Текст книги "Вежэм. Остросюжетный эпос"

Вежэм
Остросюжетный эпос
Валерий Костюк

Много на свете всякой дряни водится! А страхи такие случаются – ну…

Н. В. Гоголь «Вий»

© Валерий Костюк, 2017

ISBN 978-5-4490-0065-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. По чернику

 
Плыл денёк под осень жарко
Весь в круженьи паутин.
Шёл от станции Юкарка*
В лес поспешно я один.
 
 
Поспешал на сбор черники
В эту пору сам на сам,
А вокруг, поодаль, крики,
Коми-говор**, голоса.
 
 
Шепчут шорохом берёзки,
Чуть качая на ветру
Золотистых листьев блёстки
В синем небе поутру.
 
 
И дрожали, словно стынут,
Не скрывая свой испуг,
Листья трепетной осины
В ожиданьи скорых вьюг.
 
 
Шёл я долго так, – подале,
В глубь, в таёжные леса.
Доноситься реже стали
Дальним эхом голоса.
 
 
Вот и славно. Что ж, – за дело?
Первых ягод дробный стук.
И комбайн*** сновал умело
Для моих неловких рук.
 
 
Я до ягод не охотник
И грибы – тому резон:
Без проблем таскаю сотни
В этот бархатный сезон.
 
 
Ягоды ж, – другое дело:
Интерес тут по нулю.
И ленив, и неумел я, —
Потому, что не люблю.
 
 
Не люблю я сбор дотошный,
То есть, аж до тошноты, —
Еле полнится лукошко.
Вот с грибами – я на ты.
 
 
Я по ягоды со скипом
Собираюсь поутру,
Да вареники с черникой
Мне уж больно по нутру.
 
 
Так и ныне мне морока —
До заката бить поклон:
Не набрать ведра до срока —
Неуклюж тут я, как слон.
 
 
Да ещё грибы под ноги
Мне бросаются назло.
Тут, гляди, собьют с дороги.
Впрочем, раньше мне везло.
 
 
Трутся об руку, как кошки,
Чуть замешкался, уж здесь:
Норовят шмыгнуть в лукошко.
И откуда все? Бог весть!
 
 
И, признаться, мне неловко,
Наклоняясь тут и там,
Гладить тёплые головки,
Оставляя по кустам.
 
 
Взял себя я скоро в руки:
Всё короче в осень дни,
Нет тут времени для скуки,
Коли взялся, так тяни.
 
 
Кузовок мой всё полнее:
Недостачи лишь чуток, —
Сколько я не бился с нею,
Не кончает сбора срок.
 
 
Юкарка * – станция Северной
железной дороги
Коми ** – северный народ
Комбайн *** – приспособление
для сбора лесных ягод
 

Глава I. Заплутал

 
Незаметно день скатился,
Посинев багрянцу в тон,
Только тут я спохватился,
Что пора б кончать на том.
 
 
Торопливо тотчас двинул,
Как казалось мне, – назад.
В рюкзаке, трясясь, корзина
Поддавала мерно в зад.
 
 
С каждым шагом лес темнее.
Тут, поди, с зарёй поспорь:
Не угнаться мне за нею, —
И совсем стемнело вскорь.
 
 
Вижу, что и впрямь плутаю.
Даже – чуть не по себе.
Облака закатно тают,
Бродят шорохи в тайге.
 
 
Тут закрапал, и все чаще,
Дождь осенний невпопад.
Мне в сырой и тёмной чаще
Не сыскать пути назад.
 
 
Заметался лес под ветром.
Вдруг почудилось за тем:
Будто где-то бликом светлым
Огонёк мелькнул сквозь темь.
 
 
Сердце ёкнуло от счастья,
Унялась и дрожь чуток.
Сквозь осеннее ненастье
Я спешил, как только мог.
 
 
Потерять боюсь за тьмою
Свой заветный маячок —
Вдруг за холмиком укроет
Свет неверный светлячок?
 
 
И моргал всё через раз я:
Не сорвался б огонёк,
Что мерцал в ночи неясно
И порою даже блёк.
 
 
Шёл, согревшись мал-помалу,
Весь в предчувствии тепла,
А вода всё донимала, —
Вскользь за шиворот текла.
 
 
Поспешал, да шёл нескоро, —
Ночь темна, хоть выколь глаз,
И кустов шальная свора
Ноги цапала подчас.
 
