Текст книги "Жизнь и смех вольного философа Ландауна. Том 2. Ландаун навсегда! (Хохмоэпическая трилогия)"

Котел 3. Дух

Критический срок приближался, Ландаун чувствовал, что не успевает.

– Бог мой! – взмолился он. – Подскажи, что мне делать. Через два дня начнется хаос, а мы с Ларисой не только не нашли ей мужа, но даже не успели подойти к самому важному в Даре вечной молодости, к котлу Духа.

«Что тебе сказать, сын мой! Просто делай свое дело и верь. Пока не пробил час, все еще может случиться. Явление Духа – это всегда чудо!»

Ландаун честно сказал Ларисе:

– Мы не успеваем! Завтра выборы, и как бы они не прошли, их объявят сфальсифицированными. Это большая игра. И в этой игре я могу нанести только точный булавочный укол, который заставит чуть дрогнуть руку соперника во время решающего удара. Но у меня даже булавки нет. Я все еще не помог найти тебе мужа и любовь, и мне не с чем выйти к людям, чтобы отвлечь их от дурости не нужной стране революции.

– Есть с чем! – ответила Лариса.

– Ты думаешь?

– Я думаю – не зря три котла в сказке поставили на площади, при скоплении народа. Дух – это проявление всеобщей связи бытия и способности к развитию. На площади мы найдем то, что ищем. Дух, Любовь, Счастье, Свободу!

Ландаун поглядел на женщину с восхищением.

– Женщина без Любви – это всего лишь биологическая оболочка, – продолжала Лариса, – модель женщины в натуральную величину. Она говорит как женщина, ходит как женщина, но это еще не женщина. Когда в душу приходит Любовь – тогда все меняется. Тогда женщина становится женщиной, богиней, которая творит мир, себя, своего любимого, свой род. У такой женщины светятся глаза, вокруг нее распространяются волны нежности и лада! Я выйду на площадь и скажу всей Вселенной, что я готова стать богиней, что я готова впустить Любовь в свое сердце! Может, вся эта революция нужна только для того, чтобы мой любимый пришел на площадь и нашел меня, снова увидел яркие краски мира и свое будущее счастье!

– Давай сделаем это! – сказал Ландаун.

Трудность заключалась в том, что российская оппозиция имеет отношение к борьбе, но не имеет отношения к истине и свободе. Попасть в список заявленных ораторов на митинге не было никакой возможности. Хотели выступить и правые, и левые, и юристы, и сыновья юристов, и борцы с юристами. Толпа была сконструирована так, что почувствовать себя под ее величественной сенью хотелось всем, а после того, как толпа отслужит свое, то сама распадется под действием проявившихся противоречий, как будто ее и не было. И не будет мешать своим создателям и руководителям делать то, ради чего все и затевалось.

– Не могу пробиться в списки выступающих! – пожаловался Ландаун Михалычу.

– Пробьешься! – улыбнулся тот в седую бороду. – У тебя сотовый с собой? Дай-ка сюда!

Не успел Ландаун подать ему телефон, как тот зазвонил.

– Я тут дал твой номер кое-кому, чтобы меня могли найти, – объяснил старик и ответил. – Михалыч у аппарата! Слушаю вас.

Громкость была достаточная, чтобы Ландаун мог разобрать, что говорит один из организаторов митинга – не тот, к кому обращался сам Ландаун, а рангом повыше – и предлагает выступить Михалычу от имени экологического движения.

– Эх, сынок! Стар я на митингах выступать, от меня придет человек, – увесисто сказал Михалыч. – Но ты пойми, что он будет говорить о своем, о насущном. О Любви, о Счастье, о Даре вечной молодости!

– Замечательно! – воскликнул организатор. – Нас это устраивает.

– Вот и договорились! – Михалыч выключил телефон и подмигнул Ландауну. – Он еще не понимает! Впрочем, каждый в меру понимания работает на себя, а в меру непонимания – на того, кто понимает больше! – И Михалыч улыбнулся вверх той непостижимой и любящей силе, которая понимала все.

