Текст книги "Сладкие булочки. Рассказ"

Сладкие булочки
Рассказ
Валерий МИТ

© Валерий МИТ, 2021

ISBN 978-5-4485-5802-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Как сказал один величайший мудрец, а за ним повторили и другие: «В бесконечной Вселенной, найдётся место для всего».

А значит и то, что является в воображении мне, тоже где-то, но существует.

Живёт своей особой жизнью, развивается и плевать оно хотело на то, что я его вообразил.

Оно знать обо мне не знает, а я, хотя и знаю о нём – никакой не творец – так, обыкновенный рассказчик.

Как подумаешь об этом – не хочется ничего.

Рассказывать, точно не хочется.

Единственное, что заставляет меня продолжать, так это то, что без меня то, что привиделось мне, никто не увидит. А те, кого я не вообразил, так и будут потеряны в бесконечной Вселенной – в её невообразимой глубине, за кучей обычных и световых лет времени и пространства.

Так же, как была бы потеряна странная планета у безымянной голубой звёзды, если бы я о ней умолчал.

Но нет!

Молчать не годится.

Я обязан о ней рассказать.

О ней и её сладких булочках.

1. Странная планета

Эта планета находится очень и очень далеко – за миллионы парсеков от нас. Её не увидеть в телескоп и до неё не так-то просто добраться. Не каждый звездолёт способен летать на такие расстояния.

Но даже и долетев, увидеть её непросто.

Прежде чем она была обнаружена, несколько пилотируемых и с десяток автоматических кораблей, пролетели мимо, считая, что у голубой звезды, вокруг которой она вращается, спутников нет.

Планета и впрямь оказалась небольшой – чуть больше нашей Луны и летела по очень низкой орбите. – Столь низкой, что слепящий свет от звезды, полностью скрывал её от любых любопытных глаз.

Наткнулись на неё случайно.

Делали спектральный анализ звезды, подлетели поближе и увидели это чудо – маленький идеальной формы шар.

Ничего подобного раньше не попадалось.

Приплюснутых, в виде тыквы планет, встречалось сколько угодно, вытянутых яйцеобразных – тоже достаточно. Время от времени, натыкались даже на странные, бочкообразные планеты. На такую, как эта – никогда.

Все встречающиеся планеты были необитаемы, потрёпаны временем и обстоятельствами, побиты астероидами. Толстый слой звёздной пыли на их поверхности недвусмысленно говорил, насколько они стары. У некоторых из них даже отсутствовал тот или иной сегмент, была смещена ось. Орбиты их вращения оставляли желать лучшего, и были далеки от совершенства. Все они выглядели неаккуратными, требующими ремонта – на них было неприятно смотреть.

На их фоне, маленькая планета у голубой звезды, казалась необычайной.

Чистенькая, словно только вчера родилась. Словно, всего лишь пару миллионов лет назад вышла она на свою орбиту, словно космическая агония древних миров её совершенно не касается.

Раньше считалось, что таких планет не бывает.

Природа ведь только стремится к совершенству, но не в состоянии его достичь, какой-то изъян, но обязательно находится.

Здесь же, такого изъяна, на первый взгляд, не было – полная симметрия, с какой стороны ни посмотри. И дело было не только в форме.

Хватало и других странностей.

Судите сами:

На планете имелись два абсолютно одинаковых океана, расположенных на разных её полюсах. Каждый, выглядел в плане, как чётко очерченный круг. Каждый занимал ровно треть поверхности планеты.

Океаны друг с другом не сообщались, не имели, впадающих в них, рек. Были наполнены белёсым вязким веществом очень похожим на полужидкое тесто.

Оставшаяся треть планеты, свободная от океанов, оказалась симметрична её экватору и опоясывала планету чёрным кольцом. Эта суша планеты, если к ней можно применить такое слово, была чёрного цвета, твёрдая на ощупь, выглядела, как металл с тефлоновым покрытием.

