Текст книги "Улица Чехова"

В квартирах поскромнее, составлявших бóльшую часть дома, проживали обычные для Эртелева переулка жильцы: ремесленники, мещане, крестьяне, а также прислуга, кучера, дворники.[234]234
  Дом с землей был оценен в 47 666 рублей, и его хозяйке Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества 8 февраля 1862 г. постановило «выдать ссуду шестнадцать тысяч восемьсот рублей на 25 лет и 8 месяцев».


[Закрыть] Как можно судить по многочисленным описям дома, вплоть до 1913 г.[235]235
  Анна Федоровна Ремер еще не раз обращалась в правление Городского кредитного общества за новой ссудой под залог дома и каждый раз на основании оценки дома, сделанной специально назначаемой комиссией, Общество принимало положительное решение.


[Закрыть] существенных изменений в «составе имущества» Ремер не произошло, лицевой дом по-прежнему оставался двухэтажным, а дворовые флигели – трехэтажными. Начисто флигель отделали в 1875 г. (при первом осмотре не был оштукатурен), кроме того, в том же году выстроили еще один жилой дворовый флигель. К 1883 г. во все квартиры провели водопровод, значительно выросла годовая квартирная плата, несколько изменился и социальный состав жильцов.[236]236
  Судя по представленным в деле актам, квартиры регулярно ремонтировались и содержались в хорошем состоянии. Не случайно, что стоимость дома постоянно росла: в 1875 г. он оценивался в 67 111 рублей, а в 1883 г. – уже в 130 300 рублей. Барские квартиры в доме занимали генерал-майор Челяев и сыновья Анны Федоровны – прапорщик и корнет Федоры Ремеры (видимо, имя Федор было самым распространенным в их роду). Кроме них в 1875 г. здесь проживали чиновники Гоголевы, вдова действительного статского советника Михайлова, священник Знаменский, прапорщик Геллер, в 1883 г. – чиновники Лапицкий, Обольянинов, Кельх, купец 2-й гильдии Елкин и др. Здесь же располагалась тогда контора суворинской типографии «Новое время».


[Закрыть]

В декабре 1893 г. Анна Федоровна Ремер погасила всю ссуду Городскому кредитному обществу, и дом с этого времени перешел в собственность ее дочери «фрейлины их императорских величеств» Марии Николаевны Ремер,[237]237
  Поверенные Марии Николаевны статский коллежский асессор Николай Владимирович Калинин, а позже коллежский регистратор Иван Николаевич Клейн трижды за 14 лет от имени своей доверительницы обращались в правление Городского кредитного общества за очередной ссудой под залог дома. Ей была выдана ссуда в 54 тысячи 100 рублей на 36-летний срок.


[Закрыть] которая владела им до 1918 г. и проживала в своем доме, занимая квартиру из 16 комнат с парадным подъездом и двумя черными ходами, швейцарской, тремя коридорами, кухнями, двумя людскими, четырьмя ватерклозетами, кучерской, ванной, каретным сараем и конюшней на 3 стойла.[238]238
  Там же.


[Закрыть] Положение, занимаемое ею при дворе, требовало от Марии Николаевны жить, как говорится, «на широкую ногу». В 1894 г., пока строился собственный дом, «губернский секретарь» А.С. Суворин снимал скромную трехкомнатную квартиру в доме Ремер.[239]239
  Кроме него в доме М.Н. Ремер проживали штабс-офицер, мелкие чиновники, мещане, крестьяне, ремесленники, акушерка. Дом М.Н. Ремер, как и многие другие дома в Эртелевом переулке, был многонациональным. Как отмечалось в «Описи с оценкой дома», в нем «имеются дворницкая, прачечная с баком, ледник и дровяные подвалы. Во всех квартирах, прачечной и конюшне проведена вода». Характерна запись в акте об осмотре дома от 29 ноября 1900 г.: «Имущество в своем не изменилось, содержится исправно и занято благонадежными жильцами».


[Закрыть]

Два других дома, вошедшие в современное здание, с конца XIX в. служили общественным целям. В доме № 14 с начала 1890-х гг. располагался Кодификационный отдел Государственного совета, а с 1902 г. – Государственная канцелярия.[240]240
  «Весь Петербург» на 1896 и 1902 гг.


[Закрыть] Здесь же, по данным адресной книги «Весь Петербург» на 1912 г., Ссудосберегательное и взаимовспомогательное товарищество служащих типографий, Санкт-Петербургских книжных магазинов и конторы газеты «Новое время» А.С. Суворина. Целью общества, как было записано в его уставе, являлось стремление: «а) получать на необременительных условиях ссуды; б) помещать сбережения для приращения их процентов; в) получать единовременные безвозвратные пособия в несчастных случаях и г) образовать пенсионный капитал».[241]241
  Председателем совета товарищества был Илларион Федорович Богданов, его правление возглавлял Василий Николаевич Голубятников. «Весь Петербург» на 1912 г.


