Текст книги "Богиня кофейного рая"

Глава 9
«Кофейный рай»

Так как вместо запланированного на прогулку часа на все про все у нас ушло больше трех, мы с мамой почти бегом вернулись домой, прихватили все необходимые вещи и вновь спустились во двор, усевшись в мамин джип, чтобы ехать на кофейную ферму ее доброго приятеля Томми.

– Уверена, вы с Томми быстро подружитесь, – выруливая со двора, заметила мама. – Он у меня веселый и славный. Кроме всего прочего, расскажет тебе о кофе кучу любопытнейших вещей – так сказать, просветит.

Я заверил маму, что со своей стороны сделаю все от меня зависящее, чтобы стать с Томми не разлей вода друзьями. Она лишь рассмеялась. Мы пересекли с востока на запад всю Арушу, попетляв по ее пестрым улицам, после чего вылетели на свободную и достаточно широкую загородную трассу.

Вот где я в буквальном смысле понял значение классической фразы: «Страна чудес!» Представьте себе картину: дорога, по обе стороны которой – изумрудная зелень полей с причудливыми баобабами, под которыми задумчиво жуют травку полосатые зебры, бойко скачут обезьянки, а то вдруг выглянет из зеленой кроны любопытная мордочка жирафа.

Я глубоко вздохнул.

– Невероятно. – Я усмехнулся и сделал жест, словно хочу протереть глаза. – Прости меня, мама, но я, похоже, еще не окончательно адаптировался. Это что – настоящие зебры и жирафы?

– Абсолютно реальные, – энергично ответила мама. – Если хочешь, я приторможу, и ты сможешь выйти и приблизиться к ним. Что касается макак, то они сами к тебе кинутся – эти божьи создания привыкли если не получать подарки в виде яблок и бананов, то отбирать их.

Что ни говори, а я хорошо знал свою маму: не запротестуешь – она тут же действительно притормозит и устроит тебе экскурсию в дикий мир Африки, позабыв о Рождестве, всех родных и близких. Поэтому я решительно поднял обе руки вверх:

– Нет-нет-нет! Спасибо за предложение, но я отказываюсь! Ты же меня знаешь, мама: я предпочитаю наблюдать живую природу на экране телевизора.

Естественно, мама в очередной раз весело и жизнерадостно расхохоталась.

– Тогда любуйся объемным видеоизображением, ведь это сейчас модно? В формате 3D! Жаль, ты не взял с собой камеры!

Так, беспечно болтая и любуясь пейзажами, мы докатили до фермы за считаные минуты. Пришло время мне познакомиться с маминым хахалем.

Томас Шнайлер действительно оказался на редкость милым человеком – из тех, что покоряют с первой же встречи своим добродушием и гостеприимством. Едва мы подъехали к сказочно-белоснежному двухэтажному домику в окружении буйной зелени кустарников и целой плантации банановых пальм в перспективе, как на пороге появился волшебный «гном»: невысокий крепкий мужичок, загорелый и улыбчивый, как истинный масаи, но с почти ослепительно– голубыми глазами и аккуратной щеточкой абсолютно седых волос.

– Приветствую тебя, дорогой Ален, на нашей ферме! – Шагнув мне навстречу, он улыбнулся еще шире, распахнув руки для объятий. – Чертовски рад наконец-то с тобою познакомиться!

Что ж, я тоже был рад нашему знакомству; мы трижды обнялись и душевно похлопали друг друга по плечам, после чего Томас чмокнул в щечку маму, и мы дружно направились вслед за хозяином в дом.

Итак, на часах время шло к семи, до торжества в католической церкви оставалось еще два часа с лишком, а потому мы расселись за широким деревянным столом в уютной кухне, и Томас принялся потчевать нас классическими немецкими сосисками, тушенными с капустой, а мама, уминая свою порцию, в красках поведала ему о жутковатом убийстве в студии Джимми, свидетелями которого мы с ней стали.

