Текст книги "Москва тюремная"

Тюрьма Матросская Тишина, спецблок, ИЗ № 99/1
«Бандит»

Не убивай.

Ветхий Завет

1. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, – наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет.

2. Убийство:

а) двух и более лиц;

б) лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга;

в) лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника;

г) женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности;

д) совершенное с особой жестокостью;

е) совершенное общеопасным способом;

ж) совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой;

з) из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом;

и) из хулиганских побуждений;

к) с целью сокрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями хулиганского характера;

л) по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести;

м) в целях использования органов или тканей потерпевшего;

н) совершенное неоднократно, – наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы.

Статья 105 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Жертвы требуют искусства.

От ненужного человека можно избавиться множеством способов: удушить шнурком, взорвать в автомобиле, закопать живьем, столкнуть в шахту лифта, в конце концов – банально пристрелить в подъезде.

Убить-то несложно, но главное – не оставить при этом никаких следов. Грамотно просчитанное и исполненное убийство – все равно что из высшей математики.

Кто-кто, а Олег Нелюбин, один из лидеров самой беспредельной в Москве курганской оргпреступной группировки, знал это наверняка…

…Бывает часто: хочешь стать астрономом, а становишься фрезеровщиком; мечтаешь смотреть на жизнь из-под лакированного козырька милицейской фуражки, а наблюдаешь за людьми сквозь оптический прицел киллерского карабина; пытаешься писать книги, а в итоге стоишь на колхозном рынке и продаешь населению червивую картошку…

В детстве Нелюбин мечтал стать ученым в области теоретической математики. Он хорошо успевал в точных науках, блестяще решал учебные уравнения любой сложности, занимал призовые места на областных олимпиадах, и его фотография украшала стенд «Ими гордится школа»… Холодная магия чисел, точный расчет погрешностей, вдумчивый анализ уравнений со многими неизвестными, в ходе которого тупиковые варианты постепенно отбрасываются, оставляя единственно верное решение, – все это приносило ему почти физическое удовлетворение.

Олег чувствовал призвание: хотелось заниматься интегралами, дифференциалами, просчитывать алгоритмы, искать и находить стройные закономерности в хаотичных на первый взгляд нагромождениях цифр… Он пытался поступить на математический в столичный университет, но, завалив сочинение, был вынужден стать студентом факультета физвоспитания в пединституте родного Кургана. Спорт был запасным вариантом: еще в юношеской секции по борьбе тренер предрекал молодому человеку блестящую карьеру на помосте. Беззаботные годы студенчества пролетели как один день, и в 1988 году молодой специалист Олег Николаевич Нелюбин получил направление на должность преподавателя физвоспитания в одну из курганских средних школ, где честно отработал положенные по распределению два года.

Как ни странно, но из рутинной работы школьного учителя будущий бандит почерпнул немало. Став классным руководителем в одном из старших классов, Олег Николаевич быстро усвоил нелегкую науку манипулирования мнением коллектива: вовремя направлять внимание на себя, подыгрывать самолюбию лидеров, незаметно внедрять полезные для себя идеи… Научился быть жестким, когда это необходимо, и мягким, когда это выгодно, но всегда, во всех ситуациях сохранял безоговорочный авторитет и репутацию справедливого педагога.

Однако любовь к точному анализу осталась. Умение математически просчитать любую ситуацию в свое время возвысила Нелюбина, сделав его одним из некоронованных королей бандитской Москвы. Но ошибки в решениях криминальных уравнений столицы, где практически все величины отрицательны, числа условны, а неизвестных куда больше, чем известных, в конце концов низвергли его в общую камеру № 115 корпуса № 1 столичного следственного изолятора 48/1 Матросская Тишина…

* * *

До подъема оставалось еще часа полтора, и арестант, проснувшись внезапно, открыл глаза, осмотрелся и понял – этим утром он уже наверняка не заснет.

