Текст книги "Тени возмездия"

– Слушаю вас, коллега.

Бригаденфюрер благосклонно воспринял это обращение. Это являлось показателем того, что степень доверия между собеседниками стала выше.

– Каковы ваши возможности на территории Восточной Германии?

– Опережая ваши последующие вопросы, предлагаю вашему руководству самому выбрать округ, где мы сможем провести мероприятия, демонстрирующие наши силы. Только прошу пока исключить диверсионные акты. Не время дразнить гусей, как любила говорить моя бабушка из-под Дюссельдорфа.

– Хорошо, я передам руководству ваши предложения.

– Отлично. Недели вам хватит?

– Вполне.

– Тогда предлагаю встретиться ровно через неделю в четырнадцать ноль-ноль в ресторане гостиницы «Адлон». Там хорошая кухня.

– Согласен. Я заранее зарезервирую столик.

– Ну что же, честь имею, господин бригаденфюрер.

– Честь имею, господин лейтенант.

Руководство советской разведки сочло успешной операцию по установлению контакта и достойной для дальнейшего развития.

Ровно через неделю Вальтер перезвонил в офис Шмидта. Зигфрид был готов озвучить решение руководства. Они согласны встретиться и переговорить о возможном сотрудничестве при условии, что новые знакомые смогут конкретно продемонстрировать свои возможности на территории ГДР. Это было предсказуемо.

Столик для встречи Зигфрида и Отто был забронирован в углу зала ресторана «Адлон». Вальтер обоснованно подозревал, что за соседними столиками расположились сотрудники службы безопасности адвокатской конторы Шмидта, а по сути филиала ОДЕССА. Оперативники советской внешней разведки понимали, что если ситуация пойдет по наихудшему сценарию и немцы захотят захватить резидента, то основной и запасной выходы будут заблокированы. Зато большие витринные окна разлетятся вдребезги от удара из фаустпатрона, который уже взведенный и готовый к применению лежал на полу в автомобиле прикрытия. Север должен был, воспользовавшись суетой в первые минуты от взрыва, эвакуировать майора, даже если он не сможет это сделать самостоятельно. Бойцы из машины прикрытия отсекут автоматным огнем возможных преследователей. Это был основной вариант экстренной эвакуации.

Бригаденфюрер сделал небольшой заказ: кофе, по рюмке коньяка, но не потому, что жадничал. Этим он хотел показать, что контакт сугубо деловой и рассиживаться он не намерен. Это устраивало и противоположную сторону.

– Наше руководство рассмотрело вашу просьбу о сотрудничестве, – сразу после приветствия перешел к делу Хаген.

– Не просьбу, Зигфрид. Не просьбу, а предложение о взаимовыгодном и, что наиболее важно, равноправном сотрудничестве, – жестко перебил бывшего эсэсовца собеседник. – И это принципиально.

– Согласен. Продолжаю. Мы хотели бы, чтобы вы продемонстрировали свои возможности. Конечно, не в Берлине, это чревато непредсказуемыми последствиями, а в Лейпциге или Дрездене. Это возможно?

– Так в Лейпциге или Дрездене? – уточнил Вальтер.

– Пусть будет Лейпциг.

– Забастовка на крупном муниципальном хлебокомбинате, жизненно важном для города, с политическими требованиями вас устроит?

– Даже так? – выразил удивление немец.

– Ну, не примитивное же разбрасывание листовок и надписи на стенах. Полноценное приостановление работы важного объекта жизнедеятельности, которое невозможно будет утаить властям. Правда, только на одну смену. Красные умеют быстро пресекать и купировать такие мероприятия. У них в руках большая власть, и они умеют ею пользоваться. Там нет вашей демократии. Вас устроит такой вариант?

– Вполне.

– Что будет после этого?

– Если нас все устроит, я подчеркиваю, если мы оценим ваши возможности, то вы получите адрес и телефон для связи, тогда вы сможете обсудить с нашим руководством дальнейшие варианты сотрудничества.

– Где должна произойти встреча?

– Вы сможете добраться до Аргентины или понадобится наша помощь?

– Когда я смогу получить информацию о контактах?