 
Да на радость вскоре вижу,
Что почти окончен путь.
Свет всё ярче, ближе, ближе:
Верно, есть тут кто-нибудь!
 

Глава II. Три охотника

 
Подошёл совсем уж близко.
Глядь, охотничья изба,
Чуть косясь, присела низко,
Опершись на два столба.
 
 
Там, внутри, гудят рассуды,
Голосов разгульный хор.
Подождал чуток, покуда
Не притихнет разговор.
 
 
Постучался в дверь несмело.
Докучать – я не мастак,
Да в тайге иное дело —
Потревожишь, коль уж так.
 
 
Отозвались, чуть промедля, —
Здесь гостей не ждут в ночи.
Свет пахнул из двери медью,
Жаром топленной печи.
 
 
Скрипнул дверью. Стихли трое,
Оглянувшись на меня.
Все поведав им не кроя,
Я присел вблизи огня.
 
 
Мне плеснули в кружку чаю.
Чагой пах горячий взвар
И согревшись, подмечаю,
Как струит с одежды пар.
 
 
Разморило лёгким жаром.
Разговоры между тем
Вновь путём тянулись старым,
В оборот привычных тем.
 
 
Завелось с обычных баек.
Дальше – шло само собой:
Кто что слышал или знает
Шло почти наперебой.
 
 
Двое, те, что помоложе,
Чуть не так – пускались в спор.
Слушал я, хоть был, положим,
Чуть наивным разговор.
 
 
А Кузьмич, охотник старый,
Усмехнулся лишь в усы
И чихнул, взглянув устало
На карманные часы.
 
 
Разговор коснулся боком
Вскользь, о нечисти лесной.
Тут ведь, к слову, недалёко
И лешак, и водяной.
 
 
Помянули тех, кто дале:
Домовых и весь их род,
Очевидцев, что видали
Тот таинственный народ.
 
 
Не сошлись во мненьях снова.
«Чушь одна. – сказал Семён. —
Не поверю тут ни слову —
Сказки дедовских времён!»
 
 
«Ну ты, блин, – Фома-неверя.
Не проймёшь тебя ничем!
Ладно, – нет ко мне доверья.
Все-то станут врать зачем?
 
 
Да к чему ходить далёко?
Спросим, что ли, Кузьмича?» —
Не сдавался тут, Алёха,
Разошедшись сгоряча.
 

Глава III. Гармонист Василий

 
На вопрос, помедлив малость,
Отвечал в раздумьи тот:
«В жизни всякое случалось,
Да не всякий всё поймёт.
 
 
Сам не видел – врать не буду.
Только… – было как-то раз.
Жил далече я отсюда,
Молод был, как вы сейчас.
 
 
Жил в селеньи, над Печорой,
В доме с матерью родной.
Был подмогой и опорой:
Рано стала мать вдовой.
 
 
Дело – делом, всё ж забавы
Молодым всегда к лицу.
Нет на молодость управы,
Коль скатился день к концу.
 
 
Вот денёк стихал. Смеркало.
На уютный бережок
Всех гармошка созывала,
Словно утренний рожок.
 
 
Гармонист наш, между прочим,
Хоть куда был молодец.
Весельчак Василий Рочев —
Яд для девичьих сердец.
 
 
Заиграет парень звонко,
Развернув дугой гармонь,
И помчатся в пляс девчонки,
Озорные, как огонь.
 
 
Любят девки гармонистов,
Так и липнут, как на мёд.
Серебром звенят мониста,
Коромыслом пляс идёт!
 
 
А не то, – свернёт гармошку,
Да растянет грустный лад:
Запоёт про «путь-дорожку»
Да «укрытый снегом сад.»
 
 
Погрустнеют тут дивчины
И слеза блеснёт в накат,
Хоть и не было причины
Пять минут тому назад.
 
 
Так, – в весельи и затеях
Задавал всегда он тон,
Чем всегда дразнил Гордея,
Лишь забаву видя в том.
 

Глава IV. Соперники

 
А Гордей, сказать вам надо,
Гармонист в селе второй.
В том пуста его досада —
Не силён он был игрой.
 
 
Но себя считал он первым.
Тут – к нему не подойди.
Был завистлив, горд немерно —
Вот уж, в чём он впереди.
 
 
Так, ни в чём друг другу спуска
Не давали пареньки:
На одной дорожке узкой
Им встречаться не с руки.
 
