Текст книги "С четверга на среду"

– У Гете была история любви правда в пятьдесят лет, но к восемнадцатилетней Кристине Вульпиус.

– Вот об этом я и говорю, что мужчина к браку вызревает долго. И свое произведение о Мефистофеле Гёте закончил, в каком возрасте?

– В шестьдесят три года! А мог написать гораздо раньше, как Лермонтов своего «Демона».

– Дмитрий, как ни говори, существует наука статистика, что не все вечно под луной. Представь, что Лев Толстой был бы поэтом.

– Толстого не тревожь, это национальное достояние, он зеркало русской жизни.

Потом в пивном баре Павел подвел итог, поднимая кружку жигулевского пива.

– Другие времена, другие нравы. Решение уважаемого собрания: «Любить или не любить. Кто – за? Кто – против? Кто – воздержался? Принято единогласно! Дмитрий, женись!»

В баре играла музыка. Подошла развязная девица с сигаретой, наклонилась, и тихо спросила у Анатолия, если есть желание, то мальчишник они могут продолжить с ней. Павел категорично отмахнулся от нее рукой, объясняя, как иностранке, что они философы. Дмитрий сидел на скамейке за столом из рыбной закуски, пива, и окурков в пепельнице, на правах жениха с чувством правильно выбранной судьбы, и обреченно смотрел на весь этот пьяный угар, считая себя зрителем в этом мужском веселом клубе.

Друзья расстались, похлопывая по плечу, заверяя друг друга в дружбе.

Он шел по тихим улочкам старой Петербургской стороны ночного города, мимо мечети, киностудии, рынка, зоопарка, зеленых маленьких скверов и садиков с грязными скамейками.

Дмитрий скупился в словах, но не в чувствах, испытывая муки любви в своих ощущениях, которые, как ветер, легко меняли свое направление.

6

От скал Симеизского мыса спускается ночная прохлада, и отдыхающие от дневного зноя идут к берегу моря. Шумят кипарисы. Ирина походкой юности прогуливается по улочкам приморского городка с подругой Любой, с которой они на прогулочном катере приплыли из Ялты. Они так торопливо разговаривали, что не успевали расслышать друг друга, а потом безудержно смеялись над словами, как над глупостью. У Ирины наплывали, как волны, мысли и чувства при воспоминании о Дмитрии. Она твердила себе, как заклинание: «Я буду любить тебя всю жизнь. Только тебя!».

Люба поведала о своих чувствах к Георгию, чем озадачила на миг Ирину, но так как и у неё изменились жизненные обстоятельства, она почувствовала, как незаметно улетучилось чувство вины перед Георгием. Люба продолжала верещать: «Я ему говорю, что скучаю, тоскую, а он мне в ответ, что меня еще не смог полюбить. Не умеет он радоваться счастью, даже, тогда, когда его девушка любит».

Ирина решила пооткровенничать с подругой: «На моем лице уже улыбка возникает, как только я слышу звонок телефона от него. Я чувствую такую нежность». На что Люба мгновенно отреагировала, заметив, что Ирина по всем приметам – влюблена.

Дни каникул проходили в череде гостей и развлечений. Неспортивная форма ее тела не осталась без внимания пытливого материнского взгляда, а отец терпеливо считал ее калории, и радовался прибавке в весе, поощряя ее беззаботный отдых.

Ирина чаще уединялась с матерью, и он часто досадовал на вынужденное одиночество, и о дамских секретах. Отец открывал сервант, доставал бутылку, выпивая стопку коньяка, весело возвращался на кухню, обнимал дочь, приговаривая, что он знает все их секреты.

Ирина засыпая, мысленно разговаривала с Дмитрием. Ее бывшая комната теперь была тесна для фантазий любви, на кровати она уже не сворачивалась в клубок, как в детстве.

Она почувствовала, что с ее приездом все ждут каких-то перемен в жизни. Георгий пришел в гости с Любой. Он украдкой бросал взгляды на Ирину, и ждал дружеского объяснения. Ирина сказала ему, что у нее есть молодой человек. У Георгия заходили желваки на лице, он кивнул головой в знак того, что все понимает, но самолюбие его было оскорблено, оставляя ему другой шанс, остаться с Любой.