[Закрыть]

Соседний дом № 16, когда-то принадлежавший наследникам столярного мастера А.Х. Вернека, с начала 1890-х гг. числился уже как дом евангелическо-лютеранской церкви Святой Анны, а с 1902 г. Фридрих-Юльевской богадельни, благотворительного учреждения при этой церкви.[242]242
  Директором богадельни был пастор Артур Рейнович Мальмгрепн, управляющим дома – Роберт Егорович Крамер, надзирательницей над сестрами милосердия была Ида Рудольфовна Гриман. «Весь Петербург» на 1902 г.


[Закрыть]

Нашу прогулку в прошлое улицы Чехова мы заканчиваем у углового дома № 18.

Как уже отмечалось, в 1860-е гг. этот дом принадлежал отставному генерал-майору Петру Петровичу Есипову, а после его смерти вдове, Ольге Петровне. В январе 1889 г. ее не стало,[243]243
  История дома № 18 прослежена нами по делу № 6579 правления Санкт-Петербургского городского кредитного общества о залоге имущества с 1889 по 1908 г. Дело открывается заявлением О.П. Есиповой о предоставлении ей ссуды под залог дома. ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 6579.


[Закрыть] по духовному завещанию дом поступил в собственность старшей дочери – Варвары, в замужестве Олсуфьевой. Ее сестры Елизавета (по мужу Пешкова) и Мария (по мужу Суходольская) получили по завещанию соответственно 14 000 и 4650 рублей.[244]244
  Указанное дело. Из этого же завещания мы узнаем, что сестры ежегодно должны выдавать родной бабке, вдове статского советника Леокадии Григорьевне Секретаревой, одну тысячу рублей, «по 333 рубля 38 копеек в год каждая». Имя Леокадии Григорьевны Секретаревой всплывает в материалах дела еще раз в «Свидетельстве о смерти», из которого мы узнаем, что она «скончалась от острого катара мелких бронхов» 12 марта 1894 г., на 90-м году жизни, «приобщена святых тайн» в Римско-католической приходской церкви Святой Екатерина и похоронена 14 марта «на Выборгском Римско-католическом кладбище».


[Закрыть] 28 апреля 1889 г. новая домовладелица обращается в правление Кредитного общества с просьбой о выдаче ей под залог имущества долговременной ссуды.[245]245
  Указанное дело.


[Закрыть] Опись с оценкой дома, произведенная 8 мая 1889 г. архитектором Х.Ф. Тацки, позволяет представить, каким он был в конце XIX в.

Улица Чехова, дом № 18. Построен в 1895 г., арх. П.И. Балинский

Имущество включало в себя «каменный на подвалах двухэтажный, со стороны двора трехэтажный лицевой угловой дом, с таковым же трехэтажным, частью на подвалах, флигелем по правой стороне двора», «каменный двухэтажный флигель по левой границе двора», еще один «каменный двухэтажный флигель по левой границе двора», «каменные двухэтажные службы по левой границе двора», наконец, «каменную одноэтажную службу по правой границе двора».[246]246
  Указанное дело.


[Закрыть] В доме на 1889 г. 17 квартир, из которых четыре в лицевом доме – «барские». В самой большой и роскошной жил граф А.А. Крейц, который снимал также прачечную, каретный сарай и «конюшню на два стойла», годовая плата составляла баснословную по тем временам сумму в 2800 рублей. Сама домовладелица жила в восьмикомнатной квартире.[247]247
  Указанное дело.


[Закрыть] В 11 квартирах были устроены ватерклозеты и раковины. Средний валовой доход с дома составлял в то время 9860 рублей, значительно меньше, чем во многих других домах Эртелева переулка.[248]248
  Помимо «барских» в доме имелись 4 трехкомнатные и по 5 двухкомнатных и однокомнатных квартир. Две квартиры, десятикомнатную и восьмикомнатную, занимал поручик А.А. Моллер. В одной из трехкомнатных квартир проживала родственница домовладелицы, дочь коллежского асессора С.П. Олсуфьева. Другую трехкомнатную квартиру занимал домоправитель «Ржевский мещанин» Федор Емельянович Суетинов, выступавший ходатаем по делам Варвары Петровны. В остальных квартирах жили мещане, крестьяне, иконописец А.Д. Каузов, унтер-офицерская вдова – типичные обитатели Эртелева переулка.


