Текст книги "Казачество: путь воинов Христовых"

14. Морские походы

Царское правительство высоко оценило роль казачества в освободительной войне. В июне 1614 г. посольство Ивана Опухтина привезло на Дон жалованье. Впервые Войску Донскому было вручено государево знамя. Из Москвы прислали и священников. И в Черкасском городке была построена первая на Дону часовня [219].

У украинских казаков связи с государством тоже улучшились. Они в общем-то тоже разделились. Часть их во время Смуты колобродила по Руси. Но другая часть запорожцев по-прежнему нападала на турок и татар. В 1605 г. они взяли и разорили Варну, в 1608 г. – Перекоп и Очаков. В этих предприятиях выдвинулся выдающийся руководитель казачества Петр Конашевич-Сагайдачный. В 1612 г. его эскадра взяла Кафу, освободив тысячи невольников. Следующим рейдом 2 тыс. казаков захватили Синоп. Сагайдачный был ревностным поборником Православия и казачьих вольностей. Но полагал, что все права можно заслужить доблестной службой Польше: оценят ее король и паны, ну и пойдут на уступки. Запорожцы откликнулись и на призыв короля выступить против России. Отряды Сагайдачного разгоромили Болхов, Перемышль, Козельск. Но жители Калуги, к которым пришло на помощь 2,5 тыс. донцов, отбили запорожцев. Они отступили в крепость Белую, где были осаждены, и Сагайдачный еле вырвался с немногими людьми, остальных пленили.

К сожалению, правительство при Михаиле Федоровиче сформировалось слабое. Верховодили его родичи, неумные Салтыковы. Войну повели «растопыренными пальцами», стали собирать не одну, а две армии, Черкасского против поляков и Трубецкого против шведов. Но они получились малочисленными, Черкаксский не смог взять Смоленск, а Трубецкой – Новгород. Быстро омрачилась и дружба с казаками. Правительство затеяло «разбор» станиц, чтобы в них остались «старые» казаки, а «новых», приставших в Смуту, требовалось удалить. Правда, предусматривалось делать это «по доброй воле», по рассмотрению и «челобитью» самих казаков. А бывшим холопам и крепостным предоставлялся выбор – возвращаться к прежнему хозяину или идти к другому. Но они уже прижились в станицах, сроднились в боях. И казаки резко воспротивились, заявив: «С Дона выдачи нет!» При попытках «разбора» отряды стали уходить со службы на Дон. Или действовали самостоятельно, кочевали по Оке и заключали соглашения с местными жителями – те выделяли снабжение, а казаки обороняли их от татар и поляков.

Кроме того, Москва попыталась заключить против Польши союз с Турцией, для чего потребовала от донцов пребывать в мире с Азовом и Крымом. Но ведь они-то не прекращали нападений! В 1615 г., когда царское посольство к султану проезжало через Азов, туда после очередного набега привели пленных казаков и атамана Матвея Лиственникова. На площади их подвергли нечеловеческим мукам, резали из спин ремни. Прощать такое казаки не привыкли. Осадили Азов. Взять его не смогли, но вышли в море и сожгли Синоп. А запорожцы добавили, их эскадра появилась уже возле Стамбула, «окуривала его мушкетным дымом», ограбила виллы в окрестностях. Султан выслал на казаков флот, но его разгромили возле устья Дуная, захватив несколько кораблей и пленив капудан-пашу (адмирала). Турки были в бешенстве, визирь обвинял русских послов. Те оправдывались, что казаки «народ вольный», подданными царя не являются. Однако турки знали, что эти же послы привезли на Дон жалованье, уличали в обмане, и подписание союзного договора сорвалось.

