Текст книги "Взятие Казани и другие войны Ивана Грозного"

Она осуществила денежную реформу. Несмотря на объединение различных русских земель, по стране все еще ходили разные деньги – московские, новгородские, псковские. Это приводило к путанице, создавало благодатные условия для фальшивомонетчиков. В правление Елены все старые монеты было велено изъять из обращения, они переплавлялись и чеканились новые. На них изображался великий князь на коне с копьем в руке. Отсюда и пошло название «копейка». А за подделку денег вводились строжайшие кары.

Было обращено внимание и на несовершенство административной системы. Особенно много жалоб вызывало расследование уголовных преступлений. Наместники и волостели, назначенные на время, не знали местных жителей и условий, доверяли нечестным поручителям, лжесвидетелям, иногда арестовывали невиновных. Это открывало путь и для злоупотреблений. За взятку отпустил преступника на поруки – и попробуй докажи, что поручители не были «добрыми людьми». Да и вообще наместники и волостели не были заинтересованы в поиске виновных. По закону в их пользу шла «вира», штраф за преступление. Поэтому они себя не утруждали, требовали от городской или сельской общины: выдавайте преступника или платите виру сами. Сперва правительство пыталось выйти из положения, посылая на места своих сыщиков. Но и это получалось неэффективно – сыщик не знал населения, особенностей жизни. И при Елене начала разрабатываться губная реформа, чтобы местные жители сами выбирали должностных лиц, которые будут расследовать преступления. Но в данном направлении правительница успела предпринять лишь первые эксперименты.

После войны государыня продолжила централизованный выкуп пленных у татар. Но она решила еще и увеличить население России другим путем – начала зазывать крестьян из литовских владений. Переселенцам предоставляли землю, различные льготы и поблажки, а приглашения распространялись через агентов, странников, купцов. Ранее уже отмечалось, что положение простонародья в Литве было отвратительным, и украинские, белорусские, русские крестьяне массами потекли оттуда в нашу страну. А на протесты и возмущение королевских дипломатов в Москве разводили руками – дескать, сами смотрите за своими людьми. Наши-то изменники к вам бегут, и вы их не выдаете. Так почему мы выдавать должны?

Когда дело касалось интересов государства и сына, Елена не останавливалась и перед крутыми мерами. Но встречающиеся у некоторых историков обвинения, будто она, сажая политических противников в тюрьмы, приказывала тайно убивать их, являются голословными и никакими доказательствами не подкреплены. Заговорщики Андрей Шуйский, Иван Вельский, Воротынские остались в заключении живыми и здоровыми, точно так же, как и Пронский, Хованский, Палецкий. Юрий Дмитровский преставился через три года после ареста, Михаил Глинский – через два. Если правительница хотела убить их, зачем было так долго ждать? Скорее, сказались естественные причины. Оба находились уже в солидном возрасте, а средневековая темница была далеко не курортом. И только Андрей Старицкий скончался через шесть месяцев заключения. Может быть, сказался стресс. Но не исключено, что ему действительно «помогли» уйти из жизни. Было ли это сделано по приказу Елены или Телепнева, остается лишь гадать. Но если так, то мятежника устранили исключительно вовремя…

Глава 2
Первые войны Ивана Грозного

3 апреля 1538 г. умерла Елена Васильевна. Умерла совершенно внезапно. Ни один источник не сообщает о какой-либо болезни. А исследование ее останков однозначно установило причину смерти. Содержание мышьяка в них оказалось в 10 раз выше предельно допустимого уровня. И это было не просто убийство. Это был хорошо спланированный переворот. Возглавляли его Василий Васильевич и Иван Васильевич Шуйские. Знатнейшие князья, занимавшие высшие места в Боярской думе. Все факты свидетельствуют о том, что смерти великой княгини уже ждали, заранее подготовились к ней.