[Закрыть]

Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества постановило назначить В.П. Олсуфьевой «в ссуду на 36-летний срок пятьдесят шесть тысяч девятьсот рублей». Когда 13 ноября 1894 г. Варвара Петровна вновь обратилась в правление Кредитного общества с заявлением о своем желании «перезаложить дом на очередные 36 лет», архитектор А. Климентьев в описи с оценкой дома отмечал, «что капитальных изменений в нем не произошло, за исключением небольшой перепланировки – квартир стало на две меньше, т. е. 15». По-прежнему больше всех комнат (17!) в квартире № 1 занимал граф А.А. Крейц, самый примечательный жилец дома, в квартире № 3 (бывших № 2 и № 7), состоящей из 12 комнат, жила сама Варвара Петровна. За ней в этом же доме записана еще одна двухкомнатная квартира; ее муж, статский советник П.П. Олсуфьев, занимал, помимо того, еще и пятикомнатную квартиру.

В 1895 г. в многолетней истории дома произошел важный поворот: имущество Варвары Петровны «перешло во владение лекаря лейб-гвардии Московского полка Николая Николаевича Войцеховича». Новый домовладелец задумал капитальную перестройку дома, и в 1896 г. на этом участке («частью вновь построены и частью перестроены с нанесением двух этажей») появился нынешний каменный 4-этажный дом на подвалах.

Значительно возросло число комфортабельных многокомнатных квартир, в доме на 1896 г. было 3 десятикомнатных, пять восьмикомнатных, по 3 шести– и пятикомнатных и только по одной трехкомнатной и двухкомнатной квартире. В них были установлены 10 каминов, 30 ватерклозетов, 18 раковин и 10 ванн. На порядок возросла и годовая плата за них: от самой дорогой, десятикомнатной, оцененной домовладельцем в 3500 рублей, до средних, пяти– и шестикомнатных, за которые установили плату в 1500 рублей. Справедливости ради надо отметить, что оценочная комиссия посчитала назначенную квартплату завышенной и существенно снизила ее на 500–800 рублей в год.

По всей видимости в годы капитальной перестройки дома здесь не было жильцов, о чем свидетельствует и безымянная «Ведомость о доходах» за октябрь 1896 г. Кроме того, архитектор А.М. Ковшаров рекомендовал Городскому кредитному обществу удержать с Н.Н. Войцеховича 6 тысяч рублей до завершения всех строительных работ. Эти деньги, как видно из дела, были возвращены ему только в июле 1897 г., а через год вновь отстроенный дом от Н.Н. Войцеховича перешел во владение Российского общества застрахованных капиталов и доходов по акту купчей прочности и принадлежал ему до Октябрьской революции. Ныне здесь размещается Некрасовский телефонный узел.

В 1918 г. все дома в Эртелевом переулке национализировались и перешли под управление домкомов, начался процесс уплотнения, бывшие барские квартиры становятся многонаселенными коммуналками.

Совершив путешествие во времени, вернемся теперь к началу улицы и попытаемся создать ее архитектурный портрет.

Архитектурный портрет улицы

Несмотря на то что появление улицы относится к концу XVIII в., ее архитектурный облик сложился во второй половине XIX в. и целиком складывается в эпоху эклектики. Здесь не сохранилось ни одного здания, возведенного в классическом стиле, хотя, как отмечалось, на более ранних этапах строительства такие дома с классическими портиками на улице были, но нет и построек в стиле модерн. Два дома построены в советское время: здание школы (ныне – милиции) на участке дома № 15, являющееся типичным для архитектуры Ленинграда 1960-х гг., и дом под тройным № 12–16, относящийся к 1940-м гг.

Улицу открывают два дома, построенные в одно и то же время, 1852 г., а потому и очень близкие по своему архитектурному облику. Всмотримся в них внимательнее. Четырехэтажный угловой дом № 1 по улице Чехова и № 12 по улице Жуковского – типичный образец безордерной архитектуры середины XIX в. Первый этаж обработан рустом, под «шубу», а его крупные окна – замковым камнем, окна 2-го и 3-го этажей оформлены сандриками и розетками.

Дом № 1 – одна из построек Н.П. Гребенки (считалось, и вполне справедливо, что 1/8 города построена им). Николай Павлович Гребенка (1820–1880) построил этот дом для купца П.Е. Карелина на месте старого дома.[249]249
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4091. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 109. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. Т. 2. С. 410–419.


[Закрыть] Это типичнейший пример петербургской эклектики середины XIX в., подобные дома образуют так называемую фоновую, или рядовую, жилую застройку исторического центра Петербурга, его ландшафт. Простые, но изящные фасады дома характерны для этого трудолюбивого и опытного мастера, брата знаменитого русского и украинского поэта и прозаика Е.П. Гребенки.