Но обошлись и без турок. Шведский король Густав II Адольф обломал зубы, попытавшись взять Псков (в героической обороне участвовали и несколько казачьих станиц). А партизанская война показала королю, что удержать Новгородскую землю будет непросто. И он согласился заключить мир, удовлетворившись тем, что снова отобрал районы, прилегающие к Финскому заливу. Был этим очень доволен и восклицал: «У русских отнято море!» Поляки же мириться не хотели, предприняли еще одно наступление. Однако Польша уже выдыхалась. В войско под командование королевича Владислава собрали лишь 10–15 тыс. человек. Оно дошло до Можайска и попало в трудное положение, обложенное с нескольких сторон русскими ратями. Спас королевича Сагайдачный. Гетман Жолкевский провел с ним переговоры. Пообещал увеличить реестр казаков до 12 тыс., восстановить права Православной Церкви на Украине. И Сагайдачный, собрав 20 тыс. казаков, вторгся в Россию, сжег Ливны, Елец. Царское правительство принялось перетасовывать силы, и поляки с украинцами, воспользовавшись этим, с двух сторон прорвались к Москве. Взять ее не сумели, штурм был отбит. И лишь после этого в 1618 г. Польша согласилась заключить перемирие на 14 лет. На очень тяжелых условиях – к Речи Посполитой отошли Смоленщина, Черниговщина, Северщина.

Тем не менее измученная Русь наконец-то обрела мир. А из плена вернулся отец царя Филарет. Он был поставлен патриархом, но одновременно принял титул государя и стал фактическим правителем при сыне. И именно он стал восстановителем Руси после Смуты. Разогнал из правительства временщиков и проходимцев, провел ряд важных реформ. При нем были упорядочены и взаимоотношения Москвы с Доном. Определился размер ежегодного жалованья войску: 7 тыс. четвертей муки, 500 ведер вина, 260 пудов пороха, 150 пудов свинца, 17 142 руб. деньгами и еще 1169 руб. 60 коп. «на будары» (баржи, которыми все это перевозилось). Для строительства будар Филарет (а не Петр I) организовал судоверфи в Воронеже. А от Дона в Москву каждую зиму стала присылаться «зимовая станица» из атамана и сотни отличившихся казаков, привозила «отписки» о войсковых делах. Если требовалось решить какие-то срочные вопросы, присылались «легкие станицы» из 5—10 казаков. Но при этом Дон сохранял полную автономию, казаки подданными России не числились, и их принимали в Иноземном приказе (ведавшем служилыми иностранцами) [35].

А в Польше Сагайдачный за свои услуги королю и впрямь смог поставить себя независимо. Был восстановлен выборный пост гетмана, который и занял Сагайдачный. Когда через Украину проезжал в Москву патриарх Иерусалимский Феофан, гетман уговорил его посвятить в сан Киевского митрополита Иосифа Борецкого. Таким образом восстанавливалась структура Православной Церкви (но за это Феофан наложил на казаков запрет – никогда больше не ходить войной на Россию). Сагайдачный основал в Киеве Братский монастырь, школу для подготовки священнослужителей. Казалось, вернулись и казачьи вольности. Крестьянин уходил на год-два в Запорожье, а возвращался в ранге «казака». Заводил хозяйство на землях, отданных магнатам, но считал себя свободным. Однако эти «вольности» были призрачными, терпели их до поры до времени. Да и православных иерархов поляки не признавали «законными», продолжали гонения на церковь, захваты храмов и имущества.

Ну а дела донских казаков вскоре вошли в противоречие с политикой Филарета. Патриарх совершенно справедливо считал главным врагом России Польшу. Она так и не признала Михаила Федоровича царем, сохраняла этот титул за Владиславом. Не исчезли и проекты обращения русских в унию – Филарет знал о них прекрасно, во время пребывания в плену иезуиты всячески обрабатывали его самого. Значит, была неизбежна новая схватка, ставкой в которой было само существование России и русских как народа. А союзницей против Польши выглядела Турция. Но морские походы донцов набирали все больший размах. Причем они стали действовать вместе с запорожцами. Получалось – с потенциальным противником. Центром Войска Донского после Смуты стал Монастырский городок (названный по Монастырскому урочищу – никаких монастырей здесь не было). Тут собирался войсковой круг, выбиравший атамана и утверждавший планы на следующий год. Строили и смолили челны. У запорожцев они назывались «чайками», но конструкция на Днепре и Дону была одинаковой.