Эта тефлоновая поверхность не имела ни впадин, ни холмов. Растительности, как вы уже догадались, на ней тоже не наблюдалось.

Это была ровная, идеально гладкая поверхность, на которой не на что было смотреть, но так выглядело издалека.

Стоило приблизиться к планете поближе и на её тефлоновой поверхности становились видны странные отверстия – маленькие – не больше ста миллиметров в диаметре, и их было очень много.

Они покрывали всю свободную от океанов поверхность, располагались на равных расстояниях друг от друга, превращая поверхность планеты в решето или дуршлаг, или во что-то ещё, не имеющее названия в нашем языке.

Странная, удивительная планета.

Для усиления эффекта от этой её странности, стоит добавить, что ось её вращения практически совпадала с её орбитой и проходила чётко по центрам океанов.

Иными словами, планета вращалась поперёк своего движения вокруг звезды и не имела смены времён года.

Кроме того, необходимо добавить, что планета вращалась достаточно быстро вокруг своей звезды, словно, компенсируя силу её притяжения, центробежной силой.

Не менее быстро она вращалась и вокруг своей оси, но это её вращение не было равномерным, шло рывками и немного портило первое впечатление от планеты.

Словно, в идеальном механизме что-то сломалось.

Словно, планету сотрясали землетрясения.

Словно, планета была наполнена жидкостью, а та в свою очередь, вместо того, чтобы свободно перекатываться внутри планеты по твёрдой оболочке, натыкалась на невидимые препятствия, провоцируя толчки.

Но если это было так, то выходит, что так было задумано, а в этом случае, встаёт вопрос – Зачем?

Ответ, как всегда, лежал на поверхности.

А если ещё точней – на поверхности океанов.

Оказалось, что толчки, в сочетании с центробежной силой вращения, обеспечивали нормальное перемешивание белёсой жидкости-теста.

Кроме того, как оказалось, в момент толчков, из отверстий в тефлоновой поверхности планеты, что-то выплёскивалось, а это, в свою очередь, подтверждало догадку про жидкость под оболочкой планеты, но совершенно не объясняло, что, вообще, чёрт возьми, происходило там.

Я просмотрел все глаза, наблюдая за этим необычным небесным телом, прячась в его тени от слепящего света звезды, пытаясь разгадать его загадку, но так ничего и не понял. Зато, обратил внимание на ещё одну странность. – Жидкость из глубин планеты выплёскивалась при толчках, а жидкость-тесто из океанов – нет.

Мне показалось это необычным.

Я приблизился ещё.

Оказалось, что с прежней высоты и под прежним углом зрения, я не заметил вертикальные стенки, опоясывающие океаны по периметру.

Стенки оказались сравнительно невысоки – каких-то метров сто, но этого хватало, чтобы вязкая белёсая жидкость, не перекатывалась при толчках через край.

Стенки, судя по всему, тоже были стальными, тоже покрыты тефлоном и тоже имели отверстия, располагающиеся в несколько рядов у своего основания.

Эти отверстия тоже были круглыми – миллиметров пятьсот в диаметре и на тот момент, наглухо перекрыты откидными крышками.

– Никакая это не планета, – проворчал я, теряя душевное равновесие, не замечая, что разговариваю сам с собой.

– Кастрюля с дырками, утопленная в сферический дуршлаг, – в сердцах добавил я. – Вернее, две кастрюли, принимая во внимания, что океанов – два. – Космическая скороварка. – Плод извращённого разума, забывшего на орбите этой звезды свой кухонный агрегат.

Я попытался представить существо, у которого есть кастрюля размером с Луну и не смог. Такое существо должно было быть огромных размеров и жить на планете размером с Солнце, а это…

2. Абсолютный псих

Я не знал, что значит это ….

Оказалось, что для такого масштаба в моём воображении не хватает места и оно, к глубокому моему сожалению, в отличие от Вселенной, не является бесконечным.