Теперь все проходило по взрослому, еще два года назад она была подростком, а теперь женщиной, привлекающая к себе внимание назойливых мужчин. Георгий спел горскую песню о любви, что готов, головой ударится о скалу, от любви. Все аплодировали, смеялись, и никто не плакал. Песня была шуточная.

Однажды молодые люди возвратились поздно. Георгий пожал руку, попытался обнять, как из-под руки появилась Люба, и подставила ему свою щеку. Отец Ирины увидев эту сценку свидания из лоджии дома, стремительно спустился по лестнице к ним с третьего этажа. Его лицо было бледно, губы сжаты. Он отошел с Георгием в сторону.

– Георгий, ты хороший парень, но без моего разрешения не встречайся с Ириной.

– Папа, ты не имеешь права так грубо с ним разговаривать, он ничего плохого не сделал, – вдруг Ирина смолкла, когда увидела отцовское гневное лицо. Она по – военному развернулась и ушла в дом. Мужчины продолжили недружелюбный разговор.

– Я думаю, что мы поняли друг друга, она взрослая девушка, и сама решит, кого выбрать, а провоцировать её на легкомыслие не надо.

– Согласен. – пообещал, ухмыляясь, Георгий.

Георгия после злополучного вечера, Ирина так и не увидела, поссорившись на день с отцом, который старался загладить вину перед ней, и только после его подарков она, по-детски, помирилась с ним.

Ирина опять уединилась с матерью перед отъездом, собирая чемодан в дорогу.

– Я хотела тебе сказать это раньше, но лучше поздно, чем потом, – начала разговор Елена Павловна. – Я ухожу от отца к Серго. Он еще не знает о моем твердом решении. Ты выросла…

– Так вот, отчего он пьет? – раздраженно произнесла Ирина.

– И еще Серго, родственник, Георгию, ты это знаешь.

– Зачем? В вашем возрасте! Эти игры в любовь.

– Ты когда-нибудь меня поймешь, как женщину, что значит проживать жизнь в состоянии загнанной домохозяйки. – Ирина взглянула на мать, и не нашла никаких признаков неопрятности, наоборот, перед ней стояла женщина в красивом платье, с модной прической, и четким подчеркнутым рисунком ресниц, яркой губной помаде, и на ногах легкие туфельки, а не стоптанные домашние тапочки.

– Никогда! Я вас ненавижу. Вы меня предали. Вы не любили друг друга, и не любили меня.

– Замолчи! Твой отец сам виноват. Я думаю, что ты, как взрослая дочь, меня поймешь?

– Ты меня обманывала все эти годы, объясняя, что живете по – человечески, то есть, тихо и счастливо. Дожили!

Ирина ушла в комнату, где проплакала в подушку всю ночь. Через день, купив билет перед отлетом самолета, улетела в Москву, а оттуда прибыла в плацкартном вагоне в Петербург. Дмитрий встречал на перроне вокзала с охапкой гвоздик. Она кинулась в его объятия, и плакала от счастья, шепча на ухо: «Я люблю тебя больше жизни!». Дмитрий не мог расслышать всех ее слов. Он был счастлив, как никогда, и не мог понять, за что его любят, безмолвно воспринимая ее слова, а её слезы вызвали в нем чувство мужского благородства, что он теперь в ответе за нее. Дмитрий крепко прижал к себе Ирину, и она успокоилась в его крепких объятиях рук.

7

Влюбленные становились ближе друг другу от постоянного присутствия. Дмитрий в счастливые минуты вспоминал ее слова, в чем он больше утверждался, и больше к обсуждению этих чувств не возвращался, считая, бесповоротно решенным вопросом настоящее объяснение в любви. Встречи с друзьями отошли на дальний план, теперь в жизни у него есть главное – семья и работа. Ирина находилась в ощущении обожания всего, что окружало их, забывая о словах, когда за их чувства говорили жесты, улыбки, и объятия.

Дмитрий, как счастливый мужчина был горд, что его любят, правда, так и не получив ответа, за что его любят. Она рисовала в воздухе большое сердечко и протыкала стрелой Амура, посылая ему воздушный поцелуй, когда он спускался по лестнице вниз, выходя из квартиры.

Он кратко припомнил два случая из жизни, когда он делал безуспешные попытки понравиться двум холодным красавицам, ухаживая за ними безответно.

