Текст книги "Посещения запрещены"

За этим исключением, ни с кем разницы в возрасте я не ощущаю. Наверное, это связано с тем, что пациенты в отделении с похожими диагнозами. Непроработанные травмы делают нас похожими на детей, которые могут расплакаться из-за одного слова; тревога будит в нас вечно подвижных подростков; депрессия пригвождает нас к кроватям стариками, которым жизнь давно приносит лишь усталость, скуку и иногда – тошноту.

* * *

Быстрый способ попасть в «одиночку»

Мы с В. стали общаться больше по двум причинам. Она увидела на моей руке хну и захотела тоже что-то нарисовать на мне, а я таким людям отказывать не умею. А вторая причина – нам пообещали дать одно и то же слабительное. Тем вечером, когда все произошло, она сделала мне фантастический рисунок, а потом мы сели вместе с соседками смотреть первую часть ГП. Мои соседки не очень любят других людей в нашей палате, но В. прокладывает дорожку к любому сердцу.

Образовался киношный общак, где каждая подсовывала что-то остальным чуть ли не в рот – так хотелось делиться. В. отпила у меня чай из кружки. Через минут двадцать она с извинениями покинула нашу тусовку, сославшись на сонливость от лекарств.

В 9 вечера, когда мы все выстроились за ночными таблетками и уколами, мы встретили ее снова – она едва стояла. Она призналась, что пару раз ее рвало, и чувствует она себя не очень. Ей дали слабительное утром, мне – минуту назад. То есть, ее таблетки должны подействовать сейчас, а мои – утром.

А. отвела ее в палату, В. становилось хуже. У нее упало давление и участился пульс. Ее голову мучили страшные боли, а медсестра ушла от нее, задав пару рядовых вопросов и удовлетворившись ответом. Несколько девочек вместе с нами собрались у ее кровати. Я пыталась шутить. В какой-то момент В. скрутило живот, и она, слабо двигая ногами, пошла в туалет. Мы поняли, что это момент истины.

Она вернулась минут через десять и бросила как будто небрежно: «Если вам интересно, я срала только кровью».

В первую минуту я испугалась за нее. А потом – и за это мне стыдно – за себя, потому что решила, что примерно такое я буду испытывать утром.

Было ясно, что это ненормально. Это признала даже медсестра. Дальше началась ужасная больничная суматоха: вызвали врача, он караулил ее у туалета, ее увели в процедурную, а вышла она оттуда со слезами на глазах – подозревают корону, поэтому переводят в «одиночку». Простите за кликбейтное название.

Для В. это стало большим стрессом. Но все близкие девочки начали помогать ей переносить вещи (было очевидно, что, если это корона, мы все давно заразились). Я вместе с А. заправляла ей постель и приговорила: «В., да ты посмотри, какой тут матрас! Ты переезжаешь в лучшие апартаменты». Ей тяжело дался этот переезд. Зная, что к ней нас не пустят, я забежала к себе и набрала ей разных видов чая и горячий шоколад. На прощание мы крепко обнялись.

На следующий день А. забежала к ней несколько раз, ловко уворачиваясь от взглядов медсестер.

Upd: В. выпустили через день, когда, видимо, пришли результаты ПЦР. Возможно, ей сказали, что с ней произошло, но нам она говорила, что ничего не знает. Прошло уже несколько дней, и ни ей, ни кому-либо еще плохо не было.

26 ноября 2020

Меня завтра переводят в другую палату, все подробности потом.

1 декабря 2020

На следующий день мне сказали, что поселят меня с красивой девочкой (длинные светлые волосы с сильно отросшими темными корнями, густо накрашенные черным большие глаза, тату с трупом невесты), которая ни с кем не общается. НО позже мои соседки мне начирикали, что туда поселят кого-то по блату, мол, уже договорились!!!! И так и оказалось – вчера, в понедельник, туда заехала, кажется, ее подружка. А меня подселили к…

* * *

«Самые крутые девчонки»

Они жили в одной палате и со стороны выглядели настолько гармонично, словно попросили кого-то сначала назвать их одинаковыми именами, а потом – положить вместе. В столовую они шли, держась за мизинчики, и всегда приходили туда первыми.