– Папа, уже весна! Когда мы будем строить снежный домик иглу? – спросила Матрена.

Ландаун не смог найти, что сказать, его выручил Михалыч:

– Сейчас и построим, дочка! Папе некогда, у него завтра революция. А мы с тобой сами справимся! У нас с тобой времени много.

– А ты умеешь? – с подозрением спросила девочка.

– Да я жил в такой избушке 20 лет, – улыбнулся Михалыч.

Две истории о том, что произошло на площади

Денис Сазонов с детства хорошо стрелял, во дворце пионеров занимался в стрелковой секции. Поэтому на чеченской войне он был снайпером – причем сначала на одной стороне, потом на другой. А потом обнаружилось, что нет двух сторон, что есть спектакль абсурда, кровавый театр, в котором как гладиаторы, бьются друг с другом ничего не понимающие пацаны на потеху и прибыль зрителям и ценителям игры под названием геополитика. Денис уже не понимал, на кого он на самом деле работает – на ЦРУ, ФСБ, наркомафию или террористов – настолько все тесно переплелось и перепуталось. Ему просто говорили, в кого стрелять, он наводил прицел и нажимал спусковой крючок.

На этой площади он был запасным вариантом, официально он был в числе сотрудников службы безопасности, которые должны были охранять митингующих от эксцессов. Но неофициально Денис имел дополнительное задание. Если потребуется, если поступит команда, он должен был открыть огонь по толпе и ОМОНу, с целью спровоцировать панику и беспорядки. Когда это может понадобиться он, в принципе, понимал. Россия – страна большая, и в революцию в России вложены большие бабки, очень большие бабки. И еще большие бабки обещаны в качестве отступных после победы революции. На кону стояло ни больше ни меньше, чем судьба планеты. Если Китай сговорится с Россией – это один расклад сил, если Россия примкнет к Западному конгломерату – совсем другой. Запад всегда любил воевать чужими руками, а здесь он одним махом мог решить и китайский вопрос, и русский. Нитуп воевать не хочет, Нитуп строит газопроводы в Корею, Китай, по дну Балтийского моря. Он хочет богатеть, он хочет диктовать свою волю, но воевать не собирается. Значит, Нитупа надо убрать. Любой ценой. Любая цена не будет слишком большой в такой игре. Если удастся революционерам завести толпу и расшатать власть митингами и относительно мирным битьем витрин – хорошо. Если не удастся – надо стрелять. Кровь всегда взывает к мести. И всегда отключает разум. Кровь на снегу, кровь на белой ленте – вот окончательный символ «снежной революции».

Насколько Денис понимал ситуацию, Нитуп не уступит, он теперь в касте неприкасаемых, прокаженных, нерукопожатных для Запада. Запад сглупил и сам загнал его в угол. Теперь, если Нитуп уступит, он разделит судьбу Милошевича и Каддафи. А может Запад сознательно демонизирует Нитупа, чтобы сменить власть в России быстро и кардинально, чтобы будущим российским руководителям не повадно было даже играть в самостоятельность, чтобы даже думать о ней было бы страшно и противно, как о… мужеложстве. Значит, придется стрелять. Может сегодня, может через неделю. Денис очень тщательно спланировал пути отхода. И он знал, что такое же задание получил не он один. Вокруг площади наверняка посажено еще 3—4 снайпера. Руководители проекта сознавали, что умом Россию не понять, у русского, тем более на родной земле, всегда может проснуться совесть, любовь к Родине и еще сотня не известных науке болезней. Поэтому они всегда подстраховывались.

Лариса не волновалась, ее распирало какое-то незнакомое, а, может быть, давно забытое чувство. Сердце колотилось, а голова была удивительно ясная, даже зрение обострилось. Она отчетливо различала людей в темной форме на крышах домов и за стеклами верхних этажей. «Охрана!» – подумала она и забыла про это. Это все не имело значения, сейчас на нее снизойдут Дух и Любовь.

