Текст книги "Лето горячих дел"

Евсюков

Вечером Комов зашел в номер Фомина. Они решили, что если действовать с оглядкой, то не засветятся. Зато снижалась вероятность появления неучтенных факторов. Фомин поведал о своих похождениях по злачным местам.

– За блатного я себя выдать не рискнул – мигом бы раскололи, – сообщил он. – Прикинулся подпольным дельцом. Угостил пивом и водкой несколько развеселых компаний. Начались пустые базары. Я вскользь упомянул Табака, мол, у меня с ним дела были. Восприняли настороженно. Но водка сделала свое дело – один кент разболтался, сказал, что раньше состоял членом его банды, но пил шибко и его оттуда вытурили. Сказали, чтобы рот зря не разевал, а то сильно накажут. Но Табак куда-то пропал, и теперь он не боится. Если, мол, еще нальешь, то скажу, где их базовая хата, если, конечно, интересуешься. Я сказал, что интересуюсь, что-то наплел ему про поставки патронов, налил, что просил, а он рассказал. Адрес есть. У тебя как?

Комов рассказал про свои успехи в борделе, но об особых отношениях с Лаурой умолчал, поскольку это к делу не относилось.

Фомин возрадовался.

– Получается, что мы задание выполнили – установили мерзавца.

– Так-то оно так… – Комов задумался. – Но не мешало бы потрясти его папашу. Получить дополнительные данные. Наверняка он с сыночком не потерял связь, хотя вряд ли сам в его делах участвует. И куда молодого дурака понесло… При таком папаше жил бы – не тужил. Ну вот. Если упрется, то спросить этого Евсюкова, куда делась его партийная совесть, если он покрывает террористов, по борделям ходит да еще с ними в доле. В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством.

– Опасно, – с сомнением сказал Фомин. – Чревато непредсказуемыми последствиями. Если раскрутить дело, то он надолго сядет, поэтому может пойти ва-банк, во все тяжкие. И кто знает, кто еще из местного начальства с ним по темным делишкам повязан. В Москве толком порядок не навели, а здесь… Бардак процветает. – Он безнадежно махнул рукой. – Можем в Одессе-маме навечно остаться.

– Попробую, где наша не пропадала, – сказал Комов, приняв окончательное решение. – Ты у нас остаешься в тени. Если что, то Волошину позвонишь – как-нибудь выкрутимся.

На этом и порешили.

Комов, переодевшись в военную форму, отправился в Одесский горком партии. Он пересек площадь и, миновав мегалитические колонны, вошел внутрь здания. Его остановил охранник, но, увидев удостоверение московского ГУББ, лишних вопросов задавать не стал, а направил посетителя к референту, назвав номер кабинета, находившегося на втором этаже.

Очереди у кабинета не наблюдалось. Комов вошел в дверь, вынул из кармана удостоверение и представился. Мужчина лет тридцати в сером, хорошо отглаженном костюме и при галстуке понимающе кивнул и предложил присесть. Как раз под портретом Сталина.

– Какова цель вашего посещения горкома партии? – задал он естественный вопрос.

Комов молча вынул командировочное предписание, где в графе «цель командировки» было прописано: «Выяснение ряда обстоятельств по уголовным делам». Подобные мутные формулировки были в порядке вещей. Поэтому референт не стал выяснять, какие именно обстоятельства привели сотрудника московского ГУББ в Одессу и горком партии, а спросил:

– И что вы от нас хотите?

– Хочу поговорить со вторым секретарем горкома.

Комов убрал документы в карман и вопросительно уставился на чиновника, ожидая ответа.

– Пройдемте со мной.

Референт встал и жестом предложил капитану следовать за ним. В приемной он пошептался с секретаршей, та проскользнула в кабинет секретаря, а через пару минут вышла и сказала, глядя на Комова:

– Вы следующий.

Очередь протестующее зашепталась. Какой-то мужчина вскочил, желая что-то возразить, но секретарша, надменная девица, остановила его, выставив вперед ладонь, – мол, сядь и заткнись.

Алексей вошел в кабинет и представился:

– Капитан московского ГУББ Комов.

Он сел напротив секретаря и достал документы. Секретарь, полноватый мужчина средних лет в дорогих роговых очках, внимательно прочитал предложенные бумаги.

