Текст книги "Габриэль"

Окончательным поводом для решительных действий против Мак-Грегоров стало их выступление во время якобинского восстания 1715 года…

Другим, не менее важным, чем встреча с Филином, событием для Габриэля стало его знакомство с маркизой Элеонорой Отис.

Была Элеонора высокой, стройной красавицей. Лицо античной богини, белая кожа, чёрные волосы и глаза, в которых сверкали искорки. Она имела властный, независимый характер и не боялась ни бога, ни чёрта, и уж тем более суждений поборников нравственности.

Тогда ей было около двадцати, и она отметила уже два года достаточно удачного замужества. Маркиз, сумевший волею случая оказаться на верной стороне во время второго якобинского восстания 1745 года, проявил себя в битве при Каллодене. Сумев правильно этим воспользоваться, он делал стремительную карьеру военного. Из-за этого он был в постоянных разъездах, что делало его очень милым в глазах жены.

– То, что мы встречаемся от случая к случаю, украдкой, помогает нам сохранить всю прелесть свежести отношений. Мы всё ещё остаёмся любовниками, несмотря на узы законного брака, – говорила маркиза.

Маркиз был создан для того, чтобы быть идеальным мужем, то есть для того, чтобы гордо носить на своей красивой голове ветвистую корону, тщательно взращиваемую супругой. Он обожал маркизу, считал супругу ангелом, не способным «на такое» и, наверно, единственный из их окружения не знал о её шалостях. Надо отдать маркизе должное, она никогда не злоупотребляла наивностью мужа, и в эти любовные интриги оставались посвящены только немногие близкие друзья.

– Любовь должна быть красивой, – говорила она, – подобно птице она должна парить в небе высоких чувств и избегать низости разоблачения и скандалов.

В общем, маркиз мог гордо и с достоинством носить своё звание мужа.

Главной страстью маркизы было коллекционирование. Первой её коллекцией являлся прекрасный, наверно, самый прекрасный в Шотландии зимний сад, где удалось собрать редкие растения чуть ли не со всего света. Причём каждое получало соответствующие условия обитания и уход.

В качестве второй коллекции маркизы выступал её салон, где два раза в неделю собирались весьма интересные люди. Многие из них разыскивались у себя на родине как опасные преступники, а другие были поэтами, художниками, музыкантами. Третьи…

Единственной запрещённой темой в салоне была политика.

– Если вам нечего больше сказать, лучше молчите, – обрывала она любого, кто пытался нарушить запрет, – это самая низкая из считающихся приличными тем, способная своими миазмами отравить дух моего дома. Молчите, иначе мои драгоценные растения просто завянут, а этого я вам уже не прощу.

Познакомил их Роберт Ричмонд – бедный дворянин из горной Шотландии. Потеряв всё из-за якобинского восстания, он вынужден был покинуть родные места и отправиться на заработки, куда глаза глядят. В конце концов, он осел в Эдинбурге, где занялся торговлей дорогой контрабандой, и маркиз оказался в числе его клиентов.

Ричмонд был готов на всё, чтобы стать одним из тех немногих, кому открыт доступ в салон маркизы, где собирались, как сказал один из завсегдатаев, самые исключительные люди. Сам Ричмонд не являлся исключительным человеком, что автоматически закрывало перед ним двери салона. Желание стать вхожим сюда стало для него настоящим наваждением. Однажды он даже сам попытался напроситься на приглашение.

– Вы мне не интересны, – отмахнулась от него маркиза.

– А если я познакомлю вас с тем, кого вы с радостью захотите видеть у себя в салоне? – спросил он, хитро гладя в глаза: оказавшись несостоятельным в качестве невесты, Ричмонд решил пробраться на свадьбу в качестве свахи.

– И с кем же вы можете меня познакомить? – лениво спросила маркиза, ей уже порядком надоел этот человек.

– С личным секретарём и советником самого могущественного преступника нашего города, настолько таинственным, что даже сам король ночной империи не знает, что он за птица. Он молод, красив, интересен, умеет себя вести.

– Он действительно таков, как вы говорите? – этот вопрос маркиза задала уже с подлинным интересом.