Ирину поглотило чувство заботы о Дмитрии, выбирая модный фасон одежды, наряжая его, как свои детские куклы. Она засыпала, когда он погружался в сон, вздрагивая, тогда она сворачивалась калачиком под его руку, и крепко засыпала. Дмитрий часто пробуждался при ее беспокойном сне, и осторожно прикрывал уголком одеяла ее ноги.

Ирина в течение прошедших двух месяцев почувствовала себя защищенной от невзгод. Они часто говорили бессмысленные слова, осыпая беглыми и нежными поцелуями. Веселая очаровательность их отношений вызывала одобряющие улыбки.

Однажды на вечерней прогулке их окликнул прохожий, который держал в руке оброненный Ириной шарф.

– Это ваш шарф? – спросил лысоватый мужчина.

Ирина кивнула головой.

– Понимаю, сам был молод, рассеян, когда-то, желаю вам не терять время. Вы замечательная супружеская пара.

– Мы еще не женаты! – ответила Ирина, что не понравилось Дмитрию, в ее голосе был вызов.

– Молодой человек, не откладывайте это дело. Женитесь! Такую красавицу встретили, сумейте, и удержать около себя.

Ирина покорно прижалась к Дмитрию, странный прохожий исчез, как и обнаружился, весь эпизод на тротуаре около парка выглядел театральной мизансценой. Дмитрий порывисто подошел к цветочнице, и купил белые розы, преподнеся Ирине со словами: «Ну, если так, то выходи за меня замуж по настоящему, так, наверно, просят руку любимой». Она посмотрела на Дмитрия, и поняла, что это и есть, официальное предложение. Но почему на улице, и тут не так торжественно. Она всплакнула, прижалась к нему со словами, будто ее испугали: «Зачем так, не предупреждая». Дима ответил широкой улыбкой, может и мелькнула другая мысль, но он подтвердил свое намерение повторно. Он поцеловал ее в губы, от прикосновения его губ она втянула голову, и счастливая закрыла глаза. Дмитрий обвязал шарфом свою левую, а ее правую кисть затянул узлом, и так они прошли по парку около старой крепости. Затем они отправились в кафе. Заказали мороженное и шампанское. Но, странным образом, при легком движении ее руки узел шарфа развязался.

Приближалась осень, и медовые дни помолвки тянулись сладостно беспечно. Она обретала права хозяйки над Дмитрием, отправив все его ветхие рубашки в мусоропровод. Утром, как старшина воинского подразделения, Ирина поправляла на нем галстук, приглаживала рукой его чуб, шепча ему, как заговор: «Ты мой. Усвой это на всю жизнь. Я тебя никому не отдам. Даже во сне». От радости первой любви он повторял за ней все ее заклинания любви.

Однажды он задержал свой взгляд на ней, когда она вальсировала перед зеркалом, как балерина, он почувствовал чувство ревности, которое обожгло его, как кипятком. От этого навязчивого предчувствия, он невольно отмахнулся рукой, как от непрошеной пчелы.

Дмитрий услышал ее нежный шепот губ в ночи: «Мой любимый, я тебя так люблю, так обожаю, ты даже представить себе не можешь, ты весь во мне». Он зажмурил глаза, как от встречного ослепляющего света фар машины, с риском встречного столкновения, стыдясь собственной трусости. Страсть поглотила Дмитрия целиком, так что пути назад не было.

Молодая пара жила на съемной квартире с окном во двор. Внутренний двор дома с узким грязным колодцем и устойчивым запахом плесени. Тут жили люди, многие мечтали, и как они, были молодыми и влюбленными.

В редкие выходные дни, праздничный ужин на столе, непременно что-то мясное, салатное, но вкусное, чуть пересоленное, переперченное, пережаренное, или недоваренное. Все на большом подносе. При догорающих свечах. Лаваш. Апельсины. Вода в кувшине. Присутствовала неопытность в словах любви. Ирине хотелось услышать от него обязательные клятвы, заверения в вечной любви, ее раздражала и злила его нерешительность.

– Мои родители не хотели меня от себя отпускать, но я им сказала, что ты ждешь меня, и что у тебя самые серьезные намерения.

– Правильно, я серьезен по отношению к тебе, как никогда.

– Я тебя ни кому не отдам.

– Сумасшедшая любовь – помеха в семейной жизни, – заметил Дмитрий.

– В нашей нет, она дает новые краски любви. Я буду тебе женой и другом.

