Текст книги "След на кабаньей тропе"

Глава пятая

Он проснулся и тут же полез в карман за часами. Солнце светило вовсю, часы показывали половину десятого, а голова трещала так, что Павел Васильевич невольно застонал. Зверев огляделся и вдруг понял, что в доме он один. Майор надел брюки и подошел к окну.

Во дворе тоже никого не было. Зверев провел рукой по лицу, щетина на подбородке его огорчила даже больше, чем пульсирующие виски. А ведь бритву-то он не взял – для этого у него просто не было времени. Тут же он вспомнил и о Юлиане, которой он так и не позвонил, чтобы отменить встречу. «Черт бы побрал этого Веньку! – подумал он. – Могли бы ко мне доехать и спокойно собраться, а тут…» В душе прекрасно понимая, что ругает парня зря, Зверев еще раз потрогал подбородок и подошел к печке, та была еще теплой. Павел Васильевич умылся холодной водой из тазика и прошел в переднюю. На столе лежала записка, Зверев узнал почерк Евсеева.

«Мы с Колей пошли в участок. Проснешься, подходи…»

Зверев подошел к окну, открыл его и выкурил папиросу. Потом надел плащ, натянул на лоб кепку и вышел на крыльцо.

Зажмурившись от яркого солнца, Зверев снова потер виски. От былой непогоды не осталось и следа, Павел Васильевич зевнул, потянулся, голова все еще гудела.

– Товарищ милиционер, вижу, ночка прошла славно. Может, молочка? – Зверев открыл глаза и увидел у калитки свою вчерашнюю свидетельницу Файку Истомину, которая держала в руках крынку с парным молоком.

– Молочка? Можно и молочка.

– Угощайтесь! – Женщина вошла во двор и приблизилась к майору. – Извольте, еще тепленькое!

Файка то и дело поправляла волосы, засовывая непослушные локоны под свой синий платок. Зверев поинтересовался:

– Почем нынче молочко в Славковичах?

– Для вас бесплатно, товарищ милиционер.

– Тогда грех не угоститься. – Зверев взял крынку и тут же схватился за виски.

– Ого! Да вам, похоже, молочко не поможет. Я нашего Пчелкина знаю, он не пьет, не пьет, но если уж начал… Вижу: болит ваша головушка, пойдемте ко мне, я вам лекарство дам.

– Какое такое лекарство?

– Какое-какое? Стопку-другую вам налью. Вас ведь, поди, наш Колюня Ломоть самогоном поил? Тем самым, который Шурка Зыкова гонит? У Шурки самогонка – дрянь, не то что у меня. Пойдемте, товарищ милиционер.

Зверев усмехнулся, пытливо глянул на Файку. Щеки женщины раскраснелись, грудь медленно вздымалась под цветастым обтягивающем ситцем, а пухлые губы заманчиво блестели.

– Спасибо, конечно, но я с утра не похмеляюсь. Так что ограничимся молочком.

Зверев взял у собеседницы крынку и опустошил ее ровно наполовину. Разочарованная Файка вздохнула.

– Точно не хотите зайти?

– Как-нибудь в другой раз. – Павел Васильевич поежился. – Пойду я, пожалуй, мне в участок нужно, и, кстати, откуда тут у вас в город можно позвонить?

– Телефон только на почте.

– А как туда попасть?

– Пойдемте, я вас провожу.

– А вы меня провожать с крынкой пойдете? – Зверев улыбнулся, Файка растерялась. – Ступайте домой, просто покажите, где у вас почта, а я уж как-нибудь сам дойду.

Когда Файка объяснила Звереву, как пройти на почту, он попрощался с ней и пошел по дороге вдоль домов. Женщина какое-то время постояла у калитки, потом снова вздохнула и отправилась восвояси.

Посещение местного почтового отделения заняло у Зверева больше двух часов. Почтальон, плюгавенький старикашка в толстенных роговых очках и глазами навыкате, поначалу вообще не захотел общаться со Зверевым. Сославшись на занятость и необходимость сверки документации, он предложил незнакомцу прийти завтра. Зверев напрягся. Сильно давить на нагловатого старикана Звереву сегодня не хотелось, он попытался решить вопрос миром, но почтальон в очередной раз указал майору за дверь.