– Вы можете сами в этом убедиться. Только скажите, и я приведу его к вам.

– Хорошо. Я приму вас в четверг в четыре.

– В четверг в четыре мы будем у вас!

На следующий день в непростительно раннее время Ричмонд что было сил колотил в дверь дома Филина, все обитатели которого спали крепким сном. Наконец, щёлкнул замок, и дверь слегка приоткрылась.

– Что надо? – буркнул один из мальчишек Филина, недовольно глядя на столь раннего посетителя.

– Это шевалье Ричмонд. Мне нужен господин Габриэль. Он меня знает.

– Подождите, – сказал мальчишка и захлопнул дверь.

Габриэль жил в доме Филина, где делил с Мабом комнату рядом с его кабинетом. Филину это было удобно, так как они всегда были под рукой, если, конечно, не выполняли очередное задание.

Через несколько минут дверь снова отворилась. На этот раз её открыл Маб.

– Что вам угодно? – спросил он холодно Ричмонда.

– Мне нужен Габриэль.

– Он спит.

– Так разбудите!

– У него была трудная, бессонная ночь. Так что приходите позже.

– Это срочно.

– Ладно, я постараюсь его разбудить. Подождите пока здесь.

Сказав это, Маб нырнул за ковёр, закрывающий лестницу на второй этаж в покои Филина.

– Что случилось? – недовольно спросил Габриэль.

У него действительно была трудная ночь, которую он провел в седле под проливным дождём и сильным, холодным ветром. Он вернулся домой каких-то пару часов назад. Выпил разогретого вина и забрался под одеяло. Утренний визитёр был совсем некстати. Его поведение могло оправдать разве что известие о приближающемся конце света.

– Вы не представляете, что я для вас сделал! – таинственно улыбаясь, воскликнул Ричмонд.

– Вы подняли меня с постели после бессонной ночи.

– Поверьте, дружище, это того стоит.

– Только давайте без пафоса и театральщины.

– Я добился для вас аудиенции у маркизы Отис.

– Что, прямо сейчас?

– Она будет нас ждать в четверг в четыре часа.

– И ради этого вы подняли меня на ноги ни свет ни заря?!

– Я думал, чем раньше вы услышите эту новость…

– Лучше бы вы меньше думали. К тому же, я не просил вас ни о каких аудиенциях, – резко оборвал его Габриэль. – И с какой стати ей меня приглашать?

– Я сумел заинтересовать её вашей персоной, – гордясь собой, произнес Ричмонд.

– Вы посмели болтать обо мне?! Представляю, что вы ей наговорили. Хвастливый, болтливый дурак!

– Что за шум? – вмешался в разговор Филин, которого разбудил сначала стук в дверь, а потом и громкие голоса.

– Ваш секретарь лишён чувства благодарности. Вместо того чтобы меня отблагодарить, он…

– К делу.

– Я добился для него аудиенции у маркизы Отис. Вы можете себе представить, чего мне это стоило? А он отказывается туда идти.

– Оставьте нас вдвоём, я разберусь.

– Тебе обязательно надо там быть, – сказал Габриэлю Филин, когда они остались вдвоём, – маркиза Отис – умная женщина. К тому же сплетни, обсуждаемые в её салоне, легко могут превратиться в золото. Так что этот напыщенный болван по-своему прав. Постарайся её очаровать.

– Позвольте представить, маркиза, мой друг Габриэль.

– Габриэль?.. – спросила она, ожидая, что кто-то из молодых людей произнесёт его фамилию.

– Габриэль. Просто Габриэль.

– Элеонора, – она протянула Габриэлю руку, которую он изящно поцеловал.

Маркиза сразу же поразила Габриэля своей необычной красотой, что не могло не отразиться на его открытом, мужественном лице. Маркиза приветливо улыбнулась – она уже давно освоила в совершенстве искусство чтения по человеческим лицам.

– Чай, господа?

– С удовольствием.

