Текст книги "Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен!"

Глава 9

На следующее утро, поднимаясь по лестнице в свой рабочий кабинет, я стала свидетельницей одного занятного разговора.

– И ты так в лицо ему задала такой вопрос?

Так, эту даму я не знаю.

– Да, я прямо спросила, не проще ли ходить в квартал ночных огней, чем устраивать проститутку и взяточницу к себе на работу?

Карла Людвин. Куда без нее? Я прижалась к стене, чтобы меня не было заметно с лестничного пролета, где стояли почтенные дамы.

– Не боишься, что тебя уволят?

– Моя племянница замужем за казначеем его величества! Будет мне какой-то граф указывать!

Так вот кто у графа моими расценками интересовался! Я уже размечталась о симпатичном мужчине, а тут старая вешалка с таким лицом, как будто она ежедневно съедает килограмм лимонов, запивая их литром уксуса. Сделав зарубочку в памяти, я подождала пару минут и, громко топая, пошла им навстречу.

– Доброе утро!

– Доброе, – эти акулы в климаксе улыбнулись мне так широко, что зубные протезы чуть не выскочили. – Вы все в трудах, все в трудах! Работаете, не щадя, хм… живота своего.

– Еще бы! Если я буду усердно трудиться, то в старости не буду жить в общежитии и портить жизнь молодым сотрудницам своим брюзжанием и сплетнями. Согласитесь, достойная цель, которой не каждый может достичь, – я улыбнулась еще шире, чем они, ведь потеря зубных протезов мне не грозила.

И направилась к себе в кабинет.

Всю первую половину дня я бегала по территории Академии с договорами, приказами, списками. Ну, и как обычно в мороз, я забыла перчатки дома. Делать крюк за ними мне было некогда, и, когда я вернулась в приемную, мои руки покрылись красными пятнами, их покалывало в тепле, и было ощущение непроходящего холода. За оставшееся до обеда время они так и не отогрелись. Не помог ни горячий чай, ни энергичное растирание, ни струя теплой воды, под которой я держала руки минут десять. Зато кожа стала шершавой и покрылась микротрещинами. Ну, просто замечательно! И крема в ящике стола я, как назло, не держу.

А еще сегодня мне впервые предстоит обедать с Джонатаном. Очень надеюсь, что не подавлюсь от такого соседства.

Ровно в двенадцать Эверо покинул кабинет, запер его на ключ и в упор уставился на меня. Поняла, иду.

Мы шли в полном молчании. На выходе он галантно придержал дверь и пропустил меня вперед. Что в лесу сдохло? Меня нервирует подобная вежливость с его стороны!

В следующую секунду он приобнял меня за талию.

– Мы любовники, не забывай.

Он предложил мне руку, чтобы помочь спуститься с крыльца. Что дальше? Кормить его с вилочки и целоваться для поддержания легенды?

Граф не торопился отпускать мою ладонь.

– Что у тебя с руками? Такое ощущение, что ты не с бумагами работаешь, а по дому черную работу выполняешь.

– Отсутствие головы у меня с руками, перчатки дома забыла.

– Вот подстроить мне гадость ты никогда не забывала! Ладно, держи.

Он вынул свои перчатки из кармана пальто и натянул их на мои руки. Сразу стало теплее.

– А ты?

– В моем пальто, в отличие от твоего, карманы есть. Не замерзну.

По самому действенному закону, по закону подлости, граф привел меня в то кафе, где я вчера обедала с ловцом. Надеюсь, люди там работают посменно.

Зря надеялась. Официантка глянула на меня так, что я чуть с ходу не развернулась на выход.

Заняв столик у стены, Джонатан погрузился в изучение меню. Я же опасалась здесь что-то заказывать, предполагая, что мне вполне могут плюнуть в еду.

– Ты что будешь?

Тут мне в голову пришла гениальная идея.

– Мне все то же, что и тебе.

Если что, быстро поменяю тарелки.

Пока ждали заказ, мы ловили на себе неприязненные взгляды персонала. Наконец Джонатан не выдержал.

– Да в чем дело? Почему вы на нас смотрите, как на санинспекцию?

Девушка за кассой немного помялась и наконец нашла вежливую формулировку для ответа.