Одна из них – та, что выписалась – была нездорово худой. У нее очевидное РПП, но это не совсем профиль моего отделения, поэтому тут она лежала с биполяркой. Она носила короткие шорты и джемперы, которые висели на ней как на вешалке – реально, без прикрас. В столовой она съедала двойные, тройные дозы, а после шла блевать – но не в свой туалет, а в туалет-курилку с двумя кабинками, рассчитанными на двадцать человек. Долгое время все думали, что ее организм просто не справляется, а она искренне хочет набрать потерянные килограммы, но это оказалось обманом, в который она, может быть, сама хотела поверить. Однажды я встретила ее там, когда она уже закончила: она выходила из кабинки с сигаретой во рту, на ходу поджигая ее, а второй рукой держа сборник кроссвордов. Увидев меня, по-доброму поприветствовала и села на пол, прижимаясь к батарее. Она – как героиня фильма в начале пути, когда еще непонятно, будет ли у нее все хорошо.

Другая девушка выглядит как любая голливудская звезда, играющая крутую девчонку, регулярно лежащую в психушке. Внешность Вайноны Райдер и наглость Анджелины Джоли. У нее тоже БАР, и она лежит тут каждую осень, иногда и весну. С каждой медсестрой у нее своя история с ссорами и примирениями. Она знает, что было здесь до изоляции; как можно было уехать отсюда на весь день и как пронести банку мороженого внутрь. Ее слова часто могут показаться двусмысленными, поэтому на них легко обидеться (часто слышу это от других людей). Она, наверное, слишком энергичная для отделения, где в основном лежат с депрессией. С ней меня и поселили.

Мы провели вместе три дня – вчера ее выписали.

Салон красоты

Я чувствовала, что «самая-крутая-девчонка» никогда не относилась ко мне плохо. Наше знакомство произошло через пару дней после моего прибытия сюда. Сонная, я выходила из кабинки туалета-курилки, а она сидела на этом месте для самых-самых – на полу у батареи. Она сказала: «Господи, до чего ты милая. С чем же ты тут лежишь?»

Мне очень понравилась атмосфера, которую она создала. Бабушка из смежной палаты часто просила ее об укладке волос феном – с нее она деньги не брала. По утрам она первой бегала к медсестрам, и ей они давали чуть ли не пачку сигарет – сразу на весь день. Поэтому к ней часто приходили с просьбами, когда на посту отказывали. Кому-то она давала просто так, кому-то – по бартеру, кому-то – за деньги, потому что «на что же еще потом покупать энергетики».

Но были люди, которые приходили к ней совсем за другими вещами. Одна девочка готовилась к выписке в тот же день, что и она, – её просьбой было выщипать брови и убрать усики. «Самой-крутой-девчонке», конечно же, удалось пронести сюда пинцет, а еще у нее был специальный гель и восковые полоски.

Она уложила девочку на свою подушку и села рядом. Зачесала ей брови вверх и начала отвечать на миллиард вопросов по поводу формы, длительности, больно-не-больно. После приступила к усикам. Для начала обезжирила («Лер, ты не против, я твой ватный диск взяла?»), потом попросила меня сходить за ножничками из личных вещей. Я выглянула в коридор и обрадовалась – там была медсестра, которая разрешала брать предметы в палату. Пока я рылась в пакетике со своей запрещёнкой, раздался крик – процедура началась. После того, как закончилось и это, они договорились о «макияже на выписку».

* * *

В пятницу она помогала мне обустроиться в уже нашей комнате: мы шутили о том, как скрипит ее кровать и как ужасно дребезжит холодильник. В субботу мы рассказали друг другу наши истории, и она стала первой здесь, перед кем я открылась. В воскресенье она познакомила меня со своим отцом по вотсапу («Только не падай. Ей 25»). В понедельник я успела вернуться с занятий в последнюю минуту ее пребывания в больнице – мы обнялись, она чмокнула меня в щеку и попросила фото на память.

И только сейчас я поняла, что хной она попросила нарисовать одного из её демонов.