На протяжении всего рассказа Томас то и дело потрясенно охал и поправлял свои очки с плюсовыми стеклами, за которыми его голубые глаза казались невероятно огромными и изумленными.

Между тем по ходу своего рассказа мама и меня информировала по части отдельных моментов.

– Дорогой Ален, ты ведь не в курсе, – бойко цепляя на вилку сочную сосиску, заметила она, – у меня просто не было времени тебе сообщить, но этот самый бедняга Нгала, которого столь зверски убили, – один из худших работников фермы Томми, прости меня, Господи.

– Да, это уж точно, пусть и нехорошо так говорить о мертвых, – согласно кивнул Томми. – Нгала действительно был редкий лентяй. Остальные ребята у меня просто замечательные – умеют и работать, и отдыхать, ты и сам сегодня все это увидишь, а вот Нгала…

Он безутешно вздохнул, покачав головой.

– Нгала почище любой старой сплетницы слонялся там и тут, всюду подслушивал, выспрашивал и передавал другим сплетни, чужие разговоры. Ему очень нравились всевозможные дрязги и скандалы!

– Сколько раз я тебе говорила: не принимай его на работу! Все равно от парня не было толку! – встряла мама. – Но ты меня не слушал…

Тут и я задал вопрос:

– И как долго он у вас работал – год, два?

Мама торжествующе хохотнула.

– Ха-ха! В течение последних пяти лет, мой дорогой Ален: с началом нового сезона на кофейной плантации Томми каждый раз принимал его на работу. И все пять лет я уговаривала его не делать этого – напротив, послать лентяя куда подальше.

Я ободряюще улыбнулся порозовевшему Томми.

– Зачем же вы брали на работу лентяя? Раз уж все и вы сами стопроцентно были уверены, что парень работать не будет…

Славный Томми вновь покачал головой.

– В том-то и дело, что поначалу его здесь никто толком не знал! Нгала приехал из городка Табор на севере страны, где работал на крупнейшей кофейной ферме, что и сообщил мне первым делом в качестве рекомендации. Я, каюсь, по глупости поверил ему на слово…

Мама многозначительно усмехнулась, а бедняга Томми тут же попытался грозно нахмуриться.

– Первый сезон он работал, хоть и с ленцой. На второй сезон я уже подумывал было не принимать его, но Нгала принялся так плакать, жаловаться на свое одиночество и ненужность, что в конце концов я его пожалел и принял… И все это повторялось каждый сезон: он плакал, клялся, я пытался ему верить, оставлял среди моих работников… И все начиналось сначала!

Тут мама с самым зловещим видом ткнула в направлении своего сердечного друга вилкой:

– Томми, а ведь ты сам только что признал, что Нгала доставлял тебе море проблем. И вот твой проблемный Нгала – труп. Смотри, полиция наверняка заподозрит тебя в убийстве! Где, кстати, ты находился сегодня после обеда, как только я отправилась в Арушу встречать сына?..

Бедняга Томми испуганно замахал на нее руками:

– Дорогая, как ты могла подумать! Я – добрый католик и никогда не совершу грех убийства!

– Скажи это полиции! Вряд ли они сочтут твои католические убеждения за надежное алиби.

– О господи!

Я решил немного отвлечь маму от жестоких шуток.

– Мама, тебе должно быть стыдно – шутить, когда произошла трагедия, да еще накануне святого Рождества. – Я укоризненно покачал головой. – Послушай, как по-твоему, старый колдун, о котором все кричал тот тщедушный ученик Джимми, – он действительно мог убить вашего бездельника?

Мама слегка нахмурилась, обменялась быстрым взглядом с Томасом и неопределенно пожала плечами.