Лодки длиной 15–20 м делались из выдолбленных деревьев, борта наращивались досками. Для маневренности они имели 2 руля, спереди и сзади, а для повышения непотопляемости и защиты от пуль по бортам обвязывались охапками тростника. Экипаж составлял 40–70 казаков. На судах устанавливалось по 4–6 легких пушек-фальконетов, каждый казак брал 2–3 ружья. При попутном ветре поднималась мачта с прямым парусом. Но чаще шли на веслах и за 35–40 часов достигали Малой Азии [25]. Снова горели Синоп, Трапезунд, Варна, Кафа. Турки устроили по берегам системы сигнального оповещения, высылали эскадры в устья Дона и Днепра. Но ничего не помогало. Стремительные казачьи флотилии опережали сигналы тревоги. А турецких моряков обманывали, прорывались домой другими реками – часто пользовались путем через Миус, откуда волоком попадали в притоки Дона и Днепра.

Нападали и на корабли в открытом море. Лодки были низкими, и казаки замечали суда турок раньше, чем обнаруживали их самих. Следовали за противником на расстоянии, держась со стороны солнца. А когда оно заходило, неслышно подгребали к борту, снимали вахтенных и врывались на судно. В морских сражениях казаки умело маневрировали, избегая огня орудий. Старались приблизиться вплотную, попасть в мертвую зону. Расчищали вражескую палубу ливнем метких пуль и бросались на абордаж. Добычу привозили огромную. Но и погибали во множестве. В боях, штормах, от руки палачей. Когда в очередном сражении казаки потрепали турецкий флот, уничтожив 20 галер, враги сумели захватить 17 лодок с перераненными экипажами. Пленных подвергли в Стамбуле показательным казням. Одних клали на землю и топтали слонами, других привязывали к галерам, гребущим в разные стороны, и разрывали на части, третьих закапывали живьем.

Турция в это время готовилась к новой войне с Польшей, предлагая Москве союз. Россия была еще не готова воевать. Но и упускать шансов не хотела. И Филарет решил поддержать султана «неофициально», а заодно перенацелить донцов в нужном направлении. Приказал им выступить на стороне турок. Но патриарх ошибся. Войско отказалось наотрез, заявив, что если будет воевать Россия, то под начальством царских воевод сражаться пойдет, а служить под командованием «пашей нечестивых в обычае донских казаков никогда не бывало».

В 1620 г. османские полчища двинулись на поляков и разгромили их под Цецорой, а в 1621 г. стотысячное войско подступило к крепости Хотин. Под знамена королевича Владислава, возглавившего польскую армию, удалось собрать всего 30 тыс. воинов. В Речи Посполитой царила паника. А Сигизмунд совершил новую глупость, объявил православных священников турецкими шпионами и начал аресты. Запорожцы возмутились, защищать такую власть не хотели. Спас Польшу опять Сагайдачный. Он явился в Запорожье, убил кошевого атамана Бородавку, не желавшего идти под Хотин, созвал отовсюду казаков, набрав 40 тыс. И привел на выручку Владиславу. Получив неожиданный удар, турки были разбиты и отступили. Но сам же Сагайдачный вскоре понял, что ошибся. Едва исчезла угроза, паны обнаглели. Несмотря на то, что на сейме в защиту прав казаков выступил Владислав, не лишенный рыцарской чести, шляхта эти права признавать отказалась. И тогда Сагайдачный тайно отправил гонцов… в Москву. Стал первым из гетманов, кто предложил союз и переход Украины в подданство царя. Но на Руси ему не верили, хорошо помнили походы на нашу страну, и посольство не приняли.

Обращался в Москву и султан. Требовал унять донцов. Заявлял даже, что готов взять их на свое содержание и переселить в Анатолию, пусть «промышляют» против врагов Порты. Филарет отвечал, что царь способен и сам усмирить казачество. Но только Порта оказались слишком уж ненадежной «союзницей». После Хотина она замирились с Польшей, а раз так, то крымский хан выступил за ясырем в другую сторону, на Русь. В 1622 г. татары проломили пограничную оборону, опустошив Епифанский, Даниловский, Одоевский, Белевский, Дедиловский уезды. Казаки ответили. Атаман Шило с отрядом из 700 донцов высадился под Стамбулом, «повоевал в Цареградском уезде села и деревни», хотя на обратном пути его догнала турецкая эскадра и перебила 400 человек. Были разорены Кодриа, Трапезунд, казаки подступали к Керчи и Азову. В итоге так и установилось – Москва требовала от Стамбула унять крымцев, чего турки сделать не могли и не хотели. А когда Стамбул требовал усмирить казаков, в Москве отвечали: «На Дону живут воры и государя не слушают». Однако при этом на Дон регулярно посылалось жалованье, в том числе боеприпасы.