– Видите ли, ваша спутница вчера обедала здесь с другим мужчиной. А мы – семейное заведение и не можем позволить такое пятно на репутации, как «веселая вдова» с клиентом.

Лицо графа вытянулось – такого ответа он точно не ожидал.

– А с чего вы решили, что у нас свидание?

– А зачем еще водить девушку в кафе?

– Поесть! – Чашки на столе аж подпрыгнули от его мощного рявка. – Значит, если моя студентка зайдет сюда пообедать с отцом, вы им тоже замечание сделаете, решив, что это проститутка, отыгрывающая свою роль с папиком?

– Нет, – секунду помедлила с ответом девушка.

– У вас над дверью заклинание, отслеживающее дам легкого поведения, или вы их всех в лицо знаете? – продолжал издеваться граф.

– Нет, – девушка все сильнее втягивала голову в плечи.

– Тогда дайте мне жалобную книгу и позовите директора!

М-да… Попахивает фильмом «Красотка», только вот роль Джулии Робертс меня никогда не прельщала.

Опус графа занял целый лист жалобной книги, а после разговора с директором нас накормили за счет заведения.

– Знаешь, я уже согласна готовить обед на двоих, чтобы больше таких сцен не было. Кстати, а почему бы мне не есть у себя в приемной? А ты в это время нормально пообедаешь в ресторане?

– Тогда можно, я буду тебя на ключ запирать? – допивая чай, поинтересовался граф.

– Зачем?

– Да ты – магнит для мужиков! То этот, как его, Олег, то Родерик. Как в приемную ни зайду, около тебя отирается особь мужского пола.

– Угу, в Средние века в моем мире был пояс верности. Но ты пошел дальше, у тебя целая дверь верности. А если я в туалет захочу? Котоцветок удобрять прикажешь?

– Вот поэтому я этот вариант даже не рассматривал.

И как с ним разговаривать, не матерясь?

Перед дверью кабинета я вернула ему перчатки и поспешила на рабочее место.

Больше в этот день мы и словом не перемолвились. Он уже ушел, когда я решила заранее подготовить все документы к завтрашнему дню. Напевая песню о ГПУ, я раскладывала бумаги по папкам, и тут в дверь постучали.

– Да, войдите.

В щель просунулась физиономия Карлы Людвин.

– Лада, деточка, не уделишь мне десять минут?

– Не вопрос! – Я произвела в уме несложные вычисления и продолжила: – С вас пять серебряных.

– За что? – некультурно открыла рот старушка.

– Так время проститутки оплачивается, если вы не знали. Пенсионерам скидок нет.

У нее от негодования аж дыхание перехватило.

– Я пожалуюсь на твою работу ректору!

– Жалуйтесь на здоровье. Хоть в ООН. Мой рабочий день кончился десять минут назад. Сейчас я на вас трачу личное время. Зато вы сможете похвастаться подругам, что спускаете пенсию на любовь за деньги. Только пол не уточняйте.

Пенсионерка пулей вылетела из кабинета, не забыв хлопнуть дверью.

Я уже собиралась уходить, когда в дверь опять постучали. На этот раз на пороге стоял мальчишка с букетом бело-розовых лилий.

– Лада Борисовна?

– Да.

– Это вам. Распишитесь. Спасибо. Всего доброго.

Нести цветы по холоду я не захотела, поэтому поставила их в вазу, с минуту полюбовалась и пошла домой.

Уже утром, собираясь на работу, я вспомнила, чем в прошлый раз обернулся подаренный мне букет. Поэтому дверь приемной я открывала с дрожью. Но если что и изменилось в помещении, то это воздух. Он пропитался запахом лилий. Ну, меня этот аромат не раздражает, даже приятно.

В девять часов пришел Джонатан. Его появление возвестил громкий чих. Простыл? А я думала, зараза к заразе…

– Доброе… Апчхи… утро. Да что ж, апчхи, такое?

Тут его взгляд упал на вазу с цветами.

– Это, апчхи, что?

Только не говорите мне, что у него аллергия на лилии. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Вот оно – возмездие! Пусть посидит теперь, сопли на кулак помотает.

– Подарок!

– Кому? Апчхи!

– Мне!

Джонатан резко развернулся и направился к себе в кабинет. Хлопок дверью совпал с очередным чихом.

Обед неумолимо приближался.