Пришлось показать старику удостоверение и напустить на него жути так, как это умел делать только Зверев. Старикашка тут же позабыл про все свои дела и решил больше не гневить столь сурового представителя органов.

Пожилой почтальон довольно быстро сумел дозвониться до оперативного отдела псковского Управления милиции и передал трубку Звереву. Узнав голос Костина, Зверев потребовал рассказать последние новости.

Веня бегло рассказал об экстренном совещании в кабинете Корнева, прошедшем накануне, рассказал о недовольстве полковника из-за того, что Зверев без его согласия остался в Славковичах, однако все это не особо интересовало майора. Гораздо внимательнее Зверев выслушал рассказ Вени об извлеченных из тела Войнова самодельных пулях, их баллистических свойствах и о соображениях Мокришина о том, что убийца явно не просто рядовой охотник, а настоящий мастер своего дела. Довольный тем, что его догадки подтвердились, Павел Васильевич пообещал позвонить завтра утром и положил трубку.

Выйдя из почтового отделения, Зверев направился в милицейский участок.

От прочих строений, в которых жили местные, милицейский участок села Славковичи отличался лишь отсутствием забора, подсобных построек и огорода, а также наличием небольшой таблички над входной дверью: «МИЛИЦИЯ. с. Славковичи, участковый капитан В.П. Пчелкин».

Деревянный дом с шиферной крышей. Две березки и слегка покосившаяся деревянная уборная на небольшом удалении. Врытая в землю лавочка и непонятно зачем поставленные именно здесь детские качели с поржавевшими цепями. Когда Зверев вошел в здание, он очутился в довольно просторном помещении, внутри которого стояли два массивных стола, громоздкий шкаф с документами, металлический сейф и полдюжины стульев.

Возле окна смолил папироску Димка Евсеев. За одним из столов сидел взъерошенный и понурый Коля Ломтев и листал какие-то бумаги. Перед Колей на стульях сидели двое: уже знакомый Звереву владелец похищенной лодки Демьян Полубудкин и молодой мордатый крепыш с выдвинутой, как у бульдога, челюстью, опухшей скулой и синяком на пол-лица.

Когда Зверев сел на один из стульев, Демьян Полубудкин поздоровался с вошедшим и тут же сообщил:

– Вон оно как, товарищ майор, а ведь не ошибся наш Пчелкин, когда говорил, что мой Сенька на пристани побывал! Он ведь и в самом деле туда за лодкой ходил, чертяка!

– Подожди, ты хочешь сказать, что лодку не украли? – Зверев нахмурился. Если это так, то его версия о том, что убийца ушел по воде, рушилась.

Однако Полубудкин успокоил его:

– Да нет. Лодку все-таки украли. А ну, – Демьян ткнул мордатого локтем. – Давай рассказывай, как дело было. Это племяш мой Сенька! Тоже Полубудкин. Он в нашем колхозе механизатором работает. Я вам про него вчера рассказывал. Он у нас похитителя лодки видел!

Зверев подался вперед и ощутил азарт.

– Вон оно что. Интересно.

Парень поерзал на стуле и забасил:

– Сын тут у меня родился. До того одни девки были, а тут… – Сенька оскалился. – Четыре с половиной кило. Настоящий богатырь, в нашу, полубудкинскую породу пошел. Лешкой назовем! Галка моя хотела Иваном назвать, но я настоял! Лешкой будет!

– Рад за тебя. Алексей – хорошее имя. А теперь про похитителя рассказывай.

– Так я и рассказываю. Я как узнал, что Галка моя парня родила, я тут же к ней с цветами в роддом заявился. Все как положено, поздравил, ну а потом сами понимаете…

– Обмывать это дело стал?

– Ну да. Все как полагается. Мужиков собрал, и понеслось.

– Попили, поели и рожи друг другу набили. Все как положено, – улыбнулся Зверев.

Сенька тоже оскалился и потер опухшую скулу.

– Естественно. Ну а после драки замирились и снова сели пить. Потом приятели мои подустали чуток и по домам пошли. Я утром-то проснулся, водички испил и отчего-то так горяченького захотелось. Сунулся я туда-сюда, а дома шаром покати. Пока праздновали, все с мужиками выжрали, остался лишь хлеб да картоха в погребе. Да еще связки лука в сенях висят. Галки дома нет, кашеварить некому. Ну думаю, добегу я до речки, поймаю пару рыбешек да ушицу по-скорому сварганю. Накопал червей, взял удочки – и на пристань. Пришел я к реке, кругом туман, и к дядькиной лодке топаю. Своей-то у меня нет! Так вот иду я к лодке, а возле нее какой-то мужик орудует.

