Текст книги "Мы из прошлого века"
Автор книги: Валерий Романовский
Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Мы из прошлого века
Валерий Абрамович Романовский
Корректор Татьяна Днепровская
© Валерий Абрамович Романовский, 2023
ISBN 978-5-0060-7947-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Десять монологов о жизни… моей и моих сверстников
Мы пришли
Кончилась война в сорок пятом. И появились мы, послевоенные дети. Дети тех, кто остался в живых.
Стали мы пищать, ползать, ходить, говорить…
Сонное утро, мама, вставать не хочется.
Детский сад, воспитатели, игры.
Корь, ветрянка, желтуха, свинка.
Мы выжили, подросли и пошли в школу.
Тетради, учебники, ручки с перьями. Домашние задания, кляксы и слёзы.
Третий класс. Приём в пионеры. Пионерские звенья, отряд, дежурные санитары.
Летом – пионерский лагерь. «Отряд, равняйсь! Смирно!». Новые друзья, соревнования. В конце смены – прощальный костёр. Утром – поезд, вокзал, радость встречи с родителями.
И снова первое сентября. Одноклассники. Учителя. Снова уроки, уроки…
Зима. Коньки, лыжи, снежки, катание с горки.
Ангина, грипп, воспаление лёгких.
Первая любовь. Мечты и желания. Мысли о будущем.
Десятый класс… Одиннадцатый… И вот, наконец, последний звонок.
Выпускные экзамены, школьный бал. После – гуляние до утра.
Радость и лёгкая грусть расставания.
Чуть отдохнули, а жизнь торопит: «Что дальше? Быстрее! Выбирай дорогу!».
Хочется выбрать самим. Родители просят: «Только не надо фантазий. У вас – фантазии, у нас – жизненный опыт».
Многие сдаются и плывут по течению, не доставляя родителям огорченья.
Поплыл и я.
Это было вчера
Это было десять лет назад.
Дверь метро, как добрая акушерка, шлёпнула меня по заду и, дёрнувшись, я появился на свет божий. Студент, впервые идущий на занятия в институт.
Первое сентября. День цветов, ожиданий, речей и улыбок.
До института десять минут ходьбы. Я шёл, и душа, в предчувствии, пела.
Песню портила папина шляпа. А виной тому были дождь и мамино любящее сердце.
Час назад, заслонив собой дверь, мама требовала, умоляла: «Надень что-нибудь на голову! Посмотри в окно – начинается дождь!» Как каждая мать, она верила, что голова сына будет способна на многое, и её надо беречь. Остальным частям тела она, видимо, придавала меньшее значение.
Я рвался в жизнь с непокрытой головой. Мама стояла насмерть. Омрачать ей этот день не хотелось. Я покорился. Схватил висевшую на вешалке шляпу и выскочил из квартиры.
Надвинув шляпу на лоб, иду вразвалку по улице. Иду в институт.
Гордились родители: их дети умные – они поступили.
Довольны были учителя: хорошо учили.
А мы радовались – не надо больше сидеть, готовиться, волноваться. Краснеть и потеть на приёмных экзаменах.
Надо снова учиться. Теперь в вузе. Высшем учебном заведении.
И кто такое название придумал! Заведение…
Прошло время. Мы повзрослели, закончили институт. Ребята пошли лейтенантами в армию. На два года. Кто сразу, кто через год, через два. Кому-то повезло – не взяли.
Служба в армии – это отдельная песня. Скорее даже повесть или роман.
Стою на плацу. Жарко. Рубашка с погонами старшего лейтенанта. Передо мной двенадцать гавриков в серых х/б. Второй стартовый взвод. Мои ребята.
Через две недели, радостный и свободный, я запущу фуражку в угол комнаты, рвану на самолёт, самолёт поднимется в воздух, и останется позади военная служба. Ох и долго же она тянулась!
А после школы-то прошло уже десять лет. Шесть лет – институт, два года – работа, два – служба. Десять лет!
Что ж, начнём всё сначала.
1974 год
Пора!
Выходной. Гуляю по городу.
Кировский проспект. Ходил по нему в школу, встречался с друзьями. Вот мой дом номер 73/75, где жил в коммуналке до пятнадцати лет.
В соседнем доме – «Молокосоюз». Так его все называли. Магазин с большими витринами и мраморными колоннами. Сюда посылала меня и сестру мама за молоком и маслом. Закрыт. Не работает.
Переулок. Квартира – музей Шаляпина. Дальше, по Кировскому, дом, где жили мои школьные друзья. За ним – улица, в конце которой детская больница имени Филатова. Не знаю, работает ли она сейчас.
