Текст книги "Зарисовки моей души"

Глава 3

Вера

В очередной раз раздраженно посмотрела на часы. Уже 12:32, где этот поезд? Стояла на перроне, потом нервно ходила по нему, цокая каблуками и отпивая кофе из пластикового стаканчика – какая гадость! Вероника позвонила на днях и сказала, что приедет на неделю. Моему счастью не было предела. Так скучала по своей малышке! Дочь отказалась лететь на самолете – поехала на поезде, а я теперь стой здесь и переживай. Диспетчер в который раз уже объявил, что поезд «Санкт-Петербург – Москва» задерживается на двадцать минут. На наши с дочкой двадцать минут, черт бы всех побрал!

Остановилась и оглядела людей вокруг – все такие разные, но в то же время так похожи. Интересно стало, что они собой представляют, как сложились их судьбы? Руки зачесались – рисовать захотелось. Села на скамейку и достала из сумочки блокнот и карандаш. Мужчину, стоявшего недалеко от меня, изобразила в образе машины – старой, раритетной, ценной. Мне почему-то казалось, что он работает в автосервисе – руки у него все в мазуте, хоть и видно, что отмыть пытался. И пахнет специфически: бензином, маслом и металлом. Девушку лет девятнадцати изобразила в виде цветка – она нежная и хрупкая, сорви – завянет. Бережно относиться нужно. Любить. Пожилую пару чуть дальше по платформе соединила в орех: две половинки с одной сердцевиной, такие же сморщенные, но прочные. Мне нравилось рисовать нечто свое. То, как я вижу людей. Иногда это предметы, иногда просто цветные пятна, мазки, иногда фигурки. Никогда не знаю, что получится в итоге. Это мой собственный мир, который никто не понимает. Да и не нужно…

– Мамуля! – закричала Ника и обняла меня сзади – я так увлеклась рисованием, что пропустила поезд.

– Вероника, – подскочила, обошла скамью и обняла дочку. – Хорошая моя! Как же я скучала, – прижимала к себе дочь, гладила по волосам и спине.

– И я скучала, мамочка.

– Дай, я посмотрю на тебя, – немного отстранилась, осматривая: похудела и волосы обрезала, но все такая же – мое солнышко. Так похожа на меня: каштановые волосы, каре-зеленые глаза и те же черты лица. Снова прижала к себе. – Моя девочка. Ладно, пошли скорее, заберем из школы Никиту. Нина дома праздничный стол готовит.

Вероника засмеялась, а у меня сердце быстрее от счастья застучало.

– Тогда пошли! Надеюсь, Нина организует пельмешки – все время о них мечтала.

Дочь обняла меня за талию, и мы направились к выходу с вокзала.

* * *

Мы болтали, не переставая. Мне нравилось быть в курсе всех событий жизни дочки. Мы с ней подруги – не побоюсь этого слова. И плевать, что другие говорят. Я – мать, и сама знаю, как нужно строить отношения со своими детьми. Может быть, потому, что у нас разница в возрасте с Вероникой всего семнадцать лет – не знаю… Родила ее рано и никогда не жалела об этом. Узнав, что забеременела, почувствовала себя невероятно счастливой. А когда Вова деньги на аборт предложил, ушла от него и к родителям переехала. Они поддержали меня, сказали – воспитаем. Я и не сомневалась… Но сердце болело, и душа кричала – Вову я любила без памяти, так сильно и мощно, что самой страшно было.

Помню, как увидела его. В тот день лил сильный дождь, а я без зонта и опаздывала на лекцию. Все губы в кровь искусала – переживала. Вова остановился около меня на красивой иномарке и предложил подвести, а я, как взглянула на него, так и пропала, растворилась в его глазах. Сказал бы с крыши прыгнуть – прыгнула бы. В университет в тот день я так и не попала… Все завертелось, словно в самый эпицентр торнадо попали. Он был старше меня почти на целую жизнь: мне тогда едва семнадцать исполнилось, ему – тридцать один…

Два месяца были похожи на сказку: он снял квартиру, мы жили вместе, любили друг друга… А потом я поняла, что забеременела… Вова тогда много чего наговорил. Сказал аборт сделать, выбирать: либо он, либо ребенок. Я чуть с ума не сошла. Разве можно выбрать? Я уже любила малыша под сердцем. Что может быть правильней и желанней, чем ребенок от любимого мужчины? Проплакала всю ночь, душу вывернула наизнанку. Ушла от него, и такое чувство было, что часть себя потеряла. Но он вернулся за мной, прощения просил, сказал, что дурак был. А я… А я любила и поверила. В Москву переехали, квартиру нам купил, с университетом все уладил – перевелась. Родители против были, но я уже никого не слушала, только Вову. А когда на восьмом месяце беременности была, жена его заявилась… Тогда моя придуманная идеальная жизнь разбилась на тысячу острых осколков…

* * *

– Мам, ну где ты витаешь? Опять в своих рисунках? – позвала Ника, и воспоминания рассеялись, словно дым на ветру.

