника. Мою цель тотчас разгадал старый «медвежатник».

– Ищете сейф, батюшка? Правильный ход мысли, смею заметить! В такой богатой и упакованной квартире обязательно должен быть тайничок-с!.. Но, пожалуй, он не здесь, а скорее…

– Я попросил бы вас, отец Павел, до прибытия экспертов ничего руками не трогать, – перебив старика излишне строго, как мне показалось, сказал веснушчатый опер. В нем ясно угадывался недавний выпускник юрфака. – Они прибудут с минуты на минуту. Кстати, а что вы сами-то делали в этом грязном дворе? Время не слишком подходящее для прогулок по вонючим подворотням…

Этот закономерный и все же неожиданно заданный вопрос заставил и сержанта, и второго оперативника, и даже картинно попыхивавшего трубкой Альберта Карловича переключить внимание на меня.

– Да, действительно, батюшка… вы ведь так и не объяснили, что вы делали во дворе в тот момент, когда этот нанюхавшийся жирдяй выбросился из окна? – куда менее строго поинтересовался чернявый. Подумав, он убрал ненужный теперь пистолет Стечкина в кобуру.

Пауза затягивалась, нужно было отвечать. Три пары глаз пристально буравили меня в ожидании ответа.

– Дело касается тайны исповеди, – вынужден был ответить я. – Я не имею права ее разглашать даже в органах милиции и спецслужб. Это все, что я могу вам сказать.

– Не слишком убедительно. Липа, я бы сказал! – не унимался лейтенант. – Боюсь, батюшка, вам придется проехать с нами в райотдел для более детальной беседы. Сержант, а вы на всякий случай не спускайте с него глаз. Вот так, отец Павел, – подытожил, явно довольный собой и своей властью над чужими судьбами, едва оперившийся оперативник. На вид ему было не больше двадцати трех, но почему-то он чувствовал себя очень крутым и командовал своим явно более опытным коллегой. Уж не сынок ли кого-нибудь из милицейской верхушки? Очень похоже. Именно так – по-хозяйски, бесцеремонно – и ведут себя драгоценные чада. А опытные опера, которым приходится служить в одном райотделе с таким вот выскочкой, матерясь сквозь зубы, предпочитают не лезть в бутылку и продолжают тянуть свою нелегкую ментовскую лямку.

Как скоро выяснилось, моя догадка оказалась верной.

В сатанинский храм, удивленно озираясь, вошел хмурый капитан Томанцев с неизменной сигаретой в зубах.

Глава 13

Небрежно кивнув чернявому, сыщик явно нехотя обменялся рукопожатием с чересчур бойким лейтенантом, торопливо протянувшим ладонь.

– Ну просто картина Репина, – обозрев интерьер, сказал Томанцев. Он даже не взглянул в мою сторону. – Что, Семенов-младший, снова счастье привалило?

– Как видишь, – скривил губы веснушчатый опер. – Хаза сатанинская во всей своей красе. А хозяин во дворе, кокса нюхнул и по асфальту размазался.

– Бывает, – махнул рукой капитан. Тут он обратил внимание на засохшую кровь на стенках золотого черепа и тихо присвистнул. – Ни хрена себе забавы!

– А ты какими судьбами в наши палестины, Миxaлыч? Ты же сейчас в главке.

– Да вот старого знакомого пришел повидать. Рома, он у нас потерпевшим по одному уголовному делу проходит, – только сейчас окинув меня взглядом, устало проговорил Томанцев. – Здравствуйте еще раз, отец Павел. Интересные у нас с вами встречи получаются. Где вы – там сразу же криминал. Притягиваете вы его, что ли?..

– Ага! – обрадовался лейтенантик, бросая в рот подушечку жевательной резинки и тем нанося сокрушительный удар по подкрадывающемуся кариесу. – То-то я сразу подумал: подозрительный какой-то батюшка нарисовался у нас на горизонте. Спрашиваю: чего это вы, падре, потеряли в вонючем дворе в первом часу ночи? А он мне с понтом: тайна исповеди не подлежит разглашению! Во фрукт, а, Михалыч?!