За чаем они вели пустые разговоры – обсудили несколько новых пьес, вспомнили пару сплетен, поговорили о погоде…

Габриэль легко поддерживал разговор, он показал себя хорошо воспитанным молодым человеком, чего нельзя было сказать о Ричмонде. Тот, решив, что знакомство с интересным человеком автоматически делало интересным и его, из кожи вон лез, чтобы произвести приятное впечатление, и к концу чаепития был в печёнках как у маркизы, так и у Габриэля.

– Милый Ричмонд, – сказала маркиза, посмотрев на часы, – извините, что злоупотребляю вашей любезностью. Совсем забыла.

– О чём?

– Вы же говорили, что сегодня у вас есть дело, простите. Это совсем вылетело у меня из головы.

– Вы ошибаетесь, у меня нет сегодня дел.

– Полно вам, шевалье, я не могу себе позволить вас больше задерживать.

Габриэль тоже собрался идти, но она его остановила.

– Не оставляйте меня наедине со скукой.

– Вы совсем не похожи на своего друга, – сказала маркиза, когда красный от злости Ричмонд оставил их, наконец, вдвоём.

– Возможно, так говорить нехорошо, но я не могу назвать этого человека своим другом.

– Что ж, это делает вам честь.

– Я не знаю, что он вам обо мне наговорил…

– Ничего, что могло бы быть правдой. По крайней мере, вы не похожи на злого лесного разбойника, приставляющего нож к горлу незадачливого путника.

– Наверно, это потому, сударыня, что я приставляю нож разве что к гусиному перу, когда пытаюсь его заточить. Моя жизнь не настолько безумна, как вы могли бы себе представить после его слов.

– На бумажного червя, мой друг, вы совсем не похожи.

– Наверно, это потому, что я далеко не червь.

– Пожалуй, с этим вряд ли кто рискнет не согласиться. Сколько вам лет?

– Семнадцать.

– Знаете, Габриэль… Вы, сами, не ведая того, задали мне трудную задачу, которую я вряд ли смогу решить без вашего участия.

– Я к вашим услугам.

– Дело в том, что я хотела бы видеть вас частым гостем своего салона. Вы молоды, красивы, загадочны, воспитаны. Вы выглядите как дворянин, но у вас нет имени, а это непростительное упущение. Жизнь устроена так, что без имени, какими бы замечательными мы ни были, мы никто.

– Я привык к тому, чтобы быть никем.

– Бросьте! Не стоит обманывать ни меня, ни себя. Ваша привычка не более чем манёвр, вынужденное перемирие в сражении с судьбой. Вы готовы терпеть своё положение лишь потому, что у вас есть надежда стать кем-то.

Габриэль побледнел: никто ещё не мог вот так открыто смотреть ему в душу.

Маркиза улыбнулась.

– А посему, раз вы не можете пользоваться своим именем, – сказала она после небольшой паузы, – придётся обзавестись чужим. И чем более загадочным оно будет, тем лучше.

– Не думаю, что мне это необходимо.

– И совершенно напрасно. Имя при умелом использовании может быть как скрывающим нас от посторонних взоров покровом, так и наоборот, блеском, привлекающим всеобщее пристальное внимание. Владеть именем надо так же искусно, как и шпагой, если даже не более виртуозно. Правильное имя откроет перед вами двери многих домов, как в Эдинбурге, так и за пределами Шотландии. Вас будут принимать, как одного из нас. Конечно, в наших домах бывают поэты, художники, музыканты, но они всегда остаются гостями. Отсутствие имени, дворянского имени навсегда оставляет их чужаками. Уж вы-то должны об этом знать.

– Я знаю, маркиза.

– Ладно, начнем с титула. Барон, виконт, маркиз, граф… Пожалуй, лучше всего граф. Иностранец или иностранного происхождения… Кстати, граф, вы что-нибудь знаете о России?

– Увы, маркиза, совершенно ничего, – ответил Габриэль, похолодев внутри: маркиза буквально читала его как книгу.