Новую власть возглавил Василий Шуйский. И о том, насколько высоко заносились его амбиции, мы можем судить по двум фактам. Через три месяца после переворота он женился на Анастасии, дочери татарского царевича Петра, а матерью невесты была сестра Василия III. Представитель старшей ветви Рюриковичей стал вдобавок дядей государя. Второй факт еще более красноречивый. Василий сразу же освободил из тюрем и ссылок участников прежних заговоров: Ивана Вельского, Андрея Шуйского и др. Но малолетнего князя Владимира Старицкого и его мать Ефросинью оставил под стражей. Лишний претендент на престол Шуйскому был не нужен. Кстати, минует 60 с лишним лет, и другой Василий Шуйский добьется своего, получит корону. Но это будет в период Смуты и междоусобиц. А в 1538 г. временщик понимал, какую конфронтацию может получить со стороны народа и других бояр. Но пока ребенок-государь ему не мешал, а, наоборот, давал легитимное прикрытие власти. Вот его и не трогали, пусть числится великим князем, а дальше видно будет.

Василий поселился в Кремле, в палатах Андрея Старицкого. Присвоил себе давно забытый титул наместника московского. И власть приобрел такую, что в летописи его называли на первом месте: «Того же году был на Москве наместник князь Василий Шуйский, а князь великий тогда был мал». «Малого» великого князя Василий захватил под контроль. В сентябре 1538 г. в традиционной поездке в Троице-Сергиев монастырь государя сопровождали Шуйские и бояре из их группировки. Но на самом деле с сиротой совершенно не считались. Впоследствии Иван Грозный вспоминал, что их с братом Юрием даже кормили плохо, «яко убожейшую чадь», а то и забывали дать поесть.

А вот оборону государства Шуйские совершенно забросили. Видимо, считали более важным укрепление своих позиций, а войска собирать опасались – как бы против них самих не выступили. Вместо этого предпочли мириться с татарами, невзирая на условия. Согласились на все требования Крыма, обязались «не воевать Казани», посылать большие выплаты (а чего жалеть, не свое же!). Такой ценой был заключен «союз» с Сахиб-Гиреем. Но шайки крымцев все равно налетали на южные рубежи. А казанцы вообще не стали продолжать переговоров, начатых при Елене. Их отряды полезли на Русь, грабили окрестности Нижнего Новгорода, Мурома, Мещеры, Вятки, Перми, появились в районах, которые считались внутренними и безопасными, – возле Вологды, Устюга, Тотьмы, Кинешмы, Костромы.

Положение страны быстро ухудшалось. Подати из провинций до Москвы не доходили или разворовывались в столице. Жалованья, переплавленного в «фамильные» драгоценности, воины не получали. Дворяне и дети боярские вынуждены были разъезжаться со службы по поместьям, чтобы прокормиться. Строительство крепостей прекратилось. Засечные черты, начатые Василием и Еленой, остались недостроенными. Вся система обороны, кропотливо создававшаяся Иваном III, Василием III и Еленой, поползла по швам.

Пока в России заправляли временщики, ее положение на международной арене ухудшилось до крайности. Ливонский орден вообще перестал считаться с нашей страной, отбросил все договоры, прервал русскую торговлю с Западом. В Польше и Литве одряхлевший Сигизмунд уступил власть сыну Сигизмунду II Августу, и новый король даже не известил Москву о своем восшествии на престол! Пять лет не удосуживался прислать хотя бы гонца, игнорируя Ивана IV как пустое место. Очевидно, выжидал, усидит ли он на троне.

А главная опасность нависла с юга и востока – альянс Крыма и Казани, который теперь поддерживался Османской империей. Наступление татар и турок на Северный Кавказ грозило объединить ханства. В их орбиту втягивались и соседние народы. Авторитет Сахиб-Гирея возрос, за ним видели непобедимые султанские полки. Ему взялась помогать и турецкая дипломатия. Сам Сулейман направил послание ногайскому князю Юсуфу, величая его «князем князей», – и тому, конечно, нравилось. А дочь Юсуфа Сююн-Бике была любимой женой казанского царя. Кроме нее в гареме Сафа-Гирея были дочери астраханского, сибирского ханов. Родственные связи готовили почву и для политических. Крымский хан снова грезил о возрождении Золотой Орды. А Руси, соответственно, отводилась участь быть ее «улусом». Да и куда она денется, когда могущественная татарская держава охватит ее полукольцом?