Он знал: жить ему осталось не больше суток. Сегодня, максимум завтра его должны убить. Ситуация была просчитана им, как обычное линейное уравнение с тремя неизвестными, в которой единственно известной величиной был только он, Олег Нелюбин.

В зарешеченные окна тюремной камеры втекало раннее январское утро. Полумрак, еще недавно висевший над рядами шконок, уже стелился внизу, по выщербленному полу, между трехэтажными нарами со сбитым бельем, над грязными шлепанцами со стоптанными задниками, над буреющими комками несвежих носков обитателей «хаты».

Арестант был уверен: будущий убийца тут, в камере номер сто пятнадцать. Один из семидесяти пяти. Хотя убийц может быть двое или трое… Впрочем, так же как и заказчиков. Однако ни двойка или тройка, стоящие в делителе, ни делимое семьдесят пять никоим образом не изменят частного, итога арифметического действия. Потому что в частном должна получиться единица, один труп.

Его, Олега Нелюбина…

Перевернувшись на спину, заключенный уставился в потолок. Выхода не было. Арестант ощущал в себе запредельное состояние изнеможения, пассивного смирения перед неизбежной гибелью, и даже усилия к собственному спасению, противоречащие всеподчиняющей логике, становились враждебны… Это было подобно смертельному наркозу засыпающего на морозе: стремительное течение несет к неминуемой развязке, истрачены вера и воля, и в мозгу обреченного лишь слабо пульсирует: «Будь что будет…»

Но ведь еще несколько дней назад Нелюбин твердо знал, что именно может его спасти! И он сделал для своего спасения все, что можно, пообещав следователю рассказать, кто же незримо стоял все эти годы за курганской оргпреступной структурой… Результат оказался прямо противоположным ожидаемому: сразу же после беседы со следаком арестанта перевели со «спеца», режимного корпуса № 9, некогда принадлежавшего КГБ, сюда, в эмвэдэшный корпус № 1. Перевели, чтобы он уже никогда никому ничего не сказал.

Арестант невидящим взглядом смотрел в причудливо изогнутую трещину потолка, вспоминал, воскрешая в памяти давно забытое, пытался отыскать хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы его спасти. Искал – и не находил…

* * *

Криминальные сливки провинций всегда стекались в Москву. Так было всегда и так будет впредь – большинство теневых хозяев столицы, бывших и нынешних, люди залетные, пришлые. Почитаемый традиционным криминалитетом законник Шурик Захар, он же Захаров, родился в Беларуси, в небольшом курортном поселке Сосновка, что на Витебщине. Еще один законник, Сергей Шевкуненко, известный как Шеф и Артист (в юности сыгравший главные роли в фильмах «Кортик», «Бронзовая птица» и «Золотая речка»), переехал в столицу с Украины. Известный жулик Сергей Липчанский, Сибиряк, родился на рабочей окраине Братска. Один из создателей солнцевско-ореховской империи, Сергей Иванович Тимофеев (он же Сильвестр, Серж Новгородский и Иваныч), был уроженцем небольшой деревушки Клин, что на Новгородчине…

Именно с Сильвестром и связывают появление в Москве курганских. Такого мнения придерживается и ореховская братва, ставшая ревностным свидетелем приближения к Тимофееву никому не известных пацанов из маленького провинциального городка и их неожиданного взлета. Так считают и извечные оппоненты братвы – Генпрокуратура, РУБОП, МУР и ФСБ. Устойчивая связка «Сильвестр – курганские» и ныне воспринимается как данность, как сухая строка служебно-аналитического документа, но почему-то никто не задавал себе естественых вопросов: «как?», «почему?», «кому выгодно?».