– Нигде не витаю.

Мы сидели в гостиной. Я и Ника на диване, Нина в кресле, а Никитка носился по всему дому.

– Говорю, что в воскресенье уже обратно уеду, может, Никиту с собой возьму? – Я сразу напряглась и занервничала, взгляд заметался, не зная, за что зацепиться. – Мам, да успокойся ты, – дочь с улыбкой положила руку мне на колено, сжала – она прекрасно поняла мое состояние. – У него уже школа закончилась… ну почти – от пары пропущенных дней ничего не изменится. Да и ты сама хотела в гости приехать к бабушке и дедушке… Вот и приедешь, когда обложку сдашь, а мы хоть с Ником побудем. Скучаем же.

Да, я прекрасно понимала, что скучают. Сама скучала по дочери и родителям так, что выть хотелось по ночам.

– Вероника, ты же сама знаешь, что Никита особенный – ему таблетки пить надо по расписанию, пропускать нельзя. А вдруг приступ? – меня аж передернуло, сердце ухнуло куда-то вниз и в пот бросило. – Только мы с Ниной видели этот кошмар и знаем, что делать в таких случаях.

– Ну, тогда пусть Нина с нами едет, – Ника легко пожала плечами, – у нее там как раз сестра двоюродная живет, – дочь перевела взгляд на Нину, та кивнула. – А таблетки… – сделала паузу Вероника, – знаешь, мама, есть такое устройство, телефон называется. Ты не поверишь – на нем можно будильник выставить, представляешь?! – и сделала шокированный вид, я не могла не улыбнуться.

На душе тяжело было. Никитка полностью мой, никогда от себя не отпускала. Это Ника могла месяцами у деда с бабой пропадать, но сын…

– Я подумаю, – не выдержала просящий взгляд дочки.

– Ура!

– Я не сказала – да, – недовольно проворчала, чувствуя, что меня только что обдурили.

– Но это и не «нет», мамочка, – парировала дочка и поцеловала меня в щеку.

Мы еще долго болтали и выпили по литру чая. Время близилось к вечеру, Нина засобиралась домой, Ник отвоевал пульт и включил мультики, попутно рассказывая и показывая, кто есть кто на экране.

У Вовы и Вероники очень наряженные отношения. В какой-то момент они просто испортились, хотя Ника была папиной дочкой, всегда ждала отца, бежала к нему, рассказывала про него, а однажды, словно по щелчку, все изменилось. Сколько раз я просила, потом требовала объяснить причину – Ника молчала, а Вова лишь руками разводил, говорил, что сам ничего не понимает. Дочь с тех пор все делала наперекор отцу. У меня душа болела за нее, я видела, что она чем-то мучается, и мужа жаль, но дочь слишком похожа на Владимира – если что-то вбила в голову, то все – ничем не выбить. В этой ситуации я бессильна. Муж говорил, чтобы я была с ней жёстче и запрещала так разговаривать с ним. Но что мне сделать? Погрозить пальчиком и поставить в угол? Чувствовала, что оба мне что-то не договаривают. Вероника все чаще и чаще стала требовать, чтобы я развелась с Ольшанским. Сначала мне казалось, что это шутка, а потом поняла, что дочка говорила серьезно…

Никитка свернулся между нами клубочком и сладко зевал. Посмотрела на часы: начало одиннадцатого ночи. Вова даже не позвонил, что задерживается, а ведь знал, что мы его ждем. Во мне закипала злость на мужа, на то, что он такой эгоист. Как так можно? Ребенка столько не видели, а он работает! Неужели может быть что-то важнее Вероники?

– Ладно, котятки, давайте по кроваткам, – я поцеловала уже сонного Ника в щечку.

– Давай, я отнесу его наверх? – предложила дочь.