– Как знать! Тут ведь уже почти на протяжении месяца накручивается клубок интриг из-за подарка Джимми церкви. Сам видел – даже полицейский читал статьи о «Дарах волхвов». Ты знаешь, я очень люблю Джимми, он всегда приглашает меня на свои выставки и пару раз выступал волонтером у нас в Серенгети, помогая выхаживать слоников-сирот. Но из своего дара храму он сделал почти рекламный ход: всюду кричал об акции под Рождество, давал бесконечное количество интервью. Разумеется, в итоге число покупателей творений Джимми заметно увеличилось, ведь приятно не просто прийти поглазеть на знаменитую Черную Мари, но заодно и прикупить сувенир себе на память.

Мама выразительно покачала головой.

– Так вот, о своем решении преподнести Черную Мари в дар церкви он объявил в первый день презентации – в тот день в его студии было местное телевидение, и Джимми все изложил, улыбаясь в камеру. Так вот, едва это стало широко известно, как Акида принялся орать на всех углах, что древние боги Африки не допустят этого святотатства. Дескать, Черная Мари – никакая не христианская Мария, а древняя богиня народа масаи, богиня Луны Олапа, супруга бога Энгая, и, стало быть, если кому ее и дарить, так ему, чтобы он в своем домашнем храме приносил ей жертвы…

Томас не удержался и громко хмыкнул, усмехнувшись.

– Вот вам и лучший подозреваемый: так как боги масаи не поспешили препятствовать дару, он сам решил принести первую жертву нехристианской богине… Ну, или что-то в том же роде.

– Неплохая версия, – кивнула головой мама. – Конечно, не совсем понятно, при чем тут убийство Нгала… Хотя убить именно Нгала у Акиды была причина, о которой упоминали Моша и сам Акида: бездельник Нгала после тех страстных заявлений Акиды принялся везде и всюду насмехаться над ним. Дескать, какой простой дядька этот отсталый лебон – подарите ему драгоценную статуэтку, чтобы он молился ей в своей халупе и хранил в картонной коробке под диваном! Именно потому Акида и произнес фразу: «Отныне я смеюсь над тобой!»

Что ж, все это действительно выглядело вполне достоверно: сопляк-бездельник насмехался над бедным, но гордым колдуном, и тот, оказавшись с ним тет-а-тет в пустом зале салона, воспользовавшись моментом, мстит решительно, жестоко и бесповоротно.

Между тем моя дорогая мама, войдя, что называется, во вкус, принялась развивать версии с подозреваемыми.

– И кстати, имеется еще один прекрасный подозреваемый…

Она произнесла эту реплику столь сладко-ядовитым голоском, и при этом ее обычно добрые серые глаза вдруг столь зловеще сузились, что я мог бы поклясться: этот подозреваемый не кто иной, как черная красавица Аида! Недаром сегодня в студии Джимми я всеми фибрами души ощутил их скрытую вражду.

По всей видимости, добрый славный Томас также был в курсе этой женской войны: он тяжко вздохнул и скромно потупил глаза.

– Аида, – только и произнес он.

Его тут же воинственно перебила мама:

– Да, Аида! И ничего смешного, между прочим!

– Дорогая, никто и не думает смеяться…

– Знаю-знаю, у тебя тоже, как и у девяноста девяти процентов мужиков, при встрече с этой черной кошкой состояние, близкое к обмороку.

– Дорогая, что ты такое говоришь…

– Говорю то, что видела собственными глазами!

Пора было завершать эту милую домашнюю свару – слава тебе господи, ничего подобного мне ни разу не приходилось наблюдать в годы нашей совместной с мамой жизни под крышей московского дома с петушком на флюгере, благо тогда мама была в гордом одиночестве, а на нас с сестрой Ольгой едва ли не молилась.

– Мама, прошу тебя: не сбивайся с курса. Итак, ты сказала, что Аида – отличный подозреваемый. Причины?

Лучшая мама на свете тут же взяла себя в руки. Благодарно мне улыбнувшись, она поднялась и начала хлопотать, заправляя кофеварку. В одно мгновение вся кухня наполнилась волшебным ароматом, и я, вдыхая его, в очередной раз ощутил невыразимое блаженство.