 
И Гордей всегда подначить
Норовил по мере сил.
Знал ведь – примет не иначе
Всё, как вызов наш Василь.
 
 
«Мол, такое дело, – скажет, —
Тут, тебе не по зубам.»
Да ещё с ухмылкой даже
Подмигнёт затейно нам.
 
 
Не без умысла тут злого
Поддевал всегда Гордей.
Знал, коль даст Василий слово,
Так исполнит, хоть убей.
 
 
С той надеждой подбивал он,
Что сорвётся под конец —
Был Василий добрый малый,
Да в горячке был гордец.
 
 
Обернись всё неудачей,
Так девичий дружный смех
Стал бы парню не иначе,
Лишь обидою на всех.
 
 
А случись, – он вдруг в обиде
На смешок ли, на словцо,
Так с неделю не увидят
Девки милое лицо.
 
 
Вот уж тут разгул Гордею —
Жми меха, да не ленись.
Пусть хотя бы на неделю
Был он первый гармонист.
 
 
Было мне давно в догадку,
Что к чему за той «игрой».
До поры всё было гладко,
Хоть и брало дух  порой.
 

Глава V. Ледоход

 
Помню, как-то раз весною,
Поглазеть на ледоход
Всей компанией честною
Собрался к реке народ.
 
 
Льды порядком поредели.
Видим вдруг: среди коряг,
На стволе упавшей ели,
Лопоухий плыл «моряк».
 
 
Подзамешкался зайчишка,
Видно, как-то на реке.
По всему видать – «мальчишка»,
Хоть порядком вдалеке.
 
 
Жаль всегда живые души.
Только, как поможешь тут?
Метров двести там до суши:
Соскользнёшь и не найдут.
 
 
Как на грех – Гордей был рядом
И Василий, – как назло.
На него скосившись взглядом,
Произнёс: «Не повезло.
 
 
А хотя, сказать по чести,
Можно было бы достать,
Да не знаю в нашем месте
Я того, кому – под стать.»
 
 
Усмехнулся Вася Рочев
И прищурил глаз слегка.
Взгляд такой всегда пророчил —
Зреет план у паренька.
 
 
Вдруг сорвался парень с места,
Полушубок скинув влёт.
Из такого был он теста,
Что без страха шёл на лёд.
 
 
Вмиг он был уже далёко,
Припустив с разбега вскачь,
Льды считая перескоком,
Словно лёгкий, быстрый мяч.
 
 
Вот почти совсем у цели
Поскользнулся парень вдруг…
Охнув, все оцепенели —
Пролетел в толпе испуг.
 
 
Холодок прошёлся кожей —
Все не двигаясь, молчат,
Лишь внезапно, словно ожив,
Вскрикнул кто-то из девчат.
 
 
Извернулся парень ловко,
Льдину цапнувши за край;
Царапнул по льду подковкой,
Помянув, должно быть, рай.
 
 
Только лишь на миг отдышку
Мог Василий взять для сил.
Изловчась, легко зайчишку
Он за уши подхватил.
 
 
Тот, как будто понимая,
Ни рванётся, ни взбрыкнёт;
А под ними плыл, качая
На бегу, весенний лёд.
 
 
Но едва сошли на берег,
Вмиг рванул и ну бежать.
Видно было – не намерен
Он знакомство продолжать.
 
 
А Василий тут вдогонку,
И достало ж парню сил,
Засвистел задорно-звонко.
Заяц пулей припустил.
 
 
Неспеша вернулся малый:
Мол де – всё нам нипочём.
Усмехнулся, как бывало
И слегка повёл плечом.
 

Глава VI. Охота на лося

 
«Вот уж, хват! – дивились люди. —
Ай да парень – лих, как бес!»
Долго был там в пересуде
Этот случай средь невест.
 
 
Лишь Гордей Пиров в накладе,
Хоть о том не скажет вслух:
«Погоди, дружок, уж сладим —
Из воды не выйдешь сух.»
 
 
Всё в надежде на осечку:
«Дай-то, вдруг случится сбой
И задует Бог ту свечку,
Что несёт перед тобой.»
 
 
Так Гордей, на случай метя,
Соблазнял, как повелось:
То поманит на медведя,
То – в прицел маячит лось.
 
 
Долго шло всё без накладки,
Да дразнить судьбу, увы,
Не всегда всем сходит гладко —
Не лишиться б головы!
 