Граф появился в приемной без десяти двенадцать. Мне стало его даже немного жалко. Глаза слезятся, нос заложен. Но, когда он взял у меня со стола чистый лист бумаги, смял и трубно высморкался в него, жалость как отрезало.

Эверо тем временем потянулся за новой бумагой. Где его воспитание? Или хотя бы носовой платок?!

– Эй! Это договор на целевое обучение!

Чудом успев перехватить лист, я поспешила запереть его в сейфе. Я балдею, дорогая редакция. Я у него что, вроде домашней зверюшки, и стесняться меня не надо? Что дальше? Задницу почешем?

Тут граф душераздирающе вздохнул. Поняла! На публику играем? Ждешь, когда у меня проснутся совесть и сострадание и я выкину лилии? А вот шиш! Я после твоего букетика чесалась. А ты исходи соплями в ответ.

Нет, я имею совесть. Хм, двусмысленная фраза. То ли совесть у меня есть, то ли я ее успешно игнорирую.

Попроси граф вежливо убрать цветы, я бы выполнила его просьбу. Но стоять тут и ожидать, что я, как вышколенная прислуга в его доме, кинусь исполнять его желания по мановению руки? Нет, секретарь – тоже прислуга в какой-то мере, но не горничная ведь!

Тут графу, видимо, надоело, что я не замечаю его страданий. И не успела я и глазом моргнуть, как цветы вместе с вазой полетели в окно. Хорошо хоть, телекинезом воспользоваться не забыл, чтобы створки распахнуть.

Я собиралась закатить скандал, но стук в дверь погасил мой порыв на взлете. На пороге стоял вчерашний паренек. Он замялся, увидев зверскую рожу графа, но быстро собрался с духом и перешел к цели своего визита.

– Вам тут открыточка, вчера забыл доставить.

И, развернувшись, шустро ускакал.

Я с любопытством прочитала послание и скривилась: «Дорогой Ладушке, в благодарность за чудесный обед. Родерик». Ладушка, Ладушка-оладушка, блин! Я ненавижу эту песню и не выношу, когда коверкают мое имя. Мне двадцать четыре года! Я взрослая женщина. Живу самостоятельно и сама обеспечиваю себя. Нечего обращаться ко мне как к младенцу! Он бы еще козу на пальцах показал. Если ловец надеялся завоевать мою благосклонность, то он здорово просчитался.

Тут открытку у меня вырвали.

– Знаешь, у меня чешутся руки объяснить этому вредителю, чтобы он свой гербарий икебанистый держал подальше от моего кабинета, – почесав руки, он с недоверием уставился на них. – Точно, чешутся.

Я подошла и повернула его ладони к свету. Ну, точно! Измазался в пыльце и теперь чешется. Знакомая реакция.

На обед мы ушли позже обычного, пришлось сначала навестить медпункт. В воротах нас нагнал Иден.

– Вы обедать? Я с вами!

Семейная трапеза, какая прелесть.

Он издевается? Граф опять привел меня в то же кафе, где мы обедали вчера. Но теперь у меня два спутника.

– Джонатан, второй раз пожрать на халяву не прокатит!

– Зато обслуга теперь на нас не косится. А в другом заведении дрессировку пришлось бы повторять.

Мы сняли верхнюю одежду и заняли угловой столик. Официантка подошла сразу же. Только через секунду она начала принюхиваться. Да, сельдереем от графа разило не слабо. Еще выгонят нас под лозунгом «Со своей едой нельзя». Но, видно, нагоняй вчера был хороший, поэтому, отдав нам меню, она молча удалилась.

Как самый младший, Иден получил право заказывать первый.

– Мне салат из овощей на гриле с кинзой, вот это мясо и бутылку вина. Ай!

Джонатан опустил руку.

– Тебе компот! А будешь возмущаться, заставлю пить теплое молоко с пенкой! Лада?

– Чай и отварное белое мясо.

Пока ждали заказ, Эверо-младший как-то странно на меня косился. Ясно, хочет поговорить, но при отце боится. Вдруг граф протянул руку и вытащил из волос отпрыска какую-то травинку. Через секунду голова Идена мотнулась от очередного подзатыльника.

– Я что тебе сказал? Прекрати портить казенную флору!

Иден уже собирался возмутиться рукоприкладством отца и тем самым вывести скандал на новый уровень, но тут я не выдержала.