– Вот именно. Никто не знает о России практически ничего, поэтому вам лучше всего стать русским графом… Вронским. Владимиром Вронским. Вам идет это имя. Можете не сомневаться, скоро весь свет узнает о вашем русском происхождении. Политические интриги заставили вас бежать из родной страны… Или нет, политические интриги заставили вашу семью покинуть Россию. Вы выросли вдали от Родины, поэтому не знаете собственного языка. Вам надо только молчать и делать вид, что вы что-то скрываете. Да вы и так что-то скрываете, так что вам достаточно просто быть самим собой. Если же вас начнут расспрашивать о России, станете либо рассказывать небылицы, либо отрицать свои русские корни. Россия похожа на Луну – такая же далекая и холодная, и о ней тоже никто ничего толком не знает.

– Русский граф! – от хохота Филин чуть не свалился под стол. Он был в восторге. – Повтори ещё раз.

– Граф Владимир Вронский, – спокойно ответил Габриэль. Он давно уже привык к эксцентричности своего босса.

– Замечательно. Представить себе не мог, что у меня в секретарях будет служить граф! А почему не герцог или принц?! Представляешь, что значит иметь секретарём принца!

– Принцы служат только лишь королю.

– Вот именно, мой друг, королю! Став графом, ты сделал меня королем!

Филин вскочил из-за стола и стал возбужденно ходить по комнате. От смеха его лицо стало пунцовым.

– Чёрт возьми! Я король!

После этих слов последовал ещё один приступ хохота.

– Я король! Хотя, если разобраться, я и есть король. Король Империи Ночи, – его лицо вдруг сделалось мрачно-серьёзным. – Это я говорю тебе на случай, если светская роль вскружит тебе голову. Ладно, ты молодец. Ты действительно молодец. Ты не представляешь, сколько может стоить нечаянно обронённое слово! Завоюй их! Принеси мне их знамёна, и тогда…

– Я сделаю всё, что смогу.

– Нет, мой друг, этого мало, ничтожно мало. Ты должен сделать всё! Ладно, иди и позови мне Кадора.

– Когда ты научишься думать, прежде чем подсовывать мне всяких уродов? – набросился на толстяка Филин.

– Вы о ком? – спросил тот, вбирая голову в плечи точно так же, как это делают черепахи. Правда, панциря Кадору господь не дал.

– О Роберте Ричмонде. Если мне не изменяет память, это ты привел его сюда.

– Он был очень полезен.

– Он слишком много болтает.

– Хотите, чтобы он замолчал?

– Да. И немедленно. Но это должно быть похоже на несчастный случай.

– Будет исполнено.

– Иди. И сделай это как можно быстрей.

Выйдя из кабинета, Кадор облегчённо вздохнул – Ричмонд мог и ему стоить жизни.

В маленьком зале таверны было приятно тепло. В камине горел огонь, согревая не только тела, но и души тех, кто зашёл туда выпить кружечку пива или опрокинуть стаканчик вина. На железных рогульках вдоль стен горели сальные свечи. На втором этаже танцевала молодёжь.

Габриэль любил это место – неизвестно почему, оно напоминало дом. Он садился обычно у окна, заказывал пиво и ветчину. Он медленно пил пиво и смотрел на огонь, который словно выжигал из души мальчика все неприятные чувства, наполняя её ровным, глубоким ощущением покоя.

Полюбил Габриэль и сам город. Эдинбург перестал быть для него тем враждебным чудовищем из серого камня, которым показался при первом знакомстве. Габриэль полюбил Гоп-Парк – красивый сад с дорожками, посыпанными гравием, и милыми скамейками с навесами, которые охранял сторож. Здесь любила гулять городская знать. Полюбил он и почти безлюдный Кингс-Парк – суровую скалистую местность. Понравились ему и каменные ступени длинной лестницы от Парламентской площади вниз, на шумную, мощённую камнем улицу.

Юношу переполняли чувства. Знакомство с маркизой стало для него настоящим землетрясением, которое полностью меняет земной ландшафт. Не прилагая для этого никаких усилий, маркиза настолько перевернула жизнь Габриэля, что он даже не отдавал себе полностью в этом отчёта. Он вновь чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Уже буквально следующее утро должно было стать утром из совсем другой жизни. Габриэль возвращался в мир, который был у него отнят предательским убийством всех близких ему людей. Он входил в него тайно, через чёрный ход, под чужим именем, с вымышленным титулом и историей, практически полностью соответствовавшим его настоящему титулу и биографии. Это было похоже на одну из заумных античных историй, вроде истории о лжецах-сенаторах, Ахилле и черепахе или стреле, которыми так восхищался его отец.