Другой угловой дом № 2/10, также четырехэтажный, на высоких подвалах. Цоколь дома выложен из путиловской плитки, фасад дома обработан крупным рустом и разнообразен декоративными вставками в виде женских головок и причудливого орнамента. Между окнами 2-го и 3-го этажей архитектор поместил пилястры, особенно выделяются полуциркульные, «a la renessans» окна 3-го этажа, верхние этажи подчеркнуты тягами. Фасад здания исказили надстройки: приставные чугунные крыльца ресторана «Х/О» и туристической фирма «Оазис».

Стоявший на этом месте в 1830-е гг. двухэтажный дом по заказу купца С.А. Сокова надстроил и капитально перестроил Александр Иванович Ланге (1818–1881),[250]250
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4579Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 109. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. С. 1007.


[Закрыть] столь же способный и деятельный архитектор-строитель, как и Гребенка, связанный с ним дружескими узами. Опытные, вдумчивые мастера, Гребенка и Ланге особое внимание уделяли планировке (над фасадами дома № 2 работал архитектор Е.Е. Еремеев);[251]251
  Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 129. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. С. 994.


[Закрыть] как и многие доходные дома, дома № 1, № 2 помимо лицевых зданий включают в себя и дворовые флигеля, лишенные каких-либо украшений.

Дома на улице Чехова отразили в своем облике разные стороны эклектики на протяжении полувека, поиски пластических и декоративных решений, различные «изобразительные» мотивы барокко, «русского» и «кирпичного» стилей и т. д. Зодчие обращались с этими мотивами весьма свободно, поэтому многие петербургские дома напоминают, скорее, произведения декоративно-прикладного искусства, а не зодчества. Один из таких домов – пятиэтажный дом на высоких подвалах с пятиэтажными флигелями под № 3. В одном фасаде, после последнего ремонта в бежевых тонах, соединены различные декоративные мотивы: пилястры, гермы в оконных пролетах, лепные рельефы, картуши, восемь женских фигур. Отличается от других домов улицы и композиция фасада, на котором три ризалита с террасами и балкончиками; построен по проекту активного строителя Михаила Ивановича фон Вилькена (1849–1913) в 1881–1882 гг. для упомянутого ранее доктора В.Ф. Краевского.[252]252
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4580. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 74.


[Закрыть] Фасад, возможно, перенасыщен декором, привычным для эклектики, несколько измельчен, но эффектен своей скульптурой, ризалитами, рельефами, пилястрами, рустами и другими деталями. Это также памятник эклектики, но более поздней (постройки Гребенки и Ланге этих лет также отличаются от более скромных домов середины века). Все декоративные элементы имеют изобразительный характер, здесь нет незаполненных плоскостей; архитектор стремился прежде всего к созданию «нарядного» фасада, хотя нельзя отрицать его мастерства строителя и рисовальщика-декоратора. Ничего подобного мы не увидим на фасадах внутридворовых флигелей этого дома.

Лицевой дом № 4, построенный Ламони, приобрел современный вид в 1896–1898 гг., когда В.А. Пруссаков надстроил и расширил его для новых хозяев В.Т. Ефимова и Н.А. Самарина.[253]253
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4581. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 257. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. С. 1025.


[Закрыть] Появился большой четырехэтажный дом с рустованным первым этажом и с эркером на уровне 2-го и 3-го этажей, позднее его надстроили еще одним этажом. Однако самое интересное здесь не лицевой корпус…

В начале XX в. складывается более упорядоченная, цельная структура дворовых пространств. Слева, в глубине двора, в новом флигеле разместились склады минеральных вод, посуды, парфюмерии, москательных товаров (1904 г.). Как мы уже отмечали, домом владел провизор Б.М. Шаскольский, а затем его дети, здесь же размещались разные мастерские. Решающее значение для формирования всей архитектурной среды дома имело возведение в 1911–1914 гг. трех больших шестиэтажных флигелей высокого художественно-строительного уровня, сгруппированных вокруг двух дворов. Эти постройки представляют самостоятельный интерес, превосходя уровнем решения главное здание. Строгие, хорошо уравновешенные объемы и плоскости фасадов обогащены вставками из красного кирпича, эркерами мягких очертаний, выделенными цветом штукатурки. Дворы, образуемые этими зданиями, – своеобразные интерьеры под открытым небом. За уличными фасадами домов, подобных дому № 4, нередко открывается примечательная, не лишенная острой выразительности архитектура, подобной которой нет в других городах страны. Здесь особенно ощущается постепенное «наращивание» домов, укрупнение их объемов, изменение конфигурации флигелей, усиление значения всевозможных выступающих частей, брандмауэров, крыш, труб… Своеобразную прелесть и остроту имеют различные сочетания невысоких флигелей с брандмауэрами. Такие дворы образуют свой особый мир, лучше всего ощущаемый художниками.

