Текст книги "Болотный клад"

Валерий Борисович Гусев
Болотный клад

© Гусев В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2016

Девятого мая мы посмотрели военный парад, потом военные фильмы, а вечером сели пить праздничный чай с мамиными пирогами и с тетей Зиной – это наша одинокая соседка с попугаем Гошей. А потом, после праздничного салюта, папа достал наш семейный альбом и мы все вместе уселись на тахту смотреть наши семейные фотографии.

Это очень приятное занятие. Особенно его наш Алешка любит. Кроме, конечно, той фотки, где он голенький лежит на пузе и таращит в объектив свои большие любопытные гляделки. И хохолок на макушке дыбом.

«Воробьишка после драки на помойке», – обычно говорит про этот снимок соседка тетя Зина. А мама в хорошую минуту называет его хохолок на макушке знаком препинания. Это мама правильно заметила. Лешкин хохолок в зависимости от ситуации или настроения – то вопросительный, то восклицательный знак. Хотя, как я давно уже понял, Алешкин характер – это в основном многоточие. Ну, вы скоро это поймете.

Сам Лешка эту свою фотографию в голом виде и с хохолком на макушке немного презирает. «Какой-то я тут слишком мелкий», – скептически роняет он и переворачивает страницу.

А самый любимый его снимок – 1 сентября первого класса. Он на ней такой торжественный и взволнованный. Наверное, потому что еще не знает, что его ждет в ближайшие десять лет.

А фотография в самом деле классная. Мама специально съездила к этому дню на дачу и привезла громадный букет. И мы сфоткали Алешку с ним у подъезда: букет в два обхвата, под ним две кроссовки, над ним хохолок – вот и весь Алешка. Зато торжественный и взволнованный.

Ленка Стрельникова, когда в прошлом году влюбилась в Алешку, то выпросила эту фотку. Наша мама очень удивилась, а Ленка объяснила:

– Лешка тут такой разноцветный. Очень на себя похож.

Мама на нее внимательно посмотрела и сказала:

– Ты очень умная, Леночка.

– Я знаю, – скромно согласилась Ленка.

…На первой странице нашего семейного альбома – небольшой портрет лихого гусара с усами и саблей. Это один из наших предков, говорит папа, – корнет Сергей Оболенский. Но это не тот Оболенский, который в песне седлал коня и подавал бокалы, а тот, который воевал вместе с поэтом Денисом Давыдовым против французов в 1812 году. Потом он стал декабристом и пропал где-то в Сибири. А когда снова появился, то женился на княжне Щербатовой.

Но пока речь не об этом. Сегодня, 9 Мая, папа сразу же открыл страницу с фотографиями военных лет. Их у нас очень мало, и они все старенькие. Некоторые совсем выцвели, другие пожелтели, а одна даже была порвана. На них все наши старшие родственники, ушедшие на войну.

Самый дорогой для нас снимок – красивый танк с длинной пушкой, на грозной башне нарисовано много звездочек. Папа нам объяснил, что это количество подбитых экипажем немецких танков и самоходных орудий. А сам экипаж – молодые ребята, чуть постарше меня – сидит на броне. В черных ребристых шлемах, с трофейными автоматами, с пистолетами на боку – весело едят арбуз. А на башне сидит и тоже весело смеется молодой офицер с орденами на груди, без шлема, и вольный ветер развевает его белокурые волосы хохолком. Это папин дедушка, наш с Алешкой прадед, тоже Сергей.

– Крутой! – восхитился Алешка.

– Настоящий полковник, – подхватила тетя Зина.

– Старший лейтенант, – с улыбкой уточнил папа. – Полковником он стал в конце войны.

– Полковник – это не только звание, – уверенно заявила тетя Зина. – Это еще и характер.

– Пожалуй, ты права, – согласился папа и почему-то взглянул на Алешку. И на маму.

– Буду танкистом! – тут же решил Алешка.

Он у нас уже кем только не был – и сыщиком, и машинистом, и кладоискателем… Впрочем, танкистом он уже один раз побывал. И довольно успешно.