В начале девяностых годов не было в Москве человека, который бы не слышал о Серже Новгородском. За короткое время бывшему колхозному бульдозеристу, обладавшему несгибаемой волей и выдающимися организаторскими способностями, удалось сколотить одну из сильнейших оргпреступных структур России. В то время в распоряжении Тимофеева была огромная, отлично организованная и хорошо разветвленная структура: почти весь Юго-Запад столицы находился в его безраздельном подчинении. Не было недостатка и в исполнителях: для решения серьезных проблем Иваныч прибегал к помощи измайловцев, таганцев и перовцев. Плюс – фантастические суммы, которые умный Сильвестр потихоньку запускал в легальный бизнес. Плюс – связи в Генпрокуратуре, Центральном аппарате МВД и, что немаловажно, среди генералитета службы безопасности.

Зачем всемогущему мафиози понадобились провинциальные отморозки, готовые за сравнительно небольшие деньги воевать с кем угодно и какими угодно способами?

Может быть, выбор пал на курганских лишь потому, что они не имели устойчивых связей среди столичного криминалитета и потому выглядели легкоуправляемыми?

Возможно. Но тогда почему выбор Тимофеева пал именно на эту «бригаду», а не на какую-нибудь другую? В то время в столицу слетелось немало представителей «организованной спортивности» с периферии: красноярцы, воркутинцы, хабаровчане, архангельцы, тамбовцы, нижнетагильцы…

Кто, зачем, под каким предлогом свел всемогущего Иваныча с доселе никому не известными отморозками, занимавшимися в Москве мелким вымогательством да выбиванием долгов?

Почему он безоговорочно доверился этим людям?

Уже после смерти Сильвестра в криминальных кругах смутно муссировались слухи о его контактах с представителями правоохранительных органов и прокуратуры, и, в частности, со спецслужбами.

Среди множества мнений о появлении в столице курганцев есть и такое: мол, спецслужбы предложили Тимофееву какую-то свою игру, в которой Сильвестру отводилась клетка ферзя, а курганцам – роль ударной пешки. Возможно, ничего не подозревавший Сильвестр согласился, а когда все понял, было уже поздно? И тогда пешкой пришлось пожертвовать…

(Авторы имеют собственную версию становления в Москве курганской оргпреступной группировки, основанную на документах, конфиденциальных свидетельствах некоторых очевидцев и, в частности, самого Олега Нелюбина. Однако по настойчивому требованию определенных структур вынуждены отказаться от ее изложения.)

… Нелюбин отлично помнит свою первую встречу с Сергеем Тимофеевым. На дворе шумел бурный 1991 год: попытка государственного переворота, отставка Горбачева, распад Союза… Мир бандитской Москвы также перетерпел немало потрясений: криминальный передел столичной собственности только-только набирал обороты, и первые соискатели роли «крестных отцов» уже сошли с дистанции, став жертвами киллерских отстрелов, междоусобиц и милицейских репрессий.

Та «стрелка» с Сильвестром была назначена в ресторане «Орехово», который с конца семидесятых опекался юго-западной братвой.

Нелюбин, стыдясь своего провинциального вида и мятых брюк, прибыл на встречу чуть раньше – чтобы высокопоставленный мафиози не видел, что гость приехал не на собственной машине, а на такси. Вместе с Олегом в «Орехово» отправилось двое качков: не ради охраны и престижа, а исключительно для моральной поддержки – с мафиози калибра Тимофеева сталкиваться Олегу еще не приходилось.

Тогда Сильвестр только что откинулся из Бутырки, куда попал вместе с Михайловым, Люстрановым, Асташкиным и Артемовым. Из всех задержанных серьезно пострадал лишь Иваныч – суд приговорил его к трем годам лишения свободы на усиленном режиме, но время, проведенное в следственном изоляторе, было зачтено в отбытый срок.

В «Орехове» Тимофеев держался с молодым провинциалом приветливо и доброжелательно, но дистанцию тем не менее определил сразу. После неизбежных общих фраз Сильвестр, отослав охрану, предложил Нелюбину переговорить с глазу на глаз.

Мафиози был краток и деловит.