 
Вот собрались раз на лося.
Был в разгаре самом гон:
Спозаранку уж доносит
Рёв и хруст со всех сторон.
 
 
«На реву», сказать, охота —
Это вам не «скрадом» – тир.
Не взяла бы тут икота,
Когда вмиг – с овчинку мир.
 
 
Тут – в напряге до озноба.
Не сморгнёшь, куда там, брат!
Хрустнул веткой – сразу в оба.
Аж впился в плечо приклад.
 
 
Только вабить* стал Василий,
Вмиг взорвался хрустом лес:
Рёвы эхом голосили,
Будто где проснулся бес!
 
 
Ветки брызнули в обломки,
Словно щёлкнул страшный кнут.
Лось ворвался с рёвом громким —
Был в секунды тут как тут.
 
 
Зверь взглянул осатанело,
Наклонил к земле рога
И рванулся очумело
На внезапного врага.
 
 
Вскинул Рочев тут двустволку:
Раз – щелчок, за ним – другой!
Две осечки эхом долгим
Плыли вечность над тайгой.
 
 
Наконец, раскатом звучно
Слился выстрелом дупе́ль **.
Лось упал, ломая сучья,
Как подрубленная ель.
 
 
Подоспел Гордей там к сроку —
В лося выпалив в упор,
Да промешкал, ненароком…
Вроде как, – скажу в укор.
 
 
Смял Василия сохатый,
Мёртвым грузом навалясь.
Застонал, упав как ватный,
Тот на мох кровавый, в грязь.
 
 
На себе тогда вёрст двадцать
Парня нёс домой Пиров.
Тот был слаб и сомневаться
Стали: «Будет ли здоров?»
 
 
Отлежался всё же Рочев,
Хоть был долго в забытьи
И на ноги встал досрочно,
Кости пробуя свои.
 
 
Вабить* – приманывать животное,
иммитируя его голос
(в данном случае – голос лосихи)
Дупе́ль ** – (жаргон) двойной выстрел,
дуплетом из двустволки
 

Глава VII. Гадание

 
Долго был Гордей в героях,
Хмур лишь, словно не здоров.
Мне смекалось: «Верно, кроет
Про себя вину Пиров?»
 
 
И когда поднялся Рочев,
А Гордей повеселел —
То тогда уж знал я точно:
«Парень явно был „у дел“.»
 
 
С той поры не так уж ловко
Вася чувствовал гармонь,
А играл-то как с уловкой
Раньше, – только кнопки тронь!
 
 
Но Василий, как и прежде,
Не терял веселья пыл:
Жил – на лучшее в надежде,
Был – из первых заводил.
 
 
Без него, что за веселье?
Здесь другого не найдешь!
Что ж, иначе, ведь, доселе
Развлекалась молодежь:
 
 
За гулянкой – посиделки.
Песни, байки, тихий смех.
Веселились парни, девки
То – у этих, то – у тех.
 
 
С горок зимние катанья —
Вам забава не нова,
А вот разные гаданья,
Так известны вам едва.
 
 
Вот, к примеру, о гаданьи
«На развилке трёх дорог»:
«Годовые» предсказанья,
Кто не робок – слышать мог.
 
 
Так гадать, а проще – слушать,
Мог бы всякий без проблем,
Кто имел побольше уши.
Да давалось то не всем!
 
 
Вот представь себе живее:
Полуночный звёздный блеск,
Лунный серп едва белеет
И ночной чернеет лес.
 

 
На морозе пальцы стынут —
Чертим углем полный круг.
Внутрь садимся на овчину,
Вмиг сцепив мизинцы рук.
 
 
Всё, кажись, едва ль не в шутку
Да дрожит рука в руке.
Что сказать? – Довольно жутко,
Хоть село невдалеке.
 
 
Тут еще старушьи байки
Вспомнит кто, про «мир иной»:
Пискнут девки птичьей стайкой —
Им уж хочется домой.
 
 
Наконец, умолкли дружно.
Цепенеют пальцы рук.
Вдалеке расслышать нужно
Всякий, чуть приметный звук.
 
 
В небе теплятся Стожары*.
Донесло собачий вой. —
«Видно, ждать в селе пожара.» —
Шепчут все между собой.
 
 
Вдруг топор ударил где-то.
«У Степана то – кажись.
Болен – тот. Видать до лета
Скоротает, старый, жизнь.»
 