Шестиэтажные дома дореволюционной постройки и несколько новых на другой стороне.
Пивной ларёк на углу. Он был здесь и десять лет назад. Толпится возле него народ. А вон и Витька. Руки дрожат. Опохмеляется. Крепко лупили мы друг друга, Витька, если кто-то забегал не в свой двор. Хороший ты был парень! Сильный… Смелый… А теперь вот размазался здесь на углу…
Пышная дама навстречу. Пёсик па верёвочке, шляпка, наведённые брови – и, сквозь парфюмерию, лицо девчонки из девятого «А». Улыбается. Сразу и не узнал её.
Дылда-майор с большим портфелем… Важно шагает! Гордо глядит! Но я-то помню первенство в конце первого курса. Как он испуганно хлопал глазами, зажатый в углу ринга. А я лупил боковыми. Слева, справа… Слева, справа… И чуяло сердце: это уже победа.
Женщина с усталым лицом катит коляску. Только по лёгкому шагу и разлетающимся волосам я узнаю тебя, Танька, задорная хохотушка из Дворца пионеров.
Завертела нас жизнь, понесла…
Беспечная молодость уже позади. Пришла пора жениться, родить детей. Работать. Зарабатывать. Как все.
Пора!
И всё?
Что скажем мы детям, когда они подрастут?
«Всё просто. Всё проза в этом мире. Всё уже было…»
И поплетёмся дальше.
Не сказав нужного, не сделав главного.
А наше главное – в чём оно?
1975 год
Слово родителям
Как встали после войны в очередь, так до сих пор и стоим. За хлебом, за мясом, за яйцами. За квартирой, за мебелью.
Выросли дети, внуки. А мы всё стоим.
Одни уходят – другие приходят. И никак не подойти, не выбить, не получить.
На месте топчемся, злимся, кого-то ругаем: «Куда! Ишь какой! Лучше всех, что ли?».
А жизнь идёт. Телевизоры светят. Спутники летают. Вот уже по Луне кто-то прошёл.
– Тише! Тише! Слышите, говорит!
Дзи-н-н-н– нь!
– Алло! Алло! Анна Петровна? Вы меня слышите? Как там у вас? А у нас гречу дают. Где-где… в переулке. Скорее! Я на вас заняла.
Одеваемся и бежим. Встаём в очередь.
Продавец:
– Только по килограмму! Больше не занимать!
И мы стоим. Ждём… своего килограмма. Если и движемся, то еле-еле.
А разговоров!
– Ну и погодка! Холод собачий!
– Не говори… Антициклоны кругом.
– По радио обещали: вот-вот будет весна.
– И ты поверил? Как же… Жди! Они всю жизнь обещают.
Холодно. Тучи. Черно кругом. Мы прижимаемся теснее друг к другу. И снова ждём, ждём…
Наконец-то! Слава богу, теплеет. Надолго ли?
Кап… Кап… Кап… Кап…
Неужели и вправду весна?
Посидим немного. Ноги что-то уже не держат.
Красота-то какая! Помнишь, сидели вот так же. Строили планы, мечтали. Будто вчера было! Ушло всё. И силы ушли.
Эх, ещё бы немножко! Нет, видно пора…
Кому-то везёт. Везут кого-то.
А жизнь продолжается.
И так хочется, чтоб нашим детям…
Дети… Вон они какие стали! Совсем взрослые!
Не хотят всю жизнь кругами… на одном месте. Хватит, говорят. Покружили! Пора напрямую!
Что ж, наверно они правы. Пусть пробуют.
И дай им бог, хотя его, наверно, нет, счастья!
И немного удачи.
Не стойте, дети! Вперёд! Смелее!
Ваша очередь.
1982 год
Весна
Вот и пришла весна.
Ещё вчера, усталые и сердитые, брели по улицам люди. На работу, с работы. Домой, из дома. Зябли на остановках, толкались в автобусах.
Но вот подул ветер. Весенний. Свежий. Очистилось небо от облаков и стало вдруг синее-синее. Тёплое солнце коснулось лиц, и что-то дрогнуло внутри от этой ласки.
И вы остановились. И увидели рябь на Неве. Совсем, как тогда, в детстве, когда плыли под вечер по озеру в лодке. Плюхали вёсла, скрипели уключины, и лёгкий ветерок дарил вам запах свежести и чувство свободы.
Над озером, за горой, покрытой светлыми соснами, садилось солнце. А слева уже темнело. Узкий стручок месяца висел там, над лесом, и первая звезда ярко блестела неподалёку.
И всё было просто и ясно.