Мамин брат, дядя Боря, забрал Алешку на все лето в свою часть – в танковый полк. Ну Алешка там и порезвился! С одним механиком восстановил небольшой танк музейного возраста и вооружил его самодельной пушкой. Поучаствовал в маневрах и выиграл сражение. А главное – разоблачил и обезвредил группу обормотов, которые собирались совершить хищение оружия со склада части. Так что танкистский опыт у него есть.

Алешка еще раз взглянул на фотографию старшего лейтенанта Сергея Оболенского и решительно повторил:

– Буду танкистом!

Наверное, нашего папу назвали Сергеем в честь его деда, советского воина-танкиста. А что – правильно. Наш папа тоже воюет. Со всяким злом – с жуликами и бандитами. Он тоже настоящий полковник. И как на самой настоящей войне, у него есть ранения и ордена, враги и боевые товарищи…

А то, что Лешка загадал, сбылось очень скоро – этим летом. Только воевать нам пришлось в этот раз не с обормотами, а с самыми настоящими бандитами – алчными, жестокими и опасными…

Глава I
Таньки грязи не боятся!

На дачу мы поехали весело, всей командой: мы с Алешкой и с велосипедами, мама с любимой косилкой и папа с дядей Борей. Сплошные полковники. Один я среди них рядовой.

Папа взял отпуск, дядя Боря – увольнительные, и они собирались достроить наш недостроенный дом и рассчитывали, что мы с Алешкой будем им помогать. Ну там: принесите водички, подайте гвозди, не вертитесь под ногами. А получилось наоборот – мы их припахали. Впрочем, в самые критические моменты мы обходились без них. А они без нас. Но об этом впереди…

На даче все оказалось на месте – и дальний лес, и ближняя березовая роща, и широкое разноцветное поле, и синее озеро, и золотые караси в нем. И солнце в небе, и наш любимый фургон на участке, под березами.

Алешка первым делом проверил наш общий скворечник. Прошлым летом его заселило мышиное семейство. И наша соседка – воровка-ворона Клара – часами сидела в засаде, надеясь схавать зазевавшегося мышонка. Маму такое соседство не очень радовало. Особенно когда кто-нибудь из веселого семейства падал с березовой ветки к ней в гамак.

Алешка в конце концов переселил это стадо. Подозреваю, что на чердак нашего фургона. И нынче скворечник заняли его законные владельцы. Они все время порхали туда-сюда, трещали и таскали в свой домик всякий мусор – веточки, травинки, перышки. Для уюта, сказал Алешка.

Вообще-то мы с Алешкой рассчитывали в первый же день на велосипедах «оборзеть», как он говорит, окрестности, но мама – наш главный полковник – распорядилась иначе:

– Мы идем на строительство, а вы наведете порядок в фургоне. Подмести, вытереть пыль, вымыть окна, поставить самовар. Ясно? Вопросы есть? Приступайте!

Я вздохнул, Алешка молча возмутился своим восклицательным знаком на макушке, но делать нечего.

– Ладно, Дим, – смирился наш младший полковник. – Поделим дела пополам. По-честному. Так и быть: ты сделаешь всю эту ерунду… Ну там вода из колодца, полы с пылью, окна помоешь и вообще, а я – самое трудное: самовар поставлю.

Добрый такой, весь из себя. Самовар – это конечно, самое трудное. Напихать в трубу щепок и шишек, разжечь и сидеть ждать, когда он запыхтит…

В общем, когда вернулись со стройки старшие полковники, мама от души нас похвалила:

– Молодцы!

А Лешка «по-честному» признал:

– Дима мне тоже иногда помогал. Да, Дим?

– Да, Леш!

Мама быстренько накрыла на стол, и мы сели пить чай с беляшами и бутербродами. И тут мама сказала:

– Вот что, ребята. В доме у нас почти готовы две вполне приличные комнаты. Мы будем жить там, а фургон поступает в ваше распоряжение. Но чтобы чистота и порядок.

– Понял, Дим? – спросил Алешка.