Флигели дома № 4 построены видным представителем модерна архитектором Фридрихом Фридриховичем Постельсом (1873–1960).[254]254
  Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 252. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. С. 1023.


[Закрыть] Самое известное его произведение – доходный дом герцога Н.Н. Лейхтенбергского на Большой Зелениной ул., 28 (1904–1905 гг.), с оригинальным лепным декором и мозаичными панно работы мастерской В.А. Фролова. Строил он и дачи, и промышленные здания, и жилые дома. Корпуса в Эртелевом переулке – один из лучших примеров внутриквартальной застройки в петербургском зодчестве 1910-х гг.

Фасад дворового флигеля дома № 4, арх. Ф.Ф. фон Постельс

Постельс прожил долгую жизнь, завершившуюся в США, где, кстати, жила после революции и дочь Суворина, актриса нью-йоркского театра. Нетрудно заметить, что образное решение дворовых корпусов, построенных Постельсом, отличает совершенно иной уровень эстетического мышления, нежели в соседнем доме Суворина по ул. Чехова, 6.

Когда в 1880 г. дом приобрел А.С. Суворин, по его заказу в 1888 г. один из самых крупных мастеров «русского стиля» в архитектуре Ф.С. Харламов исполнил проект большого каменного дома,[255]255
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4583. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ вв. С. 315. Зодчие Петербурга XIX – начала ХХ вв. С. 1036.


[Закрыть] перед ним стояла задача постройки оригинального здания, отличавшегося от соседних. Обращение Суворина именно к Харламову, по-видимому, не случайно, маститый литератор всегда тяготел к различным проявлениям национального стиля, был убежденным поборником всего истинно русского.

Федор Семенович Харламов построил в Петербурге и его окрестностях множество жилых домов, богаделен, домов призрения, церквей, учебных и медицинских зданий и др. Недалеко от Эртелева переулка в 1877–1880 гг. он возвел большой жилой дом (Литейный пр., 31), также в «русском стиле». Из всех крупных мастеров «русского стиля» в Петербурге он, пожалуй, наиболее плодовитый: строил деревянные особняки и дачи, здания различного назначения, проектировал для других городов. Художник-архитектор, инженер, он нередко работал бесплатно (или, говоря сегодняшним языком, на общественных началах), всегда занимал активную общественную позицию. Городской архитектор Петербурга, академик архитектуры с 1863 г., занимал должности архитектора Университета и многие другие. Вместе с В.А. Гартманом, И.П. Ропетом, Н.Н. Никоновым, И.С. Богомоловым и другими зодчими – поборниками «русского стиля» вошел в группу архитекторов, принявших участие в журнале А.А. Рейнбота «Мотивы русской архитектуры». Всех этих людей объединило желание освоить и применить на практике приемы русского национального зодчества и декоративно-прикладного искусства. Нельзя сказать, что эти приемы и формы не привлекали внимания раньше – достаточно вспомнить великого Баженова. В первой половине XIX в. уже определилось движение за национальную архитектуру, но во второй половине столетия, особенно в 1870 – 1880-е гг., оно приобрело гораздо больший размах и, в значительной степени благодаря кипучей энергии В.В. Стасова, стало важным стимулом для дальнейшего развития искусства.

Поборником «русского стиля» в архитектуре и искусстве выступал также большой его знаток М.П. Мусоргский («я чую все художества»), знавший лично многих зодчих и художников, создавший бессмертный музыкальный памятник – фортепианный цикл, посвященный памяти В.А. Гартмана, но весьма далекий от иллюстративности, – знаменитые «Картинки с выставки». Не только Гартман, но и Ропет, и Харламов, и Богомолов могли узнать в новых звуках волновавшие каждого из них образы, ведь зодчество и музыка – родственные искусства. Ф.С. Харламов был активным пропагандистом нового стиля, в большей степени, чем другие, – практиком-строителем. Размышляя сегодня о судьбах русской архитектуры тех десятилетий, можно прийти к выводу, что постройки этого стиля – возможно, самая интересная и своеобразная, хотя и недооцененная страница в пестрой панораме архитектурной жизни периода эклектики второй половины XIX в.