– Хорошо его рассмотрел?

– Какое там! Говорю же: темно было, да и в глазах у меня еще после пьянки все плывет. Разглядел лишь, что в плаще он был. На голове капюшон, лица не видно. Стоит он у лодки и обухом топора по костылю, к которому дядькина лодка привязана была, долбит. Я как увидел это, тут же к нему. А он как меня увидал, вскочил, замахнулся топором, а я увернулся как-то, саданул кулаком, но в лицо не попал. Зато топор выбить сумел. Отступил он тогда к лодке, расслабился я и не обратил внимания на то, что у него на корме брезент лежит. Сделал я пару шагов к нему, хотел капюшон с головы откинуть, чтобы увидеть лицо его бесстыжее, а он брезент откинул, а под ним двустволка лежала. Схватил он ружьишко свое и мне в рожу прикладом шарахнул.

– То есть скулу тебе дружки в драке свернули, а похититель прикладом в глаз двинул? Оттого и «фонарь» у тебя на пол-лица? – уточнил Зверев.

– Так и есть! Это он, гад, меня пометил! Я, как в рожу получил, так наземь упал. В глазах искры, рожа в крови! Башкой трясу, как малость в себя пришел, так тут же вскочил, а этот гад уже на середине реки. Я по берегу бежать за ним уж не стал. Думаю, если побегу, он ведь в меня может и из ружья пальнуть. Проводил я его взглядом да домой пошел.

– А топор куда делся? Топора ты не нашел?

– Не нашел, хотя искал! Видимо, он его с собой забрал!

Зверев покачал головой. Не так уж много нового он узнал от Сеньки, потому и спросил:

– Ладно, я все понял. Плохо, что ты лица его не рассмотрел, а хотя бы фигуру можешь описать? Рост у него какой? Толстый он или худой?

– Невысокий он, мне, пожалуй, по плечо будет.

– Значит, где-то метр шестьдесят пять или около того, – сделал вывод Зверев.

– А еще хлипкий он совсем, да и удар у него так себе, – продолжал Сенька. – Если бы я кого прикладом хватил, как минимум голову бы проломил, а у меня только рассечение и синяк под глазом.

Закончив рассказ, Зверев встал со стула и пожал Сеньке и его дядьке руки. Когда те стали собираться, Ломтев спросил:

– А вы заявление-то по поводу лодки писать будете?

– Да чего уж там. Вы же сами мне сказали, что лодка моя, скорее всего, на дне озера лежит. Кто ее теперь оттуда достанет? – Демьян только махнул рукой, и они с Сенькой вышли из участка.

После ухода Демьяна Полубудкина и его племянника Сеньки Зверев снова сел на стул. Он достал папиросы и, закуривая, спросил:

– А Пчелкин-то у нас где? Или он не собирается больше с нами сотрудничать?

– Я так не думаю! – вступился за своего начальника Ломтев. – Я его с утра ждал, а потом не выдержал и к нему домой сбегал. Он ведь тут совсем рядом живет. Жена Владимира Павловича мне сказала, что как проспался, умылся, позавтракал и стал собираться куда-то, а потом ушел. Было это рано совсем, Антонина как раз корову пошла доить. Может, Пчелкин и заходил сюда, а потом уже ушел. Мы ведь в участок только к восьми подъехали.

Зверев покачал головой.

– Может быть, и так. Раз уж он собрался куда-то, то мог бы тогда так же, как и вы, записку оставить. А теперь вот гадай, куда он подевался. Странный он, ваш Пчелкин.

– Да ладно вам, товарищ майор! К вечеру наверняка явится, – заявил Ломтев.

Однако Николай ошибся, Пчелкин так и не появился до позднего вечера.

В половине восьмого, вечером, Николай еще раз наведался в дом Пчелкина. На этот раз он ездил туда на своем штатном транспорте – стареньком велосипеде «ЗИФ», однако снова убедился в том, что Пчелкин так и не появился. Николай проехал по селу, одна из женщин сказала ему, что видела, как участковый еще утром шагал по дороге в сторону леса. Когда Николай сообщил об этом Звереву, тот снова покачал головой:

– Говорю же, странный он у вас.