– Не торопитесь, лейтенант, делать выводы и давать оценки людям, которых вы видите впервые в жизни, – спокойно осадил лейтенанта Томанцев, разглядывая голую бронзовую женщину. – Отец Павел у нас заслуженный человек, бывший офицер-десантник. Сейчас – настоятель тюремной церкви на Каменном острове. Это где пожизненные гниют, – напомнил капитан. – В отпуск в родной город приехал и сразу же влип в неприятную историю…

– Вот оно что, – сконфуженно пробормотал парень, апломб с него вмиг слетел. – А что за история? Может, расскажешь, Михалыч? Или у тебя тоже тайна исповеди и все такое… Ха-ха!

Смех звучал явно натянуто. Хорошая мина при плохой игре…

– А нам скрывать нечего. Верно, отец Павел? – Томанцев подошел к полке с книгами и стал торопливо листать одну из них. – Попал наш батюшка в аварию на Петергофском шоссе, а в джипе том, что его «Таврию» в кювет снес, сидели трое приметных уродов… Стали нашему отцу Павлу пистолетиком в лицо тыкать, богохульные речи себе позволяли, на куски порубать грозились. А когда порешили обещанное исполнить, батюшка дюже осерчал и так прижал мудаков к ногтю, что те едва не описались от страха. Между прочим, один из них, самый упитанный, сейчас лежит внизу в месиве собственных мозгов и кровищи. И джип злополучный, как сегодня выяснилось, на него, родимого, записан… Не иначе ребятки решили, от греха подальше, подельничка своего грохнуть и тем самым следы замести. Ищи теперь ветра в поле… Вот такая история, Рома. А тебе, я думаю, за подозрения необоснованные и грубость к старшим, тем более священнослужителю, стоит извиниться перед отцом Павлом. Думаю, что папа твой, генерал-майор милиции Семенов Андрей Андреич, мною лично глубоко уважаемый и по долгу службы, и просто по-человечески, сказал бы тебе то же самое… Как считаешь, Семенов-джуниор?

Томанцев бросил гнусную книжонку обратно на полку и исподлобья глянул на Романа. Лицо лейтенанта покрылось багровыми пятнами, он походил на провинившегося школьника, хотя изо всех сил старался держать грудь колесом. Плохо это у него выходило, совсем по-детски… Да ведь он и был еще желторотым юнцом.

Стоящий в сторонке и не встревающий в разговор чернявый опер чуть заметно улыбался. Круглолицый сержант упорно разглядывал какую-то гнусную картину и делал вид, что ему вообще до фени все эти разборки. Наше, мол, дело маленькое…

– Ладно, батюшка, беру свои слова назад. – Надув щеки, конопатый лейтенант торопливо захлопал себя по карманам пиджака в поисках сигарет. – А то… сам посуди, Михалыч… что мог делать поп… то есть священник… в таком месте в такое гиблое время? Тут у любого мента вопросы возникнут!

– Согласен, – сгладил ситуацию Томанцев, не ставший дожимать и без того поставленного на место парня. – Как я понимаю, батюшка наш по своим каналам каким-то образом прознал про эту пакостную квартирку и, прежде чем звонить мне, решил для начала просто понаблюдать за ее обитателями. А тут вдруг такое дело… Верно я излагаю, отец Павел? – почти по-приятельски подмигнул мне капитан.

– Примерно так все и было, – кивнул я. – Только добавьте еще одну деталь. За несколько минут до убийства я успел сфотографировать того, кто выкинул упитанного молодого человека из окна. Я почти уверен, что кокаин здесь ни при чем…

После неожиданных откровений Томанцева – обычно тертые опера не слишком разговорчивы, даже с коллегами, – уже не имело смысла что-либо скрывать. В любом случае сегодняшний эпизод будет прицеплен к инциденту на Петергофском шоссе, и делом продолжит заниматься капитан, несмотря на то, что убийство Пороса произошло на территории, которую «держали» местные опера.