Вы прикрываете глаза…
И нет уже серого асфальта, чёрной набережной… Ни тесных одежд, ни тяжёлых сапог. Есть только вы. Ваше тело и ваша душа. Вы и весна. И все перед нею равны.
На душе покойно, легко. Как не бывало давно.
Визжат тормоза. Вы вздрагиваете. Автобус. Надо ехать. Но ехать не хочется.
И вы стоите, словно ждёте чего-то.
Какие кругом хорошие лица!
Две девушки, светлые и весёлые. Как задорно они смеются!
Парни. Насупленные и серьёзные. Но и их независимый вид не в силах скрыть радость жизни и желание любить.
Хочется снова закрыть глаза и плыть, плыть… Туда, где зацветают травы, шумят деревья, и пахнет тёплой землёй. Где хочется упасть на землю и смотреть в небо. Слушать птиц, наслаждаться природой и растворяться в ней.
Весна. Пора обновления и надежд.
Весна восемьдесят пятого года.
1985 год
Новый век
Ушёл старый век. Двадцатый. Попрощался с народом Ельцин. И захотелось оглянуться. Осознать. Чем были для нас эти годы?
Начиналось со слов. Слов было много. Перестройка… Ускорение… Гласность… А потом был путч, разрушение, свобода, бандиты, рынок.
Что было с нами? Наши надежды – это что? Наивность? Незнание? Обман? Но ведь был общий душевный подъём! Порыв к новому.
Дебаты в Верховном Совете… Мы слушали их часами, приложив ухо к приёмнику. На работе, в транспорте, на улице. Спорили, радовались, голосовали.
Ельцин… Собчак… Сахаров…
И опять, как в феврале семнадцатого: «Отречёмся от старого мира!» Этого хотели почти все. И партийные, и беспартийные. Старое надоело. Каким будет новое – никто точно не знал. Предполагали. Но были уверены: будет не хуже, чем у «них».
Нам говорили: «Всё будет хорошо». Мы верили.
До тех пор, пока не пришли бедность, Чечня, дефолт.
Но и это уже позади.
Новый век. Двадцать первый…
Так что же у нас в сухом остатке?
У каждого своё. Свой остаток. И достаток у каждого свой.
Снова мы разделены. Теперь на богатых и бедных.
Но ведь так живёт весь мир. Мы же пробовали жить по-другому.
Вечные вопросы: «Как жить? Что делать?»
«Главное, ребята, сердцем не стареть. Песню, что придумали, до конца допеть…».
Вот и ответ.
Просто и гениально.
Задумать и сделать. Ставить цели и достигать их.
Что ж, пора спросить себя на пороге двухтысячного: «Какие цели ставил себе ты? Достиг ли их? Чем поступился ради их достижения?»
Ответить, подумать и снова действовать. Пока есть силы и желания.
Не стареть сердцем. Верить в лучшее. И надеяться, что оно придёт.
2000 год
Вместо тоста
Шестьдесят лет. Немало.
Позади целая жизнь. И бог его знает, сколько ещё осталось.
Но то, что меньше – это уже точно. Хотя бы в этом есть определённость.
Да, уже шестьдесят. Пора успокоиться. Стать мудрым. Не суетиться. Уметь помолчать. Выразить всё одним только взглядом.
Пора забыть о грандиозных планах. Подвести кое-какие итоги. Позаботиться о здоровье. Посидеть. Подумать. Повспоминать.
И снова вперёд.
А что? Всего шестьдесят. Мы ещё живы. Есть ещё сила в руках, и дух ещё не угас.
Запрыгнуть на подножку уходящего поезда и пролететь по жизни ещё лет двадцать. До последней станции. Станции назначения.
Ну что, дружище, прыгаем?
Давай!
2005 год
Осень
Осень. Осень нашей жизни…
Мы почти прожили жизнь.
Лучшие наши годы остались там, в веке двадцатом.
Там были молоды, влюблены, полны надежд и стремлений.
Что-то сбылось, что-то нет. Всё в прошлом.
Будущее…
Оно принадлежит уже не нам.
Что оно приготовило нашим детям и внукам?
Будет ли у них прямая дорога?
Или, как нам, суждено им бродить, словно по лесу, большими кругами?
И есть ли вообще в наших лесах эта прямая дорога?
2010 год
К финишу
Вот и вышли мы на финишную прямую. Лыжи сами несут под уклон.
Ноют ноги, болит спина, но мы ещё машем по привычке палками.
Скоро пересечём красную линию.
Кто за кем придёт – одному богу известно.
Поскрипывает снег… И небо такое синее…
Надо остановиться.
Как хорошо!
Белые сугробы, зелёные ели с пушистыми ветками. Синички радостно прыгают с ветки на ветку. Говорят друг с другом о чём-то о своём.
