Текст книги "Иуда"

Глава 3

Ещё будучи студентом, Олег Кротов проявил живой интерес сначала к современной живописи, а вскоре и к иконописи. Целыми днями он пропадал в мастерских «левых» художников. Среди них были и ставшие впоследствии известными и даже знаменитыми, такие, как Оскар Рабин, Михаил Гробман, Эрнст Неизвестный и другие. С кем-то из них Олега связывали не только дружеские, но и деловые отношения, а, примкнув к группе кинетистов «Движение» во главе со Львом Нусбергом и Франциско Инфанте, он даже участвовал со своей кинетической моделью в их знаменитой выставке в Курчатовском институте. Активно общаясь с художниками, Олег изрядно поднаторел в искусствоведении и организовал в своём институте клуб любителей искусств «Экстремум». Первые выставки в стенах института, сделавшие клуб весьма популярным среди московской интеллигенции, проходили довольно гладко с молчаливого согласия институтского парткома. Обсуждения выставок собирали толпы студентов и москвичей. Комсомольцев возмущало беспардонное отступление художников от принципов соцреализма.

Художники, как могли, отбивались от нападавших на них активистов, ломая сложившиеся стереотипы восприятия. Так, например, на выставке Эрнста Неизвестного один из студентов, критикуя работы Эрнста, заявил:

– Видно, что вы – профессионал, в отличие от многих других, которые и рисовать-то не умеют! Вот в вашей скульптуре изображён нагой человек. Всё у него, как у человека. Голова – как голова! Ноги – как ноги! И рука – как рука, но зачем он, человек, этой рукой рвёт себе грудь? И зачем эта дыра, натуральная дыра у него в груди?

– Видите ли, молодой человек, – спокойно отвечал Эрнст Неизвестный, – чем дыра дырее, тем рука рукее!

– А нога – ногее! – подхватил кто-то из толпы.

Такой демократизм продолжался недолго. Когда началось гонение на поэта Иосифа Бродского, его объявили тунеядцем, судили и приговорили к высылке из его родного города Ленинграда, Олег в рамках очередного устного выпуска «Экстремума» организовал в комнате отдыха своего факультета встречу студентов с поэтом. Иосиф читал свои стихи вдохновенно, очень выразительно и старательно. Высокий лоб поэта постоянно покрывался потом, и время от времени ему приходилось делать передышки и тщательно вытирать пот с лица. Нельзя сказать, что его стихи производили сильное впечатление, нет, среди студентов были тоже неплохие поэты, однако, Бродский был мучеником, а к мученикам у нас отношение особое! После встречи Олег собрал со студентов пожертвования и на дружеском чаепитии вручил поэту конверт с небольшой суммой денег. Это мероприятие не могло остаться незамеченным, и через пару дней Олега вызвал на ковёр секретарь парткома института Иван Николаевич по фамилии Великий. Всё: и громовой голос, и громадный рост, и крупные черты лица со скошенным к затылку лбом – всё на все сто оправдывало его фамилию.

– Что означает ваше название «Экстремум»? – начал Великий.

– «Экстремум» – это взлёт достижений советского искусства, – Олег описал рукой полуволну с положительной амплитудой, – и падение западного, – рука описала полуволну с отрицательной амплитудой.

– Ну, хорошо! А что это за выставку голых баб вы здесь устроили? Кто этот художник?

– Максимов, член МОСХа, – спокойно ответил Олег.

– Этот пусть висит! Я не для этого вас вызвал. В субботу вы устроили встречу с этим тунеядцем, как его, «Броцким»! И собирали для него деньги! Что это такое, я вас спрашиваю! – гремел Великий.

– Он интересный поэт, согласился почитать стихи, а мы собрали деньги и оплатили ему дорогу.

– Ну, вот что! Я запрещаю вам и вашему «Экстремуму» впредь без моего разрешения устраивать подобные встречи и выставки! И прошу за разрешениями ко мне не обращаться! Вы всё поняли? Учиться надо, а не поощрять всякое тунеядство! Всё! Идите!

На этом деятельность клуба закончилась без всяких последствий для его организатора.