– Этот мамонтенок тебя раздавит, – я улыбнулась. – Пойди лучше постель расстели.

Вероника кивнула и пошла наверх, а я подняла на руки двадцать пять килограмм счастья и последовала за дочерью. Черт, было ошибкой разрешать смотреть мультики в гостиной. Наконец-то дошла до комнаты и аккуратно уложила сына в кровать.

– Он такой хорошенький, когда спит, – прошептала Ника и потрепала брата по волосам.

– Копия ты в детстве, – я стояла за спиной Вероники и обнимала дочь за талию, положив голову на ее плечо. – Ладно, пошли из комнаты, а то проснется и будет много крика.

Ника уже тоже вовсю зевала.

– Мамуль, я тоже пойду спать. До завтра, – дочь стиснула меня в объятиях и поцеловала на ночь.

Я приняла душ и переоделась в пижаму, легла в постель и тяжело вздохнула. Бросила взгляд на часы – начало двенадцатого. В расстройстве покачала головой – мужа дома до сих пор не было.

– Мам, ну где ты витаешь? Опять в своих рисунках? – позвала Ника, и воспоминания рассеялись, словно дым на ветру.

– Нигде не витаю.

Мы сидели в гостиной. Я и Ника на диване, Нина в кресле, а Никитка носился по всему дому.

– Говорю, что в воскресенье уже обратно уеду, может, Никиту с собой возьму? – Я сразу напряглась и занервничала, взгляд заметался, не зная, за что зацепиться. – Мам, да успокойся ты, – дочь с улыбкой положила руку мне на колено, сжала – она прекрасно поняла мое состояние. – У него уже школа закончилась… ну почти – от пары пропущенных дней ничего не изменится. Да и ты сама хотела в гости приехать к бабушке и дедушке… Вот и приедешь, когда обложку сдашь, а мы хоть с Ником побудем. Скучаем же.

Да, я прекрасно понимала, что скучают. Сама скучала по дочери и родителям так, что выть хотелось по ночам.

– Вероника, ты же сама знаешь, что Никита особенный – ему таблетки пить надо по расписанию, пропускать нельзя. А вдруг приступ? – меня аж передернуло, сердце ухнуло куда-то вниз и в пот бросило. – Только мы с Ниной видели этот кошмар и знаем, что делать в таких случаях.

– Ну, тогда пусть Нина с нами едет, – Ника легко пожала плечами, – у нее там как раз сестра двоюродная живет, – дочь перевела взгляд на Нину, та кивнула. – А таблетки… – сделала паузу Вероника, – знаешь, мама, есть такое устройство, телефон называется. Ты не поверишь – на нем можно будильник выставить, представляешь?! – и сделала шокированный вид, я не могла не улыбнуться.

На душе тяжело было. Никитка полностью мой, никогда от себя не отпускала. Это Ника могла месяцами у деда с бабой пропадать, но сын…

– Я подумаю, – не выдержала просящий взгляд дочки.

– Ура!

– Я не сказала – да, – недовольно проворчала, чувствуя, что меня только что обдурили.

– Но это и не «нет», мамочка, – парировала дочка и поцеловала меня в щеку.

Мы еще долго болтали и выпили по литру чая. Время близилось к вечеру, Нина засобиралась домой, Ник отвоевал пульт и включил мультики, попутно рассказывая и показывая, кто есть кто на экране.

У Вовы и Вероники очень наряженные отношения. В какой-то момент они просто испортились, хотя Ника была папиной дочкой, всегда ждала отца, бежала к нему, рассказывала про него, а однажды, словно по щелчку, все изменилось. Сколько раз я просила, потом требовала объяснить причину – Ника молчала, а Вова лишь руками разводил, говорил, что сам ничего не понимает. Дочь с тех пор все делала наперекор отцу. У меня душа болела за нее, я видела, что она чем-то мучается, и мужа жаль, но дочь слишком похожа на Владимира – если что-то вбила в голову, то все – ничем не выбить. В этой ситуации я бессильна. Муж говорил, чтобы я была с ней жёстче и запрещала так разговаривать с ним. Но что мне сделать? Погрозить пальчиком и поставить в угол? Чувствовала, что оба мне что-то не договаривают. Вероника все чаще и чаще стала требовать, чтобы я развелась с Ольшанским. Сначала мне казалось, что это шутка, а потом поняла, что дочка говорила серьезно…

Никитка свернулся между нами клубочком и сладко зевал. Посмотрела на часы: начало одиннадцатого ночи. Вова даже не позвонил, что задерживается, а ведь знал, что мы его ждем. Во мне закипала злость на мужа, на то, что он такой эгоист. Как так можно? Ребенка столько не видели, а он работает! Неужели может быть что-то важнее Вероники?