2 декабря 2020

Психологическое образование, запись от 25 ноября

Нам обещали несколько лекций о причинах заболеваний, их симптоматике, о том, как справляться с разными проявлениями. Звучит очень хорошо, и я хотела быть предельно готовой: взяла кофту на пуговицах на случай духоты; носки – если будет холодно; блокнот и ручку – чтобы записывать; телефон – чтобы фотографировать то, что не успею записать.

Но по итогу у меня в блокноте только одна кривая схема сомнительной значимости (слова там уровня «био», «психо», «социо») и полное неудовлетворение.

– Да, я была сильно заторможена из-за того, что увеличили дозу одного из антидепрессантов.

– Да, было душно, что усилило эту и другие побочки, и язык вдруг стал слишком большим и неповоротливым.

– Да, сложно было даже держать голову ровно, и я тонула в мягком диванчике, повторяя (не умышленно!) позу одного классного человека.

Оценивая это, могу честно признаться: с Хокингом меня роднила только поза. Я вряд ли потянула бы даже уровень научпопа из инстаграма.

Но все равно казалось, что, если бы я полежала эти 50 минут на своем желтом пледике, закинув ноги на холодный металл темных глянцевых перекладин кровати, и смотрела в потолок, время прошло бы с большей продуктивностью.

Однако была одна ситуация, которая показалась мне интересной уже в моменте.

«Лектором» была полненькая психологиня в медицинском халате поверх свитера и обязательной для ношения маской. Она стала задыхаться еще на приветствии. Спустя минуту в моих вязких мыслях зародилась идея о том, что она может потерять сознание. Я попыталась вспомнить, что надо сделать; осталась довольна тем, что хотя бы что-то вспомнила, а она уже озвучивала вопрос, обращенный ко всем: «Как вы думаете, что может быть причиной болезни?»

Травма.

Я выпалила это первой, после меня все называли разные вещи. Девочка рядом со мной, похожая на маленькую мультяшку, сказала: «Генетика». Полненькая веселая девушка сказала: «Травля». Мужчина в клетчатой пижаме и сединой в бороде сказал: «Стресс».

Почти сразу меня догнало ощущение, что я только что поучаствовала в эксперименте, на который не подписывалась. Наверняка задумка и заключалась в том, чтобы каждый назвал то, что стало причиной в его случае.

* * *

Мои бывшие соседки, А. и К., сегодня выписываются. В наследство мне передали остатки своей еды, так что теперь я Владычица Соли и Сырного Соуса, а также обладательница сока, йогуртов, чечила, хлебцев, шоколадок и еще чего-то по мелочи. В палате я одна, а холодильник забит полностью. Неслыханная роскошь!

Какое-то время назад у меня было особенно плохое настроение. Тяжело поговорила с ординаторкой, приставленной ко мне, и лечащим врачом. Я тихо вернулась в палату, и пара широких глаз устремилась ко мне. А. сказала: «Выглядишь так, как будто ты плакала».

Я плакала.

Соседки сочувственно вздохнули. Я впервые за долгое время захотела покурить. Во мне разверзлась безнадёжность, и очень хотелось что-то с собой сделать. Некоторое время я упрашивала принести мне сигареты, но потом рациональной своей частью подавила это желание.

Ноги понесли меня в туалет-курилку. Там, так же красиво, как и в первый день, стояла девушка в халате, ее глаза оставались по-прежнему печальными. Я встала рядом с ней и посмотрела вниз из окна с решетками. Мы во второй или в третий раз познакомились. Я вдохнула холодный прокуренный воздух и спросила, не будет ли у нее лишней сигаретки.

Не знаю, что для курящих может быть тут ценнее сигарет. Некоторые медсестры дают по 7 штук на день, чтобы сэкономить себе нервы (хотя этого недостаточно для тех, кто ходит курить каждые полчаса), некоторые выдают по одной в час и ругаются с каждой, кто подходит без пяти или в 58 минут.

Мне показалось, ей было тяжело на это решиться. Она сказала: «Ну возьми», протянула мне одну, дала закурить. Я затянулась, и она начала рассказывать свою историю.