На Украине же не стало Сагайдачного – он под Хотином получил рану, болел и, постригшись в монахи, отошел в мир иной. И все обещания, данные ему, сразу были забыты. Казаки в 1625 г. прислали делегатов на сейм с просьбой законодательно обеспечить права православных, приложили большой перечень беззаконий и обид. На что получили грубый отказ – само обращение «хлопов» к сейму сочли непростительной дерзостью. И вспыхнуло восстание под предводительством Жмайла. По инициативе Киевского митрополита Иова Борецкого запорожцы отправили посольство к царю. Приносили повинную за все, что натворили в Смуту, просили помощи и «принятия Малороссии и запорожских казаков в покровительство». Извинения за прошлое приняли. Царь «отпустил вины и велел впредь того не поминать».

Но в вопросе о подданстве Россия уклонилось. Воевать она еще не могла. Да и уверенности в единодушной поддержке украинцев не было, ответ гласил: «Ныне царскому величеству того дела всчати нельзя», поскольку «та мысль и в самих вас еще не утвердилась, и о том укрепления меж вас еще нет». Впрочем, пока послы ездили в Москву, на Украине уже все было кончено. На мятежников были брошены войска. Казаков осадили в укрепленном таборе возле Кураковского озера и вынудили подписать Кураковский договор. По его условиям повстанцы получали амнистию, но все привилегии, которых сумел добиться Сагайдачный, отменялись. Реестр опять сокращался до 6 тыс, запорожцам запрещалось ходить в море. Запрещалось им и «проживать в панских имениях» – или уходи, или превращайся в крепостного.

В это же время казаки стали получать чувствительные удары от турок. Новый султан Мурад IV принялся наращивать флот, назначил командовать способных моряков. В 1625 г. казаки предприняли массированный набег, разграбив Трапезунд и 250 прибрежных селений. Против них было выслано 50 галер. 300 челнов ринулись в атаку на турок. Но сильный ветер и волнение на море дали преимущество крупным кораблям, они одержали победу, потопив много казачьих лодок. А в следующем рейде османский флот уничтожил еще 20 запорожских чаек с командами. Мурад возобновил и проект антипольского союза с Россией. Его посол грек Фома Кантакузин ездил туда-сюда между Стамбулом и Москвой. Целовал крест от имени султана, «что ему с царем Михаилом Федоровичем в дружбе быть… на недругов стоять за одно». Султан брал обязательство запретить «крымскому царю и ногаям и азовским людям на московские земли войной ходить». В 1627 г. договор был заключен. И на Дон пошли суровые повеления прекратить набеги. Филарет грозил: «Или того себе чаете, что мы, великий государь, не можем с вами управиться?»

Еще одной проблемой было «воровство» на Волге. Тут-то ни о каких высоких целях речь не шла. Но по Волге проходил главный торговый путь из Персии в Россию, добыча была богатой и легкой: шелк, пряности, индийские драгоценности. И «воровские казаки» разгулялись вовсю, нападая на купцов. Правительство предпринимало специальные экспедиции, очищая Волгу от этих банд. Но они укрывались на Дону, да и донцы, соблазнившись, порой примыкали к ним. Царь обратился к Войску, требуя пресечь эти безобразия. И круг, созванный атаманом Родиловым, согласился, что такой разбой – дело недостойное. Приговорили: «От сего времени и навсегда чтобы никто с Дона не ходил для воровства на Волгу; а ежели кто объявится на Дону, и тому быть казнену смертию» [63].