– Все очень просто. Не знаю, насколько истинным католиком является Джимми, но парень изо всех сил желает стать стопроцентным европейцем – католиком-художником, обеспеченным и респектабельным. Поэтому он – один из преданных меценатов католического храма Аруши – отзывается практически на все просьбы кюре Дино. Почему-то мне кажется, Джимми с самого начала работы над Черной Мари задумывал ее как роскошный подарок храму – в красках представлял себе праздничную службу, во время которой под восторженные аплодисменты всей паствы торжественно преподнесет свой дар… Разумеется, он так же заранее предвкушал восторженные репортажи об этом событии по телевидению и во всех газетах Аруши.

Мама зарядила кофеварку и вновь уселась за стол напротив меня, скрестив руки на груди.

– Но, увы, наш милый Джимми не умеет держать язык за зубами – это его маленькая слабость. Туманные намеки он бросал, еще когда статуэтка не была полностью готова, ну а когда выставил ее в своем центральном зале, тут уж публично объявил о планах щедрого подарка. Я тебе уже говорила, какова была реакция лебона, то бишь колдуна Акиды. Но самой первой и резко отрицательной была реакция супруги Джимми – Аиды. Эта барышня не верит ни в бога, ни в черта, всему предпочитая наличные денежки. Поэтому она первой и завопила на мужа, ничуть не смущаясь присутствием прессы: «Джимми, ты что, рехнулся? Даром отдать кому-то там статуэтку, в которую вбухал столько денег?!»

Мама хмыкнула, точно вновь став свидетелем той скандальной сценки.

– Первые пять минут бедняга Джимми не знал, что сказать – повторюсь, все это проходило под прицелом камер и микрофонов в зале студии перед Черной Мари под стеклом, в присутствии множества народа. Все с любопытством глазели на знаменитого Джимми Нгума, так что в конце концов, дабы выглядеть достойно, он постарался произнести более-менее твердым голосом: «Дорогая Аида, я все уже решил. Я подарю Черную Мари католическому храму города. Вопрос закрыт!» После этих слов Аида выскочила вон, как ошпаренная кошка.

Пару минут я осмысливал информацию, с улыбкой наблюдая, как энергично мама собрала наши пустые тарелки, с грохотом загрузив всю грязную посуду в посудомоечную машину.

– Ну и зачем Аиде было убивать Нгала?

Вопрос был настолько очевиден, что мама, первым делом гневно фыркнув, тут же была вынуждена пожать плечами.

– Понятия не имею! Но на подобное кровавое убийство она вполне способна. И потом, прошу обратить внимание: Аида появилась почти сразу после того, как Нгала рухнул перед нами на пол. Такое впечатление, что красавица успела подняться наверх, по-быстрому смыть с себя кровь, переодеться и спуститься к нам, усиленно зевая, словно только что проснулась…

Между тем Томас достал из буфета кофейные чашки, блюдца, нарезал щедрые порции превосходного штруделя, скромно похвалившись мне, что выпечка – его слабость. Все мы принялись пить кофе.

– У тебя больше нет подозреваемых? – напоследок спросил я маму, подмигнув ей.

Она подмигнула мне в ответ:

– Пока нет. Если появятся, ты узнаешь об этом первым.

На этом наши детективные диалоги завершились.

Глава 10
Знакомые все лица

Признаюсь честно и откровенно: пусть нас с Ольгой еще в розовом детстве под патронажем отца и крестили в католическом храме, я никогда не был тем, кого можно назвать добрым католиком или хотя бы окрестить словом «верующий». Не буду углубляться в дебри своих духовных воззрений и убеждений, скажу лишь, что, будь то православные или католические храмы, в них я попадаю крайне редко, хотя порою общение со славными христианскими пастырями бывает очень полезным и попросту приятным.