 
Жгёт мороз и звуки звонки.
Молвит Настя: «Слышь-ка, ты, —
У Петра ревут девчонки?
Жди, хозяин, там беды.»
 
 
Стук копыт и разговоры
Возле Канева крыльца —
Недалёко здесь до ссоры,
Хоть им нет и так конца.
 
 
Вот, запел мужик натужно
Рочев, морщясь, произнёс:
«Здесь уж, мне гадать не нужно —
Отчим мой гундосит в нос.»
 
 
Девки прыснули от смеха:
«По гаданью – ты жених!»
«Вот, нашли еще потеху» —
Цыкнул Вася зло на них.
 
 
Сам себе повел плечами:
«Вот ещё – какая чушь.
Где ж такое намечали:
Без невесты – скоро муж?»
 
 
Вдруг полозья заскрипели.
Колокольчики – бойчей,
Вперебой, как птицы пели
В звонком холоде ночей.
 
 
Вон всё ближе перезвоны.
Звон сорвался и охрип,
И умолк, как воздух сонный,
У крыльца полозьев скрип.
 
 
Только – где? Неясно было.
Всяк смекает – не поймёт.
По гаданью ж выходило:
Девка замуж там пойдёт.
 
 
Постучали в двери гулко:
«Эй, открой-ка, кум Аким!
Хоть не время для прогулки,
Да на Святки – рано спим!»
 
 
Девки ахнули смущённо:
«Кто ж поверит, что кузнец
Полоумную Матрёну
Вдруг спровадит под венец?»
 
 
Стожары* – созвездие Плеяды.
 

Глава VIII. На Ивана Купалу

 
Знали все – больна отроду
Дочь Акима – кузнеца.
Все шептались про урода,
Хоть не знал никто с лица.
 
 
Лишь божилась повитуха:
«Родилась – так краше нет!»
Но ползли, как прежде, слухи:
«Что ж не кажется на свет?»
 
 
Позабылось мал-помалу
Про гаданье на селе.
В холодах весна настала.
К лету стало веселей:
 
 
Заклубясь зелёным дымом,
Повалила смоль берёз.
Облака катились мимо,
Отражаясь в линзах рос.
 
 
Цвет купальниц по низинам,
Зажелтел вразброс в траве.
Капли солнца словно стынут
В поднебесной синеве!
 
 
Лишь роса в траву упала —
Стар, и млад, и детвора
На Иванов день Купала
В банях парятся с утра.
 
 
Сплошь купальницы бутоны
Устилают банный пол
И под веник тают стоны
Ароматом лёгких смол.
 
 
После бань бегут со смехом
Все к Печоре напрямки.
Поджидает вновь потеха —
Здесь гадают у реки:
 
 
С криком: «Это Водяному!»
В воду веники швырнув,
Все следят: «Везёт иному —
Кружит веник, потонув!»
 
 
Утонул: парням – к удаче,
Если ж дальше поплывёт,
Так девица, не иначе,
Замуж в этот год пойдёт.
 
 
Коли к берегу прибьётся —
Подожди ещё годок.
Кто-то с грустью посмеётся:
«Не настал ещё мой срок.»
 

Глава IX. Банник

 
Да недолги грусть-печали,
Как и радость – до поры.
Вот уж дружно затрещали
Вдоль по берегу костры.
 
 
Понеслось волной веселье:
Песни, плясок перестук,
Хороводов карусели
Закружились цепью рук!
 
 
Над огнём летают с визгом
Гибко девичьи тела.
Та – ловчей, а эта – низом
Жар подолом замела!
 
 
За разгулом неприметно
Растворился день в ночи
И закат алел рассветно,
Будто тлел огонь в печи.
 
 
Подуставши за день малость,
У костров расселись мы.
Всем, как принято, не спалось —
Опасались Князя Тьмы.
 
 
Чушь, конечно, – знаем точно.
Тут одно лишь баловство —
На Купалу мол-де ночью
Всюду нечисть, колдовство!
 
 
Оживясь, кружат полночью
Злые духи всех мастей!
Тут сказал Гордей: «Воочью
Видел Ванька тех чертей.»
 
 
Подмигнул он тут с усмешкой:
«Ты поведал бы нам, Вань,
Как поручкался успешно
Ты с Пывсяной, духом бань?»
 