Позади осталась неделя суматохи, от которой, казалось, голова окончательно пойдёт кругом. Положение вещей требовало перемен, причём не только в жизни Габриэля. Став графом, Габриэль должен был начать жить как настоящий граф, пусть даже как обедневший граф в изгнании. Следовало срочно найти дом, пошить массу одежды, купить подходящий экипаж, найти прислугу или, на худой конец, слугу.

Филину тоже требовалось поменять свой имидж. Понятно, что русскому графу совершенно нечего делать в лавке у старьёвщика, а о том, чтобы появляться там регулярно, и речи быть не могло. Пришлось искать новый дом и для Филина, превратившегося из старьёвщика в торговца дорогим вином. Пить русским графам, слава богу, никто ещё не запрещал.

Но это было далеко не всё. Своей красотой, проницательностью и умом маркиза произвела на юношу неизгладимое впечатление. Габриэль постоянно думал о ней – женщине, о которой, как он был уверен, он не мог даже мечтать. Оставалось только безнадёжно вздыхать – он ещё не начал пользоваться услугами красавиц, чью любовь можно купить за деньги.

Вошли новые посетители: изрядно пьяный Кадор и три его закадычных приятеля, такие же «очаровательные» молодые люди. Увидев Габриэля, Кадор поспешил к нему.

– Надеюсь, многоуважаемый сэр Габриэль позволит нам выпить по кружке пива за его здоровье в его благородном обществе?

– Почему ты назвал его сэром? – спросил один из приятелей Кадора.

– Ну как же! Разве ты не знаешь, что Филин сделал его джентльменом, и таким простолюдинам, как мы, надо проявлять к сэру Габриэлю особое почтение. Не так ли, уважаемый сэр Габриэль?

– Не так, – ответил спокойно Габриэль.

– Позвольте спросить, многоуважаемый сэр, в чём состоит моя ошибка?

– Джентльменом нельзя стать, джентльменом надо родиться, но, даже родившись джентльменом, можно потерять это звание. Присаживайтесь, господа. В одном Кадор прав, именно благодаря ему я не умер тогда от голода. Кадор, дружище, я премного благодарен тебе за то, что ты сделал для меня. Ты позволил мне проявить себя. Благодаря твоим стараниям у меня теперь есть пища и кров, а твоё постоянное внимание было далеко не последней причиной, позволившей мне стать тем, кем я стал. Поэтому позволь мне угостить тебя и твоих друзей и выпить за ваше здоровье.

– Я готов это исправить, – прошипел багровый от злости Кадор.

– Позволь узнать, каким образом? – Габриэль продолжал говорить дружелюбным тоном, отчего Кадор всё больше выходил из себя.

– Я заставлю тебя улыбаться горлом, щенок!

– Где и когда?

– Сейчас!

– Ты хочешь устроить резню прямо здесь? Надеюсь, у тебя хватит терпения прогуляться в Кингс-Парк?

– Лишь бы ты не сбежал по дороге.

– Беспокойся лучше о себе.

Габриэль заплатил за угощение и встал из-за стола.

– К вашим услугам, – весело сказал он. Ему тоже давно хотелось поговорить по душам с Кадором.

Холодный ветер и дождь (была поздняя осень) немного отрезвили Кадора, но злости от этого у него не убавилось. Он еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на Габриэля прямо на городской улице. Скорее всего, он бы так и поступил, если бы не наказание – Филин за такие шалости приговаривал к смерти.

Кингс-Парк и в более теплые дни не пользовался популярностью среди эдинбуржцев, в такую же погоду он был совершенно безлюден. Выбрав подходящее место, противники скинули плащи и обмотали их вокруг левых рук, в правых руках у них были ножи. Один из «секундантов» хлопнул в ладоши: это был сигнал к началу драки.

Выросший в эдинбургских трущобах, Кадор значительно лучше Габриэля владел ножом. Но Габриэль был сильнее духом. К тому же он сохранял спокойствие и был практически трезв, тогда как в Кадоре бушевала злость, подогретая изрядным количеством алкоголя.