– Хорошо, я начинаю монолог. Я люблю. Точка. Ни дня без тебя. Только, что будем делать изо дня в день. Любить друг друга! – вдруг Дмитрий, как от нехватки воздуха, произнес заикаясь. – Я я-я не верю. Это похоже на самообман. Так в жизни не бывает.

– У нас будет. Даем себе такую установку. Мы другие!

Она прикрыла его рот рукой, а потом ее губы отыскали точки, и от соприкосновения их Дмитрий вздрагивал всем телом. Он задыхался. И при всем том, что ее сердце билось спокойно и ровно, а его сердце выбивало ритм чечетки.

Ночи стали для них еще короче. И оставаясь одна в комнате, Ирина давала волю своим другим чувствам. Ей становилось сразу холодно, как только он покидал ее. Она падала на постель, обвивая вокруг себя одеяло, и расплываясь улыбкой на заплаканном лице.

Ей приснился сон, будто предупреждая о болезни.

Было странное видение: девочка, идущая по берегу ржавого тенистого пруда, а над елями блестящий месяц. Она слышит чей-то голос, который манит, и уводит от этого пруда, и она входит в обледенелый сад. Идет босиком по тонкому льду. Девочка скользит и падает, и встать нет сил от холода. Она на полу Снежного дворца. На нее падает тонкая паутина паука, легкая черная бархатистая ткань, которая согревает ее. К ней спускается на длинных нитях паук, быстро сплетая для нее свадебный наряд, из черного шелка. Он почему-то в белом костюме. Она услышала радостные голоса придворных со всех сторон, которые заговорили, нашептывая, убеждая, что вот ее истинный суженный жених. Она в черном платье, на паркете, а под ногами начинают прорастать маргаритки, ядовито отравляя воздух, ей теснит грудь, и она просыпается.

Ирина открывает глаза. Солнце уплывает из окна к западу. Пять часов по полудню. В комнате, вечером, тепло и уютно.

8

Молодость, как затянувшаяся поздняя весна в летнем периоде, которая в краткий миг преображается в зрелую жизнь.

У Ирины настроение чаще менялось от непогоды, чем от неурядиц. В лунную ночь она, стоя у окна, приложив лоб к стеклу, избавляла себя от головной боли, которая, как мигрень, раскалывала голову на части. Дмитрий, проснувшись от духоты, увидел ее в свете луны и уличного фонаря, раскачивающегося от ветра. Ее осанка в пояснице выгнулась больше обычного. Мраморная белизна тела отражалась тонким силуэтом в оконном стекле, как на темном холсте испанского художника, который, как когда-то прячась от инквизиции, писал свой шедевр где-нибудь в подвале собора.

Ее тело, обнаруживая изящество коварного изгиба, возбуждало страсть, так, что Дмитрий поддался слепому порыву, и поцеловал ее в шею. Ирина повернулась к нему лицом, и он только на мгновение увидел жесткие ледяные черты лица, которые растаяли в улыбке, как снег весной. Она обхватила его шею тонкими руками. Он взял ее на руки, подбросив вверх, подхватил, и крепко прижал к себе.

Они вальсировали в тесной темной комнате. Упал стул, и за стеной комнаты, закашлялся сосед. Они засмеялись. Дмитрий ощутил стук её сердца, запах кожи, которые вызывают сладкое ощущение первой сенокосной поры.

– Меня укачивает и тошнит, как при морской болезни, – произнесла Ирина.

– Замечательно, это означает, что мы плывем, – опрометчиво ответил он, спохватившись на какой-то мысли, он продолжил, – это может быть от усталости, типа астении. – Смело подвел итог медицинским термином, не придав никакого смысла своим словам.

Ирина не сомкнула глаз до утра, без смущения рассматривая его широкую мужскую спину.

Серову вне очереди подтвердили в Генеральном штабе повышение звания, присвоив чин подполковника, так что пришлось по традиции с друзьями-сотоварищами из штаба, обмывать звезды в ресторане на Арбате. Из Москвы он отправился к дочери, остановился в представительском номере гостиницы на набережной Невы. Ирина пришла к отцу без Дмитрия.

Они пообедали в ресторане. Потом прошлись по набережной, вернулись в номер, и из окна седьмого этажа полюбовались панорамой Летнего сада и мостами через Неву.