– Слушаю вас.

Комов, соорудив серьезную мину и поймав взгляд секретаря, понесся с места в карьер.

– Я не проситель по поводу расширения жилплощади для многодетных семей, поэтому давайте без политесов и обиняков. Вы знаете такого персонажа по кличке Табак?

Лицо у секретаря дернулось, глаза забегали.

– Не припомню. А почему вы обратились именно в горком партии, а не в соответствующее ведомство?

«Врать-то не умеет», – подумал Комов.

– Потому что, Василий Олегович, это ваш сын Евсюков Евгений Васильевич. Вы в курсе, чем он занимается в последнее время?

– Н-н-нет, – выдавил из себя секретарь.

«Опять врет».

Евсюков нервно застучал пальцами по столу.

– Он руководил группой, совершившей диверсию, взорвав склад с аммиачной селитрой на химзаводе в Подмосковье и ограбив сберкассу в Москве. Имеются доказательства и свидетели, – сказал Комов. – До этого с его подачи была совершена попытка взрыва боеприпасов в Одесском порту, но теракт предотвратила военная разведка. А ваш сынок сбежал в Москву и продолжил противоправные действия там. А вы, стало быть, не в курсе? Мы его поймаем, и он сдаст вас с потрохами, – у нас умеют языки развязывать. А это статья 58—8 [7]7
  Статья 58—8. Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов…


[Закрыть] или даже 58—1а [8]8
  Статья 58—1а. Измена родине.


[Закрыть]. Поинтересуйтесь.

Комов повторил фразу, сказанную Фомину:

– В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством. Я уж молчу про ваши похождения по борделям и получение от них прибыли.

Алексей предпринял лобовую атаку. У Евсюкова затряслись губы.

– Что вы от меня хотите?

– Помощь в задержании диверсанта. Это будет наверняка оценено: пламенный коммунист выдал органам своего сына-преступника во имя завещаний великого Ленина и задач, поставленных Иосифом Виссарионовичем Сталиным. – Комов внутренне хохотал. – Только не надо врать, что вы с ним никак не связаны. Как его найти в Москве?

– Я ему давно говорил, что он связался не с той компанией. Но он не слушал, взрослый уже, – залепетал Евсюков, прекрасно понимая, чем все может для него закончиться, если дойдет до верхов, – и не таких сажали и расстреливали. – Я знаю только его московский телефон.

Он продиктовал номер.

– Вот и ладно, – сказал Комов, решив завершить аудиенцию. – Если все пройдет нормально, то за ваше озорство с проститутками и левыми деньгами вам ничего не предъявят, по крайней мере от нас никаких движений не будет. Это не наше дело. Иначе…

Комов поднялся со стула и молча покинул кабинет.

Выйдя из здания горкома, он увидел болтавшегося неподалеку Фомина и кивнул.

Перейдя площадь, Комов углубился в одну из улиц. Неожиданно к нему подскочили три милиционера со стволами наперевес.

– Вы арестованы по подозрению в антисоветской деятельности. Сдайте оружие.

Комова обыскали, заковали в наручники и погрузили в черный воронок.

Фомин, наблюдавший эту картину, понял, что на данный момент ничем помочь не сможет. Надо было срочно звонить Волошину.

«На их беспредел ответим нашим беспределом».

Подготовка

Фомин с тоской смотрел на удаляющийся воронок, понимая, что ничего предпринять не сможет. Но пустить это дело на самотек никак нельзя. Работать по официальным каналам? Тут нужны прямые, а не косвенные улики, начнется бюрократическая возня, перетягивание каната… В конце концов, они чего-нибудь добьются, по крайней мере освобождения Комова. А доживет ли Леша до этого момента? Если уж они начали по беспределу… Нужна спецоперация. Волошин поймет. Фомин догадывался о содержании беседы с Евсюковым – это и послужило причиной ареста.

Михаил добрался до центрального телеграфа и дозвонился Волошину.

Телефонный разговор

Волошин: Слушает Волошин.

Фомин: Это Фомин. У нас проблемы. Комова арестовали.

Волошин: Подрался, что ли?

Фомин: Лишние вопросы задавал. А там целый преступный клубок в органах.

Волошин: Наслышан. Что от меня нужно?