Мол, за то время, что он находился под следствием, в Москве слишком многое изменилось. Во-первых, появились чужаки, которых в столицу никто не звал, в частности – слишком много кавказцев (при упоминании о последних Сильвестр недовольно поморщился). Во-вторых, солнцевско-ореховские структуры постепенно расширяют сферу деятельности, переходя к легальному бизнесу. И это естественно: теперь можно неплохо зарабатывать, не обращаясь к криминалу напрямую, к тому же и не так хлопотно…

«Но действуя легально, мы иногда сталкиваемся с откровенными негодяями. И воевать с ними нам не всегда удобно», – заключил Тимофеев и внимательно, испытующе взглянул на собеседника – мол, правильно ли тот воспринял последние слова?

Нелюбин, аналитик по натуре, все понял правильно, а поняв, предугадал следующий вопрос.

Воевать с конкурентами собственными силами ореховским невыгодно. Во-первых, в случае войны с соперничающей структурой любой бизнес (а легальный – особенно!) мгновенно сворачивается. Все доходы, все силы идут только на войну. Во-вторых, в криминальных войнах оппоненты часто и с удовольствием валят друг друга. Массовый завал на «стрелках» рядовых исполнителей чреват глухим брожением. И брожение это рано или поздно выльется в предъяву: «Чего ради старшие столько пацанов завалили?» Что, в свою очередь, может закончиться внутриклановым расколом. В-третьих, разборки неминуемо привлекут к себе внимание правоохранительных органов, и ответные репрессии не заставят себя долго ждать.

Слова Сильвестра «воевать с ними нам не совсем удобно» таили в себе скрытый смысл: курганцам было предложено стать пушечным мясом. Лидер ореховских нуждался в бригаде послушных исполнителей, готовых по команде «фас» порвать на части кого угодно. И чем беспредельней были эти исполнители, чем большего страху они нагоняли, тем было лучше для Иваныча.

«Мы внимательно следили за вашими пацанами, – продолжал Сильвестр. – Вы нам понравились. К тому же в Москве о вас никому ничего не известно, в ментовских картотеках вы не засвечены… И не будете засвечены, если по дурости не запалитесь. Чем вы теперь занимаетесь? На барыг наезжаете, за должниками гоняетесь, мелких лохов на части рвете? – Тимофеев испытующе взглянул на собеседника и, помедлив, сделал конкретное предложение: – Если бы мы работали вместе, это было бы выгодно и для нас, и для вас. Давай договоримся: ты сейчас мне не отвечай, подумай над моим предложением. Через пару дней еще раз встретимся, и тогда дашь ответ. Если скажешь „нет“ – расходимся краями: на наши дальнейшие отношения твой ответ не повлияет, в любой момент обращайся. Если „да“ – поговорим более детально. Увидишь – ни ты, ни твои пацаны не пожалеют…»

Олег отлично понимал: предложение Сильвестра влиться в ореховско-солнцевскую империю давало курганским шанс окончательно закрепиться в столице. К тому же сам факт сотрудничества с крупнейшим столичным мафиози существенно поднимал акции провинциалов. Это был шанс, который грешно было бы не использовать.

Они встретились через три дня, и Нелюбин, естественно, сказал «да».

И вскоре в столице вовсю заговорили о курганских. Говорили все больше шепотом и с оглядкой – такой ужас наводила эта группировка.

С самого начала за провинциальными бандитами закрепилась стойкая репутация отморозков, притом не только у ментов и бизнесменов, но и у столичной братвы. Для воров старой, «нэпманской» закалки слово «курганцы» стало синонимом понятия «беспредел».

«Бригада» Нелюбина охотно подписывалась под самую грязную работу: вооруженные разборки, наезды со стрельбой и убийствами, похищения детей бизнесменов с целью последующего выкупа, завалы впавших в немилость авторитетов уровня ниже среднего, заказные убийства слишком принципиальных оперативников и следователей. Работали они нагло и дерзко, и потому даже столичная братва быстро поняла, что с этими людьми следует считаться. Нелюбин, выполнявший у курганцев роль аналитика, грамотно просчитывал возможные последствия, планировал акции по ликвидации, умело маскировался, часто направлял ментов по ложному следу, и потому курганцы долгое время не воспринимались серьезно ни МУРом, ни вновь созданным РУОПом.