– Через три дня после акции. Здесь же в это же время я передам вам запечатанный конверт.

– Хорошо. Через неделю я позвоню вам и назову точную дату и время начала акции. Место и объект мы с вами уже согласовали. Это все? – «зафиналил» встречу Вальтер.

– Давайте хотя бы выпьем, Отто.

– Спасибо, я на диете.

Так и не притронувшись ни к рюмке, ни к чашке с кофе, неразговорчивый собеседник раскланялся. Теперь ход был за советской разведкой.

– Условие, поставленное немцами, вполне предсказуемо. Вы же этого ждали? – генерал пытливо посмотрел на гостей.

После того как шеф службы безопасности филиала ОДЕССА в ФРГ Зигфрид Хаген озвучил условия руководства, необходимые для дальнейшего контакта, Москва распорядилась подключить к реализации данного условия Уполномоченного КГБ СССР в Германии генерал-майора Великанова. Такое совещание и состоялось на явочной квартире в Берлине. В руках генерала сосредоточилась не только власть над советской разведкой и контрразведкой, но и огромное влияние на активно растущую разведку ГДР. С ее руководителями он был знаком еще с довоенных времен. За круглым столом расположились и представитель центрального аппарата ПГУ майор Захаров, и сотрудник отдела нелегальной разведки старший лейтенант Саблин – непосредственные исполнители операции «Тарантул». О главной цели операции генерал не был оповещен, его подключили к решению локальной задачи – помочь товарищам в организации проверочного условия от ОДЕССА.

– Не только ждали, товарищ генерал, но и подталкивали их к этому. Выполнив их условие, мы в ответ можем ставить противоположной стороне свои условия, – согласился Вальтер.

– Теперь осталось только его выполнить, – подал голос Север.

– Вы заварили кашу, вам и предлагать варианты. Вы с ними уже неоднократно общались и, надеюсь, понимаете, какого уровня мероприятия мы должны продемонстрировать.

– Статьи в местной газете явно будет мало.

– Вот именно, – стал развивать мысль Великанов. – Вы должны будете, по моему разумению, предложить противнику несколько вариантов мероприятий, и пусть они выбирают. Так доверия у них к вам будет больше. Ну так что будем делать? Север, ты их знаешь дольше нас всех, начинай.

– Диверсии мы исключаем, товарищ генерал?

– Я тебе дам диверсии, – погрозил Великанов молодому нелегалу внушительным кулаком. Александр Михайлович с юности увлекался спортом. Особой его любовью были футбол и теннис. Он свободно по своему уровню подготовки мог играть даже на Кубок Москвы, но секретность не позволяла. Поэтому и кулак у него был весомый.

– Понял. Тогда остается забастовка или, как принято говорить у нас, на западе, локаут, – предложил Матвей.

– Деревня, – в сердцах бросил Великанов. – Чему тебя там, в МГИМО, учили. Локаут – это забастовка наоборот. Это когда хозяин завода не пускает рабочих на предприятие.

– То есть, получается, это он хочет им навязать свои условия, а не они ему, – теперь уже уточнил Захаров. – Тогда локаут – это точно не наш вариант.

– Значит, надо организовать забастовку, вернее, видимость забастовки. С народом, плакатами, можно даже потасовкой с полицией. В легкую, – тут же поправился Север, взглянув на генерала. – Без шума никак нельзя. Они же наверняка пришлют своих соглядатаев для контроля.

– Конечно, пришлют, и я бы прислал, – согласился Великанов. – Фотографировать наверняка будут. Поэтому тебе и товарищу майору надо будет попасть в кадр. Значит, так, товарищи. В Берлине мы этого делать не будем. Столица все-таки. Слишком большой резонанс.

– Согласен, – поддержал Захаров. – Не стоит провоцировать. Здесь еще бунт 1954 года не забылся.

– Думаю согласовать с немецкими товарищами варианты проведения забастовки в Лейпциге. Мне на это надо пару-тройку дней. Ну а вы пока готовьте материалы по своей организации. Программу, устав, структуру. Немцы любят порядок. Если вопросов ко мне нет, прощаемся. У меня, кроме вас, дел за гланды.