Однако морские походы – это было другое. Тут тоже отправлялись «за зипунами», но в рамках борьбы с поработителями христиан. В 1628 г. царские послы Яковлев и Евдокимов прибыли на Дон мирить казаков с крымцами и азовцами. Донцы в общем-то не отказывались, но заявляли: «Помиримся, турецких городов и сел брать не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы украйны азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших и матерей, братьев и сестер, жен и детей в полон брать и продавать не станут. Если же азовцы задерут, то волен Бог да государь, а мы терпеть не станем…» Но это условие было невыполнимым, потому что и султан своих подданных не обуздал. И в том же году казаки напали на Крым, сожгли Карасу и Минкуп. В 1629 г. пожаловали к Стамбулу. Часть казачьей эскадры орудовала у входа в гавань, а 12 лодок прорвались в Босфор. Их прижали 14 турецких галер. Тогда казаки пристали к берегу, закрылись в греческом монастыре и отстреливались. Их товарищи, услышав шум боя, подошли на 50 челнах, захватили абордажем и сожгли 2 галеры, высадили десант и выручили осажденных. После чего убрались, увозя большую добычу.

Турецкий посол Кантакузин явился в Москву с целым букетом жалоб. Еще и от себя добавил, передав в соответствующем ключе картины, которые он видел на Дону. Филарет осерчал. 60 казаков, сопровождавших посольство, были арестованы и отправлены в ссылку.

Вместе с Кантакузиным в Стамбул должен был ехать посол Савинов, ему велели объявить казакам, что пока они не исправятся, жалованья им не будет. А чтобы припугнуть Дон, с послами направили воеводу Карамышева с отрядом в 700 стрельцов. И вот это сделали напрасно. Да и выбор был неудачным. Карамышев был тот самый, который в 1612 г. чуть не сдал полякам Волоколамск и был отстранен казаками от командования. Теперь он горел желанием утереть им нос, всюду шумел, что будет казаков и атаманов «казнити и вешати». Что он, мол, соединится с татарами и вместе с ними вразумит Дон. Результат был плачевным. Казаки возмутились арестом своих товарищей в Москве. А тут еще Карамышев своими выходками злости добавил. Его притащили на круг, изрубили и утопили. Правда, послов не тронули, проводили в Азов, не взяли даже большую сумму денег, которую вез Карамышев. Но реакция правительства была жесткой. Находившуюся в Москве станицу, атамана Васильева и 70 казаков, заточили по тюрьмам, некоторых казнили. Жалованье присылать прекратили.

15. Казаки расширяют державу

Во время Смуты из Москвы сбежал находившийся на русской службе сын Кучума Ишим и в Сибири взбунтовал ряд племен. Его агитации поддались далеко не все. Но в это время из Монголии и Джунгарии начались миграции калмыков (ойратов). Это был многочисленный и сильный народ, воевал с казахами, вторгался в Среднюю Азию. «Кучумовичи» породнились с калмыками, к их союзу примкнули енисейские киргизы, кузнецкие татары. И заполыхало по всей Южной Сибири. Деревни и мелкие острожки погибали. Города кое-как отбивались. Осадам подвергались Тобольск, Тара, Тюмень. В 1615 г. разгорелись бои под Томском. Его осадили кузнецкие татары. Гарнизон предпринял вылазку, казаку Якиму Захарову в рукопашной удалось убить вражеского предводителя Наяна, и противника отогнали. После этого томские служилые под командованием стрелецкого сотника Ивана Пущина и атамана Бажена Констептинова совершили ответный рейд, «Абинский улус повоевали и городок взяли». Но на помощь кузнецким татарам подошли 5 тыс. калмыков и снова обложили Томск. Блокада длилась 10 недель, люди стали умирать от голода. Поняв, что терять больше нечего, ринулись в последнюю отчаянную атаку. И победили – степняки откатились прочь.