На лекции в институте Олег практически не ходил, стараясь, правда, не пропускать практические занятия. Экзамены сдавал успешно, благодаря блестяще отработанной технике списывания: или с учебника, который каким-то, лишь ему известным, способом он проносил на экзамен и умудрялся, сидя на нём, не только находить нужные страницы, но и перелистывать их, или со шпаргалки, заготовленной традиционным способом в виде длинной гармошки с таким мелким текстом, что прочитать её не мог никто, кроме него. Эту способность сдавать экзамены время от времени Олег использовал как средство заработка, сомнительного, но стабильного. Стоимость экзамена, сданного за какого-нибудь нерадивого заочника, доходила до пятидесяти рублей, а зачёта – до тридцати. И в Горном, и в Бауманском, и в Стали и Сплавов под разными фамилиями он сдавал экзамены как общетеоретические, что не требовало от него большой ловкости, так и специальные, например, «Горнометаллургическое оборудование» или «Основы химводоочистки». Лишь однажды в МВТУ им. Баумана на экзамене по ТОЭ преподаватель-экзаменатор заподозрил что-то неладное:

– Молодой человек, не вы ли в прошлом году сдавали мне ТОЭ в Горном институте? Ваша фамилия, кажется, – на минуту он задумался, – Струков. Не правда ли?

Действительно, под этой фамилией в Горном институте Олег сдал немало экзаменов, практически все – со второго по четвёртый курс.

– Вы ошибаетесь! – невозмутимо ответил Олег, – моя фамилия – Бесфамильный! Василий Бесфамильный!

По иронии судьбы именно эту фамилию носил заочник-заказчик. Несколько раз Олег ловил на себе пристальный взгляд преподавателя, но всё окончилось благополучно, проверки документов не последовало.

К окончанию института Олег сколотил небольшое состояние, которое позволяло ему чувствовать себя материально независимым человеком. Более того, накопленных денег хватало не только для того, чтобы пренебречь службой на производстве, но и для выгодных вложений в различные варианты теневого бизнеса.

С подачи своего партнёра по карточным играм, Николая, Олег завёл много перспективных знакомств в мире музыкального андеграунда. Учитывая фантастический интерес молодёжи к запрещённой де-факто рок-музыке, он придумал схему организации концертов наиболее популярных групп, таких, как «Мифы», «Второе дыхание», «Удачное приобретение», «Кардиналы», «Скоморохи» и др. В каком-нибудь кинотеатре выкупались все билеты на вечерние сеансы в среднем копеек по сорок, и с помощью хорошо отлаженной пирамиды посредников они распространялись в течение суток. Без рекламы! При полном аншлаге! Стоимость сольного концерта группы не превышала двухсот-трёхсот рублей, так что при стоимости билетов от двух до трёх рублей в хорошем кинотеатре Олегу удавалось снимать по пятьсот и более рублей, что превышало месячную зарплату академика.