Глава 6

В Германии, где традиционно ценится ремесленное изготовление хлеба, понятие «хлебопекарное производство», или «хлебозавод», – это почти ругательство. Работники называют себя «большой пекарь» и утверждают, что они являются именно «пекарями». Однако с приходом в ГДР социализма пришла и коллективная государственная форма собственности.

В пять утра, когда очередная смена пришла на городской хлебокомбинат Лейпцига, ворота оказались закрыты. Охрана никого не пускала на территорию производства. Через пятнадцать минут перед воротами собралась большая толпа работников. Никто ничего не объяснял. Люди сначала негромко, но уже возбужденно начинали шуметь. Включились психологические механизмы поведения толпы. Прежде всего появляется психологическое напряжение. Оно связано с тем, что при большой скученности существенно уменьшается «личностное пространство» каждого, это закономерно ведет к повышению раздражительности и агрессивности. Считается, что уровень интеллекта толпы ниже, чем у составляющих ее людей. Поэтому она несет в себе огромный потенциал перепада эмоций, настроений, что часто ведет к неразумным действиям и поступкам. Человек, подчинившийся влиянию толпы, утрачивает свою индивидуальность и самостоятельность поведения, оказывается вовлеченным в стихийные проявления эмоций толпы. На первом этапе четко проявляется «броуновское», то есть хаотичное, движение внутри толпы, кажется, что она неуправляема, но достаточно появиться эмоциональному центру, как вокруг него начнут закручиваться «спирали». Люди начинают перемещаться вокруг новообразованного центра, концентрированно закручиваться, все более уплотняясь. Все сильнее начинает действовать «эмоциональное заражение». Низменные эмоции начинают стремительно распространяться от одного человека к другому. Одновременно увеличивается внушаемость людей, составляющих толпу. Если бы до них довели четкую информацию, например, что на территории предприятия обнаружили бомбу, сейчас прибудут специалисты и через два часа можно будет вернуться и приступить к работе, работники разошлись бы и через два часа организованно вернулись.

Однако перед офицером немецкой госбезопасности была поставлена другая задача. Собрать толпу, эмоционально завести ее и сдержать местную полицию, не дать ей разогнать людей до особого распоряжения. Дополнительно в толпу были запущены полтора десятка переодетых в штатское, заранее привезенных из другого округа курсантов училища Министерства государственной безопасности ГДР (Ministerium für Staatssicherheit, сокращенно Штази, выполнявшее функции тайной полиции, контрразведки и разведки). Они были разбиты на два десятка. Перед тройками ставилась задача распределиться в толпе и скандировать определенные лозунги. Пятерка должна была охранять оратора от возможного нападения. Курсантам объяснили, что они участвуют в учениях по подавлению беспорядков в роли провокаторов. За это им был обещан краткосрочный отпуск.

Сценарий мероприятия разрабатывал Матвей. Ему запомнилась во время обучения лекция психолога. По заказу ЦРУ был проведен закрытый эксперимент по депривации [10]10
  Депривация – сокращение или лишение возможностей удовлетворять базовые психофизиологические, личностные и социальные потребности.


[Закрыть]. Испытуемого лишали всех источников внешней информации. Слух подавили «белым шумом» через наушники, зрительная информация была блокирована плотной повязкой на глаза. Тактильные ощущения минимизировались благодаря погружению в ванну с комфортной температурой. Первой реакцией мозга на отсутствие внешних сигналов был сон. Однако после пробуждения медицинские датчики, закрепленные по всему телу, показали резкий всплеск активности. У пациента, несмотря на то что он прекрасно понимал, что находится под плотным контролем медиков, началась дикая паника. Эксперимент были вынуждены прервать. Оказалось, что это естественная защитная реакция психики. Эта закономерность работает и на коллективном уровне. Попытки скрыть важную информацию ведут к массовому появлению слухов. Причем все они имеют негативную окраску. Легко и быстро возникают и распространяются слухи о повышении цен и почти никогда об их снижении.