Едва прозвучал хлопок, Кадор стремительно, слишком стремительно для такого толстяка, сделал выпад и ранил Габриэля в грудь. Рана была пустяковая: клинок всего лишь разрезал кожу, но вид крови окончательно разъярил Кадора. С диким криком он бросился на Габриэля и тут же получил рукояткой ножа прямо по горлу. Кадору удалось опустить подбородок и значительно смягчить удар, поэтому он остался жив. Толстяк рухнул на грязную, холодную землю. Он хрипел и жадно хватал ртом воздух. Движения рта и безумные, выпученные глаза делали его похожим на диковинную морскую рыбу.

– Передайте своему обжоре, когда он очнётся, – сказал Габриэль друзьям Кадора, – что в следующий раз я его прикончу.

На следующий день взбешённый Филин устроил Габриэлю настоящий разнос.

– Простите, сэр, – сказал тот, когда Филин, наконец, высказался, – я не мог не принять вызов. К тому же, оскорбляя меня, он, тем самым, оскорблял и вас.

– Убирайся прочь! – заорал на него Филин.

Габриэль вышел из кабинета с улыбкой на лице.

Габриэль сразу же понравился маркизе – он был совсем не похож на тех, с кем ей раньше приходилось иметь дело. Опасность и горе не сломили, но очень рано заставили его повзрослеть. Дружба с Джеймсом позволила ему приобщиться к той гармонии союза разума и природы, которую в последние века всеми силами старались уничтожить христиане. Годы же жизни бок о бок с Филином и его бандой научили Габриэля быть в достаточной мере порочным и чувствовать себя в преступном мире, как рыба в воде, но родительское воспитание, идеалы семьи сохранили его внутреннюю чистоту.

Маркизе нравилось читать в его глазах обожание, нравилось иметь рядом с собой таинственного, красивого, интересного, влюблённого юношу, но если бы в начале их дружбы кто-то сказал бы ей, что он станет её любовником, она бы рассмеялась. Она видела его своим пажом-воздыхателем, но никак не объектом любви. Она играла с ним, как кошка играет с мышкой, а когда заметила, что мышка на самом деле – сильный боевой кот, было уже поздно. Маркиза сама попалась на собственный же крючок, несмотря на то, что никогда себе в этом не признавалась.

Маркиза прекрасно пела и очень неплохо играла на рояле. Она часто устраивала у себя в салоне вечера, на которых звучала музыка в исполнении лучших музыкантов, живших или приезжавших в город. При этом она не редко выступала сама.

Первое появление графа Вронского в салоне маркизы совпало с одним из её концертов.

– Окажите мне любезность, граф, – обратилась она к Габриэлю, одарив его лучезарной улыбкой.

– Можете располагать мной, сударыня.

– Я хочу попросить вас ассистировать мне во время концерта.

– Скажите, что нужно делать.

– Всего лишь переворачивать ноты.

В тот день она играла великолепно. Музыка была тем языком, на котором она говорила о страсти, чувствах, любви, отчаянии, счастье… Габриэля поразила её игра. Он чувствовал, что его душа и есть тот самый инструмент, на котором играла маркиза.

– А вы сами играете, граф? – спросила она, закончив выступление.

– Когда-то давно меня учили музыке, но с тех пор я не садился за инструмент.

– Сыграйте для нас.

– Боюсь, у меня не получится. К тому же после вашего гениального исполнения это просто стыдно делать.

– А вы не бойтесь.

– Я, право, не хотел бы…

– Полно, жеманство вам не к лицу, граф!

Габриэль не стал больше спорить. Сыграл он довольно слабо, совершив массу досадных ошибок, но инструмент он чувствовал, как и чувствовал то, что играл.

– У вас талант к музыке. Вам надо брать уроки.

– Я никого не знаю в этом городе, кто мог бы меня учить.

– А хотите, я стану вашей учительницей?

– Это было бы пределом моих желаний!

– Будем считать, что мы договорились.

Уроки проходили два раза в неделю. Они садились вдвоём за инструмент. Он чувствовал тепло её тела, запах духов. Каждое её прикосновение дарило ему блаженство. Он жил от урока к уроку, а всё свободное время мечтал о ней.