Явление это, конечно, противоречиво, и по сей день оно вызывает разные толкования, однако лучшие петербургские образы (и дом Суворина, и дом на Литейном пр., 31, можно отнести именно к ним) стали уже хрестоматийными объектами. Эти дома вписались в городскую среду, стали ее заметными композиционными и декоративно-пластическими акцентами. Не всегда, правда, удачными и уместными: построенный Н.П. Басиным на площади Островского собственный дом (1878–1879 гг.) внес явно чуждую ноту в ансамбль К.И. Росси. В другом месте он мог произвести впечатление программной вещи, сказывался свойственный эпохе упадок градостроительного искусства.

В этом отношении творчество Ф.С. Харламова выгодно отличается от проектов и построек некоторых его коллег: дом Суворина, близкий по времени строительства большинству домов на улице Чехова, не стал диссонансом, а наоборот, внес необходимый акцент в несколько однообразную и бесхарактерную застройку улицы, и более того, стал ее украшением. В нем явно ощущаются романтические настроения времени, он напоминает и о движении славянофилов, и о «Могучей кучке», хотя проводить прямые параллели в подобных случаях весьма рискованно. Бесспорно лишь, что этот необычный для Петербурга облик дома – важное явление русской жизни и культуры. Их строители были живыми, увлекающимися людьми, они интересовались историей России, особенно допетровской, фольклором, живописью, а рисунок и акварель всегда под рукой – Ропет и Гартман, например, изобразительным искусством занимались не меньше (а может быть, и больше), чем архитектурным проектированием. Они проявляли особый интерес к теории искусства, к исследованиям, проводившимся в 1870 – 1880-е гг. в результате экспедиций в глубинные русские земли, организованных Академией художеств. Ведь именно тогда были, по существу, заново открыты не только многие памятники национального зодчества, но и рядовая архитектура Севера с ее избами, хозяйственно-бытовыми постройками и т. д. Художники впервые, после долгого перерыва, увидели и ощутили эстетическую ценность этой архитектуры, всего бытового уклада русского человека. То, что делали Харламов и его коллеги, было необходимым звеном в трудном процессе постижения, изучения и внедрения в современную практику древнего искусства, да и вряд ли возможен «неорусский стиль» начала XX в., если бы не поиски зодчих 1870 – 1880-х гг.

Главным становилось осознание национальных корней многовекового русского зодчества. В то же время зодчие, наиболее чутко относившиеся к формированию городской среды (а Харламов был одним из них), строя в «русском стиле», учитывали специфические особенности Петербурга, его непохожесть на Москву. Этот стиль в городе на Неве отличается от того, что строили в Москве и в других городах. Мусоргский говорил о «воспитанном» стиле, т. е. примененном к конкретной градостроительной ситуации, близком существующей архитектурной среде. Блестящими примерами этой градостроительной культуры являются построенные Харламовым за несколько лет до дома Суворина крупные общественные здания – школа и богадельня на Каменноостровском просп., 66, и Петровское купеческое училище на Фонтанке, 62 (1881–1883 гг., при участии архитектора В.И. Токарева). И сегодня можно удивляться великолепному мастерству зодчего в создании рациональных планировочных решений. Широко трактованные планы, взаимосвязи помещений, функциональное зонирование и сегодня поучительны. Не удивительно, что к этому мастеру обратился Суворин с просьбой выполнить проект собственного дома. Подобные объемно-планировочные решения, конечно же, выше временных рамок, стилей и направлений. Зодчие «русского стиля», как и композиторы «Могучей кучки», вовсе не были ниспровергателями классических традиций, они были против академических догм, штампов, уже ничего общего с подлинной классикой не имевших. Они пытались (достижения композиторов гораздо выше по многим причинам, но это – за пределами очерка) противостоять обезличивающей эклектике, заполонившей всю Европу и Россию. Наконец, произведения «русского стиля» (и те, которые возводились мастерами этого стиля вне его рамок, например два крупных здания Харламова) ярко индивидуального облика – дом Суворина не имеет аналогов в Петербурге, он отличается от построек Басина, Богомолова и др., хотя и входит в общую группу. В то же время бесчисленные дома в стиле обычной эклектики, пусть даже самые добротные, – безлики.