– Папа, ты у меня самый замечательный, самый мужественный. Мы любим тебя с мамой. Только почему вы расстались?

– Пока, еще рано тебе про это знать.

Ирина отступила на шаг от отца и строго посмотрела в его голубые глаза.

– Посмотри на меня еще раз, и ты увидишь, что я уже взрослая.

Серов в свои сорок девять лет впервые задумался о том, что вот его маленькая дочь, взяла, да, и выросла. Он потер лоб правой рукой, сделал шаг в ее сторону, она отступила, назад к двери. Он перешел на шепот, ему было трудно признаваться перед дочерью в своем бессилии.

– У нее есть близкий человек, а тут сердцу не прикажешь.

– Ты лучше его. Ты умнее и сильнее! Силой возьми и верни.

– Маму не жаль? – произнес он, что прозвучало беспомощно и безнадежно. – Она всегда искала такое поприще, чтобы помогать молодым и слабым. Это ее хобби.

– Жалость ничего не значит, если, на кону, стоит моя жизнь.

– Что ты, милая, мы с мамой всегда придем к тебе на помощь, ты только позови.

Она заговорила громче и отрывисто.

– Что взамен службы – ни семьи, ни дома.

– Я что старик? Ты слишком жестко говоришь, даже грубишь. Это не правильно. Я так старался. Всю жизнь прожил только для вас.

Они замолчали, наступила тягостная тишина, нужных слов друг для друга у них не находилось. Ирина позвонила по телефону. Серов попытался что-нибудь расслышать, понимая, что она разговаривает с молодым человеком, сначала порадовался за дочь, а через минуту ощутил ревность к нему, как к сопернику.

Они отужинали в кафе на пятом этаже гостиницы.

– Ты не простудилась, – заметил Серов, которая после выпитого кофе, оставалась вялой.

– Я переутомилась, – Ирина почувствовала радость от родительского внимания.

– Прости, доченька.

– За что? Ты мой отец, какие могут быть упреки, все нормально, па.

Она позвонила по телефону, сонливость ее исчезла, когда она услышала родной голос Дмитрия.

– Ты, так рано, уезжаешь от меня. Я тебя не узнаю, ты его любишь больше, чем меня. Кто он?

– Я обязательно его тебе представлю, если не возражаешь. Я его люблю! – она проговорила отчетливо громко.

– Я надеюсь, ты не наделала глупостей.

– Я считаю, что любовь не глупость.

Серов вызвал такси и Ирина уехала. Он выкурил сигарету, и ещё раз уверившись, что жизнь идет своим чередом, стал напевать романс, переодеваясь в праздничный костюм для вечерней прогулки, потом спустился в ресторан, где был заказан стол для двоих.

9

Жизнь меняется от времени года, и исполнения желаний.

Дмитрий стал чаще раздражаться из-за того, что ему непрестанно приходится объясняться в чувствах, на что Ирина реагировала слезами. Дмитрий был плохой актер.

– Милая, моя девочка, все хорошо. Я люблю тебя!

– Опять, миленькая девочка, я – взрослая женщина.

– В-ве-рю, но, так говорят, любимым, даже солнышком называют, когда любят, – слегка заикаясь, ответил он ей, – для меня это истина, и я не сомневаюсь.

Она прижалась к Дмитрию со слезами на глазах. В этот момент он бесповоротно потерял равновесие в душе, и был готов осыпать ее словами на всех языках мира, чтобы она вновь улыбнулась ему. Вихрем неслись слова: «Люблю… люблю…», не испытывая радости от этих слов.

У Ирины к полуночи усилился жар. Она встревожилась до паники, его попытки удержать, успокоить, приводили ее в нервную дрожь истерики. Она кинулась к распахнутому окну, он успел её удержать в своих объятиях, на время успокоил, и она от изнеможения уснула через полчаса.

Ирина проснулась, когда в квартиру вошли врач и медсестра в синих халатах, что устрашающе выглядело для Ирины, и в тоже время она доверчиво и послушно, как ребенок, исполняла команды доктора, который небрежно послушал, постучал по грудной клетке, и определил причину расстройства здоровья.

Дмитрий умоляюще посмотрел на эскулапа, тот участливо усмехнулся, заполняя медицинскую карту.

– Молодой человек, поздравляю, ваша супруга беременна. Так, что после благой вести, обращайтесь с ней поласковее.