Она много грустила, и ее родственница-психиатрка предложила ей выпить пару таблеток. После ее состояние так сильно изменилось, что ее упрятали в психиатрическую клинику в ее городе. Там их заставляли мыть унитазы и драить полы. А тут хорошо. Но вот если бы не эти две таблетки…

Я спросила, какой у нее диагноз.

Она сказала: «Там шизу ставили. А тут не говорят».

Мм.

Она мягко взяла меня за запястье: «Ты так внимательно выслушала меня. Спасибо тебе большое».

Мы обнялись.

Именинница, пришедшая к этому моменту, облокотилась половиной тела об подоконник, куда так часто осыпается пепел, и сказала: «Господи, какие вы милые».

А та девушка добавила: «Ты не стала меня переубеждать или судить, спасибо тебе».

Мы обнялись еще раз.

* * *

4 декабря 2020

М., ч.2

Я уже писала о ней, но сейчас, узнав ее лучше, мне хочется добавить: мне очень, очень ее жаль.

Просиживая часы в кабинке туалета-курилки, я часто слышала, как она вбегала, хлопая дверью, и кричала о том, что ее отец умирает. Он умирает каждый день, почти каждый час.

«Не надо яд, я вас умоляю, не надо».

Я не знаю, как с ней общаться. Выхожу из кабинки, она вздрагивает, но не оборачивается. Тоненькая маленькая фигурка стоит у окна под открытой форточкой и плачет.

«Ну вы не видите, что ли, что человек умирает. Какой яд, блядь, вы охуели».

М., привет.

Она оборачивается и хрипло отвечает: «Привет».

Я мою руки в абсолютной тишине. Однажды я видела, как она мочила голову в этой раковине, стоя у распахнутого окна.

* * *

Она ходит привидением и мягко стучит в дверь каждой палаты. Говорит медленно и скомканно одну и ту же фразу: «Прости, пожалуйста, у тебя не будет чего-нибудь сладенького?»

Она не ест ничего в столовой. Только пьет кофе и воду. А еще выкуривает по сигарете так часто, как ей дают. Очень сложно отказывать ей в просьбе, думая о том, как это может сказаться на ней.

Как-то я дала ей целую шоколадку, и она вернулась снова через полчаса: «Пэростипжлстауутебянебудтчегонитьсладнького?»

Я сказала: «Прости, пожалуйста, у меня больше нет», – но от этой лжи мне особенно неприятно.

* * *

Одно время, когда ее загоняли в столовую вместе со всеми, она садилась рядом и я оказывалась в одном с ней никотиновом пузыре. Вся ее одежда, волосы, каждая клеточка кожи источала этот запах, словно собственного у нее и не было. В такие моменты я желаю ей приятного аппетита, если она грызет хлеб, или здороваюсь, если она пьет кофе.

* * *

«Я не знаю, что со мной, я выйду все равно».

Она постоянно пытается сбежать. В последние дни стало совсем тяжело. Ни у одной медсестры не хватает терпения. Когда я вижу ее в коридоре, она обычно стоит у дверей блока и пытается проскочить с каждым входящим/выходящим. Если она в другом конце, то бесконечно дергает ручку двери запасного выхода и страшно кашляет.

* * *

Иногда я слышу, как она говорит по телефону.

«Мам, сегодня было тяжело. Голоса эти были снова, я не справилась. Забери меня, пожалуйста».

Иногда я слышу другое.

«Алло, скорая… Человеку там плохо… С сердцем плохо человеку. Я не там, я не могу выйти».

* * *

Позавчера М. сбежала. Не знаю, куда она успела добраться, но ее быстро вернули. Обвинили во всем добрейшую сестру-хозяйку, которая всегда ласково нас будит и нежно с нами обращается. Ей много лет, но она ужасно рыдала и все пыталась это скрыть. Я подошла к ней и сказала, что она замечательная, а еще – что все будет хорошо. Я часто это добавляю по привычке.

Вчера М. отвели на ЭСТ. Если по-простому – терапия током. Пока что кажется, что ничего не изменилось.

* * *

Мне нравится, что здесь мы не пытаемся друг друга лечить – для этого есть врачи. Друг друга мы можем выслушать, оказать поддержку. Еще мы позволяем друг другу делать странности, не вникая, откуда они взялись и зачем нужны.