Через час площадка перед центральной проходной уже бурлила. Курсанты из троек заметили, что в доме напротив на балконе вывесили синее полотенце. Тут же в разных концах собравшейся толпы раздались возгласы: «Требуем повышения оплаты», «Коммунисты нас обманывают», «Германия для немцев», «Долой», «Возродим единую Родину».

В неприметной легковой машине, припаркованной неподалеку от места действия, начальник местной полиции, постоянно вытирая выступавший от волнения пот, уже в который раз упрашивал секретаря городского комитета СЕПГ [11]11
  СЕПГ – Социалистическая единая партия Германии.


[Закрыть], по сути хозяина города, дать разрешение на разгон творившегося безобразия. Но тот, видя, как спокоен товарищ из всесильного советского КГБ, такой команды не давал. Вокруг толпы сноровисто шныряли несколько человек с фотоаппаратами. Им никто не мешал. Наконец на ворота залез молодой человек и стал выкрикивать какие-то лозунги. Вокруг него сразу сомкнулась пятерка молодых людей, не давая партийным и молодежным активистам из Союза свободной немецкой молодежи (Freie Deutsche Jugend) стащить провокатора с ворот. На балконе в доме напротив вывесили уже желтое полотенце, и тут же в пяти местах откуда-то появились плакаты с требованиями объединить Германию, изгнать оккупантов, провести свободные выборы.

Север выдержал еще некоторое время, чтобы все корреспонденты успели сделать несколько снимков с разных ракурсов, и кивнул секретарю горкома. Тот сразу же продублировал разрешение главе полиции. Офицер пулей выскочил из автомобиля и нырнул за угол дома. Оттуда тотчас же выбежали полицейские. Свистками и дубинками они быстро рассеяли толпу. На балконе уже развевалось красное полотенце. В толпе раздались призывы тем, кому надо на смену, нужно бежать к боковым воротам, а не центральным.

Никакой информации в местной прессе об инциденте у главной пекарни города не было, поэтому активно поползли слухи о том, что Штази расстреляло мирную демонстрацию. В ФРГ с удовольствием перепечатали свидетельства «очевидцев», снабдив их довольно броскими фото. Несколько экземпляров этих изданий были оперативно переправлены в Южную Америку.

Через три дня Хаген передал Вальтеру конверт, в котором был адрес контакта в Буэнос-Айресе и телефон для связи. Операция «Тарантул» набирала обороты.

Руководство советской внешней разведки и контрразведки решило отправить Вальтера и Севера разными маршрутами. Встретиться они должны были уже в Монтевидео, столице Уругвая. Именно там располагалась базовая резидентура советской внешней разведки. Резидент уже получил задание Центра собрать всю возможную информацию по указанному адресу и телефону, подготовить в Буэнос-Айресе конспиративные квартиры на случай обострения ситуации. После встречи Вальтер и Север должны также порознь отправиться в Аргентину для выполнения основного задания. Майор летел самолетом в Латинскую Америку вкруговую, с многочисленными пересадками через США, там у него было небольшое дело, а Матвей отплывал на грузо-пассажирском судне из Марселя. Маршрут подгадали, чтобы вместе с ним на этом же судне отправлялся со своим заданием другой советский нелегал Агостиньо Гомес. Им забронировали билеты в одной каюте с условием, что матерый нелегал поможет новичку в плане изучения испанского, а также поделится опытом подпольной работы и знаниями об оперативной обстановке в Латинской Америке.

Перед дальней поездкой Севера вызвали в Москву, чтобы проконсультировать об особенностях разведывательной работы в новом для него регионе. Товарищ, которого рекомендовали как специалиста по Южной Америке, опоздал на встречу на конспиративной квартире почти на 15 минут. По логике он должен был начать извиняться и оправдываться, но это всегда проигрышная позиция. Оправдывающийся отдает инициативу и роль доминанта собеседнику практически без боя. Юзек, так он представился, таких элементарных проколов не допускал. Хотя он прошелся по личностям членов ученого совета, из-за бюрократизма которых он задержался, но выглядело это не как оправдание, а как наезд. Получилось, что он подключил Матвея к обсуждению ситуации, при этом активно навязывая свое видение.