– Чудно, – сокрушенно покачал головой лейтенант Семенов. Щелкнув дорогой зажигалкой, он жадно затянулся и пыхнул дымом в зеркальный потолок. – Я так понимаю, Михалыч, нам можно не напрягаться, дело это все равно вам отфутболят?

– Напрягаются в туалете, джуниор, – беззлобно хмыкнул Томанцев и похлопал лейтенанта по плечу. – А ты, ладно уж, можешь просто расслабиться…

– Расслабляются в постели с девочкой, – не остался в долгу озорно сверкнувший глазами молодой опер.

На прикрытый простыней труп Пороса, лежащий на заплеванном асфальте, с низкого, свинцового, несмотря на белые ночи, питерского неба упали первые тяжелые капли дождя…

– Веселые вы, менты, как я погляжу, – сказал, растоптав окурок, нахмурившийся Томанцев уже без толики юмора. – Короче, дело к ночи. Ковыряйтесь тут со своим жмуром, отписывайтесь, шмонайте, а мы с отцом Павлом уходим… проявлять фотографии. Сейчас подойдет мой человечек с видеокамерой, так что вы не пугайтесь – это свой, а не журналюга с телевидения. В общем, бывайте, соседи. Привет отцу, Семенов-младший!

– А показания? – оживился лейтенант.

– Будут тебе показания, парень. Завтра, – успокоил капитан, кивком головы указывая мне на дверь в коридор. – Пойдемте, батюшка. Нас ждут великие дела…

Спустившись вниз, мы вышли из подъезда, в несколько секунд миновали заметно поредевшую, жмущуюся под зонтами толпу зевак на тротуаре и уединились на мягком заднем сиденье черной «Волги» с номером ГУВД.

– Денис, погуляй пока, – коротко бросил капитан сидевшему за рулем парню с бритым затылком. Тот, кряхтя, вылез из машины под дождь, захлопнул дверцу, отошел под прикрытие козырька подъезда и закурил, демонстративно не глядя в нашу сторону.

– Ну, рассказывайте, кто вас навел на квартиру, – сухо потребовал Томанцев. – Только, бога ради, без этих ваших церковных закидонов! Только факты! Кто?

– Я не знаю этого человека, – сказал я чистую правду. – Я встретился с ним сегодня… точнее, уже вчера вечером впервые в жизни. Он пришел в храм на исповедь. И вскользь упомянул о квартире на Васильевском острове, где, по слухам, собираются типы в черных балахонах, жгут свечи, приносят в жертву животных и устраивают оргии. Их шабаш неоднократно видела одна пожилая дама из дома напротив и даже писала заявление в милицию. Но у нее давно проблемы с головой, так что всерьез к бумажке не отнеслись… Вот и все, что я узнал… Вы понимаете, что я не мог оставить эту информацию без внимания. А звонить вам не стал, чтобы за психа не приняли… Просто взял фотоаппарат и приехал сюда. Вычислил, куда выходят окна квартиры, зашел в подъезд напротив, поднялся наверх и стал ждать… Шторы не были до конца задернуты. Сначала я увидел толстяка, размахивающего руками. Потом к окну подошел тип в балахоне, и я отщелкал два кадра. Он, по всей видимости, заметил вспышку. Задернул шторы, потом погас свет…

– А минуту спустя, зная, что за квартирой наблюдают, вышвырнул из окна этого жирдяя, – нервно выпалил капитан. – Так, что ли?

– Возможно, у него не было другого выхода, – предположил я. – Порос – опасный свидетель, через него могли выйти на Люцифера и Воланда.

– Ox уж мне эти ваши предположения! – скрипнул зубами Томанцев. – Ладно, давайте свою пленку.

Я достал из сумки фотоаппарат, вынул кассету и положил в широкую ладонь Томанцева. Пленка тут же исчезла в недрах его куртки.