Так вот, мне очень, очень ее жаль. Но я не могу ее вылечить.

5 декабря 2020

Режим

7.00–9.00 – душевая открыта

9.30 – завтрак и таблетки

13.30 – обед и таблетки

14.00–16.00 – «тихий час»

17.30 – ужин и таблетки

19.00–21.00 – душевая открыта

21.00 – таблетки

Анонсирую #запискиюногопациента про всякие бытовые штуки.

* * *

Душевая

В 8.30 я уже в душевой. Пришлось попросить санитарку открыть ее, потому что утром обычно никого не бывает – все просыпаются от голоса медсестры, доносящегося до любой палаты: «Девочки, просыпаемся и идем на завтрак». До закрытия душевой осталось полчаса, но я очень хочу постирать свои вещи. Быстро прохожу по сухому полу, удивляясь тому, что он таким бывает, и заглядываю в тумбу под раковиной.

Тазика нет.

Может, я неправильно поняла ту девушку? Она говорила мне, что тазик тут и им можно пользоваться. А она выписалась. Может, это был ее личный тазик? Черт.

Вываливаю белье в раковину и затыкаю слив носком с самым ненатуральным составом. Раковина заполняется, я стираю, оставляю замачиваться, снова стираю. Холодная вода и мои руки не совместимы (перчатки и мои руки тоже, если что). Костяшки стираются и краснеют. Неосторожным движением задеваю ногтем палец, и в мыльную воду капают красные капли.

Тут очень душно – окно закрыто, похоже, со вчерашнего дня. Мокрыми руками стягиваю с себя джемпер и остаюсь в майке. Мельком замечаю свое отражение в стекле: щеки красные, волосы растрепанные, губы складываются в напряженный кружок, чтобы сказать по-бабьи: «Фу-у-ух».

* * *

Первые недели две, до переезда в лакшери-палату, я ходила мыться в общую душевую. Это всегда было одинаково: я приходила со своим ситечком (чтобы не приумножать зло), открывала воду. Ноги утопали то в слишком холодной, то в излишне горячей воде, пене от десятков средств, чужих волосах, поднявшихся со дна. После я собирала не только свои волосы, но и предыдущих девушек – по ощущениям, с июля, – чтобы вода начала сливаться. Я подходила к санитарке и спрашивала, есть ли у них средство для труб – нет, деньги на это не выделяют. Только вантуз.

Иногда ходить в душ было интересно. Это когда мы с А. болтали из разных кабинок и сравнивали, кому противнее мыться. Сравнивали, конечно, только для вида, потому что сложно что-то почувствовать, когда терапия только подбирается.

А., как и многие другие, предпочитала переодеваться в общем коридоре душевой, не стесняясь двери со стеклом. Я тоже не стеснялась, но переодевалась все равно внутри – так было удобнее согласно моим стандартам ухода за собой. Мне все кажется, что от меня чем-то пахнет, и тревога часто гонит меня в душ, в каком бы состоянии я ни находилась. Очередей тут не бывает, ведь, чтобы помыться, нужны силы.

* * *

Неочевидный плюс душа – в нем удобно плакать. Мне кажется, в этих целях он используется гораздо чаще, чем по прямому назначению. А если его еще и забудут закрыть на день… Вплываешь в это темное теплое царство, доступное как будто только тебе, садишься на подоконник, подогреваемый батареей, смотришь на машины – символ далекой пульсирующей жизни, на спокойную речку, которая текла тут до и будет протекать после, на палки-деревья и чуть подвываешь. Разговариваешь с темнотой и все о чем-то просишь. Или извиняешься.

Я пыталась сделать из своей комнаты плакательную, и у меня даже почти получилось упросить одну девочку приходить плакать ко мне, но позавчера у меня появилась новая соседка. Да и как-то не по-людски – плакать там, где ешь вкусняшки.

#запискиюногопациента

У меня проблема.

На самом деле, их две. Я боюсь, что от новых таблеток у меня появится живот как у беременной, это самая частая побочка, а я эти побочки собираю уже не глядя.