Воздух влажен и свеж. И так глубоко и свободно дышится!
А может, повернуть и намотать ещё пару кругов заплетающимися ногами?
Нет, лучше опуститься на снег, отстегнуть лыжи… И сидеть, и любоваться, и ждать заката.
Потом закрыть глаза и незаметно уснуть.
Верные зрители сами отнесут тебя к финишу.
И суровый судья одним движением руки остановит секундомер.
Все затихнут. Станут ждать объявления победителя. Но победителей в этой гонке, увы, не будет.
2015 год
Пришли и уйдём
Пришли и уйдём.
Скоро уйдём навсегда.
Исчезнем лёгкой дымкой в облаках…
И останется от нас детям и внукам – помимо движимого и недвижимого – то, что мы сумели в них вложить.
И ещё останутся наши лица. В рамках, альбомах, коробках и телефонах.
Надо успеть им всё сказать!
Надо суметь.
Пока не спеклись в склерозе мозги. И не распались мысли на глухое мычание.
А уж потом… Как там у Шекспира: «Дальше – тишина…».
Вспоминайте нас, дети и внуки! Вспоминайте почаще, когда мы уйдём!
И пусть хранит вас наша любовь. Всю вашу жизнь.
Аминь.
Пьесы
Будем жить
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Профессор – Золотников Лев Борисович, 70 лет.
Тоня – дочь профессора, 35 лет.
Василий – брат третьей жены профессора, 49 лет.
Алиса – четвёртая жена профессора, 35 лет.
Розов – пластический хирург, 42 года.
Асель – повариха, киргизка.
Коренев – приятель Василия по военному училищу.
Первый боец.
Второй боец.
Те, которые будут жить через сто, двести лет после нас… те, быть может, найдут средство, как быть счастливыми…
А. П. Чехов. «Дядя Ваня», 1896 г.
Темно. Канонада. Звуки разрывов. Всё ближе и сильнее. Всполохи света. На сцене человек в военной форме. Это Василий. Грохот. Василий падает. Тишина. Тревожные крики: «Комбат!.. Комбат!» Свет прожектора. На сцену выбегают два бойца. Подбегают к лежащему лицом вниз Василию. Один из бойцов наклоняется и трогает его за плечо. Василий поднимается, отряхивается. Несколько раз сильно двигает нижней челюстью, сглатывает, затем зажимает рукой нос и надувает щёки. Опускает руку.
Василий. Уши заложило… Все целы?
Первый боец. Двое раненых.
Второй боец. Нащупали нас. Теперь будут долбить. Загнёмся мы тут.
Василий. Не загнёмся. Ты, главное, не ссы. Будем жить. Быстро в укрытие! (Бойцы убегают. Снова канонада. Василий стоит, прислушиваясь, затем обращается к зрителям.) Грозу вспомнил. Это было два года назад, в мае. В другой жизни… (Звук разрыва снаряда. Прожектор гаснет. Темно.)
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Свет. Загородный дом. Большая веранда, освещённая солнцем. За окнами – берёзы, цветущие яблони. На веранде две двери: одна на крыльцо в сад, другая – в дом. В центре веранды обеденный стол. Вокруг стола – стулья. Диван, кресло, столик, торшер, фортепьяно, комод. На комоде – кофеварка. На стене – зеркало, часы, телевизор, в углу – гитара.
Суббота.
Утро. Часы показывают девять. На веранде никого нет. Входит Асель. Она несёт поднос с тарелками, чашками, ложками. Расставляет посуду на столе, уходит в дом. Из сада на веранду входит профессор Золотников в спортивном костюме. Останавливается. Несколько раз поднимает руки вверх, опускает вниз, глубоко дыша. Заканчивает. Подходит к окнам, открывает одно из них. Пение птиц. На веранду входит Алиса с ковшиком в руке.
Алиса. Ты кашу будешь? Четыре злака.
Профессор. Буду. Я сейчас. Только лицо помою. (Уходит в дом, вскоре возвращается.)
Они садятся за стол. Алиса накладывает кашу на тарелки. Едят.
Алиса. Птицы поют. Лёва, слышишь?
Профессор. Слышу. А вот это – соловей.
Слушают.
Профессор. Хорошо здесь! В городе духота, пробки…
Алиса. С лекциями всё?
Профессор. Всё. Теперь отдыхать.
Алиса. На море?
Профессор. Через пару недель.
Алиса. Может, пораньше?
Профессор. Мне книгу надо закончить.
Алиса. Ладно, давай через две. А куда?
Профессор. Хочешь на Сейшелы?