Ф.С. Харламов, как и ряд других зодчих, относится к той плеяде, которая шла за А.М. Горностаевым, по мнению В.В. Стасова, деятелем демократического направления в архитектуре «русского стиля» – в противовес ложнорусскому стилю К.А. Тона. Приемы свободной планировки, обусловленной планом и размерами участка, освоенные ими в многочисленных проектах деревянных домов, дали хорошую школу зодчим – впоследствии, строя доходные дома, они становились новаторами именно в планировочных решениях (богадельня и Петровское училище…), а не в декоре фасадов. Декоративные мотивы «русского стиля» на плоских фасадах больших доходных домов Петербурга часто бывали малоорганичными, являясь лишь «нарядом» дома, за которым скрывался обычный для эклектики дом с двором-колодцем. В доме Суворина иное: не очень большой объем дома на тихой неширокой улице позволил более внимательно проработать пластическое и декоративное решение и силуэт. Харламов проектировал дом как программную вещь, которая своим неординарным обликом должна соответствовать незаурядной личности будущего хозяина – глубоко русского человека со всеми характерными особенностями национального характера.

Не так легко назвать другого человека той эпохи, столь полно сконцентрировавшего в себе самые разные, даже, казалось бы, трудносовместимые черты, такие, как редкую талантливость, хитрость, предпринимательскую хватку, определенную узость взглядов, широту души, страсть к обогащению, одновременно к полезной, созидательной работе, умение приспосабливаться к обстоятельствам и… бунтовать против общепринятого порядка вещей. Многие самые смелые революционные демократы и его современники могли бы позавидовать необычайно смелой, острой критике основ самодержавно-полицейского режима, о которой, впрочем, знали очень немногие. Харламов должен был знать будущего заказчика (они были почти одногодки) и понимать его, ведь трудно представить себе иное жилище Суворина, чем этот дом, навсегда слитый с памятью о нем.

О Харламове напоминают несохранившиеся церкви Св. Ильи в Знаменке, Александрийская на Лермонтовском просп, 51, церковь при Покровской общине сестер милосердия в самом конце Большого проспекта на Васильевском острове и многое другое.

Дом Суворина – последняя значительная постройка зодчего, в феврале 1889 г. он скончался, и газета «Новое время» откликнулась некрологом. Завершением строительства руководил сын – архитектор В.Ф. Харламов, внесший некоторые изменения в облик фасада. В.Ф. Харламов также работал в «русском стиле» (церковь Петра Митрополита в Ульянке, 1887 г., не сохранилась). Дом Суворина – яркий образец «русского стиля», важнейшего направления в отечественной архитектуре периода эклектики. В нем развивались различные тенденции – официальные и демократические, выразителями которых были В.В. Стасов и зодчие А.М. Горностаев, И.П. Ропет, В.А. Гартман. «Русский стиль» ориентировался на отечественное национально-художественное наследие, особенно на композиционные приемы и формы московского и ярославского зодчества и декоративно-прикладного искусства.

За декоративным убранством фасада дома Суворина нетрудно увидеть рациональную объемно-планировочную структуру петербургского жилого дома с набором разнообразных по площади и конфигурации помещений. Это здание – яркий цветовой и декоративно-пластический акцент в застройке переулка и ближайших улиц. Свободной компоновкой элементов фасадов, выразительным, развитым силуэтом дом напоминает старинный русский терем, в котором, по представлению владельца, воплощался дух России. Харламов удачно использовал в оформлении фасадов декоративные возможности облицовочного кирпича, его преимущества перед недолговечной штукатуркой, то есть приемы получившего широкое распространение в Петербурге «кирпичного стиля», ведущими мастерами которого были архитекторы В.А. Шретер и И.С. Китнер.

Для построек «кирпичного стиля» характерен отказ от традиционных форм и приемов оформления фасадов. Облицовка высококачественным кирпичом рассматривалась как наиболее рациональный и эффективный способ отделки фасадов и получения декоративного эффекта. Опытному зодчему Харламову удалось, несмотря на обилие пластических и декоративных элементов, достичь определенной цельности и образной выразительности, монументальности. Плотный резной декор, окна, сгруппированные по два, солидные балконы, кокошники, колонки, шатры, арочки напоминают каменное узорочье XVII в., образцы древнерусского прикладного искусства. Эти элементы встречаются в доходных домах, особняках, общественных зданиях, культовых сооружениях той поры.

Четырехэтажное, с двумя шатрами, здание в Эртелевом переулке имеет немного аналогов в петербургском зодчестве. Это некоторые постройки епархиального архитектора Н.Н. Никонова (ул. Достоевского, 38; Колокольная ул., 11; Боровая ул., 52, и др.).

Ф.С. Харламова, как и других мастеров «русского стиля», ценили за талант, трудолюбие, отзывчивость, за активную общественную позицию. Через два года после его кончины, в 1891 г., техник-строитель А. Друкер выполнил небольшие внутренние перестройки, сделал перекрытия по сводам в подвалах, он работал у Сувориных до 1897 г.

В 1900 и 1903 гг. Алексей Сергеевич привлек к работам по своему дому выдающегося мастера «русского стиля» профессора В.А. Косякова,[256]256
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4583.