В 1539 г. Сахиб-Гирей писал великому князю Ивану: «У меня более ста тысяч воинов, если каждый пленит хотя одного русского, сколько тебе убытка, а мне прибыли?» Угрожал привести на Русь не только татар, но еще и турок. Писал, что турецкий султан «вселенную покорил» и «дай Боже нам ему твоя земля показати».

Но казанские набеги стали еще более страшными и разорительными, чем крымские. С юга татарам сперва надо было пройти через степи, приграничные районы были мало заселены, деревни и пашни жались к крепостям. Когда враг обнаружит себя, был шанс разбежаться, укрыться, дать сигнал опасности соседям. А казанцы жили рядом и, не преодолевая никаких препятствий, сразу врывались в густонаселенные районы Центральной России, Поволжья. Врывались неожиданно, люди не успевали получить никаких предупреждений. В 1538—1540 гг. орды казанцев разгулялись по русским землям вообще нагло и страшно. Не получая отпора, безнаказанно убивали, насиловали, жгли.

Летописец рассказывал «не по слуху, но виденное мною, чего никогда забыть не могу»: «Батый протек молнией Русскую землю, казанцы же не выходили из нее и лили кровь христиан, как воду… Обратив монастыри в пепел, неверные жили и спали в церквях, пили из святых сосудов, обдирали иконы для украшения жен своих усерязями и монистами; сыпали горячие уголья в сапоги инокам и заставляли их плясать; оскверняли юных монахинь; кого не брали в плен, тем выкалывали глаза, обрезали уши, нос, отсекали руки и ноги…» Другая летопись констатирует: «Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь от казанцев запусте».

Дошло до того, что казанский Сафа-Гирей счел себя победителем России и требовал платить ему «выход» – такую же дань, как когда-то платили Золотой Орде, на иных условиях он заключать мир не соглашался.

Петлю, которая стягивалась вокруг нашей страны, требовалось решительно разрубить. И Иван Васильевич, едва лишь избавившись от Шуйских, начал предпринимать усилия в этом направлении.

Казанское ханство и зависимые от него территории в к. XV-н. XVI вв.

В цепи врагов самым доступным для ударов звеном была Казань. Первые походы против нее, предпринятые в 1544—1545 гг., из-за своевольства и недисциплинированности воевод стали лишь карательными рейдами. Русские отряды вторгались на казанские земли, разоряли села. Но даже такие операции привели к важному результату. Ближе всех к границе жили «горная» черемиса (обитавшая на западном берегу Волги, в отличие от «луговой», восточной) и чуваши. Посыпавшиеся нападения им, конечно, совсем не понравились, они взбунтовались, отпали от Казани и направили послов в Москву просить о мире и подданстве.

Пошел раздрай и в самой Казани. Здесь многие были недовольны засильем крымских вельмож, ростом налогов. А как только русские начали активные действия, местные жители обеспокоились. Заговорили, что пора опять налаживать отношения с Москвой. Сафа-Гирей воспротивился. Обвинил сторонников мира в измене, казнил ряд оппозиционеров. Но расправы озлобили подданных, в январе 1546 г. они восстали, выгнали хана с крымцами и обратились к Ивану IV, обещая быть ему верными вассалами.

Государь возвел на казанский престол касимовского царя Шаха-Али, который когда-то уже правил ханством. Но удержался он всего месяц. Сафа-Гирей получил помощь из Крыма, от ногайцев и двинулся к Казани. В городе у него тоже нашлось достаточно сторонников. Набеги на Русь, торговля рабами и их использование в хозяйстве приносили казанским вельможам и купцам огромные выгоды. А союз с Крымом и Турцией давал надежду отбиться от русских. Произошел переворот. Шах-Али был арестован, но сумел бежать. А Сафа-Гирей, вступив в город, подчистую уничтожил пророссийскую партию. Всех, кто принял участие в переговорах с Москвой, кто помогал Шаху-Али, он обрек на смерть. Казнили и их родных, близких. 76 князей спаслись бегством, попросились на русскую службу