Это была первая в России структура, действующая по гангстерскому принципу. Воровская идея, блатные «понятия» – на такие вещи беспредельщики смотрели как на анахронизм.

«Все эти синие блатюки – эпоха ретро, – объявил своим пацанам Нелюбин. – Эпоха татуированной России закончилась. Теперь наступили другие времена…»

Курганские не считались ни с какими авторитетами. Им было все равно, кто перед ними: патентованный вор в законе или обыкновенный «пехотинец», владелец крупного банка или хозяин привокзального ларька, не в меру дотошный оперативник МУРа или беременная женщина… Автомат Калашникова, противопехотная граната, взрывное устройство уравнивали шансы всех.

Подвиги провинциальных беспредельщиков быстро обрастали домыслами и легендами. Цель была достигнута – вскоре при одном лишь упоминании об этой ОПГ у недругов кровь стыла в жилах.

Неожиданно у курганских появился сильный козырь: к структуре примкнул бежавший из Ульяновского лагеря Александр Викторович Солоник, также уроженец Кургана – бывший милиционер, бывший гробокопатель, осужденный за изнасилование. Солоник, умевший фантастически метко стрелять, снискал репутацию настоящего виртуоза заказухи. Уже в те времена ходили смутные слухи о якобы причастности российских спецслужб к появлению на криминальной арене этой загадочной фигуры. Однако никто, в том числе и Нелюбин, не могли ни подтвердить это, ни опровергнуть. Как бы то ни было, но Саша Македонский (тогдашняя кличка Солоника) поднял акции курганских на несколько порядков. Классическое по исполнению убийство Солоником законника Валерия Длугача (Глобуса) рядом с дискотекой «У ЛИС'Са», безжалостный расстрел бауманского авторитета Бобона и его телохранителя Глодина (бригады Глобуса и союзные с ними бауманцы, которыми руководил Бобон, крыли ночной клуб «Арлекино», на который вроде бы претендовал Сильвестр) свидетельствовали: с выходом на арену курганских в истории криминальной Москвы началась кровавая эпоха «полного беспредела».

Однако роль «карманной бригады» явно не устраивала лидеров курганских. Олег, детально проанализировав ситуацию, понял, что беспредельщиков, погрязших в кровавых разборках, рано или поздно сдадут в качестве козлов отпущения. И сдаст, скорее всего, не сам Сергей Иванович, который наверняка не подозревает об отведенной ему незавидной роли, а те, кто все это время находились за кадром и организовали связку «Сильвестр – курганские»…

Наверняка понимал это не он один. И потому в сентябре 1994 года произошло то, что и должно было произойти: на паркинге рядом с акционерным коммерческим банком «Барн» был взорван шестисотый «мерс» Сильвестра вместе с самим владельцем. Заряд, эквивалентный 500 граммам тротила, был настолько силен, что корпус мобильного телефона отбросило на десяток метров. От некоронованного короля Москвы остался обугленный костяк. Труп теневого хозяина столицы идентифицировали по зубным протезам…

ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С В.А., В НЕДАЛЕКОМ ПРОШЛОМ – ОДНИМ ИЗ КРИМИНАЛЬНЫХ АВТОРИТЕТОВ МОСКВЫ, НЫНЕ ПРЕУСПЕВАЮЩИМ БИЗНЕСМЕНОМ (по просьбе собеседника авторы не называют его фамилию)

– Все говорят, что курганских этих Серж Новгородский, Сильвестр в Москве приветил. И концы вроде бы сходятся…