Но, тем не менее, хоть я и не смог представить, чьих рук, лап или щупалец – творение находится передо мной, оно никуда не исчезло и я, по-прежнему, не мог понять, что эта космическая кастрюля-скороварка делает именно здесь.

Я решил подняться над ней повыше, уменьшить масштаб и с относительно безопасного расстояния, ещё раз окинуть взглядом эту космическую кухню.

Интуитивно, я уже знал, куда нужно смотреть.

Вспомнив, что у каждого события есть свой горизонт, я поймал себя на том, что, приподнявшись над планетой, я смотрю именно на её горизонт.

Там на границе тени и света я заметил какое-то движение.

Немедля устремился туда и наткнулся ещё на одно явление.

Оказалось, что этот космический агрегат, вовсе не бездействует.

Судя по всему, в стенках кастрюль-океанов был скрыт фотоэлемент и при попадании на него света от звезды, срабатывал механизм открывания отверстий в стенках.

На границе света-тени было очень жарко – больше ста градусов по Цельсию. А там, где лучи звезды беспрепятственно касались планеты, температура скачком подпрыгивала до двухсот двадцати.

Поверхность планеты парила.

Свет от голубой звезды слепил глаза, мешая смотреть.

И хотя воздействие звезды лично на меня было, скорее, виртуальным. Казалось, что риск зажариться и ослепнуть всё же присутствует.

– Ты должен это увидеть, – шептал я себе, приказывая смотреть, превозмогая страх.

И я смотрел.

И мой риск оказался оправдан.

Увидеть и правда, было что.

При каждом толчке планеты из отверстий в её поверхности выплёскивалось немного жидкости. Она растекалась и мгновенно нагревалась под лучами звезды – шипела и пузырилась, как раскалённое масло.

Одновременно с этим из стенок кастрюль, сквозь отверстия выдавливалось чуть загустевшее от жары тесто.

Эти отверстия в стенках работали, как дозаторы, понял я. – Выплёвывали порцию теста прямо на раскалённый тефлоновый противень планеты.

Мне показалось это не совсем разумным. – Дозируют в несколько рядов, думал я – валят и валят. Сейчас всё завалят, тесто слипнется в ком и получится ерунда.

Но этого не случилось.

Тесто плюхалось на поверхность, принимая форму полусферы, становясь похожим на непропечённую булочку. Булочка, сама, без всякой посторонней помощи, словно живая, становилась на ребро и под воздействием центробежной силы, катилась в сторону экватора. – Сначала неуверенно, выписывая хитрые восьмёрки, но быстро обучаясь, ловя равновесие, с каждой секундой, увеличивая скорость своего качения.

Я видел, что скорость была необходима. Она позволяла булочкам обжариваться медленней и давала шанс продержаться подольше.

Тех же из них, кто не смог обеспечить нормальную скорость – ждала незавидная участь.

Случайно столкнувшись с другими булочками, или просто устав катиться, они падали на раскалённую поверхность и подняться уже не могли. Быстро прожаривались и за считанные минуты сгорали, не оставляя после себя ничего – даже пепла. Его частично растворяла жидкость на поверхности, частично сдувал куда-то ветер, без остановки дующий над планетой по ходу её вращения.

То, что происходило на этой планете, показалось мне жутким, жестоким и бесчеловечным, особенно если считать, что булочки были и впрямь, живые.

Ведь было совершенно очевидно, что до экватора они навряд ли доберутся – очень далеко, но даже если и доберутся – сгорят всё равно. – Сила инерции, толкающая их в сторону экватора в этом полушарии планеты, столкнётся с силой инерции другого полушария – нейтрализуется, и работать перестанет.

Мне стало, очень их жаль.

Захотелось остановить это безумие, заглушить эту космическую скороварку и разобраться с тем, кто это устроил.