– Спасибо за совет, – растеряно ответил Дмитрий, и крепко потер лоб.

– У любви свои плоды, – глубокомысленно произнес врач, и строго посмотрел на медсестру.

Медики уехали. Дмитрий и Ирина сидели, прижавшись, как голубки, друг к другу.

– Прости меня, если я был не любезен. Почему ты не сказала, что в положении.

– Я сама сейчас об этом узнала, меня подташнивало, я считала, что это признаки гастрита. У меня даже талон к врачу на прием на следующую неделю в поликлинику.

– К счастью, что это не симптомы морской болезни!

Они задумались, каждый по своему, о таинстве любви, от которого они почувствовали себя грешниками. Была нарушена житейская логика любви, а будущий ребенок ещё не ведал, что началась его особенная жизнь во вселенной.

Через час они начали воображать, как весь мир обрадуется вместе с ними. Дальше фантазия унесла их в период распашонок, детского сада, где нужно вовремя встать на очередь, если не завтра, то послезавтра обязательно, и в школу непременно записаться, которая со знаниями иностранных языков. Поздней ночью они оставили свои размышления о будущем, в изнеможении сил, от предстоящего семейного счастья.

Они, утомленные открывшейся тайны любви, устало заснули, прижимаясь, друг к другу, как пингвины в Антарктиде.

Новый период жизни несколько разладил идиллию прежней романтической любви. Дмитрию передалось её настроение, и он начинал испытывать симптомы тошноты и слабости по утрам, что вызывало поначалу смех, а потом раздражение у Ирины, которая пожелала всем мужчинам, в следующей жизни им непременно стать женщинами.

Накануне перед регистрацией брака в загсе, Дмитрий пошел в баню. И в сауне, выслушал исповедь молодожена со стажем, который хватался за сердце, и говорил, что ему плохо, как никогда, именно, от своей жены, которая ему твердит, что любит, и тут же ссорится из-за пустяков, была тихая и смирная, а как вышла замуж, стала ему первый домашний враг. На что Дмитрий сказал, что завтра женится, потом спохватился, а не злая эта примета – рассказ этого человека. Тот попытался успокоить Дмитрия, заметил, что просто завидует ему, у которого будет совсем иначе, и посоветовал, не грустить, и непременно жениться.

Свадьба прошла, как по сценарию водевиля, приехали гости, родители Дмитрия за день до свадьбы, а родственники Ирины в день регистрации брака. Дмитрий прямо у трапа самолета попросил у родителей Ирины ее руки, и получив благословение, все отправились во дворец бракосочетания. Там Ирина переоделась в подвенечное платье, которое пришлось ей в пору, насколько были счастливые лица у молодоженов, настолько озабоченными выглядели их родители.

Свадьба пела и смеялась, и ей места было мало на съемной квартире.

Родители Дмитрия вели себя сухо и острым взглядом осматривали талию невестки, взор смягчился, когда Ирина подарила свекрови пуховый платок. Тем не менее, мать успела шепнуть сыну, что поспешил жениться, но ничего не поделаешь, времена такие, что дети не слушаются, сами выбирают судьбу, теперь их дело с отцом простое, самое непутевое – век доживать.

Отец Ирины сверлил глазами щуплого Дмитрия, и ходил по комнате, как по боксерскому рингу, выговаривая жениху, что на него возложена большая ответственность за семью, и что он похитил то, что у него есть, самое дорогое в жизни, это его дочь, которая вверяется ему, и чем оказана ему высокая честь. Дмитрий расчувствовался до слез.

После этого подполковник Серов весь вечер весело шутил и забавлял гостей, вел себя как тамада на чужой свадьбе. При расставании, он сказал Дмитрию, как напутствие, береги её, то есть Ирину, и со словами живите мирно и счастливо, распрощался окончательно, и уехал в аэропорт. И родители Дмитрия тоже подхватили эти слова на свой лад, что и они помогут – всем, чем могут. Потом новобрачным преподнесли конверты с деньгами и подарки для молодых. Они счастливо улыбались от свадебного угара. Звучало незнакомое слово: «Горько», целуясь прилюдно, и под веселый громкий счет раз, два, три…

Родственники продолжали вспоминать старые порядки и традиции, и что свадьба без венчания. Торопится молодежь – жить спешит. И опять раздается со всех сторон – «горько!». Дальний родственник, работник профсоюза, хрипло произнеся, что именем закона – брак считается действительным, внеся этим высказыванием полную ясность в происходящем событии.