Но важнее другое. Меня хейтит буфетчица. Мне кажется, я знаю, как все к этому пришло. Все началось с…

Не могу сказать, что у нас были крепкие отношения. В первую нашу встречу я, когда относила тарелку, сказала ей: «Спасибо, было очень вкусно». Услышав это, она так изменилась в лице, что брыли затряслись, а морщин от улыбки стало еще больше. Она поблагодарила меня в ответ, и я поняла – ей было приятно это услышать.

В какой-то момент девочки сказали, что она та еще алкоголичка, которую не раз заставали пьяной на работе, и я, признаться, охладела к ней, но потом оказалось, что они говорили про другую буфетчицу. И мы продолжали дарить друг другу улыбки.

Девочки и мальчики обычно едят раздельно – связано это, в первую очередь, с тем, что столовая не вместит всех сразу. Столовая, порой, и одних девочек не вмещает – нас в три или четыре раза больше, чем мальчиков.

Я стараюсь приходить первой, но ухожу все равно одной из последних. Понимаете, у меня суставы больные, челюсть щелкает, капа мешает жевать… Не знаю, кто посчитал, что мне подойдет личина 15-летней девочки.

Так вот, когда я уходила, уже пришли мальчики. Я подошла к чайнику с кипятком (стараюсь набирать его после всех, чтобы случайно не обделить кого-то) и осознала, что я сейчас долью последнее. Но для мальчиков – я точно знала – есть отдельный чайник. Я решила, что наши отношения уже это позволяют, и бодро спросила (ради других, не себя), не будет ли ещё кипяточка, а то тут кончился.

То, что последовало потом, я точно не ожидала. Она высунулась из раздаточного окошка и громким советским голосом сказала: «Все вылила, нечего со своими термосами тут ходить, мальчиков обделять». Я оторопела и с позором поспешила покинуть помещение.

Дальше было только хуже. Она перестала отвечать на мои «спасибо» и «было очень вкусно, спасибо». Когда я подходила к ней и желала доброго дня, ее лицо было настолько лишено эмоций, что ни одна брыла не дергалась.

Теперь я вздрагиваю каждый раз, когда кто-то спрашивает, есть ли еще кипяточек, потому что я знаю – она найдет взглядом меня, чтобы сказать: «Кипяток прятать приходится от этих, а то в термосы свои разливают».

Чтоб вы знали, мой термос вмещает 1,5 кружки, и наливаю я в него всегда не доверху. Но смотрит она на него так, как будто в нем 5 литров. Вчера я налила ровно на одну кружку, но она все равно зыркнула.

Понимаете, я бы и рада подходить после мальчиков, чтобы точно никого не обделять, но нас ведь не выпускают из-за М.!!!

Не знаю, что делать…

6 декабря 2020

Входит ли в расписание общение с терапевтом, или у каждого это индивидуально?

Индивидуально.

Я хочу начать общение с психотерапевтом тета-тет, но пока что мы (лечащий врач, ординаторка и я) понимаем, что я к этому не готова. Когда мое эмоциональное состояние стало выравниваться, врач пыталась поговорить со мной. Она пододвинула к себе папку с личным делом и спросила: «Вы из Нижнего Новгорода, правильно?» – и у меня брызнули слезы из глаз. Она убрала папку обратно и сказала: «Ничего, вернемся к этому позже».

* * *

Каждый будний день я встречаюсь с ординаторкой. Чаще всего она застает меня одетой, умытой, на аккуратно заправленной кровати. Бывали и исключения. Она быстро понимала, что что-то критично не так, когда:

⁃ я лежала в пижаме на смятом белье, накрываясь одеялом, сбившимся в ком (упало давление, пыталась потерять сознание);

⁃ я накрывалась с головой пледом и поплакивала (противотревожных было недостаточно).

С лечащим врачом я вижусь 1–2 раза в неделю, по желанию чаще.

* * *

У меня были занятия в психогруппе, об этом был пост. Это хороший формат для начала, когда все только-только справляются с побочками и думать, тем более вникать во что-то, невозможно. Раньше также проводили занятия для близких и родных (объясняли, в каком состоянии находится человек, на что это влияет, почему так происходит), но сейчас, конечно, из-за того-о-чем-нельзя-говорить подобных встреч больше нет.