По мере стабилизации в Европейской России стало улучшаться и положение в Сибири. Сюда пошло оружие, продовольствие, подкрепления. И от обороны русские перешли к дальнейшему продвижению на восток – в бассейн Енисея. В 1618 г., чтобы замирить кузнецких татар, был построен Кузнецкий острог, в 1619 г. отряд Алябьева и Рукина основал Енисейск. Добирались уже и до стран вообще далеких. Так, казак Иван Петлин «со товарищи» по собственной инициативе совершил путешествие в Китай. Пересекли Монголию, достигли Пекина. Даже сумели получить прием у императора Шэньцзуна и провести переговоры. Получили грамоты для царя, где предлагалось установить между государствами торговые и дипломатические связи. И привезли их в Москву. Увы, в столице не нашлось ни одного человека, способного прочитать китайские грамоты. И единственным результатом похода стало описание Китая, составленное Петлиным.

Важные меры по укреплению восточных рубежей предпринял патриарх Филарет. По его решению в 1620 г. была учреждена Тобольская епархия. А чтобы защитить от калмыков Поволжье, в этом же году был построен Яицкий городок. В нем был размещен стрелецкий гарнизон, а местным казакам царь своей грамотой даровал в вечное пользование земли и рыбные ловы по Яику, право беспошлинной торговли. За это они во взаимодействии со стрельцами стали нести пограничную службу.

Но сибирское казачество, в отличие от яицкого, создавалось искусственно. Оставшиеся в живых соратники Ермака и их потомки были приняты на службу и составили «Старую сотню», размещенную в Тобольске. А пополнялось Сибирское Войско из служилых казаков. Набирали их в основном на севере, где природные условия были сходны с сибирскими – из вольных крестьян и охотников Вятки, Перми, Устюга, Вологды, Поморья [45, 129]. Например, до нас дошел указ Михаила Федоровича воеводе Великого Устюга в 1630 г. – набрать для Енисейска 500 «охочих мужиков в сибирскую службу» и 150 «охочих девок сибирским служилым людям на женитьбу». И добровольцев хватало. Но разве повернется у кого-нибудь язык назвать «не настоящими» казаками Пояркова, Дежнева, Хабарова, Атласова – хотя родом они были устюжанами? Впрочем, ведь в Сибири, в условиях постоянной опасности, неимоверных трудностей и лишений, тоже оказывались оптимальными казачьи традиции братства, спайки, организации.

Некоторые историки сравнивают освоение Сибири с завоеванием Америки, а казаков с конкистадорами. Действительности это не соответствует. Европейские колонизаторы добивались успехов благодаря своему военно-техническому превосходству – у них, в отличие от индейцев, были ружья, пушки, стальное оружие, кони, а морские коммуникации позволяли удобно подвозить подкрепления. Казаки такими преимуществами не обладали. У сибирских народов была и конница, и стальные сабли, пики, доспехи, у некоторых и огнестрельное оружие. Впрочем, тогдашние фитильные ружья были весьма несовершенными, делали за день боя 12–16 выстрелов, и чаще все решала рукопашная. Не было у русских и удобных коммуникаций – из Москвы в Восточную Сибирь добирались 2–3 года.

Правда, сибирские народы были малочисленны. Но русских тут было еще меньше, на всю Сибирь 3–4 тыс. служилых. Предположим, даже удалось победить в бою то или иное племя, обязать платить ясак. А как быть с партизанской войной в таежном море? Она похоронила бы любые отряды. Но казаки не только объясачивали сибиряков, а и добивались вполне мирного сосуществования. На сбор ясака к отдаленным племенам ходили по 2–3 человека. И возвращались, ясак доставляли, новые ценные сведения узнавали. Просто в Сибири действовали механизмы, совершенно отличные от западных завоеваний. Ясак не был обременительным. Скажем, в Якутии с рядовых жителей брали 1 соболя в год, с богатых – 1 соболя с 4 голов имеющегося у них скота. А с безлошадных вообще не брали – полагали, что без лошади человек не может охотиться. Но ясак был и не безвозмездным, он считался службой для царя. И сдавший его получал «государево жалованье» – топоры, пилы, иглы, ткани.