Фомин: Четырех бойцов из наших. Лучше с гражданскими документами.

Волошин: Смотрите не наследите.

Фомин: Без разницы. Они за пределы Одессы не высунутся, потому что по уши в дерьме. Надо только вовремя смыться.

Волошин: Встречай их завтра со скорого поезда Москва – Одесса. Доложишь о результатах операции.

Фомин сел на скамейку в ближайшем дворе и задумался.

«Волошин все понял, раз лишних вопросов не задавал. Надо подготовиться: жилье, транспорт и пути отхода. Да и куда его закрыли?! Черт! Вот задачка. Как узнать? Узнать, узнать… У Кабака. Он наверняка сможет выяснить. А если сдаст? Вряд ли – не похож на стукача, иначе бы давно сдал».

Мысли метались в его голове, как злобные псы, ищущие выход из тупика. Он просидел еще с полчаса, потом встал и быстрым шагом направился к автобусной остановке.

Старлея Фомин выловил на выходе из здания НКВД и пошел рядом.

– Тебе чего? – буркнул Кабак, покосившись на непонятного попутчика.

– Я из команды Комова. Просто не светился. Зови меня Миша. Я с тобой знаком, а ты со мной нет. Я тебя полумертвого из катакомб на ремнях тащил.

Кабак вздрогнул.

– Какие проблемы? Какая нужна помощь?

– Помощь не нужна – сами справимся. Нужны кое-какие сведения. Алексея арестовали. Мне нужно узнать, где его закрыли. И еще… У вашего начальника управления есть дача?

Старлей недоуменно посмотрел на собеседника, кивнул и вернулся в контору. Вышел он минут через пять.

– В милицейском КПЗ Алексей. Дача у полковника есть. На Ланжероне недалеко от моря. – Он назвал адрес и добавил спустя несколько секунд: – Два бойца вооруженной охраны, и на ночь во двор выпускают псов. Кавказские овчарки, здоровенные и злобные.

Они распрощались.

«Догадливый, – подумал Фомин. – Он сразу осознал, что брать штурмом КПЗ – безнадежная затея, а вот через высокое начальство вполне можно сработать. Если с ним, с этим начальством, душевно поговорить».

Он вспомнил, как они захватили немецкого генерала вместе с машиной и документами. Генерал много чего интересного потом рассказал.

Проходя вдоль улицы, Фомин в просвете между домов увидел хлебный фургон, который разгружался во дворе позади магазина.

«А что, нормальный транспорт».

Он подошел к водителю, который курил возле машины.

– Здорово, братишка. У меня к тебе дело есть.

– Какое еще дело? – шофер от неожиданности чуть не поперхнулся дымом.

– Надо пару дней братву повозить.

Фомин назвал сумму вознаграждения, которая составляла годовую зарплату водителя. Волошин не поскупился на командировочные, не сомневаясь, что лишнее отдадут. Он знал, что Комов деньгами попусту разбрасываться не будет.

Шофер вздернул брови от удивления, но быстро пришел в себя.

– А не обманете?

– Мы выдадим аванс, – заверил его Фомин.

Водитель немного подумал и согласился:

– Можно. У меня будто бы сломается машина, и я буду якобы ремонтировать ее. А на самом деле… Ну, ты понимаешь.

Фомин передал ему несколько крупных купюр.

– Завтра к десяти ноль-ноль подъедешь к железнодорожному вокзалу и встанешь, чтобы тебя видно было.

– Договорились.

Водитель сунул деньги в карман и, соглашаясь, кивнул.

– Тебя как зовут? – поинтересовался Фомин.

– Федя.

– До Лонжерона меня подбросишь, Федя?

– Подброшу. Сейчас разгрузят, и поедем.

Фомин тормознул машину в паре сотен метров от дачи полковника НКВД.

– Подожди минут десять.

Он прошелся туда-сюда мимо кирпичного двухэтажного особнячка.

«Полковник НКВД Зверев… Подходящая фамилия. Сетчатая ограда, железные ворота, электрический звонок. Но он вряд ли пригодится. Две собаки во дворе. Здоровенные. Снайпера на чердак он вряд ли посадил – не военное время. На территории никого не видно – внутри дома охранники сидят. Освещение – только два фонаря над крыльцом. А кого ему бояться?».