* * *

Сейчас я хожу на психоэмоциональные тренинги. Не знаю их точное название, но напоминает когнитивно-поведенческую терапию. Здесь более активная работа (хотя всегда можно отказаться отвечать или делать дз), другой психолог. Иногда их двое – один ведет занятие, а второй сидит как шпион и наблюдает за нами.

Про первое занятие сказать особо нечего. На нем мне предложили составить ответ, максимально объективно объясняющий, почему что-то не получилось. У меня сломался мозг, я поняла, что не умею мыслить за пределами схемы «я виновата во всем в этом мире», расплакалась и вышла.

Второе занятие я отсидела полностью, меня уже не трогали. В качестве домашки нужно записать ситуации, в которых я делала преждевременные выводы.

#запискиюногопациента

8 декабря 2020

Как бы вы поступили, если бы узнали, что один из пациентов перестал пить таблетки?

Мне пока сложно понять, что я чувствую. Кажется, что такая ситуация возможна в любом отделении и задача врачей – отслеживать это по состоянию пациента, а медсестер – смотреть в рот после приема.

В моем отделении все совершеннолетние, поэтому пациент сам ответственен за отказ от препаратов.

10 декабря 2020

«К нам едет ревизор»

10.32 Связи начали работать на меня. Девочка из палаты напротив зашла поболтать и мимолётом сообщила новость: сегодня будет проверка. Она, как и моя соседка, была не особо встревожена. Но я подскочила, сказав лишь одно слово: «Запрещёнка». Они минуту пытались добиться от меня подробностей, пока я рылась в своих бесчисленных вещах, как белочка, которая постоянно перепрятывает орешки.

Список моей запрещёнки:

⁃ Стаканчик для кисточек (керамика)

⁃ Две подставки для кисточек (керамика)

⁃ Карманное зеркальце

⁃ Газировка

⁃ Пакеты с кашей без маркировок

⁃ Лекарства

⁃ Сыворотка для лица (в стекле)

⁃ Крем для лица (в стекле)

⁃ Сырный соус

⁃ Просроченный хлеб (он в холодильнике, так что ему плевать)

10.48 Заходит медсестра и сообщает ту же новость, пока я пытаюсь впихнуть обратно в шкаф сумку, ставшую несколько больше. Вместе с соседкой мы пытаемся переложить вещи с тумбочки куда угодно. Взгляд падает на пакетик с отрубями, который я открыла буквально час назад. Бегу за медсестрой, спрашиваю, нет ли у них скрепки. Есть, она принесет.

Убегая, я слышу, как другая пациентка обращается к ней: «А вы снимите надпись про курение еще». Это она про туалет. Там на стекле висит листочек в клетку: «Девочки! Закрывайте за собой дверь, иначе курить запретят вообще!»

Я сначала не могла понять этой надписи, потому что везде висят таблички о том, что курение запрещено, и я сама подписывала согласие с правилами этого места, где «Курение запрещено» вынесено отдельно, без цифры, по центру.

Мне больше некуда впихнуть вещи. Прошу соседку подержать у себя. Все готово, у нас образцовые тумбочки: ничего, кроме чашки (ладно, у меня две чашки, термос и бутылка для воды). Мы чинно сидим на заправленных кроватях, но это длится недолго – мы падаем от усталости.

12.00 Тревога перекрывает все. Я сажусь на диван с ногами и обнимаю их руками: «Я убью себя, если у кого-то из-за меня будут проблемы». Ординаторка кашляет и говорит, что попросит лечащего врача посмотреть меня.

У меня уже некоторое время нет суицидальных мыслей, но процесс лечения не всегда идет стабильно вверх, в нем возможны провалы, откаты, и в этом нет ничего страшного.

12.45 Что-то вкололи (говорили название, но я уже забыла), через полчаса посмотрят, что со мной.