 
Тот в ответ ни полуслова,
Лишь колюче поглядел:
«Да доколе ж будут снова
Ворошить осколки дел?»
 
 
Трусоват был Канев Ваня,
А пришлось, что в поздний час
Был отцом он послан в баню —
Срочно нужен медный таз.
 
 
Уж не знаю, как случилось.
Да и то – поди проверь.
Шуба видно там сушилась,
Принакинута на дверь.
 
 
Зацепил впотьмах неловко.
Та – возьми да и накрой:
Мчал Ванёк без остановки —
Был парнишка не герой.
 
 
С диким криком: «Банник*! Банник!»
По селу промчался он.
Налетел во тьме на сани —
В перепуге дед Семён.
 
 
С той поры пошло с Марьяны,
На язык как серп остра —
Ваньку «крестником Пывсяны»
Звала даже детвора.
 
 
Банник* – злой дух бани,
Пывсяна (в мифологии коми)
 

Глава X. Старая баня

 
Девки фыркнули. Зажались.
Взбеленился аж Иван:
«Посмотрел бы, как вы ржали,
Кабы то случилось вам!
 
 
Здесь уютно у кострища.
Шуткой чешем языки.
Коль до дела, так не сыщешь —
Всем вдруг сразу не с руки!»
 
 
Усмехнулся криво Канев:
«Чья не дрогнет здесь рука —
В кузнецовой старой бане
Камень взять из очага?»
 
 
Все притихли, робость кроя.
Что сказать: ведь баню ту
И дневной, подчас, порою
Обходили за версту.
 
 
Славой пользуясь дурною,
Позаброшен старый сруб
И у шедших стороною,
«Чур меня!» – срывалось с губ.
 
 
Все шептались: «Там нечисто!
Как, не слышал? Неужель? —
То огонь блеснёт лучисто
Голубым мерцаньем в щель,
 
 
То порой заполуночной
Донесётся странный звон!»
Ужас всем внушал, уж точно,
Тайный нечести притон.
 
 
«Что ж, – поднялся тут Василий, —
Тут делов-то всех на грош.
И тяжельше приносили.
Донесём и это тож.»
 
 
Потянулся. Выгнул спину:
«Прогуляюсь, коль уж так.»
И неспешным шагом двинул
К старой бане за овраг.
 
 
Мы шуткуем понемногу,
Хоть смешок с натягом шёл
Да косимся на дорогу:
«Всё ль там, верно, хорошо?»
 
 
Где-то с полчаса минуло.
Закричал в селе петух.
Утро свежестью пахнуло.
Костерок почти потух.
 
 
Вслед за ним заголосили
Петухи наперебой.
Глядь-поглядь, идёт Василий,
Невесёлый, но живой.
 
 
Подошёл и бросил камень
У кострища на траву.
Видим – дрожь прошла руками.
Что случилось – не пойму.
 
 
Тут Василий, как очнулся,
Поглядел в упор на всех,
Чуть приметно встрепенулся
И раздался странный смех:
 
 
Вроде как, всех разыграл он.
Но не то – тут, брат, шалишь!
Парня страхом пробирало,
Да не кажет виду лишь.
 
 
Он спросил совсем не к месту
У растерянных девчат:
«А скажите мне, невесты:
Все ль монистами* бренчат?
 
 
И у всех ли, лишь кораллы
Нанизались в нитки бус,
Цвет рассыпав блёкло-алый,
Как рябины – ягод груз?
 
 
Или всё ж найдётся где-то,
Сам гадать-то не берусь
И сверкнёт лазурью света —
Бирюзою нитка бус?»
 
 
Те в задумке поосели
И ответили, смутясь:
«Бирюзовых бус доселе
Не видали отродясь.»
 
 
Вижу, что-то здесь не ладно.
Тут смекнулось мне: «Эге-е!
Невпопад он врёт нескладно.
Явно, парень не в себе!
 
 
Не сошёл с ума ли, малый,
Хоть не ясно от чего,
Коль такое занимало
Беспокойством ум его?»
 
 
Незаметно все расстались.
Свет – не свет, а всё же рань
Шла каленным цветом стали,
Расцветая, как герань.
 
 
Монисто* – женское нагрудное
украшение из монет
 

Глава XI. Матрёна

 
Вот точненько с той поры-то,
Тут не дам себе соврать,
Стал не так Василий прыток,
Кабы больше не сказать.
 