– Хватит! – Я стукнула ладонью по столу. – Мы сюда есть пришли! Джонатан, прекрати распускать руки. А ты, Иден, фильтруй, с кем сидишь за столом. Он твой отец! Ты бы еще у него сигарету и презерватив попросил!

Они уставились на меня с одинаковым укором в глазах. Я невольно сравнила их. Почти полные копии, но есть и отличия. Джонатан матерый, а у его сына черты лица более мягкие и плавные, видно, мать разбавила его внешность. Сынок более субтильный, но, готова поклясться, через пару лет он по мышечной массе догонит отца.

– Что? Я уже устала вам сопли подтирать. Тебе, Джонатан, в буквальном смысле. Вы сейчас поругаетесь, а мне потом одного утешать, а от другого получать по башке за то, что ребенка испортила.

Дальше обед проходил в молчании.

Когда граф удалился в туалет, Иден решился со мной заговорить.

– Ладочка…

Прокладочка, про себя зарифмовала я.

– Иден, какого черта ты коверкаешь мое имя?

– Ну, я хотел добавить интима в наше общение.

– Ребенок, интим в общении – это когда мужчина знает, есть ли на тебе нижнее белье, и если да, то какого цвета. А коверкание чужого имени уменьшительно-ласкательными суффиксами – это инфантилизм. А подобное не каждая девушка оценит. Уж лучше банальные «крошка, детка»… Это хоть и дешевые потуги на брутальность, но девушки ведутся. А вот на сюсюкающего детинушку они вряд ли купятся.

– Ну… Некоторым девушкам нравилось. Особенно одной твоей соотечественнице.

Я махнула рукой.

– Нашел чем укорить. А то я не знаю, что ваши отношения с попаданками во многом объясняются фразой «земные девушки легкодоступны».

– Ты будешь мой моральный облик обсуждать или выслушаешь меня?

Я уже готовилась ответить, но за спиной молодого человека возник его отец. Сделав страшные глаза, я попыталась показать Идену, чтобы молчал.

– Лада, что случилось? С чего такое выражение лица? Чай горячий? Или за этого идиота боишься?

На плечо графинчику легла тяжелая отцовская рука.

– Так что ты хотел Ладе поведать? Давай, не стесняйся. Мне тоже интересно.

Граф сел рядом со мной на диванчик с таким расчетом, чтобы сын оказался напротив него.

– Ну? Я жду. Не заставляй меня подключать своих людей, у них и так сейчас забот достаточно.

Юноша глубоко вздохнул, задержал дыхание на секунду и на выдохе выпалил:

– Мне оказывает знаки внимания женщина старше меня.

Джонатан фыркнул и подтянул к себе блюдце с десертом и чай.

– И что? Так привык молоденьких мещанок тискать, что не знаешь, как с женщиной обращаться? Решил у Лады совета спросить?

Иден втянул голову в плечи.

– Это Марта!

Подавились мы с графом одновременно. Но хлопать по спине графинчик сначала кинулся меня.

– Как давно? – голос Джонатана дрожал. – Надеюсь, тебе хватило ума не выпрыгивать из штанов от счастья?

– Не бойся, я не взял с тебя пример! Она старая!

– Я ее на год старше! – Я решила восстановить справедливость. – А ко мне под юбку ты лез!

Иден удостоился еще одного «ласкового» взгляда от отца.

– Так я папе хотел подгадить! Переспать с его любовницей.

Я упорно не понимала претензий юноши. Хотели? Получите, распишитесь.

– Радуйся. Сейчас любовница твоего отца тоже желает с тобой переспать. Сбылась мечта идиота!

– Так она уж больно активно соблазняется. Причем без малейшего участия с моей стороны. Я ее боюсь! Изнасилует еще.

Настала тишина, прерываемая только стуком пальцев графа по столу.

– И какой у нее резон? – начал он размышлять вслух. – Вызвать во мне ревность? Чушь. Вылетит с работы в момент, как только я узнаю о ее связи с моим сыном.

А вот у меня была мысль, почему Марта так настойчиво лезет к Идену, но для начала…

– Простите, а ничего, что мы в кафе? Нас услышать могут.

Граф сделал жест кистью левой руки и что-то пробормотал.