Ландаун начал свою пятиминутную речь, подавившись и закашлявшись. Даже старому казаку, пофигисту-философу видеть перед собой многотысячную толпу, ждущую – принять или освистать тебя – это достаточно суровое испытание. Лариса послала напарнику свет и тепло, и голос вернулся к Ландауну.

– Вы пришли сюда потому, что ненавидите Нитупа. Но есть более глубокая причина вашего присутствия здесь. Вы хотите быть счастливыми, быть любимыми, быть свободными. Вы надеетесь, что сегодняшний день станет шагом на пути к счастью. И вы правы. Я привел вам живое доказательство счастья. Посмотрите на эту женщину, полную молодости, сил, вдохновения, с сияющими глазами богини. Неприлично интересоваться у дамы о ее возрасте, но сегодня это правило устарело. Я хочу, чтобы вы догадались, сколько ей лет. И после этого вы много интересного узнаете о Нитупе. Давайте! Угадайте! Кто больше?

– Тридцать! Двадцать восемь! – кричали мужчины

– Тридцать два! Тридцать пять! – возражали женщины.

– Вы все правы! И все ошибаетесь! – прокричал Ландаун. – На самом деле ей столько лет, сколько она захочет! Лариса, скажи пару слов!

Лариса обвела всех ликующим взглядом, от которого женщинам стало тепло, а мужчинам жарко:

– Друзья, я так рада вас видеть сегодня! Это такой праздник! Еще два месяца назад я испытала бы сожаление от того, что у вас есть надежда на счастье, а у меня ее нет. Но все изменилось. Два месяца назад мне было пятьдесят лет, и жизнь моя катилась к концу, а сейчас я снова молода, и у меня все впереди.

– Пятьдесят? Не может быть! – шептались внизу женщины.

– Пятьдесят? – уточнил один из руководителей митинга у другого. – Загибает!

– Я думала, для меня уже все кончено. Что я никогда уже не научусь играть на пианино, не побываю на Амазонке, никогда не полюблю, не рожу ребенка. Удивительно, но сейчас я снова хочу жить. Я люблю жизнь. Я сегодня сыграла первую гамму на синтезаторе. Я буду учить языки и ездить по миру. И я смогу объехать весь мир, потому что моя новая жизнь только началась. Я хочу и я могу, теперь я могу родить ребенка моему любимому мужчине, которого я обязательно найду.

– В пятьдесят лет родить? Она с ума сошла!

– Я не верю, что ей пятьдесят. Паспорт бы посмотреть.

– Моя единственная проблема, что в паспорте я выгляжу гораздо старше, и постовые на улицах меня принимают за мою дочь. А все это благодаря вот этому волшебнику, который совершил чудо всего за два месяца. Правда, он и сам два месяца назад был лысым очкастым занудой, а теперь посмотрите на него. В него влюбиться можно!

– Спасибо, Лариса! – рассмеялся Ландаун. Ему стало легко и радостно. – Вот что значит этот день для вас. С этого дня возможно все! Сколько совершено ошибок и глупостей по молодости и неразумию, как вам всегда хотелось вернуться в юность и все исправить, и сказать самые главные слова. Но посмотришь на брюшко, потрешь лысину – и понимаешь, что возврата нет, и сил нет, чтобы начать сначала. Но с сегодняшнего дня все не так. Сегодня возвращение в молодость возможно. И если еще вчера вы могли себя уговаривать потерпеть эту занудную жизнь еще 20 лет до пенсии и 30 до смерти, то сегодня компромиссы уже невозможны. Если жизнь вечна, то она может быть только вечно-счастливой!

– У вас осталась минута! – предупредил ведущий.

– А теперь перейдем к Нитупу! – сменил тему Ландаун.

Денис вначале мало прислушивался к речам ораторов. Они все старались давить на эмоции, глубина мысли ими отторгалась уже на уровне рефлексов. Только такие кадры могли составить пробивную силу революции, только такие кадры могли потрафить простецки-эгоистичной душе толпы. Таких подбирали, таких обучали разным незамысловатым премудростям – организации связи, быстрой мобилизации, хамскому неприятию ценностей указанного противника. Таких и бросали в бой, как роботов, которые, будучи однажды заведены, до окончания завода отрабатывают вложенную в них программу. Таких было не жалко стрелять. Настолько были очевидны ниточки, за которые их дергали, что разум Дениса отказывался признавать их человеческими существами. Просто марионетки в тире. Ему платят, он выбивает приз.