Интерес к изобразительному искусству тем временем постепенно трансформировался в страсть коллекционирования. Сначала – любых понравившихся произведений, потом – коммерчески наиболее выгодных. Вскоре он понял, что на чёрном советском рынке вне конкуренции – русская икона. Олег досконально изучил всю имеющуюся в московских библиотеках литературу по иконописи и реставрации и организовал рейды по деревням центральной России в поисках старых икон. Скупал их, как правило, за бесценок. Попадались и редчайшие экземпляры: 15-го, 16-го, 17-го веков. Часто это были в несколько слоев записанные в более поздние века доски. На первый взгляд они не представляли абсолютно никакой ценности. Вот здесь-то и раскрылся потрясающий талант Олега – практически безошибочно увидеть истинный шедевр в такой доске, за которую рядовой коллекционер не дал бы и гроша ломаного. Коллекция росла, количество переходило в качество за счёт сформировавшегося обменного фонда, доски из которого всё чаще и чаще уходили за бугор. Сначала основными клиентами Олега были нигерийские студенты из Университета Дружбы Народов. Они, пользуясь привилегиями своих родственников-дипломатов, беспрепятственно переправляли через границу иконы, в основном, небольшого размера. Однако вскоре появилась необходимость в отправке крупногабаритных досок. Их поставлял Олегу некий Пётр Измайлов, поп-расстрига, алкоголик и пройдоха, неплохо разбиравшийся в иконописи. Олег никогда не спрашивал у своего поставщика, откуда у него такие редкие, явно не коллекционные иконы, т. к. и сам чувствовал их криминальное происхождение. Большинство этих досок производили сильное впечатление не только своими размерами, но и, прежде всего, качеством письма, школьного, не деревенского. Они могли бы украсить собрание любого из самых знаменитых коллекционеров того времени, будь то Глазунов, Солоухин или сам Щёлоков, но в своей коллекции Олег не мог найти им места, т. к. были они слишком уж приметными. Проблема их продажи была решена просто и очень эффективно. Уже несколько лет Олег прифарцовывал музыкальной аппаратурой, которую скупал у приезжих гастролёров, поляков, болгар и югославов. Сначала это были инструменты: гитары, синтезаторы, микрофоны. Расплачивался рублями, реже валютой и, чтобы избежать проблем на таможне, укомплектовывал задекларированную аппаратуру либо совковыми, либо самопальными аналогами. Потом дело дошло и до акустики, инструментальной и голосовой. Тут-то Олега и осенило, – а почему бы взамен закупленных колонок не отправлять самопальные, но сделанные из тех самых, крупногабаритных, икон? И поляки и южки охотно впряглись в эту челночную контрабанду. Состояние Олега стремительно росло. Вскоре он стал не только обладателем прекрасной коллекции икон и почти миллиона рублей наличными, но и хозяином нескольких комплектов первоклассной музыкальной аппаратуры и самых современных инструментов, которые он сдавал в аренду музыкальным коллективам, предпочитая среди них ресторанных лабухов, делая, правда, исключения для очень популярных и уважаемых в народе концертирующих групп, таких, как «Круиз».

Глава 4

В той памятной игре в секу Георгий был в доле у Гиви одной пятой. Этого было достаточно, чтобы на длительное время погрузиться в обременительные и унизительные долги. Денег, зарабатываемых с ансамблем на танцах, едва хватало на пропитание и оплату съёмной комнаты. Но нет худа без добра. Хроническая нехватка денег и патологическая ответственность перед кредиторами подстегнули в Георгии нестерпимое желание сбросить с себя бремя долгов и тем самым разбудили в нём дремавшие до сих пор творческие возможности. Хорошее домашнее воспитание и влияние элегантной преподавательницы музыкальной школы ещё в юношеские годы выработали в Георгии устойчивое чувство вкуса. Это касалось, прежде всего, музыкальных предпочтений как в классике, так и в современных жанрах. Что касается рока, вне всякого сомнения, творчество «Битлз» представлялось ему божественно недосягаемым, и робкие попытки собственного сочинительства, как правило, заканчивались безжалостным самобичеванием и уничтожением написанного. Такая самокритичность постепенно выработала в нём что-то, подобное комплексу собственной творческой неполноценности, и в зрелые годы он долго ограничивал себя только исполнительской деятельностью в качестве мультиинструменталиста ансамбля. Тем не менее, когда к нему поступило предложение написать аранжировку к песне от широко известного в узких музыкантских кругах композитора Вано Кипиани по кличке Кипа, он согласился и сразу получил предоплату в размере пятидесяти рублей. На следующий день они встретились у Кипы на даче в подмосковной Жуковке. В холле стоял прекрасный белый рояль. Кипа оседлал табурет, аккуратно открыл крышку инструмента, на мгновение замер, откинув назад голову с кипой кудрявых чёрных волос, и одним пальцем наиграл мелодию песни, издавая губами в такт изображаемой музыке звуки, похожие на шипение ёжика.

– Ну, как? – спросил композитор.

– Я ничего не понял, – признался аранжировщик.

– Что ты не понял? – искренне удивился композитор.