– И какой только псих придумал этот безумный котёл? Кому понадобилось это извращённое тиражирование смерти? – невольно воскликнул я.

– Допустим мне, – услышал я тихий, вкрадчивый незнакомый и совершенно спокойный голос. – Но почему ты считаешь, что я псих? Мне кажется, что я абсолютно нормален.

– Абсолютный псих! – нервно добавил я, оборачиваясь, пытаясь увидеть хозяина вкрадчивого голоса. – Если считаешь это нормальным, тебе руки надо за это оторвать! – крикнул я, по-прежнему не видя никого, крутясь волчком на месте, глядя вправо, влево, вверх и вниз.

– Кто ты? Почему прячешься? – нервно спрашивал я. – Что, не хватает смелости выйти и поговорить по-мужски?

– Чтобы это сделать, сначала нужно понять, откуда я должен выйти, а главное – куда, – ответил голос. – Сам-то ты понимаешь, где находишься?

Если честно, я не понимал.

3. Песня счастья

Я висел в безвоздушном пространстве у безымянной голубой звезды, над странной планетой и даже толком не знал, в каком созвездии нахожусь, не говоря уже о том, чтобы сообщить этому невидимке свои координаты.

– Амбиций много, а скорость обработки потока низкая, диапазон восприятия небольшой, – рассмеялся голос, чувствуя мою неуверенность. – Не можешь превратить в понятные образы то, что не вписывается по частоте и требует дополнительной мощности и объёма. Голос с грехом пополам пробивается, но это и всё. – Тебе меня не увидеть.

– Ты кто? – в некотором недоумении от услышанного, спросил я.

– Я тот, кого эти булочки, когда-нибудь назовут творцом.

– Что же ты творец, – сказал я с некоторым сарказмом в голосе, – не мог придумать что-то более достойное? Зачем их на смерть-то посылать?

– Они выполняют свою миссию. И потом, им не так уж и плохо живётся. Что ты можешь понимать в жизни таких существ? Ты видел только часть, самое начало их пути – ничего не понял и сделал неверные выводы.

– Да, что тут понимать? – выкрикнул я. – Дохнут, как мухи, вывалившись из котла, вот тебе и путь.

– Ну, во-первых, дохнут не все, а только малая часть. – Это естественный отбор. Во-вторых, они всё равно счастливы и не умеют ни страдать, ни бояться. Катятся и катятся себе, радуются жизни, а если и погибают, то смеясь.

– Тоже мне счастье, – проворчал я. – Не может такого быть. Нечему здесь радоваться.

– А ты слышал их смех?

– Нет …, – удивлённо ответил я, – Я думал, они всё делают молча.

– Молча…, – ехидно передразнил невидимка. – Тоже мне знаток внеземных цивилизаций. У самого диапазон восприятия никакой…, а туда же.

– Сам ты никакой, – немного обиделся я. – В любом случае, какой бы диапазон у меня не был, проверить твои слова я не смогу, а значит…

– Ничего не значит! – перебил меня голос. – На, слушай…

И я услышал.

Сначала, словно, издалека, будто звонкие колокольчики, переливчатые и прекрасные, донесли до меня свой чудесный перезвон, а потом звуки проявились чётче, и я смог разобрать голоса.

Неземные певучие голоса.

Эти существа, словно, пели.

Эмоции бурной радостью рвались из них наружу. Они, действительно, казались счастливыми и, радуясь этому, без конца звонко и весело смеялись.

Катились вперёд по своей планете, нехитро переговаривались друг с другом. Строили простые и незамысловатые фразы, под стать их нехитрой жизни и, казалось, не переживали ни о чём.

Странно, но на мгновение я даже почувствовал, что немного завидую им, но это быстро прошло – завидовать было нечему, а их ощущение счастья, казалось, необъяснимым.

– Давай догоняй, – кричала одна булочка другой, радостно смеясь.

– Солнце жгучее, горячее, как я люблю, – кричала, радуясь, другая.