– Теперь не услышат.

– Прошу прощения за вопрос, а как вы предохранялись?

Теперь подавились граф с сыном.

– В смысле?

– Зельем, заклинанием или маленькой штучкой из аптеки?

Джонатан возвел глаза к потолку.

– Курс зелья. Раз в месяц.

– Дорого?

– Да. Шесть золотых за семь флакончиков.

А цены кусаются, хотя все же дешевле, чем алименты потом платить. Я повернулась к Идену.

– А ты? Делаешь кассу магам или аптекарям?

Иден покраснел и показал пальцами, что второе.

– Так, а теперь второй вопрос. Может ли зелье дать сбой?

– Шанс один к девяти. Но там надо, чтобы совпало несколько факторов, – граф развернулся ко мне и уставился глаза в глаза. – Ты на что намекаешь? Объясни наконец!

– Последний вопрос, и я поделюсь с вами своими мыслями. Родовые артефакты показывают только принадлежность крови к семье или могут точно указать родителя?

До графа дошло.

– Ты думаешь…

– Ты не поверишь, на какую подлость способна женщина, безумно желающая ребенка. А если этот ребенок еще и билет в богатую жизнь…

– Да о чем вы? – взвыл Эверо-младший.

– О том, в какой заднице вы с отцом окажетесь, если ты приврал насчет своей устойчивости к женским чарам. Поэтому советую сознаться, если ты польстился на прелести вашей фамильной грелки.

– Нет, не было ничего! Может, объясните наконец, с чего вы сидите с таким видом, как будто кто-то умер?!

– Джонатан, давай, исполняй родительский долг по воспитанию сына. Тебе слово, – я взяла чашку с чаем и приготовилась слушать полет мысли Эверо-старшего.

– Мы о том, что милая блондиночка решила урвать себе неплохой кусок. От меня она забеременеть не может. Она соблазняет тебя, ты не настолько поднаторел в вопросах контрацепции, поэтому она сможет зачать от тебя. Дальше она либо предъявит живот мне и потом с помощью родового артефакта подтвердит мое родство с ребенком, либо всерьез возьмется за тебя, но своего не упустит.

– А просто послать ее подальше?

Тут не сдержалась я.

– У вас не Средневековье. Суд, признание отцовства и алименты. Это в лучшем случае.

– Почему в лучшем? – поинтересовался Джонатан.

– Помнишь ее дедулю?

Графа передернуло.

– Как думаешь, он останется в стороне, когда узнает о положении своей внучки? Он вполне способен найти закон, которому лет триста, и заставить вас по суду его исполнить. Признать ребенка или, того хуже, жениться.

– Никакой суд не примет его доказательства. Это чушь!

– В моем мире целая страна имеет кучу тупых законов, которые действуют. Так что, Иден, держи штаны застегнутыми и держись от Марты подальше, – от души посоветовала я графчику.

А потом с надеждой обратилась к графу:

– Может, уволить ее?

Джонатан так на меня посмотрел…

– Лада, вот иногда ты говоришь умные вещи. Но иногда… За что я ее уволю? Да я гарантирую, что после увольнения она оденется, как ты, смоет макияж и с видом невинной овечки пойдет по газетам и обществам по защите прав женщин. Мол, мерзавец Эверо ее соблазнил, а когда нашел новую игрушку, – кивок в мою сторону, – уволил. А ведь эта работа – ее единственное средство к существованию, а у нее на иждивении больной дедушка. Знаешь, что со мной сделает пресса?

– Выступи с ответной речью, – пожав плечами, я вернулась к чаю. – У нас такое постоянно. Одна корчит из себя жертву, второй доказывает, что жертва – он, а она коварная соблазнительница.

– Лада, не будь наивной. Я старше и выше по статусу. Никто не поверит, что все было добровольно и инициатива исходила от нее. В глазах людей я буду мерзавцем, использовавшим свое положение, чтобы уложить бедняжку в койку.

– Моника Левински, дубль два.

– Что?

– Да это я так, о своем мире вспомнила.

Джонатан встал, не глядя, кинул на стол несколько монет и протянул мне руку.

– Обед окончен. Пошли работать. А ты, – он ткнул пальцем в сторону сына, – даже на сто метров не приближайся к этой пиявке. Узнаю – пойдешь доучиваться в военную Академию. Будешь тогда не с девушками кувыркаться, а от пола отжиматься.