– Гармонию…

– Главное в песнюшке – это мотивчик, понял? А гармонию сам придумаешь, на то ты и аранжировщик, – заявил Кипа, захлопнул крышку рояля и вручил Георгию кассету, – здесь записано всё то, что ты только что прослушал.

– А слова? – вопросил Георгий.

– А вот и слова, – Кипа достал из папочки листочек с текстом, – и пойдём, попьём пивка, а то жарковато что-то…

Наутро Георгий первым делом прослушал полученную от Кипы кассету.

– Какая наглость! Нулевой материал! – подумал он и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию, – конечно, в мелодии что-то есть, и с другим текстом она могла бы прозвучать… с некоторыми изменениями, но что делать с гармонией?

Георгий выключил магнитофон и пошёл в ванную комнату. Утренние полуторачасовые водные процедуры давно вошли в ежедневную привычку. Он наливал тёплую воду, согревался, намыливался, тщательно массируя голову своими жёсткими ногтями, а грубой мочалкой – всё тело, и блаженствовал ещё не менее часа, машинально вылавливая на поверхности воды всплывающие волосы, скатывал их в комочек и выбрасывал потом в канализацию. Заканчивался сеанс контрастным душем с холодной водой в завершение. Этими процедурами Георгий убивал сразу двух зайцев. Во-первых, таким образом он эффективно восполнял недостаток воды в организме, что позволяло ему выпивать чистой воды не более литра, вместо необходимых двух с половиной, часть из которой всё равно проскакивала вхолостую, не участвуя в биохимических реакциях на клеточном и молекулярном уровне. Ну, а контрастный душ надёжно поддерживал защитные силы организма, мобилизуя его иммунную систему. И, кстати, Георгий уже забыл, когда он последний раз болел простудой или гриппом. Во-вторых, и это было самое важное для него, он надёжно уединялся, погружаясь в мир собственных фантазий, размышлений, переживаний и прочее, включая, естественно, и обдумывание планов на ближайшее будущее. После прослушивания плёнки Кипы все мысли Георгия сосредоточились вокруг заказанной ему песни. Он вспомнил текст и, отталкиваясь от его содержания, постарался представить себе характер ритмического и гармонического сопровождения. В мозгах неотступно крутилось что-то в стиле реггей, и это как нельзя лучше соответствовало энергичному тексту припева. Сложней дело обстояло с запевами. После ванны Георгий выпил чашку крепкого кофе, проглотил пару бутербродов с сыром, быстро настроил свою акустическую гитару «Эвейшен» и принялся за сочинение фактически новой песни, пытаясь хотя бы фрагментарно использовать авторский мотивчик. К вечеру песня была готова. Более того, в ней можно было, правда, включив на всю катушку своё воображение, услышать даже авторские нотки. Георгий набросал клавир, разложил всё по инструментам, опираясь на традиционный состав с барабанами, клавишами, двумя гитарами и басом и набрал номер телефона композитора:

– Готово!

– Приезжай, покажешь, – равнодушным голосом ответил Кипа.

Композитор, облачённый в шикарный атласный халат, подпоясанный кушаком с кистями, встретил аранжировщика спокойно, но его вопросительные взгляды не могли скрыть любопытства и нетерпения:

– Ну, показывай, что там у тебя?

– Вот, – Георгий протянул Кипе ноты.

Композитор не спеша повертел бумажки в руках и отложил их в сторону:

– Да ты лучше наиграй мне на рояле.

– А что наиграть-то? Партию барабанов я не смогу показать, гитару на рояле тоже не будет убедительно…

– Только не надо лечить меня, – повысил голос Кипа, – мне надо будет показывать это произведение на худсовете, давай играй.

– Ну, хорошо, попробую, – сказал Георгий, немного подумав. Медленно, собираясь с мыслями, он подошёл к инструменту и открыл крышку:

– Вот гармония, – прошёлся аккордами по клавишам Георгий.

– Сыграй всё вместе: и канту и гармонию, – нетерпеливо попросил Кипа.

Георгий пробежался по клавишами. Запевы слушались убедительно, но после припева в проигрыше, где должна звучать гитара, немного запутался и вернулся в начало.