Сильвестр к концу жизни все плотней и плотней подсаживался на беспредел, его даже иногда так и называли – Сережа-Беспредел. Кстати, был случай, о котором мало кто знает: кавказские воры, да не «апельсины», а натуральные жулики, его даже опустить хотели, хотя наказание х…м всегда считалось для авторитетного человека блядским поступком… Ну, хорошо, скажу, кто именно и за что, но ты не пиши, ладно? (ФРАГМЕНТ БЕСЕДЫ ВЫРЕЗАН ПО ПРОСЬБЕ СОБЕСЕДНИКА. – Авт.) Тогда в Орехово большая война начиналась, и Сильвестр перестал своим доверять. Да и из чужих на него многие зуб имели, и было за что. У него вообще что-то типа мании преследования развилось. Охрана у Сильвестра была – владивостокские пацаны, а ударная группа, исполнители – курганцы. Нелюбин за аналитика, организатора считался. Репутация у курганских уже тогда хреновая была, хуже не бывает. Беспредельщики, отморозки – за любую черновую работу брались, как с бауманскими или уже попозже, после смерти Сильвестра, с коптевскими. Курганским лишь «фас» скажи – на части порвут. Ну, ты, в общем, в курсах…

А потом с курганскими у Сержа что-то не заладилось.

То ли они свою силу почувствовали, то ли решили благодетеля кинуть, но только Сильвестра, как ты сам знаешь, в собственном «мерсе» на 3-й Тверской-Ямской взорвали.

А затем курганские и его заместителей вальнули, Дракона и Культика. Наверное, знали слишком многое…

Кто заказал и за что исполнили?

Пацаны потом мусоров прикормленных подпрягли, чтобы пробили, как и что, и те выдали: мол, ихняя «наружка» сообщила, что в тот банк, где у Сильвестра нефтяной интерес был, он приехал с водителем и с Нелюбиным, курганским. Серж в офис двинулся, а Нелюбин несколько минут в «мерсе» посидел и быстро вышел. У владивостокских, которые Сильвестра охраняли, спрашиваем: был там Олежка или нет? Нелюбин-то – фигура приметная. Диктофончик-то свой выключи на минуту… (ФРАГМЕНТ БЕСЕДЫ ВЫРЕЗАН ПО ПРОСЬБЕ СОБЕСЕДНИКА. – Авт.) Только вот что я тебе скажу – хочешь верь, хочешь не верь: такие отморозки, как курганские, на руку прежде всего РУОПу. Почему?

Очень просто: беспредел всегда выгоден мусорам. Так почему бы им самим беспредел не спровоцировать, не организовать, чтобы потом всех закрыть? Вон, на каждом углу кричат: «Белая стрела», «Белая стрела» – мол, организация какая-то, то ли ментовская, то ли конторская, которая авторитетных людей валит. А мне кажется, что «Белая стрела» ничто в сравнении с курганскими. Сколько они людей положили: Наум, Роспись, говорят, что и Каратаева, ну, боксера знаменитого, тоже они вальнули… А потом, когда они свое дело сделали и шороху на Москве навели, сам Черномор (ЧЕРНОМЫРДИН. – Авт.) их закрыть приказал. А менты и контора под шумок остальную братву пошустрили. Мы уже даже так прикинули: может быть, курганских не только Сильвестр, но и ФСБ с РУОПом в Москве прописал? А Иваныча просто использовали, чтобы потом кинуть…

(ПУБЛИКУЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ РЕЧЕВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ СОБЕСЕДНИКА.)

Уже потом стало известно, каким образом в тщательно охраняемый «мерс» некоронованного короля столичного криминалитета подложили радиоуправляемое взрывное устройство. Это сделали за день до убийства, на автомойке, которую крышевали курганцы. Ни милиция, ни спецслужбы, которые занимались расследованием покушения параллельно, естественно, не обнаружили никаких следов – как, собственно, и планировал Олег Нелюбин.