Фомин вернулся к машине. Он прекрасно осознавал, что при любом раскладе им наземным транспортом из города сложно выбраться, тем более по железной дороге. А вот по морю…

На вопрос, есть ли тут поблизости водный транспорт, водитель ответил:

– Есть тут рядом пирс, причал. Там рыбацкие катера чалятся.

«Вот и хорошо. Шаланды, полные кефали», – подумал Фомин.

– Давай туда.

Проехали километр по ухабистой дороге к причалу, где стояли два катера. На корме одного из них стоял мужик, одетый в брезентовую куртку и кожаные штаны, заправленные в сапоги. Он стоял, опершись на планшир, и внимательно разглядывал подъехавшую хлебовозку.

– Мы хлеб не заказывали, – сказал он подошедшему Фомину и весело хохотнул: – Привез бы что-нибудь повкуснее, типа водки.

– Я не за этим. – Фомин не был настроен на шутки.

– А зачем? Рыбки захотелось?

Мужик с нетерпением ждал ответа. Его одолевало любопытство – какого лешего сюда приперлась эта хлебная машина?

– Ты старший? – спросил Фомин.

– Ну, я капитан этой посудины.

– До Евпатории подбросишь?

Мужик рассмеялся.

– Ты прямо как такси заказываешь. Вот взять и подбросить тебя прямо сейчас, минуя светофоры.

Он сначала посчитал неожиданную просьбу за шутку. Но внезапно понял, что это вовсе не шутка, вглядевшись в окаменевшее лицо неожиданного просителя и поймав его пронзительный взгляд. Он побывал на фронте и знал, что люди с такими лицами редко шутят. Впрочем, это его ничуть не смутило. Катер предполагал двойное применение: он имел вместительный трюм и пару пассажирских кают.

– Все зависит от суммы вознаграждения, – сказал капитан, задрав голову и выпятив подбородок.

– Сколько?

Капитан назвал сумму.

– Договорились, – не торгуясь, согласился Фомин.

Капитан удовлетворенно хмыкнул.

– Когда отходим? – он резко перешел на деловой тон.

– В течение трех суток. За простой отдельная плата. Аванс надо? – сказал Фомин.

– Не надо, – отмахнулся капитан. – Нам все равно здесь трое суток торчать. Придете вы, не придете… Кто вас знает.

– Ну и ладно.

Фомин сел в грузовик и уехал.

Спецоперация

Из купейного вагона скорого поезда Москва – Одесса вышла разудалая компания из четырех парней, одетых в спортивные штаны и разно-цветные футболки. Туристы, дорвавшиеся до вожделенного черноморского побережья. На плечах у них висели сумки, туго набитые курортным барахлом. Они шумно смеялись и хлопали друг друга по спине. Впереди их ждали песчаные пляжи, рестораны и девочки в тугих декольтированных платьях, которые они с трудом стягивают с себя, извиваясь змеей. «Эх, Одесса, жемчужина у моря!»

В конце перрона их встретил Фомин. Они его бурно поприветствовали как старого знакомого и всей гурьбой, перейдя вокзальную площадь, подошли к хлебному фургону, стоящему в начале одной из улиц. Показное веселье сдуло с них как ветром.

Фомин открыл заднюю дверцу и сделал приглашающий жест. Команда быстро забралась внутрь фургона, он сел рядом с шофером, назвал адрес, и машина поехала. Никто не обратил на них внимания, – кто на чем хочет, на том и ездит. Машина остановилась в сотне метров от дома Табака. Именно там Фомин решил временно разместить свою команду. Предельно нагло, но эффективно. Хозяин с бандой в Москве, а здесь лишь сторож в единственном числе.

Группа остановилась перед большим кирпичным домом за полуметровым заборчиком. На стук в калитку никто не отреагировал.

– Стволы доставать? – спросил один из парней.

– Обойдемся, – ответил Фомин и махнул рукой.

Группа быстро перекидала во двор сумки и, перемахнув через забор, оказалась там же.

Фомин взошел на крыльцо с перилами, подпертыми фигурными балясинами, и нажал кнопку звонка. На этот раз реакция последовала.

– Кто там? – раздался хриплый голос из-за двери.

– Я из Москвы, от Табака, побазарить надо.