Для борьбы с Крымом и Казанью Россия нашла союзника – астраханского хана, враждовавшего с Гиреями. Но никакой практической пользы этот союз не принес и просуществовал недолго. В 1547 г. Сахиб-Гирей при поддержке турок захватил Астрахань. После этого и ногайцы признали его власть. «Новая Золотая Орда» становилась реальностью. И к чему это вело, красноречиво свидетельствует поведение татар. Русских купцов, торговавших в Крыму, принялись хватать и обращать в рабство. Государева гонца, приехавшего в Бахчисарай, ограбили и подвергли поруганиям. А царю Сахиб-Гирей хвастливо сообщил о взятии Астрахани, о подчинении кавказских горцев и угрожал: «Ты был молод, а ныне уже в разуме: объяви, чего хочешь, любви или крови?» Если «любви» – требовал ежегодную дань в 15 тыс. золотых. Если же нет – «то я готов идти к Москве, и земля твоя будет под ногами коней моих».

Но Иван IV отреагировал жестко. За бесчестья своих дипломатов и насилия над купцами он велел посадить в тюрьму крымских послов. А следующий поход на Казань возглавил лично. Правда, из-за московского пожара и мятежей его пришлось отложить. Выступили по зимнему пути в конце 1547 г. Это был уже не набег «легким делом». Требовалось взять столицу ханства. Подготовились капитально, собралась многочисленная армия, артиллерия. Но зима выдалась необычно теплая, дождливая. Пушки вязли в грязи. От Москвы до Владимира и Нижнего Новгорода их тащили «великою нужею». Артиллерия и обозы тормозили войско. А в первых числах февраля, когда начали переправу через Волгу, случилась сильная оттепель, лед покрылся водой, под тяжестью грузов стал проваливаться. «Пушки и пищали многие проваляшесь в воду… и многие люди в протошинах потопиша».

Царь сам руководил переправой и спасательными работами, находился на острове Роботка. Лед разломало, и Иван Васильевич застрял там, трое суток не мог выбраться. После этого о штурме Казани не могло быть и речи. Летопись сообщает, что государь «с великими слезами» вернулся в Москву. Тем не менее, даже в подавленном состоянии он принял верное решение: не отменять поход. Это совсем деморализовало бы армию, подняло дух казанцев. И царь приказал Дмитрию Вельскому с конницей все же дойти до Казани. Сафа-Гирей вывел свое войско на Арское поле, но был наголову разгромлен, русские полки «втоптали» его в город. Осаждать не стали, просто прошлись по ханским владениям, лишний раз наказали хищников. А ратники смогли, по крайней мере, разжиться трофеями – в тогдашних войнах это было вполне законно и немаловажно. Хоть как-то вознаградили себя за понесенные труды и лишения.

Летом 1548 г. татары нанесли ответные удары. На южные районы обрушились крымцы, а орды Сафа-Гирея вторглись вдоль Волги, опустошая окрестности Галича и Костромы. Костромской воевода Яковлев вывел из крепости гарнизон, вооружил горожан и в сражении на Гусевом поле разбил одну из казанских дружин, которой командовал князь Арак. Врага погнали, истребляя без пощады, и остальные отряды, узнав об этом, предпочли убраться.

А затем в Казани произошли перемены. В обращениях к султану здешние жители всегда подчеркивали необходимость защиты ислама. Но сами не слишком строго соблюдали предписания своей религии – любили выпить. В летописях отмечены несколько случаев, когда русские пользовались этим и громили их нетрезвых. А Сафа-Гирей в пристрастии к вину далеко превзошел подданных. Гудел, что называется, по-черному и в марте 1549 г. в пьяном виде поскользнулся, ударился головой «в умывальный теремец» и «убился в хоромах своих». Вполне может быть, что он и не сам поскользнулся. Вечно пьяный хан, отдающий под хмелем самодурские приказы, был не слишком приятным правителем. И мужем был далеко не лучшим – Сююн-Бике сразу же утешилась с любовником, крымским уланом Кощаком. Хроники рисуют его «свирепым», воинственным, властолюбивым. Словом, мужчина хоть куда.