Кроме того, уплативший ясак получал право свободно продавать излишки мехов. Часто торговлей занимались сами сборщики, бравшие с собой запас товаров. Ехали и купцы, возникали ярмарки. И торговля была ясачным выгодна. Не пахло и никаким порабощением. Сибирские племена полностью сохраняли свои угодья, самоуправление, верования, традиции. Царские наказы требовали от воевод: «Приводить инородцев под высокую государеву руку ласкою, а не жесточью и не правежом». «Держать к ним ласку и привет и бережение, а напрасные жесточи и никакие налоги им ни в чем не чинить некоторыми делы, чтоб их в чем напрасно не ожесточить и от государевой милости не отгонить», городки и селения ставить только «на порозжих местах, а ясачных угодий не имать» [129]. Наконец, сибирские племена постоянно враждовали между собой. Отбивали скот, имущество, обращали пленных в рабов. А согласившиеся платить ясак получали защиту со стороны русских. Ну а в южных районах добавилась внешняя опасность. Здешним племенам приходилось выбирать – стать данниками степняков или подданными царя. Выбор в такой ситуации следовал однозначный. Остяки, вогулы, тунгусы, сибирские татары часто сражались плечом к плечу с русскими, отражая набеги. А для того, чтобы защитить ясачных на Енисее, в 1628 г. 300 казаков под командованием Дубенского построили Красноярск.

Конечно, допускать на свою территорию пришельцев и объясачиваться выражали желание не все. Первые контакты с местными часто бывали кровавыми. Казачьи экспедиции выдерживали нешуточные сражения со значительно превосходящими силами, сидели в осадах в своих острожках, старались захватить аманатов-заложников. Но затем устанавливались взаимовыгодные связи. Которые, кстати, обеспечивались еще и тем, что казаки, в отличие от западноевропейцев, отнюдь не считали жителей тайги и степей неполноценными «дикарями». Воспринимали их в качестве таких же людей, как сами. Уважительно относились к обычаям сибирских народов. И сами не гнушались учиться, перенимали местную одежду, виды жилья, формы ведения хозяйства.

От Енисея освоение Сибири пошло двумя путями. Северным, морским, от Мангазеи, и сухопутным от Енисейска. Точнее, этот путь тоже был водным. Главной целью поисков были новые реки, они служили дорогами в неведомые края. Казаки были на все руки мастера, а в экспедиции включали мастеров-корабелов, запас скоб, гвоздей. На реках делали челны или струги. Для морских плаваний служили кочи. Это были довольно крупные суда водоизмещением 35–40 т. Они имели особую выпуклую форму корпуса и малую осадку, что позволяло идти в прибрежной полосе, очистившейся от льда, а если коч все же попадал во льды, его выжимало на поверхность, и он мог, не погибая, дрейфовать со льдами. Коч имел мачту с парусами. Когда его строили не на верфи, а в ходе экспедиции, паруса делали из оленьих шкур. Существовали и навигационные приборы – глубинный лот, солнечные часы, компасы-«матки» [45].

На Енисее землепроходцы узнали, что восточнее есть река Лена. В 1627 г. на ее поиски отправились 40 казаков атамана Максима Перфильева и Ивана Реброва, в 1628 г. – десятник Василий Бугор с 10 казаками. Трудности приходилось преодолевать неимоверные. Без дорог форсировать «дебри непроходимые» и «кручи каменны», надрываться на волоках, перетаскивая грузы, зимовать в необитаемых местах, терпеть голод, морозы. Первым с донесением об открытии Лены вернулся Бугор, произведенный за это в пятидесятники. Он путешествовал 2 года, основав 2 пункта для сбора ясака. Оставил 2 казаков у устья Куты и 4 – у р. Киренги. Вот так и возникали новые поселения. Сперва зимовье – курная изба. Потом ее надстраивали, и получалось подобие башни. Обносили тыном – и это был уже острожек. Поселение разрасталось, ставились стены с башнями, и называлось уже городом. Строились церковь, съезжая изба (канцелярия воеводы), таможня, кабак. Из зимовий у устья Куты и на Киренге возникли Усть-Кут и Киренск. Вскоре были основаны Илимск, Братский острог. На Ангаре казаки встретились с бурятами, и отношения установились настолько дружеские, что в документах того времени бурят называли «браты», «братские люди», отсюда и Братск.