– Ладно, котятки, давайте по кроваткам, – я поцеловала уже сонного Ника в щечку.

– Давай, я отнесу его наверх? – предложила дочь.

– Этот мамонтенок тебя раздавит, – я улыбнулась. – Пойди лучше постель расстели.

Вероника кивнула и пошла наверх, а я подняла на руки двадцать пять килограмм счастья и последовала за дочерью. Черт, было ошибкой разрешать смотреть мультики в гостиной. Наконец-то дошла до комнаты и аккуратно уложила сына в кровать.

– Он такой хорошенький, когда спит, – прошептала Ника и потрепала брата по волосам.

– Копия ты в детстве, – я стояла за спиной Вероники и обнимала дочь за талию, положив голову на ее плечо. – Ладно, пошли из комнаты, а то проснется и будет много крика.

Ника уже тоже вовсю зевала.

– Мамуль, я тоже пойду спать. До завтра, – дочь стиснула меня в объятиях и поцеловала на ночь.

Я приняла душ и переоделась в пижаму, легла в постель и тяжело вздохнула. Бросила взгляд на часы – начало двенадцатого. В расстройстве покачала головой – мужа дома до сих пор не было.

Глава 4

Вера

Проснулась от того, что стало очень жарко. Открыла глаза – солнце едва-едва пробивалось сквозь шторы. С раздражением увидела руку мужа на своей талии. Скинула ее и встала с кровати. Сон сняло, как рукой. Мне захотелось тут же его разбудить и наорать за то, что снова подвел, но я знала, что ничего не добьюсь истерикой, поэтому просто переоделась и вышла из комнаты, немного постояла в коридоре, раздумывая, что делать дальше. Дети спали, работать не хотелось. Решила приготовить завтрак, чтобы как-то себя занять, тем более у Нины сегодня выходной.

Достала из холодильника сыр, яйца, овощи и фрукты. Только начала резать авокадо, как в кухне появился Вова. Я тут же напряглась, но даже не посмотрела в его сторону. Муж обошел меня, включил кофе-машину и сел напротив меня за кухонный остров.

– Вера, – в голосе Ольшанского ни капли раскаяния. Не обращая на него никакого внимания, продолжила делать бутерброды. – Давай вот только не будем, – о, а вот и раздражение в голосе! – Не надо с самого утра настроение портить. Не смог приехать, у нас скоро важное подписание контракта…

– А дочь – это неважно? Так, Вова? – усмехнулась. – Ты ее сколько не видел? С Нового Года? Хотя о чем это я? У тебя же контракт!

– Бл*ть, Вера, я же попросил, не имей мне мозг с утра! – повысил тон супруг.

– А ты не разговаривай со мной в таком тоне, – тихо процедила сквозь зубы, – я тебе – не твои работники. Не забывай, где находишься и с кем разговариваешь, Ольшанский.

С вызовом посмотрела в его голубые глаза и швырнула нож на стол. В последнее время Вова стал намного резче общаться с нами, но я быстро напоминала ему, что мы – не его подчинённые. Отвернулась от него и отошла к шкафу за тарелками. Почувствовала руки мужа на талии. Он прижался ко мне всем телом и поцеловал в висок.

– Прости дурака, Веруня, – оставил легкие поцелуи на шее, – потерялся во времени, а когда понял – уже было поздно. Ты же знаешь меня.

– Доброе утро, – нарушила наше уединение дочка.

– Ника, – муж отошел от меня и переключил внимание на дочь, – папу не обнимешь? Я скучал.

– Не могу сказать того же, – пробормотала дочь так, что мы услышали.

– Ника! – одернула ее, но она лишь плечами пожала.

– Ясно, – сказал муж и сел на прежнее место.

Ника помогла расставить тарелки и разлила кофе по кружкам. Завтрак проходил в напряженной атмосфере. Никита еще спал, и я даже немного пожалела об этом – сын бы сейчас быстренько разрядил обстановку.