Тем не менее католические храмы с самого раннего детства вызывают в моей душе ощущение праздника, который всегда с тобой: великолепное оформление, цветные витражи, величественные статуи и изображения святых, безупречная по красоте и воздействию на публику служба.

Так было и на этот раз: расположенная в дебрях Черной Африки небольшая церквушка просто-таки излучала флюиды радости. Почтенный черный кюре, которого мама назвала Дино, встречал всех под просторной аркой входа, каждому, как самому родному человеку, душевно улыбаясь, пожимая руки и желая великого счастья.

Когда мы припарковались неподалеку от центрального входа в церковь и подтянулись к кюре, он как раз приветствовал симпатичную пару: стопроцентно белого, несмотря на щедрый загар, парня и его чернокожую симпатичную подругу в окружении трех шоколадных деток от шести лет и младше.

– Вот, кстати, с кем тебе наверняка будет интересно познакомиться, – кивнула в их направлении мама. – Паскаль Клебо – франкофон, если не ошибаюсь, родом из Франции…

– Ты ошибаешься, – мирно подхватив маму под руку, промурчал Томас. – Паскаль родом из Швейцарии, из города Ношатель, в честь которого и назвал свою гостиницу. А его подруга, с которой он никак не узаконит отношения кстати сказать, племянница кюре, который особенно наседает на папу троих детей, призывая вступить в законный брак с Нелли…

Тут Томас подмигнул мне.

– Ты, наверное, уже заметил популярность здесь европейских имен? Так оно и есть: редко кто по примеру покойного Нгала с гордостью носит свое исконное имя, все предпочитают быть Джимми, Питерами, Джонами, Кэтти или вот, как в данном случае, Нелли.

Тут кюре, проводив черно-белое семейство под своды храмы, развернулся к нам, улыбнувшись широко и радостно – на его стопроцентно черном блестящем лице тридцать два зуба казались ослепительно-белыми.

– Приветствую вас, Маргарита и Томас – еще одна несознательная пара, которой давно пора узаконить свои отношения пред лицом Божьим…

Тут он с любопытством взглянул на меня и даже указал пальцем:

– А это?..

– Этой мой сын Ален, – улыбнулась мама, похлопав меня по плечу. – Приехал специально из России, чтобы встретить вместе с нами Рождество.

– Это прекрасно, и я очень рад за вас, Маргарита! – кивнул головой кюре. – Добро пожаловать, дорогой Ален! Мы счастливы, что сегодня вы вместе с нами. Прошу пройти в зал и стать участником праздничной службы!

За нами уже смеялись и болтали следующие посетители, поэтому мы шагнули под каменные своды, где торжественно звучал орган, создавая приподнятое настроение великого празднества.

Я подумал, что Рождество – один из самых сказочных праздников: волшебная история о чудесном рождении, о подношении волхвов, о дивных предсказаниях и великих чудесах. Наверное, потому все мы с детства ждем именно его – в надежде на чудо лично для нас. И чудо, как правило, всегда является законной частью Рождества, оттого и крошечный храм Аруши был заполнен взволнованными, улыбающимися людьми, среди которых я мимолетно отметил своих знакомцев – Джуди с Питером в сопровождении великолепного Рольфа.

Мой визит в храм также ознаменовался своего рода мини-чудом. Едва я, следуя за мамой и Томми, ступил под священные своды, как услышал пронзительный голос, знакомый до слез, донесшийся откуда-то с левой стороны ряда скамеек, уже почти заполненных народом:

– Маму твою, ты можешь объяснить мне, что я опять не так сделал? Машка, клянусь: ты доведешь меня до инфаркта…

Согласитесь, услышать русскую речь, да еще с упоминанием мамы, в храме Черного континента, где за неполные сутки пребывания я уже, кажется, начал думать на английском языке, – это ли не чудо? Особенно учитывая, что я без малейшей заминки узнал голос, тут же отыскав взглядом среди добрых христиан его экзотического владельца.