– Представляете, молодой человек, они пытались мне навязать мнение о Симоне Боливаре. При том что ни один из них не сможет выговорить его полное имя. Вы можете?

– Пока нет, но постараюсь, – на всякий случай пообещал Север.

– Запомните, его полное имя Симоон Хосее Антонио де ла Сантисима Тринидад Болиивар де ла Консепсьон-и-Понте Паласиос-и-Бланко. Если сможете запомнить, то любой боливиец, венесуэлец, аргентинец, чилиец – в общем, все латиноамериканцы изначально проявят к вам огромное уважение. Наши ученые мужи стали рассказывать мне о его роли с точки зрения марксистско-ленинской теории. Вот вы можете найти общие черты между Боливаром и Степаном Разиным? А они могут.

Это был подвижный толстяк на вид лет пятидесяти. Черные, как маслины, немного навыкате глаза. Тонкая щеточка жестких усиков. Он создавал впечатление добряка-балагура. Сыпал шутками, поговорками, на самом деле постоянно тестировал собеседника. Юзек легко переходил с одного языка на другой. Он был очень интересный собеседник.

– Ну, в целом, ситуация с вами мне понятна, – неожиданно подвел он итог встречи. Улыбнулся, поймав удивленный взгляд молодого контрразведчика. Ведь он ни слова не сказал ни о задании, ни даже о службе.

– Понимаете, коллега, в нашей конторе существует повышенный культ секретности. Мне ничего не рассказали ни о вас, ни о направлении ваших интересов. Просто попросили проконсультировать по Латинской Америке. На эту тему я могу наговорить на два тома Большой Советской Энциклопедии.

– Охотно верю вам, товарищ Юзек. – Северу нравилось общаться с этим проницательным человеком.

– У вас хороший базовый английский, но вас не готовили для будущего внедрения в США, так как вы не знаете даже самых расхожих американских жаргонизмов. Ваш испанский на начальном уровне, значит, и к внедрению туда вас не готовили.

– Позвольте, но я могу же быть аргентинцем, но с младенчества воспитывавшимся у бабушки с дедушкой в Греции, а сейчас решившим вернуться на историческую родину отца?

– Конечно, можете, но это бросается в глаза, вызывает лишний интерес и сразу делает вас заметным и запоминаемым.

– Что никак не нужно при нашей работе, потому что является демаскирующим фактором, – подхватил Матвей.

– Вот именно. Зато у вас отличный немецкий. Вы разбираетесь в диалектах, владеете современным сленгом и реалиями Западной Германии.

– Какой вывод вы сделали из этого, профессор?

– Ну, я еще не профессор. Только недавно защитил кандидатскую диссертацию. Ученая степень дает возможность пробивать создание отдельного института по изучению стран Латинской Америки. Представляете, институт по изучению Азии и Африки есть, а Латинской Америки нет. А без такого института мне придется голодать, – он заразительно засмеялся.

– Подождите, – удивился Север. – Разве вы не сотрудник комитета госбезопасности? Да и звание у вас должно быть не меньше полковника.

– Так и есть, только из органов меня уволили без пенсии. Хорошо, что не посадили.

– Это что же надо было такого сделать?

– Наоборот, не сделать. Мне не удалось осуществить ликвидацию одного из врагов товарища Сталина и получить посмертно звание Героя Советского Союза. Иосиф Виссарионович так верил товарищу Тито, что не смог простить ему самостоятельности после войны. Но вернемся к вашей персоне, товарищ Север. Ваша подготовка в немецком наводит меня на мысль, что вас затачивают под работу с немецкой диаспорой в Латине, вероятнее всего, со сбежавшими нацистами.

– Их влияние сильно в регионе? – не стал ни подтверждать слова собеседника, ни возражать против них разведчик.

– Германия, как и другие европейские страны, имеет давние колонизаторские традиции не только в Азии, Африке, но в том числе и Южной Америке. Колонизаторство, то есть господство, подчинение других народов, – это обыденность немецкой внешней политики. Товарищ Сталин мыслил по-другому, несколько ограниченно. Он рассчитывал путем мировой революции освободить от капитализма только народы Европы и Азии. Установить равенство и братство.