– Стоп, стоп! Так дело не пойдёт, – Кипа достал бумажку с текстом, – давай с вокалом.

Наконец, Георгий понял, чего ждёт от него Кипа:

– У меня, правда, плохой голос…

– Это не важно! Нужно продемонстрировать произведение, как на худсовете.

Георгий красиво сыграл вступление и запел. Голос был не громкий, но далеко не отвратительный. И, главное, пел он очень чисто и выразительно, кое-где позволяя себе отпевания и даже вокализы. По лицу композитора было видно, что ему нравится песня, в которой он с большим трудом узнавал своё произведение.

– Ну, что ж, кажется, ты справился с заданием. Во вторник худсовет на «Мелодии», пойдёшь со мной, поможешь мне.

– Хорошо, – скромно ответил Георгий и начал собираться.

– А пивка? – Кипа взглядом показал на журнальный столик, уставленный бутылками фирменного пива.

Георгий старался обходиться без спиртного – и не только потому, что алкоголь приводит к обезвоживанию организма что является первопричиной многих патологий, но и потому, что ему не нравилось состояние опьянения, по крайней мере, такого, при котором начинало теряться чувство самоконтроля. Правда, время от времени он позволял себе кружечку-другую пивка после хорошей баньки с друзьями.

– Ну, что? – продолжал Кипа, жестом правой руки приглашая Георгия к столу.

Отказаться от чешского пива в данной ситуации было бы, наверное, неправильно, тем более, что Георгий чувствовал необходимость поговорить с Кипой, и это был замечательный повод.

– Хорошо, но недолго, – согласился Георгий.

Первый же стакан пива вызвал приятное головокружение, и Георгий забыл, о чём он хотел поговорить с Кипой, а когда вспомнил, решил отложить разговор до лучших времён. Обсудили качество чешского пива, вспомнили несколько не очень сальных анекдотов…

– А вот ещё один, – улыбнулся Кипа и продолжил, – у армянского радио спрашивают: «Чем обладание отличается от самообладания?»

– Ну, и чем же? – Георгий с интересом глянул на Кипу.

– Армянское радио отвечает: «После самообладания поговорить не с кем!»

Георгий хмыкнул, изображая нечто подобное улыбке.

– А классику ты слушаешь? – сменил тему разговора Кипа.

– Естественно…

– А что именно?

– Я люблю Вагнера, из современных – Гиви Канчели…

– А я – Моцарта и Чайковского! Два гения! – заявил Кипа. – Да! Согласен!

– Хотя и геи! – хитровато улыбнулся Кипа.

– А что такое геи? – простодушно спросил Георгий.

– Геи – это гомосексуалы.

– Как это?

– Ну, ты даёшь! – искренне удивился Кипа, – придётся прочитать тебе целую лекцию. Слушай. Гомосексуализм – это любовь к тому же полу, мужчины к мужчине или женщины к женщине. Однополая любовь была известна еще неандертальцам.

– А откуда это известно?

– Об этом свидетельствуют недвусмысленные наскальные рисунки, найденные археологами, – спокойно ответил Кипа и продолжил, – а во многих индейских племенах и в наше время считается, что самый надёжный способ стать настоящим воином – это регулярно глотать сперму взрослого воина, желательно, смелого и сильного. А в Древней Греции любовь к мужчине безоговорочно считалась и возвышенней и изысканней, чем любовь к женщине. «Возлюбленный, будучи уличён в каком-либо неблаговидном поступке, стыдится больше всего тех, кто его любит. И если бы возможно было образовать из влюблённых и их возлюбленных государство или, например, войско, такие люди даже и в малом числе побеждали бы любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюблённому невозможно при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору», – писал Платон. А Геродот писал, что и персы предаются всевозможным наслаждениям и удовольствиям по мере знакомства с греками. Так, они заимствовали у эллинов любовное обращение с мальчиками. Напротив, знаменитый философ и историк Лосев считал, что однополая любовь была первоначально распространена в древней Персии, откуда перекинулась на Грецию, когда между этими странами завязались прочные отношения. И в наше время многие выдающиеся люди были «голубыми». Как можно не заслушаться до умопомрачения музыкой Чайковского, Моцарта, Паганини? А Ойстрах? А Оскар Уайлд, ты его хоть что-нибудь читал?