А ханом казанская знать провозгласила двухлетнего сына покойного Утемыш-Гирея при регентстве матери, той же Сююн-Бике. Для всех удобно получилось. Вдобавок появился повод предложить России заключить мир – дескать, главного виновника войны уже нет, вот и отмените дальнейшие походы. Но казанцы лгали. Одновременно они направили послов в Крым. Просили Сахиб-Гирея: если он хочет, «чтобы тот юрт» от него «не отошел» и продолжилась война «с русскими людьми», пусть пришлет в Казань царя. И просили не кого-нибудь, а находившегося в Стамбуле Девлет-Гирея. Рассчитывали, что он лучше других сумеет получить от султана военную помощь, а потом унаследует и крымский престол. Но послы до Бахчисарая не доехали. Их перехватили казаки и представили письмо в Москву.

Узнав об истинных намерениях казанцев, Иван Васильевич все же не отказался от переговоров о мире, предложил прислать полномочных послов. Но они так и не прибыли. Русским всего лишь морочили головы, ожидая крымцев и турок. Однако и царь не смог воспользоваться благоприятной ситуацией для удара по Казани. Нужно было изготовить новые пушки взамен утонувших. А Пушечный двор сгорел во время пожара, ливонцы не пропускали в Россию медь. Война требовала и денег, а они были нужны на восстановление Москвы. Очередной поход готовился два года. И… чуть не сорвался.

Армия собралась во Владимире в ноябре 1549 г., возглавил ее снова царь. Но воеводы, невзирая на его присутствие, принялись местничать, отказывались исполнять свои обязанности. Между прочим, факт показательный и яркий. Правительство Сильвестра – Адашева находилось у власти уже два года, но, как мы видим, порядка в стране отнюдь не навело. Наоборот, боярская анархия колобродила пуще прежнего. И Иван Васильевич, которого любят изображать крутым тираном, на самом-то деле не мог унять распоясавшихся аристократов. В итоге начальники спорили, полки стояли без дела и терялось время… Царь был вынужден вызвать во Владимир митрополита. Святитель Макарий убеждал воевод послужить царю и Отечеству «в любви и братстве», прекратить свары. Уговаривал «ради христианства», грозил церковными карами. Кое-как уломал, и лишь тогда войска выступили.

Этот поход тоже выдался тяжелым. Ударили сильные морозы, были замерзшие, много обмороженных. Царь подбадривал людей, вдохновлял их собственным примером – он все время находился с воинами, разделял с ними трудности. Полки осадили Казань 14 февраля. Государь предложил городу капитулировать. Архимандрит Новоспасского монастыря Нифонт писал, что у Ивана Васильевича была и иная надежда овладеть городом, в Казани имелись сторонники России, обещавшие открыть ворота. Но их обещания оказались пустыми, а сдаваться город отказался. Царь повелел строить туры – осадные башни, ставить батареи. Загремели первые залпы…

И тут-то сказалась задержка из-за боярских склок. Уже приближалась весна, таял снег. А осада в грязи и воде была бы гибельной для воинов. Иван IV попытался решить проблему единственным возможным способом – взять крепость до распутицы. Бросил войска на штурм. Но он не был как следует подготовлен, а казанцы во главе с Кощаком оказали ожесточенное сопротивление. Рубка длилась целый день, бойцы врывались на стены, но их выбивали. Атаки захлебнулись… А потом зарядили дожди. Пошло бурное таяние снегов. От влаги намок порох.

Дороги залило морями грязи, нарушая подвоз продовольствия. И пришлось отступить.