Алиса. Давай. Мы там ещё не были.
Профессор. Хорошо. (Помолчав.) Василий и Тоня встали?
Алиса. Спят ещё.
Профессор. А Асель?
Алиса. Встала. Это она кашу сварила.
Профессор. Хорошая каша. Скажи Асель: пусть завтра плов сделает.
Алиса. Скажу.
Профессор. Сегодня в двенадцать врач приедет. Помнишь, я тебе о нём говорил?
Алиса. Помню. Ты всё-таки решил?
Профессор. Да.
Алиса. Когда?
Профессор. В начале августа.
Алиса. А зачем он сюда?
Профессор. Я ему про дачу Петровых сказал. Хочет посмотреть. Может, купит.
Алиса. Хорошо бы! Не нравится мне этот Петров. (Подходит к кофеварке, наливает кофе в две чашки, возвращается к столу, ставит чашки, садится.)
Профессор. О! Слышишь, Алисик! Опять соловей…
Пьют кофе, слушают.
Профессор. Ты всё? Позавтракала?
Алиса. Да.
Профессор. Может, пойдём тогда посадим астры? Пока не жарко.
Алиса. Сразу после еды вредно. Давай попозже.
Профессор. Хорошо.
Они встают и уходят в дом. Свет гаснет. Тикают часы. Свет. На часах десять. За столом сидит Василий. На нём футболка и шорты. Пьёт чай. Входит Тоня. Она в халате и домашних тапочках.
Тоня. Доброе утро, Вася.
Василий. Доброе утро.
Тоня. Ты давно встал?
Василий. Недавно. Вечером с дежурства пришёл, хотел… это самое… к тебе, а у тебя… это самое… дверь закрыта. Постучал – не открываешь.
Тоня. Я не слышала. Спала крепко.
Василий. Так уж и не слышала?
Тоня. Нет. Устала я за неделю. Отоспаться хотелось. Суббота ведь.
Василий. Ну что, отоспалась?
Тоня. Отоспалась. (Потягивается, подходит к кофеварке, наливает себе кофе, садится за стол, пьёт.)
Василий. А я вот почти не спал. Последнее время, Тоня… это самое… заснуть не могу. Мысли всё… какие-то там… в голову лезут.
Тоня. Ты сайт заведи и все свои мысли туда. Сейчас многие так делают. Подписчиков наберётся – рекламу разместят. Денег заработаешь.
Василий. Я вижу, у тебя это… хорошее настроение…
Тоня. Нет, правда! У нас на работе одна девица фото свои размещает. В разных позах. И мысли тоже. Всё, что ей в голову взбредёт. Так у неё полно подписчиков.
Василий. И что… есть результат?
Тоня. Есть. С работы её хотят уволить.
Василий. Ну, думаю, она… в общем… без работы не останется.
Тоня. Я тоже так думаю – фигура у неё хорошая. (Ставит чашку на стол.) Пойду-ка я полежу на массажной кровати.
Василий. Давай Я тебе… это самое… массаж сделаю!
Тоня. Нет. Лучше помоги папе. Вон видишь, он с Алисой цветы сажает! (Показывает рукой в окно.)
Василий. Без меня справятся. Я лучше покурю. (Достаёт пачку сигарет.)
Тоня. Только не здесь.
Василий. Ладно. (Выходит на крыльцо.)
Тоня уходит в дом. Свет гаснет. Тикают часы. Временами звуки телевизора, разговоров, пения, затем обеденный шум: звуки наливаемых напитков, восклицания. Свет. На часах – два. Асель расставляет чистые тарелки, уносит грязную посуду. На столе остаются бутылки с водой, соком, рюмки, бокалы, тарелки с закусками. Дверь на крыльцо открыта. Профессор сидит на диване, откинувшись на спинку, и борется со сном. В комнате больше никого нет.
Алиса (голос из сада) Лёва, ты где? Иди к нам!
Профессор (кричит) Иду, Алисик! Иду! (Тяжело поднимается, уходит в сад.)
На веранду из дома входит Розов. На ходу ищет что-то в смартфоне. Садится на диван. Входит Асель. В руках у неё сковородка. Она подходит к столу, ставит сковородку на подставку.
Асель. Все уже разошлись? (Розову) Покушаете ещё?
Розов. Больше не хочется.
Асель. Может, выпьете что-нибудь?
Розов. Водочки бы выпил. (Убирает смартфон в карман.) Есть водка?
Асель. Сейчас принесу. (Уходит, возвращается с бутылкой водки, ставит бутылку на стол.)
Розов (садится за стол, открывает бутылку, наполняет рюмку). Ну… будем здоровы! (Выпивает, закусывает солёным огурцом, потом кусочком чёрного хлеба.)