Дверь открылась. На пороге стоял бородатый мужик в телогрейке и с монтировкой в руке.

– Ты никак меня приголубить решил? – Фомин недобро усмехнулся. У него за спиной возникли четверо здоровых парней. Для сторожа их появление явилось серьезным аргументом. – Давай впускай, чего пялишься.

Они расселись в хорошо обставленной гостиной. Из потолка торчала витиеватая люстра.

– Чего надо? – сторож недоверчиво уставился на Фомина.

– Надо братву разместить на пару дней. – На столе появились несколько крупных купюр. – Вот, Табак передал на бухло, жратву и тебе на красивую жизнь.

При виде денег недоверие в глазах сторожа моментально растаяло.

– Хорошо, хорошо, базара нет. Меня Миколой кличут.

«Видимо, недавно откинулся из зоны, толком не оклемался, и его для начала приспособили хату сторожить», – прикинул Фомин.

– На нет и суда нет. Давай, Микола, дуй в магазин за бухлом и жратвой. Бухла много не надо – пару пузырей. И не чуди – чревато последствиями.

Сторож двинулся к выходу, Фомин последовал за ним. Выйдя на улицу, они разошлись в разные стороны: сторож в магазин, а Фомин к машине.

Водитель, открыв капот, копался в моторе. Почувствовав легкий толчок в плечо, он резко обернулся.

– Не пугайся, свои, – успокоил его Фомин. – Слушай, Федя, посиди с ребятами в доме, выпей, закуси, в картишки сгоняй, а вечером поедем. Чего тебе здесь торчать.

Он страховал себя от случайностей, а водитель сразу же согласился.

«Хорошие ребята, заботятся, не держат за какого-то прислужника, в отличие от нашего начальника», – подумал водитель.

К даче полковника, начальника Одесского управления НКВД, добрались в сумерках. Бойцы, одетые в темные комбинезоны и вооруженные пистолетами, выбрались из машины и растворились в темноте. С Фоминым остался один из них с позывным Доктор. Он до войны окончил медицинское училище, а на фронте оказывал первую медицинскую помощь бойцам разведроты Комова во время разведывательных операций, хотя и сам в них активно участвовал.

– С собаками разберись, – приказал Фомин.

– Слушаюсь.

Доктор скрылся в густеющих сумерках. Вернулся он через несколько минут.

– Я в мясо заправил лошадиную дозу транквилизатора. Собачки или впадут в состояние расслабленной эйфории, или, скорее всего, просто уснут.

Операция была детально спланирована, каждый играл свою роль. Двое бойцов зашли в заднюю, неосвещенную часть участка, перемахнули через забор и затаились по углам дома рядом с крыльцом. Неожиданно перед воротами некто в сильной нетрезвости заорал песню: «Артиллеристы, Сталин дал приказ!»

Язык у него заплетался, но он упорно продолжал солировать, а потом заорал:

– Эй, в доме, кто там есть! Выходи, бухнем за здоровье товарища Сталина. Или ты отказываешься выпить за здоровье товарища Сталина? – От удара ногой ворота содрогнулись. – Чего засухарился, в портки наложил? Эй, засранец!

В соседних домах в окнах зажегся свет, но на улицу никто не выходил, зная, кому принадлежит соседняя дача – влезать в непонятное толковище себе дороже. В окно полетел камень, раздался звон разбитого стекла.

Один из охранников не выдержал и вышел на крыльцо.

– Ну, ты, пьянь, заткнись и вали отсюда, а то стрелять начну. Считаю до трех.

Но до трех досчитать он не успел – из-за угла выскользнула тень, и страж, получив удар рукояткой пистолета по загривку, медленно осел. Поперек крыльца спал огромный пес и лишь подергивал ушами во сне. Второй охранник находился в боковой комнате и с аппетитом уплетал селедочку под водочку. Так он и упал со стула, держа вилку в руках. Стражей быстро упаковали и уложили поперек лежака. Чтоб не упали. Приказ был никого не убивать и лучше не калечить. Охрану отработали быстро и без шума.

Появился Фомин, оставив одного из бойцов на улице. В нижнем холле никого не оказалось. На второй этаж вела деревянная лестница.

– Оставайтесь пока здесь. Без повода не вмешивайтесь. Сам разберусь.