Дело могло обернуться полной катастрофой. Казанцы, видя, что русские уходят, воодушевились, вывели из города все свои силы и двинулись в преследование, грозя смять, прижать к Волге и уничтожить измотавшиеся и растянувшиеся на марше русские полки. Но молодой царь проявил себя настоящим героем. Он лично взялся командовать арьергардом из легкой конницы, осаживал врага и сдерживал напор, пока ратники сумеют протащить по грязи тяжелые пушки и обозы, переправят их через Волгу. По набухшему, опасному льду, среди промоин, покинули левый берег последними…

Да, «четыре евангельских заповеди» св. Макария царь выполнял строго. Первой из них как раз и была храбрость. Но второй заповедью была мудрость. В общем-то, после нескольких неудавшихся походов впору было задуматься: а стоит ли раз за разом повторять одно и то же? Или следует поискать другое решение? И Иван Васильевич нашел его. Он обратил внимание на Круглую гору у впадения в Волгу р. Свияги. Гору, с которой открывался обзор на десятки верст вокруг. Это было не только красивое, но и стратегически важное место. Предание об основании Свияжска рассказывает, что царю явился во сне св. Сергий Радонежский и повелел строить на горе крепость.

Конечно, «высококультурные» историки постарались не обращать внимания на легенду, заменили ее собственными домыслами, что идею внушил государю «кто-то» из воевод. Хотя тут позволительно усомниться. Ведь те же самые воеводы, которые сопровождали Ивана IV в походе, – Дмитрий Вельский, Семен Микулинский, Шах-Али, Курбский и другие – уже неоднократно бывали в здешних краях. И Круглую гору видели, но не придавали ей значения. А государь был здесь впервые. Гору заметил и понял, насколько выгодно ее положение. Что ж, он наверняка посоветовался и с воеводами. Это полное право главнокомандующего, взвесить все плюсы и минусы. Но кардинальное решение принял он сам. Даже и результат четко предугадал: «Стесним Казань; Бог даст нам ее в руки». И в этот раз, несмотря на неудачу, он вернулся в Москву не «с великими слезами», а «с веселым лицом». Поход 1549– 1550 гг. имел еще одно следствие. Царь впервые увидел боевые качества казаков. И, судя по всему, высоко оценил их – именно с этого времени казаков начали широко привлекать ко всем боевым операциям русских войск.

* * *

Царь взрослел, многое видел, общался в походах с воинами, смотрел на жизнь подданных, когда ходил в паломничества. Как уже сказано выше, зимой 1549—1550 гг. состоялся тяжелый поход на Казань. От войска долго не было вестей, от прибывающих из армии больных, раненых, дезертиров пошли пугающие слухи, и современник записал: «Вся земля была в велицей печали и скорби».

Необходимо было решить те проблемы, которые привели к неудаче под стенами Казани. И летом 1550 г. царь провел реформы в армии – в них весьма определенно просматриваются его личные впечатления во время казанского похода. Приговор государя и Боярской думы упорядочил и ограничил местничество. Устанавливалась четкая иерархия воеводских «мест» в полках – большом, правой и левой руки, передовом, сторожевом. При этом указывалось, что порядок старшинства должен учитываться только в прямом подчинении. А между теми, кто не был подчинен друг другу, местничество не допускалось. Запрещалось оно и в период ведения боевых действий. Из местнических правил исключались юные аристократы. Они начинали службу в 15—16 лет, командовать еще не могли, а идти под чье-то начало считали уроном своей чести. Отныне устанавливалось, что они обязаны подчиняться менее родовитым воеводам, «в том их отечеству порухи нет».

Слабым местом в армии была пехота, собранная с миру по нитке из городских ополченцев. И по указу Ивана IV в России начали формироваться первые регулярные части – стрельцы. В них зачислили 3 тыс. «выборных» (т.е. лучших, отборных) пищальников. Они получали от казны жалованье 4 руб. в год, оружие, поселили их в отдельной слободе рядом с царской резиденцией в Воробьеве. А в октябре 1550 г. было решено создать элитную царскую гвардию. В нее набирали тысячу «лучших» детей боярских, им выделяли поместья в окружности 70 верст от Москвы, чтобы постоянно находились при царе, охраняли его, служили для экстренных поручений. Им предназначалась и роль «училища», из которого государь будет отбирать подготовленные командные кадры.