– Чего, интересно, ему в лесу понадобилось? Не за грибами же он пошел, – поддержал Зверева Евсеев. – Пал Василич, может, хватит на сегодня, а то уже больно есть хочется.

– Пошли. Тут уж сегодня мы точно ничего не высидим.

Когда Зверев и оба его помощника вернулись, их ожидал сюрприз. Прямо у забора под разросшейся липой стояла черная управленческая «эмка».

– Это еще что? – удивился Зверев.

– Похоже, что-то случилось! – засуетился Евсеев.

Зверев подошел к машине и увидел на переднем сиденье дежурного водителя Игорька Сафронова. Парень сидел и похрапывал, откинувшись назад и надвинув на глаза кепку. Зверев постучал пальцем по стеклу, Сафронов встрепенулся и выглянул в окно.

– Пал Василич? Вы?

– Ты-то здесь зачем? Или я снова Корневу позарез нужен?

Сафронов протер глаза и вышел из машины.

– Точно… Корневу понадобились. Я вас тут уже не меньше часа жду.

– Ну значит, еще подождешь. Я устал, жрать хочу, так что никуда я сейчас не поеду. Коля, мы можем у тебя еще одного скитальца приютить. Вот этого? – Зверев указал на Сафронова.

Ломтев закивал:

– Так на сеновале можно постелить…

– Да, нет же, Пал Василич! – запротестовал Сафронов. – Нужно срочно ехать!

– Потому что так Корнев приказал? – хмыкнул Зверев.

– Потому что у нас еще один труп!

– Тьфу ты! Час от часу не легче. Кто на этот раз?

– Убитый – какой-то инженер по фамилии Трусе́вич.

Зверев снова выругался и полез в карман за папиросами.

– И что? Корнев опять на меня всех собак спустить решил? Пусть Кравцов этим делом занимается или еще кто!

Сафронов виновато потупился и развел руками.

– Корнев сказал, чтобы вы этим делом занимались, потому что, судя по всему, в этого Трусевича стрелял тот же самый тип, который застрелил второго секретаря горкома.

Часть вторая. «Зверобои»

Глава первая

Когда дежурная машина подъехала к управлению, на улице уже стемнело. Зверев вышел из кабины, вошел в здание и, кивнув на ходу сидевшему за стойкой помдежу, не останавливаясь, проследовал в кабинет оперативного отдела. За своим начальником понуро шагал Евсеев. Тут его уже ждали Костин и Горохов. Зверев снял плащ, швырнул кепку на стол и уселся на стул.

– Ну, здрасте, давненько не виделись. Вчера Венька поесть не дал, сегодня Сафронов прикатил, когда мы ужинать собирались. Шурка, ставь чайник и принеси чего-нибудь пожрать, а то я с этой вашей спешкой впопыхах даже в рот ничего закинуть не успел. Живот гудит, как трубный оркестр, скоро, как Корнев, буду настойку алоэ на прополисе вместо водки и коньяка пить.

Горохов сбегал за водой, поставил на электроплитку потемневший от времени чайник и выложил перед Зверевым кусок сала и полбулки хлеба.

– Звиняйте, ничего другого нема!

– Сойдет! – Павел Васильевич вынул из верхнего ящика стола раскладной нож, порезал им хлеб и сало и, не дождавшись, когда чайник закипит, набросился на еду. Евсеев тут же присоединился к трапезе.

– Веня, давай кратко и без лишних подробностей, – с набитым ртом пробурчал Зверев. – Кто такой вообще этот Трусевич?

Костин, все еще сидевший за столом, тут же открыл лежавшую перед ним папку с очередным уголовным делом и зачитал:

– «Трусевич Ефим Семенович, пятого года рождения, уроженец села Заборье Витебской губернии, из крестьян. В двадцать четвертом окончил училище металлистов, работал в Витебске модельщиком на заводе «Коминтерн», в сорок первом ушел добровольцем на фронт, воевал на Северо-Западном. После войны перебрался в Псков, до недавнего времени работал инженером-технологом на литейно-механическом заводе «Выдвиженец». По работе характеризуется положительно, беспартийный. Женат, детей не имеет…»

Зверев, откусывая шкурку от сала, покивал:

– С характеристикой разобрались, теперь рассказывай, что с ним случилось.