– Я быстрее всех, – радовалась третья, ускоряясь.

Для меня всё это, по-прежнему, было удивительно.

Я всё ещё никак не мог понять, чему они так радуются. – Их жизнь была коротка, кроме движения у них ничего не было. Где-то на экваторе существовала неявная цель, но они о ней, похоже, даже не знали. – Полная бессмыслица, а не жизнь.

– Не скажи, – прервал мои размышления невидимка, явно читая мои мысли. – Если их жизнь отличается от твоей, это ещё не значит, что она не имеет смысла.

– Ладно, умник, – хмуро ответил я, – давай, объясни мне, дураку….

– Могу и рассказать, – ответил он, – но всегда лучше увидеть своими глазами.

И он направил мой взгляд в нужную, с его точки зрения, сторону.

4. Конечные точки восприятия

Сначала я не увидел ничего нового.

Булочки катились нескончаемым потоком, болтали звонкими голосами, каждая о своём, чередуя смехом каждую фразу. Катились и катились всё так же бессмысленно, как и раньше, к своей неизбежной гибели.

Я хотел было возмутиться и сказать невидимке, что он ни в чём меня не убедил и убедить никогда не сможет. Сказать, что я понял, почему они смеются и счастливы – догадался, что они просто глупы.

Я даже открыл рот, собираясь это сказать, но внезапно все булочки одновременно выкрикнули протяжное радостно-удивлённое: «О…о…о…» и на планету начал падать снег.

Я так и остался стоять, разинув рот, не в силах произнести ни звука, глядя на это чудо – снег, под палящей звездой, при температуре больше двухсот градусов по Цельсию.

– Это не снег, – сказал невидимка, видя моё замешательство. – Можно сказать, что это сахарная пудра. Жидкость, выплёскивающаяся на поверхность при толчках, кроме всего прочего, содержит приличный процент сахара. Он вместе с парами поднимается в атмосферу. Там, жидкость выпаривается окончательно, а сахар мелкой пылью падает с неба в виде осадков, похожих на снег.

– А куда девается жидкость?

– В первом приближении, там, где температура резко понижается – на границе света-тени, частично собирается в туман, частично выпадает дождём, но так или иначе оказывается сначала на поверхности планеты, а потом, через её отверстия попадает обратно в недра.

Это сложный процесс – не забивай голову, лучше посмотри, как прекрасны наши булочки.

Они и правда, были ничего себе.

Носились по планете, как ненормальные. Перемазались в сахарной пудре так, что на них живого места не осталось. Увлечённые этим занятием, даже перестали говорить, смеяться же, наоборот, стали в два раза громче. Стали белые пушистые и очень привлекательные.

– Какие-то бешеные снежки, – проворчал я, пряча улыбку.

– И не говори, – ответил невидимка. – Правда, забавные?

– Не то слово.

– Прямо, как дети.

– Что да, то да, – ответил я. – Радуются так искренне и, похоже, немножко безобразничают.

– Пусть повеселятся, пока есть возможность, – грустно сказал невидимка. – Пока пудра сыпется с неба, им ничто не угрожает. Свет звезды пробивается с трудом, температура воздуха немного падает, поверхность планеты чуть остывает. – Но стоит только небу проясниться, просто беда …, – ещё более грустно добавил он. – Многие тут же сгорят.

– А может быть, как-то изменить температурный режим? – спросил я.

Повисло молчание.

Через две минуты я тихонько позвал:

– Эй! Ты где?

Но опять не получил ответа.

Через пять минут, я подумал, что он покинул меня, а ещё через минуту – вновь услышал его голос.

– Здесь нельзя ничего изменить! – твёрдо сказал он. – Здесь даже думать об этом нельзя!

– Почему? – спросил я.

– Ты прикалываешься или, правда, не понимаешь? – спросил он.

Я и правда, не понимал.