Прошу любить и жаловать: черный как уголь блондин Леня Куятэ – мой бывший однокурсник по журфаку МГУ, коренной москвич, чья мама в годы юности беспечной согрешила со студентом из Бенина, который если что и оставил в наследство сыну, то лишь гордую фамилию Куятэ, практически сразу же сбежав из холодной России на свою жаркую родину.

К чести Лени, он никогда не тосковал по папочке и не страдал комплексами из-за своей «чрезвычайной загорелости» (именно так он сам называл свою масть), по собственной прихоти регулярно осветляя свои чрезвычайно кучерявые волосы. Парень легко, играючи постигал знания, с первых дней учебы на журфаке ориентируясь на спортивную журналистику, так как с самого нежного детства был рьяным поклонником футбола в частности и спорта в целом.

Стоит отметить, что отличительной особенностью Лени было весьма активное использование ненормативной лексики; как однажды пояснил мне он сам, ответственность за это стопроцентно лежала на его московской бабушке, матерившейся всю свою сознательную жизнь и восторженно умилявшейся каждому матерному слову из уст своего черненького внука-малыша. Вот почему однокурсники Лени называли его просто по фамилии, заменяя первую букву «к» на «х», что придавало имени нецензурный оттенок. Надо ли говорить, что Леня был в восторге от такого варианта?

Сами понимаете: едва услышав голос Лени и заприметив среди паствы храма его длинную тощую фигуру, я тут же поспешил заключить в свои объятия старого товарища по годам студенчества.

– Леня! – Я что есть силы хлопнул вздрогнувшего от неожиданности парня ладонью по плечу. – Скажи мне, ради бога, как ты сюда попал?

Естественно и натурально, бедолага Леня сначала, если можно так выразиться, побледнел, почти безумно округлив глаза, но тут же расцвел в широчайшей улыбке, в свою очередь от души треснув по плечу меня, восторженно взвизгнув:

– Нет уж, это ты, Алеха, скажи мне: как ТЫ сюда попал?

Мы оба радостно расхохотались и крепко обнялись. И почти тут же вокруг нас раздались смех и даже веселые аплодисменты: это общественность африканской католической церкви приветствовала нашу чрезвычайно эффектную встречу с диалогом на никому здесь не понятном, великом и могучем русском языке.

Впрочем, на счет того, что русский язык никому, кроме нас, не был понятен, я, конечно, погорячился.

– Может, вы куда-нибудь выйдете из храма для ваших поцелуев – на вас все смотрят как на шутов!

Этот гневный девичий голосок раздался почти одновременно с аплодисментами, невольно заставив меня вздрогнуть. Я бросил взгляд на соседнее с Леней место. Рядом с ним на скамье сидела стройная черная девица в белых бриджах и футболке, которая, презрительно оттопырив губу, так грозно пялилась на меня своими черными глазищами, словно желала испепелить взглядом.

Я откашлялся и как можно более деликатно поинтересовался у Лени, кто эта барышня, столь виртуозно изъясняющаяся на русском языке, и случайно нет ли в Танзании мощнейшей русскоязычной диаспоры?

Леня только фыркнул в ответ, одновременно бросив на свою подругу почти несчастный взгляд.

– Увы, такой диаспоры тут и близко нет, иначе я давно загулял бы по доброй русской традиции, – ответил он. – А эта барышня, между прочим, должна быть тебе знакома: она училась параллельно с нами на том же самом журфаке МГУ. Давайте я вас представлю друг другу: Маша Петрова, приехала сюда изучать местные религиозные верования для серии статей журнала «Нейшенл географик»; Ален Муар-Петрухин – бездельник по жизни.

– Очень приятно, – кратко мотнула головушкой черная Маша Петрова. – А теперь вы не могли бы занять свои места – служба вот-вот начнется.

Я сделал Лене знак «увидимся!», поспешив отыскать ряд, где устроились мама с Томасом, и присоединился к ним.