– Картина примерно такая, – продолжил Веня. – Трусевич с женой проживают на Алексеевской. Сегодня утром он отправился на пустырь выгулять пса. На этот раз убийца стрелял в своих жертв со спины…

Зверев едва не подавился.

– Жертв? Так разве у нас не один труп?

– Трупов у нас действительно два. Убийца сделал два выстрела. Первой жертвой нашего охотника стал пес Трусевича, второй – он сам.

– Тьфу ты, черт, а я уж было подумал. Что за пес?

– То есть?

– Порода, спрашиваю, какая?

– А что, это так важно? – удивился Костин. – Я что-то этому значения не придал! Вроде лайка, а может, и какая другая. С виду на обычную дворнягу смахивает.

– Понятно. Что еще?

– Первая пуля досталась псу. Так сказать, прошила собачку насквозь, так что найти ее не удалось. Вторая пуля застряла в голове хозяина; двенадцатый калибр, и очень похожа на те две, которые извлекли из тела Войнова.

Горохов наконец-то подал Звереву чай в фарфоровой чашке, майор сделал пару глотков.

– Кто обнаружил труп?

– Супруга убитого. Наш инженер должен был выгулять собаку и пойти на работу. Так как они долго не возвращались, жена Трусевича занервничала и пошла на то место, где они обычно выгуливали пса. Вскоре женщина увидела обоих – сначала Булата, а потом и мужа…

– Булат – это пес?

– Да.

– Похожий на дворнягу?

– Похожий на дворнягу.

– Или все-таки на лайку?

Веня чертыхнулся:

– Да откуда мне знать? Я же не собачник. Если очень нужно, можно будет у Логвина спросить или у Лени…

– Обязательно спросим.

– Да и какое это имеет отношение к делу?

– Прямое. Лайка – одна из лучших собак для охоты на крупного зверя.

Веня запнулся:

– Ты хочешь сказать…

– Хочу сказать, что наш убийца охотник. Так что если Трусевич тоже охотник, то это уже связь, – продолжал Зверев. – Эх ты, Венечка! Ладно, еще что?

– Найдя мужа и собаку, жена Трусевича вызвала милицию и «скорую», ну а дальше все как обычно…

– А ты с женой Трусевича, как я понимаю, уже пообщался? – уточнил Зверев.

– Шурка с ней общался. – Веня указал на Горохова.

– И он, как я понимаю, тоже не выяснил ничего про собаку?

Горохов виновато потупился.

– Какая порода, не выяснил.

– А что выяснил? Ты хотя бы спросил у жены Трусевича, был ли ее муж знаком с Войновым?

Шура закивал:

– Спросил. Она сказала, что не знает.

– И был ли Трусевич охотником, ты не спросил?

Шура и Веня переглянулись.

– Не спросил, – промямлил Горохов.

– Ну а звать-то ее как? Ты хоть это выяснил?

– Нина Елисеевна Боброва. Это ее девичья фамилия.

– Понятно. – Зверев откинулся на спинку стула, закурил очередную папиросу и зевнул. – Ладно, домой сегодня я, пожалуй, уже не пойду, лягу спать в дежурке. Ну все, можете все проваливать! Димка, тебя это тоже касается.

Евсеев с довольным видом закивал.

– Шура, откуда у нас такое сало взялось? – Павел Васильевич вытер пальцы газетой. – Как масло во рту тает.

– Тетка моя посылочку из Житомира прислала, – ответил Горохов.

– Не знал, что у тебя в Житомире родня. Фамилия у тебя вроде русская?

– Так тетка по материнской линии родня. У меня же мать хохлушка, а тетка ее старшая сестра.

– Вот умеют же украинцы сало солить! А в ящичке, в котором посылочка с Украины пришла, такое яство еще есть? – Зверев подмигнул Шуре, тот оскалился:

– Есть немного!

– Ну, тогда на завтрак мне немного принесешь… Хорошо?

– Да без вопросов, Василич!

– Тогда все свободны. Ах да… Шурка, про хлеб не забудь, – успел выкрикнуть Зверев, прежде чем Костин, Горохов и Евсеев вышли за дверь.