– Разве не «весь мир насилья мы разрушим»? – вспомнил Матвей строчки революционного гимна.

– Это гипотетически. В реальности гораздо у́же. Силенок бы не хватило. А вот Адольф Алоизович Шикльгрубер мыслил более масштабно. Третий рейх должен был распространить свое влияние на весь мир. Поэтому в каждой стране континента было германское посольство с довольно большим штатом. Издавались газеты и брошюры фашистского толка, открывались немецкие школы. Диаспоры немцев очень сплочены, организованны и насчитывали десятки, а сейчас, наверное, сотни тысяч членов.

– Каково наше присутствие?

– Три посольства со штатом два или четыре человека на весь континент. Не считая Мексики, но они там ориентированы не на страну, а на северного соседа.

– Что, на всю Южную Америку всего три посольства? – Север был поражен до глубины души. – Но резидентур-то больше?

– Больше. Но в основном штрафники, как я, или кадры Коминтерна.

– Стоп. Не понял. Нам же, советской разведке, категорически запрещено контактировать с кадрами Коминтерна и местными коммунистическими партиями. Слишком большой риск засоренности их тамошними службами безопасности.

– А что прикажете делать? На кого опираться? Вот я был после 40-го года резидентом в Аргентине, Чили, Парагвае. С кем я там должен был работать, на кого опереться? Приходилось идти на риск и полагаться на контрразведывательный опыт.

– Он у вас большой?

– С Гражданской.

– Какой Гражданской? – удивился Матвей. Юзек по возрасту никак не мог быть участником Гражданской войны в России.

– Конечно, в Испании. Потом Мексика. Неудачное покушение на одну вражину. Хорошо, коллеги довели дело до конца. Вместе с ними заодно и меня наградили боевым орденом, но потом как проштрафившегося отправили в глубинку.

– Я догадываюсь, на кого вы охотились в Мексике. Поделитесь опытом, почему сорвалась ваша попытка покушения на Троцкого?

– Да потому же, почему едва не сорвалась и вторая попытка. Литерные дела должны исполнять профессионалы. Товарищ Сикейрос как художник-монументалист, конечно, большой талант. А вот как боевик – никудышный любитель. С трех автоматов они стреляли по кровати, под которой прятался Иуда с женой. В результате жертвы не получили даже ни одного ранения.

– А контрольный выстрел?

– Вот именно, контрольного не было. Моя вина. Не доглядел. То же самое касается нашего товарища с ледорубом. Абсолютно ненадежное орудие, и просто повезло, что жертва потеряла много крови, да и старческий возраст.

Собеседники ненадолго замолчали. Но у молодого контрразведчика накопилось много вопросов, а времени было мало.

– Товарищ Юзек, помог вам ваш испанский опыт?

– Скорее навредил.

– Это почему же?

– Слишком много людей знали меня по Испании как сотрудника спецгруппы НКВД СССР. Значительная группа из них перебралась после поражения от франкистов в Латину. Соответственно, и риск расшифровки увеличился.

– Понятно. Скажите, находясь там, в каком объеме можно рассчитывать на помощь Центра?

Мужчина с грустным видом вздохнул:

– Сейчас, надеюсь, по-другому, но тогда до меня связной добирался два, даже три месяца.

– Значит, из Центра вы получали указания, а каким образом и с кем вы будете их выполнять, решали сами?

– Верно.

– Юзек, так это вам крупно повезло, что на каждое мероприятие не надо составлять план, прописывать варианты, утверждать у начальства, – невесело пошутил Север.

Мужчины понимающе рассмеялись. Бумажная бюрократия была в особой чести у московских начальников.

– Наше руководство рассматривало Латинскую Америку преимущественно как базу для работы в США, – продолжил ветеран. – С южноамериканскими документами было проще попадать на территорию Норд Америкен. Задний двор, почти что младшие братья. Да и местные документы гораздо легче подделывались, степень защищенности их гораздо ниже. Особенно уругвайские. Специалисты в Москве изготавливали их иногда гораздо лучше, чем настоящие.

– Вспомнил, – воскликнул молодой человек. – Нам преподаватель в 101-й школе рассказывал, что у двоих наших агентов в Красной капелле были как раз уругвайские паспорта.