После донесения Бугра на Лену был отправлен отряд атамана Ивана Галкина. В нескольких боях победил пятерых якутских тойонов и «подвел под государеву руку». А затем сюда прибыл сотник Петр Бекетов с 30 казаками. И в 1632 г. основал г. Якутск. А экспедиция Перфильева и Реброва, первой отправившаяся на Лену, возвращаться не спешила. Спустилась по реке, основав Жиганск. В 1633 г. построила кочи, вышла в море и открыла р. Яну. Объясачила юкагиров, Перфильев с «меховой казной» и сведениями о новых землях отправился назад, а казак Иван Ребров «со товарищи» остался. И провел в здешних краях еще 7 лет. Проплыл еще восточнее, открыв р. Индигирку, потом отправился на запад, на р. Оленек.

Из Якутска направлялись новые партии. Харитонова – на Яну. Дмитрия Зыряна – на Индигирку. Ряд смелых плаваний в Ледовитом океане совершили казаки Елисей Буза, Беляна, Иван Ерастов. Из Томска пришел на Лену атаман Дмитрий Косолапов с 50 казаками. Они поднялись по Алдану, заложили Бутальский острожек. Здесь от отряда отделились 30 человек под руководством Ивана Москвитина, двинулись дальше на восток и в 1639 г. достигли Охотского моря, составив первые карты его берегов. Казаки вообще проявили себя отличными географами. По результатам экспедиций составлялись чертежи, «отписки», «скаски», имевшие огромную научную ценность. И когда академик В.Н. Скалон работал в 1929 г. над картами сибирских рек, то вдруг обнаружил, «что русские чертежи XVII века стояли ближе к действительности, чем те, что были выпущены два века спустя».

Героями в Сибири были многие. Это считалось обычным, само собой разумеющимся. Несколько трудных походов возглавил Посник Иванов. На Вилюй, объясачив эвенков. На Яну, построив Верхоянск. На Индигирку, выдержав «крепкие бои» с юкагирами. В 1642–1643 гг. Иванов руководил первой экспедицией на Байкал. Изучил западный берег озера, уговорил перейти «под государеву руку» местных бурят. Но отряд Скороходова, отправленный в 1643 г. в район к востоку от Байкала, в боях погиб полностью. И этот случай был не единичным. О многих экспедициях мы ничего не знаем по одной причине – из них не вернулся никто. Да и удачи порой стоили дорого. В 1643 г. письменный голова Якутска (управляющий воеводской канцелярии) Василий Поярков предпринял большой поход на Амур. Отправились 132 человека, поднялись по Алдану, перевалили Становой хребет и достигли Зеи. Построив суда, двинулись к низовьям Амура. Летом 1645 г. вышли в море, увидели о. Сахалин. И поплыли на север до р. Ульи, откуда по пути Москвитина вернулись в Якутск. От лишений, болезней, в боях отряд потерял две трети личного состава. Но привез огромный ясак, а главное – отчет с подробным описанием своих открытий, чертежами Амура и морского побережья.

Десятник Михаил Стадухин за свой счет организовал отряд из 16 человек для похода на Индигирку. Исследовал Оймякон, выдержал тяжелую войну с ламутами, отбиться удалось с помощью союзных якутов и тунгусов. Узнав, что восточнее Индигирки есть еще большие реки, Стадухин объединился с экспедицией Зыряна, двумя кочами вышли в море и открыли р. Колыму. А отряд казаков Семена Шелковникова в это же время был направлен из Якутска к Охотскому морю, где основал Охотск. Лена становилась уже совсем «обжитыми» краями. Сюда ехали купцы, промышленники-охотники, поселенцы. Только в 1647 г. таможня Якутска зарегистрировала 404 человека, отправившихся на «дальние реки» для «торгу и промыслу», и 15 кочей, отчаливших к морю. А заполярный Жиганск, куда начальство отродясь не добиралось, превратился в натуральный «Дикий Восток». Через него шли суда на Яну, Оленек, Индигирку, а обратно ехали промышленники, купцы, служилые с добычей и выручкой. В Жиганске расцвели кабаки, гнали вино из какой-то «сладкой травы» и «кислой ягоды», съезжались на заработки якутские, тунгусские, ламутские, ненецкие бабенки. В общем, любой возвращающийся из странствий мог оттянуться и облегчить кошелек.