Он взял меня под локоть и потащил к выходу, на ходу забрав с вешалки верхнюю одежду.

Всю дорогу граф крыл Марту последними словами, «овца» и «тварь» там были самыми цензурными. Наконец мне удалось вырвать руку и остановиться. Он по инерции сделал два шага, но, ощутив отсутствие сопротивления, гневно обернулся. Я встала, что называется, в позу:

– Знаешь, мне надоело это слушать. Если она такая-сякая, почему ты на нее польстился?

– Думал через нее к ректору подобраться.

– Так она секретарша декана.

– А с тобой был дохлый номер.

– Когда это ты ко мне подкатывал?

– Когда я в первый раз пришел к Каралю! Я с порога тебе улыбнулся!

– И что?

– Вот именно! А Марта повелась.

Рука-лицо. То ли у Эверо кобелиная сущность, то ли у Марты, ну, вы поняли. Во всяком случае, эти инь и ян нашли друг друга, а тут влезла какая-то хрень в моем лице.

После обеда работа не задалась. Граф срывался по поводу и без, орал так, что у меня появились мысли воспользоваться пустырничком.

– Лада! Где договоры на целевое обучение? – прокричали из кабинета.

Я сунулась в сейф. Их там не оказалось. Я перерыла все еще раз. Да где же они?

– Лада! – раздалось над самым ухом. – Ты чего копаешься? Где договоры, я спрашиваю?

Не переставая все проверять, я ответила, что их нет.

– Как нет? Ты при мне их в сейф убирала! Или у нас там моль-договороед завелась?

– Скорее, крыса. Я положила их в сейф и ушла на обед. Вы уходили вместе со мной.

– Ты намекаешь, что их украли? Ключи только у меня и у тебя!

Я шустро достала связку ключей, пересчитала.

– Мои на месте. А твои?

Граф извлек из кармана пиджака свой экземпляр.

– Вот он. – Он присмотрелся. – А что это за налет?

Я взяла ключ. Что за ерунда? Но абсолютно точно, ключ пах мылом.

– С него делали дубликат.

– И кто?

– Тот, у кого, помимо нас, мог быть допуск в этот кабинет. Я бы поставила на Марту. Ей было бы проще всего это провернуть. Она близко к твоему телу и, соответственно, пиджаку подобралась.

– Какой смысл?

– Дискредитировать меня в твоих глазах.

Ну да. Я, по ее мнению, увела у нее перспективную партию. Естественно, она не может это так оставить и начинает мстить. Граф как-то странно воодушевился после моей фразы:

– Да? Отлично. Сходи за понятыми, а я вызову своих ребят.

– Зачем?

– Расследовать кражу.

А дальше было шоу. Угадайте, кто приехал? Никола! И этому: кофе подай-принеси, «а булочку можно?», «а без мака?». Гр-р-р.

Но зато он развил бурную деятельность по своей специальности. Опросил вахтера, снял отпечатки пальцев.

– Лада, можно вашу ручку?

Я протянула свою любимую, с орнаментом.

– Не эту.

Я дала другую.

– Да дайте вашу руку наконец!

– Так бы сразу и сказали.

Никола осмотрел мои пальцы и подозвал понятых.

– Прошу обратить внимание. Ногти не имеют следов лака. Вы их не красите?

– А смысл? Уборка квартиры убивает маникюр за десять минут. Кутикулу обработала, ногти подпилила – и достаточно.

– Значит, нет?

– Нет.

– Тогда, понятые, прошу обратить ваше внимание на эти красные полосы около ручки сейфа. Перед вами следы лака для ногтей. Нанесены недавно, поскольку находятся поверх отпечатков пальцев. Оставить их мог только вор. Есть у вас леди с красным маникюром?

Я кивнула.

– Тогда проводите меня к ней.

Мы всей толпой прошли в кабинет декана. Марта была на месте. Нашему появлению она не обрадовалась.

– Леди, добрый день, – Никола поклонился и взял руку Марты, протянутую для поцелуя. – Какой у вас замечательный маникюр. Понятые, попрошу обратить внимание на его цвет.

– А что с ним не так?