Кипа говорил, как по писаному, щедро ссылаясь на имена знаменитостей. Такое впечатление, что весь этот текст он произносит не первый раз. Не забывал он время от времени и доливать пива в опустевшие кружки.

– Кстати, – продолжал Кипа, – Гиппократ утверждал, что такие связи весьма полезны, поскольку «мужественность и другие положительные качества взрослого мужчины через его семя передаются подросткам», а ему самому – здоровье.

– Да, но именно это Библия называет «содомией» и осуждает как блуд: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною, – это мерзость», – так написано в Ветхом Завете, если мне не изменяет память, – не без возмущения возразил Георгий, которому стала надоедать тема, заинтересовавшая его поначалу так, что по телу забегали мурашки и он почувствовал лёгкое возбуждение.

– Ты прав. В христианские средние века Инквизиция объявила мужеложство порождением дьявола, ничуть не меньшим, чем колдовство или ересь. Правда, на Руси к гомосексуалам относились спокойнее, чем на Западе, вернее, наказания были мягче.

– Но что это всё? Болезнь?

– Ты знаешь, я не врач, но уверен, что в природе человека очень много неизученных и, тем более, неизвестных тайн межличностных, межполых и однополых отношений. Многие считали и считают это патологией, болезнью. Но вот не так давно американскими генетиками был открыт ген гомосексуализма. Он есть у каждого мужчины, как бы ты ни пытался мне возразить, что у тебя его нет и быть не может по определению. «Ведь я люблю женщин!!! – скажешь ты мне. – Какой же я «гомосек»?» Но ген у тебя есть все равно!

Последние слова Георгий слышал уже в полудрёме.

– Э, да ты, я вижу, уже готов! – с лёгким разочарованием произнёс Кипа, – ну, что ж, пора и спать!

Георгий встрепенулся:

– Да, да! Я поехал!

– Куда ты поедешь? Времени-то сколько? – Кипа показал на часы, – ты и такси уже здесь не поймаешь! Останешься у меня.

– Ну, хорошо, – кивнул, соглашаясь, Георгий.

– Иди в туалет и ванную, – Кипа зевнул и отпил ещё пива, – а я приготовлю тебе постель.

Минут через десять Георгий вышел из ванной. Кипа сидел на краю разложенного большого дивана, застеленного чистым бельём с двумя подушками:

– Я вот думаю, стелить тебе отдельно или нет? Диван большой – места хватит!

– Конечно, конечно! – согласился Георгий.

– Ну, и отлично! – воскликнул Кипа, – ложись, а я – в ванную!

Георгий лёг и сразу отключился, лёжа на правом боку, и сквозь сон ощутил чьи-то объятия. Грезилась незнакомая женщина, но вдруг что-то, как рукой, сорвало его грёзы. Он сквозь плавки ощутил на себе какое-то настойчивое давление. Георгий встрепенулся, хотел что-то сказать, но понял, что не знает, что… А Кипа дрожащим и срывающимся от волнения и возбуждения голосом произнёс:

– Жор, а, Жор! Сними плавки-то.

– Вано, – с лёгким смешком начал Георгий, отодвигаясь от Кипы, – где твоё самообладание?!

– Жор, ты же знаешь, что после самообладания поговорить не с кем!

– Возьми себя в руки, Вано, – продолжил Георгий, – а потом я поговорю с тобой.

Он сказал это жёстко, старательно выговаривая каждое слово. Интонация фразы не оставляла Кипе никаких надежд на эротическую экспансию. Оба отодвинулись друг от друга, и Георгий крепко заснул. Кипа переместился на край дивана и, активно взяв себя в руки, предался самообладанию, которое длилось почти до самого утра.

Никогда потом ни Георгий, ни Кипа не вспоминали об этой ночи и никогда не начинали друг с другом разговоров на темы однополой любви.