– Как учеба? – сделав очередную попытку завязать разговор, спросил Вова у дочки.

Вероника усмехнулась.

– Тебе уже интересно? А как же, цитирую: «На актерский поступают только неудачники» и «Сделаю так, что тебя и в буфет работать не возьмут». Обожаю твои вдохновляющие речи.

– А ты не хами, – отрезал Ольшанский и сжал челюсти. – Так разговаривать будешь со своими театралами.

– Не-е-е-т, лучшее только для тебя, папочка.

Вова хлопнул по столу столь неожиданно, что мы подпрыгнули на месте. В тишине кухни это было похоже на взрыв.

– Не смей так со мной разговаривать! – поднял голос, он не орал. Нет. Говорил, как со своими подчиненными, которые до смерти боятся, когда Владимир Иванович из себя выходит. – Совсем от рук отбилась! Да я сделаю один звонок – и тебя выкинут из университета, и тогда посмотрим, какая ты будешь дерзкая! Я плачу за все. Я! За этот дом, за еду, что ты ешь, за шмотки, которые носишь. Взамен прошу лишь уважения…

– Мне от тебя ничего не надо, – прошипела Ника и демонстративно выплюнула еду обратно в тарелку. – Ни твоя еда, ни деньги, ни ты сам! Абсолютно ничего! Все сама заработаю.

– Хватит! – жестко пересекла я. – Мы семья или кто? Ника, не смей так разговаривать с отцом! Поняла меня? Ближе нас у тебя никого нет, прояви уважение. А ты, Вова, следи за тем, что говоришь и в каком тоне. Твои нравоучения никому не нужны, – видела, как у Вовы от напряжения запульсировала венка на лбу. Сейчас бабахнет. – Вероника! Вова! – вскрикнула, пытаясь призвать к разуму.

Но они не обращали внимания ни на что. Сверлили глазами друг друга.

– Вы что, ругаетесь? – послышался испуганный голос Никиты.

Посмотрела на сына, в его глазах стояли слезы. Ника еще немного посверлила глазами отца, а потом повернулась к брату, и ее лицо совершенно преобразилось.

– Все хорошо, младший, это мы с папой репетировали мой сценарий. Пошли в приставку поиграем? – предложила дочка, и мальчишка кивнул, но глаза все еще были испуганные.

– Ты получила роль?

– Да, поднимемся к тебе – все расскажу… Мама, спасибо за завтрак. Было очень вкусно, – усмехнулась Ника, бросив короткий взгляд на отца.

Дети вышли из кухни, а у меня появилось ощущение, что все силы покинули разом, сердце заболело. Я не знала, что делать…

* * *

– Устами Вероники говорят твои родители, – заговорил муж, едва дети скрылись из вида. – Они всегда меня ненавидели, поэтому я и не хотел, чтобы Ника жила у них. Нужно было купить ей квартиру.

Я была в шоке. Да как у него язык поворачивался такое говорить?

– Знаешь, не нужно свои неудачи на других сваливать. Ваши отношения испортились задолго до того, как Ника переехала от нас.

– Ты, бл*ть, вообще, на чьей стороне? – зло спросил муж. – Ты видишь, что она меня с дерьмом смешивает?! Поговорила бы с ней! Мать называется…

– Не ори на меня, – холодно осадила супруга, внутри клокотало, кричать хотелось, посуду бить… Испуганный взгляд Никиты останавливал. – Ты – великий родитель, м? Не смеши меня, дорогой. Дочка тебя ненавидит, а ты сомневаешься в моем воспитании?

Вова отшвырнул от себя тарелку и рывком встал со стула.

– Дом, с*ка, милый дом. А потом спрашиваешь, почему я не спешу сюда?

Он развернулся и вышел из кухни, я не смотрела ему вслед, слышала его шаги и то, как за ним с грохотом захлопнулась входная дверь. Вот и завтрак в кругу родных.

В горле запершило – реветь охота, выть от беспомощности. Всегда почему-то после таких ссор я чувствовала виноватой себя. Словно все, что происходит в семье – только моя вина. Знаю, что пройдет время, Вова остынет и… не попросит прощения – купит что-нибудь красивое, дорогое, блестящее… Он всегда был таким. Никогда не признавал, что неправ. А сейчас я просто чувствовала разочарование. В последнее время часто испытывала его.