– Все отлично! Позвольте, я сделаю пару отпечатков? Хотя по закону мне ваше разрешение не требуется. Это я так, из вежливости. Не каждый день с такой красавицей общаешься.

Заговаривая Марте зубы, он снял отпечатки ее пальцев. У нас с графом их сняли заранее. А через десять минут работы с лупой Никола установил, что ее отпечатки есть на сейфе.

– Это ничего не доказывает! Я подменяла Ладу, когда она была в тюрьме!

– Да, только я после возвращения весь кабинет отмывала со спиртом. Сейф невысокий, мало ли, что на нем делали.

Никола демонстративно достал кандалы.

– По закону я уже имею право вас задержать. Что-то участились аресты секретарш в этой Академии, прямо поветрие какое-то, – наигранно сокрушался он.

Тут решил внести свою лепту граф:

– А похищение документов можно расценивать как саботаж и шпионаж.

Марта заметно побледнела.

– Где документы?

Девушка со слезами на глазах кивнула в сторону окна. На подоконнике стояла хрустальная пепельница с горкой пепла. Никола внимательно изучил ее.

– Есть клок бумаги, экспертам хватит. Обработают его из пульверизатора глицериновым раствором и смогут прочитать. А вы, девушка, поедете со мной.

Когда все разошлись, граф тоже засобирался.

– Ты в тюрьму? Работаешь по старой схеме?

– Нет. Домой. Стану я из-за потаскушки портить легенду о сумасброде – главе попечительского совета. Зато теперь у меня есть повод уволить Марту. Хоть что-то хорошее за день.

После ухода Джонатана и я отправилась домой. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила у своей двери ловца с очередным букетом лилий.

– Занятный у тебя декор. Соседи не жалуются?

– И тебе добрый день, – флиртовать с ним настроения у меня не было. – Чем обязана?

Родерик улыбнулся.

– Птичка на хвосте принесла, что ты лишилась букета. Решил исправить эту несправедливость.

– А птичка не принесла весточку, что мне из-за этого букета весь стол соплями закапали?

Видит бог, я старалась быть вежливой, но денек сегодня выдался не из легких. Единственное, чего я хотела, так это лечь и полежать. Но мужчина специально встал так, чтобы я не могла пройти.

– Ну, извини! Я надеялся, что он поступит проще и сам уйдет подальше от аллергенов.

– Так ты специально лилии прислал?

– Да. Надеялся, пока нет начальства, украсть тебя на пару часиков.

– Откуда про цветы узнал? – хмуро поинтересовалась я.

– Опросил любовниц.

Надо же, не поленился, информацию разыскал.

– Ладюнчик, ну не злись, – он приобнял меня за талию.

Ладюнчик?! Куда руки потянул? Все, это было последней каплей! Пусть думает что хочет: что у меня ПМС, обострение психической болезни или внезапно возникшая стервозность, – плевать.

Когда он протянул мне цветы, я перехватила их поудобнее и хлестнула его по лицу. Он растерялся, я оттолкнула его и вставила ключ в замок, но опять почувствовала его руки у себя на талии.

– А ты с характером. Хорошо, что я не розы купил.

– Руки убрал от нее! Апчхи!

Наверное, завтра небо упадет на землю, но я была рада слышать голос Эверо. А вот ловец не обрадовался свидетелю и перешел в наступление:

– Иначе что? Порадуете весь местный серпентарий пикантной сплетней о том, как не поделили со мной бабу и кинулись в драку?

Но Джонатан не торопился распускать руки и решил пойти официальным путем:

– Нет, я расторгну контракт с вашим отрядом. Сомневаюсь, что ваши сослуживцы и начальство оценят, что из-за, как вы выразились, бабы они лишились большей части выгодных заказов. Напомню, Академия нанимает треть попаданцев.

Родерик не стал скандалить дальше, сплюнул на пол, развернулся и, всучив букет графу, пошел на выход.

Цветы граф испепелил.

– Ты зачем его спровоцировала?

– Чем?!

– Сопротивлением! Он ловец, погоня и охота у них в крови!

– Да? Принимаю знаки внимания – ругаешься. Посылаю мужчину куда подальше – опять ругаешься. Знаешь что? Пошел ты к черту!

Еще и дверью хлопнула. Наконец я дома! Кстати, а что Эверо делал в общежитии? Но выйти и спросить не позволила гордость.