– Понял, Леш! – Лучше бы я в нашей школе на второй год остался.

После чая мы «переселили» в новый дом тахту, столик, газовую плитку и всякие сковородки с кастрюльками. Принесли из машины раскладушки и дяди-Борины армейские походные стульчики.

Наши старшие полковники в этом деле не участвовали. Они только перетащили из фургона в дом холодильник, сказали, что очень устали и им надо срочно отдохнуть на солнышке. Устроились почему-то в тени берез и о чем-то вполголоса разговаривали. Холодильник, впрочем, могли бы и не переносить – в доме все равно еще не было электричества.

Но там уже было хорошо, чистенько так. Здорово пахло свежими стружками и опилками. Правда, стекол в окнах еще не было, но мама прикнопила вместо них пленку и повесила занавески в горошек. И стало еще уютнее.

Алешка мрачно глянул на раскладушки и спросил маму:

– А твои дети что, на голом полу будут спать?

– Почему? – удивилась мама. – Я накошу вам травы. – Мама очень любит косить траву. Мы с папой даже подарили ей на день рождения электрическую косилку. – Я накошу вам травы, вы ее высушите, и получится прекрасное сено. Я сама очень люблю спать на сене, только оно очень колется.

– А до сена? – спросил Алешка. – Все бока отлежим.

– Но у вас же есть наверху надувные матрасы! – вспомнила мама.

– А сено тогда зачем? – тупо спросил я.

– Питаться будем, – буркнул Алешка. – После отбоя. – И строго добавил: – Но мы не козлы.

– Вы козлята, – сказала мама. – Идите устраивайте свое гнездышко.

– Вообще-то козлята в гнездышках не спят, – возразил Алешка. – Они высоты боятся.

Гнездышко… Это гнездышко нам несколько лет верно прослужило. Мы высоты не боимся. И никакое это не гнездышко. Это такой строительный вагончик, только без колес. Чтобы мы с Алешкой куда-нибудь его не укатили. Например, поближе к озеру.

У этого вагончика-фургончика было что-то вроде чердачка, где и обитали мы с Алешкой. Папа и мама, столовая и кухня – внизу, а мы – на своем уютном наблюдательном пункте. В маленькое окошко были хорошо видны все окрестности. И весь наш дачный поселок, и деревня Пеньки на пригорке. Особенно хорошо – в знаменитый папин бинокль, который подарили ему «германские немцы», как говорит Алешка, – папины коллеги по Интерполу. Интерпол – это такая мощная полицейская организация по борьбе со всякой международной преступностью.

Мама называет наш чердак красивым словом «антресоль». И правильно делает. А то кто-нибудь спросит: «А где же ваши дети спят?» – не отвечать же «На чердаке»!

У нас там надувные матрасы, тумбочки для личных вещей (мама говорит «для лишних», потому что в Алешкиной тумбочке чего только нет, как на хорошей свалке), подсвечник со свечкой, а за окошком – потайная садовая лестница, по которой очень удобно улизнуть из дома прямо в заросли крапивы. Одно только неудобство – очень шумно, когда по крыше молотит дождь…

Пока я стаскивал с «антресоли» матрасы и остальную мебель, Алешка принес одеяла и подушки, постельное белье и по шоколадке с пакетом сока. Мы уложили матрасы у стеночки, где раньше стояла тахта, надули их, застелили и повалились на них, задрав ноги. Сильно устали.

– Надо поесть, – сказал Алешка, – а то отощаем в первый же день. Мама расстроится.

Уж ему-то куда тощать…

– Здорово, Дим, да? – Алешка дожевал шоколад и допил сок. – Мы теперь с тобой сами себе хозяева. Когда захотим – уйдем, когда не захотим – не придем, что хотим, то и делаем, чего не хотим, того и не делаем, да? И в крапиву с лестницы плюхаться не надо.

– Ага, – согласился я. – Ты только свою тумбочку прошарь как следует. А то у тебя там барахла накопилось, я ее еле вниз стащил.

– Барахла не держим, – важно сказал Алешка. – Там все нужное. И не вздумай ее открыть.