Асель. Вы лучше бы птицей закусили. Пока горячая.
Розов. Ничего ты в закуске не понимаешь. Хоть и повариха.
Асель. Я повариха временно. Вообще-то я няня.
Розов. Да? И кого же ты нянчишь?
Асель. Хозяйка сказала – их ребёнка. Когда получится.
Розов. Долго тебе поварихой работать придётся. Хотя… есть примеры.
Асель. Ничего. Главное, чтобы деньги платили.
Розов. Это верно. Сама-то откуда?
Асель. Из Киргизии.
Розов. Я вижу, что не наша. Глазки чёрные, кожа хорошая. Хозяин ещё не приставал?
Асель. Чего ему приставать! У него жена молодая.
Розов. Ну и что…
Асель. Он старый…
Розов. Старый конь борозды не портит.
Асель (оглядывается – нет ли ещё кого на веранде). А у нас из коней колбасу делают. Очень вкусную.
Розов (смеётся) «Ха-ха-ха! Садись. Да садись ты, садись!
Асель садится.
Розов. Из Киргизии, говоришь… Ну и как там у вас?
Асель. Плохо. Работы нет. А если есть – платят мало.
Розов. А тебе много надо…
Асель. У меня семья, родители старые.
Розов. Понимаю. Зовут-то тебя как?
Асель. Асель.
Розов. Асель… Красивое имя. Давно в России?
Асель. Три года уже.
Розов. И где работала?
Асель. У других. Тоже няней. Пока они не уехали.
Розов. Чисто говоришь. Без акцента.
Асель. Я пединститут закончила. Детей русскому языку учила… У нас, в Бишкеке. Дом свой был. А теперь вот няня…
Розов. Я вот тоже дом решил купить. Здесь, с вами по соседству.
Асель. Свой дом – это хорошо…
Розов. Свежий воздух нужен. Заработался я, Асель.
Асель. А вы в какой отрасли работаете?
Розов. В космической.
Асель. Правда?
Розов. Шучу. В косметической. Пластический хирург я.
Асель. А-а-а… Губы делаете… Грудь вот такую… (Показывает.)
Розов. Не только. Я всё могу. А ты, значит, няня… Хорошая няня – редкость. У меня в детстве тоже няня была. Добрая, ласковая. Бывало, прижмусь к ней, обнимет она меня крепко-крепко, по спинке погладит, и так хорошо сделается…
На веранду из дома выходит сонный Василий. Молча садится за стол, наливает себе водки, пьёт, затем берёт сковородку, ставит перед собой, ест прямо с неё. Асель встаёт и уходит в дом.
Розов. Куда вы делись?
Василий. Мы же договорились… это самое… что будем на ты.
Розов. Договорились.
Василий. Вздремнул я немного. Когда здесь Лёва с женой, сплю ночью плохо.
Розов. Может, из-за неё?
Василий. Из-за кого? Из-за Алиски?
Розов. А что… она привлекательная…
Василий. А как думаешь… вообще… любит она Лёву?
Розов. Не знаю. Любит, наверно.
Василий. Любит… Он же старик! Жизнь она хорошую любит. Моя сестра – его третья жена – это вот… вот она его любила. Все дни по хозяйству хлопотала, квартиру вылизывала. А придёшь к ним – у них… это самое… Какие-то там люди тусуются, артисты. Шум, гам. Те -т е– те всякое… Это вот когда он дома. Правда, дома он не часто бывал. Всё время куда-то ездил… вообще. Может по работе, а может по этим… по бабам. Замучилась она с ним. Об Алиске когда узнала… ну вообще… сильно переживала. Но терпела. А потом заболела. Рак. Года не прошло, как умерла, а он уже с Алиской это самое… женился на ней. Тонькина мать, его вторая жена, не зря… в общем-то… от него сбежала.
Розов. Сбежала? Куда?
Василий. В Париж. Сошлась с каким-то французом… по это самое… по интернету.
Розов. И дочку оставила?
Василий. Не отдал ей Лёва Тоньку. А когда на сеструхе моей женился, Тоньку наши родители взяли. Она с ними жила, а я в училище. Им Тонька как дочка была. Любили они её, особенно… этот… батя мой. Баловал внучку. Давай… это самое… выпьем за моего батю. (Наливает себе и Розову.)
Они пьют водку, закусывают.
Розов. А кем он у тебя был?
Василий. Военным. Всю жизнь Родине служил. Он и меня уговорил… это… в училище поступить.
Розов. Так ты в армии служишь?
Василий. Служил. Но недолго. Вот.