Когда Зверев, который проспал всю ночь на диванчике в дежурке, вышел из управления и увидел подъезжающую к зданию машину Корнева, он нырнул в кусты. Так как сегодня особого желания общаться со своим непосредственным начальником у Зверева не было, он просто дождался, когда Корнев выйдет из автомобиля и войдет в здание, и только потом вышел на тротуар. Закурив на ходу, Павел Васильевич улыбнулся и направился к автобусной остановке. Однако тут его окликнули:

– Павел Васильевич, куда это вы так торопитесь?

Зверев обернулся. В сером плаще и бесформенной фетровой шляпе в его сторону шагал Кравцов. Зверев оскалился:

– Здравствуй, Витенька! Спешишь на работу?

– А вы, товарищ майор, никак наоборот – решили с работы смотаться?

– Почему же смотаться? Я оперативник, мне не в кабинете сидеть положено, а с людьми общаться, улики искать, людей опрашивать. Это вы – следователи – больше в кабинетах штаны протираете!

Кравцов скрипуче рассмеялся.

– Ну да, ну да! Как говорится, кесарю кесарево… Значит ли, что я должен Корневу передать, что вы пошли улики искать и людей опрашивать?

– Так и передай, Витенька. Так и передай.

Кравцов манерно покачал головой.

– Расстроится ведь полковник. Он ведь так встречи с вами искал. Машину специально в Славковичи прислал, чтобы вас у себя лицезреть да ваши соображения по новому преступлению услышать. Но раз у вас для него нет десяти минут, то тогда идите куда шли. А я к Корневу зайду, сообщу о том, как вы от него в кустах прятались, и будем мы с ним дальше, как всегда, в своих кабинетах штаны протирать.

Не дожидаясь ответа, Кравцов манерно козырнул, крутанулся на каблуках и быстренько взобрался на крыльцо.

– Вот же гаденыш! – Зверев оскалился, сплюнул и пошел к автобусной остановке. Спустя полчаса Зверев уже был на Алексеевской.

Квартира Трусевичей располагалась на первом этаже четырехэтажной сталинки, имела две смежные комнаты, душевую и просторную кухню. Чистые полы, ни малейшего следа осевшей пыли и зеленые цветочки в глиняных горшках так и дышали свежестью. Стандартный набор старенькой мебели, выцветшие фотографии на стенах, люстра с висюльками и большие настенные часы с маятником создавали уют и гармонию. Предметов роскоши здесь не было, за исключением старинного трехстворчатого трюмо с резным столом и подставкой из красного дерева, явно не вписывающейся в общий серенький интерьер жилища семьи Трусевичей. Такой же серенькой являлась и сама хозяйка квартиры.

Супруга убитого накануне инженера оказалась слегка сгорбленной и близорукой женщиной лет сорока пяти – худой, бледной как мел, без всякого намека на привлекательность. Облаченная в выцветший синенький халат и клетчатые матерчатые тапки, Нина Елисеевна носила очки с толстенными стеклами, и, видимо, поэтому, когда Зверев представился и показал женщине удостоверение, та, прежде чем впустить гостя в квартиру, долго изучала предъявленный документ. Наконец хозяйка квартиры пригласила Зверева в гостиную и указала на один из скрипучих стульев. Сама же села в вытертое велюровое кресло, как-то еще больше съежилась и довольно холодно заметила:

– Ваши коллеги меня уже расспрашивали. Так что не понимаю, для чего понадобился повторный визит.

«А норов у нее, похоже, такой же мерзкий, как и внешность», – подумал Зверев, но при этом тут же выдавил из себя елейную улыбку.

– Не переживайте, дорогая Нина Елисеевна, я постараюсь сильно вас не утомлять.

– Дорогая?! – фыркнула женщина, а Зверев тем временем продолжал:

– Мой коллега, как я понимаю, задавал вопросы про вашего мужа, меня же сейчас больше интересует ваш Булат.

– Вас интересует эта гадкая псина?

Зверев склонил голову набок и сдвинул брови.

– Вы называете своего пса гадким? Но почему?

– Булат был сущим наказанием. Он грыз мебель, носился по комнате как угорелый, поэтому Фимочке приходилось постоянно выгуливать его по нескольку часов в день. А еще его шерсть… Знаете, как он линял! Это что-то уму непостижимое.

– То есть собаку свою вы не переносили, а ваш муж? Судя по тому, что он часами выгуливал пса, он его любил.

– Просто обожал. Души в нем не чаял.