– Вы знаете, что похожи на рыцаря? – спросила маркиза на одном из уроков.

– Мне никто этого раньше не говорил.

– И тем не менее. Мне не спалось, и я прочитала книгу о рыцарях. Вы очень похожи на её героев. Настолько похожи, что я с удовольствием звала бы вас рыцарем, если вы не против.

– Это большая честь для меня, – сказал он и покраснел.

– Но это не всё. У каждого рыцаря есть его дама сердца. У вас есть возлюбленная? Признавайтесь.

– Нет, – ответил он и потупился.

– Это непростительная ошибка. У каждого рыцаря должна быть дама его сердца. Даю вам месяц на то, чтобы её отыскать. Справитесь?

Габриэль не знал, что сказать. Признаться в своей любви он ещё не решался, а согласиться на поиски дамы сердца не мог. Он покраснел ещё сильней.

– Скажите, вы когда-нибудь ухаживали за девушками?

– Нет, – сознался он.

– Так нельзя! Жизнь рыцаря должна быть наполнена подвигами и любовными похождениями. А хотите, я научу вас ухаживать за женщинами? Научу вас быть приятным, интересным, галантным, недокучливым? Но для этого вам придётся стать моим рыцарем?

– Конечно, сударыня!

– В таком случае, с сегодняшнего дня вы – мой рыцарь, а я – дама вашего сердца. Вы должны теперь меня сопровождать, защищать меня, моё имя и честь. Ну и, разумеется, совершать в мою честь подвиги. Вы согласны?

– Я буду счастлив, сударыня!

– И не называйте меня всё время сударыней!..

Габриэль готов был умереть от счастья – о таком повороте событий он даже и мечтать не мог.

Несмотря на то, что после этого разговора они стали появляться вместе везде, для маркизы это всё ещё оставалось игрой. Она наслаждалась той абсолютной властью, что имела над Габриэлем, готовым на всё ради её улыбки или благосклонного взгляда. Иногда она одаривала его случайным прикосновением руки во время прогулки, или ноги, когда они ехали в карете. Её забавляло выражение счастья на его лице в такие мгновения, но дальше этой игры она заходить не собиралась.

Всё изменилось после пустячного, в принципе, события. Во время прогулки по Кингс-Парку маркиза случайно попала ногой в нору какого-то животного. Если бы Габриэль не успел её вовремя подхватить, возможно, не обошлось бы без перелома, но благодаря его быстрой реакции всё закончилось благополучно.

– Вы в порядке? – с тревогой в голосе спросил он.

– Почти. В туфлю набилась земля.

– Одно мгновение.

Бережно, словно археолог, имеющий дело с находкой века, Габриэль снял с её ножки туфельку, обтёр ножку платком, очистил обувь от земли, а затем так же бережно обул маркизу.

– Вы очень милы, рыцарь, – сказала тогда она и вдруг внезапно подумала, что из него мог бы получиться хороший любовник. Подумала и, испугавшись, отогнала эту мысль прочь. Правда, ненадолго.

– Признайтесь, вы влюблены, – спросила она его на следующем уроке.

– Как вы догадались? – воскликнул, краснея, Габриэль.

– У вас на лице всё написано. Вы совершенно не умеете скрывать своих чувств.

– Вы правы.

– Любви тоже надо учиться, граф. Бывают ситуации, когда надо показать пылкую страсть, которой нет, или продемонстрировать полное равнодушие к тем, кого мы любим больше всего на свете.

– Я уже думал об этом.

– Вернёмся к вам, мой доблестный рыцарь. Конечно, я не буду спрашивать, кто она. Любовь – это таинство. Но скажите, вы уже объяснились?

– Нет, – ответил он и покраснел ещё сильней.

– Почему?

– У меня не было подходящего повода.

– Если она к вам благосклонна, может подойти любой, самый ничтожный повод.

– Есть и другая проблема.

– Позвольте, я угадаю. Вы не решаетесь заговорить с ней о любви. Угадала?

Габриэль кивнул.