Он мягким шагом пантеры поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь. Она даже не скрипнула. Полковник сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. Внезапно ему в затылок уперся ствол. Что это именно ствол, а не какая-нибудь железяка, полковник ничуть не сомневался. Чья-то рука сдернула лежащий на столе его пистолет в кобуре.

– Не суетись, бесполезно, – раздался спокойный голос.

На удивление, ни один мускул на лице полковника не дрогнул.

– Если вы пришли грабить, то не туда попали. Сундуков с золотом и алмазами у меня тут нет.

«Отменная выдержка, – уважительно подумал Фомин. – Иначе не занимал бы эту должность».

– Вы на фронте были, полковник?

– Да, до сорок третьего года, начиная с погранзаставы на границе с Польшей. – Все это было сказано спокойным голосом, без тени волнения. – В сорок третьем ранили и после госпиталя назначили сюда. А вам что надо?

– А я в разведке всю войну провоевал и пристрелю вас не задумываясь, если не договоримся. Рука не дрогнет. А нас будет очень сложно потом задержать. Уж поверьте.

Фомин прекрасно знал, чем занимались энкавэдэшники на фронте, а этот был ранен и, значит, не отсиживался в глубоком тылу в поисках врагов народа.

– О чем будем договариваться? – спросил полковник.

Фомин демонстративно сунул пистолет в кобуру и сел напротив начальника НКВД в разлапистое кресло.

– А вот о чем. У меня есть фронтовой товарищ капитан Комов. Ныне он служит в московском ГУББ. У нас произошла серия терактов, и он приехал в Одессу, чтобы установить главаря. И установил, но ему пришлось задействовать гражданина Евсюкова, вашего второго секретаря горкома партии. Главный террорист оказался его сыном. Чтобы эта информация не ушла в Москву, он, Евсюков, при помощи своего какого-то друга из милиции арестовал Комова, думаю, что для последующей ликвидации. Умрет где-нибудь невзначай.

Глаза полковника все больше загорались профессиональным интересом. А Фомин продолжил:

– И это не мудрено. Евсюков регулярно посещает один подпольный бордель вопреки Моральному кодексу строителя коммунизма и получает там долю от прибылей. И думаю, что не он один такой. Нам нужно, чтобы вы помогли освободить Комова из СИЗО, и на этом расстанемся. Официальный путь вызволения Комова нас не устраивает по понятным вам причинам. Звоните, освобождайте, вам не посмеют перечить. Криминальные игры ваших чиновников нас мало интересуют, – сами этим занимайтесь. Я вам все исходные данные дал. Нужные сведения мы получили, а нам необходимо в полном составе быстренько покинуть Одессу. Действуйте, полковник!

Фомин застыл в ожидании, на лбу у него выступили капельки пота. Ему очень не хотелось убивать полковника-фронтовика, кем бы он сейчас ни являлся.

Полковник думал недолго: «Офицер ГУББ, непонятны причины ареста, а в случае чего он сам попадет под удар. Жаловаться никто не рискнет – это очевидно. Нехай гуляет».

– У вас удостоверение при себе? – спросил полковник. Он не сомневался, кто к нему пришел.

Фомин в знак согласия кивнул и показал корочки.

Полковник вынул записную книжку, взял телефонную трубку и набрал необходимый номер. Итог разговора был положительный. Комова должны были освободить через полчаса после заполнения соответствующих документов с формулировкой: «Для передачи сотрудникам ГУББ».

– Я вас для порядка свяжу, полковник, и рот заклею. Насморка, надеюсь, нет? Полежите немного на диванчике – утром вас освободят, мы побеспокоимся.

Бойцы покинули полковничью дачу, забрались в фургон, и Фомин приказал водителю ехать к СИЗО.

«Грамотно работают ребята, – оценил полковник действия губарей, лежа связанным на диване. – Мне бы таких».

Комова, заведя в помещение следственного изолятора, обвинили в нападении на партийного деятеля, слегка попинали для порядка и, сняв наручники, поместили в одиночную камеру. На фронте он попадал в разные передряги, порой смертельно опасные, поэтому объективно оценивал свое положение.