Но этот смешной философ привлек внимание бывалого киллера. Он почему-то заговорил о счастье, о молодости, о любви. И чувствовалось, что это не демагогический ход, чтобы потом перескочить к политике, а что-то очень важное, что-то глубинное. Денис напрягся, ожидая, что сейчас что-то будет. Но когда это что-то все-таки началось, он не успел заметить. Как и вся площадь, он пропустил удар и поплыл в мыслях куда-то в далекие безоблачные годы, когда еще не было предательства, смерти, боли, а были молодость, весна, любовь, надежда.

А, может быть, дело было в этой девушке, которая сопровождала философа, а однажды взглянула прямо в глаза Денису, словно могла видеть его без всякой оптики. И этот взгляд настиг его как выстрел – прямо в лоб. Он помотал головой, приходя в себя. Он уже давно вычислил своих коллег по снайперскому цеху, двое на крышах, один на 6 этаже здания банка. В оптический прицел Денис заметил, как среди организаторов митинга началась какая-то суета, им звонил кто-то наблюдавший за всем из-за кулис и явно понимавший больше, чем сержанты и фельдфебели армии революции. «Его убьют!» – понял вдруг Денис и с сожалением посмотрел на смешного философа. Эти бестолочи-организаторы митинга уже потеряли контроль над толпой, они не смогут его даже стащить со сцены. Народ им не даст. Значит, в дело пойдет запасной вариант. Он дослал патрон в патронник. Он ждал приказ, но не мог сосредоточиться. В голове мелькали какие-то картины из прошлого, солнечное лето, речной берег, крики ребятни, Лариса в ярко-красном купальнике. Точно! Это же Лариса! Это в нее он был влюблен в той своей давно забытой жизни. Но как она изменилась! Нет, она осталась такой же, но что-то изменилось в ней. Может быть, взгляд, а может… Выглянуло Солнце, осветив здания, зиму, многотысячный митинг. Почему-то на площади раздалось мощное «Ур-а-а!». Очередь из трех выстрелов была беззвучной, но все они попали в цель…

– А теперь перейдем к Нитупу! – поторапливаемый организаторами, заговорил Ландаун.

– Погоди! Стой! – раздались выкрики из толпы. – Подробности давай! Мы записываем!

– Я бы жене своей посоветовал!

– Да я бы и сам сбросил лет «цать»!

– Подробности вы найдете на сайте [битая ссылка] www.tartaria.ru. А теперь все-таки о Нитупе. Он хочет сохранить свою власть? Да! Но он попал в ловушку, и из этой ловушки нет выхода, кроме того, что предлагаю я. Все люди стареют!

«Не все! – подумала Лариса и улыбнулась. – Некоторые молодеют!»

– В том числе и политики! В том числе и Нитуп! – продолжал Ландаун. – Через несколько лет ему будет уже трудно удерживать власть в окружении молодых и сильных соперников, его разорвут по законам волчьей стаи, которых никто не отменял. Но у него есть шанс – он может сохранить молодость навечно!

– Это еще зачем? Чтобы вечно сидеть на нашей шее? – раздалось из толпы.

– Один маленький нюанс, Лариса не дать соврать! – поднял палец Ландаун. – Чтобы сохранить молодость навечно, любому придется стать праведником. Вечная молодость – это не только молодость тела, но и молодость души. Ее искренность и чистота. Для Нитупа – это единственный шанс уцелеть, а для нас – это шанс получить правителя-праведника. Демократические выборы не способствуют приведению во власть праведников. Наверх пробиваются те, кто может беззастенчиво лгать, отбирать последнее у сирот, продавать свою Родину тем, кто заплатит больше. Даже царей-праведников было больше, чем праведников-президентов.