Я мог бы понять, если бы он объяснил причину, или бы просто сказал, что ничего менять не хочет, но нет – он сказал это так, словно это выше его сил, словно не он творец этого мира, хотя и недвусмысленно об этом говорил.

– Так ты что, не создатель этого мира? – спросил я.

– Да при чём тут это! – неожиданно вспылил он. – Создатель – не создатель, какая разница? Что ты можешь знать о конечных точках восприятия? Как влияют изменения в них, на всё остальное? Что, вообще, оно такое, как формируется, откуда исходит?

Если ты задаёшь мне свои дурацкие вопросы, значит, понятия об этом не имеешь. Значит, знать не знаешь, как происходит процесс познания, что такое знание в принципе, откуда берутся ответы, а самое главное – вопросы к этим ответам. – Выходит, ты не намного разумней булочек этой планеты и с тобой разговаривать не о чем.

Честно говоря, он меня ошарашил своей тирадой.

Я почти ничего не понял из того, что он мне сказал, но обиделся капитально. – Он совершенно явно назвал меня дураком.

Если бы он не был невидимкой, я бы ему, наверное, врезал и не посмотрел бы на то, что он, судя по всему, крутой.

Но это было невозможно.

Я и, в самом деле, слышал только его голос. И мне не оставалось ничего другого, как просто ответить:

– Сука ты, – сказал я ему. – Если ты знаешь больше, это не даёт тебе права так разговаривать со мной.

– Я не хотел тебя обидеть, – грустно ответил он. – Я лишь имел ввиду, что знание чего-либо и незнание этого, существуют одновременно. Требуется совсем небольшое умственное усилие, чтобы это понять. Ведь любой вопрос является следствием именно знания и тот, кто его задал, на определённом уровне сознания, уже знает ответ. В противном случае он бы не знал, что спрашивать. Восприятие же…

5. Легенда

– Хватит умничать! – перебил его я. – Опять этот бред. Я просто хотел помочь.

– А не нужно никому помогать, – ответил он зло – Булки катятся к экватору. Если повезёт, его достигнут. Туда же, с противоположной стороны планеты, стремятся другие булки.

На экваторе, те, кто сумеют добраться – встретятся. Если очень повезёт, найдут свою половинку – сольются и образуют сферу. Сфере намного легче катиться. В движении, смысл их жизни. В таком движении – полная счастья жизнь.

– И что потом? – спросил я. – Какой в этом смысл?

– А какой смысл в жизни?

– Не уходи от ответа, – сказал я. – Это я тебя спрашиваю.

– Есть легенда, – нехотя, ответил он. – Однажды, две влюблённые булочки образуют сферу. Их любовь будет настолько сильна, а движение под лучами голубой звезды – столь долгим и стремительным, что вызовет мутацию. – Они станут единым целым, и им станет доступно всё. Вселенная распахнёт им свои объятья, и они…

– Чушь, – оборвал его я. – Сам-то ты веришь в то, что говоришь?

– Да! – надменно прогрохотал голос. – Эта вера поддерживает нас не одну тысячу лет!

– Ну и как, распахнулась Вселенная?

– Пока нет, но я знаю, что …, – голос внезапно осёкся на полуслове.

Я почти физически почувствовал, как меня буравят невидимые глаза.

– Я вижу, ты издеваешься надо мной, – сказал невидимка сурово и жёстко. – Пытаешься поколебать мою веру. Я мог бы тебя уничтожить за это, но ты слишком глуп и ничтожен и тратить на тебя свои силы слишком расточительно.

– Однако, твоё дальнейшее пребывание здесь нежелательно, – добавил он. – Объявляю немедленную депортацию. Раз, два, три…

На счёте девять, его голос немного смягчился, и он попросил меня плотнее закрыть глаза.

На счёте десять, мне показалось, что его голубая звезда взорвалась – так ярко что-то вспыхнуло за моими закрытыми веками.