Розов. Почему?
Василий. Начало девяностых помнишь?
Розов. Помню, но так… Я еще пацаном был.
Василий. Закончил я тогда училище, стал служить, а зарплаты даже на жизнь не хватает. Прирабатывали офицеры, кто как мог. Ну и я тоже. Некоторые стали увольняться. И меня жена пилить стала: «Что за жизнь, денег нет! Увольняйся!» И правда – не прожить было. Сын тогда еще родился. Ну и я решил. Но просто так не увольняли – пришлось пить. Пил до усрачки, на службу не являлся. Уволили. И стал я работать на гражданке.
Розов. Кем?
Василий. Да кем только не работал! И инженером, и работягой. Скучал я по армии. А жене всё… это самое… всё не так: и получаю мало, и работы непрестижные.
Розов. Знакомая история.
Василий. Сама-то она… там… карьеру делала. Чиновницей. И такая это… бо‘рзая стала! Однажды пришёл я… это самое… под газом, а дверь в квартиру на защёлку закрыта. Звоню – не открывает. Убирайся, кричит, не нужен ты мне. Я давай это… дверь ломать. А она… вообще… милицию вызвала. Забрали меня, на следующий день отпустили. Пришёл домой, а в квартиру… это самое… не попасть – замки на дверях сменила.
Розов. И что ты?
Василий. Ну, пошёл к приятелю. Выпили. Договорился я временно у него… Он тогда один жил. Стал я с женой… это самое… воевать. Так она начальника полиции… это… в любовнички взяла. Вот. Приду, она ему звонит – тот сразу… это самое… наряд высылает. Сына… там… на свою сторону перетянула. В общем… плюнул я на всё. Давай ещё?
Розов. Нет, всё. Я пас. (Наливает воду в стакан, пьёт.)
Василий. А я выпью. (Наливает водку, выпивает.) Жить где-то надо было – не всё ж… это самое… у приятеля. Я с Лёвой договорился и сюда вот переехал. Дом этот батя мой построил. Когда батя умер, надо было… это самое… наследство оформлять. Мне и сестре – по равным долям. Профессор этим занимался. Ну, в общем… я ему доверенность дал, а он взял да и оформил весь дом на сестру. Боялся, что я это… пропью свою долю. Я сестру любил, ну ладно… не судиться же с ней. А когда она умерла, дом ему… профессору перешёл.
Розов. А почему ты его профессором зовёшь?
Василий. Так он и есть… профэссор. В институте… там… кафедрой заведует. А ещё шоу ставит. Он за эти шоу столько бабок заколотил!
Розов. Долю-то он тебе отдал?
Василий. Отдал. Деньгами. Я их в банк положил, а банк… это самое… накрылся. И остался я… вообще… с голой жопой. А директор банка купил себе это… дом в Лондоне и живёт там в своё удовольствие.
Розов. Кстати… Лев Борисович сказал: дом у вас по соседству продаётся.
Василий. Да, продаёт сосед.
Розов. Хочу посмотреть. Может, куплю.
Василий. Посмотри. Сосед… это самое… мутный какой-то. Лёва его опасается. Наверно, потому и согласился, чтоб я это… здесь жил. Дом в порядке содержал. Ну ладно. Я ещё в охрану посёлка устроился. Сутки через двое. Платят, вообще… не очень.
Розов. На жизнь-то хватает?
Василий. Хватает. Лёва… там… бабки даёт: на ремонт, на газ, на электричество. И ещё… там… добавляет немного.
Розов. И Тоня здесь живёт?
Василий. Здесь. У неё с жильём тоже… это самое… проблемы. Развелась с этим… ну с мужем, одним словом. Квартира была двухкомнатная – ей и ему по комнате. А он взял, да и это самое… продал свою комнату каким-то абрекам. Заселились они – и началось. Выживать, суки, её стали. Она туда-сюда – бесполезно. Ну комнату закрыла – и сюда. Живёт пока здесь. Такие вот дела.
Розов. С сыном-то видишься?
Василий. Вижусь. Заезжаю иногда. Начальничка полиции… за это… за взятки посадили, так она сразу подобрела. В квартиру пускает, чай наливает. И намекает, чтобы это самое… мол, всё по-прежнему. Нет уж! Чего уж… туда-сюда! А у тебя дети есть?
Розов. Есть. Тоже сын. В Новосибирске.
Василий. А с женой как?
Розов. Давно развелись.
В окно видно, как по саду идут профессор, Алиса и Тоня. В руках у них грибы. Они подходят к дому, входят на веранду.
Алиса (Протягивает вперёд руки с грибами.) Смотрите! Смотрите! Подберёзовики!