– Завтра верну в целости и сохранности. Надеюсь, отец Павел, фотограф из вас не хуже, чем частный детектив, – поддел капитан, выуживая из карманов сотовый телефон, авторучку и замусоленную записную книжку. Набрал номер, прижав телефон к уху плечом, раскрыл записную книжку на чистой странице, дождался соединения и, перебрасываясь с собеседником короткими фразами, принялся быстро что-то записывать.

Закончив разговор, убрал телефон в карман и внимательно посмотрел на меня.

– Так… касаемо нашего летающего барана… Похоже, это действительно хозяин квартиры. Некто Посаженников Леонид Вячеславович, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, уроженец города Подольска Московской области, холост, проживает в городе на Неве, Десятая линия Васильевского острова, дом, квартира известны.

Томанцев нахмурился и задумчиво почесал колючий подбородок.

– А вот дальше уже интересно! Отец, Посаженников Вячеслав Григорьевич, сотрудник Министерства иностранных дел России, в настоящее время находится с супругой в долгосрочной командировке на Тайване… Сын, по крайней мере официально, безработный. – Капитан хмыкнул. – Однако, по не проверенной пока агентурной информации, владеет частью акций Петрозаводского ликероводочного завода. Плюс роскошная квартира и автомобиль типа джип марки «Ниссан-Террано», цвет черный, год выпуска девяносто третий. Данная тачка обнаружена местным участковым в одном из частных автосервисов в Колпине с характерными повреждениями в правой передней части. Разбита фара, и видны отчетливые следы белой эмали, предположительно полученные во время столкновения с другим транспортным средством… Какого цвета была «Таврия» вашего протоиерея?

– Белая.

– Что и требовалось доказать, – дернул подбородком опер. – По закону за проделки на Петергофском шоссе, включая ДТП, угрозу ритуального убийства, вооруженное нападение и попытку захвата, а также незаконное хранение пистолета системы «бульдог», кое-кому светит как минимум лет пять-семь зоны. Но с загадочной гибелью гражданина Посаженникова сильно пахнущий фекалиями след, ведущий к его корешам, обрывается… Едем дальше…

Дождь усилился. Казалось, будто на крышу «Волги» сверху непрерывным потоком сыплется сушеный горох. Залитое потоками воды ветровое стекло напоминало об автоматической мойке…

– Факт существования рок-группы «Гниющие внутренности» и ее скандального шоу подтвердился, однако никаких следов ее недавнего пребывания в нашем городе не обнаружено! Менеджер ночного клуба «Зевс», в помещении которого полгода назад проходил концерт группы, подтвердил, что лично знаком со всеми ее участниками, включая продюсера. Но музыкантов знает исключительно по кличкам, а продюсера по имени Самуэль…

– Один из ближайших подручных сатаны, – машинально произнес я.

– Что? – удивленно приподнял брови Томанцев.

– Самуэль – имя одного из тринадцати главных бесов, приближенных врага человеческого, – пояснил я. – Скорее всего, это тоже кличка, как и Воланд…

– Я так и подумал, – помедлив, кивнул Томанцев и снова вернулся к своим каракулям. – За одно трехчасовое шоу клуб выплатил Самуэлю пятьдесят тысяч долларов наличными. Не слабо!.. Но прямых выходов на продюсера у менеджера нет. Есть только номер зарегистрированного на Кипре сотового телефона. Пожалуй, это все, что нам известно на сегодня… Ах да! – поморщился, словно глотнув уксуса, сыщик. – Мужчину, фоторобот которого был составлен по вашим показаниям, отец Павел, менеджер опознал как одного из участников группы, ударника по кличке Люцифер. Так что не зря вы штудировали подшивку «Невского репортера», поздравляю…

– Вы на сто процентов убеждены, что этот тип не имеет никакого отношения к похищению Лизы Нагайцевой? – спросил я.

– Разумеется, – недовольно сморщился капитан. – Я ведь уже сказал.

– Теперь, когда девочка нашлась и находится вне опасности, вам нужно серьезно поговорить с Анжеликой, – настаивал я. – Возможно, она раскроет источник информации, сообщивший ей о гастролях. На всякий случай необходимо точно выяснить, пересекались ли раньше пути журналистки и кого-либо из участников группы. Может, случайная встреча… незабытое оскорбление… Если Люцифер замешан в похищении, то обязательно должна существовать убедительная причина!