– Это почему?

– А вдруг там зимой мышка поселилась? Испугается тебя. – Это еще вопрос, кто кого испугается. – Ты лучше за порядком следи, чем в чужие тумбочки заглядывать.

– А ты будешь мышек в тумбочках разводить?

Тут пришла мама и прервала наш спор:

– Ребята, я хотела вас подкрепить шоколадками и соком, но так их и не нашла. Пришлось сходить в магазин. Держите.

И мы получили еще и вкусные булочки и кувшин с молоком. Когда мы на даче, мама в магазине молоко в пакетах не берет, а покупает настоящее у магазина, где торгуют пеньковские бабульки.

– Перекусите, – сказала мама. – А я пойду обед готовить. А то наши полковники уже мангал разжигают. Шашлыки скоро будут.

– Йес! – сказал Алешка и азартно цапнул булочку.

Что ж, не тощать, так не тощать.

Не успели мы как следует утрясти булочки в своих животах, как со стороны нового дома потянуло ароматным дымком.

– Так мы с тобой растолстеем, – тяжело вздохнул Алешка. – В первый же день.

– Эй! – послышался веселый папин голос. – Соседи! Пожалуйте откушать!

…Перед домом в мангале рдели жаркие угли, а из распахнутых окон пахло шашлыками. Стол уже был накрыт: посреди него – супница с крышкой и большая тарелка с редиской. Красная с белым хвостиком – сорт такой, самый любимый. Алешка при виде ее аж зубами лязгнул – обожает редиску. И расправляется с ней так: режет пополам, кладет на каждую половинку по кусочку масла, солит и хрустит так, что ближайшие воробьи падают в обморок. От зависти, наверное.

Мама подняла крышку супницы – мы все аж застонали. Но только разложили шашлык по тарелкам, только взяли по редиске – стукнула калитка.

– Дядя Юра пришел, – сказал Алешка – и не ошибся. – Он запах шашлыка за сто километров чует.

Дядя Юра – местный тракторист из деревни Пеньки. Хороший добрый человек, всем в округе – и дачникам, и сельчанам – помогает вспахать огороды и нарезать грядки под картошку своим стареньким трактором. И очень часто – бесплатно. Но шашлыки за сто километров чует. Это у него любовь такая. Однажды какой-то дачник вместо денег за работу угостил его шашлыком, и Юра «запал» на него навсегда. Шашлык для него – все равно что мед для Винни-Пуха.

– Здравствуйте, люди добрые, – сказал дядя Юра, снимая свою засаленную кепку. – С приездом вас. Хлеб да соль.

– Садись с нами, Юра, – пригласила мама, придвигая ему табуретку.

– Да уж и не знаю… – заделикатничал дядя Юра. – Вроде как бы один раз уже нынче пообедал. Да разве вот редисочки попробовать. Своя-то еще не поспела.

– И шашлычка, – папа передал ему тарелку. – У нас сегодня открытие сезона.

– Ну разве что по случаю открытия…

По этому случаю мы просидели за столом почти полдня. Дядя Юра вежливо поблагодарил за «хлеб-соль», попрощался. И как-то странно взглянул на папу. Виновато как-то.

– Ежели вам какая помощь нужна будет в строительстве, – сказал он на пороге, – это я вам завсегда первый помощник.

– Спасибо, – поспешил Алешка, – как-нибудь в другой раз.

– Ты чего отказываешься? – спросил его папа, когда за дядей Юрой стукнула калитка.

– Он, пап, вообще-то умелый, только все время все теряет. У него привычка такая.

Это точно. Дядя Юра большой растеряша. Я помню, ему надо было прибить на крыше отставший лист шифера. Дядя Юра приставил к стене лестницу, взял горсть гвоздей и молоток. Когда он добрался до крыши, ни одного гвоздя в его кулаке не осталось. Когда он спустился за гвоздями, пропал молоток, а когда снова добрался до крыши – неведомо куда исчез лист шифера. Как он еще свой трактор-то не потерял!