– Странно, что ваш муж так привязался к обычной дворняге…

– Да вы с ума сошли? Булат был чистокровкой! Восточносибирская лайка! Фимочка так его любил, так им гордился.

Зверев подавил улыбку, значит, все-таки лайка.

Нина Елисеевна продолжала:

– До войны я как-то терпела Булата, а во время войны и после он стал для меня обузой.

– А почему терпели до войны?

– До войны Фимочка много времени проводил в лесу. Туда он брал с собой собаку, и та, набегавшись вдоволь, вела себя поспокойнее. Когда муж ушел на войну, я осталась с этой ужасной псиной наедине…

– Вы не любили пса, но, тем не менее, не избавились от него. Почему?

– Избавиться? Ну что вы? Фимочка бы мне этого не простил.

– Насколько я знаю, детей у вас нет?

Женщина поморщилась.

– Детей я тоже не люблю!

– А ваш муж? Он хотел детей?

– Это имеет отношение к делу?

– Возможно.

– Фимочка как-то одно время заикался о том, что можно было бы завести ребенка, но я дала понять, что не хочу спешить.

– И тогда ваш муж завел себе пса?

– Да, как я уже сказала, это случилось еще до войны.

Зверев выдержал паузу и наконец-то задал свой главный вопрос:

– Вы сказали, что до войны ваш муж много времени проводил в лесу. Ваш муж был охотником?

Нина Елисеевна снова фыркнула:

– Жить без охоты не мог!

Зверев тут же уточнил:

– Вы сказали, что он много охотился до войны. А после войны?

Женщина отвернулась, поправила свою безвкусную прическу и сняла очки.

– После войны Фима забросил свое хобби. Точнее, не сразу. После войны он один раз куда-то ездил, брал с собой Булата, потом вернулся и спустя какое-то время продал свое ружье. То время было нелегким, как вы, наверное, помните. Всем были нужны деньги, вещи, еда…

– Вы сказали, что после войны муж ездил на охоту лишь раз, а в каком году это было?

– Осенью сорок пятого. А уже зимой он продал ружье. Я помню, что он еще сильно возмущался, что пришлось так дешево его отдать. На барахолке, сами ведь знаете, много денег не выручишь даже за хорошую вещь.

– Значит, ружье вашего мужа было дорогое?

– Не дешевое – это уж точно.

– А марку и калибр помните?

– Калибр не знаю, а марка, кажется, ТОЗ[2]2
   ТОЗ – Тульский оружейный завод.


[Закрыть].

– Скажите, а ваш муж был как-то связан со вторым секретарем псковского горкома?

– Меня уже об этом спрашивал ваш коллега…

– Я знаю, но, если можно, ответьте еще раз. Может, они служили вместе или охотились?

– Я не знаю никого из тех, с кем охотился мой муж, не знаю я и его сослуживцев!

Зверев покивал и поднялся. Увидев тусклую улыбку на лице собеседницы, прежде чем распрощаться, майор спросил:

– Вы так много говорили про то, что не любили своего Булата, а сейчас, когда вы потеряли мужа и пса одновременно, вы не хотели бы, чтобы ваш пес был жив?

Нина Елисеевна скривила лицо и покачала головой.

– Нет, не хотела бы! Можете осуждать меня за это сколько угодно, но я рада, что Булата больше нет. Если бы ублюдок, застреливший Фиму, не убил и его пса, то я бы сама это сделала!

– Застрелили бы? Но чем? У вас же больше нет ружья?

– Я бы его отравила! – холодно ответила Нина Елисеевна таким тоном, что даже Звереву стало не по себе, он попрощался и вышел.

Следующим местом, куда Зверев отправился после посещения вдовы инженера Трусевича, стала квартира второго секретаря горкома партии товарища Войнова, убитого накануне. Так же, как и квартира Трусевича, это была все та же сталинка, но на этот раз семиэтажная. Поднявшись на второй этаж, Зверев позвонил, и когда массивная дверь, обитая кожей, открылась, Павел Васильевич увидел довольно красивую моложавую блондинку – вне всякого сомнения, натуральную, изящную и чарующую, как греческая Афродита. На женщине были надеты сиреневый брючный костюм из плотного шелка, домашние туфли «сабо» с пуховой оторочкой, правый безымянный палец красавицы украшало золотое колечко с голубовато-серой лазуритовой вставкой.