Василий. Где вы их нашли?
Тоня. Росли прямо на участке. Надо же! В конце мая!
Василий. Можно это… суп сделать.
Алиса. Лучше пожарить. Люблю жареные грибы. (Обращается к Розову.) А вы любите?
Розов. Обожаю.
Алиса (мечтательно). С луком пожарить, с картошечкой…
Профессор (кладёт грибы на стол, садится на диван, трёт руками колени.). Алисик, принеси мне, пожалуйста, плед.
Алиса. Сейчас. (Кладёт грибы на стол, уходит в дом.)
Тоня (смотрит на стол, видит бутылку с водкой, рюмки). Пойдём, Вася! Ты уж тут, наверно, наговорился. Поможешь мне грибы чистить.
Василий. Пойдём. (Берёт со стола грибы.)
Василий и Тоня уходят.
Профессор. Николай Павлович, хотел вас спросить: вы сумму прикинули?
Розов. Прикинул. Значит, как договорились: поднимаем уголки рта, убираем морщины у глаз…
Профессор. Давайте ещё со лба морщины уберём. Жена, как видите, у меня молодая. Внутри, в душе, я тоже чувствую себя молодым, а вот снаружи… Не хочется рядом с ней старым грибом выглядеть.
Розов. Будете как юноша. Сами себя не узнаете.
Профессор. Главное, чтобы жена узнала.
Розов. Хорошо, я уточню смету. Да, ещё… Прошлый раз, на приёме я вас не спросил: с потенцией у вас как?
Профессор. А что, это имеет отношение к косметической операции?
Розов. Имеет. Ваша кардиограмма, которую вы принесли, не очень хорошая. И давление – мы померили – высокое. Вы, случайно, таблетки для улучшения потенции не используете?
Профессор. Иногда.
Розов. Некоторые таблетки оказывают влияние на сердце. Не всем они подходят. Возможно, до операции их придётся отменить.
Профессор. А после?
Розов. Об этом вам надо спросить у кардиолога. Когда вы у него в последний раз были?
Профессор. В прошлом году.
Розов. Обязательно сходите. В ближайшее же время.
Профессор. А если он скажет, что таблетки нельзя?
Розов. Значит, нельзя.
Профессор. Нет ли каких-то других средств? Без вредного воздействия на сердце… Вы же врач. Может, знаете?
Розов. Есть. Простое упражнение. И довольно эффективное.
Профессор. Да? Покажите.
Розов. Хорошо. Ложитесь на спину.
Профессор ложится, вытягивается на диване.
Розов. Согните ноги в коленях. Так. Теперь разведите колени в стороны. Как можно шире. Соедините ступни друг с другом. Так. Шире разведите! Ещё шире! Держите в напряжении. Держите! (Держит разведённые ноги профессора.) Теперь сведите колени. Разведите. Надо повторять движение несколько раз. Сведите. Разведите. Сведите. Разведите. До отказа. И держите… держите! Кровь при этом приливает к предстательной железе. Чувствуете, теплеет? Закройте глаза и сконцентрируйте всё внимание на ней.
Профессор закрывает глаза. Через минуту раздаётся храп.
Розов (удивлённо). Заснул. С пол-оборота. Вот счастливчик!
На веранду выходит Алиса. В руках у неё плед. Она удивлённо смотрит на лежащего с разведёнными ногами профессора, затем подходит к дивану и накрывает профессора пледом. Трогает его за плечо. Храп прекращается.
Алиса. Устал. Пусть поспит. (Садится за стол.) Жарко. Пить хочется.
Розов (подходит к столу). Вам воды или сока?
Алиса. Воду, пожалуйста.
Розов берёт бутылку с водой, наливает воду в бокал и подаёт его Алисе.
Алиса. Спасибо. (Пьёт воду, ставит бокал на стол.)
Розов. Какие у вас красивые руки. И вся вы такая изящная…
Алиса. Вы останетесь на завтра?
Розов (садится) Не знаю.
Алиса. Гостевой дом у нас на ремонте. Если решите остаться, мы вас здесь, на втором этаже, разместим.
Розов. Спасибо.
Алиса. Приехали мы сюда вчера, а кажется, живём здесь давно.
Розов. Значит, вам здесь хорошо.
Алиса. Да. Хорошо. Лес рядом. Люблю запах грибов, листвы, леса. Детство напоминает. Вы любите лес?
Розов. Нет. У нас леса не ухожены. Деревья сухие валяются, мусор, пакеты. Парки, сады – где чисто, убрано – это люблю.
Алиса. А что вы ещё любите?
Розов. Солёные огурцы.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?