Свадебный генерал стола, Петр Петрович, успокоил всех тостом за молодых: «Любить – это делать праздник. А праздник делать всегда трудно. Кто не пробовал, пусть попытается. И нечего скулить, когда молодые счастливы. Да, любовь – это лекарство и яд. Пей этот напиток любви осторожно. Человек рожден для счастья. Нашел свое счастье – не теряй. Алаверди! Кто следующий скажет.» Со всех сторон раздались возгласы: «Я… Я… Давайте споем… Ура… Песню запевай…» Свадьба продолжала петь и плясать. Родственники, наконец, обнялись, расцеловались, и разъехались.

10

Семейное счастье четы Беловых напоминал поэтический сборник двух стихотворцев. Жизнь поэтов обновился верлибром, перейдя на прозаические стихотворения.

У Ирины настал особый период размышлений. Что есть любовь? Ответственность за тех, кого любят, или тех, которые любят.

Дмитрий, мечтающий о карьере, вынужден был до неопределенного времени забыть о планах на будущее по финансовым затруднительным обстоятельствам.

Так зажили два поэта, утром расставаясь, вечером встречаясь.

А за окном холодный, сырой город, в свете белых ночей, и тесный двор дома, где из трещины каменной стены, странным образом, пробивается зеленая ветка растения.

На последнем месяце беременности Ирина почувствовала некоторое облегчение. В этот период беременности Ирина испытала страх из-за ложных представлений о предстоящих родах.

– Мы хотим, чтобы нас любили, – тихо произнесла бескровными губами Ирина, когда у неё начались схватки. Дмитрий вызвал скорую помощь. Ирину привезли в приемный покой родильного дома.

Тут началась, другая короткая глава ее жизни, которую Ирина пережила в полной мере. В окружении акушерок, яркого света операционной родильного дома, лязга инструментов. В этот момент у Ирины проносились мысли, не самые лучшие о женском счастье. Когда акушерки, уговаривая, кричали: «Тужься!», не понимала, что от нее хотят, и только, когда она услышала, как приказ: «Рожай!». Она родила…

Ирина услышала тишину, оглохнув, на мгновение. В этот момент бледный комочек голого тела новорожденного порозовел, ребенок вздохнул, и задышал.

Ирине хотелось спать, но она услышала голос акушерки: «Посмотри на свою девочку». Ирина счастливая заплакала, закрыла глаза, боясь смотреть на новорожденную. В это время родился еще новорожденный в соседнем зале.

– Да у нас тут конкурс талантов: Голос – новорожденных! Кто сильней. И кто лучше попадает в ноты. Алло – таланты. Приз – грудное молоко! – звучали подбадривающие голоса акушерок.

Ирина почувствовала успокоение, что её миссия перед природой выполнена.

Дней через десять после родов она почувствовала в себе какое-то опустошение, стала безразличной, в ней угасли даже природные инстинкты, что вызвало тревогу у ведущего врача.

Психолог встретился с Дмитрием, скорее это была консультация, чем просто беседа по поводу здоровья Ирины, так как у пациентки был определен затянувшийся невроз. Дмитрий с трудом вникал в термины психолога, который терпеливо разъяснял причины послеродовой депрессии. Тут только стало до него доходить, что в их жизни появилась другая проблема.

Врач доходчиво разъяснял, что таблетками тут не поможешь, так как на этом этапе их жизни возникла психологическая несовместимость, так иногда бывает из-за срыва контроля над инстинктами.

В этот момент Дмитрий почувствовал некоторую человеческую вину, оправдываясь тем, что беременность была желанной, они говорили в эти дни друг другу самые счастливые слова любви.

Дмитрий пересчитал все двести восемьдесят дней, десять лунных месяцев, пытаясь понять, когда он был не прав.

«Доктор, скажите, а на ребенке это как-нибудь отрицательно отразится? Ирина столько нервничала. – С волнением спросил Дмитрий, на что врач смягчился, и ответил. – «Страшного ничего не будет, но какой-то след может проявиться в развитии ребенка в течение первого года, а ради этого сохраняйте семью, как можете».

Ирина почувствовала через полгода новый прилив энергии, и депрессия незаметно исчезла.