– Предлагаешь сделать Нитупа царем? – пробасил кто-то снизу.

– Я предлагаю гораздо более интересное! – воскликнул Ландаун. – Записать в решение митинга наказ Мировладу Нитупу пройти омоложение души и тела, чтобы он мог по-настоящему вести страну нравственным курсом к построению общества справедливости и гармонии. А также… – крикнул Ландаун, перекрывая поднявшийся шум. – А также потребовать от всех кандидатов на все выборные посты в государстве проходить такую процедуру, чтобы государством руководили только праведники – молодые, красивые, честные. И начать, как с самых сознательных политиков, с тех, кто нас сегодня собрал здесь, с уважаемых лидеров оппозиции. Вы готовы стать праведниками? – повернулся Ландаун к президиуму.

Широко открытые глаза, отвисшие челюсти и разведенные в стороны руки говорили о полной готовности лидеров оппозиции возглавить процесс возникновения нравственной власти в России.

– Кто за это предложение? – поставил вопрос на голосование Ландаун. – Поднимите руки!

Лариса ликующим жестом выбросила вверх две руки, и сквозь разрывы облаков по площади ударил луч Солнца.

– Ах! – пронеслось по толпе. И навстречу Солнцу по природной сути человека поднялись руки, и раздалось древнее могучее русское «Ура-а-а!»

Толи от мощного звука, толи просто символически лопнул огромный воздушный шар с неприличным лозунгом революции и, падая, накрыл всех организаторов, которые барахтались в нем, как слепые котята. Ландаун с Ларисой сошли со сцены и стали протискиваться через толпу к выходу с площади. Но вскоре поняли, что выйти из толпы им не удастся, народ устремился за ними, окружая плотным кольцом, хватая за одежду, требуя контактов, задавая вопросы. Лидеры оппозиции от неожиданности произошедшего впали в столбняк – почему их никто не предупредил? что теперь будет? – паническая мысль читалась в их глазах, наблюдавших великий исход людей с площади. Кто-то пытался остановить народ, но звуковая система не работала, усилитель только дымился и потрескивал.

– Эти русские… на любую нашу хитрость отвечают непредсказуемой глупостью! – сказал один.

– Бисмарка цитируешь? – вздохнул другой.

– А кто такой Бисмарк? – удивился первый.

Денис очередью из трех выстрелов вывел из строя трех своих коллег по снайперскому цеху. Еще одним выстрелом разрушил звуковую аппаратуру митинга. А потом подумал и влепил пулю в огромный воздушный шар с лозунгом оппозиции. Никто не понял и никто не заметил, но вместе с шаром лопнул и никому уже не нужный эгрегор революции. «Теперь бежать! – думал Денис. – Только бы не было еще одного снайпера! Только бы не было пятого!» Он боялся не за себя, он боялся за тот новый мир, который рождался на его глазах. Мир, в котором России никто не сможет диктовать, кто будет в ней президентом. Мир, в котором Русь явит облик новой цивилизации, цивилизации молодости, а не старческого прозябания, не вражды и конкуренции, а сотрудничества и заботы об общем благе, не иллюзии, а истинного предназначения человечества. Денис бросил винтовку, рацию и стремительно ринулся к чердачной двери. Все было тихо. Он так и не услышал, как из брошенной рации донеслась команда: «Всем огонь!»

Последний звонок

– Мы там простояли до вечера, рассказывая все обстоятельства эксперимента, – Лариса взахлеб делилась впечатлениями с Гюльчетай, забыв про остывающий ужин. – Да ты сама все увидишь, там телевидения было – все каналы, кроме ТНТ.

– А почему ТНТ не было?

– Ландаун объявил, что не будет говорить, пока этот позорный канал не уберет свою камеру!

Лариса была возбуждена и говорлива, а Ландаун чувствовал себя опустошенным и разбитым. Через тело прошли энергии космического масштаба, на нем сошлись чаяния и надежды десятков тысяч людей на площади и миллионов у телеэкранов, а тело к этому было еще не готово. Затаившиеся темные программы тормозили поток чистой энергии, раскалялись от трения, вспыхивали и сгорали. Ландауна кидало то в жар, то в холод. Но надо было закончить дело, и он собрал волю в кулак.