11 декабря 2020

Проверка прошла незаметно, а я провела чудесный день без нервов, эмоций, чувств, как будто меня от мира отделяла стеклянная стена. Вечером стена растворилась, и голову прорезали волны тревоги. Плакала, грустила, очень хотела выпить таблетки.

Ты на курорт приехала?

Поначалу я слышала этот вопрос часто – конечно, только от пациентов – и отвечала одинаково: «Я просто люблю комфорт».

У меня здесь два пледа, две декоративных подушки, девять видов чая, горячий шоколад, какао, вспенивать молока, молоко коровье и растительное, тростниковый и белый сахар… Растущая гора косметики едва вмещается в симпатичную корзинку, и это слегка нервирует, когда я не могу сразу найти нужный предмет – ведь стоит она на видном месте именно с этой целью. Рядом к стене приставлена открытка (цмок), пару дней назад к ней прибавилась вторая (цмок). Дверцу тумбочки лучше не открывать – черная дыра вещей поглотит любого. Полочка над раковиной оккупирована только моими средствами.

Мне кажется, моих вещей больше всего и в запрещенке, которая хранится у медсестер.

Забавно, что никто из пациентов, задавших мне этот вопрос, не подумал, что так выражается тревога. Я здесь почти месяц, представляете? И все свободное время я трачу только на одно: бесконечно собираю корзины на разных сайтах, иногда покупаю, иногда – нет. Все было вполне неплохо, когда у меня были деньги. Стало чуть хуже, когда я начала тратить кредитку. Вчера даже пообщалась с поддержкой банка в стиле «а можно это будет как бы рассрочка еще на пару месяцев без процентов?» Типа, знаете, в Новый год без долгов… Я просто не могу заниматься ничем другим, даже если хочу. Пишу вот сюда еще. Фильмы смотреть не могу, читать – тем более. К рисованию так и не притронулась. Ролики на ютубе вдруг тоже стали чем-то сложным.

Очень сложно не испытывать стыд за «проблемы белых людей». И сложно писать о себе, тем более о таком. Когда психолог попросила меня нарисовать «одиночество», я начеркала дом, где очень много вещей и нет животных. Мне стыдно за то, что моя тревога ярче всего прослеживается в бесконечном поиске комфорта, который мне ничто не может дать.

Даже сейчас мои пальцы дрожат, и я чувствую сердцебиение. Я повторяю про себя: «Я заслужила помощь, я достойна того, чтобы мне помогли». Кап. Кап. Я повторяю это снова и не верю.

Я повторяю.

Я повторяю.

Кап.

* * *

Кстати, не то чтобы я намекаю, но в дурке еще ни у кого не видела айфон… Это так, на сон грядущий.

12 декабря 2020

Пока А. и К. не выписались, почти каждый вечер мы смотрели кино. «Почти» – потому что не всегда у нас были для этого ресурсы. Я понимаю, как странно это может звучать для людей, далеких от подобных мест, поэтому постараюсь объяснить.

А. всегда выступала с конкретным предложением. У нее из нас троих было самое стабильное эмоциональное состояние, а еще – терабайт скачанных фильмов. Мы обкладывались едой, выключали свет и поворачивали стул с ноутом так, чтобы К. со своей кровати все видела.

К. сидела отдельно, потому что спала 20 часов в сутки. Она не вылезала из пижамы, называя такой стиль «я себя знаю». Во время фильма она быстро отрубалась. Вернуть ее к сознанию могла интересная фраза – из уст актеров или наших. Она моментально подключалась к разговору и минут 5-10 бурно комментировала все, что происходило на экране, а потом отрубалась снова.

У меня тогда были проблемы с концентрацией внимания. Я не могла даже минуту усидеть, смотря в экран. Я постоянно бегала, перекладывала вещи, мыла руки, полоскала капу, рисовала хной, ставила чашку на раковину или пол и снова брала ее. Сейчас в какой-то степени это все еще есть.

А. смотрела спокойно. Ей не мешала ни моя беготня, ни обрывочное присутствие К. Однажды на какой-то части «Пиратов Карибского моря» А. заснула, а проснувшись, спросила: «А что он ему сказал сейчас?»

Я резко вспотела: «Это было десять секунд назад, но я уже не помню».