– Жаль, – сказал папа, – нам скоро нужно будет перевезти с пилорамы кое-какой материал.

– Мы с ним поедем, – заверил я. – Проследим, чтобы не потерял.

Сейчас смешно вспомнить, но этим летом дядя Юра потерял даже свою тракторную тележку.

Мама стала убирать со стола, и мы поняли, что нужно срочно линять, если не хотим заняться «помойкой» посуды.

– Спасибо, все было очень вкусно, – сказал Алешка, выскользнув из-за стола. – Мы пойдем наши велосипеды проверить.

– Эй, эй! – спохватилась мама. – А посуда?

– Мы как придем, так обязательно Димка помоет, – щедро пообещал Алешка.

Щедро и безубойно. Так и будет мама нас дожидаться! Она живо старших полковников задействует.

Старшие полковники с тоской посмотрели нам вслед.

Мы оседлали велосипеды и помчались в деревню Пеньки проведать старых друзей. И вот тут-то состоялась наша встреча с человеком, который невольно вовлек нас в «страшные и опасные приключения».

Пеньки несколько лет назад вполне оправдывали свое название. Деревня здорово опустела, от многих домов одни пеньки остались. А потом она начала снова обживаться. Появились дачники, которые отремонтировали старые дома или построили новые дворцы; вернулись бывшие колхозники, потому что объявился фермер и ему понадобились рабочие – доярки, свинарки, птичницы, – и деревня понемногу ожила. Там даже магазин появился.

Эти Пеньки забрались на горушку, поэтому мы слезли с велосипедов и пошли дальше пешком.

– Это все равно лучше, – пыхтел Алешка, – чем посуду мыть.

– Поберегись, – сказал я, – по встречке велик вразнос идет.

Из Пеньков под горку лихо катил какой-то пацан.

– Ща, Дим, будет красиво, – обрадовался Алешка.

Дело в том, что в конце пригорка была вечная лужа. И местные пацаны любили, разогнавшись, перелетать ее на велосипедах. Обходить лужу было трудно, в ней увязали даже внедорожники, ее несколько раз засыпали грунтом, но она не сдавалась. Дядя Юра даже как-то вывалил в нее целую телегу щебня, но он в тот же день бесследно исчез. Будто ненасытная лужа поглотила его, не поперхнувшись. Правда, потом этот щебень оказался у одного дачника – в виде дорожки от калитки к крыльцу. «Чертова лужа» называли ее местные жители.

И вот этот пацан из Пеньков летел на полной скорости, чтобы ее перемахнуть. Мы посторонились. Но что-то не сработало на этот раз – наверное, переднее колесо в ямку попало или о бугорок споткнулось. Но получилось все равно красиво – пацан, перелетев через руль, смачно плюхнулся в лужу. Мы бросились ему на помощь.

– Здорово ты шлепнулся, – сказал Алешка. Мне даже показалось, что с завистью. – В самую грязь.

– Ничего, – бодро ответил тот, вставая. – Таньки грязи не боятся!

– Оно и видно, – хихикнул Алешка. – Ты крутой пацан.

И тут мы увидели, что это вовсе не пацан, а девчонка. С короткой стрижкой и в джинсах. Постарше Алешки, помладше меня; так, где-то посерединке. Про ее лицо трудно было что-то сказать – все заляпалось глинистой жижей. Видны были только озорные глаза и блестевшие в улыбке зубы. Точно, Таньки грязи не боятся.

– А вы кто такие? – спросила Танька, поднимая велосипед.

– Дети Шерлока Холмса, – представил нас Алешка.

– А! Знаю! Это вы тут прошлым летом с бандитами воевали?

– Мы с ними круглый год воюем! – сказал я.

– А их все не убавляется, – добавил с сожалением Алешка.

– Ладно, поехала на озеро. Мне надо привести себя в порядок.

– Нам тоже так кажется, – осмотрел ее Алешка с головы до ног. – Хочешь, мы за мылом съездим? Или поедем к нам под душ.

– К вам не надо, – сказала Танька, которая не боится грязи. – Ваша мама испугается.