 
Стал Васёк совсем не весел,
Словно груз тяжёлых дум
Кто-то парню поднавесил.
Кто ж? – Гадай тут наобум.
 
 
Как-то раз меня Василий
Попросил ему помочь :
«Одному, вишь, не осилить
И к чему – тащить невмочь?
 
 
Подсоби-ка мне не в службу.
Там работы только всей —
Принести из кузни нужно
Пару кованных осей.»
 
 
Что ж, – идём дорогой к дому,
Где кузнец Аким живал.
Здесь, снаружи, всё знакомо,
А внутри вот не бывал.
 
 
Постучались. Нет ответа.
Мы вошли. Лишь полумрак
Встретил нас полоской света.
Подождём уж, – коли так.
 
 
Ждём-пождём, да был недолог
Ожиданий нудных час:
Вдруг легко качнулся полог —
Кто-то в щель смотрел на нас.
 
 
«Да ты дома что ль, Федотыч?
Просыпайся, дядь Аким!
Нам уж время до работы,
Что ж так долго нынче спим?»
 
 
Подошёл Васёк поближе,
Полог чуть отвёл рукой.
Вдруг оттуда вышел, вижу,
Кто-то, согнутый клюкой.
 
 
Пригляделись – что за диво?
Видно – дочка кузнеца.
Да фигурой некрасива
И уродлива с лица.
 
 
Тут, дивясь на ту «невесту»,
Я подумал: «Вот так-так!
Не всегда, видать, не к месту
Нам людских послушать врак?»
 
 
Да к тому ж ещё горбата.
Та-а-а-м уж полный был набор.
Словом, так скажу, ребята, —
Захотелось мне… на двор.
 
 
Улыбнулась тут Матрёна,
Если можно так назвать,
И Васька за руку тронув,
Что-то силилась сказать.
 
 
Повернулась девка к свету,
Бирюзой сверкнула бус!
Побледнел Васёк при этом,
А ведь парень был не трус.
 
 
Отшатнулся вмиг Василий,
Заслонившись чуть рукой —
Блеск едва глаза сносили,
Что от камня шёл такой!
 
 
Завизжала дверь протяжно —
То кузнец ввалился в дом,
Скрипнув поступью вальяжно,
Осмотрелся вмиг кругом.
 
 
Поняв всё, он зыркнул зверем,
Лишь едва в избу зашёл,
И в сердцах захлопнул двери.
Лязгнул кованный засов.
 
 
«Коль сболтнёт кто ненароком,
Что пронюхали вы здесь,
То клянусь, прибью до срока:
Вот на том и сказ мой весь!»
 
 
Мы с понятием кивнули
Да бочком скорее в дверь
И быстрей бегом, как пули,
Словно гнался следом зверь.
 

Глава XII. Загадка

 
Время шло. Забылось дело.
Вскоре в армию призыв.
Я служил на море Белом.
Возвратился – цел и жив.
 
 
Возвратясь, веду рассказы.
Где расспросы, там и спрос.
Все галдели, чуть не разом,
В сизой дымке папирос.
 
 
Невзначай тут, слышу впрочем, —
Кто недавно был женат.
– «Да-а-а! Дружок твой тоже, Рочев.
Вон дела какие, брат.» —
 
 
– «Кто ж невеста? Да откуда?» —
– «Дочь Акима-кузнеца.
Хороша, – так просто чудо!
Там, хоть воду пей с лица.
 
 
Вот и верь досужим слухам,
Вот и слушай бабий хор!
Попадись на зуб к старухам:
Наговор, что приговор!» —
 
 
Я молчал, опешив малость,
Удивленье затая.
Да и что мне оставалось? —
Словом был повязан я.
 
 
Но узнал из разговора:
Только реки разлились,
Молодые как-то скоро
В ближний город подались.
 
 
Странной мучаясь загадкой,
Долго мне с ума не шло:
«Где бы мне прознать украдкой,
Что же там произошло?
 
 
Не спросить ли повитуху?
Вдруг да что-то ей в домёк.
Может больше, чем по слухам
У неё узнать бы мог?
 
 
Та, мне помнится, твердила:
«Родилась, – так краше нет!»
Что-то, верно, не забыла,
Хоть минуло двадцать лет?»
 
 
И была старушка, кстати,
Ваське Рочеву – родня.
Частым гостем был приятель,
Прихватив порой меня.