Смерть Сильвестра полностью развязала отморозкам руки. У них больше не было номинального хозяина, и ниша, которую провинциалы заняли в криминальной структуре столицы, оказалась настолько стабильной, что бригада занялась собственными делами без оглядки на авторитетов.

Впрочем, лишь лидеры группировки – Олег Нелюбин, Андрей Колигов, Павел Зелянин, Виктор К. (ФАМИЛИЯ ПОСЛЕДНЕГО НЕ УКАЗЫВАЕТСЯ ПО ПРОСЬБЕ ОРГАНОВ МВД. – Авт.) и, может быть, еще Александр Солоник, знали: стабильность определяется не только имиджем на все готовых беспредельщиков, не только принадлежностью к группировке великого и ужасного Саши Македонского, одно имя которого внушало страх всем – от последнего «быка» до заслуженного вора в законе. Часто бывало и так: достаточно было привести на «стрелку» с оппонентами Солоника и представить его конкурирующей братве, чтобы все спорные вопросы завершились в пользу курганских.

Стабильность достигалась факторами, о которых лидеры группировки предпочитали не распространяться. Свидетелей санкционированных контактов курганских бандитов со спецслужбами не было, и Сильвестр – единственный человек, могущий пролить свет на ситуацию, – давно уже покоился под роскошным памятником на Новохованском кладбище Москвы.

На сам факт существования оргпреступной группировки по-прежнему сознательно закрывали глаза, их не трогали, тогда как репрессии вновь созданного РУОПа постоянно прорежали ряды конкурентов, порождая у соперничащей братвы естественное недоумение.

Правда, в начале октября на Петровско-Разумовском рынке столицы произошла перестрелка, в ходе которой был ранен и арестован Александр Солоник. Лежа на больничной койке последнего этажа «двадцатки» (московской горбольницы № 20, куда обычно свозят бандитов, пострадавших на «стрелках» или при задержаниях), Саша Македонский, чувствуя за спиной холодное дыхание смерти, давал первые показания – он признался в убийстве Глобуса, Бобона, Ишина, Причинина, непонятно для чего повесил на себя смерть известного законника Юрия Никифорова, более известного как Калина…

Но курганских эти показания почти не касались – Солоник ни словом не обмолвился о связях с этой структурой.

ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С В. А.:

–… Насчет Солоника ничего сказать не могу. Приходилось слышать, что к курганским его грамотно внедрили. Может, правда, может, нет. Но прикинь сам: если это в натуре так, не те ли его к курганским внедрили, кто самих курганских на Москве прописал?..

Относительно стабильное положение и осутствие прессинга со стороны ментов позволило лидерам заняться проблемами реорганизации.

Реорганизация началась с кадровых вопросов – под знамена курганской бригады рекрутировалось немало новых «быков». В 1995 году бригада оставалась «курганской» лишь номинально: большую половину «пехоты» составляли уроженцы Архангельска. Вообще, архангельская братва протоптала дорожку в столицу еще в 1993 году, когда Сильвестр вызвал с Севера братьев Браунов – их прочили в столичные авторитеты. Однако уже спустя месяц братишек покрошили в мелкую капусту из автоматов Калашникова. Произошло это в лифте дома на Мосфильмовской. По слухам, это сделал Бобон в отместку за смерть своего компаньона Глобуса.

Курировать новобранцев с Севера Нелюбин предусмотрительно поручил Павлу Зелянину. Олег, который отлично видел удельный вес каждого, понимал – лучше Зелянина, кстати, уроженца Архангельска, этого не сделает никто.

Порядки в структуре значительно отличались от тех, что устоялись в большинстве московских и подмосковных ОПГ с начала девяностых. Рядовые исполнители, именуемые обычно «пехотинцами», или «быками», сидели на твердом окладе – от тысячи до полутора тысяч долларов в месяц. «Звеньевые» имели около трех тысяч долларов, «бригадиры» – до десяти тысяч… О доходах же лидеров не знал никто, кроме них самих.