– Я бы хотел трезво оценить достигнутый нами результат…

– Да все классно! – воскликнула Лариса.

– Не торопись! Это лишь первый успех, и у нас еще нет надежности и предсказуемости результатов. И самое главное. Вечная молодость – это вечный процесс омоложения, в котором каждый день приходится решать новые, неизвестные доселе задачи.

– Продолжай, – посерьезнела Лариса.

– Вспомни, как мы представили наш успех на площади. Вот женщина, которой было 50 лет, а стало 30.

– Ну да, так и было.

– А почему, собственно 30 лучше 50, если речь идет о вечной молодости? – Ландаун вопросительно обвел взглядом женщин.

– Блин! – Лариса быстро поняла, о чем речь. – Мы так гордимся цифрой 30, потому что все еще находимся под влиянием программы старения и смерти. В нашем подсознании сидит, что наш век отмерен!

– Похоже, что информационный вирус смерти сидит в нас очень глубоко, – размышлял Ландаун. – Он закладывается в нас еще до рождения. Только зачатый ребенок находится полностью в информационном поле своей матери, которая уверена, что обязательно состарится и умрет, в ее голове сидят научные данные о продолжительности жизни, в ней есть воспоминания о старении и смерти родственников и близких людей. И мать заражает этой уверенностью своего ребенка, который ничем не может защититься, потому что полностью полагается на ее мудрость и защиту. Нас всех поставили на счетчик, у нас у всех тикает внутри часовой механизм – сколько мне еще осталось. И остановить его, забыть о нем мы не в силах, также как мы не можем забыть о матери. Как те анонимные алкоголики – мы на всю жизнь больны, но мы можем компенсировать и ослабить влияние вируса.

– Мы можем вообще перестать считать года! – предложила Гюльчетай.

– Есть такой подход! – улыбнулся Ландаун. – Михалыч рассказывал, что где-то в Сибири наши толи геологи, толи этнографы обнаружили целую деревню, в которой никто не мог сказать, сколько ему лет. Они просто года не считали. Это не было в обычае, это не было значимой информацией, с которой что-то можно делать. По заключениям ученых, жители деревни отличались отменным долгожительством – кое-кто из них помнил еще русско-турецкую войну 1870 г. за свободу Болгарии. К этому забвению возраста стремиться надо, но город не даст этого сделать – уже при приеме на работу потребуют документ, удостоверяющий возраст. На какую-то работу и не берут после, допустим 35 лет. А на какую-то требуются только пенсионеры. Программа старения и смерти пронизывает всю нашу культуру и государственное устройство. Противопоставить этому вирусу можно только постоянное действие антивируса. Нужно отслеживать проявления программы и избегать тех ситуаций, в которых они проявляются. Либо изменить свое отношение к ним. Кастанеда такое выслеживание своих собственных привычек называл сталкингом.

Гюльчетай подхватила мысль:

– Я почему-то вспомнила фильм «Терминатор». Как и терминатор, вирус старения и смерти не знает ни страха, ни жалости, ни раскаяния, с ним нельзя договориться, и он никогда не остановится, пока ты не умрешь. Вот в чем метафизический, глубинный смысл этого фильма.

– Но успех все-таки есть! – подбодрил Ландаун женщин. – Мы видим, что молодость возвращается, и мы знаем, что нам Создатель дал все силы и возможности, чтобы решить любые возникающие задачи. Так ведь? – обратился он наверх.

«Так!» – ответил Создатель. И ответ услышали все участники эксперимента.

– Есть Дар вечной молодости, но нет Рецепта вечной молодости, – продолжал Ландаун. – Нет раз и навсегда установленной последовательности действий, пригодной для любого человека в любое время. Вечная молодость – это вечный поиск. И что еще интересно – ее нельзя найти для себя, но только для тех, кого любишь. Эгоизм – это путь страдания, страха и смерти.