– Здравствуйте! Вам кого? – спросила хозяйка квартиры.

– Майор Зверев! Псковское Управление милиции.

– Вы не похожи на милиционера! – отметила женщина, при этом уголки ее губ слегка вздернулись.

– Мне многие это говорят! – в ответ улыбнулся Зверев и полез во внутренний карман за удостоверением.

– Перестаньте! Не нужны мне ваши документы! Я вам верю!

Вспомнив свою предыдущую собеседницу, Зверев сразу понял, что здесь ему будет гораздо проще общаться.

– Вы Ангелина Евгеньевна Войнова? Вдова второго секретаря горкома?

– Чем могу помочь? – Ангелина Евгеньевна небрежным жестом пригласила гостя в квартиру.

Квартира Войнова отличалась от жилища убитого вслед за ним инженера, так же как его вдова Ангелина отличалась от Нины Елисеевны Бобровой – жены Трусевича. Четыре вместительные комнаты, роскошный холл, просторная кухня, раздельный санузел и две вместительные подсобки. Бархатные занавески, картины в позолоченных рамках, сервизы и вазы в восточном стиле присутствовали повсюду, создавая впечатление роскоши. Полы всех четырех комнат и холл покрывали толстые узорчатые ковры, мебель была массивной, но при этом весьма изящной. Увидев на одной из стен оскаленную кабанью голову, Зверев тут же приблизился к ней.

Огромные, местами пожелтевшие клыки, вздыбленная шерсть, поблескивающие, точно живые, маленькие глаза. Зверев какое-то время разглядывал экспонат и наконец спросил:

– Откуда у вас это клыкастое чудо?

– Оно всегда здесь висело. Миша говорил, что это чучело сделал один из его старых друзей…

– Друзей?.. А у вашего мужа было много друзей?

– Я не знала Мишиных друзей. Если они у него и были, то, вероятно, еще до войны. Только со старыми друзьями Миша в последние годы не общался. А всех своих так называемых новых друзей муж, как правило, называл товарищами!

– А сослуживцев мужа вы знали?

– Нет. Сослуживцев тоже не знала.

– Но этих товарищей вы же знали?

– Разумеется. Но не всех, конечно.

– А среди этих товарищей или просто знакомых вашего мужа был некий Трусевич? Ефим Семенович Трусевич.

Ангелина Евгеньевна напрягла лобик и покачала головой.

– Нет. Такого человека я не знаю.

Зверев прошелся по комнате и остановился возле комода, на котором стояло фото в рамке. На фото сидел на стульчике мальчик лет трех в матроске и бескозырке.

– Ваш сын?

– Сын. Его зовут Артур, и ему три года. Он сейчас гостит у моей матери в Великих Луках. Мама приезжала на похороны моего мужа и предложила мне взять мальчика к себе. После того как Мишу убили, здесь такое началось… Я, точнее, мы решили, что будет лучше, если Артур некоторое время поживет у мамы.

Зверев понимающе кивнул и подошел вплотную к стене, на которой висел «кабан».

– Ну что ж, сделал чучело старый друг, а кто же тогда убил этого кабана? Вы это знаете?

– Не знаю…

– В самом деле? Разве его убил не ваш муж? Он же наверняка был охотник?

– За время нашего знакомства Миша ни разу не ездил на охоту.

– А когда вы познакомились?

– В декабре сорок пятого.

Зверев покивал и снова уставился на кабанью голову.

– Ну что ж, значит, вы утверждаете, что ваш муж не был охотником…

Ангелина Евгеньевна улыбнулась.

– Я этого не сказала…

– Но как же…

– Я сказала, что за время нашего знакомства муж ни разу не был на охоте. А был ли он до этого охотником или нет, я точно сказать не могу. Возможно, что и был.

Зверев сделал удивленное лицо:

– Я вас не понимаю.

– Пойдемте со мной.

Ангелина Войнова подошла к секретеру, достала из него связку ключей и прошла к одной из кладовок. Она открыла дверь и обернулась:

– Помогите же мне! Достаньте вот этот ящик.

В глубине закрытого помещения Зверев увидел запыленный металлический сейф. Павел Васильевич не без труда вынул стальной ящик из кладовки и поставил на ковер в коридоре. Ангелина Евгеньевна протянула связку ключей.