Ощущение собственного всемогущества, способность внушать страх, безнаказанность, а главное, мир больших денег неузнаваемо изменили Нелюбина. Теперь вряд ли кто-нибудь из курганских знакомых узнал бы в этом крепко сбитом вальяжном мужчине недавнего скромного учителя физкультуры. Костюмы от Версаче, туфли от Кардена, несколько роскошных навороченных тачек, среди которых длинный белоснежный «Линкольн Таун-Кар» считался «рабочей» машиной, частые поездки за границу, красивые длинноногие бляди, которых Олег менял, как перчатки – все это, так же как и неравномерное распределение доходов, вызывало среди рядовых «быков», этих пролетариев от криминала, глухое брожение. Любое недовольство гасилось в зародыше: несколько «пехотинцев», попытавшихся «предъявить», были приглашены в лес «пострелять по мишеням»; несколько других получили приглашение порыбачить; кто-то был срочно вызван якобы на «терку» с несговорчивым бизнесменом или на «стрелку» с конкурентами…

Подмосковные карьеры, глухой лесок в районе Рижского шоссе да заброшенные ямы для гашения извести стали для таких местом последнего пристанища. Зачастую Нелюбин приказывал провести ликвидацию друзьям впавшего в немилость «быка». Бывший классный руководитель отлично понимал, что такое круговая порука.

Дисциплине в группировке наверняка позавидовал бы командир элитной воинской части. Неисполнение приказа, крысятничество, наркомания, даже обычное пьянство карались безжалостно и жестоко. Ослушание расценивалось как предательство. Приказ никогда не повторялся дважды: или быстрое и точное исполнение, или столь же быстрая смерть.

По выходным лидеры выбирались на подмосковный стадион, поиграть с пацанами в футбол. После игры старшие, как правило, устраивали нечто вроде производственного совещания, корректируя планы на будущее. Неприглашение «на футбол» было для «пехотинцев» дурным знаком, означавшим, что человек попал в немилость.

В отличие от традиционных московских группировок, которые постепенно отходят от открытого криминала, легализуя теневой капитал, курганских не прельщала репутация законопослушных бизнесменов. Расценки на наемнические услуги поднимались в цене, и потому «наезды» на неугодных, выбивание долгов, заказные убийства становились основным профилем «бригады».

Особенно последнее: число неуступчивых коммерсантов, уголовных авторитетов, не в меру принципиальных сотрудников МВД и даже воров в законе, ликвидированных курганскими с 1993 года, перевалило за сорок. И это – только известные эпизоды… Наверняка, если бы все жертвы курганцев были похоронены в одном месте, могло бы получиться небольшое кладбище.

Исполнение заказухи планировалось и просчитывалось Нелюбиным. Обычно Олег намечал основной вариант ликвидации и несколько запасных, которые вводились в случае необходимости. Некоторые особо ответственные заказы пригрывались, подобно сложной шахматной партии. За будущей жертвой устанавливалось круглосуточное наблюдение, проводилась скрытая видеосъемка, а прослушка телефонов и помещений стала обычным явлением. Зачастую готовилась и дезинформация, которую курганцы грамотно запускали в криминальные и правоохранительные круги.

И – удивительное дело! – все чаще и чаще Нелюбин ловил себя на ощущении: удовлетворение приносила не смерть жертвы и даже не деньги, получаемые за убийство. Удовольствие приносил подготовительный процесс: холодный расчет возможных действий объекта, отсечение нежелательных контактов, провокация на необдуманные решения… Это была холодная радость профессионального прозектора, который в каждом живом еще человеке видит лишь исходный материал для патолого-анатомических упражнений. Часто, вглядываясь в лицо незнакомого человека, Нелюбин невольно задавался вопросом: как было бы сподручней его ликвидировать? Умение объекта грамотно «шифроваться», профессионализм охраны – все это лишь подстегивало: неужели бы я не придумал, как его вальнуть?