В это время загудели позывные Skype на ноутбуке Ландауна. Подошла Гюльчетай, но тут же позвала Ландауна:

– Тебя… Нитуп…

– Слушаю, Мировлад Мировладович!

– Я оценил ваше предложение…

– Насчет молодости?

– Насчет праведности, – сказал Нитуп. – Я с вами полностью согласен. Сохранить Россию мы сможем только при высочайшей нравственности. Я должен попробовать вашу систему на себе для того, чтобы в случае успеха распространить ее на управленческий корпус и наш народ. Когда мы сможем начать?

– Завтра. Но у меня есть одно условие.

– Понимаю.

– Мне нужен час телевизионного эфира каждый день для общения с народом.

– Первый канал вас устроит?

– Вполне.

– Тогда договорились.

Ландаун выключил Skype и задумался.

– Ты добился, чего хотел, но отчего-то не радостен, – заметила Гюльчетай. – Устал?

– Наверно, страшно? Такая ответственность! – уточнила Лариса.

– И ответственность большая, но с нами Создатель. Нам любое дело по плечу. Но мне не дает покоя одна деталь. Опасаюсь, нет ли подвоха сторонних сил.

– Какая деталь? – спросила Гюльчетай.

– У нас все получилось со спадом революции и сохранением страны, но ведь я не выполнил условие Творца! Как же все получилось? Я должен был помочь Ларисе обрести Любовь, найти мужа. Я надеялся на чудо, на то, что на таком многолюдном митинге встретятся глаза, сердца, руки. Но ведь этого не произошло. В чем тут дело?

– Чудо произошло! – тихо сказала Лариса.

– Да? И когда? Почему ты молчала?

– Я бы ничего не сказала, если бы ты не спросил. Но, может быть, так хочет Создатель? Может быть, это для чего-то нужно?

– Говори!

– Сердце женщины должно выбрать самого достойного из мужчин, чтобы подарить ему любовь, чтобы вдохновлять его, чтобы продолжить его род. Это природа женщины. А кто же в этом мире самый достойный? – Лариса подняла глаза на Ландауна. – За два месяца ты разобрал меня на части и снова собрал замечательной женщиной, красивой, пылкой и юной богиней. Ты мой создатель, ты для меня – отражение нашего небесного Создателя на Земле. Кто более тебя достоин моей Любви? Я люблю тебя, и на митинге я это поняла. Вот! – Лариса поглядела жалобно на Гюльчетай. – Я не хотела… жаль, что вы не мусульмане.

– Почему? – Гюльчетай облизнула пересохшие губы.

– Может, вы бы взяли меня в дом младшей женой.

– Какой младшей женой?! – вскипела Гюльчетай. – Ты меня старше на восемь лет!

– Ну, тогда старшей!

Гюльчетай потянулась за сковородкой, но Ландаун крикнул:

– Стоп! Всем оставаться на местах! – и обратился вверх. – Это что, шутка такая? Это от Тебя или от них? – Ландаун кивнул вниз.

Женщины тоже посмотрели вверх в надежде, что все разрешится и как-то устроится.

«Скоро ты все узнаешь!»

– И это все, что Ты можешь сказать?

«Возьми ложку»

– Вот, взял! Я просто хочу знать, что происходит, кто все это придумал, и с чего все началось?!

Ландаун в сердцах треснул себя ложкой по лбу, прямо по третьему глазу… и пропал. Ложка мгновение висела в воздухе, затем упала на стол, отскочила и полетела вниз. Гюльчетай попыталась схватить ее, но только задела пальцами, придав дополнительное ускорение. Ложка со звоном покатилась по полу.

– Женщина придет! – только и догадалась сказать Лариса.

– Что, еще одна?! – возмутилась Гюльчетай.

В облаках морозного пара в кухне появилась Матрена, с белыми от инея ресницами и такой же белой каймой на капюшоне. Она только что завершила с Михалычем строительство снежного дома иглу.

– А папу вы куда дели? – спросила Матрена.

Возникший позади нее Михалыч погладил ребенка по голове.