– Нельзя быть таким нерешительным в сердечных делах, рыцарь. Женские сердца надо завоёвывать как крепости.

– Дело в том, что, когда она рядом, я теряю дар речи. Я не могу сказать о любви ни слова. Дома, наедине с собой, когда я мечтаю о ней, я произношу целые речи, посвящённые любви, но стоит мне её увидеть… – он вздохнул.

– В таком случае, вам стоит ей написать. Письмо можно сотню раз переписать, в конце концов, его можно и не отправлять. Но нет ничего хуже не отправленного любовного письма.

Перед следующим уроком Габриэль трясущимися руками положил на клавиши рояля конверт с любовным письмом, которое он писал всю ночь.

– О, вы принесли письмо, – заметила маркиза, обнаружив конверт. – Обещаю прочитать его после урока, а сейчас нас ждёт музыка.

В этот день он играл из рук вон плохо. Мог ли он думать о музыке в такой момент!

– Что с вами, граф? – удивлённо спросила маркиза. – Я вас не узнаю!

– Мне нездоровится, – ответил Габриэль внезапно охрипшим голосом.

– В таком случае, вам нужно в постель. Идите домой и возвращайтесь, когда почувствуете себя лучше.

Не находя себе места, Габриэль весь день бродил по городу. Только ночью, голодный и уставший, он вернулся домой. Но, несмотря на усталость, спал он очень плохо. Едва дождавшись двух часов (раньше маркиза не принимала ни под каким видом), он помчался к ней.

– Вам уже лучше, граф? – спросила она. – Вы неважно выглядите.

– Я плохо спал.

– Как я вам сочувствую, граф. Хотите чаю?

– С удовольствием.

– Я ознакомилась с вашим творчеством, – заговорила она, наконец, на волнующую Габриэля тему. – Должна сказать вам, неплохо. Думаю, та, кому адресованы все эти слова, сможет оценить ваши чувства.

Она говорила о письме, словно учитель, разбирающий домашнее задание ученика.

– Это письмо вам, – прошептал Габриэль.

– Что вы сказали, мой рыцарь?

– Это письмо было написано вам.

– Не хотите же вы сказать…

– Я люблю вас, люблю с самой первой встречи, люблю всё это время. Я живу только рядом с вами, всё остальное время я словно хищник, который караулит свою жертву. Я днём и ночью думаю только о вас… – переборов свой страх, Габриэль заговорил с той пылкой, ещё не прирученной страстью, о которой нередко мечтают самые опытные в любви люди. И говорил он о своих чувствах около тридцати минут.

– Ваши слова… Это так неожиданно… – его слова действительно взволновали маркизу.

– Если вы мне откажете, я умру! – необычайно горячо воскликнул Габриэль.

– Только ради бога не в моей гостиной! Вы застали меня врасплох… и потом… Я замужем, граф. Мой милый рыцарь, вы толкаете меня на преступление… а если об этом станет известно в свете…

– Об этом никто не узнает! Клянусь! Я умею хранить секреты.

– Знаете, рыцарь, – сказала она после долгих раздумий, – любовь надо завоевать. Надо совершить подвиг.

– Приказывайте, я сделаю всё!

– Всего вы, в любом случаете, не сделаете, так что не стоит и обещать. А сейчас оставьте меня. Мне надо собраться с мыслями, найти достойное вам испытание. А пока что не приходите и не пишите, пока я не разрешу. Только ради всего святого, не делайте глупостей. Идите же, граф, идите.

Вода была по-осеннему тёмной и совсем не приветливой. Она медленно следовала к океану. Габриэлю нравилось смотреть на воду. Он словно бы погружался в гипнотический транс. Тело расслаблялось, а мысли становились такими же спокойными, как водная гладь. Казалось, они тоже уносились куда-то прочь, туда, где находится безбрежный океан сознания.

Габриэль мог часами смотреть на воду или на огонь. Магия огня была совершенно иной. Огонь сам проникал в сознание Габриэля, выжигая всё лишнее и наносное. Однажды Габриэль видел, как Джеймс чистил очень древнюю асбестовую салфетку. Он бросил её в огонь, и пламя вернуло ткани природную белизну.