– Если! – Предостерегая меня от поспешных выводов, Томанцев поднял указательный палец. – Вот именно – если причастен! Первый, кто мог подтвердить или опровергнуть его причастность к киднепингу, – это Порос. А он мертв!.. Словом, не стоит гадать на кофейной гуще, отец Павел, – отсек возражения оперативник, снова закуривая сигарету.

– А может, мне самому поговорить с Анжеликой? – спросил я, понимая, что на сегодня тема исчерпана.

– Я, кажется, один раз уже предупреждал вас, батюшка, – устало буркнул Томанцев, выпустил через нос дым и пристально посмотрел мне в глаза. – Начиная с этой минуты никакой самодеятельности! Никакой! Не хватало мне еще одного трупа, сбитого неустановленной машиной или застреленного на одной из безлюдных улочек частного сектора Стрельны! Денис прямо сейчас отвезет вас домой. Свидетельские показания напишете завтра, я пришлю человека ближе к обеду. Надеюсь, завтра вы будете в храме?

– Да. Я буду там весь день.

– Вот и отлично! – Томанцев взялся за ручку, приоткрыл дверь «Волги» и коротко свистнул. Водитель натянул на стриженый затылок воротник голубой джинсовой куртки и с резвостью пули метнулся к машине. Распахнув дверцу и запрыгнув на сиденье, обернулся, вопросительно взглянул на капитана.

– Денис, завезешь меня на Литейный, а потом подкинешь отца Павла в Стрельну, – сказал Томанцев.

– У меня бензин почти на нуле! – сообщил «радостное» известие парень и, наткнувшись на тяжелый взгляд Томанцева из-под насупленных бровей, пожал плечами. – До конторы еще хватит, а до Стрельны и обратно – вряд ли.

Чуть слышно чертыхнувшись, оперативник порылся в кармане и достал смятую купюру:

– На, живоглот! Небось слил уже за неделю три канистры для своего «жигуля», а теперь плачешь…

– Не надо, – остановил я руку Томанцева. – Я заплачу.

– Ну, дело ваше, банкуйте, – не стал настаивать сыщик и поспешно убрал деньги. – Все, Копытин, заводи свой «фердинанд», ставь мигалку и погнали!..

Из нависших над городом черных туч продолжал хлестать холодный дождь. По асфальту текли мутные пузырящиеся реки, из-под колес с шумом проносившихся автомобилей вырывались, заливая пустые тротуары, грязные цунами. Улицы Питера казались мрачными и неуютными. А в пропахшем табаком велюровом салоне милицейской «Волги» было тепло и сухо. Урча сильным мотором, машина быстро неслась мимо Ростральных колонн и Биржи к скрывающемуся за пеленой дождя Зимнему дворцу.

Достав из бардачка кассету, Денис вставил ее в магнитофон. Из динамиков у заднего стекла полилась мелодия классического блюза. Чернокожий маэстро Луи Армстронг хриплым голосом тянул свой неподражаемый, узнаваемый с первых аккордов «Чудесный мир».

Это была любимая мелодия моей Вики… В мокром тонированном стекле автомобильной двери я вдруг увидел ее лицо. Она улыбалась и звала меня за собой. В вечность.

Усилием воли, стиснув зубы, я заставил себя отвернуться от стекла, откинул голову на мягкую спинку сиденья и прикрыл глаза. Каждое напоминание о моей безвозвратно ушедшей прошлой жизни отзывалось в сердце ноющей болью. В этом красивом, величественном и трижды проклятом городе о ней напоминало буквально все. Это было невыносимо. Впервые с момента возвращения в Петербург меня вдруг с невероятной силой потянуло на затерянный в вологодских лесах остров, к его мрачным стенам и пожизненным узникам. Подальше от самого себя.

– Сделай погромче! – тронув водителя за плечо, попросил капитан. – Это моя любимая тема у старика Луи…