– Нашу маму ничем не испугаешь. Она даже мышей и лягушек уже почти не боится.

– Приучили? – засмеялась Танька.

– Ага, воспитали.

– Нет, я все-таки на озеро.

– Мы тоже, – сказал Алешка. – Давненько мы там не бывали. Целый год.

На нашем любимом озере мы первым делом искупались, а потом Танька прополоскала джинсы и футболку и разложила их на горячем песочке.

Алешка внимательно оглядел ее и сказал снисходительно:

– А чистенькая ты вроде ничего. Даже немного симпатичная.

– Ты тоже вроде немного ничего, – не осталась в долгу Танька. – Только языкастый.

– Это мне свойственно, – согласился Алешка. – Язык мой – друг мой. Так папа говорит.

Тут он прав. Сколько раз Алешкин язык нас выручал – и в школе, и дома, и в труде, и в бою. Такое наплетет, что мало не покажется.

Солнышко здорово припекало. Мы полеживали на горячем песочке и постепенно разогревались.

– От твоих штанов пар идет, – сказал Алешка.

– Это им свойственно после стирки. Переверни их на другую сторону. – Танька и сама перевернулась на живот. – Вы на все лето приехали?

– Если не прогонишь, – хихикнул Алешка.

– Тебя прогонишь, как же! – Похоже, эта Танька тоже вполне языкастая. – Ой, заболталась тут с вами, а мне в школу пора.

– Соскучилась? – опять хихикнул Лешка.

– Что-то быстро, – хихикнул и я заодно.

– Да нет, – Танька начала одеваться. – Сегодня дрова привезут, надо их в сарай уложить. У нас ведь в школе печное отопление. Знаете, сколько дров на зиму нужно! – Она подняла велосипед. – А то поехали со мной, поможете.

– У нас дома посуда немытая, – сказал Алешка. – Поможешь?

Танька фыркнула.

– Ладно, – вздохнул Алешка. – Мы своих не бросаем. А куда ехать-то?

– В Рябинки. Это недалеко. Заодно нашу школу посмотрите. Она у нас знаменитая.

– Печками и дровами? – съязвил Алешка.

Фыркать Танька умела.

– Героями и партизанами! Наша школа – имени героя войны Лени Чижика.

Тут Алешка хихикать не стал – в нашей семье к героям войны относятся с уважением.

– А он кто, этот Чижик?

– Юный партизан. Пионер-герой. Он спас весь партизанский отряд. У нас вообще много пионеров-героев. Один даже до сих пор сохранился. Это дед Михеич. – Танька оседлала велосипед, причесала пятерней волосы. – Поехали, по дороге расскажу.

…Один наш партизанский отряд в окрестностях Пеньков и Рябинок оказался в окружении немцев – без боеприпасов и почти без оружия. Но тут из Москвы прилетел самолет и сбросил над лесом на парашюте ящики с патронами, гранатами и с новенькими автоматами. Ну, там еще и с консервами и медикаментами.

Но партизаны были в это время в бою, и только Ленька Чижик заметил, куда опустилась «посылка с Большой земли». Он добыл лошадь с телегой, разыскал ящики и тюки и перевез их в домик лесника. А тут как раз отходили под немецким огнем почти безоружные партизаны. «Стойте! – крикнул Ленька. – Вооружайтесь!» Партизаны расхватали оружие и бросились вперед. Немецкие каратели не ожидали такого отпора. И все кто мог удрали из леса…

– А Чижик? – прервал Алешка Танькин рассказ.

– Он стал у партизан разведчиком. Доставлял всякие важные сведения. И в боях участвовал…

– А потом?

Танька ответила не сразу:

– Потом нашелся предатель и выдал его гестаповцам.

– Вот! – сказал Алешка. – Больше всех ненавижу жуликов, бандитов и предателей! – Он обогнал Таньку и преградил ей путь. – Как его фамилия?

Танька усмехнулась:

– Опоздал, Лешка. Его еще во время войны партизаны повесили.

Алешка что-то еще хотел спросить, но промолчал.