«С Фоминым я здорово придумал – независимым вторым номером пустил. Поэтому шансы отсюда выбраться есть. Фома что-нибудь предпримет. Самому мне отсюда не выкарабкаться однозначно, Фомин в одиночку тоже не поможет. А если не в одиночку? Он наверняка свяжется с Волошиным. Волошин – прагматик, законник, но в критических ситуациях принимает неожиданные решения, идущие вразрез с устоявшимися правилами и понятиями. Будем ждать».

Никто его не беспокоил, не вызывал на допросы.

«О чем они меня будут спрашивать? – размышлял он. – Если хотят закатать в ГУЛАГ, то нужно сфабриковать улики, подставить свидетелей, а чтобы сшить крепкое дело, такое впопыхах не сделаешь, нужно время. Мою ликвидацию тоже нужно качественно обставить. По-видимому, сидят и просчитывают варианты».

Чтобы отвлечься от досужих мыслей, Комов начал думать о Лауре.

«Чу́дная женщина! Такие мне еще не попадались. Встретимся ли мы с ней еще? А хотелось бы…»

С мыслями о Лауре он улегся на шконку и уснул. Когда он проснулся, в зарешеченном окошке под потолком подмигивали звезды. Спать больше не хотелось, и он промыкался до утра, пока ему не принесли еду: в алюминиевой миске пшенную кашу без масла и жидкий чай в кружке.

Фомин с аппетитом поглотил предложенную пищу, сходил на парашу и вновь улегся на шконку. Будем ждать.

Прошел день, наступила очередная ночь.

Неожиданно клацнул засов, и в камеру вошел лейтенант милиции, которого сопровождал сержант.

– На выход с вещами, – произнес лейтенант стандартную фразу.

Какие еще вещи?! Комов криво усмехнулся. На сей раз обошлось без наручников. Чу́дно!

Его завели в какой-то кабинет, мужчина в штатском подсунул ему отпечатанный лист и заставил поставить подпись. Комов прочитал, под чем ему предлагают расписаться, и понял, что его освобождают. Еще чуднее!

На выходе его встретил Фомин в форме, при оружии, и мотнул головой, мол, пошли, чего застыл как статуя. Они неспешно зашагали вдоль улицы.

– Там за поворотом стоит хлебовозка. Ныряй внутрь, и вперед, – сказал Фомин.

Комов даже не пытался просчитать, что затеяли его коллеги, а нырнул в открытую дверцу фургона, и машина рванула, как спринтер с низкого старта.

Вскоре в зеркале заднего вида Фомин увидел мотоцикл с коляской, неумолимо преследующий их машину.

«Решили отследить? Это мы предусмотрели».

Внезапно из боковой улицы выехал трактор с прицепом и полностью перегородил проезжую часть. Фургон успел проехать, а мотоциклист, не успевший затормозить, врезался в прицеп.

Тракторист выскочил из кабины и запрыгнул в остановившийся фургон.

Больше никто их не преследовал, поэтому грузовик без приключений доехал до нужного пирса. Фомин расплатился с водителем, и вся команда направилась к зафрахтованному катеру, освещенному бортовыми огнями. Капитан, покинувший рубку, напрягся, увидев подошедших к нему двух офицеров с эмблемами ГУББ, но, протерев глаза спросонья, узнал Фомина и расслабился.

– Ты прямо легок на помине, да еще в форме. А мы уж утром собирались отчаливать по своим делам.

– Через Евпаторию?

– Как договорились. Деньги покажи…

Фомин вынул из кармана пачку купюр, потряс ими перед носом капитана и сунул обратно.

– Годится, – сказал капитан и дал команду запускать мотор.

– Откуда у тебя столько денег? – спросил Комов, когда они отошли в сторону.

– Волошин с ребятами дослал.

– Своевременно, – Алексей усмехнулся. – А то мне при освобождении деньги не вернули. Ну да ладно, хрен с ними крохоборами. Расскажи, как ты тут без меня жил. Очень любопытно.

Вскоре катер с командой Фомина устремился в открытое море, оставляя бурун в кильватере. Комов чувствовал себя пассажиром.

«Он правит в открытое море, где с бурей не справиться нам…» – неожиданно запел один из бойцов голосом солиста, выступавшего возле дачи полковника. Судьба совершила очередной крутой поворот и устремилась в неизвестность.