[Закрыть] строившего в ту пору Морской собор в Кронштадте. Василий Антонович Косяков пристроил флигель над проездом во двор, а над аркой входа объединил два узких окна в одно широкое, что внесло новый штрих в облик дома. Этот талантливый зодчий и обаятельный человек стал своим в доме Суворина, очевидно, что его основательность, глубокая порядочность, целеустремленность, необыкновенное трудолюбие и приверженность «русскому стилю» импонировали Суворину.

К памятникам «кирпичного стиля» можно с полным правом отнести и дом № 8. Четырехэтажный, украшенный кирпичным орнаментом и причудливыми окнами верхнего этажа, он появился в 1861–1863 гг., когда проживавший в этом доме академик архитектуры К.Ф. Мюллер на месте построек начала XIX в. выстроил четырехэтажный дом для основателя и владельца экипажного магазина К.М. Неллиса.[257]257
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4585. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ в. С. 224.


[Закрыть] Сам же магазин (одноэтажный дом № 10) построен в 1866 г. по проекту необычайно деятельного (даже по тем временам) и разностороннего зодчего Василия Федоровича Геккера (1828–1902),[258]258
  Там же. С. 89.


[Закрыть] построившего в городе, пожалуй, не меньшее количество зданий, чем Н.П. Гребенка.

Дома по правой стороне, за исключением уже упомянутого дома № 3, значительно скромнее по своему архитектурному убранству. Таков дом № 5, четырехэтажный, с отреставрированным фасадом бежевого цвета, на высоких подвалах. Над окнами первого этажа – замковые камни, над окнами второго, через одно, – сандрики, окна третьего этажа оформлены «полотенцами» со стреловидными завершениями. Фасад разнообразит размещенный на уровне второго этажа балкон на гранитных консолях с чугунной решеткой. Этот доходный дом, на месте двухэтажного ранней постройки здания, получил свое современное оформление в 1854–1856 гг., когда его по заказу отставного гвардии полковника М.Н. Ханыкова расширил архитектор Карл Федорович Мюллер (1827–1897).[259]259
  Там же. С. 53.


[Закрыть] Еще один кирпичной постройки флигель расположен в глубине двора.

Семиэтажный дом № 7 приобрел современный вид в 1910–1911 гг., когда трехэтажное здание надстроили четырьмя этажами по проекту техника Леона Вильгельмовича Богусского,[260]260
  ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102. Д. 4586. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ в. С. 213.


[Закрыть] руководителя строительной конторы Товарищества «Фасси и Богусский». Поражают его необыкновенная творческая активность и плодовитость. В справочнике «Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала ХХ веков» содержится информация о 52 доходных домах, возведенных или перестроенных по его проектам. Фасад же дома на улице Чехова, выкрашенный в светло-коричневый цвет, со светло-розовым первым этажом (эта окраска произведена размещенным здесь салоном), украшают два полукруглых эркера по бокам на уровне 4-го и 5-го этажей, замковые камни над окнами 2-го этажа и сандрики – над окнами третьего. В центре 3-го этажа помещен балкон на чугунных консолях, на него выходит окно-дверь, оформленное пилястрами коринфского ордера и треугольным фронтоном.

В 1872–1873 гг. видный инженер и архитектор Иван Александрович Мерц (1834–1876) построил четырехэтажный особняк А.И. Языкова (дом № 9) с изящным, хорошо прорисованным фасадом, в узких простенках которого использован красный кирпич. Первый этаж дома обработан рустом «под шубу». Рустовка оформляет также углы здания и простенки между окнами.

Окна второго этажа архитектор украсил полуциркульными сандриками; окна третьего этажа напротив – прямоугольными сандриками и замковыми камнями. Замковые камни размещены и над окнами 4-го этажа.

Как первым подметил А.С. Дубин, на «фасаде дома виден вензель из двух переплетенных букв, читаемый с трудом. Только зная, что во время постройки дома в 1873 г. его владельцем был присяжный поверенный Александр Иванович Языков, можно понять, что это буквы А и Я – его инициалы».[261]261
  Дубин А.С. По петербургским адресам. С. 150.


[Закрыть] Проживший короткую жизнь, Мерц отличался кипучей энергией, активной гражданской позицией, много строил, занимался вопросами городского благоустройства, пользовался высоким авторитетом. Много работал, как говорили еще недавно, на общественных началах. Женатый на внучке знаменитого Кулибина, Мерц был тесно связан с множеством деятелей русской культуры и науки. Из многих его произведений наиболее известна водонапорная башня на Шпалерной улице (1859–1863 гг.).