Так и сидела за столом, опустив голову на руки. Я не плакала – это глупо. Просто чувствовала себя разбитой, а ведь день только начался. Хотелось, чтобы все было как раньше… Чтобы не подарками, а страстью доказывал, что он ошибся. Хотелось чувствовать себя желанной. Но разум побеждал. Я понимала, что этого больше никогда не будет. Уже все не то. Мы изменились. Живем под одной крышей, но не вместе. Горько от этого.

Дочь обняла меня за плечи.

– Все будет хорошо, мамочка.

Подняла голову и накрыла ее ладони своими, сжала ободряюще.

– Конечно, – я слабо улыбнулась.

Ника внимательно рассматривала меня, заглядывая в самую душу.

– Красивая ты у меня, молодая, талантливая, – дочь словно сама с собой разговаривала. Наклонилась и поцеловала в обе щеки, а затем села рядом. – Зачем ты с ним живешь? Ведь сама мучаешься.

Устало покачала головой.

– Ника, наши отношения с папой – это наши отношения.

– Но он не ценит тебя! Ты несчастная! Живешь здесь, как не знаю кто. Посадил в золотую клетку и ключ выбросил, – зло проговорила дочь, всплеснув руками.

По ее глазам видно, что сама верит в это! Вова, что же ты натворил… Внутри все сжалось от боли. Не должны дети так родителей ненавидеть, не должны.

– Я счастлива, малышка, – улыбнулась. – Папа мне вас подарил. У нас период такой, – говорила осторожно, подбирая слова – с Вероникой я всегда старалась разговаривать открыто. – Над каждыми отношениями работать надо. На одной любви далеко не уедешь, все равно чувства гаснут и появляются другие. Подстраиваться надо. Уступать.

Ника упрямо замотала головой.

– Ты достойна большего.

– Он – твой папа. Что бы между Вовой и мной не происходило, этого ничто не изменит. Он любит тебя, Вероника, и сделает абсолютно все, чтобы ты была счастлива.

Дочка горько засмеялась, и от этого смеха мурашки по коже побежали – от страха.

– Ага, как же, сделает! Просто знай – если найдешь кого-то на стороне, я против не буду.

Я нахмурилась, только хотела сказать, что она неправа, что мы с отцом любим друг друга, как пришел Никита и утащил показывать старшей сестре свои игрушки. Обязательно поговорю с Вероникой об этом. Это ненормально, что она так думает. Вот только толка от этих разговоров нет. Сколько раз уже проходили через это! Вероника не рассказывает мне, да никому не рассказывает, почему она так зла на Вову. Я не знала, как все выпытать. И если честно – боялась…

Днем дети поехали в кино, меня звали с собой, но я отказалась – мне нужно работать. Вдохновение волной накатило, чуть с ног не сбило. Руки затряслись от того, как рисовать захотелось. Я почти закончила обложку, скинула черновой вариант Инге, и та засыпала меня восторженными смс. Осталось немного довести рисунок до ума.

Ника вечером ушла гулять со школьными друзьями и вернулась за полночь, сразу отправилась спать. Вова так и не пришел… Не первый раз. Не стала ему звонить, хоть и хотела. Ворочалась с бока на бок, заснуть не получалось. В голову постоянно лезли дурные мысли, я гнала их, и потом провалилась в тревожный сон.

Проснулась от того, что на первом этаже что-то упало и разбилось. Остатки сна еще не отпустили, а сердце выпрыгивало из груди от испуга. Что за черт? Секунду вслушивалась в звенящую тишину, а затем услышала новый шум и чье-то бормотание. Включила светильник и посмотрела на часы: три двенадцать утра.

Подскочила с кровати и, как была – в майке и коротких шортиках, босая спустилась на первый этаж. Здесь было темно, коридор освещал лишь свет, лившийся с крыльца. Когда глаза привыкли к мраку, первое, что я увидела – разбитую вазу и перевернутый цветок в горшке. А второе – пошатывающуюся мужскую фигуру. Сжала руки в кулаки. Муж напился и теперь решил разнести весь дом? Знает же, что дети спят, перебудит всех! Думает только о себе! Чертов эгоист.

– Ложись на диване, наверх не поднимайся, – с нескрываемым отвращением бросила ему.

Вот только это был совсем не Вова…

– Здравствуй, мамочка, – заплетающимся языком весело произнес молодой человек. А у меня сердце ухнуло куда-то вниз от неожиданности и шока.

– Саша?!