– Надеюсь, они погорели не из-за этого?

– Нет. Там другая история. А не проще было добывать документы на месте? Наверняка возможности были.

– Конечно, были. Но я был против.

– Поясните.

– В Чили у компартии была своя подпольная типография. Снабжали материалами и литературой почти весь континент. Заодно лепили много поддельных документов. Догадываетесь, что произошло дальше?

– Их накрыли, и они сдали всех. Я прав?

– Закономерно.

– Кроме трамплина в США, что еще планировал Центр в Латине? – Север уже освоился, настроился на собеседника и уже активно качал информацию, которая могла ему пригодиться на новом месте.

– С началом войны пришло распоряжение сделать все возможное для минимизации поставок стратегического сырья. Из Чили немцы переправляли селитру, из Боливии – олово, из Аргентины – продовольствие, шерсть, кожу, из Бразилии и Колумбии – кофе и какао. Десятки тысяч тонн грузов для рейха перевозились на судах под нейтральным флагом – Португалии, Испании, Швеции. В перечень этих материалов входили также медь, вольфрам, слюда, платина, промышленные алмазы и даже печеночный экстракт. Считалось, что он так же, как и сахар, улучшает «ночное зрение», а это важно для военных пилотов.

– Селитра – это прежде всего порох? – уточнил Матвей.

– Верно.

– Вы знали, что по другую сторону Атлантики схожую задачу решала «лига Волльвебера» в балтийских портах? Они топили суда, которые перевозили руду из Скандинавии.

– Тогда, конечно, не знал. Мне удалось найти специалиста по изготовлению воспламеняющихся бомб.

– Почему воспламеняющихся, а не взрывчатых?

– Потому что взрыв абсолютно точно указывает, что это диверсионный акт и надо искать его организаторов. А пожар на корабле может возникнуть по разным причинам. Никто в местной компартии не знал, кто и где изготовляет поджиги.

– Кто приводил их в действие?

– Размером и внешней формой бомба была с обычный термос. Устанавливался химический замедлитель на одну-две недели. Надо было только доставить бомбу на борт судна.

– Грузчики?

– Сначала они, но потом служба безопасности усилила досмотр всех, кто направлялся на территорию порта. Поэтому нашли человека из сторожей. Он ночью на лодке имел возможность подплыть к нужному судну.

– Чем все закончилось?

– Мой подрывник, поляк Феликс Вержбицкий, по неосторожности лишился руки и зрения. Его пришлось эвакуировать.

– А вы?

– Мне повезло. Я познакомился с одним из политиков Коста-Рики Улате Бланко, помог ему составить план избирательной президентской компании. Бланко неожиданно победил и в знак признательности назначил меня послом Коста-Рики в Италии. Извините, товарищ Север, но большего я рассказать не могу.

Они проговорили еще час, после чего, как немного грустно заметил Юзек, молодой разведчик «отправился творить историю, а он писать историю». Каждому свое.

Справка

Григорович Иосиф Ромуальдович, 47 лет. Текущий оперативный псевдоним Юзек. Родился в Вильно в семье литовских караимов. Обучался в Литве, Польше, Франции. С 19 лет член коммунистической партии Польши. С 21 года на нелегальной работе от Коминтерна в Аргентине, Польше. Принимал активное участие в деятельности спецотряда НКВД. В 1940 году принимал участие в операциях по ликвидации Л. Д. Троцкого. Позднее с нелегальных позиций работал резидентом в Аргентине, Мексике, Уругвае, Чили, Бразилии. С 1949 по 1953 год находился в спецкомандировке в Италии. После разоблачения Берия отозван в Москву, находился под следствием как активный участник антиправительственной банды. В связи с тем что его непосредственные начальники Судоплатов и Эйтингон не дали на него компрометирующих показаний, дело прекращено. Григорович лишен воинского звания и уволен из органов госбезопасности. В настоящее время занимается научной и просветительской деятельностью. Выезд за границу ограничен. Свободно владеет литовским, польским, испанским, французским, немецким, английским языками.

Награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени.